Текст книги "Хронопилот"

Автор книги: Владимир Благов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

8

Около двух часов провел Алекс в напряженном ожидании. В голове роились нехорошие мысли. Успеет ли Хельга освободить его раньше, чем гестаповец узнает, что его обвели вокруг пальца? Может быть, с Хельгой что-то случилось? Неужели ОТТО не смог защитить ее и уберечь возвращаемый модуль? Неужели надежды на спасение нет?

С легким щелчком отворилась дверь, и в комнату, где уже сидели два дюжих солдата, вошел Ренке в сопровождении неприятного неряшливо одетого субъекта, сломанный нос которого украшало золотое пенсне.

– Знакомьтесь, Химмель, это доктор Эйхман, он пришел вправить вам мозги!

– Как вы смеете так разговаривать! – Алекс умело разыграл гнев.

– Играете роль до конца? – усмехнулся Ренке. – Похвально. Однако мне кажется, вы перестарались. Переиграли себя самого. Хотели потянуть время? Вы были так убедительны, когда требовали немедленно навести о вас справки! Вы талантливы, как актер, посмотрим, насколько вы серьезны, как разведчик.

– Вы заблуждаетесь, считая меня шпионом! – немного успокоившись, сказал Алекс.

– Ага, значит, вы больше не будете меня убеждать, что вы – Алекс Химмель, пилот Дорнбергера?

– Я не имею ни малейшего отношения ни к вермахту – в целом, ни к люфтваффе – в частности. Но меня действительно зовут Алекс Химмель, и это все, что я намерен вам сообщить.

– Посмотрим, – усмехнулся Ренке. – Доктор Эйхман думает иначе…. А вы хорошо говорите по-немецки!

– Я – немец!

– А воспитывались в России?

– Да.

– Фольксдойче… Убежденный марксист?

Алекс улыбнулся.

– Нет. Стоик!

– Вот даже как! Забавно! Что же вы искали здесь, под Брянском?

– Я затрудняюсь с ответом.

– А откуда вам известны фамилии ведущих специалистов из Пенемюнде?

– У меня всегда было «отлично» по истории.

– Не хотите отвечать…. Жаль. Придется передать вас доктору Эйхману… Но вы как будто не боитесь… Ах, да, вы же стоик! А может, вы ждете свою радистку, рассчитываете на ее помощь? Она тоже просоветская фольксдойче?

– Нет, это электронно-механическая копия человека, робот, подобие робота-убийцы, найденного вами в лесу.

– А что, таких делают в Советской России? Или в Соединенных Штатах?

– Нет, таких пока нигде не делают, – уклончиво ответил Алекс.

– А где сделан ваш шпионский прибор?

– Какой прибор? – не понял Алекс.

– Вот этот, Химмель, вот этот! – крикнул Ренке, потрясая в воздухе «бломпом».

– Ну, во-первых, это не мой прибор, а во-вторых, по-видимому, это пульт для перемещения во времени и пространстве.

– Вы все время мне лжете, Химмель, или, как вас там зовут!

– Я солгал лишь однажды, когда назвался пилотом Особого авиаотряда люфтваффе. В остальном я старался придерживаться фактов, преподнося их вам в общедоступной интерпретации. Дело в том, что я не могу сказать слишком много, могу только дать вам пищу для размышления. Скажите, где и когда вам приходилось слышать о роботах и аппаратах вертикального взлета? Вы согласитесь, что все это создано по технологиям иного времени? Или вы думаете, что немецкий гений настолько велик, что обогнал конкурентов на две сотни лет?

– Я понимаю только одно. Вы продолжаете тянуть время и задерживаете нашего доктора, у которого много других пациентов. Взять его! – без всякого перехода приказал он двум верзилам, стоявшим позади Алекса.

Алекс почувствовал опасность, резко повернулся и ударом правой в челюсть сбил с ног неуклюжего охранника, который взмахнул руками и спиной высадил окно. Большего хронопилот сделать не успел. Второй охранник обрушил ему на голову свой автомат. Алекс шагнул было в сторону, но сознание уже потонуло во мраке небытия.

Очнулся он в другой комнате, больше похожей на каземат. Здесь было сыро и холодно, под потолком висела одинокая лампа в металлическом абажуре. Алекс пошевелился и понял, что привязан к похожему на зубоврачебное креслу. Избитое тело ныло, в затылке таилась тупая боль, готовая каждую секунду снова проснуться.

Первым, кто попал в поле зрения, был Эйхман. Сейчас он был одет в белый застиранный халат, на котором сохранились следы крови. На губах застыла мерзкая улыбка, поросячьи глазки щурились за стеклами пенсне. Эйхман копался в черном кожаном саквояже, где, видимо, находились его инструменты. Алекс представил на миг, что попал в глубокое средневековье, в лапы инквизиции; что его ждут клещи, дыба, испанские сапоги. И тут же, словно спеша на выручку, перед ним возникло лицо Хельги. Ее губы что-то шептали.

– Начинайте, Эйхман, – послышался голос Ренке. – Вы же видите, он вполне пришел в себя.

– Да, это необычайно выносливый молодой человек, – кивнул головой доктор.

Эйхман приблизился. Алекс не мог видеть, что у него в руках, но по мгновенной пронзительной боли догадался, что это были иглы, которые Эйхман со змеиной ухмылкой загонял ему под ногти.

– Не знал, что вы практикуете акупунктуру, Эйхман! – как можно спокойнее сказал Алекс. – Только у вас очень грубая, примитивная методика.

– Я тебе отрежу уши и заставлю их съесть сырыми! – вдруг вышел из себя Эйхман. Он никогда не видел, чтобы под пыткой люди вели себя так спокойно.

– Спасибо, Эйхман, но я на диете, ничего мясного, – скривившись от боли, пошутил Алекс.

– Оберштурмбаннфюрер, ему все-таки больно! – обрадованно сообщил палач. – Это видно по реакции зрачка. Он расширен.

– Мне надо, чтобы он заговорил! – рявкнул Ренке.

– А я что делаю? – попробовал улыбнуться Алекс. – Только смотрите, чтобы это не кончилось для вас слишком плохо!

– Подумать только! – ухмыльнулся Ренке. – Мы еще и угрожаем! Возьмитесь за него всерьез, Эйхман!

– Позвольте вам напомнить, – продолжал Алекс, которого доктор на время оставил в покое, готовя новый способ пытки, – в Древнем Риме был такой герой, Муций Сцевола, что значит Левша. В юности он был захвачен этрусками в плен и на допросе, желая доказать свое бесстрашие, сжег правую руку на огне очага. Этруски отпустили его…. Я мог бы продемонстрировать нечто подобное, но сомневаюсь, имеются ли у вас хотя бы начальные понятия о благородстве.

– Знаем, читали. Царь этрусков Порсенна был безмозглый филантроп, – ответил Ренке. – Скоро Эйхман расшевелит вас, и вы будете нести такой вздор, что сами удивитесь. Признаетесь в том, чего не совершали, и будете просить скорее прикончить вас, чтобы избавиться от пытки.

– Надо зафиксировать ему голову, – сказал палач. – Я, пожалуй, займусь его зубами, он, видно, очень ценит их. Такие ровные белые зубы!

Зубы Алекса были действительно предметом его гордости. Поэтому едва над его головой нависла истекавшая злобой фигура Эйхмана, Алекс не выдержал и громко закричал:

– Посмотри мне в глаза, мерзкая тварь!

Поигрывавший клещами Эйхман оторопел, его внимание приковали черные немигающие глаза, излучавшие нечеловеческую энергию воли и ярости. Алекс приводил себя в состояние, близкое к исступлению: мускулы лица вибрировали, по телу пробегали волны горячей энергии, аккумулируя ментальную силу организма для мгновенного смертельного удара. Как зачарованный, следил Эйхман за изменениями, происходившими с хронопилотом. Вдруг он заметил в его глазах разгорающиеся изумрудные звезды, которые, вспыхнув, пронзили мозг палача неведомой болью. Эйхман покатился по полу, схватившись руками за горло. Он задыхался и хрипел. Ему было невыносимо больно и страшно умирать вот так, внезапно. Выпучив глаза, за агонией палача наблюдал ошалевший Ренке.

Алекс уронил голову на грудь. Его лоб был покрыт испариной. Сил больше не оставалось. Сознание таяло, лелея сладкую мысль, что возмездие нашло негодяя. Алекс не считал эту акцию убийством, это была, скорее, кара во имя справедливости.

Ренке вышел из каземата, поднялся на второй этаж и заперся у себя в кабинете. Снова объектом его пристального внимания стал непонятный прибор.

«Если рассудить здраво, – думал Ренке, – в наше время не может быть невидимых самолетов, механических копий человека и людей, убивающих взглядом. Если их не может быть, но они есть, тогда напрашивается вопрос: откуда они взялись? Неужели из будущего? Поверить в это трудно, но можно. Неужели и эта вещь – «пудреница» с телеэкраном – тоже оттуда? Неужели это и вправду прибор для перемещения во Времени? Тогда, если правильно им воспользоваться, можно самому проникнуть в Будущее. А это было бы интересно и полезно. Слетать на часок в двадцать пятый век, посмотреть, воплотились ли в жизнь идеи фюрера, а потом вернуться и обо всем доложить командованию. Если у потомков что-то не так, можно было бы отправить в будущее диверсионную группу. И, естественно, самому ее возглавить!»

Ренке снова открыл «шкатулку», нажал на кнопку «ОТКРЫТЬ ОКНО» и подошел к невесомому экрану серо-стального цвета.

«Если это дверь в будущее, если за ней неведомый мир, то моя прямая обязанность – побывать там. Будь что будет, но я воспользуюсь этой возможностью! Даже если это будет стоить мне жизни».

Ренке чуть было не шагнул в «серое окно». Его остановил стук в дверь и вежливое покашливание.

– Оберштурмбаннфюрер, что нам делать с этим «скандинавом»?

– Сейчас! – отозвался Ренке, захлопывая «шкатулку». – Сейчас буду звонить Моллеру!

9

Когда Клаус Брох услышал первые выстрелы и крики эсэсовцев, он понял, что его командир попал в переплет, и надо его спасать. Скрытая мощь конского табуна проснулась в моторе. «Пантера» ожила, дернулась и, развернувшись на месте, полезла напролом через молодой ельник, туда, где кипел бой.

Клаус догадывался, кто такой гауптштурмфюрер Пауль Штурм. Не раз он слышал, как сонный командир бормотал что-то по-русски. Однажды Клаус нашел в самоходке копию схемы укрепрайона, но смолчал и не тронул копию секретного документа. Ненависть к «наци в черном» давно клокотала в душе механика-водителя, хотя и сам он был облачен в подобную форму. Но заставить его поднять оружие против своих соотечественников смог только страх. Страх за жизнь человека, которому он был предан.

Гауптштурмфюрер Клох не поверил своим глазам. Внезапно из ельника с ревом выползла «Пантера» и, вместо того чтобы раздавить проклятых диверсантов, наоборот, стала для них надежной защитой.

Парашютисты тоже были шокированы появлением «Пантеры». Майор Гром хотел было приказать отползти обратно в барак, но инициативу вовремя перехватил Штурм.

– Слушай мою команду! – закричал он вдруг по-русски. – Все на броню! Будем отходить лесом!

Десантники стали поспешно выполнять его приказание, а сам Штурм изловчился и через нижний люк забрался в «Пантеру». Улыбка Клауса и его короткий девиз «Рот фронт!» сказали Паулю очень многое. Крепкое рукопожатие довершило боевое крещение.

– Будем отходить лесом, – объяснил Штурм. – Десант – у нас на броне. Если я немного постреляю, ты против не будешь?

– Есть хорошие немцы, и есть плохие немцы, – ответил Клаус.

Пока танк отползал к опушке, Пауль поливал из пулемета залегших гитлеровцев. Высовываясь из-за башни, отстреливались парашютисты.

Как только «Пантера» скрылась за деревьями, парашютисты спрыгнули на землю и побежали вглубь леса. Гром на ходу пересчитал людей. Не было рядового Пономаря. Кислов сказал, что видел, как тот погиб. Отходили организованно. Гром попутно отдавал приказания, разъяснял, кто какую задачу будет выполнять, справлялся насчет наличия патронов.

В это время эсэсовцы, поднятые с земли по команде Клоха, ринулись по следам десантников, но на их пути вновь выросла непонятно кем управляемая «Пантера». Ее пулемет изрыгал огонь, ее гусеницы готовы были давить человеческую плоть. После нескольких безуспешных попыток подорвать стальное чудовище, Клох приказал отступить. «Пантера» преследовала эсэсовцев с полкилометра, потом отстала и вернулась на прежнее место, к баракам.

Клаус выключил двигатель и услышал, как смеется его командир. Механик оглянулся. Пауль пояснил:

– Я уж думал, нам крышка, а тут – ты! Здорово мы им всыпали. Клох бежал, поджав хвост! Однако раскрыл ты меня, Клаус. Теперь на ПОЛИГОНЕ мне появляться нельзя, я – карта битая! И скажи мне, – вдруг посерьезнел Пауль. – Клаус, что ты теперь намерен делать? По сути, ты уже изменник. Ты – враг рейха, такой же, как я. Но все еще можно исправить. Ты можешь уйти, ты не обязан помогать мне.

– Нет, камрад, я не сегодня родился и знал, на что иду. Можете меня не отговаривать.

– Ну, тогда вот тебе моя рука, Клаус, можешь звать меня по имени – Пауль. Хочу тебя спросить вот о чем. Знаешь ли ты, куда попал и что здесь готовится?

– Знаю, конечно. Любой солдат знает, что мы на стартовой площадке «Фау». Только никто в этом не признается. Все хотят жить.

– А ты представляешь, какова убойная сила атома?

– Знаю, что очень большая, иначе невыгодно было бы все это строить.

– У нас в России тоже строят подобных монстров, и работы близятся к завершению. Что будет, если Германия в одностороннем порядке применит это оружие?! А что будет, если Россия ответит? Как, по-твоему, не станет ли это концом света?

– Я знаю, что это очень опасно, но пока все под контролем, и опасаться нечего. Здесь нет ядерных зарядов.

– Есть. Я знаю точно. И пробные стрельбы назначены на завтра.

– Завтра? Но не могут же они…

– Есть приказ рейхсфюрера оснастить ракеты ядерными зарядами. Я не знаю только времени старта и объектов поражения. Но если нам не удастся помешать пуску ракет, то завтра произойдет величайшая трагедия в истории нашей планеты.

Клаус молчал, переваривая услышанное. Потом вздохнул и тихо произнес:

– Я готов на все! Что требуется от меня лично?

– Пока ничего серьезного. Но все мы, и ты в том числе, можем погибнуть, даже не успев выполнить задания.

– Я же сказал: я готов ко всему.

– Тогда, я думаю, неплохо было бы позаботиться об одном человеке. Заводи мотор, едем.

10

Алекс был без сознания. Он лежал на бетонном полу в луже воды, которой его облили, чтобы привести в чувство. Около Алекса стояли Фогель и пятеро солдат с автоматами наготове. После ужасной смерти Эйхмана все смотрели на неподвижное тело с некоторым страхом. Лицо Алекса было в кровоподтеках, обнаженный торс – в колотых ранах и синяках, но все равно в этом теле чувствовалась скрытая сила.

Фогель курил. Ему было зябко и тревожно. Только что вынесли труп Эйхмана. Ренке уже минут десять разговаривал с Моллером. Теперь он хотел как можно скорее избавиться от «скандинава».

«Ну и правильно! – рассудил Фогель. – Пусть забавляется с ним штандартенфюрер, если у него есть желание. А нам такие беспокойные диверсанты не нужны».

Алекс медленно приходил в себя. Он чувствовал присутствие посторонних, неприятных ему людей и прислушивался к их репликам. Похоже, ему удалось-таки умертвить этого изувера-доктора. Теперь Алекса снова тревожила мысль о собственной судьбе, хотелось поскорее вернуться в привычный мир без войны и насилия. Но счастливый исход всех злоключений зависел сейчас целиком от Хельги.

– Не понимаю, почему бы нам просто не прикончить его? – спросил грубый огненно-рыжий солдат с повадками обезьяны.

– Дурак, – вяло огрызнулся Фогель. – Это не простой диверсант, и допрашивать его теперь надо с подходом: он многое знает. Так что, сегодня прикончишь его, а завтра за это прикончат тебя.

Алекс почувствовал внезапный прилив сил и, глубоко вздохнув, сел на полу. От резкого перепада внутричерепного давления в глазах заплясали цветные искры, голова еще была тяжелой.

– У вас максимум полчаса времени, – вдруг сказал он Фогелю, который смотрел на него со смешанным чувством уважения и боязни. – Через полчаса здесь будет такой погром, какой вам и не снился.

– Что он говорит? – это вернулся Ренке.

– Оберштурмбаннфюрер, – ответил Фогель. – Это оракул и сомнамбула в одном лице. Он опять нам угрожает.

– Бедные дикие люди, – с горечью в голосе сказал Алекс. – Вы даже не знаете, в каком времени живете! Ваш мир сиюминутен и нестоек, как мыльный пузырь. А вам кажется, что все в порядке, все на своих местах, что никак иначе и быть не может. Я даже не знаю, существуете ли вы на самом деле, или только кажетесь мне. Во всяком случае, вы – тлен, то, чего быть не может.

– Заговаривается, – шепнул Фогель.

– Ничего, – ответил Ренке. – Главное – он продемонстрировал нам возможности психики человека, находящегося в экстремальной ситуации. Наш подопечный может быть интересен специалистам в области психологического оружия. Это только что сказал мне Моллер. Он изъявил желание допросить диверсанта лично. Сейчас за ним приедет некто Клюге.

– Вы должны отпустить меня, иначе наказание будет суровым, – сказал Алекс.

– Опять пугает! – возмутился Фогель.

– Кто же устроит здесь погром, не та ли радистка, о которой был разговор?

– Она и под землей меня найдет, – ответил хронопилот. – Я чувствую, она уже близко. Через полчаса будет здесь.

Ренке и Фогель переглянулись. Оба заметно нервничали.

– Идемте, Фогель, покурим, – предложил Ренке. – За этим смотреть в оба! – приказал он рыжеволосому детине.

– Как вы думаете, Фогель, он блефует, или на самом деле нам что-то грозит? – спросил Ренке, когда они вышли на свежий воздух и достали сигареты.

– Он просто псих, несет какой-то бред! – расхрабрился Фогель. – Я не верю ни одному его слову.

Ренке поджал губы и решил переменить тему.

– Мы до сих пор не нашли радиста. Моллер не упустит случая доложить рейхсфюреру о нашей неповоротливости… Радист выходил на связь в последнее время?

– Нет, за последние сутки он так и не дал о себе знать. Да это ему и ни к чему. По-видимому, вчера русские десантировались в лесу.

– Да, Моллер подтвердил это. Закончим со «скандинавом», – он кивнул на дверь, – закончим, и сразу – в лес: там уже шарят ищейки Клоха. Есть потери.

Когда они вернулись в полутемный подвал, Алекс уже сидел на колченогом табурете – по-прежнему связанный – и продолжал говорить на прежнюю тему. Солдаты слушали его, попеременно то смеясь, то раздражаясь.

– Принесите воды! – потребовал хронопилот, завидев Ренке и Фогеля. В глазах его читалась немая угроза. – Что вы хотите со мной сделать?

– Воду сейчас принесут, – Ренке отдал распоряжение и сказал: – а относительно второго вопроса… Помнится, вы назвались пилотом Особого авиаотряда ведомства фон Брауна, не так ли? – Алекс кивнул. – В таком случае вами в дальнейшем будет заниматься именно это ведомство. Вы довольны? – в голосе Ренке сквозил сарказм.

– Вы хотите передать меня… фон Брауну… Что ж, это самое логичное из всего, что тут происходило. Как скоро меня заберут?

– Сейчас подъедет офицер, он передаст вас с рук на руки представителю фон Брауна на Брянщине. Вы удовлетворены?

– Вполне, – ответил Алекс и надолго замолчал. Он подсознательно чувствовал приближение Хельги и поэтому перестал волноваться. Кто-кто, а уж Хельга сумеет позаботиться о безопасности своего господина и любимого. И совсем неважно, что думают о нем эти люди, лишенные благородства. Пусть даже они замыслили сыграть с ним какую-то мерзкую шутку, теперь у них не останется на нее времени… «Но что будет потом, когда Хельга спасет меня? – вдруг подумал Алекс. – Ведь мы по-прежнему находимся в прошлом, в тупиковом ответвлении времени, и первая попытка выбраться отсюда закончилась неудачей. Как быть и что делать, если выход в будущее закрыт навсегда? Неужели придется приспосабливаться к жизни в этом сумасшедшем мире?»

Сейчас Алекс сравнивал себя с одиноким шахтером, которого засыпало в штольне. Шахтер знает, что бессилен против тысячетонного монолита, знает, что обречен вести унылое существование в тесной выработке до тех пор, пока хватит воды и воздуха, и что рассчитывать на чью-то помощь уже не приходится. Но он продолжает надеяться до тех пор, пока не различит в угольной темноте ненавистное лицо смерти. Такова уж человеческая природа. Пока жив – надейся!

…Клюге вылез из машины, надменный и суровый. Из-под козырька фуражки с черепом на околыше на всех с одинаковым презрением смотрели неживые холодные глаза мертвеца. На Ренке, раньше не знакомого с ним, гауптштурмфюрер произвел гнетущее впечатление. Увидев хронопилота, Клюге ухмыльнулся и сказал:

– Мне приказано забрать с собой протоколы допросов, чтобы не начинать с нуля… А он у вас выглядит ничего, свеж и красив, как Аполлон… Хорошо ли он связан? Проверьте и давайте его ко мне в машину. Двоих конвойных на мотоциклах выделите? Прекрасно… Так, где протоколы? Я жду.

Ренке лично подал три листа, отпечатанных на машинке.

– Это все? – недоверчиво спросил Клюге. Ренке кивнул. Клюге надул губы и отвернулся. – Ладно. Надеюсь, нам он скажет больше.

– Не надейтесь, вам я совсем ничего не скажу! – рассмеялся Алекс.

– Да он у вас еще не обработан, я вижу. Совсем сырой материал!

– Гауптштурмфюрер, – криво улыбнулся Фогель. – Два часа назад он убил доктора Эйхмана. Убил, не прикасаясь к нему.

– Как это, не прикасаясь? – вспылил Клюге.

– Он убил его взглядом, – дополнил Фогель. – Это опасный человек, уверяю вас!

Клюге насупился и ничего не сказал. Подойдя к Алексу, он коротко ударил его рукояткой пистолета в висок, так спокойно и методично, будто всю жизнь был палачом, а не военным инженером. Хронопилот без звука упал к ногам своего сопровождающего.

– Так лучше, – резюмировал Клюге. – По крайней мере, в пути будет вести себя тихо. Отнесите его в машину, и не забудьте надеть наручники.

Двое солдат взяли Алекса за руки и поволокли по коридору на крыльцо, где стояла машина с откидным верхом. Мотор работал на холостых оборотах, шофер ждал только приказа ехать. Двое автоматчиков по сигналу Ренке оседлали мотоциклы. Клюге вышел на крыльцо, поправляя ворот мундира, и распорядился:

– Бросьте его под заднее сиденье… Совсем не умеете работать с людьми!

– Посмотрим, на что вы способны, – сквозь зубы процедил Ренке.

Мотор ровно заурчал, и машина тронулась. Следом двинулись мотоциклисты. Ренке заулыбался:

– Все, Фогель, мы от него избавились! Как сказал Понтий Пилат, я умываю руки!