Текст книги "Русский боевик"

Автор книги: Владимир Романовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц)

– Эдуард! Эдуард! – голос Стеньки долетел из бара.

Неужто Стенька видел, или слышал? Только этого не хватало. Нет, Стенька парень надежный и никому ничего не скажет, но все-таки. Эдуард быстро вышел в бар и увидел, как Стенька мечется – туда посмотрел, сюда посмотрел, попробовал открыть дверь в банкетный зал.

– Ну, чего тебе? – спросил Эдуард.

Стенька обернулся.

– Еб твою мать, – сказал Эдуард, глядя на стенькино лицо.

– Я тебя ищу везде, тебя нигде нет! – закричал Стенька.

– Не кричи, что ты кричишь! – спокойным голосом возразил Эдуард.

– В номере тебя нет, в баре тебя нет…

– И в сауне меня нет, и в бассейне. Что у тебя с мордой?

– Не обращай внимания, это так… – Стенька заговорил пониженным голосом. – Там, я видел, там, Эдик, понимаешь, там…

– Говори спокойно. Что ты видел?

Стенька все махал рукой и морщил лицо, половина которого было – сплошной синяк, и шлепал распухшими губами.

– Там… понимаешь, я возвращался, и меня побили…

– Откуда ты возвращался?

– Оттуда… я за машиной ходил.

– Ты хотел купить машину?

– Нет, я хотел нанять… там мужики извозом занимаются.

– Тише, тише. Извозом… Ладно… Ты возвращался, и?

– На меня напали, но это не важно. Я там упал, они меня били, я потерял сознание. А потом очнулся.

– Кто тебя бил?

– Какая разница… бандюги какие-то… местные…

– Узнаешь их, если увидишь? – делово спросил Эдуард.

– Да не важно это, говорю тебе! Потом я пришел в сознание. И пошел обратно. Деньги все линкины они забрали.

– Тебе Линка деньги дала?

– Да ты послушай!

– Ну?

– И там… в общем, справа, у придорожья… я заблудился… не туда зашел. В общем, справа, там как бы дорога пологая, в сторону… И там… твой начальник.

– Что – мой начальник?

– Мертвый.

Некоторое время Эдуард молчал.

– Так, – сказал он. – Теперь так. Ты сиди здесь и не двигайся. Что бы ни случилось, кто бы не пришел. Сделай себе кофе. Я сейчас вернусь. Через две минуты ровно… Позволь, а Линка?

– Что Линка?

– Она всю ночь одна была?

– Еб твою мать, – сказал Стенька, перепугавшись. – Линка!

– Сидеть! – прикрикнул на него Эдуард. – Сиди, не двигайся. Что бы там ни было, я вернусь ровно через две минуты.

А что он сделает, если я не вернусь через две минуты, подумал Эдуард, спринтерским бегом несясь к лифтам. Нужно было дать инструкции. Например – если не вернусь, взорви на хуй это поганое здание, чтобы никто сюда больше никогда не приезжал и ни с кем отсюда не пытался связаться. Лифт он ждать не стал – проскочил на лестницу, и, прыгая через три ступеньки, взлетел на третий этаж. Стенькин номер. Линкин номер. Эдуард пинком распахнул дверь. Нет Линки! Где Линка, блядь? Где эта стерва оперная, пизда мерзкая? Где?! Стенькин номер, еще раз – нет ее! Мой номер – мой номер… Ого.

Эдуард зашел в номер, в котором, по задумке, должен был два часа проспать Ольшевский. Отсутствовали все предметы, не принадлежащие гостинице. Эдуард распахнул шкаф. Отсутствовали – чемодан и спортивная сумка. Отсутствовала запасная обувь. Остались только кроссовки. Что за глупости – воры, что ли, сюда ночью забрались? Нет, не воры. Вовсе не воры. Где Линка? Где эту блядь теперь искать? Я ведь не детектив, я обыкновенный член «Чингиз-бригады», коммандо-спецназ. Что делать? Звонить в милицию?

Он выскочил снова в коридор и побежал было к лестнице, но остановился, услышав линкин крик. Вправо – ниша. В нише – дверь. Но нет – он хорошо знал этот крик. Это не был крик о помощи, вовсе нет. Он тихо подошел к двери.

– Где я? Где я? – кричала Линка.

– Все хорошо, – сказал ровный мужской голос. – Вы со мной. Вы в полной безопасности. Сюда никто войти не посмеет. А если посмеет – хмм… – голос усмехнулся и закончил предложение фразой из позапрошлого века, – тем хуже для них.

– А, да? – успокаиваясь сказала Линка.

– Сука, – заключил Эдуард, отстраняясь от двери. Линка в безопасности, умудрилась с кем-то заютиться помимо Стеньки прошлой ночью – это мы потом разберем, что там к чему. Теперь есть вопросы поважнее.

Он сбежал вниз, на первый этаж.

– А, чего? – закричала вдруг регистраторша, неожиданно распрямившись и вытаращив глаза. – Васечка?

– Нет, я из министерства агрикультуры, – объяснил ей на бегу Эдуард.

Стенька сидел как приклеенный на вертящемся стуле у стойки.

– Вставай, пошли, – сказал Эдуард.

– Линка? С ней всё…

– Всё с ней в порядке, – Эдуард ухмыльнулся. – У тебя неправильный подход. Ты ее на пьедестал пытаешься водрузить, на колени перед ней встать, как ебаный Пигмалион, а нужно сделать так, – он изобразил жест, которым давеча воспользовалась новгородская дама, – и она сразу подойдет.

– Ты мне не…

– Тихо! Пошли, быстро. Показывай. Хромаешь?

– Нога болит.

– Ну что ж, нести мне тебя, что ли? Понесу, если надо.

– Нет, не надо.

– Тогда иди быстрее.

Туман рассеялся, облака расступились, утреннее солнце сушило на асфальте и бетоне влагу. Они прошли быстрым шагом четыре квартала.

– Теперь, кажется, сюда, – неуверенно сказал Стенька.

Эдуард подозрительно посмотрел на него.

– Кажется?

– Вроде бы.

– Тебе не привиделось ли это все, после того, как тебе по башке дали?

– Не привиделось.

Они повернули направо, затем налево, в какой-то переулок. Действительно, дорога здесь была какая-то скособоченная, заваливалась на сторону. И дома все явно нежилые, брошенные. Прошли еще квартал.

– Вон там, – Стенька показал пальцем и остановился.

Эдуард пошел вперед. Справа, у стены, лежало тело. Подойдя совсем близко, Эдуард присел на корточки. На Ольшевском оставались только трусы и носки. Пулю ему вогнали в висок с близкого расстояния. Эдуард оттянул рукав на правой руке и потрогал шею трупа – на всякий случай.

И распрямился. И молча вернулся к стоящему неподвижно, как одинокий аист, Стеньке.

– Бандиты? – спросил Стенька.

– Натуральные бандиты, – мрачно ответил Эдуард. – Ты, Стенька, вот что. Ты помалкивай, хорошо? И держись все время со мной. Не отходи.

– Ну, из меня защитник…

– Нет. Это я – твой защитник. Не возражай, пожалуйста. Я тебя сюда привез. Потому что я дурак. Ведь даже не из ревности, а просто по глупости. Не знаю, раб я или нет, русский я или… как это они говорили? – астрен, но что я дурак – это совершенно точно. Доказано. Но тебя я защищу, если будешь рядом. Поэтому будь рядом.

– И Линку?

– И Линку.

Стало быть, подумал он, они знали, что мы с Ольшевским поменяемся номерами. Но не знали, что Ольшевский велит мне спать не в его номере, а на другом этаже. Все предусмотрел Ольшевский, кроме того, что с ним самим случится. Где это его так? В гостинице – исключено. Застрелить в гостинице Ольшевского – невозможно. Слишком много углов, ходов и выходов. В кошки-мышки играть с Ольшевским – особенно если знаешь, кто он такой – глупо. Стало быть, он вышел на улицу. Прогуляться. А ну-ка, осмотримся. Чего это его потащило в этот переулок? Впрочем, туда его могли перенести. Да, его явно перенесли – в такую позу застреленные сами не ложатся. Но далеко нести – это вряд ли. Почему не спрятали труп? Не было времени? Боялись, что увидят прохожие? Не знаю. Но – странное место какое-то. Если прогуливаться – так уж к стрелке, там и вид приятный, две речки сливаются. Нет, Ольшевский вышел вовсе не на прогулку. Шел по делу. Все дела у него – в этой самой гостинице, насколько я знаю. Значит – что же? Значит, следил. Значит, кто-то вышел до него, а он пошел за ним. И ему устроили засаду. Кто? Бригада Вадима – двадцать человек, расселились частично в подвале, частично в одном из этажей повыше, пятом или шестом. Если что – будут из окна с парашютами прыгать, наверное. Или по веревкам спускаться, как альпинисты.

Ну, хорошо. Среди бела дня меня, скорее всего, убивать не будут. Или будут? Стеньку бы спрятать куда-нибудь пока что… Да некуда – кругом домики неказистые, и люди в них живут, тоже неказистые, даром что астрене свободолюбивые… Линке надо будет объяснить… неизвестно что объяснить, и неизвестно как. Вот стоит этот наш внедорожник. В кармане у меня ключи.

Он в панике схватился за карман. Нет, есть ключи. А то – шуровать под стеклом линейкой, соединять под рулем провода – занимает время и привлекает внимание. Ключи лучше.

– Стой, – сказал он.

Стенька послушно остановился.

Эдуард прислушался. Нет, никаких подозрительных движений. Нигде. Гостиницы, правда, путают, притупляют инстинкты. Но, вроде, все тихо. Убийцы ушли спать. Если они вообще в гостинице. Никто нас не встречает.

– Встань за мою спину, – велел он.

– Я…

– Встань! Полшага назад. Молодец. Образовалась колонна. Колонна вперед – шагом марш.

Он на ходу вытащил из кармана пиджака пистолет, снял с предохранителя, и спрятал руку за спину. Они подошли вплотную к вертящейся двери.

– Планировщики, – проворчал Эдуард. – Чтобы как у взрослых всё. Козлы. Встань справа от входа. Я войду, считай до пяти, если не услышишь выстрелов, входи, только очень быстро. Уяснил?

– Я… ты…

– Некогда, Стенька. Уяснил?

– Да.

– Вперед.

Он вошел в вестибюль и оглядел помещение. Тихо, спокойно. Нинка, которую он давеча вспугнул, с тех пор управилась прикорнуть на ковре рядом с конторкой, свернувшись калачиком – спит себе. Что ж. Пойдем теперь за нашей блядью, бляди пора обратно в Питер. Отвезем ее тайком, а потом вернемся и разберемся во всем. Никому ничего не говоря. По тихому.

Стенька быстро вошел в вестибюль и налетел на Эдуарда. Эдуард отскочил.

– Идиот, – сказал он.

– Извини, – сказал Стенька.

– Ладно. В колонну по одному, как раньше. Надо проверить бар на всякий случай.

Они вошли колонной в бар. Приподняв сзади пиджак, Эдуард сунул пистолет за ремень. Аделина сидела у столика возле окна. У того же столика, на таком расстоянии от нее, что не очень понятно было, кто они друг другу в данный момент, сидел негр. А у центрального столика восседала в чопорной позе Марианна с какой-то книжкой. Эдуард глянул мельком, идя мимо – женский детектив – и на вопрос Марианны, поднявшей на него глаза, но не улыбнувшейся:

– Скажите, здесь подают завтрак?

… ответил исконно-питерским:

– У нищих слуг нет.

И, подтянув от пустого столика два стула – один для себя, другой для Стеньки – сел на стул верхом, более или менее вплотную к Аделине.

– Good morning, – сказал негр. – Would you like some breakfast? I know I would. I wish I knew how you're supposed to ask for anything around here. There seems to be no room service, or maybe they operate on an intermittent basis, I've no idea. I don't even know why I should bother asking you. You don't strike me as a particularly intelligent young man.

– Хау ду ю ду, – мрачно сказал Эдуард. – Ни бельмес твоя моя не понимай. Аделина, нам пора, а то ты опоздаешь на репетицию.

Стенька, последовав примеру Эдуарда, тоже сел на стул верхом, и чуть не упал вместе со стулом. Но не упал, и утвердился на стуле.

– Не спешите, храбрый воин, – сказал негр. – Спешка к хорошему не приводит.

Эдуард вперился в него глазами. Стенька открыл рот от удивления.

– И не надо на меня так смотреть. А то я рассержусь. Я видел тоже самое, что только что видели вы и ваш друг. С той лишь разницей, что я видел это полтора часа назад. В момент свершения.

– Что ты видел?

– На вы, пожалуйста. Рабство в моей стране отменили в то же время, что в России. Я вас старше – и по возрасту, и по званию. Страны наши являются союзниками. Посему. Далее. Вы знаете, что я видел. Поэтому, как ни странно, возможно у нас с вами здесь общие дела и цели.

– Вы… – сказала Аделина.

– Вы задремали, я выходил, – объяснил негр. – Не беспокойтесь.

– Что случилось? – спросила Аделина.

– Это не важно, – сказал негр, глядя на Эдуарда.

– Э… – начал Стенька.

– Не важно, – подтвердил Эдуард. – Стенька, заткнись. Как вас зовут?

– Седрик Милн. Я здесь, как и вы, по приглашению Трувора Демичева.

– Ну да? – удивился Эдуард.

– Да, представьте себе. Мы с ним давние друзья.

– Седрик?

– Да, несколько необычное, по большей части французское, имя. Мы с вами в некотором роде коллеги, хотя полномочия у наших организаций разные. Нам нужно поговорить, но сперва мне очень хотелось бы позавтракать. Аделина, вы ведь голодны, не так ли?

– У меня такое ощущение, – сказала Аделина, – что меня все считают дурой и все время используют.

– Вот же стерва, – начал было Эдуард, но Милн его перебил.

– Дурой вас никто не считает, Аделина. Насчет же использования – все мы друг друга так или иначе используем.

– Философ, – отметил Эдуард, делая уважительное лицо.

Милн улыбнулся.

– Вам свойственно чувство юмора? – спросил он.

– Еще как, – Эдуард закивал. – Очень свойственно. Особенно по утрам.

– А знаете что? – предложил вдруг Стенька. – А давайте, раз тут никого нет… то есть, повара нет… давайте сами попробуем завтрак приготовить. Наверняка там в кухне чего-нибудь…

– Протухло, наверное, когда свет отключали, – заметил Эдуард.

– Не, не протухло. Если холодильник все время закрыт, он целые сутки может холод держать, проверено, – по-хозяйски сообщил Стенька.

Марианна, отвлекшись от детектива, с недоумением смотрела, как эти четверо встали и направились в служебное помещение.

* * *

Вадим в хаки, с папкой под мышкой, с дымящейся сигаретой в руке, присоединился к математику и экономисту в небольшом конференц-зале на втором этаже гостиницы. Экономист, скучая, просматривал московский журнал, в котором утверждалось, что на прошлой неделе в России началось новое наступление на инфляцию, ибо Центральный Банк представил правительству проект основных направлений единой денежно-кредитной политики. Экономист раздумывал, стоит ли ему вдаваться в смысл статьи, стоит ли она, статья, ее автор, основные направления, и прочее – внимания умного человека. Математик же, положив ногу на ногу, развлекался электронной игрушкой с экраном. Нужно было загнать светящийся шарик в крайнюю правую лузу, а шарик все не загонялся, и иногда вспыхивал и исчезал, и нужно было начинать все снова. Экономист иногда бросал на математика взгляды, прикидывая, что скучнее – журнал или математик.

– Э… – сказал математик, неодобрительно глядя на сигарету. – Вы бы это затушили бы. Вы извините конечно, но в присутствии некурящих дымить некрасиво.

Вадим молча затушил сигарету в роскошной хрустальной пепельнице и раскрыл папку.

– Некрасов, у вас готов план интервью?

Экономист пожал плечами.

– Готов или нет?

– Готов.

– Где он?

– У меня в номере.

– Почему вы не принесли его?

– Лень.

– Понятно. Герштейн, а ваш план готов?

– План чего?

– План интервью.

– Какого интервью?

– Телевизионного. Вы будете давать интервью, не так ли?

– Может и буду, – возмутился Герштейн, – но нельзя ли переменить тон? Я извиняюсь, конечно, но что за тон? План интервью. Глупое какое выражение. Я даю интервью постоянно, и никакие планы при этом мне не нужны. И любому умному человеку они не нужны.

Вадим некоторое время молчал, задумчиво глядя на Герштейна.

– Вопрос очень деликатный, – сказал он. – Без плана нельзя.

– Какой вопрос?

– О кризисе в современной науке.

– Каком еще кризисе! – Герштейн рассмеялся, глядя на Некрасова, и, очевидно, предполагая, что и Некрасову тоже смешно, но Некрасов отвернулся и уткнулся в журнал, где было написано «Правительство готовит законопроект, который позволит президенту страны утверждать в должности президента Академии наук». – О каком кризисе речь! Столько светлых умов, столько открытий! Впрочем, вы, возможно, в этом не разбираетесь.

– Это не в моей компетенции.

– Тогда и молчали бы. А то говорите о том, в чем ничего не понимаете. Доказана теорема Пуанкаре, в квантовой механике открытие за открытием…

– Простите, какая теорема?

– Ну, вы не знаете, конечно же. Теорема Пуанкаре.

– Объясните вкратце, в чем она состоит.

– Зачем? Вы не поймете. Нет, занимайтесь своим делом, и не лезьте в то, чего вам не дано понять.

Вадим бросил взгляд на Некрасова. Некрасов неожиданно повеселел и смотрел на Герштейна с одобрением. Посмотрев на часы, Вадим встал.

– Я сейчас вернусь, – сказал он. – Пожалуйста, никуда не отлучайтесь.

Просматривая на ходу списки, он почти бегом прибыл в коридор, идущий вдоль спортзала, и, пройдя его насквозь, вошел в предбанник.

– Эх, хорошо-то как! Хорошо ведь? – донеслось из парной.

Вадим распахнул парную.

Трувор, голый, охаживал веником молодого парня, лежащего на полке, тоже совершенно голого.

– Щедрин, почему не на посту? – спросил Вадим резко.

Щедрин повернул голову, завозился, и сел на полке.

– Да перестань ты… – начал было Трувор.

– Щедрин, быстро одеться и на пост. Выполняйте!

– Слушаюсь.

Щедрин слез с полка и осторожно, боком пройдя мимо Вадима, побежал в раздевалку, придерживая одной рукой член.

– Вадим, перестань, в такую рань…

– Кого ты нам приволок? Кто этот Герштейн?

– Герштейн? Дружок мой, давнишний. В школе вместе учились. Хороший мужик.

– Я не знаю, может он и хороший мужик, но ты мне сказал, что у тебя в НИИ есть знакомый еврей, математик, который нам подходит. И Олег это подтвердил.

– Ну и?

– Он нам не подходит.

– Почему?

– Потому что он дурак.

– Ну, Вадим, – Трувор поморщился. – Вовсе он не дурак. Резковат в суждениях бывает, эмоциональный он…

– Он дурак и обыкновенный бюрократ. Он даже не понял, что происходит. Он думает, мы его сюда в гости пригласили.

– Ты согласился, чтобы был еврей.

– Мне до лампочки, еврей он или готтентот. То есть, конечно, еврея иметь в команде полезно. Но нам нужен умный еврей.

– Умные евреи наукой не занимаются, – попытался пошутить Трувор, но было видно, что он слегка растерян. – Умные евреи занимаются бизнесом…

– Черт, как не ко времени! – пробормотал Вадим, стоя в дверях парной и ведя пальцем по списку. – Ну ты смотри, научно-исследовательский… институт… и никаких евреев! Скрываются, что ли, фамилии поменяли?…

– В Новгороде вообще евреев мало.

– Хмм… да, верно… О! Пушкин, Лев Борисович.

– Пушкин? Знаю. Забавный парень, молодой совсем. Клоун по призванию. Но он не еврей.

– Разве?

– Ну а как же. Я его хорошо знаю. Морда совершенно русская у него. А что Лев, так…

– Он математик?

– Биохимик.

– Точно! Он и есть. Олег упоминал биохимика. Ну, попарься, потом приходи в бар, позавтракаем вместе.

– Да, жрать охота.

Вадим быстрым шагом вошел в раздевалку. Щедрин был уже почти совсем одет, и, встав навытяжку, отдал честь командиру.

– Ремень застегнуть. Хорошо тебя попарили?

– Так точно.

– Даешь мне десять человек через пять минут у входа. Я передам вам математика, отвезете его по месту… нет, прямо в институт отвезете. А из института заберете биохимика, Льва Борисовича Пушкина.

– Слушаюсь.

– Запомнил?

– Так точно.

– Повтори, как зовут биохимика.

– Лев Борисович Пушкин.

– И кто он по профессии?

– Э… биохимик?

– Правильно. Чтобы вернулись через… – Вадим взглянул на часы… – полтора часа даю, максимум. Если еще раз увижу вас в парной, по любой причине, расстреляю.

– Мне Трувор Викторович…

– Я ваш командир, а не Трувор Викторович. Приказ усвоили?

– Так точно.

Вадим ждал. Секунд через десять до Щедрина дошло.

– Разрешите выполнять?

– Выполняйте.

Щедрин бегом выскочил из раздевалки. Вадим пошел за ним.

Через пять минут серого цвета внедорожник повлек в направлении Новгорода пять человек в хаки и математика, который возмущался базарным голосом, уверяя равнодушного к его доводам шофера, что Пушкин – подонок и болван. За внедорожником последовал газик.

* * *

Марианну накормили своевольно приготовленным завтраком, и она слегка потеплела, и только иногда бросала полные недоверия взгляды на Милна. Эдуард предложил честной компании вина.

– В такую рань! – притворно удивилась и также притворно возмутилась Марианна.

– Я только глоток выпью, – пообещал ей Эдуард, – а им можно.

– Я не буду, – отказался вдруг Стенька, когда Эдуард, выудив из бара бутылку, штопор, и пять бокалов, вернулся к столику.

– С омлетом, ты что, – Эдуард укоризненно на него посмотрел. – Французы всегда запивают омлет красным вином. Поэтому они такие прогрессивные и нам дружественные.

Аделина улыбнулась кривовато. Милн благосклонно наклонил голову.

– Дело не во французах, а в том, что вино это не наше, – заметил Стенька.

– Наше, – заверил его Эдуард, разливая вино по бокалам. – Здесь в данный момент все наше, все включено в общий счет.

– Нет, не наше.

– Не упрямься, Стенька. Ты ведь в этой гостинице ночь провел, и ничего не заплатил – стало быть, воспользовался тем, что не твое. И не считаешь это… чем?

– Нарушением заповеди, – подсказал Стенька. – Нет, не считаю. Считаю, что меня приютили. Но вина мне здесь хозяева не предлагали. Предложат – выпью.

– Ничего страшного, молодой человек, – сказала Марианна. – Не такая уж большая утрата для гостиницы – бутылка вина. Ай, пахнет хорошо! Где же Славка? Вот ведь соня какой. Пора бы ему уже проснуться. Ай, нет, мне много, мне столько нельзя.

– Ничего, ничего, – Эдуард наполнил ее бокал, поставил бутылку, хотел было откусить кусок поджаренного хлеба, но не откусил, а сперва сел, затем взял в руки нож и вилку, отрезал край омлета, поддел, съел, положил нож, а затем и вилку, откусил хлеб прожевал, проглотил, и только после этого взялся за бокал.

– … а я давно уже никакие серьезные книжки не читаю, – призналась Марианна. – Лет пятнадцать уже. Если серьезные, то только по работе. А так – чтиво всякое. Очень успокаивает. Детективы всякие, и тому подобное.

– Это правильно, – согласился Милн, в очередной раз шокируя Марианну чистым русским произношением. – Серьезные книги, книги идей – это на самом деле просто игры для тех, кому скучно. Для бездельников и псевдо-патриотов.

– Все идеи, высказанные после опубликования Библии, ничего не стоят, – заявил Стенька, так и не притронувшийся к вину. – На поверку они все оказываются лишь повторением того, что уже есть в Библии. Я берусь это доказать. Предложите идею.

– Ну, вы переоцениваете Библию, молодой человек, – возразила Марианна. – Это по молодости. Вы еще подучитесь, подумаете, и поймете, что Библия давно устарела. На дворе век материализма.

Аделине снова стало тоскливо. Она взглянула на электронные часы на стене. В театре – репетиция.