Текст книги "Семь цветов радуги (СИ)"

Автор книги: Владимир Немцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 30 страниц)

«Может быть, составить график подачи воды? Нет, этим уже займется Копытин!.. Ах да, Стеша!»

Только сейчас он думал о ней и вдруг забыл. Надо поговорить с Бабкиным. Что они между собой не поделили? Дуются друг на друга, и главное – без всякой видимой причины. Вадим вспомнил, как Стеша отозвалась о Бабкине: «Важный стал, через губы не плюнет».

Но и Стеша – девушка с норовом. Она по-серьезному обиделась в тот вечер на Тимку, когда он обратился к ней через окно насчет бочонка. Потом недоразумение выяснилось, но тут уже Тимофей был обижен на Стешу за то, что она, не разобравшись, в чем дело, на другой день демонстративно не замечала его. У Бабкина тоже своя гордость есть.

Впрочем, кто из них виноват, Вадим не пытался выяснять. Важно только одно, что все их ссоры, как говорится, «не по существу».

«Однако неспроста они так ревниво относятся друг к другу», – думал озадаченный «главный инженер», наблюдая за Стешей.

Она стояла на противоположной стороне озера под «зонтиком» и о чем-то шепталась с веселой подружкой – Фросей. Изредка Стеша с напускным равнодушием поглядывала на Бабкина. А он действительно сегодня казался особенно важным.

Не понимал его Вадим. «Уж если он в эти годы начал солидность на себя напускать, то что же с ним будет через несколько лет? Хорошо, что его не назначили здесь главным инженером, а то бы он надулся, как мыльный пузырь. Эх, Тимка, друг ты мой дорогой, и зачем это только тебе надо!..»

«Главный инженер» осмотрел свой костюм, поправил галстук и направился к Антошечкиной.

В небе ни облачка, оно чисто и ясно. И пусть лукавая Стеша не закрывает своего лица. «Главный инженер» не хочет видеть тени на небе. Насытятся поля влагой живой и без грозовых туч, так пусть же светлым, как небо, будет милое девичье лицо.

С замиранием сердца шел он к Антошечкиной. Гордая, самолюбивая девчонка! Как ее помирить с Тимофеем? «Мы уезжаем с Тимкой и хотим, чтобы о нас остались только самые лучшие воспоминания», – скажет он сейчас Стеше.

«Главный инженер» сдает свой объект без последующих доделок и исправлений. Все вычищено и вылизано до сориночки. Не должно оставаться ненужного сора и в душе у Стеши. Никогда не потускнеют блестящие приборы в будке управления, и пусть также не тускнеет память у нее и всех девичьеполянцев о двух «комсомольцах из лаборатории № 9».

Расчувствовался Вадим. Ему до боли, до слез не хотелось уезжать из Девичьей поляны. Теперь у «главного инженера» осталось только одно дело, и к тому же совершенно не относящееся к технике!

– Растолкуй, инженер, – с этими словами преградила Вадиму путь Анна Егоровна. Она смотрела на москвича влажными голубыми глазами. – У нас тут с инструктором спор небольшой вышел.

Никифор Карпович улыбался, пощипывая седоватые усы.

– Душа сердобольная у товарища Васютина, – с чуть заметной досадой говорила Анна Егоровна. Она шарила в кармане сборчатой юбки, видимо искала папиросы. В этот момент хозяйка готова была закурить на виду у всех. – Не успели еще свои поля напоить, как он уже думает воду чужим отдать.

– Ну, это ты зря, – Васютин иронически прищурился. – У нас чужих нету. А по-соседски почему и не поделиться? Помогали же мы «Партизану»? Сейчас разговор о другом: хлеба дергачевских колхозников рядом с нашими. Им тоже нужна вода.

– Всем нужна, – возразила Анна Егоровна, досадливо дергая концы белого платка. – Мы еще пока не объединились, а на всех добрых соседей не наготовишься. Погодят, пока плотину не построим.

– Какую плотину? – удивился «главный инженер». – Я не слыхал.

– Строительство третьей очереди. Но это уже со всеми соседями. Новому городу нужна мощная электростанция. Помните; я вам говорил на спектакле?

Никифор Карпович помедлил и, указывая палкой на левый край Девичьей поляны, сказал:

– В овраг подземную реку выведем. Знаете тот, что у молочной фермы? Кроме этого, есть еще проект: Камышовку запрудить. Плотина, гидростанция – все это будет. Не может жить целый город на таком голодном пайке, какой дают ветрогенератор и ваша турбинка.

Вадим заметно сник. Что же получается? Он придумывал, мучился, считал себя и ребят из ОКБ чуть ли не спасителями колхоза, и вдруг… Голодный паек… Мало Васютину, все мало!.. Удивительный он человек!

Васютин почувствовал перемену в настроении Багрецова. Он привлек юношу к себе и, мягко поглаживая его по плечу, говорил:

– Вода уже на полях… Бригадир Шмаков считает, что урожай спасен, даже если все лето не будет дождей. Теперь нечего бояться случайностей. Всегда девичьеполянские колхозники будут помнить, как помогли им два комсомольца из Москвы.

Анна Егоровна ласково взглянула на москвича и вздохнула. Как бы она хотела, чтобы они, эти ребята, навсегда остались в колхозе!.. Она бы приняла того, меньшенького, у которого нет родителей, в свою семью, как Вороненка, а этому хату бы каменную построили, назначили бы главным колхозным инженером. Нельзя теперь колхозу, как считала Кудряшова, существовать без главного инженера. Кто же будет руководить новой и мощной техникой, которая из года в год внедряется в деревне. «А меньшенький тоже башковитый парень, – с особой теплотой издали смотрела Анна Егоровна на Бабкина. Тимофей ползал около задвижки шлюза, измеряя напряжение на приборах управления. – Меньшенький всему электричеству будет главный…»

Она снова вспомнила о погибшем сыне. Перед самой войной он пошел учиться на электротехника. Не закончил учебу, уехал на фронт… Подумала Анна Егоровна, что не придет к ней в дом ни сын, ни «меньшенький техник». Бабкину еще нужно учиться, так же как и «главному инженеру». Улетят они, точно птицы, и навсегда забудут и ее и всех колхозных друзей…

Долго стояла так Анна Егоровна и думала уже о своих девичьеполянских ребятах. Что ж, придется из них готовить и главного инженера и «главного по электричеству». Они всё могут, эти ребята – выдумщики из Ольгиной бригады!

– После уборки на первом же заседании правления, с участием ребят из ОКБ, мы рассмотрим план строительства ближайших лет, – сказал Васютин, продолжая разговор с Багрецовым.

– Ольгушка его вам пошлет, – вставила свое замечание Анна Егоровна. Может, какие предложения от вас будут?

– Но ведь мы через два дня уедем, а оттуда, из Москвы, я даже не представляю, чем мы сможем быть полезны?.. – тоскливо заметил Вадим. – Мы все-таки временные члены ОКБ.

– А почему вам не оказаться постоянными? – Никифор Карпович вопросительно посмотрел на техника. – Думаю, что к взаимной пользе.

Багрецов молчал. Вдруг он совершенно ясно представил себе будущее… И формы общения с ОКБ, и как они станут помогать комсомольцам советами, литературой, даже научной консультацией, потому что никто из крупных инженеров или профессоров у них в институте не откажет в помощи ребятам из ОКБ.

Воодушевленный этой мыслью, Вадим собрался бежать к Тимофею. Он что-то пробормотал насчет дебита воды, вспомнив о споре между инструктором райкома и хозяйкой. Но те, видимо, уже разрешили спор мирным путем и сейчас беседовали о том, что надо проверить через несколько дней состояние посевов, определить возможные запасы воды и тогда уже приступить к рытью каналов на полях дергачевского колхоза. Это нетрудно, так как машина Тетеркина на ходу.

Тимофея Багрецов нашел возле ветростанции. Он измерял напряжение на контрольном щитке.

Горячась и подпрыгивая от нетерпения, Вадим восторженно рассказал Бабкину, что они остаются членами ОКБ и все время будут переписываться с ребятами. Теперь не только они, двое техников, будут интересоваться выдумками комсомольской бригады из Девичьей поляны, но и привлекут к этому делу всех институтских комсомольцев. Москвичи уже начали монтировать радиоустановку для уничтожения вредителей. Они придумают и еще что-нибудь.

– Мы будем вроде постоянных представителей девичьеполянской ОКБ в Москве, – быстро говорил Вадим, придерживая развевающиеся на ветру волосы. – Мы можем поехать в Тимирязевскую сельскохозяйственную академию и спросить у любого академика все, что заинтересует ОКБ.

– Это они и без нас могут сделать, – заметил Бабкин, наблюдая за шкалой прибора. – Пошлют письмо, и все!

– Совсем другое дело! – горячо возразил Багрецов. – Нам даже могут показать опытные поля. Мы увидим своими собственными глазами…

– Много ты в этом деле понимаешь. Кок-сагыз принял за одуванчики… Специалист!

– Согласен, – махнул рукой Вадим. Ему не хотелось вспоминать об одуванчиках. – А машины, механика, электроустановки? В таких делах разберемся? Как ты думаешь? – Он торжествующе взглянул на Бабкина.

«Пожалуй, Димка прав, – мысленно согласился Тимофей. – О самой передовой технике будут чуть ли не первыми знать здешние комсомольцы. Московским институтам, наверное, тоже полезно познакомиться с работами колхозных изобретателей. Крепкая, неразрывная связь ученых и практиков поможет друг другу».

– Да, чтобы не забыть, – небрежно проговорил Вадим, завязывая шнурок на ботинке. – Оставь наш адрес Антошечкиной.

– Почему ей?

– Как почему? Она же секретарь ОКБ. – Димка вытряхнул песок из отворотов брюк и выпрямился.

– Ладно, – буркнул Тимофей, озабоченно наклонившись над вольтметром.

Багрецов мельком взглянул на прибор. Странное дело! Стрелка стояла на нуле. Впрочем, не было ничего удивительного. Бабкин, который так внимательно и сосредоточенно наблюдал за вольтметром, попросту не присоединил его концы к щитку. Они висюльками болтались у него в руке.

– Какое напряжение? – безобидно спросил Вадим, отвернувшись в сторону.

– Нормальное, – все так же упорно рассматривая прибор, нехотя ответил Тимофей, «Чего это Димка пристал со своей Антошечкиной? Пусть сам с ней разговаривает, если хочет…» – с досадой думал он.

– Передача энергии на расстоянии? – Вадим подошел к товарищу и взял в руки болтающиеся концы от прибора. – Я и не знал о твоем открытии.

Разозлился Тимофей, но промолчал.

– Не забудь адрес, – еще раз напомнил Багрецов. – Об этом просил Никифор Карпович… У тебя есть ручка?

Бабкин вынул из кармана автоматическое перо. Вадим протянул ему блокнот, затем оглянулся.

– Вон Копытин идет. Надо узнать, как у него работал индикатор уровня…

С блокнотом в руках Тимофей остался один. Димки и след простыл! Не знал Бабкин, что вся эта история с адресом была заранее запланирована «главным инженером». Он просто заканчивал свои дела на строительстве.

Техник написал адрес, аккуратно выводя мелкие буквочки, намотал на руку провода вольтметра и остановился в нерешительности.

Ему очень хотелось подойти к Стеше. Если бы у него был характер Димки, то сейчас Бабкин прямо бы сказал ей, что он тюлень, грубый и неотесанный парень и его надо учить вежливости. Потом он бы сказал Стеше, что ему… очень не хочется уезжать из Девичьей поляны…

…С запозданием Петушок включил репродуктор. Радист был занят связью с диспетчерским пунктом. Вдоль блестящих, наполненных водой каналов понеслась песня. Как легкий ветер, она гнала вперед ребячьи кораблики с бумажными парусами, словно обещая им большое плавание по всем полям. Пусть уходят каналы за далекий горизонт, на поля соседних колхозов и дальше, по полям всего района, всей страны…

Девушки вторили этой песне. Обнявшись, они стояли на высоком холме и счастливыми светлыми глазами смотрели вдаль. Кто знает, о чем они думали? Им, наверное, уже казалось, что сейчас, в эту минуту, тонкие подземные ручейки просочились к корням, побежали вверх по стеблям живительные струйки… И вот уже наливаются колосья, склоняясь к земле…

Может быть, об этом думали девчата? Или совсем о другом? Песня таяла и гасла над полями…

Стеша рассеянно сняла руку подруги со своего плеча и, закрывая веткой лицо, спустилась с насыпи. Надо у Копытина взять лабораторный дневник, а то этот художник и математик опять его где-нибудь потеряет. Водились за ним такие грешки.

Навстречу девушке шел Бабкин и еще издали протягивал какую-то записку.

Стеша остановилась и глядела на Тимофея, не отрывая от лица ветку тополя. В зеленом узоре из листьев видны были ее черные улыбающиеся глаза. Тимофею казалось, что на ветке повисли две блестящие ягоды.

– Не хочу зря говорить, – сдержанно заметила Стеша, – но думается мне, что вежливые молодые люди, особенно москвичи, сначала здороваются, а потом уже лезут со всякими записками… Мы с вами почти неделю не виделись.

«Удивительное ехидство», – разозлился Бабкин и неожиданно почувствовал, как краска приливает к лицу. – Этого еще не хватало!»

Однако Стеша милостиво взяла записку и прочитала.

– Чего-то не пойму… Тишина какая-то матросская… – Она откинула ветку и строго посмотрела на притихшего Тимофея. – Насмешки строите?

– Адрес это!.. Адрес! – Он не мог себе позволить, чтобы Стеша заподозрила его в неумных шуточках. – Улица такая в Сокольниках… называется «Матросская тишина»… – Он взял записку из рук девушки и добавил, указывая пальцем: Видите, тут номер дома и квартиры.

Стеша расплылась в улыбке.

– Значит, это ваш адрес?

– Нет… Димкин.

– Ах, так, – Стеша сразу сделалась суровой, глаза, как лед. – Он что? Просил вас передать его мне?

– Да нет. Послушайте сначала, – вспылил Тимофей и опять почувствовал свою невежливость. «Чорт знает, как с этими девчонками разговаривать?..» – с досадой подумал он.

– Я потому дал адрес Багрецова, чтобы вы писали вам, – сдержанно проговорил Бабкин, – как тут без нас все аппараты работают и что вы еще сделали.

– Почему на его адрес? – совсем упавшим голосом спросила Стеша.

– Не все ли равно? – Тимофей пожал плечами.

Он заметил, что девушка сразу сделалась грустной. И веснушки на ее лице побледнели, не кажутся они золотыми… Ему хотелось взять Стешу за руку и сказать что-нибудь очень вежливое. Нет, просто хорошее…

– Вашего адреса я не спрашиваю, – хмуро вымолвил Бабкин, поглаживая себя по коротко остриженной голове.

– И не нужно, – Стеша отвернулась, закрывая лицо сеткой. – Если что понадобится, пишите прямо бригадиру Шульгиной.

Снова помолчали. Бабкин с тоской смотрел по сторонам. Ему как-то не по себе было от этого разговора… Чего это Димка адрес ему подсунул? Однако в глубине души он радовался, что Стеша на него не сердится.

Она вдруг как-то притихла и стала совсем неразговорчивой.

Девушка постояла еще минуту, затем тряхнула косичками и пошла к насыпи.

– Стеша! – окликнул ее Тимофей.

Она быстро обернулась и подбежала к нему.

– Когда… лично вам пишут, – мучительно выдавливал из себя слова Бабкин, – то вы письма в правлении получаете?

– А мне еще никто не писал, – искренне созналась девушка. – Да и неоткуда письма-то получать.

– Я вам напишу, – наконец решился Бабкин.

– Правда? – обрадовалась Стеша. Тимофей по-детски зажмурил глаза и, как ему показалось, совсем глупо улыбнулся.

Стеша рассмеялась, встряхнула его руку и убежала.

С насыпи скатился Багрецов. Кажется, последнее его дело на строительстве увенчалось полным успехом.

«Главный инженер» восторженно помахал Стеше рукой и потащил наверх Тимофея. Тот ничего не понимал. К чему такая поспешность?

– Смотри, – указал ему вниз «главный инженер». – Вот почему мы не делали частых каналов.

У подножья холма, вдоль канала, шел трактор. Над ним была укреплена высокая решетчатая ферма, которая несла длинную многометровую трубу. Труба, как тонкий гигантский шлагбаум, повисла над полем.

За рулем сидел Тетеркин, он повязал себе голову носовым платком, скрепленным по углам узелками.

Кузьма остановил трактор, повернувшись, улыбнулся друзьям и, наклонившись, включил какой-то рычаг. Из многочисленных отверстий сбоку трубы брызнули тонкие, длинные струи. Труба завертелась.

Через несколько минут трактор передвинулся на новое место. Пожарный шланг, опущенный в воду, потащился за ним. Небольшой насос, закрепленный здесь же на машине и приводимый в действие мотором трактора, высасывал воду из канавы и подавал в вертящуюся трубу.

Поливку проверяла Ольга. Она наклонялась к самой земле, рассматривая, как стекают по стеблям дрожащие капли. В руках она мяла потемневшие мокрые комочки почвы.

Повинуясь какому-то непонятному внутреннему порыву, Багрецов сбежал с холма, перепрыгнул через канал и, широко раскинув руки, будто пытаясь кого-то обнять, наклонился над серебристой пшеницей.

Мокрые колосья щекотали его лицо, пахло свежестью прошедшего дождя.

От земли поднимался волнующий теплый пар.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

СВЕРШЕНИЕ НАДЕЖД

Что мне делать,

если я

вовсю,

всей сердечной мерою,

в жизнь сию,

сей

мир

верил,

верую.

В. Маяковский

ГЛАВА 1

ВСТРЕЧИ В МОСКВЕ

Довольство

неважное зрелище.

Комсомольский характер

крут.

В. Маяковский

Наши друзья возвратились домой.

Прошло лето. В трудах и заботах незаметно пролетела осень. И вот в конце ноября в один из воскресных дней Багрецов снова вспомнил ночи на холме.

Да, это было ночью. В последний раз он с Тимофеем осмотрел водоем, проверил турбину и генератор, управление с диспетчерского пункта. Вадим вспомнил, как в эту ночь он и Бабкин молча спустились с холма, прошли вдоль канала, где отражалось звездное небо, и так же молча, не проронив ни слова, сели в машину. Каждый по-своему вспоминал месяцы, проведенные в Девичьей поляне.

Сегодня – настоящий зимний день. Вадим стоял у окна своей маленькой комнатки, бывшей «детской», где он вырос. На всех ее стенах висели полки с книгами. На низком потолке прилепилась карта СССР. Удобно лежать в кровати и мысленно путешествовать по стране. На месте, где должна быть Девичья поляна, светилась маленькая серебряная звездочка. Она всегда напоминала Багрецову о лампе на холме.

Тесно в комнате. На столе, на шкафу, всюду громоздились самодельные радиоприемники, какие-то аппараты. Конечно, комната была слишком мала, но Вадим считал, что только лаборатория института лучше его родного уголка. В лаборатории светло, просторно, и, кроме того, за соседним столом сидит Тимка. А это тоже что-нибудь да значит…

Однако почему-то именно сегодня Вадим поймал себя на мысли, что не было у него лучше «рабочего кабинета», чем в Девичьей поляне. Сладкое волнение охватывало Вадима, когда он вспоминал об этом сарае, где сквозь дыру в соломенной крыше тянулись солнечные лучи.

И сейчас светит солнце… Блестит на крыше только что выпавший снег… Синие тени легли на тротуары… Люди с поднятыми воротниками куда-то бегут, торопятся.

Деревья Сокольнического парка подняли вверх, как штыки, голые черные прутья. А внизу на соседнем дворе – деревянная горка, покрытая льдом… Ребятишки на санках… Сквозь двойные плотные рамы доносится их громкий смех.

«Мороз и солнце. День чудесный…» – начал было вспоминать Багрецов любимые стихи, но снова его мысль возвратилась к Девичьей поляне. Пушкинские стихи хорошо читала Стеша… «Вспоминает ли она когда-нибудь о нас? Тимофей как-то между прочим сказал, что получает от нее письма… Тимка скрытный, он не говорит, о чем она пишет… Ну, это его дело».

Вадим включил приемник.

«Услышь меня, хорошая», – тихо прошелестело в репродукторе.

Ольга так пела. Странное щемящее чувство… Какое-то непонятное сожаление. Опять вспоминается холм, освещенный луной… девушка, идущая навстречу… Довольно!

Багрецов подошел к двери. Она автоматически открылась. Фокусы с фотоэлементом. Вместе с Бабкиным делали. Кому они сейчас нужны?

«Тимка задерживается, – подумал Вадим, взглянув на часы. – Он обещал прийти к десяти».

Бабкин жил один. Во время бомбежки в Минске погиб его отец – мастер одного из московских заводов. Мать Бабкина умерла уже после войны от тяжелой болезни.

В семье Багрецова скромный и трудолюбивый Тимофей стал желанным гостем. Мать Вадима – детский врач – всегда беспокоилась о Бабкине, если он по своей щепетильности, не желая надоедать, долго не приходил, Заметив кашель и насморк у своего любимца, она обязательно, несмотря ни на какие его сопротивления, выслушивала Тимофея и прописывала лекарства. Он очень стеснялся, считая для себя неудобным лечиться у детского врача. Мать Вадима была другого мнения. У Зинаиды Павловны Багрецовой, так же как и у большинства матерей, сын и его товарищи все еще считались детьми.

Вот и сейчас она без стука вошла в «детскую».

– Вадик, – обратилась к сыну Зинаида Павловна, придерживая старомодное пенсне. – Там к тебе пришли…

– Спасибо, Мама. Но прости меня, – недовольно сказал он, – сколько лет я тебя прошу, чтобы ты не называла меня Вадиком. Пойми, что я уже студент, меня только в детском саду этим… Вадиком называли.

– Да что ж тут плохого, Димочка? – Зинаида Павловна смущенно сняла пенсне.

– Мамочка, милая моя! Ты же меня и при товарищах Вадиком зовешь… Хочешь, я перед тобой на колени стану? – Димка со смехом бухнулся на пол. – Умоляю, не надо Вадика.

– Ну, хорошо, хорошо! Встань, простудишься! Да переоденься скорее.

Вадим осмотрел свой костюм. На нем была синяя рабочая куртка, во многих местах прожженная паяльником и закапанная канифолью.

– Ничего. Тимка меня и не в таких видах видел. Тащи его сюда.

Зинаида Павловна загадочно улыбнулась.

– Тимочка еще не пришел. Там у тебя другой гость… Я ее проводила в столовую.

– Как ее? – спросил Вадим и вдруг вспыхнул.

– Да ты не красней, – рассмеялась мать. – Ничего тут нет особенного, я полагаю. Кстати, – все еще продолжая улыбаться, заметила она, – девушка мне понравилась… Очень приятная, вежливая, серьезная и к тому же… весьма хорошенькая…

Димка нервно провел пятерней по шевелюре. Вот еще напасть! Никакая девушка к нему не могла прийти. Да если бы это и случилось, то мама знает всех его знакомых.

Он стащил с себя куртку и бросился к шкафу за костюмом.

– Только, пожалуйста, не забудь, что я тебе говорил, – предупредил он мать. – У меня есть полное имя.

Зинаида Павловна вздохнула. Растут дети, растут. Скоро будут звать их по имени-отчеству.

Она закрыла за собой дверь.

«Вадик» метался по комнате и искал куда-то запропастившиеся новые ботинки.

В коридоре на вешалке он заметил маленькую шубку из розоватой цыгейки. Нет, такой он не видел ни у одной из своих знакомых студенток и лаборанток института. У двери стояла тщательно упакованная корзинка.

Подойдя к зеркалу, Вадим в последний раз оглядел себя со всех сторон, поправил волосы, чтобы они казались еще пышнее, и с замиранием сердца направился в столовую.

За столом сидела Ольга.

Сердце у Вадима екнуло. Что-то будто оторвалось и скользнуло вниз. Он не понимал, почему это случилось. Может быть, и не Ольга была в этом виновата, а воспоминания о ночах на холме, о всем том светлом и радостном, что было в Девичьей поляне.

– Вы стали совсем взрослым… Возмужали, Вадим Сергеевич, – с мягкой улыбкой говорила Ольга, рассматривая стоящего перед ней бывшего «главного инженера» комсомольского строительства.

Зинаида Павловна накладывала в вазочку варенье и думала: «Вот оно, свершилось… Уже зовут Вадика незнакомые мне девушки по имени-отчеству».

– А вы… А вы… – пытался определить Вадим, как выглядит Ольга, но не находил слов.

Она сидела перед ним, румяная с мороза. В окно светило солнце, и его тонкие лучи словно переплетались в пепельных волосах девушки. Она была одета в пушистую, из кроличьего пуха, голубовато-серую кофточку, и это так шло к ней, к ее розовому лицу и мягким светлым волосам!

Вадим не находил слов. Оля показалась ему прекраснее, чем тогда на холме. Впрочем, таков уж у него характер, – многие девушки кажутся ему прекрасными.

– Рассказывайте, Оля, рассказывайте, – наконец опомнился Вадим и с грохотом придвинул себе стул. – Мама, познакомьтесь! Помнишь, я тебе про Олю писал?

– Успели уже не только познакомиться, но и наговориться, пока ты своим туалетом занимался.

– А вы все такой же.

Ольга взглянула на модный синий костюм Багрецова, на его пестрый галстук цвета полыхающего заката, заметила она и яркие туфли, под стать галстуку.

Вадим проследил за ее взглядом, смутился, но, вспомнив, что Ольга не отстает от него в таких вещах, со смехом сказал:

– Видите ли, Оля, я подражаю вам и многим ребятам из ОКБ, Все-таки я москвич, однако за Кузьмой или, скажем, Стешей не угонишься… Вот франтиха! Как она там, рассказывайте!

– Стеша провожала меня до аэродрома, обижается на вас.

– За что же это? – опешил Вадим.

– Ну, хоть бы поздравили девушку. А то как-то неудобно получилось.

– Ничего не понимаю! – Вадим вскочил и, заложив руки в карманы, заходил по комнате. – Замуж она вышла или еще что? Нам же не писали.

В данном случае он говорил за себя и за Тимофея.

– Писали, Вадим Сергеевич. – Ольга, видимо, подсмеивалась над ним. – Всем уже известно, кроме вас.

– Да не томите меня, Оля, – Багрецов снова плюхнулся на стул. – Что же такое случилось?

– Газеты надо внимательно читать. Звеньевой колхоза «Путь к коммунизму» Антошечкиной присвоено звание Героя Социалистического Труда.

– Да не может быть! – воскликнул Вадим.

– Почему же не может? – с некоторой обидой сказала Ольга. – Вы же видели, как она работала на кок-сагызе. Получила восемьдесят пять центнеров с гектара.

Вадим не знал, что ответить Ольге. Ему было странно, как эта маленькая девчонка-тараторка, любительница спектаклей, Стеша, которая ссорилась с Бабкиным и подсмеивалась над своими друзьями, обыкновенная девочка с веснушками – и вдруг Герой. Она, наверное, уже носит Золотую Звезду и, конечно, важничает.

Повернувшись к матери, Вадим хотел ей что-то сказать, но та не заметила его движения и вышла.

– Стеша сама не верила, – продолжала рассказывать Ольга. – Она считала, что произошла какая-то ошибка… Анна Егоровна получила орден, другие тоже, а она одна во всем колхозе стала Героем. Доказывала, что если бы не оросительные каналы, то она ни за что бы не собрала такого урожая. Это правильно, но не только вода решила все дело. Урожай Антошечкиной выше всех в области. А там кое-где и дожди шли. Да, кстати, насчет каналов: Ребята наши разохотились, стали заправскими гидротехниками и, как только узнали о стройках на Волге и Днепре, решили продолжать начатое дело уже далеко от Девичьей поляны. Этому даже Анна Егоровна не препятствует.

– Вот как? Но рассказывайте подробнее. Еще кого наградили?

– Многих. Ну, конечно, нашего бригадира Шмакова, потом Буровлева, Копытина, Фросю, – Ольга не хотела упоминать о себе. – Еще Тетеркиных – обоих братьев. Пастушку «Знак Почета» дали…

– Задается? – рассмеялся Димка.

– Нет. Он твердо уверен, что получит Золотую Звезду. Когда поздравлял Стешу, сказал, что «второй цех» не имеет права отставать от полеводов. Он очень правильно напомнил, что в заводском хозяйстве все цехи важны. Сережка, как вам известно, считает наш колхоз заводом. Он только об этом и говорит.

– Умница, лобастый! Вот что значит настоящее воспитание.

– А как же? – Ольга, потупившись, опустила глаза. – Он член нашей особой бригады, как и некоторые москвичи.

– Когда все это было в газетах?

Вадим из скромности не хотел затрагивать тему о московских членах ОКБ. Впрочем, может быть, и не скромность руководила им. Ему было просто обидно, как это они с Тимкой не заметили самого главного – Указа о присвоении звания Героя Социалистического Труда Стеше и награждении других ребят из ОКБ.

Ольга рассказала, что Указ был опубликован всего неделю тому назад, только он касался одной Антошечкиной, а что касается других, то об этом стало известно после того, как список награжденных поместили в областной газете.

– Вот видите, – обрадовался Вадим. – Мы не виноваты. Надо было прислать эту газету, наконец, позвонить… Впрочем, мы совсем недавно вернулись из командировки. Были в Туркмении и видели места, где пройдет Главный канал.

– А награду Стеши пропустили? Эх, друзья!

– Сегодня же исправим ошибку. Не беспокойтесь! «Молнию» пошлем! Кто же еще в этом списке?

Оля порылась в сумочке и вынула оттуда вырезку из газеты.

Внимательно просмотрел список Багрецов. Там он нашел многих своих знакомых: и полеводов, и животноводов. Звеньевой Буровлев, Фрося, бригадир Тетеркин, Ольга и пастушок Сережка против своих фамилий имели вполне определенные цифры.

В них Вадим почти совсем не разбирался. Много это или мало? Однако цифры показывали, как работали его друзья – ребята из ОКБ. В описке их была добрая половина.

Только сейчас Вадим по-настоящему осознал и почувствовал, что не зря они потрудились с Бабкиным. Правда, московские техники не могли дать никаких показателей. Они не пахали и не сеяли, не снимали урожая, не выхаживали коров, но какая-то частица настоящего творческого труда, то, что они могли дать, осталась на полях колхоза «Путь к коммунизму».

А это было самым главным! Может быть, и он, Димка, стал бы Героем, носил бы Золотую Звезду… Нет, это слишком далекая мечта… Он мог мечтать об ордене… Буровлев получил его, но ведь он заслужил эту награду не за установку труб на холме и даже не за остроумное предложение вроде водяного аккумулятора Багрецова, а за высокий урожай кукурузы. О, да! Вадим хорошо представлял себе, как тяжело дался этот урожай Ванюше Буровлеву в тяжелый для колхоза год…

А что сделал он, Багрецов? Не он, так другой нарисовал бы чертежик водоема, тем более, что самое главное предложение было подсказано Васютиным… Снова был собой недоволен Вадим. Сейчас ему казалось, что мало он сделал в Девичьей поляне, и Бабкин тоже… Однако еще все впереди. Радостно сознание, что в звездочке, которую получила Стеша, в ярком блеске ее есть какой-то очень маленький и тонкий лучик, он тянется до самой Москвы. Это луч Багрецова. А рядом такой же тонкий и прозрачный – Тимкин…

Ольга молчала, внимательно наблюдая за товарищем. Она хотела было сказать, что Никифор Карпович хлопотал о том, чтобы отметили москвичей, но с этим вопросом пока еще не ясно. Нет, пожалуй, и неудобно про такие дела рассказывать Вадиму.

В комнату вошла Зинаида Павловна с кипящим никелированным чайником, на его шарообразной поверхности отражалось маленькое солнце.

Вадим проследил за ним взглядом.

– Почему же вы, Оля, молчите? Я жду самых интересных рассказов. Начнем по порядку. Что вас привело в Москву? – спросил он.

– Вчерашняя лекция.

– Как это здорово! Из Девичьей поляны в Москву колхозницы прилетают на лекции. – Багрецов остановился у стола и, постукивая ложечкой о блюдце, снова спросил: – Лекция-то интересная? Стоило лететь?

– Не знаю, не мне судить. – Оля исподлобья с лукавой улыбкой наблюдала за Вадимом.

Ответ, видимо, озадачил его, он еще энергичнее застучал по блюдцу. «Зачем же, собственно говоря, лететь из Девичьей поляны на лекцию, если не сможешь разобраться не только в ее содержании, но даже и определить, интересная она или нет?»

– Вадик! Сколько раз я тебе говорила, чтобы ты не стучал по блюдцу. Удивительная привычка, – недовольно заметила Зинаида Павловна, разрезая булку.

Багрецов с размаху бросил ложечку, хотел было напомнить о своей просьбе не называть его, как младенца, но при гостье сдержался. Он только укоризненно взглянул на мать.