Текст книги "Маэстро Воробышек"

Автор книги: Владимир Длугач

Соавторы: Сергей Романов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

НА СУД ТОВАРИЩЕЙ

Место было, пожалуй, самое глухое и заброшенное место во всех Бережках. Сюда вот уже вторую неделю ежедневно, в определенный час – перед обедом, – приходили Леонид Васильевич и Виктор. Здесь, в полной тайне, скрытый от насмешливых взглядов Олега, Генки и других ребят, Виктор приобщался к спорту.

Ветка дерева служила им перекладиной, пень – козлом, кольца и веревки они приносили с собой… На этих самодельных снарядах работал Виктор, а Леонид Васильевич с терпением, которое поистине можно было назвать ангельским, учил его правильным приемам. После занятий, прежде чем идти в лагерь, они отдыхали, сидя тут же на траве. Виктор рассказывал о своих занятиях музыкой, о профессорах, много говорил о матери. Леонид Васильевич рассказывал Виктору о том, как мечтал стать спортсменом, как нелегко было ему этого добиться. Так было каждый день, так было и сегодня.

После короткой разминки Леонид Васильевич вскочил на бревно, прошел по нему вперед, назад, потом, не касаясь его руками, не спеша присел и, перевесившись к земле, достал левой рукой лежавший возле бревна слабо накачанный волейбольный мяч.

– Попробуй сделать, как я.

Виктор вскочил на дерево. Присел, наклонился к мячу, но мяч каждый раз выскальзывал из пальцев. Тогда он попробовал поднять его за шнуровку.

– Э, нет, так не пойдет… Давай по-честному, – нахмурился Леонид Васильевич.

Виктор еще несколько раз попробовал проделать упражнение, и в конце концов мяч оказался в его руках.

Потом они вместе сделали небольшую пробежку по лесу и вернулись на место своих тренировок.

Леонид Васильевич посмотрел на часы.

– Пора.

Они сняли с дерева кольца, уложили их в чемодан. И пошли к лагерю напрямик, через лесную чащу. Виктор шагал впереди, грудью раздвигая ветки деревьев. Он представлял себя по меньшей мере Ильей Муромцем, и только не хватало его могучей руке тяжелой богатырской палицы. Наконец они выбрались на лесную тропинку и пошли рядом.

– Я давно уже хотел сказать вам, – смущенно начал Виктор, – но не умею как следует благодарить.

– А кого и за что тебе надо благодарить?

– Вы сами знаете.

– Виктор, я не слышал, как ты играешь. Но мне очень хочется, чтобы ты мог продолжать занятия музыкой.

– И ради этого вы теряете столько времени? Так возитесь со мной. Ведь это… Это то, что называют человеческим отношением.

– А какие же у нас должны быть отношения? Сверхчеловеческие? – пошутил Леонид Васильевич.

Они подошли к лагерю. И как всегда, в целях конспирации разошлись.

Выйдя к реке, Виктор сбросил с себя нехитрые свои одежды и, громко шлепая по воде ногами, побежал к более глубокому месту, где можно было нырнуть. Теперь он уже умел плавать и не боялся удаляться далеко от берега.

По реке медленно двигалась лодка, в ней были Лена и доктор. Виктор подплыл к ним.

– А, Виктор! – встретила его Лена. Они сидели вместе с Дмитрием Ивановичем на одной скамейке и держали одно весло. – Вот, учимся грести… Дима способный ученик…

– Вообще, я в спорте не новичок, – сказал доктор и бухнул в воду весло с такой силой, что брызги разлетелись во все стороны. – В институте бегом занимался, а вот грести не приходилось.

– Ленка вас быстро научит! – успокоил его Виктор. – Она у нас мастер по этой части.

Лена бросила на Виктора благодарный взгляд, – ей приятно было, что в присутствии доктора ее похвалили. И постаралась не остаться в долгу:

– А Виктор наш, смотрите, уже плавает! Ведь он раньше до смерти боялся воды.

– Хотелось бы знать, а вы боитесь чего-нибудь? – спросил доктор, который с некоторых пор стал видеть в своем добровольном тренере одни только совершенства.

– Ничего! Хотя нет, боюсь милиции! Ой, Витька, как мне страшно идти туда!

– В общем, давай договоримся так, – предложил Виктор, продолжая держаться за борт лодки. – Сначала я этой Лопатиной всю свою историю расскажу, о путанице с чемоданом, драке с гадалкой, а потом уже ты начнешь плакать.

– Там я плакать не буду, – твердо заявила Лена. – А то в самом деле… Я уже говорила Диме, ведь я комсомолка, а на меня такой поклеп. Еще мама узнает, и ребята в школе засмеют.

Доктор никак не мог забыть, с какой самоотверженностью собиралась Лена защищать его перед комиссией. И разве мог он сейчас оставаться безучастным? И он мужественно заявил:

– В крайнем случае я с вами пойду!

– Ладно, после обеда пойдем, – прервал их Виктор, оттолкнулся от лодки и поплыл к берегу.

Здесь уже было полно ребят, гревшихся на солнце. Виктор пошел вдоль реки – он любил после купанья прогуляться.

– Эй, Витька! – окликнул его Рудик. – Это уже не порядочно!

– Что не порядочно? – остановился Виктор.

– Ты же знаешь, а делаешь вид, что тебе непонятно. Могу напомнить. Мы готовим специальный номер газеты, хотим посвятить ее словам Калинина, что в человеке все должно быть гармонично. А твоя статья – главная в номере. И помни, ты должен рассказать, как в вашем «Спутнике» ребята получают очки и за спортивные достижения и за музыку, ну и за другие искусства. В общем, дай рассуждения на эту тему. И примерчики приведи, ну и о себе можно… Нечего скромничать.

– Когда надо? – коротко спросил Виктор.

– Вчера надо было. Ну, в крайнем случае, послезавтра. Только не позже.

– Хорошо, сделаю.

Виктор побрел дальше. Дошел до конца пляжа, вернулся обратно. Моцион закончен, теперь можно тоже поваляться на песке вместе с ребятами.

– Придется тебе, Генка, все-таки выступить за него, – почти просительно говорил Олег.

Генка ухмыльнулся.

– И не подумаю. Сказал, что не буду, значит, не буду.

– Но это же, знаешь, как называется! – Олег вскочил на ноги, но тут же снова плюхнулся на песок. – Ладно, потом договоримся. Доктора не интересуют наши спортивные дела.

– Почему это, – обиделась за своего друга Лена. – Доктор тоже спортсмен.

Все разом посмотрели на Дмитрия Ивановича и, словно сговорившись, промолчали.

– Все, что касается вас, меня очень волнует, – сказал доктор, стряхивая с руки прилипший к ней песок.

– Тогда вы должны понять нас, – набросился на него Олег, как будто бы доктор был виноват во всех их несчастьях. – У нас скоро соревнования, а наш лучший бегун, Николай, уехал из лагеря. Неизвестно, по какой причине.

– Как не известно?! – вмешался Виктор. – У него Рязани одинокая сестра заболела.

– Ну, конечно, причина есть, иначе Николай нас бы не бросил, – поправился Олег. – А вот Генка, он хоть и прыгун, но бегает хорошо. Скажи, Генка, ты бегаешь хорошо?

– Не плохо, – нехотя согласился Генка.

– И мы просим его выступить и в прыжках, и в беге заменить Николая. Зачет команде нужен. Вам ясно, доктор?

– Ясно, конечно, ясно, – поспешил согласиться доктор.

– А вам не ясно, – обозлился Генка, – что мне важнее завоевать первое место в прыжках, а тут заставляют тренироваться в беге. Все время убьешь на это, а на прыжки наплевать? Так ведь выходит?

– Да пойми ты, дурак, – продолжал горячиться Олег, – нам нужно получить очки.

– В самом деле, коллектив, – застенчиво улыбнулся доктор.

– Что коллектив? – повернулся к нему Генка.

– Надо считаться с коллективом, – уже более твердо заявил доктор. – Если нужно для коллектива, то надо и прыгать, и скакать, и летать, и я не знаю еще что.

– Вот и попробовали бы сами и прыгать и скакать! – уже совсем разъярился Генка.

– Ты что грубишь Дмитрию Ивановичу? – заступился за доктора Виктор.

– Я уже просил вас, ребята, зовите меня Димой, – тихо произнес доктор.

Удивительное дело, именно эта, такая простая просьба утихомирила страсти. Генка и Олег отвели глаза друг от друга и оба стали смотреть куда-то на противоположный берег реки.

Доктор очень дорожил дружбой, которая завязалась у него с лагерными ребятами, но он не мог кривить душой. Вернее даже именно из-за этой дружбы он не мог не сказать Генке, сказать откровенно то, что он о нем думает.

– Ты, конечно, неправ, Генка. Если все так будут рассуждать, что получится. Вот у нас есть старый доктор, мой заведующий. Когда-то его послали на эпидемию чумы, в Азию. Ты думаешь, ему очень хотелось ехать? Между прочим, он мог и не ехать, его освобождали, у него была больна жена. А он сказал – нет, я там нужен. И поехал…

– Так то доктор, – сказал Генка.

– Почему-то принято считать, – рассердилась Лена, – что одни только доктора всегда готовы на самопожертвование! А люди других профессий? Чем они хуже?

– Ничуть не хуже, – мягко сказал доктор. – И вот он поехал. Поехал потому, что таков долг его.

Виктор посмотрел на часы и поднялся.

– Лена, пора уже.

Лена встала.

– Дима, вы с нами?

– Конечно, – ответил доктор вскакивая. – Мне тоже пора в больницу. Я вас провожу до поворота.

Они оделись и ушли.

Ребята тоже начали одеваться.

– Димке, хоть он и молодой еще доктор, – сказал, натягивая майку Генка, – я доверил бы лечить даже своего сына.

– Когда у тебя появится сын, Дима будет уже не молодым доктором, – рассмеялся Севка.

– В нем что-то есть докторское, – продолжал Генка.

Они пошли, увязая в песке босыми ногами. Взобрались наверх, здесь траву уже скосили, но ребята храбро ступали по колкой осоке.

– Он что-то к Ленке нашей зачастил, – неожиданно улыбнулся Генка.

– А она очень не плохая, и товарищ что надо, – сказал Олег.

Мальчики вышли на танцевальную площадку. Здесь сейчас стоял стол, за которым Саша Маслов и Нонна играли в настольный теннис.

– Какой счет? – крикнул Генка.

– Ой, не спрашивайте, – нагибаясь за мячиком, пожаловалась Нонна. – С ним невозможно стало играть. Опомниться не дает.

– А как же иначе, – серьезно сказал Саша и послал Нонне неотразимый мяч.

Мальчики пошли дальше.

– Запомните мое слово, ребята, – пророчески начал Олег, – он еще будет чемпионом… Вот так, братцы мои, раскрываются спортивные таланты. И не успеем мы опомниться… – Олег не докончил и замер на месте, некоторое время всматривался вперед, потом радостно во все горло заорал:

– Колька! Смотрите, он самый!

Все бросились к пришедшему, не давая ему опомниться, закидали вопросами:

– Освободился?

– Все у тебя в порядке? Совсем вернулся?

– Будешь выступать на соревнованиях?

– Постойте, не все сразу, – Николай растерянно смотрел на товарищей. – Я сам не знаю еще. Вернулся совсем, но как скажет Леонид Васильевич.

– А у нас тут настоящая буза получилась, – начал докладывать Олег. – Ни за что Генка не хотел бежать вместо тебя. Давай ему прыжки, да и только.

– Нет, я не так уж наотрез. Может, согласился бы в конце концов, – весело произнес Генка, хорошо понимая, что с возвращением Николая опасность, нависшая над ним, миновала.

Николай молча слушал. Радость, с которой встретили его товарищи, взволновала его. Он был снова в лагере, в создание которого вложил вместе со всеми столько труда. На столбе расписание тренировок. А это – доска показателей, среди лучших есть и его фамилия. Ему даже показалось, что он вообще никуда не уезжал, что ничего с ним не произошло. Но… Это только так показалось, всего того, что случилось, уже не вернуть. И он, опомнившись, сказал:

– В общем, поговорим еще. А мне надо к Леониду Васильевичу.

Николай не сразу вошел в палатку, где жил Леонид Васильевич. Как счастлив был бы он, если бы можно было совсем не заходить сюда! Но затягивать все это еще хуже. И, заглянув внутрь палатки, он спросил:

– Можно к вам, Леонид Васильевич?

– Кого я вижу? Николай! – удивился хозяин. – Почему так скоро?

– Я к вам. Мне нужно с вами поговорить, – дрогнувшим голосом произнес Николай.

Леонид Васильевич внимательно посмотрел на гостя. Что-то не понравилось ему и в тоне его голоса, и в выражении лица.

– Леонид Васильевич, – начал Николай, машинально садясь на подставленную ему табуретку. – Я должен вам все рассказать. Ни в какую Рязань мне не надо было ехать, это я все наврал. Мне предложили выступить во Львове, на соревнованиях… Подставным… И я согласился, Леонид Васильевич! Почему согласился? Не спрашивайте, была причина. Нет, не деньги, ничего такого. Но очень серьезная причина. Потом обстоятельства так изменились, что я вернулся обратно в лагерь. Чуть не обманул товарищей, только случай помешал. – Он говорил сбивчиво, не замечая, что повторяется. – А теперь стыдно… Перед всеми… И перед вами…

Леонид Васильевич встал, прошелся по палатке.

– Вот ты просишь у меня совета, взрослый человек, отвечающий за свои поступки. Ведь если я тебе посоветую и ты сделаешь по-моему, какой в этом толк. По указке настоящие люди не живут. Они поступают, как подсказывает совесть, их сознание. Ты сам решай.

– Сам… – повторил Николай, словно не понимая еще смысла этого короткого слова.

– Ты пойди пройдись, подумай. И потом сделай, как найдешь лучше.

Николай молча встал и направился к выходу.

– Кстати, – остановил его Леонид Васильевич, – не забудь, сегодня у нас совет лагеря… Ты ведь председатель, тебе надо быть обязательно.

Николай кивнул головой и вышел из палатки.

Совет собрался перед вечером на небольшой полянке. Как будто самой природой была она предназначена для деловых совещаний. Сюда не долетали лагерные шумы, близость реки давала прохладу, а главное, здесь был огромный в несколько обхватов пень, на котором так удобно было писать протоколы.

Сегодня, кроме членов совета, на заседание были приглашены председатели обществ и спортивный актив: вопрос решался серьезный – о ходе подготовки к соревнованиям.

Виктор увидел Николая и бросился к нему.

– Хорошо, что вернулся, – сказал он радостно и тихо добавил: – Тут никто ничего не знает.

– Да? – неопределенно спросил Николай, думая о чем-то своем.

– Конечно, – ответил Виктор, не замечая состояния друга. – Я, как обещал, – молчок… А ты знаешь, где мы сейчас были с Ленкой? – И тут же сам ответил на свой вопрос: – В милиции! Уже все дело на полном ходу. Гадалка и ее приятели сидят, скоро будет суд. Я давал показания. И вся история с Ленкой тоже рассосалась. Она убедила их, что суевериями не страдает…

– Как я рада, что Николай приехал, – сказала, подбегая к друзьям, Лена. – Я не думала, Колька, что ты так быстро вернешься.

Подошел Олег. Печально вздохнув, он сказал:

– Эх, рано ты, Николай, вернулся, не удалось мне попредседательствовать!

Когда все расположились на своих местах – на траве, на принесенных с собой табуретках, – Николай сказал:

– Я попрошу Олега быть сегодня председателем… Потому что у меня есть заявление…

– Какие там еще заявления, – перебила его Лена и потянула за рукав к пню, на котором уже были разложены какие-то бумажки, чистые листы бумаги, очиненные карандаши.

– Раз он просит, – заметил Леонид Васильевич, – я думаю, надо удовлетворить его просьбу.

Олег встал и направился к председательскому пеньку. Окинув его строгим взглядом, он сказал:

– Жаль, звонка нет. Ну ничего, так обойдемся. Значит, товарищи, у нас на повестке дня…

Лена громко расхохоталась.

– Олега нельзя подпускать к власти. Он сейчас начнет нас мучить бюрократическими выкрутасами.

– Леночка, успокойся, – поклонился в ее сторону Олег. – Товарищ Булавин Николай, сколько вам нужно минут для вашего заявления?

– Не знаю, – ответил Николай тоном, который никак не гармонировал с веселым настроением его товарищей.

– Дадим ему пять минут, – любезно разрешил Олег. – Пожалуйста, товарищ Булавин.

Николай посмотрел на Леонида Васильевича, ища в своем старшем друге и тренере поддержку в эту трудную для него минуту. Николаю показалось, что он прочел одобрение в его взгляде.

– Товарищи, нет у меня права не только председателем быть, но и вообще находиться здесь, среди вас. Я совершил такой поступок. – Он говорил фразами, которые подготовил для себя заранее, поэтому они звучали чересчур официально. – Я согласился уехать в другой город, во Львов, и выступать в чужой команде. И это как раз в то время, когда у нас должны были быть соревнования с ремесленниками.

– А Рязань? – удивленно спросила Лена.

– Никакой Рязани нет, все это я выдумал.

– Постой. Ты согласился выступать где-то во Львове. Чего же ты сюда пришел? – Олег крикнул все это по мальчишески грубо. – Похвастаться пришел? Мол, какой я, меня уже вербуют на сторону!

– Нет, я никуда не поеду, – негромко ответил Николай. – И буду выступать здесь. Если вы позволите, конечно.

– Значит, ты только хотел уехать, а никуда не едешь, – уточнила Зинаида Федоровна. – Так надо понимать?

– Конечно, так, – ответила за Николая Лена и встала. – Как-то странно все получается. Николай хотел, – она подчеркнула это слово, – куда-то ехать. Но ведь он не уехал! Вот он здесь, среди нас. А может быть, я хотела кого-нибудь ударить, но не ударила. За это не судят. Так ведь, Колька?

До этой минуты Николай чувствовал себя акробатом, работающим под куполом цирка без страховки. И сейчас заступничество девушки могло оказаться для него той спасительной сеткой, которая позволяла бы уже ничего не бояться. Но он не принял этой дружеской помощи.

– Не совсем так, Лена. Я бы уехал, готов был к этому, и только одно обстоятельство помешало мне. Не буду о нем говорить, сейчас это не важно. Вот почему я здесь, а не потому, что одумался.

– Значит, Колька, – сказал Олег, у которого сразу пропало желание шутить, – где-то тебе показалось интереснее и ты забыл о нас?

– Постой, Олег, – взволнованно начала Нонна. – Так сразу, по-прокурорски… Сколько лет мы знаем Николая. Он всем нам помогал, мне, тебе. Такого товарища поискать надо! Ну, случилось с ним что-то, и сразу же наказывать?! Нет, я ему верю, товарищи! С ним что-то происходит, и нам надо помочь ему, а не отталкивать.

– А кто его отталкивает? – прервала ее Зинаида Федоровна. – Но он на самом деле обманул нас, выдумал про Рязань. Это не по-комсомольски. За это гладить его по головке нельзя!

– Нельзя! – твердо сказал Леонид Васильевич. – Не по-товарищески Николай поступил, и неважно, конечно, до конца бы он дошел или какая-то причина ему помешала… – Он помолчал, что-то обдумывая. – Но здесь, товарищи, есть еще одна сторона. Вот он стоит перед нами… Легко ему, думаете, сейчас смотреть всем нам в глаза? Поставьте себя на его место. Вот ты, Олег, выйди-ка перед народом с повинной.

– Мне не в чем виниться, – проворчал Олег.

– Сегодня нет, завтра – может быть… А ведь Николай мог ничего нам не рассказывать. И никто обо всем этом у нас не знал, никто бы его не спросил. А он нашел мужество и вышел перед товарищами. Мне кажется, принять Булавина обратно в нашу семью мы можем. Другое дело, что с ним надо будет еще потолковать в комсомольской организации, это так… А впрочем, решайте, ребята, сами.

Виктор не спускал с Николая глаз и волновался, пожалуй, еще больше, чем он. И когда сейчас он попросил слова, голос его заметно дрожал:

– Вот вы, Леонид Васильевич, предложили принять Николая в нашу семью. Я не оговорился – именно в нашу семью. Мне трудно было войти в нее, но теперь чувствую себя… Да что о себе говорить! Но я, товарищи, виноват не меньше Кольки. Я ведь все знал, что с ним произошло, и молчал. И покрывал его. Вместо того, чтобы заставить его сознаться во всем или самому рассказать… Поступил я… Ну, как нельзя поступать спортсмену.

Олег встал со своего места, подошел к Виктору и начал ощупывать его сзади, словно что-то искал на спине. Потом всплеснул руками.

– Братцы, да ведь у нашего воробышка уже расправились крылышки!

Сказал это он с таким искренним удивлением и радостью, что все невольно рассмеялись. И даже Николай, взглянув на своего растерявшегося от похвалы друга, впервые за последние несколько страшных для него дней тоже улыбнулся.

И В МОРОЗ БЫВАЕТ ТЕПЛО

Дружба между деревенскими и городскими школьниками не прекратилась и после того, как закрылся лагерь. Колхозные ребята стали бывать у московских школьников, а москвичи ездили с ответными визитами в колхоз. Сегодня был последний день зимних каникул. С утра сильно похолодало, и Александр Иванович начал сомневаться в том, что гости приедут. Но Федя, Анюта и Женя твердо заявили, что не может быть, что и не в такой мороз они уже приезжали.

На станцию решили отправить, помимо грузовика, сани-розвальни и еще небольшие санки для «стариков» – Александры Николаевны, Елены Петровны и Игоря Александровича, преподавателя музыкальной школы, взявшего шефство над бережковскими школьниками. На грузовике поехал Григорий Павлович, розвальнями правил Федя, а на санках, учитывая особую ответственность задания, восседал сам директор школы Павел Пантелеевич.

До прихода поезда оставалось минут десять, и все трое, оставив грузовик и привязав лошадей к столбам на пристанционной площади, пошли в здание погреться.

– А вдруг в самом деле не приедут? – высказал предположение Павел Пантелеевич, стряхивая с валенок снег. – Это же москвичи, они могут испугаться.

– Приедут, – стоял на своем Федя. – Это не просто москвичи, это – спортсмены.

– Особенно Игорь Александрович, – рассмеялся Григорий Павлович. – Он все просит меня – легче на поворотах, легче на поворотах.

Когда Федя, а за ним остальные вышли на платформу, поезд уже останавливался. Через минуту из вагона вышел Леонид Васильевич, Николай и другие ребята, с которыми так крепко подружились в это лето бережковцы.

– Молодцы, что приехали, – сказал Федя, подходя к ним.

– Договорились ведь! – Леонид Васильевич осмотрелся. – Ого, как бело все у вас!

Из вагона уже выходили взрослые. Женщины были закутаны в теплые платки, а Игорь Александрович заранее поднял меховой воротник пальто.

– Для вас мы приготовили шубы, – обратился к ним Павел Пантелеевич. – У колхозных сторожей взяли.

– Боже мой! – испугалась Елена Петровна. – Это же какие-то чудовищные размеры…

– Ничего, ничего, – рассмеялся Павел Пантелеевич, – зато не замерзнете.

Все вышли на площадь.

– Сани! – воскликнула Нонна. – Я хочу в сани!

– А механический транспорт вам не нравится? – сделал обиженное лицо Григорий Павлович.

– Нет, нравится, только на санях я никогда еще не ездила.

Усаживались шумно, со смехом. Долго упаковывали в шубы Александру Николаевну, Елену Петровну и Игоря Александровича. Потом спорили, кому ехать в розвальнях, кому в автомашине. В конце концов мальчишки, потерпев поражение, полезли в кузов грузовика, где предусмотрительно было постлано сено и лежали холщовые мешки, которыми, как объяснил Григорий Павлович, можно будет укрыться от ветра. Виктора усадили в кабину. Когда машина тронулась, сани и розвальни были уже далеко.

Отъехав порядком от станции, Григорий Павлович спросил:

– Помнишь, как везли тебя из больницы? Теплее тогда было?

– Да, значительно теплее, – улыбнулся Виктор.

Как же ему не помнить той поездки? Ведь с нее, собственно, все и началось. И его похождения, и Николая. Интересно, встречается ли он сейчас с Тангенс? Нет, конечно, нет. Какая-то лихорадка была тогда у него и прошла. А может еще и не прошла?

– Вот они, наши, – показал Григорий Павлович на дорогу.

Далеко впереди, в стороне от наезженного автомобильными колесами шоссе, виднелись сани. И эти сани, и этот белый снежный покров преобразили все вокруг, и Виктору казалось, что он попал в какие-то совсем незнакомые места. И так было с ним каждый раз, когда приезжал он сюда, и осенью и в начале зимы – все неузнаваемо менялось.

– Что-то с ним случилось, – заволновался Григорий Павлович. – Или нас ждут.

Через несколько минут машина была уже рядом с санями.

– Что тут у вас? – высунувшись из кабины, спросил Григорий Павлович.

Но, видимо, ничего страшного не произошло, потому что все по-прежнему были веселы, оживлены. Только Павел Пантелеевич с нахмуренным видом возился возле лошади.

– Попали в сугроб и чуть не опрокинулись, – доложил Игорь Александрович. – Но нам не страшно и свалиться, такая броня на нас.

– Это я виноват, – садясь на козлы, признался Павел Пантелеевич, – не заметил этой рытвины… Теперь буду осторожнее.

– Не надо осторожности! Это все очень интересно, такие сильные переживания! – воскликнула Елена Петровна, высовывая из воротника огромной шубы красненький носик.

Павел Пантелеевич грозно взмахнул кнутом.

– Но! Поехали!

И лошади рванули вперед. За ними двинулись розвальни.

Федя правил лошадьми стоя. Это у него выходило очень шикарно, – так сказала ему Нонна. И теперь он решил всегда ездить только так. Потом Нонна попросила у него вожжи. Лошади, видимо, отнеслись к новому вознице с недоверием, потому что, как ни кричала девушка свое: «Но, но!», они сразу же сбавили бег и поплелись ленивой рысцой. Потом вожжи перехватила Лена. Она сначала упрашивала лошадей, потом начала кричать на них, но лошади не прибавили шагу. Наконец снова взял вожжи Федя. И словно для того, чтобы окончательно укрепить авторитет своего хозяина в глазах этих городских девчонок, лошади дружно понеслись, отбрасывая копытами прямо в лица ребят комья снега.

– Что значит мастер! – восторженно крикнула Нонна. Ей нравилась эта быстрая езда, этот морозный ясный день, солнце. – Мороз и солнце, день чудесный… – громко продекламировала она.

– Э-эй! – входя в раж, как-то по-особенному цокнул Федя на лошадей, и розвальни помчались, обгоняя ехавших впереди взрослых. Потом, на повороте, их занесло, они очутились чуть ли не впереди лошадей, и те разом остановились. Несколько девочек выпало в снег.

– А какой снег мягкий, – восхищенно проговорила Лена поднимаясь.

– И белый вдобавок, – рассмеялась Нонна.

Вскоре показались деревянные строения, сани и розвальни проехали главной улицей и остановились у клуба.

Заслышав бубенцы, из здания сейчас же выскочили ребята, бросились к саням, поднялась веселая суета, шум.

Александра Николаевна в первый раз приехала в Бережки. Сегодня здесь устраивался «зимний день дружбы», и она решила побывать на нем. Хотела она еще повидать девочку-«пастушку», с которой Виктор пас коров и о которой много рассказывал. Она вылезла из саней, какие-то услужливые девочки помогли ей и двум ее спутникам добраться до входа в клуб, ввели в фойе и усадили возле большой круглой железной печи, раскаленной докрасна. Ей хотелось самой найти среди девочек Анюту, она даже задумала про себя – если правильно угадает, значит, девочка в самом деле хорошая и стоит дружбы ее сына.

– Вы сюда садитесь, поближе к огню, – сказала одна из девушек Александре Николаевне, размешивая кочергой пылающие в печи дрова.

Александра Николаевна взглянула на нее – круглое лицо, румяные щеки. Нет, не она. Или вот эта, худая, очень подвижная девушка! Тоже нет… Она продолжала оглядываться вокруг – никого, кто бы по описанию Виктора походил на Анюту, здесь не было.

– Анюта, наконец-то! – крикнула худая девушка. – Все приехали, а ты где-то пропадаешь.

Александра Николаевна посмотрела на вошедшую девочку, которая, развязывая на ходу теплый шерстяной платок, говорила:

– Женька, что же вы. Я дома ждала, ждала. Ведь договорились, что прямо к нам подъедете.

– Спроси Павла Пантелеевича, почему он изменил маршрут, – ответила Женя.

Может быть, у Александры Николаевны было какое-то предубеждение против Анюты, но она показалась ей, пожалуй, слишком деревенской – обветренное скуластое лицо, старушечий платок, мешковатое пальто.

Анюта подошла к печке.

– Вы не раздевайтесь, Александра Николаевна, и вы, Елена Петровна. Идемте к нам, там отдохнете, покушаете.

– А меня куда определите? – сделал обиженное лицо Игорь Александрович. – Забыли старика?

– Никого не забыли, – серьезно ответила Анюта. – Вас старый ваш друг, Александр Иванович, зовет к себе в мужскую компанию.

– А ребят куда? – забеспокоилась Елена Петровна.

– Все будет в порядке, – заверила Женя, – их накормят здесь, а потом мы устроим.

– Самое главное – накормят, а что будет потом, меня уже не так волнует, – рассмеялась Елена Петровна.

Женя увидела среди ребят Лену и поспешила к ней.

– Ленок, дорогая, – сказала она обрадованно и чмокнула ее прямо в губы, – соскучилась я по тебе, просто до смерти.

– И я тоже, – Лена дружески обняла Женю за плечи и потащила ее в свободный угол большой клубной комнаты. – Дала же ты мне задачу, с ума сойдешь.

– Ты насчет ситца?

Лена кивнула головой.

– Ну да. Обегала все магазины, но именно такой расцветки как на зло нет нигде.

– Я уже обошлась, – Жене не терпелось заговорить о том, что ее волновало больше всего. – Как Николай?

– Все хорошо. После того, как мы проработали его на комсомольском с песочком…

– Как же я волновалась тогда! Но я очень рада, Леночка, что вы отнеслись к нему по-товарищески. А как же иначе? Ведь он тогда на соревнованиях всех победил, всех ремесленников. За одно это…

– Дурочка ты. У спортсмена есть не только спортивное, но и морально-этическое лицо. Ну, это газетный термин. А попросту говоря, он должен и в своей личной жизни ко многому построже относиться. Но он наш товарищ, был товарищем и остался им. А это главное.

– Это главное, – охотно подтвердила Женя. – А что там у него за история была?

– Это ты о романтическом говоришь? О, это такой секрет. Я тебе расскажу, только ты никому ни гу-гу. Познакомился он при каких-то весьма странных обстоятельствах с какой-то тригонометрической величиной. – Лена взглянула на свою собеседницу и невольно рассмеялась – такой у нее был растерянный вид. – Не понимаешь? Имя у нее тригонометрическое – Тангенс. А сама она довольно реальная величина. И свела она с ума Николая.

– Свела с ума! – с острым чувством зависти к этой неизвестной и такой счастливой величине повторила Женя.

– Но все это, кажется, в прошлом. А теперь Николай приходит постепенно в себя.

Женя готова была до бесконечности слушать о Николае, его горестях и радостях, но надо было бежать к Анюте – ей там одной, наверное, трудно было.

Над домом, где жила Анюта, из трубы тянулся веселый дымок – верный признак, что хозяева что-то готовят. Женя прошла по двору мимо Салтана, который хотя и залез в конуру, спасаясь от холода, но все же бдительно выставил из нее свою покрытую инеем морду. На крыльце из-под ног выскочил кот Васька и юркнул с Женей в дом.

Александра Николаевна и Елена Петровна уже сидели за столом и ели с аппетитом яичницу с салом. Возле стола стояла, счастливая тем, что довольны были гости, мать Анюты, Полина Степановна.

Женя прошла на кухню. Анюта возилась у плиты.

– Как? – коротко спросила Женя.

Анюта хорошо поняла, к чему относится это слово, и, дуя на кофейную пену, так же коротко сказала:

– Великолепно! Вынимай из духовки пирог, а я принесу кофе. По-моему, им все нравится.

– Может, делают вид?

– Нет, как будто искренне. Елена Петровна, если чем недовольна, прямо говорит. Мне Виктор о ней рассказывал.

– А его мама как?

– Ну, такая, какой я представляла себе. Сдержанная, тихая, наверное, очень заботливая. На меня все смотрит, как будто изучает.

– А чего ей тебя изучать?

– Виктор, наверное, рассказывал ей обо мне. Должна же она знать, с кем дружит сын. Бери пирог и неси.

– Что за ароматы неземные! – воскликнула Елена Петровна, когда девочки внесли в комнату кофейник и пирог. – О горячем кофе я мечтала.