Текст книги "Бенджамин Дизраэли, или История одной невероятной карьеры"

Автор книги: Владимир Трухановский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 31 страниц)

Кабинет Дерби не располагал большинством в парламенте, поэтому ожидать от него каких-либо радикальных мер не приходилось. Перед правительством, как и перед всеми партиями, стояли две крупные проблемы: вопрос о протекционизме и вопрос об изменении неустойчивого баланса сил в парламенте, блокирующего эффективную законодательную деятельность. Правительство Дерби не считало себя в состоянии осуществить что-либо радикальное в этих областях. Джон Рассел, человек крайне властолюбивый, жаждал возвращения к власти и выжидал лишь удобный момент, чтобы свергнуть правительство Дерби – Дизраэли.

Недолгое, меньше года, пребывание Дизраэли на посту министра финансов и лидера палаты общин сделало его популярной, широко известной фигурой в масштабе всей страны. Авторитетный журнал «Эдинбург ревью» в 1853 г. поместил о нем огромный, в 40 страниц, очерк. Журнал отражал взгляды партии вигов и в силу этого должен был бы занимать враждебную Дизраэли позицию. Тем более знаменательно, что журнал высоко оценивал Дизраэли. «Какая личность с февраля 1852 до января 1853 г. больше всего занимала пишущую публику, о ком очень много говорили англичане?» – вопрошал журнал. И отвечал: «Это достопочтенный Бенджамин Дизраэли, недавний министр финансов». И действительно, его популярность бурно возрастала. Это – одна из психологических загадок, ибо за это время он ничего выдающегося не совершил. «Эдинбург ревью» писал, что назначение Дизраэли на этот пост было самым поразительным событием в жизни страны, которое произошло в наше время. Люди неустанно обсуждали и строили догадки, как это произошло и каковы будут последствия. «Он сразу же стал предметом оживленного обсуждения в обществе. Его портрет рисовал модный художник. Скульптор ваял его бюст из мрамора. Его изображения дюжинами появлялись в иллюстрированных журналах. И сверх всего, он был помещен в Музее восковых фигур мадам Тюссо – в этой английской Валгалле, где обычный человек может рассчитывать получить место только после того, как его повесят. Он сиял на политическом горизонте как звезда первой величины».

В течение трех лет появились первые биографии Дизраэли. Написанная Дж. М. Френсисом «Критическая биография» в действительности не критиковала, а восхваляла Дизраэли. Книга некоего Т. Макнайта была крайне враждебной Дизраэли. Обычно первые биографии выдающихся деятелей – и данный случай не исключение – бывают легковесны и историографической ценности не представляют. От них лишь та польза, что они показывают, какие резко противоположные мнения существовали о Дизраэли.

Проблема протекционизма во время недолгого действия кабинета Дерби пребывала в прежнем состоянии. Правительство было бессильно предпринять что-либо радикальное, и не только из-за соотношения сил в палате общин. Дерби и Дизраэли по-прежнему подходили к этому вопросу по-разному. В первом выступлении в качестве премьер-министра в палате лордов Дерби говорил о целесообразности введения пошлины на зерно. Дизраэли думал иначе. Следует иметь в виду, что для него на протяжении всей его политической карьеры вопрос протекционизма и свободы торговли никогда не был вопросом принципиальным; он подходил к нему прагматически, так, как ему казалось целесообразным, исходя из конкретных обстоятельств момента. Расхождения с Дерби в подходе к этому вопросу причиняли Дизраэли больше забот и хлопот, чем все нападки оппозиции на правительство.

Дизраэли как канцлер казначейства относился к своим обязанностям в высшей степени серьезно. Он много трудился, чтобы вжиться в финансовые проблемы страны. Затем его заботы на время опять сконцентрировались на избирательных делах. 1 июля 1852 г. парламент был распущен, и состоялись новые выборы. На них консерваторы получили больше мандатов, чем в предшествующей палате. Но им противостояла объединенная оппозиция, представлявшая блок вигов, либералов, ирландцев и пилитов и располагавшая превосходством над фракцией тори в 40 голосов. Это сулило тяжкую жизнь правительству и его скорый крах.

Внесение нового бюджета – это важнейшее событие не только для любого министра финансов, но и для парламента, для страны в целом и для каждого англичанина, которому новый бюджет может принести облегчение, если он сокращает касающиеся его налоги, или ухудшить его жизнь, увеличив такие налоги. Дизраэли представил свой бюджет палате, будучи больным. Он говорил пять часов. Его противники на скамьях оппозиции мешали ему говорить, устроив «кошачий концерт». Тем не менее министр справился со своей задачей удовлетворительно. Но он понимал, что это тот случай, когда дело не решается красноречием. После обсуждения, сопровождавшегося традиционными нападками оппозиции, Дизраэли, которому явно не хотелось перестать быть министром, в заключительном слове заявил: «Да, я знаю, что мне противостоит. Против меня выступает коалиция». В сердцах сильно стукнув кулаком по столу, разделявшему правительственную сторону зала заседаний от расположенных напротив скамей оппозиции, Дизраэли воскликнул: «Но я также знаю, что Англия не любит коалиций!» Это замечание было верным и неверным в зависимости от обстоятельств. В нормальных условиях в Англии действительно не любят коалиций, но в экстремальных – например, в годы первой и второй мировых войн – считают необходимым собрать все силы в кулак и создают коалиции.

В данном конкретном случае положение определялось тем, что коалицию не устраивало правительство Дерби – Дизраэли. Лидеры составлявших коалицию групп сами рвались к власти, и поэтому по вопросу о бюджете коалиция проголосовала против правительства. Правда, большинство «против» составляло всего 19 депутатов, но в соответствии с традицией правительство, потерпев поражение в парламенте, должно было уйти в отставку. Отставка последовала немедленно, и Дизраэли перестал быть министром.

К власти пришло коалиционное правительство лорда Абердина. Четвертый граф Джордж Гамильтон Абердин – представитель шотландской весьма влиятельной аристократической семьи. Ранее он был министром иностранных дел в кабинетах Веллингтона и Пиля. Теперь, в 1852 г., он возглавлял пилитов, насчитывавших в палате примерно 40 голосов. Но, несмотря на это, Абердин стал премьером и включил в свой кабинет еще пять министров-пилитов. В результате правительство состояло из шести пилитов, шести вигов и одного радикала. Преемником Дизраэли в министерстве финансов стал У. Гладстон.

В дальнейшем на многие годы Дизраэли и Гладстон стали последовательными политическими противниками и даже врагами. Сейчас, в конце 1852 – начале 1853 г., в их отношениях имел место анекдотический эпизод, вызвавший у обоих большое раздражение. По традиции министр финансов в некоторых торжественных случаях должен был появляться в особой мантии, вышитой золотом. Это довольно дорогая вещь, своеобразный вариант парадной форменной одежды. Поскольку мантию употребляют нечасто, она сохраняется очень долго. Стоимость ее должен оплачивать новый министр своему предшественнику, который в свою очередь действовал по этой традиции. Такая мантия переходила от одного министра финансов к другому. Теперь Гладстон попросил Дизраэли передать ему мантию за соответствующую плату. Он не предвидел никаких осложнений, но они неожиданно возникли. Дизраэли, узнав, что эта мантия когда-то принадлежала крупнейшему государственному деятелю Питту-младшему, решил не расставаться с реликвией.

Последовала весьма раздраженная переписка. 21 января 1853 г. Гладстон пишет Дизраэли, что хотел бы получить мантию и готов уплатить за нее соответствующую сумму. Дизраэли не отвечает больше месяца, затем пишет Гладстону по другому вопросу, полностью обходя молчанием мантию. Гладстон тут же с подчеркнутой вежливостью обращает внимание Дизраэли на то, что он писал ему относительно «официальной мантии, но это обстоятельство, видимо, не привлекло его внимания». Дизраэли разыгрывает человека, якобы потерявшего терпение из-за такой настырности Гладстона, и отвечает ему, употребляя обращение в третьем лице, используемое только в переписке министров с королевой. Он пишет: «Господин Дизраэли весьма сожалеет…», «Господин Дизраэли рекомендует ему посоветоваться…» – и ведет речь о всяких других предметах, но относительно мантии ни слова. Гладстон прекрасно понимает эту «вежливость» и пишет Дизраэли тоже в третьем лице, заканчивая письмо так: «Господину У.-Ю. Гладстону в высшей степени неприятно адресоваться к господину Дизраэли без употребления общепринятых выражений вежливости, но он вынужден отказаться от них, так как понимает, что они нежелательны» для Дизраэли. Закончилось дело тем, что Гладстон отказался от попыток заполучить мантию. Она так и осталась у Дизраэли в качестве семейной реликвии, и в наше время ее можно увидеть в доме-музее в Хьюэндине.

Деятельность в парламенте лидера партии, находящейся в оппозиции, редко является существенно интересной. Его обязанность – критиковать действия правительства, но инициатива всегда принадлежит правительству, а оппозиция вынужденно следует за тем, что оно предлагает. Отсюда у оппозиционных лидеров развивается пассивность, даже, скажем, лень. Они пребывают в ожидании выборов в парламент и своего прихода к власти. Вот тогда они разовьют бурную активность. Дерби был очень склонен к пассивности, к выжиданию. Динамичная же натура Дизраэли требовала активной деятельности и в период оппозиционного застоя.

В годы, последовавшие за отставкой правительства в 1852 г., Дизраэли активно занялся внутрипартийными делами. К тому же, как замечает Роберт Блэйк, «получилось так, что созрели условия для того, чтобы подчистую вымести старую гвардию» с руководящих постов в партии. Она в основном разложилась и была глубоко коррумпирована, что не могло не сказываться на моральном и политическом авторитете тори и эффективности работы партии. Бересфорд, например, бывший главным випом[8]8
  Английское слово «вип» в буквальном переводе означает «кнут». В английской жизни это парламентский партийный организатор, который следит за соблюдением партийной дисциплины в парламентской фракции, обеспечивает присутствие членов своей партии на заседаниях парламента и их участие в голосовании.


[Закрыть] консерваторов и даже военным министром в последнем правительстве, отвечал за организацию выборов 1852 года. Тори проиграли выборы. К тому же Бересфорд был официально обвинен в «крайнем безразличии к систематическому взяточничеству», что могло быть понято как широкое протежирование взяточникам. Это дало возможность Дизраэли убрать Бересфорда. Преемником его стал некий Ф. Макензи, но и его пришлось вскоре убрать, так как он был уличен во взяточничестве в Ливерпуле. Наконец, следующий выбор оказался более удачным.

Были приняты меры для очистки от «старой гвардии» в партийной организации, действующей за пределами парламента. Дизраэли упорно трудился над совершенствованием организационной структуры партии в целом и повышением ее действенности. Возглавлявший организацию Бересфорд был удален, его место занял близкий к Дизраэли человек Филип Роуз, его поверенный. Роуз вместе с другим новым сотрудником создал эффективный центральный орган партии, организовал сеть партийных агентов на местах, через которых воздействовал на отбор нужных людей в кандидаты в депутаты палаты общин и во время парламентских выборов организовывал их избрание. Дизраэли много сделал для создания этой партийной машины, которая в дальнейшем развивалась, совершенствовалась и трансформировалась применительно к изменившимся условиям.

По мере роста образованности населения и расширения его избирательных прав возрастала роль общественного мнения. Печать была одним из главных средств формирования общественного мнения и ориентирования его в нужном направлении. Различные социальные слои и отражавшие их интересы политические партии и группы имели свои органы печати, являвшиеся проводниками их идей. Самая авторитетная газета «Таймс» поддерживала либералов. В настоящее время, в конце XX в., она выступает в поддержку политики консерваторов, хотя и претендует на надпартийность. Менее прославленная, но достаточно влиятельная «Морнинг адвертайзер» была главным органом русофобов и поддерживала интересы производителей алкогольных напитков. «Морнинг кроникл» и «Глоб» по существу находились в руках Пальмерстона. «Дейли телеграф» и «Дейли ньюс» были тоже либеральными органами и, следовательно, врагами Дерби и Дизраэли. Была пара газет с незначительным тиражом, номинально поддерживающих тори, но весьма ненадежных и неустойчивых. Дизраэли нужна была своя надежная и влиятельная газета. В конце концов, заручившись денежной поддержкой богатых друзей, он сумел создать еженедельную газету под названием «Пресс». Это издание оказалось более успешным, чем мертворожденная газета в его далекой молодости. Первый номер «Пресс» вышел в свет 7 мая 1853 г. В 1858 г. Дизраэли все же пришлось продать эту газету.

И в годы оппозиции расхождения между Дерби и Дизраэли давали о себе знать. Если первый был за пассивную оппозицию, то второй стремился сделать ее активной. Целью Дизраэли была власть, и он подчинял этому стремлению свои действия. В конце декабря Дерби наконец смилостивился и пригласил Дизраэли погостить у него дня три. Это было большой честью по понятиям Дизраэли, но не изменило его критического отношения к Дерби. Он излил душу в подробном письме своему другу маркизе Лондондерри.

Вначале сквозит глубокая тревога Дизраэли по поводу того, что положение в партии может повернуться совершенно неожиданно в неблагоприятную для него сторону. Вероятно, пользуясь пассивностью Дерби, активизировались другие люди, рвущиеся к власти и способные оттереть в сторону Дизраэли. «Я сам, – пишет он, – не очень жажду форсировать события. Я получил из самых высших сфер информацию, что если события будут развиваться своим логическим путем, то следующее правительство тори будет возглавляться личностью, о появлении которой на этом посту я никогда не мог предполагать». Далее Дизраэли сетует, что оппозиция крайне неактивна, что «есть тысяча вещей, которые необходимо сделать, но они не делаются». Нет даже попыток воздействовать на прессу в интересах партии или улучшить партийную организацию на периферии. «Что касается нашего главы (то есть Дерби), то мы никогда его не видим. Двери его дома всегда закрыты. Он не хочет участвовать ни в каких подписках-пожертвованиях, хотя его состояние огромно. И в то же время он ожидает, что все, что необходимо, будет сделано. Я никогда не получаю необходимой поддержки… Такова моя судьба, и я никогда не чувствовал это более глубоко, чем в данный момент… И это в то время, когда Европа, не говоря уже о всем мире, проходит через период огромных изменений. А вот элементы власти в нашей стране находятся в состоянии разложения. Если когда-либо было время, требующее, чтобы политический руководитель сконцентрировал весь свой ум и силы на существующем положении, то это сегодня. Требуется максимальная бдительность, максимальная концентрация мысли и максимальная решимость, но всего этого как раз и недостает». Письмо полно тревоги и раздражения поведением шефа. Но в то же время оно – свидетельство того, как в те сравнительно далекие годы в частной переписке обсуждались важнейшие политические и государственные дела.

Тревога вызывалась еще одной крайне важной причиной: в случае если с Дерби что-либо случится и он не сможет в соответствующий момент возглавить правительство, королева совсем не обязательно призовет Дизраэли. Вспомним, что в то время Виктория относилась к нему недоброжелательно. Дизраэли вызвал у королевы глубокое предубеждение тем, какими методами он добивался свержения Пиля. А в конце концов королева решала, кому поручить возглавить правительство.

ДИЗРАЭЛИ И ВИКТОРИЯ – СТАНОВЛЕНИЕ ОТНОШЕНИЙ

Двадцатилетний период между временем, когда Дизраэли стал главой консерваторов в палате общин, и годом ухода в отставку Дерби, сделавшего Дизраэли полновластным лидером партии, был переломным в политической жизни Англии. Именно в это время в стране происходили весьма важные перемены. От первой парламентской реформы 1832 года до второй, проведенной в 1867 г., шел медленный, но радикальный процесс сокращения влияния короны на парламент и одновременного возрастания воздействия увеличившегося числа избирателей на решение политических проблем в стране.

Королева Виктория в этом не была повинна. Ее пребывание на престоле содействовало росту авторитета короны в народных массах. Молодая королева вела себя скромно, разумно, прислушивалась внимательно к мнениям министров (вначале ей очень полюбились беседы с лордом Мельбурном), серьезно интересовалась деятельностью парламента и правительства. Естественно, люди сравнивали ее с разнузданными, до предела безнравственными, глубоко порочными ее предшественниками на английском престоле, и это сравнение было в пользу юной Виктории. Но поступь истории неумолима, сознание народа росло, и возрастали его требования к правящим кругам. А в Англии эти круги были достаточно мудры и научены рядом революций, чтобы во имя сохранения основного, т. е. своей власти, идти на известные уступки массам. Так происходило перераспределение власти между короной и избираемыми в парламент. Если ранее протежирование, право назначения людей на важные и выгодные должности принадлежало преимущественно короне, то теперь это все больше и больше переходило к лидерам партий, чередовавшимся у власти. Монарху приходилось лишь штамповать предлагаемые премьер-министрами распределения благ, часто против собственного желания.

Наряду с закономерностями исторического развития действовал и субъективный фактор, на некоторый период сохранявший, а иногда и увеличивавший те остатки власти, которыми все еще располагала корона. Это прежде всего раздробленность партий на многие группировки, враждовавшие друг с другом, что ослабляло парламент и снижало его роль. Соответственно возрастали возможности короны, которая использовала внутрипартийные распри для проведения своей линии в ряде вопросов, и прежде всего, пользуясь современным языком, в кадровых. Когда после 1867 г. партийная система в Англии приняла завершенные организационные формы, эти возможности маневрирования для короны сократились.

Виктория держала себя таким образом, что ей нечего было опасаться суда истории. Она регулярно вела подробный дневник и куски из него опубликовала сама. Когда писалась биография ее супруга, Виктория передала автору ценнейшие, иногда даже интимные, документы, использованные впоследствии в вышедшей в свет книге. После ее смерти ее сын, король Эдуард VII, действуя в духе поведения матери, опубликовал ее переписку за первую половину жизни. В переписке нашла отражение (напомним, что в те времена любили писать частые и подробные письма даже монархи) вся английская, а частично и европейская история за 1837–1861 гг. в том виде, как она представлялась взорам королевы и ее министров. Если к этому прибавить государственные и частные архивы, то станет ясно, что историки не испытывали недостатка в источниках, когда у них появлялся интерес к Виктории или к взаимоотношениям Дизраэли с королевой.

Первые полтора года пребывания Виктории на престоле прошли довольно спокойно. Она настойчиво стремилась преодолеть психологическое наследство своих предшественников на престоле и продемонстрировать, что теперь монархия не прежняя, что для королевы главное – это обеспечить респектабельность престола и свою верность высокому долгу перед народом. В день вступления на престол, 20 июня 1837 г., Виктория записала в дневнике: «Раз Провидению угодно было поставить меня на это место, я все сделаю, чтобы исполнить свой долг в отношении моей страны; я очень молода и, может быть, во многих, но не во всех отношениях неопытна, но я уверена, что лишь немногие имеют больше действительной доброй воли и больше желания делать то, что полезно и справедливо, чем я». Этим принципам Виктория следовала всю свою жизнь. Если сегодня существуют хорошо отлаженные взаимоотношения между монархией и парламентом и английская монархия является прочным элементом английской парламентской системы, то в этом есть несомненная заслуга Виктории.

Однако рекордно долгое царствование далеко не всегда было безоблачным. Довольно часто оно омрачалось столкновениями королевы с ее министрами по различным как политическим, так и личным мотивам. Первое такое столкновение произошло в 1839 г.

К этому времени у нее установились добрые отношения с лордом Мельбурном, главой либерального министерства. Она любила беседовать с ним, многое узнавать от него, чувствовала, что симпатия была взаимной. Но вот в 1839 г. Роберт Пиль, лидер консерваторов, нанес поражение в парламенте либералам, и пожилой Мельбурн оказался вынужденным уйти в отставку. Королева была искренне огорчена, но ей пришлось призвать Пиля, т. е. поручить ему сформировать правительство.

Пиль и его коллеги согласились, но поставили условие, чтобы королева частично изменила свой двор, т. е. удалила из числа фрейлин жен ряда известных деятелей-вигов. Сказывалось наследие предков, когда придворная камарилья воздействовала на слабовольных и аморальных королей в интересах тех или иных политических группировок.

Вопрос был щекотливым. Обычно при перемене правительства состав двора изменялся, но изменения производились за счет мужчин. Теперь речь шла о дамах. Виктория сочла, что требование Пиля незаконно и задевает ее лично. Она всегда была очень честолюбива, и лишь налагаемые неписаной, но весьма жесткой конституцией ограничения на прерогативы монарха сдерживали проявление властолюбия Виктории. В 1839 г. она была еще очень молода, малоопытна и потому остро реагировала на уколы ее самолюбию. Она твердо заявила Пилю, что не принимает его требование об удалении ряда придворных дам. В ответ Пиль заявил, что в таком случае он отказывается от формирования правительства. Были у него и некоторые другие резоны, но о них он умолчал. Виги поддерживали королеву в вопросе о придворных дамах (еще бы! Ведь это были их дамы!), и лорд Мельбурн вернулся к власти. Казалось бы, победа была за Викторией: она и дам своих сохранила, и вернула желанного Мельбурна. Приход Пиля к власти отодвинулся на два года.

Но вскоре Виктория осознала, что создавать подобные экстремальные ситуации нельзя. Она знала, что времена, когда английские короли могли вести борьбу за режим личной власти, ушли безвозвратно. Теперь она испортила отношения с одной из двух главных партий в парламенте – консерваторами. Но ведь с ними нужно и сосуществовать, и сотрудничать, особенно если они, получив большинство мест в палате, обретут право создать свое правительство. Здравый смысл говорил Виктории, что с тори нужно искать примирения, и она вняла ему. Через 60 лет после этого инцидента Виктория говорила: «Я была очень молода тогда, и возможно, что я поступила бы совершенно иначе, если бы все пришлось проделать вновь».

Важной проблемой, вставшей перед Викторией после восшествия на престол, было замужество. Вначале она будто бы не очень стремилась связать себя брачными узами. Жившая ранее в скромных условиях, она теперь в полной мере наслаждалась жизнью: веселилась, танцевала, устраивала веселые вечера, каталась верхом, и все это с азартом молодости. Замужество изменило бы этот образ жизни, да и мужское общество интересовало ее тогда лишь как составной элемент танцевальных вечеров. Лорду Мельбурну в апреле 1839 г. она говорила, что «ее чувства целиком против того, чтобы вообще когда-либо выходить замуж».

Возможно, в 20 лет она говорила это искренне. Но со всех сторон ей внушали, что ее королевский долг – дать престолу наследника и поэтому тянуть с замужеством нельзя. Особенно усердствовали ее немецкие родственники и вывезенные из Германии приближенные – компаньонка Луиза Лехцен и барон Штокмар. Старался и ее дядя – король Бельгии Леопольд, стремившийся влиять на Викторию в политических вопросах через регулярные и подробные письма-наставления. Этой группе очень хотелось сделать супругом королевы Великобритании кого-либо из немецких князей. Ни одна страна не могла соперничать с Германией по числу таких кадров, поставляемых ко всем дворам Европы. Был и конкретный кандидат – князь Альберт Кобург – ровесник Виктории.

Виктория знала Альберта и вначале относилась к нему без особого интереса. Заботливые люди устроили так, что 10 октября 1839 г. Альберт с братом прибыли погостить в Виндзор. И в этот момент в душе Виктории произошел перелом. В ней пробудилась, и довольно бурно, женщина. Она вдруг увидела Альберта другими глазами; он для нее был красив, строен, в высшей степени привлекателен как мужчина. И она решила выйти за него замуж. При этом Виктория не заметила, что Альберт к ней совершенно равнодушен. Виктория сообщает Мельбурну, что она «радикально изменила свое мнение о замужестве и намерена выйти замуж за Альберта». Королева твердо берет дело в свои руки. Она тут же вызывает Альберта и, как свидетельствует ее запись, прямо заявляет, что, «вероятно, он должен знать, почему она пожелала, чтобы он явился сюда». «Я была бы счастлива, если бы он согласился на то, чего я желаю (жениться на мне)». Затем «мы обнялись…» Когда вскоре Альберт возвращался в Англию уже в качестве официального жениха Виктории, собравшаяся в порту толпа приветствовала его. В подобных случаях всегда откуда-то собирается много зевак. Были среди них и недоброжелатели, развернувшие плакаты с такими стихами:

 
Избранник королевы обвенчан будет с ней.
Вульгарной компаньонкой подсказан выбор сей.
Получит худо-бедно он толстую жену,
А с ней намного толще английскую мошну.
 

В 1987 г. в Англии широко отмечалось 150-летие восшествия на престол Виктории. Телевидение демонстрировало сериал о жизни королевы, печать шумно и пространно отмечала юбилей, вышел в свет ряд книг биографического жанра. Учитывая щекотливость темы, будем дальше говорить цитатами из того, что в 1987 г. напечатали сами англичане в связи с официальным юбилеем Виктории. У Литтона Стречи в «Иллюстрированной биографии королевы Виктории» читаем: «Это был безусловно семейный брак», что означает существование родственных связей английской королевы с князьями Кобургами. Бракосочетание с князем Альбертом Сакс-Кобург-Готским состоялось в феврале 1840 г.

Королева Виктория и принц Альберт в 1847 году

Был ли брак счастливым? Виктория была счастлива, ее муж – нет. В предисловии к книге Стречи Майкл Холройд говорит, что в молодости «Виктория была охраняема от возможного отрицательного влияния мужчин», отсюда «глубоко спрятанная сексуальность». Когда Альберт появился в Англии (это был его не первый приезд), «он танцевал с ней, беседовал». Виктория неожиданно испытала «сильнейший сексуальный взрыв». «В глазах королевы принц вдруг предстал как образец мужской красоты», хотя он был слабого телосложения и то ли из-за особенностей воспитания, то ли по причине более фундаментальной идиосинкразии у него было явное отвращение к противоположному полу. Перспектива женитьбы на обожающей Виктории повергла его в состояние депрессии. Стречи подтвердил Хаскету Пирсону, что он намерен выдвинуть предположение, что Альберт был гомосексуалистом. Это следует воспринять как объяснение ряда фраз Альберта, рисующих его меланхолию и чувство одиночества. Холройд соглашается со Стречи, что «муж не был так счастлив, как его жена». Виктория «обожала Альберта», он был «ее идолом». Но Альберт «испытывал одиночество». Таковы английские оценки семейных дел Виктории. Несмотря на все это, для Виктории ее семейная жизнь сложилась хорошо. У нее было девять детей, и среди них ее преемник на престоле под именем Эдуарда VII.

Супругу королевы надлежало получить цивильный лист – денежное содержание, предоставляемое парламентом члену королевской семьи. Премьер-министр Мельбурн внес предложение об ассигновании 50000 фунтов в год. Вот тут-то тори и взяли реванш за недавнюю несговорчивость Виктории относительно ее фрейлин. Консерваторы объединились с радикалами и урезали содержание ее супругу. Прения, как заметил король Леопольд, «были вульгарны и непочтительны». Действительно, кое-кто говорил, что 30000 более чем достаточно – эта сумма не меньше, чем весь годовой бюджет княжества Кобург, откуда явился принц Альберт. Виктория была в бешенстве. Она заявила, что ни один тори не получит приглашения на церемонию бракосочетания. Даже престарелому «национальному герою» Веллингтону она не хотела посылать приглашение. Трезвые, спокойные люди объяснили ожесточившейся королеве, что это будет равнозначно общенациональному скандалу.

Дизраэли был не только тори, но и лидер консерваторов, и это означало, что пути его и Виктории неминуемо пересекутся. Что это будет означать для него? Первые симптомы были безусловно неблагоприятны для Дизраэли. Виктория и Альберт, с которым она, естественно, обсуждала государственные дела, обратили серьезное внимание на Дизраэли в период его открытой борьбы против Пиля. Причин для этого было несколько. Дизраэли свергал Пиля, выступая глашатаем сохранения протекционизма, тогда как королева и ее супруг определенно пришли к убеждению, что свобода торговли предпочтительнее. Был при этом и личный момент. Королева, демонстративно культивировавшая респектабельность, с возмущением следила, как малоизвестный политик Дизраэли саркастически и зло разделывал почтенного деятеля, премьер-министра Пиля, с которым она систематически встречалась и обсуждала государственные дела. Она считала, что при этом были нарушены элементарные приличия и нормы вежливости. Именно поэтому принц писал, что «в Дизраэли нет ни одной мельчайшей частички джентльмена». Когда в 1851 г. в палате общин дебатировался вопрос о создании вместо либерального правительства Рассела консервативного правительства Дерби, естественно, зашла речь о переговорах Дерби с королевой по этому вопросу. Дизраэли тоже выступал и не совсем точно сослался на какую-то деталь этих переговоров. Дело было пустяковое, но оно наложилось на существовавшую предвзятость королевы в отношении Дизраэли, и в результате недоброжелательство к нему усилилось. Для Дизраэли было малым утешением, что и Дерби не был в фаворе у Виктории.

Когда в 1852 г. королеве все же пришлось призвать Дерби, встал вопрос о Дизраэли. Она очень хотела бы не иметь его своим министром, но авторитет и положение Дизраэли в партии тори были таковы, что Дерби не мог не включить его в состав кабинета. Он готов был дать Дизраэли министерство внутренних дел или даже Форин оффис, но королева была категорически против, особенно против министерства иностранных дел, ибо практика была такова, что она часто обсуждала с его главой проблемы внешней политики. С Дизраэли же ей встречаться не хотелось. Наконец вопрос решился двойным компромиссом. Во-первых, Дизраэли стал министром финансов, в роли которого он мог иметь лишь минимальные контакты с королевой. Во-вторых, его включили в состав кабинета под личное поручительство Дерби.