Текст книги "Маэстро Воробышек"

Автор книги: Владимир Длугач

Соавторы: Сергей Романов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

– Ну, вы конечно их всех разнесли на части, – откинувшись на спинку дивана, сказала Тангенс с едва заметной усмешкой.

Начав врать, Николай теперь уже врал увлеченно:

– Я знаком с приемами самбо. Сбил одного с ног, второго. Но пока я дрался, женщина убежала вместе с чемоданчиком. Удрали и те двое. И остался у нас один только ваш портсигар… Я забыл ведь вам сказать, когда мы хотели закрыть чемоданчик, в него портсигар не влез. Ну, я и положил его в карман. А дальше не так уж интересно. На портсигаре мы обнаружили надпись, по ней я и нашел вас…

– А в милицию не заявляли? – с беспокойством спросила Тангенс.

– Пока нет.

– Очень хорошо, – облегченно вздохнула девушка и повторила: – Очень хорошо. – Потом подошла к двери в соседнюю комнату и открыла ее. – Идите сюда. Я вам сначала покажу… Это кабинет моего деда.

Николай заглянул в кабинет. Он был тесно уставлен мебелью красного дерева. Тяжелый письменный стол, огромный, обитый кожей диван, такие же кресла, массивный книжный шкаф. На стенах висели старые, пожелтевшие от времени афиши, на которых во множестве повторялась фамилия «Раздольский». На стенах, на столе, на этажерках и полках были фотографии красивого мужчины с бритым актерским лицом, каких-то старомодно одетых дам и мужчин. И всюду красовались разные шкатулки, вазы, сервизы, настольные часы…

– Это все, – пояснила Тангенс и без всякого почтения махнула рукой по направлению к шкафам, полкам и этажеркам, – подарки дедушке… Теперь слушайте. Один мой знакомый, студент, попросил меня не так давно… О, я проклинаю себя за то, что согласилась на его просьбу! Он куда-то шел, на какую-то вечеринку и попросил, чтобы я дала ему дедушкин портсигар. Знаете, бывает у мальчишек такое…

– Конечно, бывает, – согласился Николай.

– Он хотел похвалиться им. Я сглупила и дала портсигар. Конечно, чтобы он обязательно вернул на следующий день…

– И что же случилось?

– Подождите, не перебивайте. – Тангенс прислонилась к тумбочке. – Он отправился в гости. Портсигар на самом деле произвел впечатление. Ночью возвращался домой. Где-то на Ольховской вышел из троллейбуса, кругом ни души. Только слышны гудки паровозов, там ведь рядом железная дорога, вокзалы. И вдруг кто-то сзади его окликнул. Ну, как обычно – дайте прикурить. И дальше все то же, как обычно – ограбили его до нитки… И портсигар. А это дедушкина реликвия, и самая любимая…

– Подождите, теперь я ничего не понимаю. В чемоданчике была куча вещей. Мы с Витькой думали, что все это из одной квартиры…

– Наверно, все это было награблено в разных местах. И вдруг – приходите вы и приносите этот портсигар. Ведь я мучилась, не знала, как сказать родителям, дедушке… Я даже не представляю, как смогу отблагодарить вас за это.

До этой встречи Николай ничем не отличал девчонок от ребят. Такие же хорошие спортсмены, такие же товарищи, друзья. Может быть, они были иногда зубрилами, хихикали кстати и некстати, ревели по пустякам, вот и вся разница. И даже те знаки внимания, которые оказывали ему школьницы, приветствовавшие каждую его спортивную победу, он относил за счет их любви к спорту. А вот перед этой почти совсем не знакомой ему девушкой с прищуренными глазами и тихим голосом, перед ней он почувствовал какую-то необъяснимую робость. И все же понимая, что не имеет права отдавать портсигар, Николай постарался сказать как можно суше:

– Вы напрасно меня благодарите. Мы хотели только разузнать подробности, а потом передать все это следственным органам. Ведь речь идет о крупных преступниках, их надо поймать, вернуть вещи владельцам. И вы не сердитесь на меня. Нет, вы конечно получите портсигар, но через милицию.

– Все так, все так, – тихо произнесла девушка, – долг, обязанности, содействие милиции. Но что же мне делать? – Она с тоской посмотрела куда-то в пространство, между портретом дедушки в роли Пимена и огромной трубой старинного граммофона, подаренного ему на нижегородской ярмарке в 1902 году. – Подумать только, внучка, любимая внучка по своей глупой доброте отдала кому-то его вещь, память молодости, славы… – Она немного помолчала, потом вдруг спросила: – Николай, у вас есть дедушка?

– Да… То есть, нет… Был, но умер.

– Но все-таки был. Значит, вам понятно мое состояние.

Николаю стало очень жаль эту беспомощную, не знающую, как выпутаться из беды, девушку. Он тоже посмотрел на стену кабинета, туда, где висел другой портрет дедушки, уже в роли Дона Базилио, и спросил, не глядя на Тангенс:

– Как же быть?

Она прошлась по комнате, подошла к балконной двери, остановилась возле нее. Стояла долго, совсем неподвижно, чуть сгорбившись. Потом круто повернулась и быстро приблизилась к Николаю:

– Николай, милый, послушайте. Я вам не все сказала, и вы не спрашивайте меня ни о чем. Во всяком случае, сейчас не спрашивайте. Потом, может быть, я сама все расскажу. Но если кто-нибудь узнает обо всей этой истории с портсигаром, это будет такой позор! Позор для меня! А ведь милиция и без вас все распутает, у нас ни один вор не уходит от наказания. Поймают и эту женщину и ее сообщников… А вам что? Только и всего, что гордиться будете – благодаря мне раскрыто преступление… Но ведь это все пустое. А меня погубите. Подождите, Николай, не отвечайте. Я вам клянусь, Николай, пройдет немного времени, я сама все расскажу дедушке. А тогда, пожалуйста, действуйте, как хотите, если еще нужно будет. Ну, обещаете мне? Будете молчать?

Николай порывался несколько раз прервать девушку, попробовать что-то возразить ей, но когда она замолчала, он не нашел ничего лучшего, как ответить вопросом на вопрос:

– А что я скажу Виктору? Ведь я ему должен все объяснить.

– А вы скажите, что уже все дело раскрыто, что воры арестованы и сидят за решеткой. Не хватало только одного портсигара. И передайте ему, что вся наша семья очень благодарит его и вас.

Николай задумался.

– Хорошо, – сказал он наконец. – Что-нибудь выдумаю. И не беспокойтесь, очень прошу вас.

Последняя фраза вырвалась у него помимо его воли. Никогда еще не позволял он себе так раскисать, а тут… «Симпатичная эта Тангенс-Котангенс», – подумал Николай, с нежностью повторяя про себя это странное прозвище.

– Тогда дайте мне портсигар, я положу его на место, – произнесла вполголоса девушка.

Николай, уже не раздумывая, отдал ей вещь, с которой так недавно связывалось у него с Виктором столько надежд. Тангенс открыла ящик письменного стола и небрежно бросила туда портсигар. Захлопнула ящик. Николай посмотрел на старинные часы, стоявшие на этажерке, и тут же начал собираться.

Тангенс вызвалась его проводить.

Они вышли на вечернюю улицу. Возле Дома кино и Дома литераторов стояли вереницы автомобилей.

– Здесь жила когда-то Наташа Ростова, – показала Тангенс рукой на большой полукруглый двор и дом с колоннами.

«Надо бы и мне что-нибудь умное сказать, – подумал Николай, – а то совсем дураком веду себя». Но ничего так сразу не нашел и только утвердительно кивнул головой.

На площади Восстания они попрощались. Тангенс попросила заходить, Николай с сомнением произнес: «Нужен я вам». А девушка улыбнулась и многозначительно сказала, что очень нужен, и добавила, что хорошо, если бы он зашел послезавтра, потому что у нее соберется большая компания и будет очень интересно. И Николай в самом прекрасном настроении вскочил в троллейбус.

Было уже совсем поздно, когда он вернулся в лагерь и вошел в свою палатку. Чтобы никого не разбудить, Николай стал тихонько пробираться к койке. Сел на постель и начал снимать ботинки.

– Колька, ты? – вдруг услышал он в темноте шепот Виктора.

– Да, я… Спи, завтра расскажу.

– Какое, тут не до сна, – Виктор поднялся со своей койки. – Он совсем не раздевался. – Как там?

– Говорю, завтра, – деланно зевнул Николай, которому очень не хотелось сейчас говорить с Виктором, врать, изворачиваться. – Спи.

– Нет, давай сейчас.

Николай снова натянул ботинки и вышел вместе с Виктором из палатки.

Над рекой висел белый туман. Где-то внизу квакали лягушки.

– Хорошо как, – сказал Николай и еще раз зевнул, на этот раз уже по-настоящему.

– Ну, как там? – нетерпеливо повторил Виктор, усаживаясь на скамейку возле палатки.

– Да что говорить. Я нашел адрес, поехал туда, застал этого старого Раздольского. Кража у него действительно была. Но нам с тобой, Витька, просто сказать, бесповоротно не повезло. Милиция уже все вещи нашла… И воров поймали как миленьких – эту женщину и еще троих, у них там целая банда была. Не хватало только нашего портсигара. Когда я его показал Раздольским, ты не представляешь, как они обрадовались! Семейная драгоценность, память какая-то… Тебя просили благодарить… Вот и вся история.

Николай потянулся.

– Ну что же, – сказал после некоторого молчания Виктор, – можно считать, все хорошо получилось. Теперь их будут судить, и по заслугам. Но ты знаешь. Может, мне все же надо будет пойти в милицию. Мои показания, наверное, пригодятся.

Всю сонливость Николая как рукой сняло.

– Не надо никаких твоих показаний! Я уже все сам сделал, говорю же тебе. Уже все ясно. А если что, я тебе тогда скажу.

– Ладно, как знаешь, – согласился Виктор. – Только я думал, что вот помогу найти преступника, обо мне по-другому будут говорить здесь, в лагере. По-мальчишески, я знаю, все это, но хоть так успокаивал себя…

С неба сорвалась и понеслась вниз светящаяся точка. Николай сказал:

– Метеор… Глупый же ты парень, ей-богу. Из-за ерунды падаешь духом. Давай лучше спать, завтра разберемся.

Он поднялся и, на ходу снимая с себя рубашку, направился к палатке. Виктор медленно пошел вслед за ним.

ТОРЕАДОР И ПАСТУШКА

Когда Анюта проснулась, уже рассветало. Матери в доме не было, пуста была и кровать отца.

Анюта вскочила, быстро оделась и вышла на крыльцо. Во дворе перед большим деревянным корытом сидела на корточках мать и размешивала толстой палкой варево из картофельной шелухи и прочих, видимо, очень вкусных вещей, потому что несколько поросят и огромная свинья с нетерпением тыкались в корыто.

– Вот хорошо, что ты встала, а то мне надо уходить, – не оборачиваясь к дочери, проговорила мать и оттолкнула локтем самого назойливого поросенка. – Ну, черт лысый, успеешь. Дармоед несчастный!

– Иди, опоздаешь, – сказала Анюта, взяла у матери палку и принялась вместо нее мешать варево. – Отец давно ушел?

– Давно. Уже в поле, наверное. И я побегу… Так ты всех накормишь?

– Всех, никого не обижу.

В самом деле, обидеть никого нельзя было – ни «лысого черта» и его сородичей, ни белых чистеньких кур, тоже ожидающих, когда их позовут к столу, ни важных нахохлившихся петухов, честно выполнявших свою утреннюю «работу» – прокричавших на всю деревню голосистое «ку-ка-ре-ку». Нельзя было оставить голодным и дворового пса Салтана, имевшего, несмотря на свою царскую кличку, довольно жалкий и понурый вид. Надо было накормить и кота Ваську, который в ленивой позе лежал на перилах крыльца и делал вид, что его вовсе не интересует такая проза, как утренний завтрак.

Наконец свиньи получили свою порцию. Наступила очередь кур и петухов, потом Анюта налила Салтану остатки вчерашнего борща. Теперь уже не стерпел кот-лицемер и, сбросив с себя маску полнейшего равнодушия, ринулся прямо к собачьему завтраку. Но Салтан, хотя и был с ним в обычное время в приятельских отношениях, сейчас зло огрызнулся, и Васька отскочил в сторону.

Затем Анюта принесла из колодца ведро воды, переоделась в другое платье, а грязное постирала и повесила на веревке.

Еще с вечера Анюта хорошо знала, за какое дело возьмется с утра, каким займется позже. Прежде всего она прошла на животноводческую ферму. Надо было проверить, правильно ли составлены рационы кормления телят, за выращивание которых несла ответственность ученическая бригада.

– Ну, как, Женька? – спросила она. – Смотри, если привесы снизятся, расправимся мы с тобой.

– Не беспокойся, ничего не снизится, – уверенно заявила Женька. – Смешно даже слушать, говоришь как с маленькой.

В общем, здесь, на животноводческой ферме, все было в порядке. Теперь по плану надо было проверить, что делается на птицеферме, потом зайти к кролиководам. А потом поговорить с ребятами насчет предстоящего районного слета юннатов и, наконец, зайти к председателю колхоза и добиться, чтобы колхоз выделил их бригаде участок, на котором можно будет ставить опыты по выращиванию высоких урожаев всех сельскохозяйственных культур.

Но по дороге на птицеферму ее перехватила Дуся, краснощекая девушка.

– А я избегалась, всюду ищу тебя.

– Что еще случилось? – спросила Анюта.

– А случилось то… – Дуся откинула назад волосы и размеренным голосом продолжала: – Тольку, пастуха нашего, вызывают в район. Он должен срочно явиться. Его хотят в школу механизаторов отправить. Нужно его сейчас заменить. И некем.

– А ты? Ты не можешь?

– Я? – Дуся посмотрела на Анюту убийственным взглядом. – Ты же знаешь, что я на прополке. Тоже не маленький участок!

– Знаю, знаю.

Анюта задумалась. Перебрала в памяти всех ребят. Да, заменить Толю действительно было некем. И тут же решила перестроить свой план и самой заменить пастуха.

Стадо – семьдесят четыре коровы – паслось на широком пастбище у реки. Весной, когда река разливалась, все поле оказывалось под водой, и тогда ребята ездили по нему на лодках. А сейчас оно густо заросло зеленой травой, настолько сочной, что можно было понять коров, которые с таким аппетитом поедали ее. Поле с трех сторон было окружено лесом, и Анюта думала, что должно быть оно очень красиво выглядит с самолета – ярко-зеленая площадка, окруженная с трех сторон черным лесом, а с четвертой – рекой.

– Наконец-то! – обрадовался Толя, увидев Анюту. – А то понимаешь, что написано. – Он показал девочке письмо из райсовета. – О неявке не может быть и речи, дело такое.

– Ну, иди, иди, – сказала Анюта и взяла из рук мальчика огромную пастушью плеть. Это означало, что вся полнота власти над животными перешла теперь к ней.

Анюта осталась одна. Книги у нее с собой не было, да сейчас и не хотелось читать. Она села на землю возле большой муравьиной кучи, легонько ткнула пальцем в землю – муравьи забегали вокруг отверстия, и через минуту оно было заделано. Одна корова подошла слишком близко к обрыву. Анюта встала и отогнала ее. Потом снова села. Нет, она никуда не уедет отсюда, когда окончит школу. Она любит эту милую ей с детства природу, полюбила работу на ферме, в поле.

Из-за леса показался невысокого роста человек. Анюта стала всматриваться. Кто бы это мог быть? С рюкзаком на спине, и, видно, тяжелым, потому что человек с трудом передвигал ноги. Да это же Виктор, Витька из спортивного лагеря! Ну да, он! Куда же он направляется?

Анюта встала, приложила руки ко рту в виде рупора и крикнула:

– Э-э-эй! Иди сюда!

Виктор бросился в сторону. Потом остановился и повернул к Анюте. В нескольких шагах от девочки снова остановился.

– Имей в виду, я не тореадор… И даже не матадор… И не пикадор…

– К чему ты это говоришь?

– А к тому, что с коровами никогда не имел дела. А проще говоря, боюсь их.

Сделав это чистосердечное признание, Виктор уже откровенно отошел в сторону от коровы, которая приближалась к нему, увлеченно поедая траву. Анюта подошла к Виктору и взяла его за руку.

– Нечего бояться, они совсем безобидные… Давай, посиди со мной.

Виктор снял с себя рюкзак, опустил его на землю.

– Далеко собрался? – поинтересовалась Анюта.

– В Москву.

– Надолго?

– Навсегда.

Анюта удивленно посмотрела на него, но не стала больше расспрашивать. После некоторого молчания сказала:

– Ты не любишь природу?

– Нет, отчего же.

– Странные вы, городские. – Она передразнила Виктора: – Нет, отчего же… Разве обо всем этом, – Анюта обвела глазами полянку, лес, – говорят так спокойно?

Виктор, казалось, не слушал ее. Он о чем-то думал, наверное, совсем не о том, о чем она говорила. А ей почему-то страшно захотелось, чтобы этот городской мальчишка был сейчас с ней заодно.

– Вот ты посмотри на эту полянку, посмотри, – Анюта начала даже волноваться. – Прищурь немного глаза и посмотри. Ты знаешь, как я называю ее? – Виктор был первым, кому она говорила о таком сокровенном. – В мыслях, конечно. Ясная полянка. Когда мне тяжело, я прихожу сюда. И когда весело, тоже иду сюда. Знаешь, иногда кажется, что вот возьму я кисть в руки, обмакну в краски и нарисую такую прелесть.

Она ждала, что скажет Виктор. На секунду ей стало жалко, что она так глупо разоткровенничалась. Но Виктор уже прищурил глаза и внимательно смотрел на полянку.

– Слушай, ведь это очень хорошо… – Он медленно повторил. – Ясная полянка. Это как музыка. Смотри, солнце ее всю залило. – Он повернулся и лег на живот. – И тени от деревьев.

Анюта благодарно посмотрела на мальчика. Теперь ей захотелось узнать, что с ним случилось. Что с ним что-то случилось, она теперь в этом была уверена. Подумала только, что, может быть, неделикатно лезть со своими расспросами. Потом вдруг решилась.

– Неужели навсегда?

– Что – навсегда?

– Да уезжаешь навсегда.

– Да, – угрюмо ответил Виктор. Но тут же вскочил на ноги. – Держи ее, держи!

Медлительная неповоротливая корова, пережевывая траву, приближалась к месту, где только что лежал Виктор.

– Ну, Лыска, – ласково прикрикнула Анюта и легонько оттолкнула корову в бок. – Иди отсюда.

Лыска отошла, отмахиваясь хвостом от мух.

С опаской посматривая на нее, Виктор вернулся на прежнее место.

– А почему? – спросила Анюта.

– Что почему? – снова не понял, о чем идет речь, Виктор.

– Да уезжаешь-то навсегда почему?

– Долго рассказывать, – слабо улыбнулся Виктор.

– Ничего, говори, – сказала Анюта, потянулась к ромашке, сорвала ее и начала выдергивать один лепесток за другим.

– И не интересно, – продолжал Виктор.

– К черту пошлет! – воскликнула Анюта.

– О ком это? – спросил Виктор.

– Просто так, ни о ком. Ну, будешь говорить?

Виктор поднял голову – Анюта смотрела на него с дружеской заинтересованностью. Он почувствовал, что не из простого любопытства расспрашивает его девочка.

– Если не интересно будет, скажи, я тогда перестану.

– Скажу, скажу обязательно, – улыбнулась Анюта и уселась удобнее, подобрав под себя ноги.

Виктор снова лег на живот, взял в рот травинку.

– Не знаю, кто во всем виноват… Я или мама… У меня отца нет… А может, оба мы с ней виноваты. Но, понимаешь, Анюта, с детства меня все считали слабеньким. Вернее не считали, а так на самом деле было. Я часто болел, со мной много возились. Знаешь, чем больше возятся, тем хуже. Есть дети, которые все жрут подряд, черный хлеб, картошку, и они такие здоровые.

– Да, это часто бывает.

– А меня пичкали виноградами и всякими витаминами. Меня пичкают – а я болею. Мама говорит, что по моей карточке, которая в поликлинике, можно целую энциклопедию детских болезней писать. Понимаешь, просто не было такой болезни, которой я не болел бы. Ну вот, слушай дальше. Поступил я в школу. Меня освободили от занятий физкультурой. – Виктор вдруг замолчал. Потом повернулся на бок. – Не знаю, интересно все это тебе?

– Очень, очень, – сказала Анюта вставая. – Ты только прости, я сейчас…

Она побежала к кустарнику, откуда выглядывала морда случайно забредшей и не знавшей как оттуда выбраться коровы. Потянула ее за рога, вытащила из кустарника и вернулась на место.

– За ними только следи и следи, – пояснила она, снова усаживаясь рядом с Виктором. – Ну, рассказывай.

– В школе все, кто хотел, обижали меня. И только один нашелся, ты его знаешь, это Николай.

– Николай? – переспросила Анюта.

– Да, Николай. Он подружился со мной, хотя и был самый сильный в классе. Это часто бывает.

– Знаю, – кивнула головой девочка.

– Он всегда защищал меня, когда ребята нападали. Стыдно рассказывать об этом. Рано нашли у меня способности к музыке. Начал учиться играть на рояле. Дома меня ограждали от всего, ничего не разрешали делать, чтобы руки мои не огрубели. Мама все подавала, убирала за мной. И стал я привыкать к тому, что мне – все, а я другим – ничего. Я знал одну только музыку. Можешь ты меня понять, музыка стала целью моей жизни. Только не смейся.

– А я и не смеюсь. – Анюта задумчиво теребила цветок. – Я сама, если полюблю что-нибудь…

– Бывает же так, что какое-нибудь дело заполняет все твое время, все мысли твои, всю жизнь… Ради него на все можно пойти. – Виктор говорил, не глядя на девочку, не замечая волнения, с каким она слушала его. – И вот я уже выступал у себя в училище, вообще стал почти что настоящим музыкантом. Будущее было ясным и безоблачным. – Виктор оглянулся вокруг, даже улыбнулся. – Вот как сегодня – и небо безоблачное и воздух такой ясный. А потом… У тебя, наверное, не было еще настоящего горя, а вот ко мне оно пришло. Не стало у меня хватать сил для занятий. – Он поднял руку и сразу же опустил ее. – Не могу я такой рукой играть те вещи, которые должны играть настоящие пианисты. Когда я понял это, мне показалось, что жизнь моя кончилась. К роялю перестал подходить, ноты забросил. И тут все взялись за меня. Учителя – и школьные и музыкальные. И Николай. Пристали к моей маме, уговорили ее отпустить меня сюда, в этот лагерь. И меня сагитировали – мол, в лагере наберешься силы, станешь человеком.

– Тогда чего же ты горюешь? – перебила его Анюта. – Поживешь в лагере, поздоровеешь.

– Подожди. Приехал я сюда. И тут мне сразу не повезло – перегрелся на солнце, попал в больницу. Ты помнишь, тогда ехала со мной из больницы. И это еще не все. Пойми ты, ведь я ничего не могу делать на этих проклятых брусьях, кольцах, козлах и ослах. Весь лагерь надо мной смеется. Самая слабая девчонка из младшего класса смотрит на меня свысока. И я решил.

Анюта бросила быстрый взгляд на туго набитый рюкзак, который лежал на траве рядом с Виктором.

– И ты решил уйти из лагеря?

– Да.

Они замолчали. Тишину нарушало только монотонное жужжание пчелы. Анюта отогнала ее рукой.

– Слушай, – прервала она молчание, – ты неправ.

– И не одно это, – запальчиво воскликнул Виктор. – Недавно со мной еще такое случилось. Я только не могу говорить тебе. Все одно к одному.

– Ну и не говори. И все равно ты неправ. Вот я не так давно прочитала у Гейне. Природа может достигать больших результатов с наименьшими средствами. В ее распоряжении только солнце, деревья, цветы, вода и любовь. Кажется, так.

Виктор удивленно посмотрел на девочку.

– Ты, наверное, круглая отличница…

– Ну, не совсем так. Но я не об этом. – Она медленно повторила: – Солнце, деревья, цветы, вода и – любовь… А ты знаешь, о какой это любви он говорил? Думаешь, о такой, когда целуются, женятся, ревнуют? Мне кажется, не о такой. А вот о такой, как у тебя к музыке. Вот ты только что сказал: эта полянка, как музыка. И я поняла тебя. Мне кажется, ради вот этой красоты я все сделала бы. Если бы кто пошел на нас, захотел отнять все это, взяла бы у отца берданку и стала бы защищать эту траву, нашу пчелку, деревья… А ты… Хочешь бежать. Ведь ты бежишь не из лагеря, ты бежишь от своей музыки. И отчего? Оттого, что какие-то глупые девчонки смеются. Да чем больше они смеются, тем сильнее ты должен злиться и наперекор им заниматься физкультурой. – И вдруг неожиданно добавила: – А этот твой Николай молодец… И хороший товарищ.

– Он очень хороший парень! – с энтузиазмом воскликнул Виктор, радуясь, что и Анюта оценила его друга.

– Ну так как же? – спросила Анюта.

– Что как же?

– Останешься?

Виктор положил свою руку на руку Анюты. Девочка удивленно посмотрела на него, но руки не отняла.

– Я тебе не все сказал. То, что я тебе расскажу, это… В этом стыдно сознаваться, но мне хочется тебе сказать. Мне легче будет, если и ты узнаешь об этом. Можно?

Анюта молча кивнула.

– Меня недавно избили здесь.

– Как здесь? В лагере?

– Нет. Помнишь, мы ехали в машине. И села к нам женщина с чемоданчиком. Я пошел тогда за ней. А в чемоданчике знаешь, что было? Полно в нем было всяких драгоценных вещей, конечно краденых…

– Краденых? – Анюта раскрыла глаза.

– Ну да. Я хотел женщину задержать, а она набросилась на меня и избила.

– Избила? Из-за этого расстраиваться? Ведь есть, Витя, и сильные женщины, гораздо сильнее мужчин. Посмотри, выйдет такая ядро толкать, ужас просто. А в милицию ты заявил? Надо обязательно заявить. Вот и остался бы, помог милиции разыскать преступницу.

Виктор медленно поднялся и взял в руки рюкзак.

– Нет, ты меня не уговоришь. А с этой воровкой уже все. Ее арестовали. И оставаться мне незачем. Я все уже думал и передумал. Ночи не спал. Ты не знаешь, как мне трудно было решиться ехать сюда, а еще труднее – уезжать. Но раз решил – все. Я буду дома работать, с гантелями, гирями… И стану сильным, увидишь. И они увидят, что я на что-то годен. А посмешищем быть не хочу. – Он проговорил все это со злостью, как будто Анюта была в чем-то виновата. – Не хочу, понятно?

– Как знаешь, – сказала Анюта и тоже встала. – Потом будешь жалеть.

– Не буду, – упрямо отрезал Виктор, вскидывая на плечо рюкзак. – До свидания, Анюта.

– До свидания, – Анюта помогла ему надеть лямки на плечи. – Ты хоть иногда сюда приезжай.

– Приеду. К тебе приеду в гости, к вашим ребятам.

Он сделал несколько шагов и остановился – перед ним морда к морде стояли две коровы. Животные испуганно шарахнулись в стороны. Виктор посмотрел на Анюту.

– Я тебе говорил, – сказал он усмехнувшись, – что я не матадор. А смотри, не я, а они убежали от меня.

– Если захочешь, станешь не только матадором, но и пикадором и тореадором, – рассмеялась Анюта. – Немного силы воли, внутренней дисциплины.

– Ой, боже мой. Только ты, пастушка моя, не читай лекций, – улыбнувшись сказал Виктор, повернулся и быстро зашагал по направлению к шоссе.