Текст книги "Маэстро Воробышек"

Автор книги: Владимир Длугач

Соавторы: Сергей Романов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

ВИКТОР И ЕГО МАМА

Сегодня в первом отделении исполнялся концерт Рахманинова для рояля с оркестром. Виктор еще не играл его, но знал почти наизусть. Обычно он следил за исполнением с придирчивостью завзятого профессионала. А сейчас никак не мог сосредоточиться. Тогда он стал смотреть по сторонам. Вот там, впереди, чуть наискосок, какая-то девушка вся подалась вперед, даже коса перевесилась на грудь, но девушка так и не поправила ее. Старичок рядом с Виктором держал на коленях ноты и водил по ним пальцем. Виктору вспомнился бухгалтер с маминой работы, который, по ее словам, был жуткий педант и придирался к каждой копейке. И этот старичок тоже, видимо, проверяет, все ли ноты, отпущенные композитором, пианист доносит до слушателей…

Финал концерта оркестр сыграл с большим воодушевлением, и когда музыка кончилась, публика долго аплодировала.

– Пойдем, пройдемся, – предложила Александра Николаевна.

Они вышли в фойе.

– У него очень хорошее пианиссимо, – сказала Александра Николаевна.

Она любила и понимала музыку, даже сама немного играла на рояле, но после смерти мужа совсем забросила инструмент. Сейчас она работала машинисткой в проектной организации и жила одной мыслью, одним желанием – увидеть сына музыкантом.

– Ничего особенного, – сказал он, хотя на самом деле пианиссимо выступавшего пианиста ему самому очень понравилось.

– Что с тобой сегодня? – спросила Александра Николаевна, сразу почувствовавшая, что с сыном творится что-то неладное.

– Ничего, мама, – ответил Виктор, прекрасно понимая, что этими словами он никак не успокоил мать.

Некоторое время они ходили молча. На диванчике освободилось место, и они сели.

– Все-таки что с тобой? – уже более настойчиво спросила Александра Николаевна и выжидающе посмотрела на сына. – Ну?

Виктор отвел глаза в сторону.

– Ладно, не будем, – примирительно произнесла мать и, чтобы как-то переменить тему разговора, сказала: – Вот и ты когда-нибудь будешь выступать на сцене. Только бы мне дожить до этого. Ей показалось, что Виктор поморщился. – Вылечим тебя, все встанет на свое место. Я записалась к гомеопату. Он, говорят, делает чудеса. Да, собственно, ничего у тебя особенного и нет. – Она больше успокаивала себя, чем сына. – Небольшое переутомление.

– Мама, – голос Виктора сразу охрип, – я тебе хочу сказать. Только здесь не место. Ну, да все равно. Мама, я больше не буду заниматься. Уже неделю, как не хожу туда. И больше ни о чем не расспрашивай.

– Неделю не ходишь? – воскликнула в испуге Александра Николаевна. – И так спокойно, безучастно об этом говоришь. Не будешь учиться… Как же так? Ты шутишь, конечно.

Виктор молчал.

Уже прозвенели все звонки, опустело фойе. Потом потушили огни. Дверь в зал оставалась открытой, и оттуда доносились звуки настраиваемых инструментов. Мать и сын все продолжали сидеть на диванчике.

– Ушел, потому что не люблю ничего бесцельного, – стал объяснять Виктор. – И не хочу быть тапером. А стать настоящим музыкантом – не могу.

– Но ведь это же… – Александра Николаевна не знала, как бы помягче выразиться. – Это же катастрофа!

– Пожалуй, да, – спокойно сказал Виктор как о чем-то давно передуманном и уже пережитом.

Он посмотрел на мать. У нее был беспомощный, растерянный вид.

– Но ведь не все еще потеряно… Гомеопат… – Мать цеплялась за все, что могло как-то поколебать решение сына. Нет, она знала, слишком хорошо знала его и поэтому, не договорив, замолчала.

– Может быть, пойдем? Совсем уйдем отсюда, – предложил Виктор, вставая.

– Да, да. Я думаю, лучше пойти, – поспешила согласиться Александра Николаевна и тоже встала.

Они молча вышли на улицу.

Дойдя до угла, Виктор остановился.

– Знаешь что, мама. Ты иди домой, а я немного пройдусь.

Александре Николаевне очень не хотелось оставаться одной и отпускать от себя сына, но она не стала возражать. И только спросила:

– Скоро придешь?

– Скоро.

Виктор пошел по улице Горького. Ему казалось, что все, кто шел рядом с ним, обгонял его или попадался навстречу, были счастливее его. Какой-то долговязый парень толкнул его. Парень извинился и пошел впереди. Под мышкой у него было несколько книг и тетрадей. Вот, дело есть у человека, спешит куда-то. А он? Он был еще совсем ребенком, когда в доме впервые заговорили о его музыкальных способностях. Тогда жив был отец, он подсаживал его на высокий вертящийся стул у пианино. Потом все его интересы, вся жизнь сосредоточились в одном – в музыке. И вот теперь надо забыть о ней. А может, стать тапером, но только не бросать любимое дело? Нет, он не сможет так жить. Конечно, рвать, рвать не раздумывая.

На углу площади был кинотеатр. Виктор вошел в вестибюль. Здесь было много народу, но билетов уже не было. Но он все равно не пошел бы… И он вернулся на улицу.

К тротуару подъехала маленькая автомашина и остановилась как раз рядом с ним. Из нее вышла девушка с портфелем, за ней милиционер. «Инкассатор» возьмет выручку и повезет в банк»… И у нее есть дело, пусть маленькое, но полезное… И он будет делать что-нибудь маленькое, не обязательно ведь играть на рояле.

Виктор вдруг впервые со страшной ясностью понял весь смысл этих слов: он не будет играть на рояле. Не будет играть… А, может быть, действительно, гомеопат найдет какое-нибудь средство. Нет, что они могут со своими пилюлями. Это мама все выдумывает. Он вспомнил о матери, и ему теперь стало жалко уже не только себя, но и ее.

Наконец ему надоело ходить по улицам. И он сел в троллейбус, который шел к его дому. Против остановки была его школа. Зайти в нее? Там, кажется, идут занятия в спортивном зале… Ну да, надо поговорить с Николаем, если не с ним, то с кем же тогда говорить?!

Виктор чуть приоткрыл дверь в спортивный зал. Здесь он увидел много ребят, и у всех, кто прыгал, кто подтягивался на кольцах, раскачивался на перекладине, у всех были мускулистые тела, все спортсмены были веселы и жизнерадостны. Он вспомнил, как впервые, еще пятиклассником, вошел в этот зал. Учитель предложил к следующему уроку принести с собой майки, трусики и тапочки. Мать пришла в ужас – ведь там, в холодном зале, в одних трусиках и тапочках можно простудиться. Пошла к врачу и добыла у него справку об освобождении. С тех пор он перестал ходить на уроки физкультуры. А если бы ходил, может быть, был бы таким, как Николай и все остальные. Ведь не родятся же силачами… А что если зайти сейчас в зал, подойти к Леониду Васильевичу и попросить, чтобы разрешил заниматься? Он будет делать все, что скажет ему учитель, все, что нужно, чтобы стать таким, как эти ребята. Но тут же он невесело усмехнулся – куда ему лезть в их компанию!

Виктор осторожно прикрыл дверь, отошел в самый конец коридора и сел на скамейку.

Неожиданно дверь спортзала распахнулась, и оттуда вышли Леонид Васильевич, Николай и еще кто-то, но кто Виктор в наступивших сумерках уже не различил. Куда они пошли? Ну да, у них тоже есть свои какие-то дела, разве до него им всем? И он подумал, что, в сущности, у него есть один только настоящий друг, и друг этот – мама…

Он посидел еще и не спеша направился домой.

На его звонок дверь открыла мать.

– А, наконец-то! – воскликнула она. – А тебя тут ждут.

– Кто ждет? – спросил он, проходя в переднюю.

– Два твоих учителя пришли, Елена Петровна и преподаватель физкультуры, из школы… Витенька, я так растерялась, я не знала, что им сказать… без тебя… Они хотят, чтобы ты поехал на лето куда-то в лагерь.

Александра Николаевна все это проговорила на ходу, второпях, но Виктор жадно ловил каждое ее слово. Леонид Васильевич пришел сюда, к нему. А ему казалось, что никому нет до него дела, что о нем никто не думает. Елена Петровна? Она при чем здесь, если речь идет о лагере? А почему нет Николая? Ведь они вместе с Леонидом Васильевичем вышли.

Елена Петровна и Леонид Васильевич сидели за столом. Перед ними стояла ваза с конфетами и печеньем.

– А вот и он, – сказал Леонид Васильевич. – Где ты пропадаешь?

– Ну, Леонид Васильевич, – предложила Елена Петровна, – выкладывайте ему, зачем мы пришли.

– Мне мама уже сказала, насчет лагеря. Только…

– Я, товарищи, не понимаю, – вмешалась Александра Николаевна. – Вы же знаете, что Витя очень слаб здоровьем. Ну посудите сами, куда ему ехать в лагерь? Жить в палатках, в сырости. Дожди, ветер, а он так легко простуживается.

– Александра Николаевна, – начал Леонид Васильевич, – разрешите говорить с вами откровенно. Я – тренер, физкультурный работник. Голова раскалывается от всяких дел, а я бросаю все и иду к вам. И не я один, идет и Елена Петровна. Почему, вы спросите? Охотно отвечу. Потому что я не только тренер, я – школьный учитель. И судьба моего ученика меня волнует.

– Виктор одаренный мальчик, – сама не зная к чему, сказала Александра Николаевна. – Ему нельзя, как всем.

– Да будь он талантлив, как сам Бетховен, но… – Леонид Васильевич боялся, что скажет резкость, и замолчал.

– Я не умею ничего делать. Мяча даже по-настоящему бросить не могу, – тихо произнес Виктор. – Как же я поеду в лагерь?

– Слушай, Виктор, – начала Елена Петровна, – как ты знаешь, я тоже не спортсменка, я преподаватель музыки. Но знаю, что дают занятия спортом. А ваш сын, Александра Николаевна, ой, как нуждается в силе… Бах, Рахманинов, Лист не спрашивали его, сильные ли у него руки, когда писали свои концерты и прелюдии.

– Мы с ним к гомеопату пойдем, – робко, сама уже понимая, насколько ее слова не убедительны, сказала Александра Николаевна.

– Ну, конечно, глотать лекарства куда легче, чем делать эти, как вы их там называете, Леонид Васильевич, сальто и кульбиты.

Виктор сидел, не подымая головы. Потом тихо сказал:

– Там в лагере будут отборные спортсмены. Ну куда мне равняться с ними?

Леонид Васильевич положил руку на плечо Виктора.

– В том-то и дело, что будут не только отборные. Будут разные. А с такими, как ты, станем заниматься особо. Чтобы им было и под силу и интересно. Кроме того, твои, музыкальные способности в лагере очень пригодятся. Мы будем соревноваться и в спорте, и в том, кто сильнее в драматическом искусстве, в пении, танцах, литературе… Программа обширная.

– Я совсем об этом не думала, – нерешительно произнесла Александра Николаевна. – Отпустить его одного. Он ничего не умеет. Это очень страшно.

– Перестань, мама! – воскликнул Виктор. – Даже стыдно! Как будто я… И не такой я беспомощный.

– Ну, ладно, не волнуйся, Виктор, – сказал Леонид Васильевич, вставая. – Дело такое нельзя с кондачка решать. Мы пойдем, а вы, Александра Николаевна, подумайте. Подумайте о Викторе, а не о том, что вам трудно будет на некоторое время с ним расстаться. Подумайте, с ним поговорите.

Виктор тоже встал.

– Я, Леонид Васильевич, уже решил. Я поеду в лагерь. Я вам очень благодарен. И вам, Елена Петровна. А ты, мама, не расстраивайся.

Александра Николаевна вздохнула.

– Если бы все это было к лучшему, а то заболеешь еще там.

– Геркулесом вернется он, поверьте мне, – убежденно проговорила Елена Петровна. – Будет первым гимнастом.

– И первым пианистом, – добавил Леонид Васильевич.

Когда гости ушли, Александра Николаевна принялась убирать со стола. Виктор сел на диван с книгой. Оба молчали. Матери было обидно, как это так сын решил все без нее, слишком уж он стал взрослым, самостоятельным. А с другой стороны ее немного радовало, что все как-то само собой разрешилось, может быть, и на самом деле в лучшую сторону. А Виктору ни о чем не хотелось говорить сейчас. И читать не хотелось. Он просто держал в руках книгу, раскрытую наугад, вовсе не на том месте, где вчера остановился.

Со двора донесся негромкий протяжный свист, потом два коротких. Виктор отложил книгу и подошел к окну – да, во дворе стоял Николай.

– Мама, я на минутку выйду, – сказал он, проходя по комнате к двери.

Было уже темно, тусклая лампочка освещала скамейку, возле которой стоял Николай. Виктор направился к нему.

– Ну что, были? – спросил Николай.

– Были. Леонид Васильевич и моя учительница. Оба. Это ты их напустил на меня?

– С какой стати я. Они сами. Я тут на третьем плане.

Они вернулись к скамейке, сели.

– Леонид Васильевич умеет говорить убедительно, – после некоторого молчания начал Виктор. – Это, по-моему, потому что он сам убежден в том, что говорит.

– Это у всех так, – коротко сказал Николай.

– В общем я еду. Как-то решил сразу. Так что ты можешь радоваться.

В окне второго этажа открылась форточка, и через нее просунулась голова.

– Витя! – крикнула Александра Николаевна. – Вот вы сидите так, на холоде! Вы простудитесь! Идите домой!

– Иду! – крикнул Виктор.

Они встали и пошли по двору.

– Может, зайдешь, Колька? – спросил Виктор, останавливаясь в подъезде.

– Нет, мама ждет. И так с тобой тут провозились.

И по своему обыкновению, не попрощавшись, они разошлись.

ПЕРВЫЕ ДНИ В БЕРЕЖКАХ

Лена сегодня дежурила по лагерю. Было холодно, и она надела пальто, из-за которого пришлось столько поспорить с мамой, все-таки втиснувшей его напоследок в чемодан.

Девушка заглянула в палатку, где висели на столбе часы – на них было без шести минут пять. Прошла мимо палаток, постояла у мачты для флага. Поправила разноцветные камешки, выложенные вокруг мачты. Потом проверила, что делается в столовой, на складе – все было в порядке.

На кухне под навесом у плиты возился дежурный повар Саша Еремин.

– У тебя что сегодня, Еремин, в меню? – строгим официальным тоном спросила дежурная по лагерю.

Саша повернул к ней недовольное лицо:

– Какое там еще меню! Плиту никак не разожгу, дрова сырые.

– Завтрак должен быть готов к восьми часам, – прервала его жалобы Лена. – А Клавка, то есть помощник дежурного по кухне, где?

– Пошла ветки сухие искать в лесу. Дрова мокрые, как будто в воде пять лет мокли.

– Слушай, Еремин. Только ты не ной! Противно слушать. Давай сюда щепки. Зажигай спичку.

– Почти весь коробок сжег, – мрачно признался Саша.

– Ничего. Сейчас будут гореть.

У Лены тоже не очень ладилось дело, но все же общими усилиями плиту удалось растопить. Саша поставил котел с водой на огонь.

Лена вымыла руки в корыте, вытерла их тряпкой и уселась на корягу, служившую стулом для Дежурных поваров.

– Я говорила Леониду Васильевичу, что прежде надо было курсы организовать, надо было всех вас учить и меня, конечно, тоже, как пилить и колоть дрова, как чистить картошку, сколько соли класть в суп… А то вчера невозможно было есть лапшу, соленая-пресоленая.

Она встала и, снова напустив на себя важность, соответствующую занимаемой ею в это утро должности, заявила:

– Я пойду сейчас по лагерю, а ты, Еремин, смотри не опоздай с завтраком. И насчет соли поаккуратнее!

Верхушки деревьев были уже освещены, но солнца еще не было видно. В лесу громко, на все голоса, пели птицы, ветер, набежавший с реки, шевелил листья.

Ровно в семь, минута в минуту, раздались звуки горна. И сейчас же лагерь, только что погруженный в сонную тишину, ожил. Репродуктор на столбе начал хрипло играть спортивный марш. Из палаток выскакивали юноши в трусах, девушки в трусах и майках. Перегоняя друг друга, они спустились к реке.

А Лена опять появилась на кухне. Взяла вилку, ткнула в картошку, которая варилась в котле, и теперь уже чуть не плача проговорила:

– Она же сырая… Слушай, Еремин. Надо было с вечера за плиту браться, если ничего не умеешь.

Отвернув от плиты раскрасневшееся лицо, Саша сказал:

– Чем командовать, ты бы лучше помогла.

– Есть у меня время! Чтобы в восемь часов картошка была на столе. Хоть сам лезь в плиту, а довари картошку.

Она вышла из кухни. Зарядка уже кончилась, ребята разошлись по палаткам. Шла уборка постелей. Лена ходила из палатки в палатку, следила, чтобы аккуратно были заправлены постели, взбиты подушки.

Потом все пошли на завтрак. Картошка была совсем не сырой, в меру посоленной. Вкусным было и кофе с хлебом и маслом. Или, может быть, так казалось ребятам, успевшим порядком проголодаться на свежем утреннем воздухе. И Виктор ел этот простой, приготовленный в походных условиях завтрак с большим аппетитом, чем пирожки, пончики и ватрушки, которые с такой любовью пекла для него мама.

Николай то и дело посматривал на своего приятеля, а потом перегнулся через стол и вполголоса сказал:

– Все-таки на зарядку не ходишь?

– Завтра пойду обязательно.

– Не думай, что все будут на тебя одного смотреть. У каждого своих дел полно…

Виктору очень хотелось поскорее прекратить этот разговор: ребята уже начали прислушиваться к нему. И он как можно убедительнее произнес:

– Говорю, что завтра буду. И не приставай больше.

На скамью рядом с Леонидом Васильевичем села Лена. Улучив момент, когда начальник лагеря отставил тарелку и взялся за кофе, она обеспокоенно проговорила:

– Леонид Васильевич, все-таки что-то надо делать с плитой. Одно наказание с ней.

– А что? – поинтересовался Леонид Васильевич, размешивая ложечкой сахар.

– Никак не хочет гореть! Сашка… то есть, Еремин, дежурный по пищеблоку, несколько часов возился с ней. Надо будет, Леонид Васильевич, найти в деревне печника.

– А кто больше всех кричал – не хотим быть иждивенцами? Не будем белоручками, маменькиными сынками?! Ты же громче всех кричала тогда, на школьном собрании. А сейчас за помощью к специалисту? Да?

– Мы сами ее выложили, вы знаете. А она не работает! Тяги нет или еще чего-то. И больше нельзя с ней мучиться.

Леонид Васильевич залпом допил свой кофе и встал.

– Ты вот что. Собирай народ на работу, уже скоро девять. А насчет плиты решим так: бери еще двух ребят, лучше мальчиков, и идите разыскивать мастера. Расспросите его хорошенько, пусть все тонкости вам расскажет, объяснит, что с печкой. Если нельзя исправить, сами по-новому переложите ее… Сами, понятно?

После завтрака все разошлись по лагерю.

Зинаида Федоровна и несколько девочек занялись оборудованием культпалатки. «Художники», расположившись прямо на траве, под солнцем, раскрашивали сейчас щиты, на которых с завтрашнего дня будут вывешиваться правила внутреннего распорядка, планы тренировок, соревнований. Установили в палатке шкаф, в него поставили патефон, положили шахматы, шашки, домино.

– Ребята, имейте в виду, сегодня последний день для ликвидации недоделок! – твердила всем Лена, переходя от одной группы работающих к другой. – Это я вам заявляю, как дежурная по лагерю. – Она сделала паузу и добавила: – И как член совета лагеря.

Вчера ее выбрали в совет лагеря, и она очень гордилась этим. Шутка ли сказать – в совет вошли лучшие спортсмены, лучшие ученики школы, передовые комсомольцы, такие, как Николай, Олег, Генка… И – она!

Бригада Николая копала грядки под огород. Здесь был и Виктор. Ему Николай лопаты не дал, а поручил уносить с огорода камни и разный мусор.

– Ого, дело идет, – одобрительно сказала Лена. – Только ты, Виктор, подальше кидай все, куда-нибудь в бурьян.

– Слушай, Лена, – распорядился Николай, у которого после его избрания председателем совета лагеря появилось много забот. – Проследи, чтобы закончили столы для шахмат. Леонид Васильевич уже напоминал мне о них.

– Хорошо, прослежу, – ответила Лена. И тут же восторженно продолжала: – А что Генка придумал, просто молодец! Обложил палатку внизу дерном. Теперь будет тепло, а в дождливую погоду сухо. Севка уже решил написать об этом в стенгазету, в порядке обмена опытом…

В час дня все пошли купаться. Большинство ребят сразу же уплыли на середину реки, только несколько мальчиков и девочек барахтались у самого берега. Какой-то бритоголовый мальчишка брызгал водой на двух девочек, а те пронзительно визжали на всю реку.

Лена деловито расхаживала по берегу и время от времени, прикладывая ко рту ладони в виде рупора, кричала: «Галочка, не заплывай далеко!» или «Вовка, вернись назад!» Потом шла дальше, останавливалась перед лежащими на берегу и советовала не перегреваться на солнце.

– Ленка! Постой! – донесся до нее откуда-то с середины реки голос Николая.

Лена остановилась. Над водой поднялась его рука и снова раздался крик:

– Подожди! Я сейчас вылезу!

Николай сделал несколько сильных взмахов и очутился на берегу.

– Слушай, Ленка, – сказал Николай, подпрыгивая на правой ноге. – Фу, черт, полное ухо воды… Ты Витьки не видела?

– Нет.

Николай закрыл ладонью правое ухо и снова подпрыгнул. Потом стал прыгать по очереди то на правой, то на левой ноге. Несколько раз прыгнул на обеих. И пояснил:

– Что-то булькает в мозгах, а наружу не выливается… Ну, пойдем искать Витьку.

И он быстро зашагал, громко шлепая по песку босыми ногами и оставляя на нем мокрые следы.

Они дошли до излучины реки. Николай остановился и несколько раз громко крикнул:

– Витя!.. Витька!..

– Чего, собственно, мы так переживаем? – спросила Лена. – Ничего с ним не случится, поверь мне. Где-нибудь лежит, загорает…

– Ты же его знаешь, – с досадой проговорил Николай и с силой ударил себя ладонью по правому уху. – Ей богу, мне эта вода просто осточертела!.. А Олег прозвище какое ему дал, очень подходит – воробышек!.. Боюсь, понимаешь, утонет еще, ведь он плавать совсем не умеет.

Они пошли дальше. На берегу сидели двое ребят – Рудик и Вова. Оба они были, в отличие от всех остальных, одеты. На Рудике были трусы и клетчатая навыпуск курточка, на Вове – трусы и шелковая тенниска.

– Вот еще воробышки, – усмехнулся Николай и подошел к ним. – Вы что же, хлопцы, не загораете? Такое солнце хорошее, а вы… Еще пиджаки надели бы, а?

Рудик нехотя поднялся.

– Очень грязный пляж. Далеко не золотой берег. А кроме того, раздражает ветерок. Бриз или муссон, не разберу пока.

– Хватит вам выламываться, честное слово! – вспылил Николай. – Обязательно надо что-то закручивать.

– А как с топливом? – вмешалась Лена. – Имейте в виду, ребята, это ответственное задание, топливо надо заготовить заблаговременно, чтобы перебоев не было!

– Сделаем, не беспокойся! – лениво проговорил Вова.

С пляжа Лена и Николай зашли на всякий случай в палатку – здесь Виктора тоже не было.

Не явился он и к обеду.

Его исчезновение уже не на шутку взволновало Николая. Наскоро поев, он снова отправился на поиски своего злополучного приятеля.

Он прошел до конца участка, отведенного для купанья, – Виктора нигде не было. Отправился искать дальше. И вдруг в густой зелени мелькнуло что-то белое. Николай бросился туда, раздвинул кусты и увидел Виктора. Тот спал, подставив солнцу обнаженные грудь, ноги, руки, лицо.

– Витька, черт! – Николай стал расталкивать товарища. – Проснись, чертяка!

– А что? Что ты? – сквозь сон пробормотал Виктор, медленно открыв глаза и сейчас же закрыв их.

Николай снова тряхнул его.

– Это ты, Колька?

– Я, я. Ты чего сюда забрался? Полдня ищу тебя.

– Я что – долго спал? – Виктор приподнялся. – Мне не хотелось среди всех. Не люблю я раздеваться при других. Ну, пошел искать укромное местечко. Здесь очень хорошо. – Он стал натягивать на себя рубашку. – Наверное уже пообедали? Дадут мне поесть? Очень хочется.

– Конечно, дадут. – Николай присел на траву. – А я перепугался, Витька. Мерещились всякие ужасы.

– Я не знал за тобой этого. Ты же всегда говорил – в здоровом теле здоровый дух. А у тебя – нервы.

– Холодные обтирания утром, водные процедуры вечером, каждый день. Откуда же у меня могут быть нервы? Просто за тебя перепугался. Вот, думаю, вытащу из воды бывшего Витьку, а он посинел и весь распух. «Тятя, тятя, наши сети…»

Виктор встал.

– Ну, твоими страхами сыт не будешь. Пойдем.

Обед уже давно закончился, все, что осталось еще в кастрюлях, остыло. Но Николай упросил Еремина, тот подогрел для «воробышка» и первое и второе. Ел Виктор на кухне. Он поминутно ерзал за столом, поправляя на животе то брюки, то рубашку.

– Чесотка какая-то, – пожаловался он Николаю.

– Обжегся на солнце, наверное, – высказал предположение Николай. – Помучаешься еще.

– Ничего, – сам себя успокоил Виктор. – Загар придаст мне, знаешь, какой мужественный вид!

После обеда они вышли из кухни. Весь лагерь отдыхал; на всей его территории стояла полная тишина.

– Ты вот что, Витька, – сказал Николай. – У меня скоро начнется заседание совета, мне нужно подготовиться. А ты иди полежи немного…

Совет лагеря собрался в столовой, где к этому времени уже были вымыты столы и сделана уборка.

– Давайте, ребята, по-деловому, – начал Леонид Васильевич. – Надо проверить, что у нас выполнено из намеченного.

– Нашей тройке поручили распределить обязанности между всеми, – начала Лена. – Только не хочется с первого дня ябедничать. Есть такие, которые не очень серьезно относятся к своим обязанностям…

– Говори, кто это, – крикнул из угла Олег. – Невзирая на лица!

– Рудик и Вовка. Они вчера подвели Еремина и сегодня.

– Мы их вызовем на совет, – тут же решил Николай. – Дальше.

– Обязанности мы распределили в соответствии с возможностями и способностями. Так что… – Лена полезла в карман и вынула из него несколько мелко исписанных бумажек. – В общем я могу зачитать, кому что досталось.

Леонид Васильевич остановил ее:

– Не надо. Это потом. Олег, как у тебя?

– Я должен был разбить ребят по обществам. Общества уже созданы. Правда, ребята предложили столько названий, что просто деваться некуда. Из них мы отобрали, К примеру, такие: «Спутник», «Космос», «Ракета»…

– Ну что ж, это хорошие названия, – одобрил Николай. – Обсудим на общем собрании.

– А как у тебя? – обратился к нему Леонид Васильевич.

– Я разработал программу лагерной спартакиады. Надо будет избрать оргкомитет для ее проведения. В столовой, вот на этом столбе, мы повесим табличку. На мачте будем вывешивать флаг того общества, которое впереди. Что входит в спартакиаду? Баскетбол, волейбол, гимнастика, легкая атлетика, гребля, плавание, художественная самодеятельность, участие в общественно-политической работе.

После Николая говорили Генка и Нонна.

– Все это хорошо, – оказал Леонид Васильевич. – Но у нас с вами еще много дел. Организовать обучение плаванию всех, абсолютно всех. Затем связаться с колхозом, узнать, чем мы можем им помочь. И, наконец, вызвать какой-нибудь соседний лагерь на соревнования. Чтобы в конце лета такие соревнования провести. Да, вот еще что…

Он не договорил. В столовую вбежал Севка. Не обращая ни на кого внимания, он подошел к Зинаиде Федоровне и стал что-то шептать ей. Та выслушала его очень внимательно, покачала головой.

– Прошу слова, товарищи. Заболел Виктор Черных. Высокая температура, озноб, лихорадка…

Леонид Васильевич встал.

– Зинаида Федоровна, берите в колхозе машину и отправьте его в больницу. Только кто его повезет?

– Я сама его повезу. Я обещала его матери следить за ним. А теперь… – Зинаида Федоровна не договорила и вышла из столовой.

– Я тоже поеду, – крикнул Николай и выскочил вслед за ней.