Текст книги "Как Виктор Суворов сочинял историю"

Автор книги: Владимир Грызун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 32 страниц)

А мораль такова. Если мы говорим о том, почему пала Польша, нужно в первую очередь посмотреть на тех, кто ей обещал помочь в случае опасности и не помог. Это СССР? Нет. Тогда почему мы снова во всем виноваты? Сталин тоже две недели ждал от союзников этой самой помощи Польше, ждал, пока мог. И, не дождавшись, взял то, что давал Гитлер. И, как показали дальнейшие события, правильно сделал, поскольку ждал бы дольше – вообще бы ничего не получил. А такой сомнительный проигрыш, как обвинения некоего перебежчика в том, что Сталин подло и незаслуженно взвалил на Гитлера клеймо зачинщика Второй мировой, или, якобы, заставил англичан и французов объявить ему войну (и не более того), его почему-то не волновали.

Глава 6
Вкратце об остальном

Лондон втемяшивает английской общественности мысль о раздорах в немецком руководстве. Будто бы я и Геринг – против войны. Дурацкая иллюзия!

Й. Геббельс

Вакса чернит с пользою, а злой человек – с удовольствием.

Козьма Прутков

1

Одним большим общим моментом в книге означенного суворого Резуна является упор на наступательные приготовления Красной Армии перед войной. Мол, злобные коммунисты «уж сколько раз твердили миру», что они собирались обороняться, а на самом деле – готовились весь мир поработить. Здесь обязательно следует объяснить следующее обстоятельство, повлекшее за собой скачкообразный всплеск интереса к «Ледоколу» со стороны вполне серьезных людей, а затем столь же быстрое его падение.

«Ледокол» вышел в России на пике разоблачений, и его антисоветский пафос звучал весьма убедительно. Еще большей убедительности ему придавало особое свойство советской историографии, посвященной предвоенному периоду, – в ней было как бы два уровня.

Один – для очень средней школы и агиток в ярко-красных тонах:

«Броня крепка, и танки наши быстры»,

«а вместо сердца – пламенный мотор»,

«и красному знамени нашей отчизны»…

… но враг подкрался, занеся топор.

Короче, мы были готовы, готовы, готовы, а немцы – вероломно, вероломно, вероломно… И за попытки эту идиллию нарушить многие «кремлевские фальсификаторы» получали по шапке[204]204
  Яркий пример – историк А.М. Некрич. Не так давно вышла его книга «1941, 22 июня» (М., 1995) с приложением, содержащим стенограмму того самого обсуждения этой книжки, где ему надавали по рогам и копытам, как заслуженно (за дилетантство и преувеличение роли Сталина – этакую демонизацию), так и не очень. И вообще, была мощная дискуссия – яркое опровержение сказок про то, что ничего нельзя было в СССР. В том-то и дело, что не вся братия ринулась терзать правдотерпца Некрича, кстати, вскоре сбежавшего в США. Так вот – человек имел неосторожность усомниться в готовности РККА к войне. Очень мягко. С кучей оговорок. С обязательным превознесением авторитетов. Но не успела его крамольная статья появиться на страницах «Красной Звезды», как по еретику изо всех калибров вдарили основные военно-исторические авторитеты. Еще бы! Ведь если СССР был не готов к войне, то сразу встает вопрос: кто виноват? Сталин? Даже в 1980-е годы считалось, что его фактически не было, а если и был, то как-то сбоку, частично, не совсем… Тогда кто? Остается только Партия – главная направляющая сила. Так это что, она? Люди! Да этот крамольник, страшно сказать, – в Партии нашей усомнился! И вкатили бедняге по всем линиям, да так что небо с овчинку показалось. Или, чтобы вы не думали, что это касалось только войны с Германией – в 1950-х годах заслуженный адмирал И.С. Исаков был удостоен изрядной головомойки за то, что в предисловии к многотомному морскому атласу сообщил о ЗНАЧИТЕЛЬНОМ вкладе СССР в разгром Японии. Непонятно? Оказалось, что надо было этот вклад назвать не иначе, как РЕШАЮЩИМ.


[Закрыть]

Однако существовал и другой уровень, предназначенный для более исторически продвинутых товарищей. В нем весьма скупо, но все же находили отражение факты, свидетельствующие о вопиющем безобразии, творившемся в РККА перед войной. Оное безобразие порождалось, в основном, массовыми отстрелами и посадками наиболее мыслящих военных кадров и крайне низким техническим уровнем молодой промышленности, с которым приходилось иметь дело советским конструкторам и инженерам.[205]205
  Например, известны слова А.С. Яковлева, не попавшие ни в одно издание его мемуаров, о том, что накануне войны только на фирме Мессершмитта «Байерише Флюгцойгверке А.Г.» работало больше инженеров, чем во всем Советском Союзе. Кстати, еще один фактик для иллюстрации: некоторые исследователи (напр., В.И. Алексеенко) утверждают, что при ознакомлении с немецкими самолетами в СССР не сразу поняли назначение внутренней герметизации их самолетов, поскольку советские инженеры не знали, что свободное перетекание воздуха из отсека в отсек вызывает потерю скорости.


[Закрыть] Однако, читатели литературы и того, и другого уровня догадывались, что им чего-то недоговаривают.

И Суворов очень ловко сыграл на этом сознании полуправды. Сразу с началом Перестройки, как только сверху был дан сигнал – «можно говорить», все сколь либо мыслящие «кремлевские фальсификаторы» наперебой стали высказывать все свои досель скрываемые в безопасной глубине черепной коробки сомнения в готовности СССР к войне. Одни искали там, другие не там, третьи просто пинали Сталина. В головах же простых смертных все смешалось: как же так, в школе учили, что были готовы, Т-34 лучший танк войны, Ил-2 вообще «летающий танк», а тут – не готовы?

И вот как раз в это мгновенье во всю мощь импортных динамиков ударяет импортный же джаз, и в ослепительном свете опять-таки импортных прожекторов (ох уж эта потаенная страсть советского человека к импортному) появляется «Victor Suvorov» во всей своей импортной красе, с криком: «А не верьте вы своим историкам, все они кремлевские фальсификаторы, да коммунистические борзописцы. Слушайте меня – только лишь один я вам ВСЮ ПРАВДУ скажу». И сам-то он авторитетней не бывает: разведчик (Штирлиц, Джеймс Бонд, поди кучу секретов секретных знает), а не историк (они нам столько лет врали-врали), разведчик отечественный (иностранцу нас не понять), но беглый (за правду страдал, не коммунист, а вот бы тоже махнуть…). Суворов все одним молодецким махом поставил на места:

Были готовы, говорите, а немца под Москву пустили? У вас это в голову не укладывается? Не понимаете? Не привыкли? Жалко? Обидно, да? Да ерунда все это! Да, конечно, были мы готовы! Да еще как! Готовей нас ни одного готового не сыщешь! И сразу – цепи и пласт уже давным-давно нарытого советскими историками материала (первый уровень – кумачовые здравицы), доказывающего этот древний советский постулат, теперь перекрашенный в новые идеологические цвета.

Вам говорят, что не были готовы (второй уровень – невеселые полусомнения-полупризнания)? Ай-яй-яй!

Так мы, выходит, дураки какие-то? Придурки. Кретины. Козлы. Игуанодоны, прости Господи. Да, конечно, нет! Это все так ваши же историки вас обзывают! Да вы посмотрите, кто это вам говорит (насупленные брови, гневно указующий перст, отвлеченные, но близкие каждому рассуждения о машинах, дачах и спецпайках, жирный шрифт)! Разве могут эти «цепные псы режима» говорить правду (жалкий лепет последних о судьбе Некрича сотоварищи тонет в суворовском крике)? Да не могут, совершенно понятно! Так и не слушайте их вообще! У них труды – кирпичи неподъемные. Язык – научный, ненашенский, заумный, книгочейский. Стиль совковый, скучный, сухой, корявый. Страшно далеки они от народа! Слушайте меня! Я их точку зрения много лучше их самих изложу! И проще. И доступней. И смешнее. И мы вместе с тобой, мой дорогой читатель, поразоблачаем, повозмущаемся, посмеемся над этими, нисколько не побоюсь этого слова (в этом смысле я вообще бесстрашный), ДУРАКАМИ-историками. И ты увидишь, дорогой читатель, насколько это приятно, просто и интересно – обличать и разоблачать всяких там псевдоспециалистов (очки надели и думают, что умнее всех). Мы с тобой и всплакнем, и поохаем, и посмеемся всласть! Меня, бедного, пожалеем обязательно. А уж баек-то занимательных я знаю – так это вообще не перечесть: и о пирамидах из сапог, и о танках гоночных, и о самолетах одноразовых, и о страшном кошмаре вселенского гения товарища Сталина. Со мной, мой наивный друг, ты всего через две главы приятного, не напрягающего чтива, почувствуешь себя настоящим военным экспертом и, при случае, сможешь сразить наповал друзей и сослуживцев своей колоссальной компетентностью в самой запутанной части своей истории. И это море удовольствия всего-навсего за 24 деревянных рубля тиражом в миллион экземпляров! Но есть и более солидное полное собрание, в цветной, жесткой обложке с парой лубочных вождей в картинных позах, с вклейками и картинками с комментариями. Покупайте ПРЯМО СЧАС! НЕ РАЗДУМЫВАЯ! Читайте так же! Не раздумывая!

Он заявил: смотрите, нам говорили, что мы к войне были не готовы (второй уровень – робкие признания ошибок), а на самом деле – готовы на все сто (первый уровень – агиточные самовосхваления)! На столкновении двух полуправд была построена столь ошеломляющая нелепица, что поначалу мало кто во всеобщем разоблачительном угаре обратил внимание на всю несообразность новой «версии». Очень немногим показалось странным, что новоявленный правдун, объявляя советских историков врунами, все их разоблачения строит исключительно на их же работах. К практически всеобщему ощущению недосказанности советской историографии по началу войны добавилась сенсационность и правдоподобие основного постулата «Ледокола»: СССР готовился к наступательной войне!!! Причем именно так – жирным шрифтом, с тремя восклицательными знаками.

Я специально не говорю строго по Суворову, который без конца талдычит о том, что Советский Союз готовил не просто наступательную, а агрессивную войну. Эти два понятия путают даже вполне взрослые пузатые дяди, один из которых, заглянув однажды ко мне на огонек, просто поразил меня воинствующим незнанием этого банального различия.

Так что на всякий случай остановимся лишний раз на разъяснении без конца смешиваемых нашим нежным заморским другом понятий агрессии и наступательной войны. Разницу между ними легко понять на следующем примере: Государство «Ы» готовит наступательную войну против государства «Ю».[206]206
  Такие идиотские буквы взяты специально для того, чтобы искушенный читатель не смог найти в них никаких намеков. Только – «Ы» и «Ю».


[Закрыть] Оно ставит себе такие задачи:

1. Пользуясь внезапностью, окружить и, не давая уйти в глубь страны, уничтожить вооруженные силы государства «Ю».

2. Добиться падения господствующего в «Ю» режима.

3. Физически уничтожить всех, поддерживающих его, людей, а также некоторых других, отобранных по особому, допустим национальному или конфессиональному, а то и половозрастному признаку.

4. Оккупировать наиболее развитые в промышленном и сельскохозяйственном отношении регионы страны «Ю», заставить живущее там население работать на «Ы».

5. После военного поражения «Ю» вытеснить все, неподвластное системе государственного управления «Ы», население за какую-либо географическую преграду – реку, горную цепь или пролив – с тем расчетом, чтобы народ, населявший «Ю», не смог бы создать там достаточный для изгнания «Ы» военно-технический потенциал.

Однако государство «Ю» в то же самое время тоже, готовит наступательную войну против государства «Ы». Оно в ходе войны планирует для себя достигнуть следующих задач:

1. Сорвать нападение вооруженных сил «Ы» на «Ю», для чего, пользуясь внезапностью, окружить и, не давая уйти в глубь страны, уничтожить вооруженные силы государства «Ы».

2. Далее – по обстановке.

И кто же тут агрессор? А ведь оба государства планируют именно наступательную войну, войну не на своей территории. Однако, как мне кажется, из приведенного примера даже совершенной деревяшке, годной лишь на то, чтобы прицепить к ней флаг любого вероятного противника и идти сдаваться к британскому посольству, станет ясно, что агрессором является государство «Ы». А «Ю», хоть и готовит наступательную войну на территории «Ы», агрессором считаться не может.

А теперь о том, ради чего все это говорилось. Суворов много раз объясняет своим читателям, что, имея планы войны, РККА не имела плана оборонительной войны, а стало быть, война планировалась наступательная. Об этих планах Суворов в присущей ему доверительной манере сообщает кучу всяких деталей: «Существует немало указаний[207]207
  Что же вы, Суворушка, ни одного не приводите?


[Закрыть]на то, что срок начала советской операции „Гроза“ был назначен на 6 июля 1941 года… Жуков (как и Сталин) любил наносить свои внезапные удары воскресным утром.[208]208
  Просто любил. Нравилось, значит, ему так. И все. А какие еще нужны доказательства? Только вот в чем эта любовь проявлялась? На Халхин-Голе в воскресенье начали? А еще? И куда она делась после 22 июня? Под Москвой контрнаступление началось 8 января в субботу. Удар северо-западного фронта по немецким войскам, сосредоточенным в Демянском выступе, закончившийся окружением 2-й ударной армии, и вправду попал на воскресенье – 3 мая 1942 года, однако предпринятое в этом же месяце неудачное наступление с барвенковского выступа на Харьков началось во вторник, 12 мая. Под Сталинградом советские войска перешли в контрнаступление 19 и 20 ноября, это четверг и пятница. На Курской дуге – 12 июля, в понедельник. Далее все бесчисленные наступления Красной Армии просчитывать лень, ограничимся началом наступления на Берлин – 16 апреля 1945 года, понедельник. И где же обещанное «… Жуков (как и Сталин) любил наносить свои внезапные удары воскресным утром»? А ведь это – главный суворовский аргумент в пользу 6 июля, как даты начала советской агрессии. Второй – перевранная и неправильно истолкованная цитата генерала С. П. Иванова – о ней речь впереди.


[Закрыть]6 июля 1941 года – это последнее воскресенье перед полным сосредоточением советских войск. Генерал армии С. П. Иванов прямо указывает на эту дату: „…германским войскам удалось нас упредить буквально на две недели“» (с. 333<327>),[209]209
  На самом деле цитата выглядит так: «Немецко-фашистскому командованию буквально в последние две недели перед войной удалось упредить наши войска в завершении развертывания и тем самым создать благоприятные условия для захвата стратегической инициативы в начале войны» (Цитата по: Иванов С. П. Начальный период войны. М., 1974. С. 212.). Нетрудно заметить, что речь идет вовсе не о том, что «германским войскам удалось нас упредить буквально на две недели» в действиях, которые они начали 22 июня. Речь идет о стратегическом развертывании, которое может проводиться как для наступления, так и для обороны или даже простого усиления боеготовности на всякий случай. А Виктор обрадовался, и, механически отсчитав эти две недели от начала немецкой агрессии, попал в 6 июля, после чего вторично обрадовался совпадению с «аргументом» № 1 про якобы любовь Сталина-Жукова к воскресеньям. Больше у Суворова аргументов в пользу 6 июля нет, что не мешает многим жареным «историкам» типа того же Бунича вовсю эксплуатировать эту дату как день начала «Грозы».


[Закрыть] и прочая ерунда. Все малозначащие и ни к чему не обязывающие детали.

Между тем такой план действительно есть. Более того, он был опубликован в Военно-историческом журнале в феврале 1992 года.[210]210
  Имеется в виду последний предвоенный вариант, в предыдущих номерах журнала публиковалось несколько предварительных.


[Закрыть] Это – тот самый план, которого так не хватало Суворову для обоснования своих фантазий. Это – план наступательной войны.

Документ, условно называемый «Соображения по плану стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза», представляет собой написанный от руки, предположительно А. М. Василевским, на нескольких страницах текст.

В задачах, ставящихся в «Соображениях…» – сплошное наступление. И сразу видно, где Суворов проврался. Первая же фраза документа гласит:

«Учитывая, что Германия в настоящее время держит свою армию отмобилизованной, с развернутыми тылами, она имеет возможность предупредить нас в развертывании и нанести внезапный удар. Чтобы предотвратить это, считаю необходимым ни в коем случае не давать инициативы действий германскому командованию, упредить противника в развертывании и атаковать германскую армию в тот момент, когда она будет находиться в стадии развертывания и не успеет еще организовать фронт и взаимодействие войск».[211]211
  ВИЖ. 1992. № 2. С. 17–19. (Сверено с изданием: Горьков Ю. А. Кремль. Ставка. Генштаб. Тверь, 1995. С. 303–309.) По словам автора публикации (В.Н. Киселева), «публикуется основное содержание без деталей, которые не имеют принципиального значения». В том же номере далее опубликован последний перед войной план стратегического развертывания РККА.


[Закрыть]

Оглушительный удар по суворовскому «Ледокольцу»: наши наступательные действия предусматриваются как превентивный удар по уже сосредоточившимся немецким войскам с тем, чтобы не дать им ударить самим. Что, Суворов, съел?

Далее намечается концентрический удар на окружение немецкой группы армий «Центр», сосредоточившейся в Польше и Восточной Пруссии для похода на Москву, а вовсе не прорыв и марш-бросок быстроходных танков в пробитую дыру на Берлин. Кстати, Суворов кричит, что СССР должен был воевать со всей Европой, а тут говорится только о разгроме немецкой ударной группировки, находящейся непосредственно на территории Рейха, а сателлиты ни при чем. По заверениям Суворова, Сталин, концентрируя против Румынии весь цвет Красной Армии, собирался начать свое порабощение именно с нее. А тут оказывается, что СССР хочет воевать с кем-то, кроме изготовившейся к нападению Германии, только в самом благоприятном для него случае: «может быть».

Кроме того, Виктор пролетел со своей датой, в пользу которой приводится тот не вызывающий доверия довод, что, дескать, у Жукова (и даже у самого Сталина) воскресенье было любимым днем для начала агрессий. Предписанные «Соображениями» соединения, которым предстояло наносить первый удар по немцам, должны были полностью сосредоточиться в исходных районах к 15 июля, соответственно, несмотря на всю любовь Сталина и Жукова к воскресеньям, красные варвары раньше выступить не могли.

Но самая главная торпеда суворовскому «Ледоколу» заключается в том, что этот, последний перед войной вариант «Соображений…» датирован 15 мая 1941 года. При этом на нем нет подписей начальника генерального штаба Г.К. Жукова и наркома обороны СССР С.К. Тимошенко, для росчерков которых в документе были приготовлены соответствующие места. Документ никем не подписан, что ставит под сомнение его принятие к действию. О том, были ли приняты «Соображения…», до сих пор дискутируют историки, но точного ответа ими не найдено.[212]212
  На секунду отставляя личину В. Грызуна, заметим, что два его автора по этому вопросу придерживаются противоположных точек зрения.


[Закрыть]

Тем не менее, для нас с вами очевидным является следующий факт: практически до самого начала войны руководство Советского Союза не могло решиться на какой-то определенный вариант действий. Само по себе отсутствие подписей высшего военного начальства на «Соображениях…» еще ничего не значит – может быть, у этого черновика имелся и чистовик. Однако показательно то, что в верхах РККА документ о наступательной войне аж до 15 мая продолжает вращаться в виде рукописного черновика, а не многократно тиражированного и уже знакомого основным исполнителям документа. Причем неизвестно, был ли он в конце концов одобрен!

Существует еще одно важное свидетельство того, что решение о превентивной войне с Германией не было принято по меньшей мере до лета 1941 года. Это судьба интереснейшего документа, который называется «Проект директивы ГУПП РККА»,[213]213
  Главного Управления Политической Пропаганды Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Любили у нас аббревиатуры, ничего не скажешь.


[Закрыть] предписывающий основные тезисы, согласно которым военные комиссары должны были вести пропагандистскую работу в частях Красной Армии. Тезисы данного проекта носят ярко выраженный наступательный характер: советские пропагандисты подобно Суворову выискивали у Маркса и Ленина цитаты, оправдывавшие наступательную войну, и на их основе проводили мысль о справедливости наступления со стороны РККА.

Так вот, этот проект появился только в 1941 году, и до 22 июня он так и оставался проектом. Несколько раз он обсуждался на всяческих заседаниях вплоть до заседаний Политбюро, но до 22 июня так и не был принят. А казалось бы: решился Сталин на агрессию 19 августа 1939 года, назначил срок – 6 июля 1941 года, так в чем же дело? Ан нет, еще в июне сорок первого, начальники медлят, волнуются, колеблются, обсуждают, и возвращают, наконец, проект на доработку, так ничего пока и не решив. Так что, судя по всему, вопрос о характере готовящихся боевых действий так и не был окончательно решен вплоть до немецкого нападения. Вот почему Виктор Суворов ничего об этих важнейших документах не говорит, вот почему он их ни словом не упоминает.

И пожалуйста не надо говорить, что Сталин скрывал начало «Грозы» даже от своего Генштаба. Спрашивается тогда, кто его готовил? Товарищ Сталин? Засекреченная группа экспертов? Живо представляю себе картину: собрал вождь одним теплым июльским воскресным утром товарищей Василевского, Шапошникова, Жукова, Мерецкова и иже с ними у себя в кабинете, посмотрел на них хитро и, выдержав паузу, вкрадчиво заявляет: «А сейчас мы нападем на Германию!». Шапошникову сразу стало бы плохо – один раз товарищ Сталин уже начинал войну без его ведома – войну с Финляндией. Если тогдашние пропорции потерь сохранятся и в новой компании товарища Сталина, то… Лучше даже не думать в этом направлении. Жуков (он годами помоложе, да и нервами покрепче) берет под козырек, чеканит: «Есть, товарищ Сталин, однако на должности не выше комбата – я не обучен командовать авантюрой», – и строевым шагом выходит в шкаф. Мерецков тем временем уже вовсю строчит докладную на самого себя с целью быть переведенным на тыловую должность с понижением, причем куда угодно, лишь бы не отвечать за тот неминуемый кошмар, который незамедлительно последует за подобным эпохальным решением Верховного. Его финских приключений и того, что за ними последовало, ему уже более чем достаточно. А Василевский, спросите вы? А Василевский смотрит непонимающими глазами на эту феерию и гадает: если не Шапошников, если не Мерецков, если не он сам, то кто же, черт возьми, план «агрессии»-то составил, а?

Суворов, избирательно «забывающий» уже обнаруженные материалы о подготовке Советским Союзом наступательных военных действий против Германии, своими умопостроениями предвосхитил выход в оборот этих и некоторых других документов, касающихся предвоенного советского планирования. Поэтому многие вполне разбирающиеся в истории люди поначалу приняли «Ледокол» всерьез, правда, всегда оговариваясь, что его автор все-таки непростительно много врет.

Но после появления неизвестных ранее документов колоссальной значимости, гипотезы «Ледокола», мягко говоря, стали неактуальны, явными признаками чего в суворовском тексте можно считать резко участившиеся лирические отступления, жирные шрифты, восклицательные знаки и обзывательства, скачкообразно растущие от книги к книге. И уж тем более из этих документов видно, что истерические призывы Суворова «по советскому следу» к новому Нюрнбергу мягко сказано «не катят». Не тянет Советский Союз на агрессора, не тянет, и все тут. Даже его наступательные действия, о которых идет речь в его планах, как видно из примера с «Ю» и «Ы» не могут называться агрессивными.

В физике в свое время гипотеза о существовании «теплорода» – невидимой жидкости, распространяющей тепло – отмерла сама собой после того, как наука освоила плохо изученные явления распространения тепловой энергии. В отличие от «теплорода» «Ледоколу» в России были отпущены считанные недели, дни и часы, после которых этот бред должен был отвалиться, как хвост у предка человека.

Но ведь нет! Многие мои соотечественники оказались весьма хвостаты умом, благодаря чему суворовские поклепы все еще продаются, и мне приходится объяснять заблудшему «профессионалу от разведки» сколько будет дважды два, и почему он до сих пор сидит в такой мокрой и неприятной на вид луже. Откуда столько сторонников суворого теплорода – ума не приложу. Вроде ведь все в школе учились. И кто-то даже неплохо…

И лично Суворову: Витюша, ау! Прочитайте, горюшко, ВИЖ[214]214
  Ваш любимый, если не соврал опять, журнал.


[Закрыть] номер два за девяносто второй год. И разберитесь там со своей писаниной, куда ее теперь. И почитайте, наконец, хоть кого-нибудь из «критикуемых» (читай – обзываемых) вами историков, может, дойдет до вас, насколько вы от них отстали. Ведь ваши «День „М“» и «Последняя республика» устарели еще до того, как вы снесли их в печать. Отвлекитесь хоть на недельку от своей графомании, посмотрите, что люди-то в архивах находят, раз вам только «посчастливилось совсем немного поработать в архивах Министерства Обороны СССР» (с. 13<13>), да и то, похоже, весьма не понравилось![215]215
  Наверное, в гардеробе работал.


[Закрыть]

Ладно. С планированием вроде бы в общих чертах разобрались. С клонированием заморских баек о том, как «Империя Зла» агрессию против «Свободного Мира» замышляла – тоже. Идем дальше.

2

И, наконец, заканчивая с первой книгой суворовского обличения, так сказать, «на посошок», мне хочется коротко упомянуть еще одну главу сего бумажного ледокола. Просто обычная для Суворова шулерская подтасовка устроена в ней настолько глупо, что пропускать такой перл мне очень жаль. Право же, избитая реплика неверного супруга, что, дескать, буду на заседании, у нее и заночую, и то вызывает гораздо большее доверие, чем двадцать пятая глава «Ледокола» «Про комбригов и комдивов», на которой мне хочется ненадолго задержаться. Вот ее краткие тезисы:

1. «…постановлением советского правительства в июне 1940 года 1056 высших командиров получили воинские звания генералов и адмиралов» (с. 241<236>).

2. «Но Сталину мало одной тысячи генералов <…> Сталину очень понадобились командиры высшего ранга. Много командиров! Вот почему тюремные вагоны спешат в Москву. Тут бывших командиров, прошедших ГУЛАГ, вежливо встречают на Лубянке, объясняют, что произошла ошибка. Уголовное дело прекращается, судимость снимается» (с. 241<237>).

3. «Не каждому командиру одинаковое почтение. Некоторым – генеральские, звания. <…> Но большинство выпущенных из тюрем так и остаются со своими старыми воинскими званиями: комбриги, комдивы, комкоры (с. 241<237>)».

4. «И вот людей, уже простившихся с жизнью, везут в мягких вагонах, откармливают в номенклатурных санаториях, дают в руки былую власть и „возможность искупить вину“. Звания генеральского не присваивают (т. е. не дают никаких гарантий вообще) – командуй, а там посмотрим… Можем ли мы представить себе, как все эти комбриги и комдивы рвутся в дело? В настоящее дело!» (с. 242<237–238>).[216]216
  И правда – представить такое мы сможем только с большим трудом. Согласно Суворову, товарищ Сталин переморил свой генералитет исключительно для того, чтобы немногие выжившие и милостиво им прощенные, на своей шкуре ознакомясь с НКВДешными допросами, нехитрым бытом лагерей Страны Советов и способами вершения справедливости ежовской механикой, дальше служили ему верой и правдой, да еще и лучше, чем раньше? Конечно, у нас есть примеры доблестной службы прошедших через лагеря, но вопрос – служили они больше Сталину или Родине? Скорее – последнее.


[Закрыть]

5. Суворов иллюстрирует свое замысловатое повествование несколькими примерами, из которых только три сопровождаются датами освобождения военачальников. Вот они:

* «Комбриг А.В. Горбатов, выпущенный в марте 1941 года…» (с. 242<238>).

* «Вот комбриг И.Ф. Дашичев галоши надел второй раз. Выпущенный в марте 1941-го…» (с. 243<239>).

* «… комкора Петровского… освободили в ноябре 1940 года…» (с. 244<239>).

6. Все это позволяет Суворову пополнить свой сборничек сентенций относительно кровавого коммунистического режима следующим разоблачением: «Коммунисты говорят, что это защитная реакция Сталина: почувствовав недоброе, он укрепляет свою армию. Нет, это не защитная реакция! Процесс освобождения комбригов, комдивов и комкоров был начат Сталиным до того, как возник план „Барбаросса“. Пик этого процесса приходится не на момент, когда германские войска стояли на советских границах, а на момент, когда они ушли во Францию» (с. 244–245<240>).

7. Вот так Сталин снова оказался самым агрессивным отцом народов.

Однако в обличительном угаре у Суворова снова не сошлись концы с концами, да так явно, что даже как-то за него неудобно. Вся глава противоречит подсунутому в ее конец выводу.

Судите сами: в ее тексте три примера освобождения, два – март 1941 года, один – ноябрь 1940. При этом говорится, что, когда Сталин своих генералов покатил в тюремно-мягких вагонах с Колымы в Москву, плана «Барбаросса» у немцев еще не возникло. Тем не менее доподлинно известно, что Гитлер отдал команду своему генштабу начать разработку плана войны с СССР 21 июля 1940 года. Не верите?

«Командующий сухопутными силами 21 июля 1940 года узнал на совещании у Гитлера, что последний вынашивает мысль о нападении на Россию. Ему было поручено „начать разработку русской проблемы и продумать подготовку к ней“… Не зная еще цели этой войны, генеральный штаб начал ее подготовку. Уже 26 июля 1940 года…»,[217]217
  Гот Г. Танковые операции. Смоленск, 1999. С. 21.


[Закрыть] в общем работа закипела.

Опять не верите? Может быть, утверждающий это генерал-полковник Гот – коммунистический фальсификатор?.[218]218
  Специально немца взял. А мог бы и Лиддел Гарта, и Буше, не говоря уж о наших, коим имя – легион…


[Закрыть] А как же, ведь у красных все куплено – или на Колыме больше зеки золота не моют? Только вот боюсь, что у «фальсификатора» Гота, видевшего бумаги о начале войны с СССР своими глазами, гораздо больше шансов положить на обе лопатки правдивого до самозабвения правдописца, родившегося в 1947 году.[219]219
  Смотри последнюю страницу обложки «Ледокола» 1992 года издания. Кстати, воспоминания Г. Гота о 1941 годе – из числа наиболее беспристрастных. Его книга напоминает скорее научную монографию, хотя автор пишет, в основном, о действиях третьей танковой группы, которой он в сорок первом (до 8 октября) командовал. А вот книжица Суворова, наоборот, по стилю больше похожа на мемуары, причем не самого высокого пошиба, поскольку автор все время скатывается на собственные переживания, мягко сказано, не очень полезные для науки.


[Закрыть]

Тем более глупо выглядит тезис о том, что пик освобождения советских военачальников «приходится не на момент, когда германские войска стояли на советских границах, а на момент, когда они ушли во Францию» (с. 245<240>). Это в марте-то сорок первого года, на который приходится два из трех предъявленных Суворовым освобождений? Или, может, в ноябре сорокового? Увы вам, В. Суворов. Ни числа у вас нет, ни уменья. Весь текст главы № 25 «Ледокола» «Про комбригов и комдивов» своему выводу противоречит.