Текст книги "Бенджамин Дизраэли, или История одной невероятной карьеры"

Автор книги: Владимир Трухановский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 31 страниц)

ЭТОТ МЕНЯЮЩИЙСЯ МИР

К 1874 г. многое изменилось. Это был уже не тот Дизраэли, который в 1837 г. впервые ступил в святая святых – палату общин. За это время серьезно пошатнулось его не такое уж прочное здоровье, и он все чаще серьезно недомогал. Под влиянием долгого и трудного опыта жизни и политической борьбы претерпели определенные изменения и взгляды Дизраэли на политические проблемы. Это в полной мере выявилось в его практической деятельности в качестве премьер-министра в ближайшие шесть лет. Не той была и Англия, что в середине столетия, когда ее экономическое превосходство было демонстративно вызывающим и порождало мечты о «Pax Britannica». Вес и место Англии в мире менялись, ее превосходство убедительно оспаривали Германия и Соединенные Штаты Америки. Вот это были те новые и неожиданно возникшие условия, в которых приходилось действовать правительству Дизраэли.

Обеспечение Англии продовольствием все в большей мере зависело от ввоза из-за моря. Крупнейшие международные события, такие, как Крымская война, Гражданская война в Америке, русско-турецкая война 1877 года, сопровождались быстрым ростом населения Англии. В результате возросла зависимость страны от поставок зерна из-за границы. Цены на зерно были сравнительно низкими, и в результате посевы зерновых в самой Англии сокращались. К 1875 г. почти половина потребляемой пшеницы импортировалась, а к началу 80-х годов эта доля из-за плохих урожаев выросла до 70 %. Дальнейшее падение цен на зерно вызвало депрессию в сельском хозяйстве страны. Это было производным от промышленной монополии, которой Англия обладала в XIX в.

Но и в области промышленного производства дела обстояли намного хуже, чем ожидалось в середине века. Рост промышленного производства сильно замедлился. Эта неприятная тенденция перешла затем в следующее столетие.

Снижение роли и влияния Англии в мире в значительной степени компенсировалось тем, что принято называть английской колониальной монополией. Продолжался процесс бурного расширения и консолидации колониальной империи. Время от времени из правящих кругов раздавалось притворное хныканье о том, что колонии, дескать, лишь ненужное бремя для Англии. Одновременно правящая верхушка, в том числе и Дизраэли, не останавливалась даже перед тем, чтобы начать войну (и не одну) во имя увеличения и расширения этого бремени. В период действия правительства Дизраэли так было и в Азии, и в Африке.

К числу «факторов экспансии» следует отнести не только экспорт промышленных товаров, но и экспорт людей и капиталов. Между 1853 и 1880 гг. из Англии отправились на колонизацию новых заморских земель 2466 тыс. человек. Радикалы-колонизаторы лорд Дарем и Гиббон Уэйкфилд пропагандировали идею о том, что расселение эмигрантов – белых поселенцев – должно составлять самую основу колониальной империи. Эмигранты уезжали за моря по разным мотивам. Одних выталкивали из метрополии экономические и социальные причины, других – политические и религиозные, а некоторые просто пускались в авантюру в надежде на то, что авось повезет и на чужбине удастся добыть большое состояние, тем более что в годы «великой золотой лихорадки» такие случаи встречались.

Уходили в колонии и на некоторые другие территории не только люди, но и капиталы. К 1870 г. английские капиталисты вложили за рубежом примерно 800 млн фунтов стерлингов. На протяжении жизни лишь одного поколения, до 1885 г., эта сумма возросла в 4 раза. Деньги работали, и весьма продуктивно. Поступавших от них доходов вместе с доходами от крупнейшего в мире судоходства – так называемый «невидимый экспорт» – с избытком хватало на покрытие торгового дефицита, т. е. разницы между стоимостью вывозимых и ввозимых товаров.

Однако в последней четверти XIX в. лондонские экономисты и политики начали получать совершенно неожиданные неприятные данные о том, что бурно развивающиеся Соединенные Штаты Америки и завершившая свое объединение Германия оспаривают монопольное промышленное положение Англии. Никто в Лондоне в 50-е годы – время Всемирной выставки – не мог и подумать о подобной дерзости. Но люди не только плохо понимают свое прошлое – еще хуже они предвидят свое будущее. И теперь, в последней четверти XIX в., США и Германия выступили как мощные промышленные и торговые соперники Англии. Ко всему прочему Германия приступила к развернутому строительству военно-морского флота, намереваясь оспорить военно-морскую гегемонию Англии. Это вызывало возмущение тех, кто правил «владычицей морей», да и многих рядовых людей с Британских островов, помнивших еще легендарные рассказы о том, как адмирал Нельсон и другие ценой самой жизни завоевали безраздельное господство Англии на морях и океанах.

Времена менялись – менялись Европа и весь мир. Это естественный и неотвратимый процесс, закон жизни. Но от сознания этого лондонским политикам было не легче. В соответствии с психологическим диктатом человеческой натуры они и в новых условиях стремились жить по-старому и действовать по-прежнему. А это было очень нелегко. Сила все больше переходила в другие страны. В 70-х годах в Англии было 26 млн жителей, во Франции – 36, а в Германии – 41 млн. С этим фактором напрямую связан экономический, внешнеполитический и военный потенциал государств. Он также был подвержен устойчивой тенденции изменяться в ущерб Англии. (К 1914 г. промышленный потенциал этих стран уже оценивался показателями: для Германии – 3, для Англии – 2, для Франции – 1. Одновременно Соединенные Штаты возвысились над миром как мощная промышленная держава.)

Таковы были объективные условия, в которых пришлось действовать правительству консерваторов в 1874–1880 гг. Дизраэли был зрелым политиком с огромным опытом политической борьбы. За прошедшие годы он многое передумал, перепробовал, и система его взглядов четко и на этот раз уже окончательно определилась. Когда после 1872 г. Дизраэли развернул активную деятельность в партии, он занимался не только отработкой организационной структуры партии, но и продумыванием ее основных программных положений. Они не были четко сформулированы в виде специального документа – в Англии не любят этого делать: определенная программа связывает. Но последовательно выдвигаемые в речах Дизраэли принципиальные положения составили программу консерваторов.

По принципиальным вопросам Дизраэли провел четкую линию размежевания между консервативной и либеральной партиями. Он выступал в защиту монархии, палаты лордов, церкви, которым якобы угрожает проводимая либералами политика. Важное место в программе консерваторов отводилось расширению и укреплению колониальной империи, главным звеном которой была Индия. Дизраэли – и это делает ему честь – понимал лучше других значение «человеческого фактора» и поэтому выступал за проведение регулируемых социальных реформ с целью поддержания социального мира. Он хорошо помнил чартизм и ни в коем случае не желал повторения чего-либо подобного.

Во время пребывания в оппозиции окончательно определилась и внешнеполитическая программа Дизраэли. Он считал, что внешняя политика должна иметь своей целью обеспечение «величия Британии», т. е. восстановление и сохранение преобладающей роли Англии в европейских делах. Эта цель должна быть достигнута при помощи «сильной внешней политики», особенно в отношении России. Таков был набор программных направлений, по которым Дизраэли намеревался вести свое правительство. Эта программа далеко не во всем соответствовала как объективному положению в самой Англии, так и быстро менявшемуся соотношению сил в Европе и мире, что вынуждало Дизраэли к усиленному маневрированию. При нем развивалась традиция английских правящих кругов искусной политикой и дипломатией «корректировать» в свою пользу неблагоприятно складывающиеся объективные условия.

На это наложилось личное горе Дизраэли – смерть жены. Теперь ему не хватало женского внимания и ласки в романтическом и сентиментальном смысле этих слов. Он принадлежал к тому типу мужчин, которому необходимо женское участие. Огромное напряжение на государственном поприще или в литературном творчестве не ослабило, а, наоборот, обострило потребность Дизраэли в женском обществе. В такие периоды ему было необходимо ежедневно, а то и ежечасно делиться с друзьями-женщинами своими чувствами, мыслями, соображениями. Причем в беседах с ними речь шла не только о личных делах, но и о государственных проблемах. Некоторые биографы пишут даже, что Дизраэли, чтобы наилучшим образом выполнять свои служебные обязанности, было необходимо испытывать женскую дружбу, симпатию, сочувствие и понимание.

Женщины играли в общественной и политической жизни Дизраэли очень важную роль. Еще в романе «Генриетта Темпл» он писал: «Женщина-друг, дружески относящаяся к вам, умная и преданная, является достоянием более ценным, чем парки и дворцы. И без такой музы очень немногие мужчины могут преуспеть в жизни и ни один из них не может быть полностью доволен жизнью». Нет сомнений, что это взгляды самого Дизраэли, причем он их исповедовал и в последние годы жизни.

Летом 1873 г. Дизраэли тесно сблизился с двумя дамами из лондонского высшего света. Это были родные сестры – леди Честерфилд и леди Бредфорд. Дизраэли встречался с ними в свете давно, еще когда они были молоды и слыли красавицами. Сестры происходили из аристократической семьи, обе вышли замуж за графов. Теперь, когда Дизраэли исполнилось 68 лет, леди Честерфилд была уже вдовой, бабушкой, и ей исполнилось 70. Сестра, леди Бредфорд, была моложе ее на 17 лет, муж был жив, но и она уже имела внуков.

Весной – летом 1873 г. Дизраэли влюбился в младшую сестру и проникся глубокой симпатией к старшей. Началась бурная переписка с обеими, причем со стороны Дизраэли неизмеримо более активная. Бывали дни, когда, сидя в палате общин или исполняя служебные обязанности, премьер-министр писал по три подробнейших письма. В письмах обстоятельно, живо, с конкретными характеристиками действующих лиц рассказывалось о государственных делах, о международных отношениях, о том, что происходит внутри правительства. Герцог Ричмонд в этой связи говорил одному из министров, что «леди Бредфорд, кажется, знает все, до мельчайшей детали, что происходит». Дизраэли в целом написал леди Бредфорд более тысячи писем, а леди Честерфилд – 500. Это неоценимый источник не только и не столько для жизнеописания Дизраэли, его чувств к двум сестрам, сколько для изучения истории Англии, Европы и ряда других стран в 70-е годы XIX в. К счастью для историка, они сохранились и были изданы в 1929 г. в двух томах. Что касается писем обеих сестер к Дизраэли, то, согласно их воле, письма были уничтожены после кончины Дизраэли его душеприказчиками.

Переписка безошибочно свидетельствует, что Дизраэли любил леди Бредфорд. Ему хотелось ежедневно общаться с нею, но частые встречи в ее семейном доме были неудобны и нарушали правила этикета. Леди Бредфорд льстили внимание и чувство такого человека, как премьер-министр Великобритании, но голову она не теряла и пыталась ограничить рамками приличия визиты своего поклонника.

И у Дизраэли появляется поразительная идея, исполнение которой позволило бы бывать в ее доме без каких-либо ограничений. Леди Честерфилд была свободна, и Дизраэли делает ей предложение. Женитьба на старшей сестре позволила бы ему видеться с ее сестрой на правах родственника. Леди Честерфилд не только учла свой возраст, но и прекрасно поняла истинный замысел Дизраэли и отказала ему. Это был мудрый шаг, в противном случае ситуация стала бы еще более запутанной.

Было бы несправедливо обвинять Дизраэли в том, что, делая такое предложение леди Честерфилд, он изменял памяти покойной жены. В этом отношении все нормы этики были соблюдены: еще задолго до своей кончины Мэри Энн написала мужу прощальное письмо, в котором говорилось: «Мой дорогой муж! На случай, если я уйду из этого мира раньше тебя, оставляю распоряжение, чтобы мы были похоронены в одной могиле… Наказываю тебе, не живи один, мой дорогой. Я твердо надеюсь, что ты сможешь кого-то найти, кто будет так же предан тебе, как твоя верная Мэри Энн».

Дизраэли и позже писал нежные письма леди Бредфорд, объяснялся ей в любви и в ответ получал энергичный призыв к сдержанности и благоразумию. Дизраэли пытался убедить предмет своей страсти: «Я никогда не просил Вас о чем-либо ином, кроме как о возможности бывать в Вашем обществе». И он не кривил душой – никакие отношения, кроме платонических, его не интересовали. «Мои чувства заставляют меня писать Вам, – читаем в письме от 17 марта 1874 г. – Ваш взгляд на нашу переписку, очевидно, сводится к тому, что она должна ограничиться исключительно изложением фактов и не допускать разговоров о чувствах. Мое мнение прямо противоположное…» Эта любовь заставила Дизраэли испытать горечь неразделенного чувства с грустью, знакомой, вероятно, многим. Ею проникнуты слова: «Я пришел к убеждению, что нет большего несчастья, чем иметь сердце, которое не стареет». Их Дизраэли написал леди Бредфорд 13 марта 1874 г.

«ПРОГРЕССИВНЫЙ КОНСЕРВАТИЗМ» В ДЕЙСТВИИ

Пребывание у власти правительства Дизраэли четко распадается на два периода: 1875–1876 гг. были посвящены в основном социальным реформам, остальное время в центре внимания премьер-министра находились проблемы внешней политики и колониальной империи.

В годы чартизма Дизраэли раз и навсегда усвоил, что такого взлета рабочего движения допускать ни в коем случае нельзя: дело может кончиться революцией, которая сметет существующий в Англии социальный строй. Если здесь требовались дополнительные аргументы, то их в избытке поставляла Европа, сотрясаемая революционными конвульсиями. Дизраэли считал, что консервативная партия имеет главную и единственную цель – «консервировать» существующую в стране социальную систему, в которой власть принадлежит землевладельцам и буржуазии, а рабочий класс является производительным и спокойным элементом в этой системе. Его покорность и согласие надлежит обеспечивать не подавлением силой его выступлений, а социальными и политическими уступками, вырабатываемыми в результате компромисса, который достигается путем переговоров.

Начиная с 1832 г. на протяжении нескольких десятилетий был принят ряд законодательных актов, предоставивших избирательные права буржуазии, а затем и рабочему классу. Это были принципиальные политические уступки состоятельных кругов трудящимся. Они в сочетании с социальными компромиссами и обеспечили многолетнюю устойчивость английского государственного корабля.

Многие в Англии опасались, что, получив избирательные права, рабочий класс, составляющий большинство избирателей в стране, использует их в революционных целях, для коренных изменений существующих порядков. Дизраэли был более прозорлив – он полагал, что если консерваторы будут выступать как «национальная партия», то такой опасности можно будет избежать. Дизраэли заявлял, что английский рабочий класс консервативен «в полном смысле этого слова». Этот «консерватизм» (который в действительности был далеко не безоговорочным) объяснялся известными материальными выгодами, которые приходились на долю рабочего класса в связи с тем, что Англия обладала промышленной, финансовой и колониальной монополией. Дизраэли излагал эту мысль в следующих выражениях: «Английский рабочий класс горд тем, что он принадлежит к великой стране, и намерен поддерживать и сохранять это величие. Он горд тем, что принадлежит к стране, обладающей империей, и полон решимости сохранить, если это будет возможно, эту империю». Было бы неверно полагать, что такое состояние умов было свойственно только аристократии и буржуазии и что эта патриотическая и зачастую шовинистическая «гордость» была чужда английскому рабочему классу.

Основные политические реформы в духе «прогрессивного консерватизма» были проведены до 1874 г. Теперь, после прихода к власти Дизраэли, началась полоса социальных реформ. Были приняты законы, расширявшие права профсоюзов, предусматривавшие разрушение городских трущоб, где ютился трудовой люд, улучшалось санитарное состояние городов, строились дома для квалифицированных рабочих, гарантировались сбережения трудящихся, расширялись права рабочих в их отношениях с предпринимателями, сокращался рабочий день на предприятиях, предусматривалось улучшение условий труда торговых моряков и т. п. Все это были шаги в прогрессивном направлении. Их морально-психологическое и экономическое воздействие на английских рабочих было весьма существенным.

В палате общин впервые появились два рабочих представителя – Томас Барт и Александр Макдональд. В 1879 г. Макдональд заявил, что консервативное правительство за пять лет сделало для рабочего класса больше, чем либералы за полстолетия. Это были меры, закладывавшие основу развития классового сотрудничества в Англии на многие десятилетия вперед.

Следует иметь в виду, что все эти уступки были сделаны правящими кругами рабочему классу Англии отнюдь не из филантропических побуждений. Они были вырваны трудящимися под давлением все возраставшей их мощи. В 1988 г. английский историк Е. Дж. Хобсбаум опубликовал исследование «Эпоха капитала: 1848–1875». В нем утверждается, что даже те, кто возражал против государственного вмешательства в свободные отношения на рынке труда во второй половине XIX в. пришли к убеждению: «Рабочие организации и их деятельность должны получить признание, если их хотят приручить». Далее автор замечает, что «даже самые большие политики-демагоги, и прежде всего Наполеон III и Бенджамин Дизраэли, были глубоко убеждены в потенциальных возможностях, которыми обладает рабочий класс, участвуя в выборах в парламент». Англия в этом отношении занимала особое место. Рабочий класс, составляя здесь большинство населения, был настолько мощным, что смог заставить создать в конечном итоге законченную юридическую систему, законодательным путем признающую его права. Эта система была «настолько благоприятна для тред-юнионов, что с тех пор периодически предпринимались попытки свести на нет свободы, которые эта система обеспечивала профсоюзам». Каковы же, по мнению Хобсбаума, были цели проводимых Дизраэли реформ? «Цель этих реформ была ясна: предотвратить превращение рабочего класса в независимую политическую и тем более революционную силу».

Дизраэли считал необходимым поощрять ученых и литераторов. Он вынашивал идею учреждения в Англии особого ордена по типу французского ордена Почетного легиона для награждения особо отличившихся в сфере интеллектуальной деятельности. Дизраэли озаботился тем, чтобы был достойно награжден известный математик и физик из Кембриджа профессор Стокс.

Премьер-министр решил отметить заслуги своих собратьев по перу – поэта А. Теннисона и публициста, историка и философа Т. Карлейля. Последний был особенно близок по своим убеждениям Дизраэли, ибо придерживался концепции культа героев, которые являются, по его мнению, единственными творцами истории. Но благой замысел обернулся конфузом.

Дизраэли примиряет помещика и фермера

Дизраэли обратился к королеве, поскольку присвоение титулов и награждение – прерогатива монарха. Он писал, что считает желательным пожаловать Теннисону титул баронета, а Карлейля наградить Большим крестом ордена Бани и назначить ему пенсию. Карлейль был беден и бездетен, объяснял Дизраэли, и, следовательно, не сможет вести образ жизни, соответствующий титулу, а после его смерти титул не сохранится в роду. Согласие Виктории последовало, и Дизраэли сообщил об этом тем, кого собирался облагодетельствовать.

Карлейлю он писал, что потомки будут помнить имена лишь двух английских авторов из всех ныне живущих: «Одно имя принадлежит поэту, если не великому, то все же настоящему поэту (речь шла о Теннисоне. – В. Т.), а второе имя – Ваше». В письме же самому Теннисону Дизраэли отзывался о нем совсем по-другому: «Присвоение Вам наследственного почетного титула навсегда останется живой памятью высокой оценки Вашего гения Вашими соотечественниками». Ему хотелось польстить обоим адресатам.

Однако Теннисон отказался от титула, но просил дать его после его смерти сыну (через 9 лет поэт все же принял титул, но на этот раз уже от Гладстона). Карлейль назвал предложение Дизраэли в ответном письме (видимо, иронически) «великодушным и благородным, не имеющим в истории прецедентов в отношении правящих лиц к писателям». Но ему также оказались не нужны ни орден, ни пенсия. «Любые почетные титулы и награды не согласуются с бедным образом моей жизни», – писал Карлейль в ответном письме премьер-министру. Публично он многократно высказывался о Дизраэли в крайне оскорбительных и презрительных выражениях, называя его «самым худшим человеком, который когда-либо жил на белом свете».

Премьер-министр пытался проявить внимание и к другому писателю – Мэтью Арнольду, которого он называл «живым классиком нашего времени». Но и эта акция провалилась: писатель заявил, что он считает Дизраэли шарлатаном.

С подобными проявлениями ненависти Дизраэли сталкивался не раз, уже достигнув высшей власти. Его обвиняли в лицемерии и двоедушии, в эгоизме и циничной расчетливости, в беззастенчивом макиавеллизме, в безнравственности и беспринципности, возведенной в принцип. Далеко не всем нравилось, что на вершине власти находится человек, обладающий такими качествами; в представлении значительной части общества они затмевали его общепризнанную преданность консервативной доктрине и государственную мудрость.

Дизраэли являлся отцом так называемого демократического торизма, суть которого сводилась к политическим и социальным уступкам широким народным массам с целью налаживания с ними компромисса и привлечения их на сторону существующего строя, где реальное господство принадлежало буржуазии. Важнейшим элементом этой социальной стратегии была колониальная политика. Дизраэли понимал, что наличие колониальной империи – это основа для обеспечения преобладающего влияния Великобритании в международных делах, а также для смягчения социальных проблем внутри страны.

Потеряв колониальную империю в Северной Америке в связи с завоеванием независимости Соединенными Штатами (Канаду удалось сохранить), английские правящие круги с особым рвением принялись создавать ей замену в виде азиатской колониальной империи с центром в Индии. Параллельные линии этой политики шли на Ближний Восток и в Африку. Требовалось идеологическое, пропагандистское прикрытие агрессивного имперского курса, и в Лондоне его изобрели. Английская экспансия в Азии и на Ближнем Востоке выдавалась за совокупность оборонительных мер, осуществляемых для того, чтобы парировать планы России захватить Индию. Как это часто бывает с широко развернутой, назойливой пропагандой, ее жертвой становятся незаметно для себя те, кто ее организует. Так было и в данном случае, причем «русская угроза Индии» была настолько прочно внедрена в умы, что отголоски этого мифа слышатся и сегодня.

Между тем деятельность Дизраэли на посту премьер-министра подтверждает наличие в Лондоне долговременного стратегического замысла по созданию обширной колониальной империи путем расширения своих владений в Азии (опираясь на Индию) на запад, восток, север и юг. Только в свете этой стратегии могут быть правильно поняты конкретные акции Дизраэли, связанные с Индией.

И по психическому складу, и по политическим интересам Дизраэли был человеком восточного типа. Со времени своего давнего путешествия в Турцию и Палестину он непрестанно размышлял на тему «Англия и Восток». То, что этот регион должен стать ареной английской имперской политики, для него было делом, само собой разумеющимся. Он давно пришел к выводу, что краеугольным камнем этой политики должно стать британское господство в Индии. Уже в 1847 г. в романе «Танкред» Дизраэли вложил в уста одного из действующих лиц рассуждение о том, что королеве Англии следует перенести столицу своей империи из Лондона в Дели. Поэтому естественно, что, получив в свои руки полную и реальную власть, Дизраэли активно занялся Индией.

Начал он с того, что с присущим ему красноречием излагал свои мысли о значении Индии для Великобритании в Виндзорском замке, в этом «храме ветров», как он, не любивший холода и сквозняков, называл резиденцию королевы. Нарисованная премьер-министром перспектива была настолько заманчивой, что и Виктория, и наследник престола принц Уэльский сделались просто одержимы Индией. Наследник пожелал безотлагательно совершить поездку в Индию, чтобы укрепить и поднять там престиж английской короны. Его жена, принцесса Александра, заявила, что хочет поехать с ним.

Виктории очень не понравилась эта идея. Дизраэли стоило немалого труда убедить ее согласиться на поездку сына. Но королева категорически отказалась разрешить невестке сопровождать мужа.

У Дизраэли тоже были аргументы против поездки принцессы. Наследник должен был посетить в Индии многих раджей и магараджей, а в отношении женщин там были свои, восточные обычаи, радикально отличавшиеся от обычаев, принятых в Европе. Поэтому визит принцессы неизбежно вызвал бы неудобства протокольного характера.

Назовем и еще один довольно щекотливый мотив против того, чтобы принц Уэльский ехал в Индию с женой. По словам Дизраэли, он был очень милым и добродушным человеком. Но у всех людей есть свои недостатки: у Эдуарда – страсть к прекрасному полу. Молодой граф Дерби в письме к Дизраэли писал: «Принц Уэльский наверняка впутается в какую-нибудь историю с женщинами независимо от того, поедет с ним жена или нет. Его похождения будут выглядеть более извинительными, если они будут иметь место в отсутствие жены».

Другая сложность возникла в палате общин. Государственный визит наследника престола в Индию – важная политическая акция, которая должна была произвести сильное впечатление на народы Индии, на местную знать. Значит, поездку нужно организовать по-восточному пышно, роскошно. А для этого требовались деньги, и немалые. Члены парламента – люди прижимистые, и они всегда неохотно вотировали средства на расходы членов королевской семьи, так как знали, что Виктория очень богата.

В палате общин завязались неприятные для королевы и наследника переговоры. Дизраэли старался вовсю, ведь поездка была его идеей. Но, несмотря на все его усилия, сумма ассигнований была ограничена 60 тыс. фунтов стерлингов. Это была достаточная, но весьма скромная сумма. Герцог Сазерленд сказал принцу:

– Ну что за жалкий результат этого голосования! Будь я на вашем месте, сир, я бы не взял то, на что они расщедрились. Я бы лучше занял денег у своих друзей под пять процентов годовых.

Наследник тут же ответил:

– Прекрасно, дайте мне в долг нужную сумму.

Герцог разговор не продолжал. Визит принца Уэльского в Индию прошел в общем удачно.

Но вскоре внимание парламента и общественности вновь было привлечено к этой стране в связи с предложением изменить королевский титул и именовать Викторию не только королевой Англии, но и императрицей Индии. В обществе эта идея активно обсуждалась еще в период после восстания сипаев в Индии. Новый титул рассматривался как один из элементов утверждения английского господства над Индией. Принятие нового титула Викторией было рассчитано на то, чтобы теснее привязать к ее трону индийскую знать.

Лорд Солсбери писал Дизраэли, что новый титул королевы может быть с удовлетворением встречен индийскими князьями, «составляющими единственный класс, который, по нашим расчетам, мы можем использовать в своих интересах». Далее министр по делам Индии рассуждал: «Массы в этом отношении бесполезны; просвещенный класс, которому мы неблагоразумно и преждевременно помогли сформироваться, по своему существу является фрондером. Сомнительно, насколько сильна аристократия, но ее добрая воля и сотрудничество, если мы сумеем их заполучить, во всех случаях дадут нам возможность скрыть от глаз нашего собственного народа и, возможно, от взоров растущей образованной части народов Индии тот неприкрытый факт, что в Индии мы в действительности опираемся лишь на силу меча».

Дизраэли преподносит Виктории корону Индии

Был и второй, не столько практический, сколько психологический мотив. Россия в это время активно продвигалась в Среднюю Азию. У тех, кто располагал властью в Англии, это вызывало большие опасения. Разговоры о русской угрозе Индии активизировались, ведь расстояние между границами России и Индии сокращалось. К тому же у Англии были свои планы относительно Средней Азии. Во главе России стоял император. Английская гордость требовала, чтобы Виктория тоже имела императорский титул.

Когда королева заговорила об этом с премьер-министром, ее слова упали на благодатную почву. Предшественники Дизраэли не проявили в свое время рвения на этот счет, а он загорелся желанием преподнести Виктории корону Индии. Это перекликалось с его идеей создания столицы гигантской Британской империи в Дели.

Дизраэли далеко не был уверен в том, что палата общин без осложнений примет закон об императорском титуле. Один из бывших министров правительства Гладстона публично заявлял, что Виктория давно мечтала стать императрицей Индии и вела переговоры об этом с двумя прежними премьер-министрами, однако те не одобрили ее идею. Теперь во главе правительства оказался более податливый человек, и он пытается потрафить желаниям королевы. Несмотря на опровержение таких утверждений, политические противники Дизраэли не преминули воспользоваться случаем для нападок на него. Часть прессы также заняла недоброжелательную позицию.

Поэтому предложение об изменении королевского титула Дизраэли внес в палату в общих, осторожных выражениях. Он как бы между прочим заметил, что некоторые лица предлагают ввести новые титулы: «Я слышал даже, что упоминался титул „императрица Индии“». Сделав паузу, Дизраэли сказал, что у него «нет оснований полагать, что этот титул должен иметь какое-то предпочтение перед другими». Он проверял реакцию палаты общин. Если бы она была отрицательной, премьер-министр мог продолжить свою речь, перейдя к другим вопросам, и, таким образом, не поставил бы ни себя, ни Викторию в неловкое положение. Вопреки опасениям все прошло спокойно. И все же не без серьезной подспудной борьбы Дизраэли удалось провести новый закон через парламент. Тем большей была благодарность Виктории своему премьер-министру. Это событие сблизило их еще больше.

1 января 1877 г. в Дели вице-король Индии лорд Литтон перед блестящим собранием владетельных индийских князей провозгласил королеву Викторию «Кайсар и Хинд» – королевой Индии. А индийские принцы салютовали ей как шахиншаху падишахов, т. е. монарху монархов.