Текст книги "Синие шинели (сборник)"

Автор книги: Владимир Короленко

Соавторы: В. Кравченко,Ю. Кузнецов,Иван Плескач,Кабыш Баялин,С. Кыдырбаев,В. Якуб,Марк Веледницкий,Геннадий Работнев,Х. Султангалиев,Г. Смирнов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 32 страниц)

В. Агеев
ПЕРВЫЕ ШАГИ

7 ноября 1962 года по столичной площади имени В. И. Ленина прошла необычная колонна демонстрантов. Четко печатая шаг, в одном строю шли студенты, школьники, рабочая молодежь. Их было 350 человек. А впереди – портрет первого чекиста революции – Феликса Эдмундовича Дзержинского…

НАЧАЛО

Из кабинета секретаря Фрунзенского райкома комсомола они вышли поздним октябрьским вечером. Их было немного, – Кенес Бейсебаев, его брат Жан, Саша Кожевников, Володя Савченко, Валерий Садыков – всего человек двенадцать, в основном студенты горного института. Они говорили, перебивая друг друга, и трудно было разобраться в этом разноголосом шуме. По-видимому, разговор с Семеном Апполимовым, секретарем райкома, увлек этих ребят необычностью того дела, которое им предложили.

Секретарь был немногословен. Он вкратце рассказал о том, какая от них потребуется помощь, какие трудности ожидают их впереди. И в конце своей беседы спросил:

– Сможем?

– Сможем.

Так зародилась БКД – боевая комсомольская дружина при Фрунзенском районном отделе милиции. Первым ее командиром был избран Семен Апполимов.

…Они шли по ночному городу. В черном небе ярко вырисовывались колючие звезды. Кто-то сказал:

– Ребята, а ведь через три месяца Новый год.

Приближался Новый, 1958-й.

Давно лежат в архивах бумаги, свидетельствующие о делах первых дружинников. Но и сейчас, спустя девять лет, ребята, последовавшие их примеру, все еще вспоминают о Кенесе Бейсебаеве, Александре Кожевникове, Валерии Садыкове, Володе Савченко – о тех, кто начинал дело дружины.

Первым было трудно. Может быть, потому, что их было мало и не имели они никакого опыта. Но было большое желание работать рядом с теми, кто охранял покой и тишину города.

Три месяца 1957 года прошли быстро. Уехал Семен Апполимов. Командиром стал Кенес Бейсебаев. Крепла комсомольская дружина. В состав организации входили командир, оперативники, особая комиссия во главе с председателем, командиры групп, дружинники.

В 1959 году в органы милиции ушел Кенес Бейсебаев. Его место занял Владимир Савченко.

В феврале обком комсомола присвоил организации имя Ф. Э. Дзержинского. Теперь она называлась ОДД – оперативная дружина имени Дзержинского. Ребята получили удостоверения. Это был первый документ дружинника.

Дружину признали и те, кто раньше опасался только людей в синих шинелях. Хулиганы, бандиты, спекулянты поняли, что с ними повела борьбу настоящая организация, способная вылавливать даже опасных преступников.

И борьба шла по большому счету. Схватки случались нешуточные. За время существования дружины в опасных операциях были ранены Александр Кожевников, Марат Ашимбаев, Юрий Серегин.

Но каждый день уходили в ночной город патрули, и не было страха в молодых сердцах.

ПО СТОЛИЧНОЙ ПЛОЩАДИ

Казалось, что делами своими дружина завоевала себе право на существование. Но неожиданно в 1960 году ее распустили. И только в августе следующего года по инициативе органов милиции и командного состава дружины организация вновь начала жить.

Владимир Савченко окончил политехнический и уехал на полуостров Мангышлак. Командиром избрали Александра Кожевникова.

В 1961 году в каждом районе столицы были созданы линейные отряды, которые объединились в единую городскую организацию. Командиры линейных отрядов входили в состав особой комиссии. Были введены должности заместителя командира по оперативной части и заместителя командира линейного отдела.

Почти каждый год дружинники провожали своих воспитанников на работу в органы милиции. Это была своеобразная школа мужества, которая выявляла лучших дзержинцев. Валерий Садыков, Василий Грущак, Виталий Колоколов, Александр Щекочихин и многие другие пополнили ряды советской милиции.

И хотя ушедшие не порывали связи с дружиной, работать стало трудней. Условия были неважные. Правда, по мере возможности помощь оказывали Д. Кусмангалиев, начальник городского управления охраны общественного порядка, бывший командир отряда К. Бейсебаев, постоянно шефствующий над дружиной. Но этого было недостаточно. Забыли про дзержинцев комсомольские органы. Это привело к тому, что организация почти перестала существовать.

Но активисты не сдавались. Обычно они собирались на квартире Юрия Лалова (недавно он окончил политехнический институт). Приходили и командир Александр Кожевников, члены особой комиссии, оперативной части. Думали. Спорили. Наконец, решили. Как говорится, одним духом написали письмо в ЦК КПСС, ЦК ВЛКСМ, «Комсомольскую правду». Просили помощи, поддержки. Но отправить эти письма так и не успели. Как-то прибежал Кожевников.

– Ребята, комиссия ЦК ВЛКСМ здесь!

Выбежали из квартиры. В чьи-то ладони посыпалась мелочь. Наскребли на такси и из микрорайона помчались в город.

Швейцар гостиницы «Казахстан» не успел и слова вымолвить, как ребята уже промчались вверх по ступенькам. Тяжело дыша, остановились у двери. Постучали. А потом, перебивая друг друга, рассказывали, объясняли, требовали.

Вскоре состоялось бюро обкома комсомола, на котором решили возобновить дела дружины. Потом ребята вместе с представителями ЦК ВЛКСМ были приняты министром охраны общественного порядка Казахской ССР Д. А. Панковым. И, наконец, на коллегии МООП Казахской ССР совместно с ЦК ЛКСМ Казахстана был разработан, и утвержден устав оперативных комсомольских дружин. Оперативная дружина имени Дзержинского подчинялась горкому комсомола и уголовному розыску городского управления охраны общественного порядка. Ребятам была выделена машина, а позже и здание для штаба.

7 Ноября колонна дружинников должна была пройти по площади, как самостоятельная организация. Горисполком выделил средства, и появилась форма. На фабрике пластмасс были изготовлены значки – на прямоугольнике профиль Ф. Э. Дзержинского с тремя буквами внизу ОДД. На груди командира рядом со значком появилось три больших звезды. Так появились знаки различия. Начальник оперативной части и председатель особой комиссии имели право носить две звезды, члены особой комиссии и командиры линейных отрядов – одну, члены оперативной части – четыре маленьких, члены штаба линейных отрядов – три, командиры групп – две и члены основного состава – одну маленькую звездочку.

7 Ноября 1962 года по столичной площади имени В. И. Ленина прошла необычная колонна демонстрантов…

«КЛЕН» ВЫХОДИТ В ЭФИР

– Я «Волна». Я «Волна». Как меня слышите? Как меня слышите? Прием.

– Я «Эфир». Я «Эфир». Крошка, слышу тебя отлично. Что ты за птаха, порхающая в эфире? Может быть, встретимся? Прием.

– Я «Волна», я «Волна!» Ты, «Эфир», катись к чертовой матери!

– Я «Эфир», я «Эфир». Сволочь ты ненаглядная, а не «Волна».

Евгений Павлов медленно повернул ручку приемника и стал записывать что-то в журнале. «Волну» и «Эфир» поглотил треск. Радиохулиганы вышли в эфир.

Евгений Павлов, приехавший на каникулы в 1962 году (он учился в Московском инженерно-физическом институте), вечерами просиживал за приемником. До перевода в Москву Евгений учился в Казахском государственном университете и с 1959 года принимал активное участие в делах дружины, был членом особой комиссии. И вот теперь, приехав на каникулы, он сразу же встретился с товарищами-дружинниками и стал ловить вместе с Саяном Ташеновым радиохулиганов.

Чтобы так неграмотно выйти в эфир, хулигану особых радиотехнических знаний не требовалось. Приставка состояла из катушки, конденсаторов постоянной и переменной емкостей, сопротивлений, микрофона, радиолампы. Оставалось подключить приставку к приемнику – и радиохулиган готов к выходу в эфир. И чем только не забивались средние волны: сверхджазовая музыка, мат, ненужные разговоры.

В один из вечеров Саян Ташенов поймал джазовую музыку. Она хрипела, рычала, рассыпалась дробью минут десять. Потом все стихло. И вдруг:

– Я «Балтика», я «Балтика». Всем свободным радиооператорам. Как меня слышите? Как меня слышите? Прием.

– Я «Клен-I», я «Клен-I». Я слышу тебя отлично. Прием.

– Есть радиодетали. Могу обменять. Прием.

– Согласен. Где встретимся? Прием.

– Завтра на Коммунистическом и Гоголя. Буду на велосипеде. Прием.

– Согласен. До завтра.

Больше «Балтика» в эфир не выходила.

Так с разрешения органов милиции в эфире появился «Клен-I», радиостанция дружинников, которая вылавливала радиохулиганов их же оружием. В ход пошли и пеленгаторы.

Так начиналась их работа. Необходимо было подготовить операцию, чтобы одним разом заглушить вопли радиохулиганов.

А те долго готовились к этой встрече, чтобы обсудить свои дела. Наконец совещание состоялось. Собралось около сорока радиохулиганов. Но так ни о чем и не договорились. Потом они собрались второй раз – и снова безрезультатно. Тогда-то и появилась в эфире «Центральная». Уже как бы своим названием она брала на себя роль главенствующей.

У приемника дежурил Саян Ташенов.

– Я «Центральная». Я «Центральная». Передаем обращение от имени свободных радиооператоров. Просим органы милиции разрешения легальной работы наших радиостанций на определенных диапазонах средних волн, обещаем искоренить в эфире мат, джазовую музыку. В случае неудовлетворения наших требований будем продолжать работу нелегально.

Разумеется, на переговоры с радиохулиганами никто не пошел. Тогда «Центральная» начала готовить совещание для упорядочения радиохулиганских дел. А дела у них были неважными. Провалы следовали один за другим. Они считали, что их выдает «Кактус», которому и собирались устроить самосуд на совещании. Дату и место своего сборища «Центральная» передала в эфир. Дружинникам же ничего не стоило это подслушать, и вскоре основные силы радиохулиганов были ликвидированы. Правда, кое-кто еще выходил в эфир, но и они уже были взяты на учет. «Аида» при обыске спрятала приставку в мусорное ведро. «Центральная» хотя и не была обнаружена, но и в эфир не выходила. Изъяли приемник у «Кактуса». Долго не могли обнаружить «К-17». В эфир он передал, что живет в 500 метрах от кинотеатра «Алатау». Его погубила случайность. Дружинники заметили его в освещенном окне. В конце 1962 года был задержан и «Ягуар».

ИСПРАВИЛСЯ

Зимой 1962 года был разграблен табачный ларек. Потом, спустя несколько дней, воры пробрались в продовольственный магазин и прихватили с собой ящик водки. Затем в одной из спортивных организаций были похищены велосипеды. И, наконец, был ограблен человек. Бандиты отобрали у него деньги, документы.

Владимир Яковлев, семнадцатилетний парень по кличке «Яша», привлек внимание милиции и дружинников тем, что нигде не работал и не учился.

Долго беседовали с ним работники милиции и дружинник Владимир Шляпников. А на следующий день было задержано около 60 человек. Группировка, руководимая Виктором Безруковым, по кличке «Вица», перестала существовать. При обыске были изъяты самодельные пистолеты, малокалиберные винтовки, ножи. «Вица» попал за решетку.

Владимир Яковлев отслужил в армии, женился, уже растут у него дети. Иногда он встречается с Владимиром Шляпниковым. От души благодарит его и дружинников за помощь, внимание, за свою наладившуюся жизнь.

УДАР ПО БЕСПРИЗОРНОСТИ

В штаб начали поступать сигналы о том, что в районе проспекта Гагарина участились случаи грабежей, драк и даже применения огнестрельного оружия.

Встретились с директором школы № 22, который рассказал о том, что вечером по коридорам бродят пятнадцатилетние хулиганы, мешают работать.

…В тот вечер ярко светились окна школы, в зале играла музыка, школьники торопились на вечер, удивляясь тому, что директор сверх всякой программы организовала этот школьный бал.

Командир дружины Александр Кожевников, дружинники Валерий Садыков, Владимир Шляпников, Владимир Непомнящий, Валерий Захаров, Вадим Демин, Олег Лазур ждали в школе хулиганов. И те вскоре явились.

В дверях стояла бдительная стража из школьников, которые пропускали только по пригласительным билетам. А толпа безбилетников накапливалась. Их было уже человек сорок, и казалось, что они вот-вот прорвут заслон, и тогда, считай, все пропало. Медлить было нельзя. Дружинники вышли на улицу.

Кто-то спросил:

– Что, не пускают?

В ответ раздалось гулкое роптание.

– Провести? – спросил Александр.

– Давай, давай!

Дверь распахнулась настежь, и толпа, устроив давку, рванулась в школу. Ничего не подозревая, они шли в специально отведенный для них класс. Последними вошли дружинники.

– Раздевайтесь, – предложил Александр. – Мы дружинники.

Добыча была большая. У хулиганов были изъяты ножи, кастеты, железные прутья, самодельное оружие.

Сутки работали дружинники, выявляя остальных, не пришедших на этот вечер. Показания задержанных привели к рецидивисту, который через своего брата Марата Якубова руководил группой малолетних… нет, пока еще не преступников, но мелких хулиганов.

Был взят и еще один человек, токарь по профессии, работавший на одном из заводов. Там он вытачивал заготовки, а дома доделывал огнестрельное оружие. Здесь же его и продавал.

Нить расследования привела и к Александру Вейсу, жившему в Тастаке. Он имел на своем счету уже несколько грабежей. При обыске у него был изъят пистолет-авторучка.

Казалось, дело было закончено. Но дружинники продолжали работать. Вызывали к себе родителей, отправляли письма на производство, где те работали…

НЕУЛОВИМЫЙ

Теплым майским вечером, в пору, когда городские парки и скверы уже цвели зеленым нарядом, группа дружинников смешалась с толпой, вышедшей из кинотеатра. По ранее полученным сведениям, ребята уже знали, что в этом районе часто бывают драки, в скверах, прикрытых от постороннего глаза зеленой изгородью, ведутся азартные игры.

Операция была недолгой. Задержали человек двадцать. Привели в штаб. Беседовали. Одни не выдерживали, прятали глаза. Другие злобно и нахально смотрели на дружинников. Отрицали всякую причастность к уголовному миру. И все-таки кое-что удалось узнать. Один из юнцов рассказал, что главные организаторы преступных историй – это Неуловимый, Цыган и Нариман.

Проходили дни, месяцы, а главари оставались на свободе. Раз двадцать дружинники выезжали в район кинотеатра «Ударник». Ловилась, как говорится, мелкота, а заправилы исчезали. Но все же кое-какие подробности удалось узнать. У Неуловимого на руке нет двух пальцев, а у Цыгана на руке наколка.

В тот вечер машину оставили квартала за четыре от кинотеатра. Александр Медведев, Юрий Чуприлин, Владимир Шляпников, Виталий Худоянц вошли в сквер. На скамейке сидело человек пять.

– Привет, – небрежно бросил Владимир.

– Привет.

– Кого ждете?

– Кайф должны принести.

Владимир уже хотел предложить неудачливым конспираторам пройти с ними, как вдруг его внимание привлек здоровый парень, который, увидев приближающийся «газик», внезапно ускорил шаги.

«Он или не он? – гадал Владимир. – А вдруг просто прохожий. Скандал будет, если задержим не того, кого ищем».

В последний момент он решился.

Отпираться Леониду Мальцеву было бесполезно. Когда его везли, он пытался незаметно оставить в машине носовой платок, в котором была завернута финка. Это и явилось вещественным доказательством, что определило меру наказания – год исправительных работ.

Мальцев во всем сознался. При его допросе вновь были упомянуты клички Неуловимый, Цыган и Нариман.

Через неделю группа в том же составе вновь отправилась к «Ударнику». На этот раз вылазка окончилась более успешно. Кто-то из дружинников заметил человека, который нес небольшой сверток. На его руке вырисовывалась наколка.

– Товарищ, можно вас на минутку? – окликнул его Володя.

Он обернулся. На какой-то миг в его глазах мелькнула растерянность. Но путь к отступлению уже был прегражден. Рядом стояли трое дружинников.

В безлюдный, рядом расположенный двор он шел спокойно. Но как только дзержинцы остались один на один с бандитом, он резко сунул руку в карман, чтобы выхватить нож. Вытащить руку он так и не успел.

Цыган был передан в руки милиции.

А через некоторое время дружинниками Фрунзенского линейного отряда был задержан с поличным и Нариман.

И Цыган, и Нариман главным своим конкурентом опять назвали Неуловимого, который все еще оставался на свободе.

Он был осторожен, словно зверь, почуявший опасность. Дзержинцы продолжали поиск. Порой, далеко за полночь, обсуждали план поимки преступника. Трудности были в том, что никто не знал его в лицо. Была примета – нет двух пальцев на руке. Но этого мало. И все-таки кольцо сжималось. Теперь при допросах задержанных упоминалась только одна кличка – Неуловимый.

В октябре ребята задержали девятнадцатилетнего парня. Он обещал показать какого-то главаря. Дружинники догадывались, что это должен быть Неуловимый.

Оперативная группа выехала к кинотеатру. Шел мелкий осенний дождь. Тускло блестела опавшая листва, приглушающая звук шагов. Ребята подняли воротники плащей, надвинули на глаза кепки. Теперь они ничем не отличались от тех, кого им приходилось искать.

Дождь усиливался, барабанил по крышам домов, заставлял прохожих прятаться под зонты и карнизы. Ребята остановились под деревом. Крупные капли дождя падали с листьев.

Из-за угла вышел среднего роста человек. Он медленно направлялся к дружинникам.

– Он, – тихо прошептал парень.

Человек был уже близко. Он поравнялся с Шляпниковым и тихо произнес:

– Менты сзади.

Дальше его уже сопровождали. Когда он снял перчатку, Володя заметил, что на его руке нет двух пальцев. И невольно вырвалось:

– Неуловимый?!

Он вздрогнул, побледнел.

При обыске у Владимира Сундеева ничего не нашли. Он все отрицал и на допросах.

Решили Сундеева отпустить. Когда он уходил, с ним долго беседовал Володя Шляпников. Сундеев обещал прийти через неделю, но так и не пришел.

Через несколько дней он снова был задержан. В этот же вечер привели еще одного спекулянта, В. Суханова. И вот Неуловимый и Суханов встретились в комнате командира дружины.

– Вот кто заставлял меня идти на преступление, – зло проговорил Суханов, – Неуловимый.

Когда Суханова увели, Владимир спросил у Сундеева:

– Продавал барахло?

– Были моменты. Раза два.

– А точнее?

– Были моменты. Раз десять.

– А еще точнее?

– Были моменты. Раз двадцать.

Дело В. Сундеева было передано в следственные органы милиции.

КЛЯТВА

«Вступая в члены оперативной дружины имени Дзержинского, перед лицом своих товарищей, перед Ленинским комсомолом торжественно клянусь:

– отдавать все свои силы и знания воспитанию человека коммунистического общества;

– направлять свою энергию на борьбу с хулиганством, пьянством и другими антиобщественными проявлениями;

– быть скромным, честным, принципиальным и смелым, примерным в учебе, труде и быту;

– беспрекословно выполнять приказ командира;

– считать своей священной обязанностью помощь товарищу.

Для меня всегда будет образцом славный боец революции Феликс Эдмундович Дзержинский.

Если же я нарушу любую из этих заповедей, то пусть меня покарает суровое презрение моих товарищей».

Нет, клятва для дзержинцев не просто слова. Это смысл их жизни, своеобразный моральный кодекс, которому остались верны Кенес Масымханович Бейсебаев, заместитель начальника уголовного розыска городского управления охраны общественного порядка, оперуполномоченные Валерий Садыков, Михаил Павлюченко, Виталий Колоколов, Юрий Чуприлин, Александр Щекочихин, Иван Кузьменко, Анатолий Нестеров, Виктор Диогенов, Рахим Давлетхожаев, Анатолий Бигалиев, Василий Грущак и многие другие воспитанники оперативной дружины имени Ф. Э. Дзержинского.

Их традиции продолжают Владимир Шляпников – командир дружины, студент-заочник отделения журналистики Казахского государственного университета имени Кирова, оператор студии телевидения, Виталий Худоянц – начальник оперативной части дружины, студент института народного хозяйства, Александр Медведев – член оперативной части, закончивший в этом году школу, Зоя Саламатова – секретарь комсомольской организации школы.

Придет новое поколение. И снова будут звучать слова: «…перед Ленинским комсомолом клянусь».

В. АГЕЕВ.

г. Алма-Ата.

А. Штульберг
СХВАТКА С НЕИЗВЕСТНОСТЬЮ

Сырым мартовским утром дворничиха тетя Стеша сметала с тротуара мусор. Она торопилась: скоро пойдут на работу люди.

Оставалось немного. Вот уже пролом в старом саманном заборе, потом перекресток, а там и конец участку. Уж сколько лет убирает она эту улицу, каждую выбоину знает на асфальте.

У пролома старая женщина нагнулась собрать в совок окурки. Темнеет что-то у забора. Пригляделась, близоруко щурясь. Кровь. Несколько небольших пятен.

«Ишь ты, – сердито подумала дворничиха, – подрались ночью шалопуты. Небось, носы пораскровянили».

Пятна темнеют и дальше, прерывистой дорожкой идут в пролом, за забор. Что ли, и там безобразничали? Ох, господи! Взглянула с любопытством во двор и оцепенела. На талой, недавно сбросившей снег земле лежит человек. Посмотрела на лицо и поскорей отвела глаза. Стало страшно. Голова его с растрепавшимися волосами лежит на руке, так что видно лишь пол-лица и оттого кажется – просто прилег человек. Если бы не кровь, не талый с вмятинами снег да неестественно поджатые ноги: вот-вот встанет. Попятилась дворничиха, загремел совок, выпавший из рук, и, словно забыв про свои годы, она опрометью бросилась к телефону…

Оперативники хмурились: данные осмотра уж больно скудные. Обезображенный труп и орудие преступления – увесистый, почти круглый булыжник. И больше ничего. На убитом светлая, в едва заметную полоску рубашка, шерстяные черные брюки заправлены в кирзовые сапоги. Ни пальто, ни шапки нет. В карманах тоже ничего. Разве только маленький кусочек картона – железнодорожный билет, с которым кто-то (может быть, и тот, что теперь лежит в морге) пятью днями раньше ехал из Ташкента в Самарканд.

Полковник Федоров так и сказал оперуполномоченному угрозыска Дмитрию Сурнину, поручая ему розыск:

– Знаю, капитан, нелегко вам придется. Дело, как говорится, темное…

В тот вечер после беседы Сурнин шел домой, как бы подталкиваемый целым рядом вопросов. Кто убитый? Местный или приезжий? Если приезжий, то зачем, когда и откуда пожаловал в Алма-Ату? Кто убийца? Какова причина преступления: корысть, месть, хулиганство?

«Да вот так, пожалуй, по порядку и придется отвечать на все эти неясные вопросы, потому что неизвестно еще ничего», – со вздохом подумал Сурнин.

Опытные эксперты реставрировали обезображенное лицо, изготовили фотографии, разослали ориентировки. Труп дактилоскопировали, чтобы по отпечаткам пальцев попытаться установить личность потерпевшего. Запросы отправили в соответствующие учреждения.

Побежали дни напряженной работы, поисков, ожидания.

Сурнин тем временем опрашивал жителей в районе станции Алма-Ата-I, где было совершено убийство. Но заявлений об исчезновении молодых мужчин в алма-атинскую милицию не поступало.

Предположили, что это мог быть бродяга, вор-гастролер. «Впрочем, нет, – сразу же отбросил эту мысль Сурнин. – Бродяги и воры-гастролеры, путешествуя в товарных вагонах, в тамбурах, на крышах, забираясь на ночевку в самые неподходящие места, конечно, не отличаются опрятностью. А на убитом чистая одежда, белье».

Что же дальше? Так… Посмотрим почту. Вот они лежат на столе у дежурного, письма из разных городов страны. Криминалисты пишут, что тщательные проверки, изучение отпечатков пальцев и фотографий не дают нужных результатов.

Только на третью неделю у Сурнина оказалась первая путеводная ниточка. Из Москвы сообщили, что дактилоскопические данные, присланные алма-атинской милицией, соответствуют данным Тахира Незнамова, приговоренного в 1961 году к одному году ссылки народным судом города Казалинска Кзыл-Ординской области.

Поиски стали конкретнее. Сурнин затребовал нужные ему данные: следственное дело Незнамова, справки.

Кзыл-Орда откликнулась быстро. Незнамов после отбытия срока ссылки поселился в Аральске. Прислали и фотографии. Сличив их с теми, что были изготовлены после фотографирования убитого, оперативник убедился, что Тахир Незнамов и убитый – одно и то же лицо. Об этом говорили также немногочисленные, но характерные приметы, имеющиеся в личном деле.

Не откладывая дела в долгий ящик, Сурнин по телефону связывается с линейной милицией на станции Аральское Море, где за розыск энергично берется капитан Зюзин, начальник линейного участка пункта. В Аральске к работе подключились участковые уполномоченные, дружинники, работники уголовного розыска.

Сведения, полученные от капитана Зюзина, были пока малоутешительны. Тахир Незнамов после отбытия срока наказания действительно жил в Аральске. Работал на судоремонтном заводе. Но… выбыл несколько месяцев тому назад в неизвестном направлении. Казалось, ниточка оборвалась.

Зюзин постарался как можно больше узнать о жизни Тахира, о его интересах и друзьях: у общительного парня приятелей было немало и каждый мог что-то добавить к его пока еще малоизвестной биографии.

На заводе о Незнамове говорили только хорошее. После суда он распрощался со своими прежними замашками, как говорится, взялся за ум. На судоремонтном часто бывали работники Аральского пароходства, рыбаки. Любил Тахир слушать рассказы бывалых людей, полюбилось ему и море. Не раз в компании друзей говорил парень о своей мечте – поступить в мореходное училище. Даже запрос отправлял в Херсон. И деньги на дорогу уже начал копить, завел сберегательную книжку. А получал он хорошо, человеком слыл бережливым.

Сообщил Зюзин еще и о том, что до осуждения Тахир жил в Самарканде. Это заинтересовало Сурнина: ведь у Незнамова сохранился билет от Ташкента до Самарканда. Скорее всего последним городом, где побывал Незнамов перед приездом в Алма-Ату, и был Самарканд. Итак, выясняются два города, где могли что-либо знать о Тахире Незнамове: Херсон и Самарканд.

В Херсон Дмитрий Сурнин отправляет запрос, а в Самарканд едет сам. С большим трудом находит он людей, знавших Незнамова. Но капитана ждет разочарование: Тахир в Самарканде не появлялся уже года три. Даже писем не писал.

По возвращении в Алма-Ату оперативника ждет новое разочарование, если не окончательная неудача и потеря следов, – письмо херсонских коллег сообщает, что в их городе Незнамов тоже не появлялся…

Преступление должно быть раскрыто, каким бы загадочным оно ни, оказалось, как бы ни скрывалось оно в тумане неизвестности. Даже если на первых порах у оперативника ничего нет – ни доказательств, ни сведений. И розыск людей, знавших Тахира Незнамова, не прекращается ни на один день. Его ведут алма-атинские криминалисты, капитан Зюзин в Аральске, работники милиции Самарканда, Кзыл-Орды.

Глубже всех роет эту неизвестную гору капитан Зюзин. Вот и новая весточка от него. Оказывается, в последнее время Незнамов подружился с заезжим молодым человеком – Сергеем Каргиным. Их часто видели вместе. Говорили, что Каргин и сам рвался в мореходку, потому и уехали они вдвоем.

Мало кто знал этого Каргина. По данным паспортного стола выяснили только: родом он из с. Выдриха Восточно-Казахстанской области.

Снова вопросы, вопросы… Долго ли путешествовали вместе Незнамов и Каргин? В каком городе они расстались? Где сейчас человек, близко знавший убитого?

Конечно, этот Каргин мог дать немало ценных сведений, и поэтому оперативники запросили о нем органы милиции Восточно-Казахстанской области. Кое в чем помогли сотрудники органов охраны общественного порядка Усть-Каменогорска и Шемонаихи.

Их ответ заставил насторожиться. Стало известно, что после долгой отлучки Каргин вернулся домой в Выдриху. Это было в конце марта, то есть через несколько дней после того, как в Алма-Ате был обнаружен труп Незнамова. Каргин ведет странный образ жизни – на работу не устраивается, из села часто выезжает то на рудник к родственникам, то в экспедицию – к друзьям.

Интуиция уже подсказывала Сурнину: здесь что-то есть. Насторожился он. Назавтра вылетел в Усть-Каменогорск, откуда вместе с работниками местного угрозыска проехал в Шемонаиху, а затем и в Выдриху.

Последние двадцать пять километров машина бежит по хорошо утрамбованной проселочной дороге. Кругом поля, степное раздолье… Но Сурнину сейчас не до красот природы. Как встретит оперативников Каргин? Что нового внесет он в дело, над которым ломают голову многие люди вот уже четвертый месяц?

О Каргине Сурнин знал теперь не так мало. Сидел в тюрьме. Непоседа – часто курсирует по стране, нигде подолгу не задерживается. Ленив, работы чурается. Оттого своих денег почти всегда не имеет. А выпить любит и чаще всего за чужой счет. Характеристика достаточно выразительная.

Сурнин еще раз сопоставляет факты. Сравнивает характеры Незнамова и Каргина. Думает. Мотивы убийства сомнительны. Выгодна ли была Каргину дружба с Тахиром? Ну, допустим, у Незнамова были деньги. Он хоть и бережливый, но не жадный, друзьям всегда помогал.

Так… Теперь о вещах, которые взял с собой в дорогу Незнамов. Их подробно, до мелочей, описали аральские приятели Тахира. Коричневый чемодан. Синий выходной костюм. Три тельняшки, часы, портсигар с надписью – подарок девушки… Мог позариться на них преступник? Пожалуй. Он ведь ленив, слабоволен и за чужой счет любит прокатиться…

Вот и Выдриха. Сельсовет. Еще одно короткое совещание. Из тактических соображений решили в предварительной беседе пока не открывать перед Каргиным карт, держать его некоторое время в неведении. Это не даст ему возможности сориентироваться и, если он причастен к преступлению или что-то знает о нем, выдвинуть ложную версию.

….Погожий солнечный день. Пустынны улицы села. Люди на работе: в поле, на фермах. Тишина.

Вот и дом Каргиных. У калитки остановились, прислушались. С веранды слышится перезвон гитары, кто-то поет плохим хрипловатым голосом. Сурнин усмехается: блатная музыка…

 
Мы бежали с тобой, опасаясь погони,
И вдогонку нам слали пистолетный заряд…
 

– Он, – сказал из-за плеча Сурнина председатель сельсовета. – Пошли.

– Поешь, Серега? – спросил Сурнин.

– Пою. А тебе что?

Так состоялось их первое знакомство, и тут же капитан показал Каргину ордер на арест.

– Проверим твою личность, – сказал Сурнин. – Говорят, давно уже баклуши бьешь. Знаешь ведь, что за это бывает?

Задержанного отвели в сельсовет, а в доме сделали обыск. Каргин не мог уже знать его результатов.

Опять милицейский «газик» пылит по проселочным дорогам, но теперь в нем сидит новый пассажир. Он угрюмо молчит и настороженно смотрит на коричневый чемодан, изъятый во время обыска, как бы пытаясь предугадать, что нашли у него работники милиции.

А нашли они вещи убитого: часы, портсигар, тельняшки. Теперь капитан Сурнин располагает необходимыми уликами и готовится к допросу.

Начинается допрос исподволь. Расспрашивает капитан Каргина о жизни, о бесконечных скитаниях по стране. Более подробно интересуется его жизнью в Аральске: где жил, с кем дружил, чем занимался.