Текст книги "Семь цветов радуги (СИ)"

Автор книги: Владимир Немцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 30 страниц)

– Насчет записки хотел сказать.

Шульгина молчала. «Чудно, неужто она про нее не помнит?» – подумал пастушок и уже обратился к Ольге, как к секретарю комсомольской организации.

– Докладываю, – сухо и официально начал Сергей: его сердило такое невнимание. – Записку с латинскими словами, что мы нашли в бутылке, послал товарищ Бабкин.

– Бабкин? – машинально переспросила девушка, не глядя на Сергея. – Я так и думала. – Она слегка улыбнулась тонкой линией губ. – Спать иди, Сергуня! Поздно. Завтра поговорим.

Сережка обиделся: и здесь его прогоняли. Этого он совсем не ожидал от секретаря комсомола. Молча пастушок отошел от окна.

Шагая по улице, Сергей старался понять, что это случилось с Ольгой? Она так хотела разгадать тайну записки. А сейчас даже не спросила, что означают «вали-кали». Ему так хотелось поделиться с Шульгиной своими соображениями насчет того, как могла бутылка проплыть из колодца в Камышевку, узнать у секретаря, что она думает по данному вопросу, обсудить все как следует… Он еще хотел сказать ей, как он выполнил первое комсомольское поручение.

Бюро предложило Сергею Тетеркину организовать пионеров для заготовки дополнительного корма для птицефермы. Под предводительством Сергея школьники ходили в лес, собирали там муравьиные яйца, потом устроили «питомник дождевых червяков».

Молодому комсомольцу вначале показалось, что поручение это и не очень ответственное, но потом он понял его важность. Заведующая птицефермой очень благодарила Сергея и ребятишек.

Не стала слушать его Ольга. Уж если записка ее не интересовала, то червяки тем более.

«Ну и пусть, – думал Сергей, упрямо смотря под ноги. – Пойду к самому Бабкину. Он, наверное, еще не спит». Наконец понял пастушок, что только ученый человек, московский техник, может ему все объяснить, как полагается.

И в самом деле, Бабкин не спал. У открытой двери сарая стояла темная обшарпанная табуретка, над ней висел карманный фонарик. Тимофей и Багрецов сидели на сене возле табуретки, которая в данном случае изображала собой стол.

Москвичи возились с каким-то аппаратом. Светился синий огонек маленькой паяльной лампочки. На ней грелся паяльник.

Пастушок подошел к техникам, но они его не заметили.

Сергей переступил с ноги на ногу и хотел уже вежливо пожелать друзьям доброй ночи, но спохватился. Ведь техники еще не скоро будут спать. У них важное научное дело.

Бабкин взял паяльник, послюнил палец, попробовал, разогрелся ли медный топорик. Затем ткнул его в канифоль и подцепил кусочек олова.

На остром жале появилась расплавленная блестящая капля.

Подняв глаза, техник увидел Сергея. Стараясь не уронить капельку, он наклонился к аппарату и сказал:

– Тебя-то нам и не хватало. Где-нибудь мел достанешь?

Пастушок обрадовался. Вот где он пригодился!

– В школе, может? – спросил он.

– Нет, не подходит твое предложение, – усмехнулся Бабкин. – Нам очень много нужно мела, толченого, килограммов сто. Достанешь?

Сергей не отвечал. Откуда он его возьмет? Но вдруг ему в голову пришла новая мысль.

– Может, известка годится? Мы ее из ямы берем для побелки.

– Молодец, Сергей! – Бабкин хлопнул себя по голенищу. – К воскресенью организуй это дело. А сейчас – марш спать! Мать, наверное, беспокоится.

Сергей недовольно поплелся домой.

– Теперь нам бы еще бочонок достать, – сказал Тимофей, кладя паяльник на лампу.

– Это потруднее… Погоди, – вдруг что-то вспомнил Вадим и, перешагнув через склонившегося над аппаратом маленького Бабкина, скрылся в темноте сарая.

Тимофей даже не успел ущипнуть его за ногу. «Я тебе покажу, долговязый, как по головам ходить!» – погрозил он и поднес паяльник к щеке, проверяя таким образом, насколько он нагрелся.

Скрипнула калитка. Это Стеша возвратилась домой после того, как всласть обсудила с подругами все достоинства и недостатки ученого техника Бабкина.

– Трудитесь, Тимофей Васильевич? – застенчиво спросила она. – А мы вас ждали-ждали…

Техник поднял голову и увидел Антошечкину во всем ее великолепии. Луна светила так ярко, что казалась Бабкину огромной каплей расплавленного олова… А Стеша! До чего же она привлекательна! Хоть и мала, не выше Тимофея, но кажется такой величественной и гордой в своем блестящем тяжелом платье.

Стеша повернулась, и Бабкин представил себе, будто это платье сделано из жести: так зазвенела упругая шелковая ткань.

– Бессовестный вы, Тимофей Васильевич! – Стеша могла, не сморгнув, говорить ему всякие такие «вежливые слова». – Загордились, ни на кого не глядите…

Тимофей смутился: «О чем это она?»

– Не уважаете нас, товарищ Бабкин, – продолжала Антошечкина, приложив руки к груди. – Вот и пришла я вроде как делегатом от всего нашего драмкружка. Посмотрите на меня хоть здесь…

Стеша взглянула на луну, прислушалась к щелканью соловья и чему-то лукаво улыбнулась. Подобрав шуршащий шлейф, она подошла ближе к оробевшему Бабкину.

Зачем вы посетили нас?

В глуши забытого селенья

Я никогда не знала б вас,

Не знала б горького мученья.

Души неопытной волненья…

Девушка читала стихи с чувством, пожалуй, даже хорошо, и не шестую премию на районном конкурсе самодеятельности ей можно было бы присудить, но не Бабкину в этом разбираться.

Он беспокойно ерзал на месте и ждал, чем же все это кончится? Тимофей не мог понять: либо Стеша над ним подсмеивается, либо еще хуже… Во всяком случае, эти стихи из письма Татьяны похожи на объяснение… Глупость какая!

– Не пугайтесь, я все письмо читать не буду, – Стеша звонко рассмеялась. Ну, чего же вы молчите? Хорошо?

– Очень, – выдавил из себя Тимофей и тут же обжег палец горячим паяльником.

Стеша постояла еще немного и, видя, что Бабкин упорно молчит, решила заговорить о другом.

– У Симочки сегодня были, Тимофей Васильевич? – спросила она, давая понять, что ей все о нем известно. – С нами пойти не захотели?

– Да я… – начал было Бабкин, дуя на обожженный палец. Он чувствовал, что надо оправдаться.

– Обидели девочку, – продолжала Стеша, стараясь вызвать этого «бирюка» на откровенную беседу. – Просили микстуру, а потом все бутылки, что она вам дала, в колодец побросали… Куда это годится?

Бабкин угрюмо молчал. Черт знает, какая чепуха получилась! Не будет же он сейчас объяснять этой настойчивой девчонке, как все произошло на самом деле. Пока еще ничего не ясно, и нечего об этом рассказывать.

Тимофей тоскливо посмотрел в темноту сарая. И что это Димка запропастился?

Заметив этот взгляд, Стеша рассердилась. Чего это она навязалась к нему с разговорами? А москвич надулся, как индюк, и молчит. Она досадливо стукнула высоким каблучком и круто повернулась.

Обиженная девушка взбежала на крыльцо, отворила дверь, но на пороге задержалась в надежде, что Бабкин ее окликнет.

Тимофей растерянно молчал.

Стеша вздохнула и с досадой захлопнула за собой дверь, едва успев подобрать длинный шлейф.

– Замечательная посудина, – сказал Багрецов, выходя из сарая. Он держал в руках небольшой бочонок, оглядывая его со всех сторон.

Бабкин рассеянно смотрел на Димкину находку. Посасывая обожженный палец, он думал о Стеше. Наконец угрюмо произнес:

– Надо бы спросить про бочонок. А то как-то неудобно.

– Конечно, – согласился Вадим. – Ты сейчас со Стешей разговаривал?

– Да.

– Спроси скорее у нее. Она еще, наверное, не легла.

– Может, завтра? – робко возразил Тимофей.

– Да ты что, боишься? Ну беги, беги, а то поздно будет. Она, наверное, утомилась после спектакля, моментально уснет…

Бабкин не стал противоречить: «Мало ли что Димка подумает? Будто мы поссорились со Стешей или еще что?..»

Он неслышно подошел к окну и тихо постучал.

Окно открылось мгновенно. Это даже ошарашило Бабкина. Он, конечно, не догадывался, что Стеша ждала, когда ученый москвич подойдет, постучит и мило пожелает ей покойной ночи.

– Стеша, нам очень нужен бочонок, – простодушно сказал Бабкин. – В сарае нашли. Можно взять?

Антошечкина захлопнула окно. Мелькнула насмешливая луна, отраженная в стекле.

Бабкин постоял немного, глядя на дрожащие стекла, мысленно проклял свою неловкость и всех обидчивых девчонок и медленно поплелся к товарищу.

– Ну, все в порядке? – спросил Вадим.

Вздохнул Тимофей и утвердительно кивнул головой.

На самой высокой ноте усталый соловей сорвался, тревожно пискнул и замолк.

ГЛАВА 12

НАХОДКА МАКАРКИНОЙ

Нам

критика

из года в год

нужна

запомните,

как человеку

кислород,

как чистый воздух

комнате.

В. Маяковский

Словно голубой дым от костра, стелился утренний туман на полях. Горой раскаленных углей поднималось солнце из-за холма. Покрытая росой трава светилась оранжевым отблеском утра.

Черные прямоугольники вспаханной земли блестели, как огромные куски антрацита.

Солнечный костер за холмом разгорался все ярче и ярче, длинным языком пламени выскочил первый луч, осветил пожелтевший луг, тонконогие саженцы с поникшими листочками и возле них две фигуры. Это были Бабкин и Сергей.

Прижимая к груди маленький чемоданчик, Бабкин вдруг сорвался с места и побежал. Следом за ним кинулся и Сергей. Он на бегу разбрасывал из лукошка известку. Белая пыль, как дымок от выстрелов, клубясь, поднималась с земли в тех местах, куда падали комья извести.

По дороге медленно ехала подвода. Любопытная колхозница, увидев бегущих ребят, остановила коней и долго смотрела на светлую полосу, тянувшуюся по лугу.

Ребята побежали быстрее. Вот они пересекли вспаханное поле, достигли ржи и, разгребая руками се волны, поспешили дальше. Белые пятна пунктиром тянулись за ними.

Женщина, ничего не понимая, покачала головой и поехала своей дорогой.

…Бабка Митрофановна возилась этим утром в своем маленьком огороде возле хаты: она окучивала кустики помидоров.

На конце деревни затявкали собаки. Лай приближался, вот он уже совсем близко.

Кто-то перепрыгнул через плетень. Деревенские псы задохнулись от лая.

Митрофановна разогнула спину. Перескакивая через грядки, по ее огороду бежали два парня. За ними гнались собаки.

– Простите, бабушка, – услышала старушка, и оба парня исчезли в подсолнухах.

Поправляя примятые плети огурцов, Митрофановна улыбнулась и пошла в хату. Ее нельзя было ничем удивить. Она привыкла к постоянным затеям комсомольцев. И если вместе с Сережкой-пастушком, который сейчас зачем-то разбрасывал известку, несмотря на свою солидность, бежал и московский техник, то, значит, так и нужно. Может, в этом деле какая-нибудь наука скрывается?

Колхозники с любопытством выглядывали из окон, но никто не решался остановить ребят, чтобы узнать, зачем им понадобилось посыпать огороды известкой.

Далеко за околицей Бабкин с размаху бросился на траву и, облизывая пересохшие губы, прохрипел:

– Довольно, Сергей. Дальше не так важно.

Сережка отбросил пустое лукошко и повалился, как сноп. Однако он тут же приподнялся и вопросительно взглянул на Бабкина из-под своих густых, как щетки, бровей.

– Я побегу, Тимофей Васильевич, а то, неровен час, пропадет? Жалко будет.

– Машину попроси у председательницы, она знает.

Сергей собрался уже бежать, но техник его остановил:

– Что это у тебя на сапогах, известка?

Пастушок в изумлении смотрел на свои голенища, покрытые голубоватой рябью.

Он пробовал их вычистить, но ничего не получалось.

– Не оттирается, – с сожалением проговорил Сергей и тут же вспомнил. – Так это мы через делянку Антошечкиной бежали! Она там свою химию разводит для прополки. Смотрите, и у вас тоже, – указал он на сапоги Бабкина. – Ну, я все-таки побегу! – решил он.

– Не очень торопись. – Бабкин взглянул на часы. – У тебя в запасе полчаса, а до Камышовки десять минут езды.

Сергей медленно, размеренными шагами, направился к деревне, но потом оглянулся и, заметив, что Бабкин на него не смотрит, припустился бежать. Мало ли что? А вдруг у машины баллон спустит?

В это воскресное утро по дороге в город ехала скрипучая телега. Возница дремал и спросонок подергивал вожжами. Сзади него сидела Макаркина в ярко-желтом платке с черными горошками. Она попросила подвезти ее в город. Заставила всю телегу горшками да бидонами: видно, собралась на рынок.

Старик долго не соглашался взять се. Уж больно славушка нехороша у Макарихи, – зелье, а не баба.

Мужики ее боялись, старались обходить стороной. И, может, взял ее возница в город, только чтоб не орала она ему вслед. Чего ж хорошего от такой срамоты? Леший с ней, пусть садится!

По мягкой дороге ступали копыта. Клубилась пыль за телегой. Она оседала на черном праздничном платье Макаркиной. При толчках из плохо прикрытой кринки выплескивалась сметана и тоже попадала на платье. Макаркина придерживала крышку и, как обычно, корила всех полянских колхозниц. Она хотела высказать все, что в ней кипело. Единственный ее спутник будто не замечал Макаркину, и разговаривал с лошадью. Куда как спокойнее, чем слушать эту злую болтливую бабу.

– Ну что ж, обижаться не будем, – бормотала Макаркина, с ядовитой усмешечкой поджимая губы. – Темный ты человек, тебе бы только со скотиной разговоры вести. Ишь, сколько добра на базар везет, людям и сесть негде. – Она оглянулась и, убедившись, что мужик ее не слушает, продолжала: – Знаем, как у вас в «Победе» трудодни выписывают. Брату да свату…

Ничего она не знала и даже не слыхала об этом колхозе, но уж такая у нее натура видеть во всем самое что ни на есть скверное.

«Никакого простора человеку нету! – размышляла она. – Алешку Круглякова опять прижали. Ну, выпил утречком парень, чего ж тут особенного? АН нет, Шмаков не допустил к работе. Куда это годится?»

С того случая на бугре, когда Макаркина поняла, ради чего ребята проводят всякие свои затеи, услышала все, что о ней думает Кузьма Тетеркин, а вместе с ним и другие колхозники, она стала потише. Но можно ли сразу примириться со всеми неприятностями, которые якобы доставляют ей люди? Ей казалось, что даже те колхозники, которые никогда не сделали ей ничего плохого, только ждут подходящего момента, чтобы прищемить Макаркину.

– Бесстыжие твои глаза, – говорила она, стараясь не прикусить язык, когда задок телеги подпрыгивал на ухабах. – Бочонок я тебе совсем отдала или нет? Думала, коль не спрашиваю, так он и не потребуется мне?

Вспомнила Макаркина вчерашнюю историю. Она пришла к Антошечкиным за своим, можно сказать, кровным бочонком. Хозяйка поискала его – нигде нет. «Зайди завтра, Макаркина». – «Как так завтра? – вскричала обиженная баба. – Мне до свету в город надо. Куда я сметану дену?» Никаноровна опять бросилась искать бочонок. Он словно провалился. И вот сейчас такой несправедливости не могла простить Макаркина.

«Извозилась вся, – думала она, вытирая руку платком. – А все из-за кого? Из-за добрых людей. Им палец в рот не клади, всю руку оттяпают…»

Телега, погромыхивая, выбралась на тракт и сейчас ехала по самому берегу Камышовки.

Макаркина смотрела своими зеленовато-желтыми совиными глазами на воду, а видела перед собой ненавистное ей лицо Антошечкиной.

Камыши теснились у берега. Длинная песчаная коса золотилась на солнце. Птицы оставили на ней замысловатые узоры-следы.

У самого края косы в небольшой выемке покачивался бочонок. Макариха заморгала глазами. Нет, эти ей не чудится! Самый настоящий бочонок плавает в воде.

– Погоди, – остановила она возницу и спрыгнула с телеги.

Старик с нескрываемой насмешкой смотрел на чудаковатую бабу.

Присев на берегу, Макаркина быстро скинула башмаки и зашлепала по мокрому песку.

Самым непонятным для нее было то, что это не просто бочонок, случайно выброшенный в реку. А это именно ее бочонок, который она должна была получить у Антошечкиных.

На каком другом бочонке будет написан черной несмываемой краской номер «411», а под номером «Кильки таллинские, высший сорт»?

Макаркина обрадованно схватила мокрый бочонок, прижала его к груди и побежала обратно.

К ее удивлению, верхняя крышка была плотно замазана варом. К тому же в бочонке что-то гудело.

Макаркина осторожно поставила бочонок на песок и нерешительно отошла в сторону. Кто его знает, чего он гудит? Вот так погудит-погудит, а потом как ахнет! Куда рука, куда нога!

Надоело ждать старику. Этак до вечера не доедешь. Он зачмокал губами и тронул вожжи. Макаркина бросилась было на дорогу, но жадность сильнее страха. Она схватила бочонок и на вытянутых руках понесла к телеге.

– Вот дура-баба, – усмехнулся возчик и достал из кармана кисет. – Мечется взад-вперед со своей бочкой. Коль нашла, так бери, пока другой не подобрал.

– Без тебя знаю, – огрызнулась Макаркина. – Советчик какой нашелся. Подберешь на свою голову. – Она боязливо поставила бочонок на передок телеги и отошла в сторону. – Послушай, как в нем гудет, будто в самоваре…

Старик нагнулся и приложил ухо к верхней крышке. Из бочонка доносилось густое равномерное гудение, похожее на жужжание пчелиного роя.

– А ну, забери эту чертовину отсюда! – строго приказал старик.

– Куда я его дену? – злобно закричала Макаркина и, боясь, что тот не возьмет ее с бочонком, бесстрашно села на задок телеги. – Поедем, нечего канителиться. Испугался! А еще мужик, называется.

– Забери его к лешему! В последний раз говорю! – Старик в сердцах бросил кисет на телегу.

– Указчик какой нашелся! Ровно баба, слюни распустил. – Макаркина демонстративно стала подтаскивать к себе сено, устраиваясь поудобнее на долгую поездку.

Старик спрыгнул с передка, схватил бочонок и побежал с ним к канаве. «Знаем мы эти игрушки, – думал он. – Фашисты всякие тут мины пооставляли: и в ящиках, и в бочонках. Видали ихние фокусы. Может, и этот бочонок откуда-нибудь из оврага принесло вешней водой. Не погибать же из-за глупой бабы».

– Ах ты, проклятущий! – визжала Макаркина. – Твой, что ли, этот бочонок? Она соскочила на землю и побежала за стариком.

Возчик возвратился к подводе и начал выставлять на обочину дороги все кринки и горшки Макаркиной. Он делал это сосредоточенно и осторожно, стараясь не расплескать сметану. Уставив посуду, возчик сорвал лопух и вытер им руки.

– Прощевай, коли так, – спокойно сказал он и вскочил на телегу. – Может, кто и подвезет тебя с этим гостинцем!

Макаркина задыхалась от гнева. Она сорвала с головы платок и хватала воздух широко раскрытым ртом. Слова застряли в горле. И лишь после того, как телега скрылась в облаке белесой пыли, она закричала:

– Погоди, чего скажу!

Проклиная на чем свет стоит пугливого, старика, она взяла снова злосчастный бочонок и притащила его к горшкам, выстроившимся в ряд у дороги.

Вдали показалась машина. Макаркина подняла руку.

Старенький грузовичок, покрытый, как мукой, известковой пылью, замедлил ход и словно нехотя остановился. Из кабины выскочил Сергей. Он еле переводил дух, будто не ехал, а бежал от самой деревни.

– Чего задерживаете! – крикнул пастушок, узнав Макаркину. – Мы не в город. Ишь, сколько горшков! На рынок, небось, собрались?..

Тут он увидел бочонок и осекся. Не веря своим глазам, Сергей бросился к нему, схватил и опрометью мотнулся к машине.

– Ты чего это, милок? – ехидно поджимая губы, прошипела Макаркина. – В грабители, что ль, записался? Средь бела дня такое самоуправство?

– А я чего?.. – насупился Сергей. – Я по праву.

– По какому такому праву? – торжествующе усмехалась Макаркина. Уж она сейчас ему покажет права!

– А по такому, – уже более уверенно проговорил пастушок, крепко прижимая к себе мокрый бочонок. Он ждал, что эта злая баба сейчас бросится его отнимать. – Тут внутри самый главный генератор сидит!

Сергей слышал от техников о «главном генераторе», спрятанном сейчас в бочонке, без которого они не могли обойтись.

Макаркина потянула бочонок к себе.

– А ну, молодой человек, вытряхай этого «главного». Нечего гуделки в чужих бочках устраивать. Моду какую завели: у добрых людей то ведра, то бочонки тащат. Этак на ваши игрушки никакой посуды не наготовишься.

Сергей растерялся. Как это москвичи не знали, чей им бочонок попался? Придется отдавать: Макаркина от своего, хоть лопни, не отступится. Он с тревогой вспомнил, что техники говорили, будто еще раз придется повторить опыт. Что-то там они не проверили.

– Возьмите, тетенька, – со вздохом сказал Сергей, обдумывая дипломатический ход, как бы все-таки вернуть бочонок обратно. – Без всякого сознания вы человек. Самокритика до вас не доходит. Науки тоже не понимаете.

– Да куда уж нам? – елейно запела Макаркина, принимая возвращенную собственность. – От этих ученых в колхозе не продохнуть. – Она хотела было открыть крышку, но та не поддавалась. – На, сам выкидывай оттудова чортову гуделку.

– Не смею, тетенька, – снова вздохнул Сергей. – Это москвичи поставили аппарат. Цены ему нет, потому как это… – он многозначительно поднял палец, это специальный научный аг-ре-гат. Поняли?

Недоверчиво смотрела Макаркина на подростка, и в глазах ее метались злобные желтые огоньки.

– Вот вы, тетенька, говорите, – укоризненно продолжал Сергей, – выкини гуделку. А сами того не понимаете, что это все от вашей необразованности. Обидно даже слушать. А гудит там вполне научная вещь. – Он понизил голос до шепота: – Преобразователь. Слыхали? Да не простой, а вибра-цион-ный! Вот что! – Сергей заложил руки в карманы и прошелся важно вразвалочку, совсем как техник Бабкин.

– Недосуг мне с тобой лясы точить, – уж менее уверенно сказала Макаркина. – Плевать мне на ваши «образователи». Образованные какие нашлись! Пусть в свою Москву-реку бочонки кидают…

– Эх, товарищ Макаркина! – покачал головой Сергей. – Я хоть и молодой комсомолец, но должен я… – Он особенно тщательно подбирал слова, потому что, может быть, впервые почувствовал себя агитатором. – Должен я сказать все как есть, по-честному. Сколько раз вас критиковали на собрании? В нашем колхозе кто больше всех несознательность показывает? Кто? Конечно, вы, тетенька!

Макаркина хотела было разозлиться и плюнуть. Подумаешь, критику наводит! Материно молоко на губах еще не обсохло, а туда же, старших учить вздумал! Но Сергей не дал ей и слова сказать. Он взял удивленную женщину за руку и, оглянувшись на шофера, внушительно прошептал ей на ухо:

– Только одной вам скажу. В деревне никто про это не знает. – Макаркина вся превратилась в слух. – Москвичи своими научными аппаратами реку под землей нашли. Теперь в точности известно, где скважины бурить.

– Значит, не зря яму на бугре копали? – вспомнила Макаркина.

– Ну как же! И водоем на бугре и канавы на полях, – восторженно подтвердил пастушок. – А несознательность свою надо бросить. И не обижаться на критику. Люди для того, чтобы реку найти, чего хочешь отдадут, а не только бочонок.

– Нам не объявляли про бочонки, – уже стала оправдываться Макаркина, стряхивая засохшую сметану на рукаве. – Откуда ж нам знать, чего москвичи в него будут закладывать.

– То-то! – с достоинством заметил Сергей. – Эта ваша посудина, – он указал на бочонок, – может, тридцать километров проплыла под землей. А мы стояли 1:верху и все знали, где она сейчас идет. И знали мы еще, как там подземная река извивается. – Он помолчал и, нарочито вздохнув, добавил: – Москвичи хотели еще чего-то проверить, да вот придется в город ехать…

– Это к чему ж? – спросила Макаркина, вероятно подозревая москвичей в каких-то неблаговидных поступках.

– Бочонок подходящий подобрать. Не всякий на такое дело годится.

– А мой?

Сергей наклонил голову и улыбнулся.

– Да вы же, тетенька, его забираете.

– Нужен он мне очень! – огрызнулась Макаркина. – В нем сметана селедкой воняет. Добро какое!

Она сунула бочонок ухмыляющемуся пастушку и, подобрав широкую юбку, выбежала на середину дороги, завидев вдали попутную подводу.

Сергей щелкнул дверцей кабины. Макаркина, видно о чем-то вспомнив, возвратилась к машине и проворчала:

– Спроси там у своих москвичей, может, им еще один бочонок спонадобится? У меня такой же под огурцами в погребе стоит.

ГЛАВА 13

КОМАНДНАЯ ВЫСОТА

Все хочу обнять,

да не хватит пыла,

куда

ни вздумаешь

глазом повесть,

везде вспоминаешь

то что было,

и то,

что есть.

В. Маяковский

Бабкин сидел на краю канавы и, беззвучно шевеля губами, высчитывал, сколько времени проработал аккумулятор при первом испытании. Нужно ли его заряжать или можно продолжать опыты?

Вадим шагал взад и вперед около своего товарища. Он размахивал руками и горячо доказывал, что если уж повторять опыты, то, конечно, на более высокой научной базе.

– Пойми, Тимка, – говорил он. – Твоя выдумка с генератором, запрятанным в плавающий бочонок, конечно, великолепна, остроумна, интересна… Всякие такие лестные слова можно говорить по этому поводу… Но даже если бы мы сорок раз пускали бочонок в русло, все равно не избежали бы ошибок.

– Доложи свои теоретические соображения, – хмуро заметил Тимофей.

Он вытащил из бочонка генератор и стал проверять, не отскочила ли где пайка после долгого подземного путешествия.

– Я уверен, что известковые дорожки на полях после каждого испытания не всегда будут совпадать друг с другом, – доказывал Вадим. – Как мы сейчас проверяли? По максимальной громкости. Но ведь можно предположить, что слышимость на нашем приемнике будет изменяться не только от того, что подземная река в данном месте свернула вправо или влево, но и от того, как глубоко она ушла. Представь себе, – горячился Багрецов, перепрыгивая через канаву, – мы определим точку для бурения скважины, но можем ли мы быть уверены, что она лежит именно над руслом, а не в стороне от него? Мы не имеем права ошибиться ни на один метр!

– Это мне и без тебя известно, – недовольно заметил Бабкин. Он случайно взглянул на свои пятнистые сапоги и разозлился: «Тоже экспериментаторы! Надо писать: «Осторожно, смертельно»… Учить еще таких выдумщиков надо».

Три дня и три ночи собирал Бабкин вместе с Вадимом незатейливую конструкцию в бочонке. Простой, но достаточно устойчивый длинноволновый генератор был ими запрятан в плавающий бочонок. Антенну расположили на его внутренних стенках.

Питание приспособили от вибрационного преобразователя. Обычно такие устройства применяются в автомобильных приемниках. В данном же случае техники взяли преобразователь от запасного комплекта к автоматической радиометеостанции.

Они знали, что длинные волны довольно хорошо проходят сквозь толщу земли, поэтому не сомневались в успехе своей затеи. Однако сейчас встала перед ними новая задача. В глубине души Бабкин был согласен с Вадимом, что, несмотря на вычерченную извилистую линию, протянувшуюся от Степановой балки до речушки Камышовки, не совсем просто определить истинное направление русла. Можно ли сейчас точно указать колхозным комсомольцам место, где следует закладывать буровую скважину? Нет!

Бабкин смотрел на сухие распределительные каналы. Скоро ли в них побежит вода?

Вадим расхаживал по дну неглубокого рва, заложив руки за спину. От быстрого движения развевались его длинные курчавые волосы. Они падали на глаза и мешали ему сосредоточиться.

– Кстати, – спросил Тимофей, – почему главный инженер не ладит с Кузьмой Тетеркиным? Я вчера говорил с Кузьмой о тебе, и, как мне показалось, разговор ему был неприятен.

– Ничего не понимаю. Я к нему чудесно отношусь. Впрочем, он и тебя сразу невзлюбил.

– Тогда к этому были вполне основательные причины… А в данном случае? Бабкин пожал плечами. – Он так тебе сочувствовал, когда получилась эта неприятность с пропавшей водой. И вдруг… В общем надо выяснить…

Сейчас Вадим меньше всего интересовался выяснением своих отношений с Тетеркиным. Он выхватил из кармана клеенчатую тетрадку-дневник и начал что-то чертить.

На весу было неудобно, техник сел на дно канавы. Тетрадь он положил на край покрытой дерном насыпи, как бы на крышку парты.

Бабкин подошел к товарищу, заглянул в тетрадь. Вадим вычерчивал серию углов.

– Пеленгация? – спросил Тимофей. – Но у нас только один приемник.

– Другой возьмем на радиоузле.

– Надо приспосабливать рамки. Штурвал с делениями… – вслух размышлял Бабкин, рассматривая чертеж.

– Хитрость какая, – отмахнулся Вадим. – Петушок с Сережкой в два счета намотают рамку. Меня беспокоит, насколько точно удастся нам определить место для бурения скважины?

– Если пеленгаторы поставить близко от линии, которая у нас уже есть, сказал Тимофей, смотря на белые пятна, точечным пунктиром бегущие по траве, то, пожалуй, не так трудно засечь истинное положение проплывающего в русле генератора.

С этим не мог не согласиться Багрецов.

Начались новые опыты. На радиоузле наши друзья достали приемник «Родина», приспособили к нему рамку, так же как и к своему аппарату в чемодане.

Аккуратная Сима Вороненкова тщательно вычертила на фанерных кругах градусы, от нуля до триста шестидесяти. По кругу должен скользить указатель поворота рамки.

На другой день к вечеру, после того как комсомольцы закончили свои полевые работы, ребята опять продолжали поиски подземной реки.

Недалеко от холма, где предполагалось пробурить скважину, установили два пеленгатора. Одним из них управлял Вадим, другим – Бабкин.

Аппараты находились между собой довольно близко, поэтому можно было обойтись без радиостанций для связи.

– Кузьма все-таки дуется на тебя, – сказал Бабкин, возвращаясь к вчерашнему разговору. – Пробовал спрашивать – молчит.

– А с тобой Стеша не в ладах, – отпарировал Вадим.

– Ты, может быть, знаешь почему?

– Не пытался даже разговаривать с ней на эту щекотливую тему. – Вадим медленно повернул рамку. – Впрочем, и не буду. Разбирайтесь сами…

– Сто сорок! – раздался зычный крик Сергея.

Он вызвался передавать показатели поворота рамки на соседнюю пеленгаторную точку. Сейчас пока еще только проверялись аппараты.

Вадим побежал к своей установке.

Прошло несколько минут в напряженной тишине.

– Начали! Пошел! – хриплым от волнения голосом сказал «главный радист» в микрофон.

Эти слова услышал Бабкин в телефоне приемника. Он пока настроил его на ультракороткие волны только для того, чтобы принять первый сигнал, возвещающий о начале испытаний. Сейчас бочонок с генератором скрылся в темном провале Степановой балки и поплыл в холодных струях подземной реки.

Тимофей облизал пересохшие губы и быстро переключил приемник.

Теперь он будет слышать только голос радиостанции из-под земли.

Стемнело. На холме зажглась лампа, как первая звезда.

Зеленоватым светом горела шкала приемника. Бабкин, чуть дыша, поворачивал ручку настройки. Сейчас он услышит приглушенный голос радиостанции, путешествующей по волнам подземной реки.

Тонкое, еле заметное гудение прорвалось сквозь шорохи и шумы. Тимофей повернул рамку. Стало слышно громче.

– Димка, слышишь? – прерывающимся голосом крикнул Бабкин.

– Вадим Сергеевич, слышите? – вежливо повторил Сергей.

– Сто сорок пять! – донесся крик Багрецова.

Тимофей записал градусы и мгновенно повернул рамку, добиваясь, как всегда при пеленгации, минимальной слышимости. Это нужно было делать как можно скорее, генератор все время движется. Но вот в телефоне звук совсем исчез. Бабкин записал направление рамки и, снова повернув ее, стал следить за плывущим внизу передатчиком.