Текст книги "Бенджамин Дизраэли, или История одной невероятной карьеры"

Автор книги: Владимир Трухановский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 31 страниц)

К этому времени относится сближение Дизраэли с неким Джоном Паулесом, довольно крупным финансистом. Его фирма хорошо зарабатывала на поднявшемся спекулятивном буме, учреждала ряд компаний по разработке минеральных ресурсов в Латинской Америке, среди которых была Англо-Мексиканская горнодобывающая ассоциация. На этом этапе и произошло сближение Дизраэли с Паулесом. Они были нужны друг другу. Хотя Паулес был старше своего партнера и его деятельность имела солидную финансовую основу, Дизраэли сумел войти к нему в доверие и стать одним из близких лиц. Их союз продолжался ряд лет и оказал влияние на ранний период деятельности Дизраэли. Бенджамин полагал, что связь с Паулесом откроет ему дорогу в большой финансовый мир и даст возможность добыть крупное состояние, к чему он страстно стремился. Опытный финансист, Паулес ценил в своем молодом соратнике остроту ума и силу воображения, явные и сильные литературные способности, а также связи через Джона Мэррея с литературными и журналистскими кругами, которые могли быть эффективно использованы в интересах его, Паулеса, бизнеса.

Вскоре актив Бенджамина был запущен его партнером в дело. Спекулятивная лихорадка в Англии приняла настолько широкий размах (наши герои играют в ней далеко не самую главную роль), что спокойно и здраво судившие люди начали опасаться, как бы все это не кончилось большим финансовым крахом. Такой исход дела чреват был крупными неприятностями для финансов страны. Поэтому канцлер казначейства лорд Элдон выступил с заявлением, которое должно было охладить пыл спекулянтов. Одновременно распространились слухи, что парламент может принять законодательные меры с целью предотвращения финансовой анархии.

Вот здесь и понадобился Паулесу его молодой партнер. Действия правительства влияли на настроение публики и подрывали ее доверие к латиноамериканским спекулянтам. Это означало крупные убытки для Паулеса. Ему крайне важно было поддержать в общественном мнении уверенность в надежности и устойчивости финансового бума, ориентирующегося на Южную Америку. С этой целью он написал и издал брошюру, но ее никто не стал читать. Хороший финансист далеко не всегда может быть хорошим литератором. Каждому свое.

Финансист поручил Дизраэли написать вначале одну, а затем, когда затея оказалась удачной, еще две брошюры. Первая брошюра увидела свет в начале марта 1825 г., вскоре за ней вышли в свет еще две. Все они содержали подробную аргументацию относительно устойчивости предприятий горнодобывающей промышленности в Центральной и Южной Америке, действующих на базе английских капиталов. Это были первые опубликованные литературные произведения, принадлежавшие перу Дизраэли. Издал их Мэррей, но анонимно, без указания фамилии автора. В целом этот литературный опыт оказался удачным. Он несомненно укрепил уверенность Бенджамина в своих литературных способностях. Оказались верными и расчеты Паулеса: его молодой друг оправдал ожидания как литератор, весьма пригодились и его связи с Мэрреем.

Внимательное чтение трех «специализированных», посвященных бизнесу в заграничной горнодобывающей промышленности брошюр представляет для биографа Дизраэли большой интерес. Эти своеобразные литературные произведения дают ценные сведения об убеждениях автора, в дальнейшем развитых и нашедших воплощение в его как литературной, так и политической деятельности. Там многое важное содержалось в зародыше. Они были выдержаны в строгом духе демонстративной беспристрастности и содержали обращение к благородным принципам свободы и соблюдения национальных интересов. В действительности же это была ловкая маскировка сути дела. Бенджамина совершенно не интересовали чья-то свобода и национальные интересы. Ему нужно было создать благоприятные условия для спекуляций, на которых он рассчитывал основательно подзаработать. И прав Блэйк, утверждающий, что три брошюры Дизраэли «в действительности представляли собой тщательно разработанную дутую рекламу южноамериканских горнодобывающих компаний вообще и тех, в которых участвовали Дж. и А. Паулесы, в особенности».

Заканчивая один из этих памфлетов, Дизраэли анонимно утверждал, что придерживается точки зрения, которая «не испорчена эгоистической заинтересованностью» и не «определяется воздействием каких-либо партийных соображений». Затем следует высокопарное заявление, что, каков бы ни был результат предпринятой публикации, «автор будет испытывать удовлетворение и, быть может, чувство гордости в связи с тем, что во времена, когда невежество является услужливым рабом эгоистических интересов и когда от правды бегут те, кто должен был бы быть ее самым последовательным поборником, он предпринял хотя бы одну попытку выступить в поддержку благородных принципов и выдвинуть более мудрую политику».

В третьем, последнем памфлете Дизраэли выступил в защиту министра иностранных и внутренних дел Мексики, которому официально было предъявлено обвинение в том, что он находился на содержании горно-рудных компаний и действовал в их интересах. Дизраэли характеризовал этого министра как «чистого и реалистического патриота». Историки признали, что компании, в поддержку которых так рьяно выступал молодой Дизраэли, были «жульническими концернами».

Знал ли Дизраэли, что он делает, известно ли было ему, что он выступает в поддержку спекулянтов-жуликов? Безусловно, да. Но не будем слишком строгими к молодому человеку, неудержимо рвавшемуся к деньгам, к высокому положению. Вся ложь, обман, ханжество, лицемерие, словесная игра высокими, благородными принципами, весь использованный им демагогический арсенал были изобретены не им. Примененные им на заре своей литературной деятельности принципы и методы уже давно находились на вооружении английских буржуазных и многих иных деятелей. Дизраэли лишь быстро понял их, хорошо усвоил и неплохо применил. Впоследствии он будет придерживаться этих правил игры в своей литературной и политической деятельности, что весьма затрудняет и осложняет исследование его личности.

Итак, итоги финансовой авантюры, в которую пустился Бенджамин Дизраэли, когда он только-только достигал юридического совершеннолетия (в Англии это 21 год), были плачевны для дерзкого молодого человека. Он приобрел не желаемое состояние, а огромные долги, достигавшие нескольких тысяч фунтов стерлингов. Биографы гадают, было ли это результатом глупости или невезения? Но одно бесспорно: эти финансовые неприятности оказались очень тяжкими и терзали Дизраэли на протяжении большей части его дальнейшей жизни.

Катастрофический крах его биржевой авантюры не охладил предпринимательского пыла Дизраэли, не научил его осторожности и благоразумию. Вероятно, он подстегнул его стремление к реализации честолюбивых замыслов. И общение в сфере знакомых отца, где видную роль играли издатели, и собственный небольшой печальный жизненный опыт убедили молодого честолюбца в том, что в Англии, стране бурно развивавшегося капитализма, пресса – это и влияние, т. е. власть, и деньги. Поэтому, еще не оправившись от последствий спекуляций на бирже и не подведя их окончательных итогов, Дизраэли бросается в газетную авантюру. Поистине, как говорил один из его литературных героев автобиографического плана, «час авантюр настал».

Сумма различных факторов и тенденций вызвала к жизни проект издания солидной ежедневной газеты. Джон Мэррей уже ряд лет успешно издавал «Квотерли ревью», и это навело Бенджамина на мысль попробовать издавать вместе с ним ежедневную газету. Газета должна была проводить линию тори и конкурировать с «Таймс», которая главенствовала в газетном мире страны и тоже отражала взгляды тори. Имелось в виду потеснить «Таймс» и занять первое место среди английских газет. Это увеличило бы и доходы, и влияние издателя. К тому же новая газета могла бы на постоянной основе выполнять задачу, которую преследовали три брошюры Дизраэли, т. е. содействовать спекуляциям с южноамериканскими акциями. Мэррей тоже глубоко увяз в этих спекуляциях. Был и серьезный политический мотив, хотя он и не выпячивался. «Таймс» придерживалась консервативных взглядов, но Джордж Каннинг, министр иностранных дел, заправлявший в действительности всеми основными делами кабинета, был не вполне доволен поддержкой «Таймс» и ее недостаточно прочными, как казалось всесильному министру, связями с тори. Его устроило бы создание влиятельной газеты, которая поддерживала бы его безоговорочно даже в самых крайних случаях. Поэтому Мэррей полагал, и не без оснований, что его замысел отвечает желаниям Каннинга, с которым у него были неоднократные встречи.

Организация и ведение большой газеты, оперирующей в общенациональных масштабах, – дело крайне дорогое, сложное и трудное. Сам Мэррей не мог отдаться целиком этому делу; у него было много других сфер деятельности в области бизнеса. Получилось как-то само собой, что эта работа была поручена юному Дизраэли. Опытный 46-летний бизнесмен постепенно проникался симпатией и верой в деловые качества Бенджамина. Публикация его трех брошюр была бесспорной удачей. Затем Мэррей поручил ему отредактировать и подготовить к печати биографию одного деятеля, что было выполнено быстро и вполне удовлетворительно. В общем Мэррей убедился, что его юный соратник обладает большой энергией, сильным воображением, незаурядными литературными и организаторскими способностями.

3 августа 1825 г. Мэррей, Паулес (линия связи с Сити и южноамериканским бизнесом) и Дизраэли подписали соглашение об издании ежедневной утренней газеты. Мэррей выступал в роли издателя и вносил половину суммы, необходимой для реализации проекта. Паулес вносил четверть. Дизраэли вносил остающуюся четверть и должен был организовать дело. Так и неясно, на что рассчитывали такие опытные люди, как Мэррей и Паулес, получая подпись Дизраэли, гарантирующую его крупный взнос в задуманное предприятие, ведь они прекрасно знали его финансовую несостоятельность, то, что на нем висел крупный долг из-за неудачных биржевых спекуляций.

Мэррей планировал, что первый номер газеты выйдет уже 1 ноября. Требовалось решить массу технических и организационных вопросов: подбор корреспондентского корпуса, штата работников редакции, полиграфическое обеспечение, снабжение бумагой и т. д. и т. п. Всем этим энергично занялся Дизраэли. Очень важным был вопрос, кто возглавит газету в качестве главного редактора. Имя редактора – это знамя издания, от этого имени зависит влияние газеты и в конечном счете успех всего замысла. Мэррей счел, что подходящей фигурой на этот пост является шотландский деятель Дж. Г. Локарт, зять маститого писателя Вальтера Скотта. Есть основания полагать, что идея относительно Локарта исходила от самого Каннинга. Мэррей поддерживал с ним связи и даже будто бы представлял ему Дизраэли.

Вопрос о привлечении Локарта был далеко не простым; для этого приходилось посвящать в суть замысла Вальтера Скотта, и, следовательно, решить его удовлетворительно путем переписки не представлялось возможным. Мэррей поручает это щекотливое дело Бенджамину, рассчитывая на его контактность и дар убеждения.

В те времена еще не было железнодорожного сообщения между Лондоном и Эдинбургом. Дизраэли отправился в путь в почтовой карете и должен был останавливаться на ночь в Стамфорде, Йорке и Ньюкасле. В кармане у него было два рекомендательных письма. В одном Мэррей просил Локарта принять Бенджамина «как моего самого близкого и доверенного молодого друга» и отнестись к тому, что он сообщит, так, как «если бы это сказал я вам лично». Второе письмо было от адвоката Райта, содержавшее официальное предложение Мэррея Локарту «принять пост управляющего новой газетой». Неясно, насколько это было обоснованно, но письмо адвоката создавало впечатление, что Каннинг хотел бы, чтобы Локарт редактировал новую газету.

Локарт жил не в Эдинбурге, а в загородном доме Чифсвуд, куда Дизраэли и переслал свои рекомендательные письма. Когда же состоялась встреча, то поначалу Локарт не мог скрыть крайнего удивления, увидев молодого человека, и, чтобы снять неловкость, объяснил, что он ожидал встретить отца – Исаака Дизраэли. Недоразумение было быстро ликвидировано, Локарт пригласил Бенджамина погостить у него. В Чифсвуде Дизраэли провел две недели, хозяин познакомил его с Вальтером Скоттом, и они втроем обсуждали предложение, привезенное из Лондона.

Дизраэли был всего лишь представителем Мэррея, и его полномочия были ограничены определенными, хотя и не фиксированными твердо рамками. Однако он истолковал их весьма широко и, не задумываясь, на свой страх и риск делал своим партнерам предложения и строил планы, которые были просто фантастическими. Об этом свидетельствует его переписка с Мэрреем, которого он, естественно, должен был держать в курсе дела. Сегодня интересно читать эти письма – они не только рисуют Бенджамина Дизраэли, каким он был накануне своего совершеннолетия, но и дают представление о том, как полтора века назад делались газеты в Англии.

Дизраэли прибыл в Шотландию во второй половине сентября 1825 г. и отправил своему патрону несколько писем. Поехал он по совершенно конкретному и важному делу, и естественно было бы предположить, что его донесения будут носить сугубо деловой характер, тем более что они адресовались старшему партнеру как по возрасту, так и по роли в затеянном мероприятии. Но поэтическая натура Бенджамина, склонного к созерцательству и фантастическим построениям – биографы довольно единодушно определяют это как очень сильное воображение, – в полной мере проявилась в письмах в Лондон.

Сразу же по приезде в Эдинбург Бенджамин пишет не о деле, по которому прибыл сюда, а о том, что видел в пути. Рассказывается, что эмиссар газетного бизнеса прибыл в Йорк ночью. В городе проходил большой карнавал, улицы были переполнены, и так продолжалось много часов. «Я никогда не видел ни одного города, где царила бы такая неописуемая суматоха и восхитительное веселье. Это был великолепный карнавал. Я отложил свой отъезд…» Сильнейшее впечатление производила служба в Йоркском соборе и сам собор. Церемониям Вестминстерского аббатства далеко до того, что увидел Бенджамин в Йорке. «Вестминстерское аббатство (особая королевская церковь в Лондоне, где происходит коронация английских монархов. – В. Т.) – это просто игрушка по сравнению с собором Йорка». Нельзя понять, что такое готическая архитектура, не увидев Йорка. Это «мощное и аристократическое графство Йорк. Незабываемое впечатление производит, как подъезжает к собору знать Йоркского графства, некоторые в каретах, запряженных четверкой лошадей». Все это вряд ли было интересно Мэррею. Письмо свидетельствовало об остроте наблюдательности и впечатлительности его молодого друга, о его литературном даровании, но какое отношение все это имело к делу, порученному Дизраэли?

В Эдинбурге юношеская восторженность и склонность Дизраэли к необычному проявились в том, что он предложил Мэррею пользоваться в их переписке специальным кодом, чтобы сохранить в секрете переговоры. От кого? Вероятно, от возможных конкурентов; может быть, от «Таймс»? Впредь Каннинг должен был обозначаться Мистер X, Вальтер Скотт – Шевалье, сам Дизраэли – О и т. д. Детская игра, польза от которой состояла, кажется, только в том, что биографы используют ее для оживления своих повествований. Сам автор кода порой забывал о своем изобретении и переходил на употребление в письмах настоящих имен.

Однако все это были шалости богатого воображения Дизраэли. Вскоре оно завело его в очень опасное положение, о чем он тогда не догадывался. Во-первых, он очень преувеличил в переговорах с Вальтером Скоттом и Локартом финансовые и политические силы, которые якобы поддерживали проект новой газеты. Дизраэли заявлял своим партнерам, что «через Паулеса мощные коммерческие силы стоят за нами… К ним присоединится финансовая мощь Вест-Индских колоний» и т. п. Что касается политических кругов, то кроме Каннинга упоминался заместитель военного министра и министра по делам колоний Уильям Хертон, «кто не просто заместитель министра, а в действительности наш негласный друг». «Такие люди, как Джон Барроу, глава ведомства военно-морского флота и др., определенно в нашей власти». Фантазия Дизраэли завела его так далеко, что, как он пишет Мэррею, опираясь на создаваемую газету, на ее редактора, который будет проведен в парламент, а также на финансовые силы, стоящие за газетой, «я буду в состоянии организовать в интересах тех сил, с которыми я сейчас связан, огромную партию, в высшей степени полезную». Все это было очень далеко от более скромных замыслов Мэррея и Паулеса. Явная нереальность картины, которую создавал Дизраэли, не могла не повредить делу.

Во-вторых, преподнеся в нереальном виде возможности проекта, Дизраэли стимулировал преувеличенные запросы со стороны Локарта и его тестя. Они поставили условием участия Локарта в проекте проведение его в члены парламента, что должны были организовать Дизраэли и те, кто стоял за ним. Дизраэли тут же согласился с этим условием, кажется не очень задумываясь над тем, как его можно будет выполнить. Он даже обсуждал некоторые конкретные аспекты проблемы. Локарт заявил, что он не желает, чтобы его проводили в парламент от избирательного округа, который контролируется правительством: это подорвало бы его репутацию независимого деятеля. Бенджамин соглашается с ним (как будто он контролировал избирательные махинации правительства) и высказывает Мэррею свои соображения на этот счет: «Не будет никакого вреда, если Локарт будет избран в парламент от округа, которым заправляют тори, ибо он сам тори». К этому он мог бы добавить, что и газета задумана как орган тори.

Следует признать справедливой оценку Блэйком того, что сделал Дизраэли в Эдинбурге в переговорах с Локартом и Вальтером Скоттом: «Трудно избежать впечатления, что, несмотря на его собственные сообщения Мэррею, Дизраэли ухитрился крайне запутать дело».

В октябре Дизраэли и Локарт приехали в Лондон, Локарта весьма заботил вопрос, как бы его пост в газете сделать максимально престижным, чтобы принятие этого назначения не воспринималось как свидетельство того, что он будто бы спустился вниз по общественной лестнице. Случай помог выйти из положения. Открылась вакансия редактора «Квотерли ревью», который издавал Мэррей. Этот пост считался весьма респектабельным. В результате было подписано два соглашения между Мэрреем и Локартом о том, что Локарт становится редактором «Квотерли ревью» с жалованьем в 1000 фунтов стерлингов в год и одновременно будет «в полную меру своего уменья и способностей помогать и содействовать» Мэррею в выпуске его газеты, писать для нее статьи, за что будет получать еще 1500 фунтов стерлингов в год. Тогда это было очень солидное материальное вознаграждение. Локарт сразу же «схватился за эту великолепную для него сделку».

А роль Дизраэли в этой сделке? Биографы – это характерно для описания ими всей жизни Бенджамина – расходятся в деталях. Одни утверждают, что соглашения «были подписаны в присутствии Дизраэли»; другие, писавшие позднее, замечают, что «Мэррей предложил пост редактора „Квотерли“ Локарту, ничего не сказав Дизраэли».

Вернувшись в Лондон, Дизраэли развил бурную деятельность по организации выпуска газеты. Приходилось решать множество проблем – помещение для редакции, штаты, финансовые вопросы и т. д. Он был неутомим и изобретателен, показал себя хорошим организатором, хотя и допускал некоторую экстравагантность. Дизраэли привлекает своего кузена Басеви в качестве архитектора для постройки здания газеты (участок присмотрен на Грейт-Джордж-стрит), пишет своему знакомому в Кобленц, с которым встречался во время поездки за границу, приглашая его стать корреспондентом новой газеты, которая должна будет стать «средоточием информации со всего мира». Знакомый дает согласие. Подобным образом он вербует региональных корреспондентов в Леванте и Морее; «он обеспечил сеть спецкоров для всей Южной Америки, для Соединенных Штатов и Мексики, для всех стран Леванта, а также для всех важных пунктов в Европе – от Константинополя до Парижа и от Рима до Санкт-Петербурга». Естественно, важнейшие города Англии не были забыты; он завербовал нужных ему людей в Ливерпуле, Глазго, Манчестере, Бирмингеме и в ряде других мест. Наконец, Дизраэли придумал название для газеты – «Репрезентатив», т. е. представитель.

В конце 1825 г. произошло неожиданное – Дизраэли был отстранен от какого-либо участия в создании газеты. Его замыслы рухнули, большие труды пропали даром. Что послужило истинной причиной, неясно. Сам Дизраэли не распространялся на этот счет. Считал, что причин было несколько. Во-первых, ведущие сотрудники «Квотерли», от которых сделка, касающаяся их органа, сохранялась в секрете, объединились и выступили против. Биографы полагают, что этот бунт был вызван тем, что «Локарт был противоречивой фигурой». Как бы там ни было, Мэррей пошел на уступки бунтарям. Во-вторых, Мэррею, да и Локарту, и Вальтеру Скотту не нравились легкомыслие и прожектерство Дизраэли, в чем они убедились в ходе переговоров с ним. В-третьих, разрыв ускорила финансовая катастрофа, постигшая Дизраэли и Паулеса. В октябре рынок акций южноамериканской горнодобывающей промышленности был дезорганизован глубочайшим кризисом. Наступил крах, который многие предвидели. К концу ноября обанкротился крупный банк в Плимуте. В декабре финансовая паника охватила Сити, и Дизраэли и Паулес, спекулировавшие южноамериканскими акциями, оказались разорены. Произошло это как раз в момент, когда они должны были выплатить свою часть финансового обеспечения новой газеты. Теперь они оказались банкротами и выполнить свои обязательства перед Мэрреем были не в состоянии. Значит, Мэррею они больше не были нужны.

Итак, и эта попытка Дизраэли приобрести состояние и влияние с помощью газеты потерпела крах. Такова судьба многих авантюр. Но она многое и дала молодому честолюбцу (знание людей, в среде которых ему предстояло действовать, опыт в финансовых проблемах), поумерила его азартный авантюризм и склонность к фантастическим прожектам, преподала горький, но весьма полезный урок осмотрительности и осторожности.

А что же детище Дизраэли «Репрезентатив»? Оно оказалось мертворожденным. Газета все-таки вышла в свет 25 января 1826 г. Сегодняшнего читателя не может не поразить быстрота реализации замысла. С момента появления идеи об организации газеты до появления ее первого номера прошло всего несколько месяцев. И было бы неверно полагать, что скоропалительность этого предприятия предопределила его неудачу. Сыграла свою роль жестокая конкуренция в сфере печати («Таймс» так и не удалось потеснить), а также наступившая полоса экономической депрессии. Да и уровень редактирования газеты не был достаточно высок. 29 июля 1826 г. газета прекратила свое существование; ее владелец Мэррей потерял на этом 26 тыс. фунтов стерлингов.

Ущерб Дизраэли также был значителен. Это, прежде всего, финансовые потери от игры на бирже, означавшие огромный долг, перспектив разделаться с которым не было видно. Из-за биржевых спекуляций и неудачи с изданием газеты Дизраэли приобрел сомнительную репутацию. Оба этих фактора на протяжении многих лет негативно сказывались на его карьере.