Текст книги "Семь цветов радуги (СИ)"

Автор книги: Владимир Немцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 30 страниц)

– Угу.

– Довольны?

– Еще бы! Теперь уже в пяти колхозах ведутся опыты. Ах, Оленька, мечтательно сказала Антошечкина, – что мы теперь с тобой натворим!

Она села рядом и, слегка наклонив голову, кулачком подперла подбородок.

Новая «лаборантка» смотрела на Ольгу своими черными, блестящими, словно агатовые бусы, озорными глазками. Смотрела, и взгляд ее, казалось, говорил: «Вот и поругаешь ты меня, а все равно лучше помощницы не сыщешь. Потому что душа у меня вся здесь, в этих кустах да травинках, так же как, Оленька, и у тебя. Что ж тут говорить попусту?»

– Пойми меня, как нужно, Стеша, – продолжала между тем Ольга, смотря на небрежно брошенное ведро. Стеклянная струйка подбиралась к ее ногам. – За последнее время я замечаю, что ты стала не так внимательна к работе. Например: я просила полить грядки. А ты?..

– Да я же… – запротестовала было Стеша.

– Подожди. Ты моего задания не выполнила. Не знаю почему, но так получилось. Об этом я говорю тебе, Антошечкина, как твой руководитель, если, конечно, ты меня им считаешь. Теперь о другом. Мне кажется, что ты начинаешь увлекаться одним из приезжих техников… Нехорошо. Это я говорю тебе уже как подруга. Поняла?

– Да я же… – снова было хотела возразить Стеша чуть ли не со слезами на глазах, но Ольга опять не дала ей говорить.

– Мне не хочется вмешиваться в твои личные дела, но я считаю, что они серьезно влияют и на те растения, за которыми ты ухаживаешь… Представь себе, растения требуют, чтобы их поливали вовремя. Им безразлично, когда ты вчера легла спать или что за думы у тебя в голове.

Ольга с улыбкой обняла подругу, поцеловала в висок и сказала:

– Все! Я уже позабыла о твоих провинностях. Советую и тебе позабыть о… Ну, ты сама знаешь, о ком. Кстати, если ты играешь донну Анну на сцене, не следует ей подражать в жизни. А Бабкин твой на Дон-Жуана совсем не похож.

– Да провались он пропадом, анчутка белоглазый! – в сердцах воскликнула Стеша. Слезы душили ее, подкатывали к горлу. Она уже не помнила, что «анчутка белоглазый» сидит в кустах и слышит каждое ее слово. – Зачем он мне сдался, губастый!

Стеша в самом искреннем гневе, как только могла, начала поносить Бабкина. Самое главное, что особенно оскорбляло ее, это утверждение Ольги, будто бы она из-за этого приезжего мальчишки стала плохо работать. Нет, этого она не могла стерпеть, тем более, что в словах подруги была доля правды. Только из-за Бабкина и его расспросов она не успела полить все грядки.

И оскорбленная «донна Анна» залилась такими горькими слезами, каких никогда не бывает на сцене. Она размазывала их по лицу грязными кулачками, всхлипывая от незаслуженной обиды и стыда. Казалось, что она готова полить слезами все оставшиеся грядки, только чтобы Ольга никогда о них не вспоминала.

– Ну, будет, будет, – сурово сдвигала брови Ольга. Она растерянно гладила подругу по голове, перебирала ее косички и не могла понять истинной причины Стешиных слез.

– Приставучий какой, – не унималась Стеша. Она тыкалась носом в плечо Ольги, как котенок. – Навязался на мою голову! Говорила ему – уходи… – Тут она сразу осеклась и, подняв глаза, посмотрела на Ольгу сквозь мокрые ресницы. В их дрожании и радужном блеске Стеша увидела мутное расплывающееся лицо. Кто знает, заметила ли Ольга, что она чуть не выдала себя? Стеша всхлипнула в последний раз и подняла ведро.

– Погоди, – остановила Шульгина. – Я хотела тебя предупредить, что лопнула твоя затея. Помощь Буровлеву так и не удалась.

– Да что ты, Оленька! – удивилась Стеша. – По всем правилам сделали. Сама же нам из агролаборатории новый состав для подкормки дала. Девчата на совесть старались.

– Языком тоже перестарались, – перебила се Ольга. – На весь колхоз парней ославили. Неужели ты не поняла, как мы с тобой на бюро договаривались? Если вы хотели помочь Буровлеву, то без насмешек и крика. Стыдно, Антошечкина!

Стеша заморгала ресничками.

– Вот провалиться мне на этом месте, если кто из моих девчат проговорился… Постой, постой… Ведь я забыла тебе сказать, что москвичи к нам ночью на поле заявились. Может, они?.. Нет, не такие они ребята!

– Буровлев ссылался на Бабкина. Этот малыш еще потешался над Ванюшей, стыдил, говорил, что за него всегда девчата в поле работают.

Антошечкина всплеснула руками:

– А я-то дура… Ну, погоди ж ты, губастый!

– Теперь поняла? Но довольно об этом. – Оля взглянула на часы. – Покажи записи, мы еще успеем посмотреть их до конца твоего перерыва. Меня беспокоят сеянцы тополей.

…Бабкин от злости кусал полные губы. Он чувствовал себя провинившимся мальчишкой, которого поставили в угол. Все это случилось так неожиданно, что он даже не решился протестовать, когда Стеша толкнула его в кусты. Конечно, он мог бы спокойно выйти и сейчас честно, прямо рассказать Ольге, как он сюда попал. Но тогда каким нелепым покажется ей другое объяснение: почему он спрятался.

«Пожалуй, более глупого положения и не придумать, – размышлял Тимофей. – А все-таки, если наплевать на условности и выйти?» Он уже собрался это сделать, но вовремя остановился. Как-то Стеша его встретит после того, что она узнала от Ольги? «Эх, надо было раньше! – с досадой подумал он. – А то Ольга подумает, что, кроме всего прочего, я еще захотел подслушать их девчоночий разговор».

Тимофей стоял в полусогнутом положении и боялся пошевелиться, чтобы не выдать своего присутствия. Одной ногой он попал в канавку с водой и теперь чувствовал, как ленивое течение обходит ее с двух сторон. Он хотел было вытащить ногу, но неосторожно поскользнулся и замер.

Ольга приподняла голову, посмотрела на кусты, за которыми послышался плеск, и снова углубилась в тетрадь.

Холодно стало Бабкину. Сапог окончательно раскис, и теперь в нем ползали щекочущие ледяные струйки. «Потерпи, товарищ Бабкин, сам виноват», – с издевкой и злостью успокаивал он себя.

Сквозь ветки виноградных кустов Тимофей видел Стешу. Она стояла перед Шульгиной и внимательно следила за ее пометками в тетради.

«Удивительное спокойствие, – возмущался Бабкин. – Неужели все девчата таковы? Ведь только пять минут тому назад она оскорбила совсем невинного человека, причем тот даже не мог ей ничего возразить. «Анчутка», – с обидой вспоминал он. – Почему «анчутка», да еще белоглазый?.. Непонятно и главное нелогично… Впрочем, какой логики можно ожидать от этой девчонки? Какие же у меня белые глаза? А потом еще – «губастый». Как ей только не стыдно? Сама-то хороша!»

Ждать надоело… Ольга встала. Может быть, сейчас уйдет. Нет, задержалась около каких-то корешков.

– Я сегодня говорила с Никифором Карповичем, – сказала она. – Он предлагает нам новую задачу: как можно скорее получить нормальные высокие тополя для лесозащиты. Может быть, нам удастся это сделать за год. Представь себе пирамидальный тополь высотой в четыре метра, который мы вырастим к будущему лету.

– Да что ты, Ольгушка? – всплеснула руками Стеша. – Неужели это можно?

– Попробуем, – сказала Ольга, нахмурив брови. – Попробуем. Ты знаешь, что наши ученые вырастили за два года пирамидальные тополя высотою в четыре с половиной метра? Не шутка! А если мы ускорим искусственными методами рост саженцев? Заставим их расти даже зимой здесь под нашими лампами? Быстрее дело пойдет? Быстрее. Я еще давно читала, как Лысенко проводил опыты с влиянием света на рост растений. У него вазоны с ячменем стояли под лампой круглыми сутками. Лысенко всего за двадцать суток вырастил и собрал урожай ячменя, который облучал лампой. Поняла, к чему я это дело веду?

– Да что ж ты меня, за дуру считаешь? – рассмеялась Стеша. – Значит, будем облучать наши, пока еще маленькие, тополя круглые сутки. Пусть скорее растут.

– Конечно, выгоднее использовать днем солнечный свет и только ночью применять электрический; потом мы так и сделаем, а сейчас первые опыты проведем здесь целиком.

– Нет, Оленька, – возразила Стеша. – Сейчас ничего не получится.

– Почему?

– А потому, что у наших электриков свету не допросишься. Лишний час, и то считают. Кто ж тебе даст свет на целые сутки, особенно когда ветер слабый?

– Я говорила это Никифору Карповичу. – Ольга отвела со лба колеблемые сквозным ветром волосы. – Он тогда улыбнулся и сказал: «Ольгушка, не беспокойся… Все будет, как говорит наш счетовод, «в ажуре». Девичьеполянские бурильщики нашли воду». И потом, знаешь? – Ольга обняла подругу. – Он намекнул, что эта вода по проекту одного московского изобретателя будет работать на электростанции в безветренные дни. Говорит, довольно остроумный проект. Он еще сказал, что сам изобретатель – комсомолец, решил помочь нашему колхозу и сейчас делает все расчеты специально для нас.

– Специально! Вот это я понимаю! – восторженно воскликнула Стеша и взмахнула кулачком, будто вбивая гвоздь. Она взглянула в ту сторону, где сидел обиженный и продрогший Бабкин, будто хотела ему сказать: «Видишь, специально для нас московские инженеры-изобретатели расчеты делают, а некоторые «настырные техники» только мешают работать».

Бабкин застыл в отвратительно неудобном положении. Казалось, что все его тело одеревенело: ему было трудно сейчас пошевелиться или хоть как-нибудь переменить позу.

Однако все-таки его порадовало, что Васютин так хорошо отозвался о Димкином изобретении. «И я бы тоже мог заняться такими делами, – подумал Тимофей, осторожно расправляя затекшую спину. – Но что поделаешь? Не везет».

Ольга не собиралась уходить, до конца перерыва еще оставалось много времени. Она обняла Стешу и мечтательно говорила:

– Иной раз мне кажется, что жизни не хватит на задуманное. А хочется так много сделать. Мичурин еще очень давно мечтал превратить нашу землю в цветущий сад. Он бы мог скоро увидеть свою мечту, потому что план этого сада уже вычерчен. Это сталинский план. Ты знаешь, Стеша, когда я впервые увидела его напечатанным в «Правде», то всю ночь не спала. Подумать только! Государственная лесная полоса проходит рядом с нашей Девичьей поляной… Вот где наши комсомольцы могут показать себя…

– А что ж, мы не показали? На первом месте в районе.

– Мало, Стешенька, мало! Все посадки мы закончим только этой осенью, а комсомольцы Сталинградского тракторного завода уже заканчивают лесонасаждения, которые по плану должны выполнить через много лет…

– Мы же не отстаем! Правда, у них куда больше посадок.

– Вот если так по-настоящему помечтать, то, кажется мне, что все это только начало. И надо под этим планом переделки природы понимать очень и очень много… Вот смотри, – Ольга указала на тонкие ростки, пробивающиеся на грядках. – Получили мы из Сухуми семена эвкалипта. На будущий год в это время деревца доберутся до потолка. Казалось бы, что в этих эвкалиптах толку? Нежное южное растение. Только что начинают его акклиматизировать на юге Украины. Разве в средней полосе оно сможет расти? А я думаю, что для мичуринской науки и таких упрямцев, как наши комсомольцы, ничего невозможного нет. Попробуем.

– Чтой-то я в этом дереве мало понимаю, – скороговоркой выпалила Стеша и опасливо покосилась на то место, где прятался Бабкин.

– Чудо, а не дерево! Быстрее всех растет! Древесина прекрасная. Представь себе, Стеша, огромное-огромное дерево, куда выше сосны. Ствол белый, как у березы. Ничего себе развести такую рощицу возле деревни. Как ты думаешь?

– Наверное, трудно?

– Посмотрим. Кстати, потом нам не нужно будет разводить всякие медоносные травы вроде фацелии. Эвкалипт – прекрасный медонос, и мы будем брать из ульев «эвкалиптовый мед».

– Чудная ты, Оленька. Послушаешь тебя и не поймешь, то ли верить, то ли нет.

– Надо верить! Даже если это сейчас кажется невозможным. Иначе нельзя работать. Вот, например, академик Лысенко говорит, что «надо тянуть чай к Москве». Ведь это была когда-то совсем южная культура, а сейчас чай уже растет на Украине. Почему бы ему не добраться до Москвы, если за это дело серьезно взяться? Да и не только чай, – рис, хлопок – все это нужно тянуть на север… Ты думаешь, у нас здесь персиков не будет? Будут! По идее Мичурина нашими учеными уже выведен северный персик. Да ты еще не такие увидишь чудеса. Мне обещали прислать из Сухуми семена авокадо.

– Как ты сказала?

– Авокадо. Это такой плод, похожий… – Ольга задумалась. – Ни на что он не похожий, – рассмеялась она. – Это вроде сливочного масла, его даже на хлеб намазывают. А вот это ты видишь?

Ольга привстала и указала на кустик с серебряными листьями. Стеша осторожно дотронулась до одного из них.

– Я тебе раньше ничего об этом чуде не говорила, – от нежности к своему любимцу, ласково прищурив глаза, продолжала Ольга. – Скоро здесь появятся очень вкусные цветы.

– Цветы?

– Вот именно. Они будут похожи на сбитые сливки: сладкие и ароматные. А называется такое растение «фейхоа». Потом сливки превратятся в плоды, похожие на огурцы. Внутри мякоть с запахом земляники.

– Поедим, значит? – прищелкнула языком Стеша.

– Если будешь в это верить и аккуратно относиться к своим обязанностям. Ольга взглядом указала на брошенное ведро. Заметив снова какой-то непорядок, она быстрыми шагами направилась к кустам, где прятался Бабкин, но Стеша вовремя ее остановила.

– Куда ты, Оленька? – стараясь не показать своего беспокойства, быстро спросила она.

– Да вот за тебя все приходится делать, – сердито проговорила Ольга. Красные лампы опять не передвинула?

– Сейчас, сейчас… – Стеша перепрыгнула через грядку и, подбежав к стене, стала дрожащими руками распутывать шнуры, идущие сквозь скобки в известняке. Пальцы ее не слушались.

– Да что с тобой? – спросила Ольга, заметив, что шнуры безнадежно затягиваются в узел. – Помочь?

Она хотела снова пройти к стене, но Стеша отчаянно закричала:

– Стой!.. Змея!

Ольга отскочила на дорожку.

– Где? Где? – побледневшими губами спрашивала она.

Но хитрая Антошечкина уже расправилась со шнурами и, подтянув лампы поближе к стене, сказала:

– Вот там, шмыгнула в кусты. – Она подошла к Ольге и успокаивающе заметила: – Наверное, уж… Или мне просто почудилось…

Ольга все еще беспокойно осматривалась. Стыдно признаться, но даже ужей она боялась. Чтобы успокоиться, девушка вынула из кармашка фартука гребенку и стала расчесывать волосы.

– Если ты меня еще раз так напугаешь, не жить тебе на свете!

Она улыбнулась и, встряхнув головой, сильным движением откинула волосы назад.

– Да я больше тебя страху натерпелась. Аж сердце трепыхается, – искренне созналась Стеша. – Вот послушай, – она приложила Ольгину руку к своей груди.

Обняв подругу за плечи, Ольга подняла голову и ясными большими глазами смотрела на молочно-белые светящиеся трубки.

– Вот кажется мне, Стеша, – говорила она своим тихим, глуховатым голосом, словно стараясь до самой души, проникновенно и радостно, поведать подруге о своих мечтах, – вижу я эти чудесные лампы, что сделали для нас ученые, вижу я их не здесь, в нашей маленькой теплице, а над полями. Пусть будет вечный день на полях. Пусть в месяц вырастут и созреют невиданные хлеба, чтобы снова через месяц дать урожай новых злаков и овощей… Представь себе, – мечтательно продолжала она: – за одно лето колхоз даже в наших краях будет снимать четыре-пять урожаев. Он станет в пять раз богаче…

– Не знаю, – помолчав, сказала Ольга, – но я думаю, что это будет возможно, когда мы получим совсем дешевую электроэнергию и наши изобретатели сделают вот такие, еще более светлые лампы, но во много раз экономичнее. Тогда мы будем выводить новые сорта растений для вечного дня.

– Что-то уж больно чудно, – простодушно заметила Стеша. – Эдак и спать не придется.

– Не бойся, у тебя твой сон не отберут. Наоборот, тогда и для отдыха и для сна будет куда больше времени… Вот смотри, – Ольга подвела подругу к одной из грядок. – Видишь кустики ветвистой пшеницы? У них уже высокие колосья. А посеяла я эти зернышки… – Ольга раскрыла тетрадку и заглянула в записи, только месяц тому назад. За полтора месяца можно посеять, вырастить и собрать хлеб. Правда, это особый сорт. Ученые говорят, что такая пшеница может дать до ста пятидесяти центнеров с гектара… Смотри, сколько у нее колосьев. И какие…

Ольга не успела договорить.

Из потолка вдруг выскочил тяжелый крюк, к которому была прикреплена проволока для плетей вьющегося винограда. Он ударился обо что-то мягкое и затем шлепнулся в воду.

Шульгина бросилась к месту аварии.

Там стоял московский техник и, растерянно улыбаясь, потирал ушибленное плечо.

Как потом он рассказывал своему товарищу, дело произошло таким образом. Услышав о ветвистой пшенице, о которой Бабкин много читал, он хотел хоть краем глаза посмотреть на нее. Пытаясь вылезть из канавы, Тимофей схватился за проволоку. Видимо, крюк неплотно держался в известняке и вылетел.

…Бабкин пытался согнать некстати прилепившуюся к губам улыбку, но это было не так-то легко. Что он мог сказать Ольге?

Стеша хотела все объяснить, но, увидев гневное лицо Шульгиной, смешалась и закрыла лицо руками.

– Антошечкина! Проводи, пожалуйста, товарища, – сухо приказала Ольга. Он, наверное, не найдет выхода.

Она резко повернулась и через секунду скрылась в тоннеле.

ГЛАВА 12

РАЗГОВОР ПО ДУШАМ

…словом

механика

и никакого волшебства.

В. Маяковский

Вода хлюпала в сапоге. Известковая пыль сразу прилипла к мокрой коже. Бабкин шел, опустив голову, и наблюдал, как мелькают перед глазами два сапога, белый и черный. Он с трудом узнавал их. Куда и зачем несут они незадачливого парня? Не все ли равно…

Все его попытки объясниться с Ольгой ни к чему не привели. Рассерженная девушка даже не взглянула на него.

Стеша готова была утопить любопытного техника в канаве. Она ничего не хотела слушать. Никаких извинений, никаких утешений, только пусть он скорее убирается отсюда.

Бабкин ушел молча, с достоинством. Стеша все еще плакала. Тимофею казалось, что и сейчас доносится до него ее детское всхлипывание.

Кругом, куда ни повернешься, поля. Тонкие деревца окружают их зеленым забором. Всюду люди, у всех свое дело: кто окучивает картошку, кто полет огороды.

Мелькают светлые платья на поле. Казалось, что это ожили ромашки и васильки, побежали по траве, и вот колышутся они уже на другом месте.

Песня, спокойная и радостная, прилетела с поля. Ветер принес ее сюда на дорогу и снова помчал дальше, Пусть слушают те, кто остался в деревне.

Не хотелось Бабкину возвращаться в Девичью поляну. Никого там нет, старики да ребята малые. Все на полях. Только вот он, парень из Московского института, – один он бездельничает, бредет по дороге и вздыхает.

Шел он среди полей и видел маленькие опытных участки. Они казались ему клетками шахматной доски. «Ольгины выдумки», – подумал он, останавливаясь около одной из клеток. Перед ним расстилалось небольшое поле с пышными букетами бледно-розовых цветов. Они росли на кустах с тонкими красными ветками. Пчелы тяжело взлетали над цветами, словно перегруженные самолеты.

В первый момент Бабкин не узнал этого растения. Оказалось – гречиха, та, которую он привык видеть низкорослой, с чахлыми цветочками на тонких, как бы проволочных, стебельках.

А вот и ветвистая пшеница. «Может быть, Ольга пробует вывести и здесь какой-нибудь новый сорт? – подумал Тимофей, считая колосья на одном из стеблей. – Зачем же возиться с этим растением на маленьких участках, если сейчас ветвистой пшеницей засеваются целые поля? Однако Ольга пробует, ей мало того, что сделали академики…»

Вечная неудовлетворенность. Поиски нового… Мало ей, мало! Все нужно: и вода из-под земли, и гречиха, и диковинная ягода, и даже редкостные тропические цветы на окнах. «А кто она, Ольга Шульгина? – размышлял Тимофей. Кончила техникум, так же как и я. Сейчас заведует агролабораторией, учится заочно в Тимирязевской сельскохозяйственной академии. Все! Что ж тут особенного?»

Одного только не мог себе представить Бабкин. Как это могло случиться, что его ровесница-комсомолка, которая, наверное, и в Москве-то никогда не была и не знает, что такое настоящая работа в научном институте, вдруг организовывает в Девичьей поляне необыкновенную лабораторию, становится ее начальником и делает такие опыты, которые, наверно, заинтересуют серьезных и уважаемых специалистов? «Кто для нее Бабкин? – невесело думал он о себе. – Просто мальчишка научившийся обращаться с горячим паяльником. Он не прижжет себе пальцев, но и не выдумает пороха. Пусть этот техник умеет соединять по схеме проводнички, его научили, как проверять радиостанцию. Вот и все».

И, наверное, впервые за свою жизнь Бабкин по-настоящему, почувствовал что-то вроде зависти. Как ни странно, но он был этому рад. Тимофей не мог разобраться, хорошо ли это или плохо, но он все-таки завидовал Ольге. Нет, конечно, не потому, что она была начальником лаборатории, а он, Бабкин, нет. Он понял, что слишком рано пришло к нему спокойствие и удовлетворенность. Ольга все переделывает, ищет, ошибается, мучается, не спит ночей и опять начинает все заново. Это только внешне она спокойна, так же как он, Бабкин, а характер у нее совсем другой.

«Так чему же я завидую? – спрашивал сам себя Тимофей в мучительном недоумении. – Характеру Шульгиной? Странно, но это именно так, потому что больше завидовать нечему. Все так же доступно и мне, как и ей. Кто же мешает технику Бабкину изобретать или работать совсем по-новому, как передовые люди на заводах или здесь в колхозе та же Ольга и ее товарищи?» Он вспомнил девочек на школьном мичуринском участке – синеглазую Капку, разводившую гусениц дубового шелкопряда. Всюду опыты, всюду поиски!

Навстречу Тимофею плыли зеленые горы: это были высокие возы сена. Вихрастый мальчуган с гордостью восседал на возу и снисходительно смотрел сверху вниз на городского парня. Бабкин стал на обочине, пропустил мимо себя возы и снова зашагал по дороге. Его невольно тянуло на кукурузное поле, где работал Ванюша Буровлев.

Издалека Тимофей заметил его коричневый костюм. Бабкину захотелось извиниться перед парнем за свою горячность.

Молодые колхозники проворно орудовали тяпками, заканчивая обработку оставшегося участка, где уже прошел культиватор. Куда девалась ленивая размеренность движении, которую Бабкин наблюдал у многих из них до «ночной операции» Стешиных девчат.

Стеша была уже в поле на противоположной стороне дороги. Вместе со своими подругами она продолжала прополку кок-сагыза.

Не слышно ни песен, ни звонкого девичьего смеха. Чувствовалась какая-то скованность и неловкость. Парни были обижены на девчат, а те, в свою очередь, хранили терпеливое молчание. Они боялись, смехом ли, песней, показать свое торжество. Эдак навсегда обидишь ребят… А они все-таки хорошие, хоть и с ленцой иногда…

Мимо Бабкина трое девчат везли бочку с водой. Тимофей заметил коренастую девушку с широкими, как у молотобойца, плечами. Идет она позади бочки и вместо того, чтобы подталкивать ее, только держится за тележку – делает вид, будто ей тоже тяжело.

Бабкин несколько раз встречал эту девчонку и на поле и в деревне. Это Нинка Лукьяничева. Она, как рассказывала Стеша, буквально шагу лишнего не ступит. Думает только о женихах и нарядах. О ней всегда с неприязнью говорили подруги. Тимофей смотрел вслед удаляющимся девчатам. «А я что? – невольно подумал он. – Тоже иду вслед за колхозной повозкой и делаю вид, что очень хочу помогать комсомольцам…»

– Товарищ Буровлев, – решительно обратился к нему Тимофей, пробравшись сквозь широкие кукурузные листья. – Я оторву вас от работы только на три минуты.

Парень разогнул спину и хмуро взглянул на Бабкина.

– Чего еще? Антошечкина с белым флагом прислала? Некогда мне с вами разговоры разговаривать.

– При чем тут Антошечкина? Я от себя к вам обращаюсь.

– У нас начальство принимает только по воскресеньям! – со смехом крикнул парень в красной майке. – Ивану Спиридоновичу некогда.

– Возьми, москвич, тяпку, для здоровья полезно!

– Нечего девчатами попрекать. Поработал бы с ваше.

– Смешки только строить, нет бы дождь послать!

– Чего вы, ребята! Он же не бог.

– А не бог, пусть берет тяпку.

– За этим я и пришел, – спокойно сказал Бабкин. – И если вы не возражаете, то с удовольствием поработаю.

– Ай да москвич, шустрый!

– Ванюшка, дай ему «орудие производства».

– Да что вы, ребята, он у нас все стебли порежет.

Тимофей не стал дожидаться разрешения. Он схватил лежащую у дороги мотыгу и быстрыми, уверенными движениями начал рыхлить землю. Недаром Бабкин еще вчера практиковался на Стешином огороде. Он не позволит смеяться над собой.

Только к вечеру Тимофей ушел с кукурузного поля. Все тело ныло от усталости, как после лыжной прогулки. Болели спина, руки, прорвавшиеся водяные мозоли на ладонях, но что все это значит в сравнении с чувством огромной радости, которую сейчас испытывал Тимофей.

Он доказал ребятам, что умеет обращаться не только с паяльником. Если нужно, он будет работать как рядовой колхозник на поле.

Занятый своими думами, Тимофей не заметил, как подошел к пастбищу. Недалеко от него темнело вспаханное поле. На узкой зеленой полоске вырисовывался силуэт гусеничного трактора.

Бабкин хотел повернуть обратно. Он избегал встречи с Тетеркиным. Ему казалось, что около любого трактора он встретит насмешливого изобретателя. Однако малодушие не было отличительным свойством характера Тимофея. Бабкин понял, что если он повернет назад, значит, ему на все наплевать. Значит, только для своего спокойствия он не хочет видеть Тетеркина? Нет, с этим примириться нельзя!

Еще увереннее зашагал Бабкин по краю поля. Сейчас, если он встретит здесь механика, то выскажет все, что он о нем думает. Довольно играть в прятки!

Он подошел к трактору. Белогубая корова тянулась к пучку травы, застрявшему в гусенице, и косила глазом на незнакомого человека.

Опять этот одинокий трактор. Где же его хозяин? Из-за машины вышел младший Тетеркин, снял свою широкую шляпу и вопросительно посмотрел на Бабкина.

– Здравствуйте, – не скрывая своего удивления, приветствовал он московского техника. – Вы кого-нибудь ищете?

– Мне твой брат нужен.

– Он только что ушел, – с сожалением сказал пастушок. – На шестом поле с машиной что-то случилось, вот его и вызвали. Хорошо, я близко со своим радио был.

Сергей любовно посмотрел на блестящую коробку радиостанции и, помолчав, спросил:

– А зачем он вам, Кузьма-то?

Бабкин помедлил с ответом, затем достал из кармана зелененькую книжечку, которую уже однажды предлагал механику.

– Я хотел передать вот эту инструкцию твоему брату. Тут есть описание некоторых новых деталей автоматики.

Младший Тетеркин задумался. Густые брови совсем опустились ему на глаза.

После недолгого молчания он поднял голову и прямо посмотрел Тимофею в лицо:

– Значит, вы про это дело хорошо понимаете?

– Разбираюсь, – лаконично ответил Бабкин.

– В комсомоле состоите? – продолжал допрашивать его Сергей. Его лицо было очень серьезным и напряженным, будто он решал какую-то сложную задачу.

– Да вот уже почти четыре года, – скромно, но с заметной гордостью ответил Тимофей.

– Покажите билет… пожалуйста.

– Ты что же, мне не веришь? – удивился Бабкин.

– Нет, – смутился подросток, – я просто хотел поглядеть, какие билеты у вас в Москве.

– Как и везде. Разве не знаешь этого? Ну ладно, можешь посмотреть.

Бабкин расстегнул пуговку на гимнастерке, затем на внутреннем кармане и вытащил серую книжечку, заботливо спрятанную в прозрачный пакетик, склеенный из целлулоида.

– Видишь, как надо хранить билет, – назидательно заметил он. – В воду попадешь, и то не промокнет.

Он сказал это, вспомнив свое купание под фонтаном. Пастушок с любопытством раскрыл комсомольский билет, посмотрел и со вздохом протянул назад Бабкину:

– У меня такого еще нету. Райком утвердит, тогда получу.

Он с завистью глядел, как техник прячет билет. Бабкин застегнул пуговицу и с вопросительной улыбкой взглянул на подростка.

– Может, присядете? – предложил Сергей. – Разговор есть. Да нет, не здесь, – воскликнул он, увидев, что гость опускается на землю. – Тут жара, в холодок давайте.

Он повел Бабкина в тень от трактора. Откуда-то вышмыгнул босоногий Никитка. Он заморгал любопытными глазенками и молча уставился на Бабкина.

– Смотри! – чуть прикрикнул на него «начальник», и тот мигом пустился за черной коровой, которая залезла на пашню.

Когда техник сел, Сергей тоже задумчиво опустился на траву, вынул из кармана тоненький хвостик морковки, надкусил ее, но, взглянув на гостя, конфузливо отбросил.

– Как вы считаете, может ли человек по-настоящему что-нибудь сделать один? – спросил Сергей. – Чтобы ему никто, никто… ну, ни единый друг не помогал? Сергей зажмурил глаза и потряс головой.

– А он что, на необитаемом острове живет?

– Да нет, кругом людей сколько угодно.

– Может, нехорошие это люди? – шутливо спросил Тимофей. – Или, наверное, живет этот человек за границей и боится, что его ограбят, если он расскажет о своем деле?

– Опять не так. Люди кругом свои, советские.

– Так, может быть, человек он нехороший?

Сергей помолчал, затем вздохнул:

– Нет, он… очень хороший… Даже комсомолец, как и вы.

– Тогда он просто ошибается. С ним надо поговорить, и все, – сказал Бабкин, а сам подумал: «И все! Как это просто у тебя получается, товарищ Бабкин. Что ж ты с ним никак не договоришься?»

Сергей щипал травинки и раскладывал их на крышке радиостанции.

– Вчера на бюро комсомольское вызывали… – продолжал он.

– Кого? Тебя?

– Зачем меня? Его вызывали.

– Это кого же, его? – Тимофея удивляло нежелание Сергея назвать своего брата.

– Того человека, – уклончиво ответил младший Тетеркин, – который ошибается, как вы сказали.

– Ну и что же он?

Пастушок с досадой смахнул с крышки травинки.

– Молчит и ничего не рассказывает.

– А может быть, ему и сказать нечего?

– Ну, это вы зря! – с обидой заметил Сергей. – Может, этот комсомолец самый что ни на есть лучший изобретатель. Может, и в Москве таких не очень много…

– Хватает, – недовольно сказал Бабкин, подумав, что таких изобретателей, как Тетеркин, у них в институте по десять в каждой лаборатории.

– Читал я, что у вас в Москве есть такие люди, которые работают сразу на трех станках, – сказал Сергей, не обращая внимания на замечание Тимофея. Правда, такие есть?

– Многостаночники? Сколько угодно. На каждом заводе. И работают они не только на трех станках, а и на пяти, даже больше. Есть такие заводы, где в цехе целая уйма станков, а обслуживают их только три человека. Все делает автоматика.

– А у нас нет таких людей. И машин тоже нету, – с обидой проговорил Сергей. – Вот, к примеру, трактор – тоже станок, только обрабатывает он не железо или там сталь какую-нибудь, а землю, – убедительно доказывал он. – Но почему нельзя на этих трех станках работать одному человеку? Почему на тракторе, скажем, когда пашут, должны работать двое, а то и трое?