Текст книги "Синие шинели (сборник)"

Автор книги: Владимир Короленко

Соавторы: В. Кравченко,Ю. Кузнецов,Иван Плескач,Кабыш Баялин,С. Кыдырбаев,В. Якуб,Марк Веледницкий,Геннадий Работнев,Х. Султангалиев,Г. Смирнов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 32 страниц)

* * *

Начало коллективизации. Кулаки яростно сопротивлялись новым порядкам. В только что организованных колхозах не хватало семян, под угрозой срыва был сев весной тридцатого года. Кулачье не хотело расставаться с зерном, запрятанным в погребах и ямах. Перестали поступать сводки о поставке хлеба и семян из Сузака. А ведь на этот район в Чимкенте возлагали большие надежды.

В те тревожные дни в маленькой конторке «Коопхлеб» собрались на экстренное совещание активисты. Лица присутствующих хмуры и сосредоточены.

– Почему они молчат! – Александр Григоренко – председатель правления «Коопхлеба» – от досады даже ударил по столу. – Четвертый день ни слуху, ни духу…

– Связь с Сузаком оборвалась, – сказал входя Василий Ливенцов – заместитель Александра Георгиевича. – Я только что был на почте.

– Придется ехать.

Григоренко поднял на заместителя покрасневшие от бессонницы глаза.

– И ехать придется тебе, Вася. Надо узнать, в чем дело, и на месте принять все меры, чтобы выполнить план по поставкам.

Ливенцов по-военному подтянулся и поправил ремень старенькой гимнастерки.

– Есть, Александр Георгиевич. Когда выезжать?

– Завтра утром.

Однако к утру намеченный план пришлось изменить. Забывшегося в тяжелой дремоте Ливенцова разбудила жена.

– Вставай, – тревожно шепнула она. – Александр Георгиевич пришел.

Было еще темно. Григоренко взволнованно ходил по комнате.

– Еду с тобой, Василий.

На вопросительный взгляд Ливенцова отшутился: «Вдвоем веселее…» И шепотом, так, чтобы не слышала возившаяся у печки жена, торопливо бросил:

– Собирайся быстрее. По дороге расскажу.

Ливенцов взял приготовленную котомку, поцеловал жену: «Я скоро. Не беспокойся», – и они вышли на улицу.

– Ну вот, Вася… Придется повоевать. В Сузаке вспыхнул басмаческий мятеж. Сейчас мы идем на вокзал. Там формируется отряд из работников милиции и активистов города.

В вокзальном зале ожидания было уже много народу, Знакомые лица боевых товарищей – все участники сражений на фронтах гражданской войны – Сурдушкин, Усманов, Исаев, Клоков, Трегубов, Аузен, Нестеренко….

– Гвардия! – подумал Григоренко, с удовольствием и гордостью наблюдая, как спокойно и деловито разбирают товарищи сложенные на скамьях винтовки, привычными руками проверяя затворы, крепления ремней и штыков.

На одну из скамеек поднялся Исаев – работник Сыр-Дарьинского окрфинотдела.

– Становись! – раздалась команда. Бойцы выстроились. – Слушать меня! Я назначен командиром отряда. Мой заместитель – товарищ Сурдушкин.

Исаев кратко рассказал о боевом задании. Предстояло проехать по железной дороге до ближайшей к Сузаку станции, форсированным маршем подойти к Сузаку и подавить мятеж.

– Друзья! – предупредил товарищей Сурдушкин. – Сейчас выступаем. Не вам рассказывать, как следует вести себя в боевой ситуации. Но прошу иметь в виду, что к отряду басмачей примкнуло немало людей, обманутых и запуганных бандитами. Одна из наших главных задач – попытаться разъяснить людям их ошибки и склонить их к отказу от вооруженного сопротивления. Оружие применяйте только в крайнем случае, когда иного выхода нет.

К назначенной станции прибыли лишь к концу следующего дня. Было решено за ночь пройти к аулу Чулак-Курган, преодолев, таким образом, половину расстояния. Сформировали разведывательную группу под командованием Григоренко. Добровольно вызвались идти в разведку Ерназар Усманов и Василий Ливенцов.

Разведчики оседлали коней, выделенных для них местным конесовхозом. Сурдушкин подошел к склонившемуся над картой Григоренко.

– Ну, Александр Георгиевич, в добрый путь. Рейд ваш будет опасным. Береги людей и себя.

– Буду беречь и людей, и себя, – улыбнулся Григоренко. – А что касается опасности, то ведь все мы понюхали пороху еще в гражданскую.

Исаев и Сурдушкин крепко пожали руки отъезжающим. Через несколько минут всадники скрылись за окружавшей станцию ивовой рощей.

– Вроде и нет особых причин, – сказал Исаев, – а чувство такое, будто не увидим мы больше этих ребят…

Часа через полтора отряд Исаева в походном порядке выступил в направлении Чулак-Кургана. Путь был тяжелым. Чтобы не демаскировать себя, двигаться приходилось ложбинами и впадинами, полными вешней воды и нерастаявшего снега. Намокшие сапоги бойцов тяжело хлюпали по раскисшей глинистой почве. Особенно трудно было тем, кто нес станковые пулеметы и ящики с патронами и гранатами. Пулеметы решено было не разбирать из-за возможности внезапного нападения басмачей. Несли пулеметы на носилках, меняясь каждые полчаса. Видно было, что люди устали. Всех тревожила неизвестность.

Исаев и Сурдушкин молча шли впереди отряда, время от времени советуясь со следовавшим за ними проводником. После утомительного шестичасового перехода решили сделать привал.

– А вот и место для привала, – Сурдушкин указал на темневшую впереди старую заброшенную кошару, обнесенную ветхим глинобитным дувалом.

– Что-то не нравится мне это место, – сказал Исаев, оглядывая возвышавшиеся вокруг крутые песчаные барханы. – Как на ладони.

– На барханы выставим дозорных.

Сурдушкин не договорил. Грянули выстрелы. Стоявший рядом Исаев схватился за плечо и опустился на землю. Слева, со стороны барханов раздалось еще несколько залпов. Бросившиеся за укрытия бойцы открыли ответный огонь. Но вскоре все стихло.

– Эй, милиция! – Послышалось из-за барханов. – Убирайтесь отсюда. Всех перебьем. Нас много.

Потом голоса умолкли. Посланные на барханы бойцы доложили, что обнаружили там следы лошадей, стреляные гильзы и оброненную кем-то старую офицерскую фуражку.

– Видимо, бандитский разъезд, – сказал Исаев и, морщась от боли, стал стягивать с себя шинель. Пуля попала в мякоть плеча и застряла под кожей.

– Никон Макарович, размещай людей для отдыха. Но так, чтобы была обеспечена круговая оборона на всю ночь. Двигаться дальше в темноте нет смысла. Двинемся дальше утром.

– Что же с нашими разведчиками? – в мрачном раздумье произнес Сурдушкин. – Как могло случиться, что бандиты подкрались к нам, минуя встречу с группой Григоренко?

Ночь прошла спокойно. Едва начало светать, отряд выступил в путь. К полудню впереди показался аул Чулак-Курган. Остановившись на одном из холмов, Исаев разглядывал в бинокль сжатое со всех сторон песчаными барханами селение.

– Черт знает!.. Впечатление такое, будто в ауле никого нет. Почему разведка ничего не сообщила? Где они все?

Действительно, аул казался вымершим. Не лаяли собаки, не курчавились дымки над крышами, на улицах – ни единой души. Развернувшись в цепь, бойцы осторожно подходили к крайним глинобитным мазанкам. Село оказалось покинутым. В молчании отряд собрался на маленькой площади. Мертвая тишина нависла над аулом. Жалобно скрипели под ветром распахнутые настежь двери.

Внезапно тихий стон раздался из дома, возле которого остановились Исаев и Сурдушкин. Товарищи бросились к входу. То, что они увидели, заставило отшатнуться даже этих, видавших виды бойцов. Посредине комнаты, привязанный за руки к потолочной балке, висел человек. Обнаженная спина залита кровью. Белое, как мел, лицо безжизненно склонилось на грудь, испещренную кровавыми звездами.

Привести в чувство уложенного на скамью человека долго не удавалось. Наконец, после многих хлопот, предпринятых отрядным фельдшером, глаза человека раскрылись. Он оказался Байгали Омаровым – местным активистом, одним из тех, кто первый без сомнений и колебаний вступил в колхоз. Нерадостную весть поведал Байгали бойцам.

Недавно в одну из февральских ночей в аул ворвалась банда вооруженных басмачей. Они разграбили сельский магазин, перепились. Однако запасов водки оказалось мало. Пошли по домам искать самогон. Там, где его не было, учиняли погром, избивали хозяев, издевались над женщинами. Зверски расправлялись с теми, кто пытался оказать сопротивление. Крики и выстрелы днем и ночью раздавались во дворах и на улицах. Бандиты бесчинствовали несколько дней. Гонцы, посланные в Сузак с сообщением о налете, обратно не вернулись. По ночам жители собирали свои пожитки и уходили в соседние аулы. Вскоре в ауле осталось всего лишь несколько человек. Они решили хоть что-то сделать, чтобы спасти родное село от окончательного разгрома и сожжения. Среди них был и Байгали Омаров.

За сутки до прихода отряда Исаева товарищи собрались в доме Омарова для того, чтобы составить план действий. Внезапно с улицы послышались крики, конский топот и выстрелы. Бросившиеся к окнам друзья увидели, как по дороге, отстреливаясь от наседавших басмачей, проскакал отряд всадников. Вот один из них, одетый в милицейскую форму, упал в жидкую дорожную грязь. Другой, схватившись за голову, стал медленно сползать на землю.

– Это наши! Надо помочь…

Байгали выскочил на улицу и, не обращая внимания на перестрелку, подбежал к лежавшему на дороге милиционеру. Это был Ерназар Усманов, раненный в грудь. Взвалив тяжелую ношу на плечи, Байгали бегом кинулся к дому. В нескольких шагах от калитки он споткнулся о камень и упал. Подбежавшие товарищи подхватили Усманова, потом сходили за упавшим с лошади бойцом.

– Спрячьте бойцов, – крикнул Омаров друзьям. – Я как-нибудь доберусь.

Байгали попытался встать. Острая режущая боль пронзила ногу.

«Вывих, наверное», – подумал юноша и, цепляясь за плетень, медленно волоча ногу, пошел, пытаясь уйти с улицы. Но это ему не удалось. Ватага басмачей с криками и руганью схватила Омарова.

– А-а-а… красная шкура!

Бандиты поволокли Байгали к дому, где разместился главарь банды.

– Куда отнесли милиционеров?

Байгали, стиснув зубы, молчал. Страшный удар в лицо повалил его на пол. Палачи долго истязали юношу. Уже потерявшего сознание, его подвесили к потолку, вырезали ножами ленты на спине, звезды на груди. Басмачи уже собирались прикончить свою жертву, как вдруг в дом вбежал запыхавшийся от бега бандит:

– Милиция!.. Большой отряд… с пулеметами.

Это был приближающийся к Чудак-Кургану отряд Исаева. Басмачей как ветром сдуло. Так и остался висеть привязанный к потолку полуживой Байгали Омаров.

– Что стало с Ерназаром Усмановым и другим раненым бойцом? – спросил Исаев.

– Раненых милиционеров, скорее всего, наши спрятали в колхозном зернохранилище на краю села… Ищите там. А разведчики ваши ускакали в сторону Сузака. Дело плохо. Ведь в Сузаке главные силы бандитов. Да к тому же и отсюда в погоню за ними бросилось десятка полтора басмачей…

Раненых бойцов действительно нашли на чердаке длинного сарая, приспособленного под хранение зерна. Вторым разведчиком оказался Василий Ливенцов.

– Подъехав к Чулак-Кургану и установив, что в нем есть басмачи, – рассказал Василий Кириллович, – мы решили провести разведку боем. Не хотелось терять времени на долгое наблюдение, чтобы определить численность банды. Однако басмачей оказалось слишком много. Они окружили нас кольцом вокруг склада, где мы заняли оборону. Долго отстреливались. Стали кончаться патроны. Тогда решили прорваться. Остальное вам известно.

– Почему решили прорываться в сторону Сузака? – спросил Сурдушкин.

– А что толку было бы в том, если бы мы вернулись к вам, ничего не разведав?!

– И все-таки надо было вернуться. Потеряем товарищей. Восемь человек в самой гуще многочисленной банды басмачей, – сказал Исаев.

В район Сузака отряд прибыл ранним утром. Приближение его не осталось незамеченным бандитами. Еще во время движения бойцы наблюдали то тут, то там одиночные фигуры и небольшие группы верховых басмачей.

Село, окруженное сплошной линией высоких тополей, раскинулось по берегам маленькой речушки. Исаев остановил отряд на привал у ручья, извилистой лентой пробирающегося между глинистыми буграми.

Уставшие бойцы легли на землю, держа оружие наготове.

– Слева по направлению к нам движется большая толпа, – крикнул один из наблюдателей.

По лощине из-за высокого холма появилась толпа. Женщины, дети, старики. Они медленно двигались в направлении отряда.

– В чем дело? – Сурдушкин и Исаев приникли к биноклям.

– Вот сволочи! Бандиты думают напасть на нас под прикрытием женщин и детей, – сказал Исаев.

Действительно, в бинокль было видно, как упирались идущие впереди люди, подталкиваемые стволами и прикладами ружей. Вот послышался выстрел, упал под ноги идущим один из седобородых стариков. Крики, стон и проклятия донеслись до слуха бойцов.

Двойная цепь врагов и их пленников медленно приближалась, заняв собой всю ширину ложбины. Дойдя до ручья, делавшего крутой поворот метрах в трехстах от отряда, цепь остановилась. Сзади над головами поднялась белая тряпка. Вперед вышел басмач в длинном чапане, перепоясанном пестрым кушаком, с винтовочным обрезом в руках.

– Эй, коммуния! – донеслось до бойцов. – Пропустите нас в сторону Туркестана… Мы уйдем на Афган. Иначе всех перестреляем. И вас, и этих.

Он ткнул рукой в стоявшую рядом с ним молодую казашку. В следующий момент случилось неожиданное. Молодой боец, лежавший за пулеметом, не выдержал, нажал на гашетку и выпустил длинную очередь поверх толпы. Поднялась паника. Мирные жители, напуганные выстрелами, кинулись бежать и смяли притаившихся за ними бандитов. Свирепые окрики, удары прикладами и даже выстрелы в упор не смогли остановить устремившуюся в сторону аула толпу.

– Самохов! – закричал Сурдушкин. – Еще одну очередь! Подлиннее!

Новая пулеметная очередь заставила залечь оставшихся басмачей.

Завязалась перестрелка. Откуда-то со стороны вдруг застрочил оказавшийся у бандитов ручной пулемет. Перед самым бруствером, окружавшим командный пункт Исаева и Сурдушкина, разорвались две самодельные басмаческие гранаты.

– Вооружены они неплохо, – сказал Исаев, протирая засыпанные песком глаза.

– Да и численный перевес налицо, – заметил Сурдушкин, наблюдая, как справа и слева со стороны окружающих бугров стали появляться дымки ружейных выстрелов.

– Пытаются окружить. Нам нужно ударить по левому флангу. В центре не пройдем. Пулемет, – сказал Исаев.

Однако первая вылазка, предпринятая отрядом, окончилась неудачно. Сильно мешал переместившийся на фланг ручной пулемет бандитов. Двое бойцов и пулеметчик Самохов были ранены.

Несколько удачней оказалась вторая попытка. Двум бойцам удалось подобраться и забросать гранатами ручной пулемет. Цепь бандитов, расположенная по фронту, была отброшена назад, а отряд занял позицию, исключающую возможность незаметного окружения. Но в целом стало ясно, что имеющимися силами нельзя не только ликвидировать банду, но и воспрепятствовать ее продвижению в сторону афганской границы. У басмачей были лошади и верблюды, отобранные в Сузаке и близлежащих хозяйствах.

– И тем не менее, – заключил Исаев, – необходимо принять все меры к тому, чтобы бандиты не ушли.

* * *

– Как мы выдержали страшное напряжение того памятного дня, – рассказывает Никон Макарович, – уму непостижимо! Беспрестанными вылазками, отчаянным огнем, внезапными атаками мы буквально парализовали бандитскую группу, не давая ей возможности оторваться от нас и начать отход к станции Туркестан.

К вечеру бойцы валились с ног от усталости. Да и боеприпасы кончались. Положение было критическим. И если бы не подоспевшая помощь, – Никон Макарович улыбнулся из-под нависших лохматых бровей, – не сидели бы мы с вами сейчас на этой скамеечке.

В сумерки в район Сузака прибыл большой отряд курсантов Ташкентской школы красных командиров. Басмачи были окружены. Лишь двум-трем головорезам удалось бежать, да несколько человек были убиты в схватках. Остальные бандиты сложили оружие.

– Потом был народный суд, – дополняет рассказ своего друга Ерназар Усманов. – Каждый басмач получил по заслугам. А преступлений они совершили немало. В Сузаке бандиты прежде всего зверски расправились с работниками райсовета и милиции, с сельскими активистами. Молодую женщину-фельдшера они веревками привязали к хвосту лошади и долго гоняли по степи, а затем убили. Они убивали каждого, кто пытался оказать хоть малейшее сопротивление. Грабежи, насилия и убийства совершались в те дни постоянно.

Конечно, сейчас все это представляется невероятным. Для того, чтобы правильно оценить происшедшее в Сузаке, нужно учесть условия того времени.

В Казахстане в то время околачивалось много разного отребья: недобитое белогвардейское офицерье, кулаки, озверевшие от лютой ненависти к изгнавшим их Советам, попы и монахи, мигом сообразившие, что одурманивать народ больше им не придется, и потому сменившие крест и рясу на бандитский обрез, матерые уголовники, доставшиеся нам в наследство от царского режима. Были и свои, казахстанские, отщепенцы – раскулаченные баи, муллы, скототорговцы из числа тех, которым новая власть крепко наступила на горло.

Весь этот сброд и составлял обычно ядро бандитской басмаческой группы. Путем обмана и запугиваний они привлекали на свою сторону неустойчивую часть сельской бедноты и середняков. Сыграли свою роль, конечно, и перегибы в коллективизации. Таким путем образовывалась значительная по своим размерам банда. Была она разношерстной, объединяла и ярых врагов Советской власти, и несправедливо обиженных.

Бороться с такой группой было чрезвычайно трудно. Местом своей «деятельности» бандиты избирали, как правило, глухие отдаленные районы, добраться до которых при тогдашнем состоянии дорог и транспорта можно было не скоро. Да и связь с отдаленными районами была отвратительной. Сообщения и сводки из них шли в областной центр неделями. Вот так и получилось, что в Сузакском районе в течение семи дней беспрепятственно хозяйничали басмачи.

– А что стало с Григоренко и его разведчиками?

– Они попали в руки бандитов, – говорит Сурдушкин, и лицо его становится напряженным. – Мы нашли их только на следующий день после завершения операции. Восемь обезображенных пытками трупов…

Четверых похоронили на станции Туркестан, четверо лежат под воздвигнутым в Чимкенте обелиском…

Обелиск погибшим работникам милиции стоит в городском парке. На сером постаменте всегда живые цветы. Сюда, к обелиску, часто приходят юные чимкентцы, чтобы встретиться с живыми участниками боевых походов. Затаив дыхание, слушают они ветеранов милиции, участников боев с басмачами – Никона Макаровича Сурдушкина, Ерназара Усманова и других. Им есть что рассказать ребятам о тех суровых днях.

И. ПЕПЕЛЯЕВ, подполковник внутренней службы.

г. Чимкент.

П. Самойлов, И. Антипов
ВСТРЕЧА В НОЧИ

Есть на самом севере Казахстана село Ольгинка. Природа в тех местах веселая, через каждые полверсты колки серебристых берез; но жизнь там до революции была совсем невеселой. Ольгинка – село переселенческое, сюда, за Урал, нужда загнала мужиков из Центральной России, с Украины, но и здесь от нищеты избавились единицы – те, кто похитрее да поприжимистее, а остальные беднели все больше, совсем теряли хозяйство, шли в батраки. С детства батрачил у кулаков Кузьмичевых и Андрейка Перистый.

Хозяева были не из самых плохих, работать мальчишке приходилось, конечно, от зари до зари, но хоть не издевались. А с хозяйским сыном Витькой у Андрея завязывалось даже что-то похожее на дружбу. Завязывалось, да так завязаться и не успело – далеко разошлись их пути.

Когда началась война, Андрей Перистый был призван под ружье защищать царя и отечество. Три года с лишком провоевал он в составе Сибирской дивизии, дважды попадал в немецкий плен, дважды бежал из плена.

А. Р. Перистый.

В 1917 году 41-й Сибирский полк, в котором служил рядовой Перистый, перешел на сторону революции. В суровые годы гражданской воины солдаты бывшего 41-го храбро сражались с врагами Советской власти, бились с Колчаком.

Летом 1919 года Андрей Перистый вместе с несколькими своими товарищами был отозван с фронта и направлен в распоряжение ВЧК в уездный город Кокчетав. Ему поручили возглавить отделение бойцов-чекистов.

Время было беспокойное. На востоке не добит был еще «верховный правитель России», в степи бродили остатки белогвардейских и алаш-ордынских банд, кулачье продолжало надеяться на поражение Советской власти. Молодой чекист участвовал во многих схватках с белобандитами, не раз проявляя мужество и находчивость.

…Андрей Перистый готовился к отъезду домой, на побывку. За успешно проведенную операцию по ликвидации белоказачьего бунта в станице Лобаново он получил несколько дней отпуска. Земляки помогали ему собираться в дорогу, писали письма, просили кланяться родным и знакомым.

В самую последнюю минуту перед отъездом зашел к нему Василий Иванович Смоленский, комендант уездной ЧК.

– Собирайся, Андрей, в штаб, сам Широков вызывает…

Через минуту они уже шагали по широкой улице, и Смоленский рассказывал молодому чекисту невеселые новости. На деревню Колесниковку налетела на днях банда белогвардейцев и целиком, с детьми и женщинами, вырезала пять крестьянских семей, отцы которых сражаются в Красной Армии. Расследовать это страшное дело был послан комсомолец Григорий Еременко с товарищами. Но и они не вернулись. Пошли слухи, что Еременко погиб от рук бандитов.

Федор Петрович Широков, начальник уездной ЧК, не спал уже несколько суток. Он поздоровался с пришедшим, потер красные глаза и негромко сказал:

– Ну, Перистый, ты уже, конечно, в курсе дела. Сам понимаешь – с отпуском придется повременить. Поедешь на место со своим отделением и расследуешь обстоятельства гибели Еременко. Попробуй разузнать о численности банды, но не зарывайся, – внезапно повысил он голос, – а то знаю я тебя, всегда в самое пекло лезешь…

Чекистам было известно, что бандой, орудовавшей в Кокчетавском уезде, верховодит бывший начальник полиции Филатов – злобный, коварный и неглупый враг. Он отлично знал местность, чуть не в каждом селе среди кулаков у него была тайная агентура, поэтому удары его были внезапными и сильными.

В Колесниковку Андрей Перистый выехал со своими, подчиненными Вдовиным, Егоровым, Левиным и замечательным наездником Муратовым. Все они до прихода в отряд ВЧК успели пройти суровую фронтовую школу, были смелыми и находчивыми бойцами.

До Колесниковки семьдесят верст. Добрались без всяких происшествий. В деревню приехали уже затемно. Въехали осторожно, спешились и постучали в крайнюю избу – она была невидной, явно бедняцкой. Дверь отворила сгорбленная старуха. Она долго недоверчиво разглядывала молодого коренастого парня в военной форме. Наконец сказала:

– Мы Кругловы. А тебе кого надобно?

– Да тебя, бабуся, и надо, – ответил Перистый. – Узнать нам надо кое о чем…

Старуха пожевала губами.

– А вы из каких будете?

Перистый долго объяснял ей, что все они из уезда, от Советов. Старая крестьянка слушала молча, наконец по ее глазам чекист понял: поверила. И сразу изменилась, засуетилась, пригласила в избу:

– Милости просим! Будьте как дома!

Вскоре на столе появился до блеска начищенный старый самовар с медалями на боках.

У хозяйки двое сыновей служили в Красной Армии. В день налета к ней в дом ворвались бандиты в папахах, угрожали спалить хату: «Все большевистские гнезда выжжем!» Да не успели что-то, спешно стали собираться из села.

А через день пришли другие, может, и из той же банды, кто знает, в грязных, рваных рубахах, перепоясанные парусиновыми ремнями, обвешанные оружием, горластые, пьяные.

В одной из телег, на которых они приехали, лицом вниз лежал молодой парень, раздетый и окровавленный. Кто он был, в селе так до сих пор и не знают. Говорят бабы, что был это парнишка из красных, прислали его сюда, чтобы выследить Филатова…

Как раз в сумерки дело было. Парня сбросили с телеги, долго допрашивали, били плетьми, а потом положили вдоль бревна, привязали и взяли поперечную пилу…

Молча, опустив головы, сидели милиционеры, слушая страшную повесть о гибели своего товарища. Они знали, что каждого из них в любую минуту подстерегает смерть, что враг, сдыхая, готов на любые зверства. Но не страх, а беспощадную ненависть к контре вызвал этот рассказ в сердцах революционных, бойцов.

Рано утром Андрей Перистый и его бойцы пошли на могилу безвестного милиционера. Нужно было точно установить, кто был зверски казнен бандитами, хотя чекисты не сомневались, что погиб именно Григорий Еременко.

Узнав о прибытии милиции, на кладбище собрался народ. Перистый приказал своим подчиненным вскрыть могилу…

Спустя час все стало ясно: от рук белогвардейской нечисти погиб комсомолец Еременко. Всю ночь бойцы не сомкнули глаз, украшая могилу своего товарища. На скромном памятнике они сделали надпись:

Здесь похоронен зверски замученный

белогвардейцами комсомолец

ЕРЕМЕНКО Григорий Петрович.

Вечная слава герою! Мы отомстим за тебя!

На рассвете Андрей Перистый отправил Хамита Муратова в Кокчетав с донесением, а сам с остальными бойцами направился в сторону Тарангула, куда, по словам жителей Колесниковки, скрылись бандиты.

Ехали лесами и балками, дышащими пьянящим запахом земляники. Вскоре чекисты увидели юрту. Неподалеку от нее серебрилось озеро, слышалось блеяние овец. Картина была самой мирной. Но бойцы ни на минуту не могли забыть, что в этих прекрасных, как сказка, краях рыщут бандиты, что жизнь мирных людей отравлена здесь горем и слезами.

К ногам коней бросились лохматые сторожевые собаки и залились неистовым лаем. Из юрты вышел еще не старый казах и, приставив ладонь козырьком ко лбу, стал смотреть на приближающихся всадников. На его смуглом лице появилось настороженное выражение, хотя приближения незнакомцев он ждал молча и с достоинством.

Поравнявшись с ним, Перистый сказал обычные слова приветствия. Пастух ответил сдержанно и продолжал разглядывать незнакомых людей. И только когда бойцам удалось убедить казаха, что они красные, милиционеры, лицо его сразу подобрело, и он гостеприимно пригласил приехавших в юрту. Но гостеприимством хозяина не было времени пользоваться – до вечера нужно было добраться до Тарангула, разузнать о бандитах и ночью вернуться в Кокчетав.

Пастух рассказал, что верстах в пяти от его стоянки в лесу живут двое каких-то людей. («Плохие люди, совсем плохие люди», – покачал головой казах). Вот уже который раз они приходят к нему в юрту и, угрожая оружием, требуют баранов. Пастух не смеет отказать. Получив добычу, бандиты исчезают.

– Скоро совсем разорят, – жаловался пастух, – и уехать не дают. Догоним, говорят, убьем…

Милиционеры вскочили на коней и помчались туда, где, по рассказам чабана, прятались грабители.

Подъезжая к лесу, чекисты услышали слабое ржание коней. Перистый подал знак спешиться. Всадники повиновались его команде. Они привязали коней к соснам, повесили им на шеи торбы с овсом, а сами с винтовками, скрываясь меж кустов, двинулись дальше.

Шли медленно, стараясь не обнаружить себя. Вечерело. С каждой минутой становилось все труднее просматривать лес. Наконец на небольшой поляне Андрей Перистый заметил вспыхнувший на мгновение огонек. Его увидел и шедший рядом Вдовин.

– Никак, люди, товарищ командир? – тихо сказал он.

– Вижу, – тихо отозвался Перистый, продолжая пробираться вперед.

Несмотря на сгущающиеся сумерки, милиционеры хорошо разглядели фигуру неизвестного. Он сидел на пеньке, оборванный, не мытый, видно, месяц, и курил, задумавшись о чем-то…

Андрей подал условный знак своим подчиненным – залечь и наблюдать. Он решил дождаться второго бандита.

И тот скоро показался – такой же обтрепанный и грязный, как первый. Движения его были неровными, судорожными. Между бандитами завязался какой-то разговор, скоро перешедший в спор. Казалось, второй в чем-то убеждает первого, но тот не соглашается и даже хочет заставить замолчать своего приятеля. Слов не было слышно, но жесты бандитов достаточно выразительно передавали характер их беседы.

Перистого мало интересовала дискуссия, возникшая между бандитами. Он подал товарищам знак, те бесшумно поднялись, и грабители с растерянными лицами подняли руки, увидев направленные на них винтовки…

Их изумление было естественным. Но так же изумлен был и Перистый – перед ним с поднятыми вверх руками стоял сын его бывших хозяев Кузьмичевых – Виктор… Да, это был он. Конечно, годы изменили его, но не узнать Виктора даже в этом худом, сутулом, давно не бритом человеке Перистый не мог. Впрочем, Андрей тут же справился с собой и произнес «Вот и встретились» таким тоном, будто он пришел сюда именно за тем, чтобы повидаться со старым знакомым.

Пленных повели к юрте пастуха. Полдороги шли молча. Потом Виктор повернулся к Перистому и коротко спросил:

– Чекист?

– Чекист, – так же коротко ответил Андрей. И, прошагав еще немного, добавил. – Все же не думал я, что встречу тебя здесь. Хоть и был твой батька богатеем, да не ждал я тебя бандитом встретить. Видно, правда, что яблочко от яблони не далеко падает.

– Судьба, – пожал плечами Кузьмичев.

– Человек сам себе судьбу выбирает.

– Какой теперь у меня выбор? Как у вас там говорится – в штаб к Духонину…

В голосе пленного не было ни бравады, ни, пожалуй, страха. Андрей чувствовал в нем только отчаяние заблудившегося человека…

– Нет, Виктор, выбор есть и у тебя, – твердо сказал Перистый, – я не знаю, какие ты преступления совершил против Советской власти. Но мы узнаем, и тебе за них, конечно, ответ держать. Ты можешь облегчить свою судьбу, если правдиво расскажешь о банде, если поможешь нам ликвидировать ее.

Виктор бросил на Перистого быстрый взгляд, словно пытаясь узнать, можно ли верить его словам, но ничего не сказал.

Допрос снимали в юрте. Кузьмичев не запирался. Он рассказал о численности банды Филатова, ее вооружении, указал на местонахождение. В лесу он жил вместе с другим бандитом. Отсюда они вдвоем ходили на промысел, волками кидались на добычу, таскали баранов.

И снова Перистый не чувствовал в ответах Кузьмичева страха. Говорил он с искренним, кажется, раскаянием. Андрею даже стало жаль приятеля детских лет. Но он тут же мысленно оборвал себя: «Проиграл, потому и раскаивается, а как бы он пел, если б я у него оказался в руках…»

В Кокчетав выехали во второй половине ночи. Торопились, чтобы быстрее доложить товарищу Широкову о выполнении задания. Но на полпути возле глубокой балки загремели выстрелы. Засада! Вокруг чекистов смыкалось кольцо. Перистый приказал товарищам пробираться через лесок, а сам залег за пеньком, плотно прижав к плечу приклад. Стрелял не торопясь, держал бандитов на почтительном расстоянии. Но вдруг сзади что-то резко зашуршало. Не успел повернуться, как тяжелый удар по голове лишил его сознания.

…На поднятых оглоблях телеги покачивался фонарь, тускло освещая сидевших вокруг людей. На ступице высокого колеса сидел еще молодой сухощавый мужчина и помахивал плеткой. Он, казалось, так был занят этим делом, что позабыл о своем пленнике.

Андрей Перистый со связанными руками стоял перед ним. Руки затекли, голова тупо болела.