Текст книги "Хронопилот"

Автор книги: Владимир Благов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

4

Клаус Брох, голубоглазый механик-водитель командирской «Пантеры», лежал на броне танка, подставив грудь июльскому солнцу. Он курил, размышляя о смысле жизни вообще и в частности. Больше всего Клаусу хотелось, чтобы война закончилась, чтобы он вернулся домой, чтобы осталась в живых вся семья, в том числе и брат, попавший еще до войны в концлагерь. Старший брат был коммунистом, и Клаус еще удивлялся: как ему – брату коммуниста – удалось попасть не просто в тыловую, но в засекреченную часть, и это с его-то биографией! Парни, подобные Броху, обычно прямиком направлялись на восточный фронт и там, в первые же месяцы службы, глотали свою порцию свинца. Не избежал бы и Клаус такой участи, но судьба распорядилась иначе. Конечно, сыграла свою роль протекция гауптштурмфюрера Штурма, которого Клаус боготворил. Но главной силой, хранившей Клауса на протяжении всей жизни, оставался, конечно, Христос, его великая любовь ко всем гонимым и страждущим. Так или иначе, но Клаус получил теплое местечко.

Надо признать, что гауптштурмфюрер был странным человеком. Клаус не скрывал перед ним своей неприязни к наци, к войне. Он вырос в семье коммунистов, он ненавидел Гитлера и сменившего его Гиммлера за те страдания, которым они подвергли немецкий народ. С гауптштурмфюрером Клаус часто заговаривал о справедливом мире, таком, каким он его себе представлял. Штурм слушал молча, не высказывая ни одобрения, ни порицания, иногда давал советы, объяснял непонятное. Видимо, он лояльно относился к коммунистическим и социал-демократическим идеям, иначе за свои разговоры Клаус давно поплатился бы головой. Сегодня была трудная ночь. Вместе с другими танкистами Брох занимался ремонтом двух «Тигров Т-VI». На одной машине заменили главный фрикцион и топливный насос, у другой ставили на место сорванный взрывом трак. Теперь, после работы, можно было расслабиться. Гауптштурмфюрер дал три часа на отдых, правда они уже были на исходе, и через десять минут предстояло снова трястись в тесной машине и дышать раскаленным воздухом и дорожной пылью. Что поделаешь, гауптштурмфюрер обязан доложить о произведенном ремонте и начале патрулирования дороги, ведущей к аэродрому.

Клаус докурил сигарету, нехотя влез в черный промасленный комбинезон, и вовремя: к самоходке подошел гауптштурмфюрер Штурм. Командир как всегда был подтянут, гладко выбрит и свеж.

– Заводи, Клаус, поехали! – привычно приказал Штурм. Механик-водитель юркнул в люк, завел двигатель и, дождавшись, пока командир займет свое место, легко повел машину по узкой лесной просеке.

Всю дорогу ехали молча: Штурму не хотелось ни о чем говорить. Ночью во сне он опять был дома, видел мать живой и говорил с ней, а, проснувшись среди ночи в холодном поту, испугался, что говорил вслух по-русски. Уснул вновь и увидел на этот раз Кольку Дягилева, школьного друга. Приснилось, что стал Колька важным генералом, толстым и ленивым, что совсем зазнался и даже здороваться не хочет. Приснится же такое – Колька и вдруг генерал! Нет, был он до войны старлеем, если и поднялся, то только до полковника… Впрочем, все это бред! Нет на свете никакого Кольки Дягилева. Есть только гауптштурмфюрер Штурм, и есть ПОЛИГОН, который необходимо уничтожить!

Штурм часто мысленно сравнивал ПОЛИГОН с мифическим Лабиринтом, в глубине которого прячется Минотавр – Моллер, жаждущий пожрать все человечество. Сам себе Штурм представлялся в образе отважного Тесея, а Эльзу Штедке (Марину Иванцову) неизменно видел прекрасной Ариадной. Если бы еще было возможно поразить Минотавра и уплыть с дорогой Ариадной к берегам далекой Родины! Но вряд ли Лабиринт их отпустит…

Вчерашняя записка Эльзы насторожила и взволновала Штурма. Если старт ракет переносится на завтра, то любая помощь с Большой земли может опоздать. Неужели придется начинать все одному?! Самодеятельность заранее обречена на провал. Что может сделать один человек? На Клауса положиться нельзя: парень хотя и явный антифашист, но все же немец. А Эльзу надо сберечь: она самый ценный здесь человек! Значит, завтра старт… В принципе у него есть план, как действовать диверсионной группе. Хороший, проработанный план. Но если он рушится, надо придумывать новый, исходя из новых обстоятельств. Если пуск ракет и приезд курьера из Берлина взаимосвязаны, если одно цепляется за другое, то, перехватив курьера, он сможет хотя бы выиграть время. Курьер – фигура серьезная, и без него пуск вряд ли состоится. Пожалуй, это логично. А патрулировать дорогу от аэродрома до ПОЛИГОНА приказано именно Штурму. Расстрелять штабную машину, сидя в брюхе «Пантеры», – пара пустяков. Пожалуй, это беспроигрышный вариант.

Гауптштурмфюрер повеселел и замурлыкал замысловатую бравурную мелодию. В это время танк выехал на знакомую поляну, крутнулся на месте и застыл под сенью высоких сосен. Штурм спрыгнул на землю и неторопливо пошел к входу в подземный лабиринт. Охранник без слов открыл дверь, и гауптштурмфюрер привычно сбежал по ступенькам вниз, туда, где ждала его прекрасная Ариадна.

В приемной, против ожиданий Штурма, кроме Эльзы был еще Клюге – командир ракетчиков, неприятный угрюмый субъект с лицом, испещренным оспой. Он сидел на стуле, положив ногу на ногу, и нервно дергал ногой. Время от времени он делал слабые попытки заговорить с Эльзой, но та всякий раз ссылалась на занятость. Увидев Штурма, она глубоко вздохнула и послала ему ласковый взгляд. Штурм с неизменной улыбкой приветствовал сначала фрейлейн, а затем Клюге.

– Штандартенфюрер занят, – объяснил свое присутствие в приемной Клюге. – Вот сижу здесь уже двадцать минут, и только милая Эльза скрашивает мое ожидание.

– Это надолго? – вежливо спросил Штурм.

– Не знаю, Пауль, надолго ли, но уверен, что после разговора с Берлином настроение патрона резко ухудшится.

– Возможно. Тем более, что он разговаривает так долго. Ничего не поделаешь, подождем…

– Вы уже отремонтировали ваши танки, гауптштурмфюрер? – вдруг с милой улыбкой спросила Эльза Штедке.

– Да, об этом я и хотел проинформировать штандартенфюрера.

– Так вы явились только за этим?

– Нет, конечно, не только! Это, пожалуй, второстепенная причина, побудившая меня так рано примчаться сюда.

– А какова первопричина вашей спешки?

– Вы, фрейлейн! Лицезреть вашу улыбку – значит быть посвященным в некую тайну неземного блаженства.

– Неужели во мне столько таинственности?

– Вы буквально излучаете ее! Этот свет незрим, но приятен и животворящ!

– Вы просто поэт, гауптштурмфюрер!

– В таком случае вы – моя муза!

Клюге сидел недвижим, хмуря брови, слушая, как умело расточает Штурм свои комплименты. Рукой он пощипывал подбородок, и сознание его захлестывала волна жгучей зависти. Штурм был красив и умен. Его язык был подвешен нужной стороной. Ему во всем везло, многое сходило с рук, он был заводилой в любой компании и всегда вызывал симпатии начальства и приковывал к себе внимание женщин. Всех этих полезных качеств Клюге был лишен начисто. На плаву его держала только эрудированность, строжайшая самодисциплина, компетентность в рабочих вопросах и слепая покорность патрону.

«А какова Эльза! – продолжал размышлять Клюге. – Всем известно, что она фаворитка Моллера, а она так благосклонна к этому щеголю. Глядя на этих голубков, можно подумать, что они знают друг друга, по меньшей мере, лет десять!»

Что удивительно, Клюге был более чем прав в своих предположениях: Павел Шакуров и Марина Иванцова впервые повстречались в августе тридцать второго, а в тридцать пятом – он и в тридцать седьмом – она были заброшены в Германию для ведения агентурной работы. Десять лет они ничего не знали друг о друге. И вот Его Величество Случай свел их вместе на ПОЛИГОНЕ. Ни одна спецслужба не смогла бы сработать лучше и четче. И Павел был бесконечно благодарен этому случаю.

– Господин Клюге, – Эльза вдруг переключила свое внимание на ракетчика. – А что за канонада была слышна этой ночью? Это был налет? Бомбили аэродром?

– Нет, случайно залетел русский бомбардировщик, и его благополучно сбили.

– Странно, что делал здесь одиночный самолет? – подключился к разговору Штурм. – Может быть, его основной целью была выброска десанта?

– Конечно, и тут отличился шеф гестапо Ренке. Вот вам пример, достойный подражания. За что ни берется, все делает быстро и четко, со знанием дела. Сейчас в гестапо сидит один из диверсантов. Пока молчит, но долго молчать он не сможет, Ренке вытянет из него все!

Незаметным кивком головы Штурм поблагодарил Эльзу за ловкую импровизацию. Теперь он знал о выброске десанта, знал, что Омск верит ему, и мог еще раз детально проработать операцию. Оставалось только обдумать контакт с диверсионной группой. Требовался убедительный предлог для посещения развалин концлагеря, где было условлено встретиться.

В это время из своего кабинета вышел Моллер. Он был до предела деловит, сосредоточен, взглянул исподлобья на Клюге и жестом пригласил его в кабинет. Потом повернулся к Штурму.

– Ну, что у вас, Пауль?

– Я готов приступить к выполнению любой задачи немедленно и в полном составе.

– Отлично… Обеспечьте патрулирование в светлое время суток силами трех экипажей – посменно. Большего от вас не потребуется. Вы свободны.

Моллер захлопнул за собой дверь кабинета. Штурм подмигнул Эльзе и вышел, она кивнула ему вслед и осеклась. В приемную вошел командир роты боевого охранения гауптштурмфюрер Клох. Мундир его был измят, перепачкан кровью, землей и зеленью, шея забинтована, а рука висела на перевязи. Разминувшись с Паулем, Клох оглянулся и смерил презрительным взглядом фигуру танкиста.

– Что с вами, гауптштурмфюрер? – с неподдельным участием воскликнула Эльза.

На скуластом бледном лице Клоха появилась блуждающая улыбка голодного волка. Он направился к двери в кабинет Моллера.

– Фрейлейн, разрешите мне войти без доклада, – он помялся у двери. – Мы обнаружили двух диверсантов, так эти русские дрались как черти! Представьте: двенадцать убитых и раненых! Это выше моего понимания, – с этими словами Клох открыл дверь в кабинет Моллера. Эльза проводила его ненавидящим взглядом.

Моллер встал из-за стола навстречу Клоху, в глазах его светилось внимание и молчаливый вопрос.

– Только что уничтожили двух диверсантов. Одеты в полевую форму СС, хорошо вооружены, имеют запас продовольствия на двое суток. Несмотря на то, что один при приземлении сломал ногу, а другой был ранен, они дрались, как львы, и мы потратили на них более получаса. С нашей стороны потери: семь человек убитых и пять раненых.

– Невероятно! – взорвался Моллер. – А если диверсантов было в десять раз больше?! Если эти двое только отвлекали ваше внимание от основной группы?! – Моллер немного успокоился. – Клох, покажите на карте, где вы обнаружили парашютистов.

– Вот здесь, штандартенфюрер, в этом квадрате.

– Вы серьезно ранены?

– Нет, после перевязки я мог бы возобновить поиски.

– Хорошо, в таком случае не мешкайте. Возьмите два свежих взвода и прочешите вот эти два квадрата.

– Это район концлагеря?

– Да, но вы начнете чуть южнее, от хозяйства Штурма. Там электростанция, автотранспорт, танки наконец. Очень лакомый кусок, с моей точки зрения.

5

Этот лес пугал своей безжизненностью. Не слышно было птиц, не видно животных, даже трава росла не везде. Под деревьями торчали гнойно-желтые грибы, листья сплошь были покрыты белым налетом или поражены грибком кроваво-красного цвета. Даже рассветное солнце красило мир в мертвенно-розовый цвет.

– Эх, и потравили же здесь нашего брата! – вздохнул сержант Рябых. – Сколько времени прошло, а до сих пор в воздухе что-то такое… ядовитое.

– Только комарам хоть бы хны, – отозвался рядовой Зуев, хлопая себя ладонью по шее.

– Ты комарам не завидуй, – сказал рядовой Коробко. – У них и без того век короткий.

– Отставить разговоры: бегом, вперед! – раздался голос майора Грома.

Шестеро парашютистов бежали по мертвому лесу, растянувшись в цепочку. Вели группу майор Гром и лейтенант Кислов. На полкилометра вперед послали разведчика – сержанта Полонского.

– Не подумал я, – на бегу сказал Гром Кислову. – Приказал Полонскому в случае чего кукушкой кричать. А какие здесь к черту кукушки! Неестественно выйдет!

– Лучше бы кричать не пришлось.

Через полчаса сделали минутную передышку.

– Мало нас, – продолжил разговор с Кисловым Гром. – Только семеро. Где остальные?

– Ветер был сильный, наверно, снесло южнее.

– Ученого жаль. Неприспособленный человек и вдруг в такие условия. Поручил Арбатову присмотреть за ним, а Арбатова самого искать приходится. А это еще что? – прислушался Гром.

– Товарищ майор, там стреляют, – показал рукой назад подошедший Коробко. – Вроде наши дерутся.

Майор по-дружески ткнул рядового в плечо.

– Тебе показалось, Коробко.

– Да нет, товарищ майор, наши это!

– Если наши – догонят… Приказываю продолжать движение, – скомандовал Гром. Майор и сам слышал звуки далекой перестрелки, но ввязываться сейчас в бой, не зная сил и маневра противника, было смерти подобно. Он не имел права рисковать всей группой. И потому решил поскорее добраться до развалин концлагеря.

– Рано начали людей терять, – буркнул Гром, догоняя Кислова. – Если так дальше пойдет, глядишь, и до нас доберутся.

– Как думаешь действовать, командир? – спросил Кислов.

– До вечера будем ждать «Курта», а не придет – устроим фрицам Варфоломеевскую ночь… Как думаешь, «Курт» знает, что мы уже здесь?

– Конечно, знает. Мы же так нашумели!

– А если он штабист и сидит под землей? Дягилев ничего о нем не сказал.

– Нет, не под землей, иначе он не смог бы передвигаться внутри ПОЛИГОНА.

– Верно… Что же мы, Кислов, и без рации остались?

– Рация у Лугина.

– У Лугина! – передразнил Кислова Гром. – А где его черти носят?

Вдруг впереди закуковала кукушка. Лес поредел, посветлел, показалась свежая зелень. У опушки стоял сержант Полонский, поджидая товарищей. Первым подбежал Гром, переводя дух, спросил:

– Где ж ты, Полонский, слышал, чтобы кукушка так орала, истеричка какая-то.

Полонский кивнул головой в сторону полуразрушенных бараков:

– Кажется, пришли.

– Вижу, – покачал головой Гром. Он смотрел на развалины, представляя себе тех людей, что мучились и нашли свою смерть в этом мрачном месте. – Займем пока вон тот угловой барак, – приказал майор подчиненным. – Он меньше разрушен и удобен для обороны… Зуев! Осмотреть!

Зуев помчался, как ветер, недаром до войны был непревзойденным бегуном. За пять секунд добежал до зияющего проема в стене, осмотрелся и юркнул внутрь. Минуты две его не было видно, Гром начал беспокоиться, но вот он показался с другой стороны барака, да не один, а с высоким черноволосым парнем. Гром присмотрелся: Арбатов! Зуев махнул рукой, и Гром скомандовал:

– По одному вперед! Марш!

Когда вся группа собралась внутри барака, оказалось, что, кроме Арбатова, группу Грома опередили лейтенант Маркин и сержант Лугин. Правда, он был без рации, разбившейся при приземлении. Недосчитались только Дегтева и Гордеева.

– Давно вы здесь? – после некоторой паузы, вызванной известием о потере рации, спросил Маркина Гром.

– Только перед вами подошли, еще и поесть не успели.

– Это бы кстати. Надо выставить посты и быстро перекусить. Арбатов и Лугин – один тут, другой там – в оба глаза смотреть! Сменю через двадцать минут. Остальным завтракать.

6

– Клюге, я продолжаю вычислять русского шпиона. Путем логических рассуждений я пришел к выводу, что его надо искать у вас во взводе управления. Именно у вас наиболее образованные, наиболее близкие к ракетной технике люди.

– Я могу возразить. Русский радист мобилен, мои же люди постоянно под землей.

– Я допускаю возможность одновременной работы двух вражеских агентов – информатора и связного. Подумайте и скажите, кто из ваших сотрудников более всего подходит на роль информатора. Радиста будем искать в другом месте.

– Раз уж вы меня об этом спросили, штандартенфюрер, позвольте мне высказать откровенные подозрения в отношении небезызвестного вам лица. Обещайте, что выслушаете меня без предубеждения.

– Вы меня интригуете… Кто же под подозрением?

Клюге взял чистый лист бумаги, мелко написал в центре фамилию Эльзы и передал лист Моллеру. Мельком взглянув на написанное, тот мгновенно переменился в лице и гневно сверкнул глазами.

– Вы отдаете себе отчет?

– Вы хотели знать мое мнение. Я не решился бы высказать это открыто, но с глазу на глаз, только для вашего сведения скажу больше. Если у меня есть основания подозревать этого человека в сборе и систематизации секретной информации, то нижеследующего человека, Клюге нацарапал еще одну фамилию, – я подозреваю в хранении и передаче этой информации.

– Штурм?! – не поверил Моллер и рассмеялся. – Да это же самый недисциплинированный офицер: то опаздывает, то напивается по-свински, то организует мордобой среди офицеров.

– Это внешнее, камуфляж, умелая маскировка. Это никак его не характеризует.

– Ладно, Клюге, оставьте это все пока при себе. Вы склонны искать врага чуть ли не в моем кабинете. Может быть, вы и меня подозреваете? Нет? Ну и напрасно! А я вас – да! Все! Довольно! Можете идти!

Клюге взял со стола листок со своими каракулями, вышел и подумал, что еще легко отделался. Черт его дернул написать эти фамилии! А может быть, не черт, а просто зависть вкупе с ревностью.

…Оставшись в одиночестве, Моллер сел и придвинул к себе телефон. Пока набирал номер гестапо, заново прокрутил в уме разговор с Клюге. Клюге, конечно, порол чушь собачью, но за Эльзой проследить не мешает. Женщина – всегда загадка для мужчин, тем более такая умная и красивая. Да и гауптштурмфюрер тоже не плох в роли советского разведчика. Обязательно надо проработать этот вариант!

– Алло, Ренке? Это Моллер. Должен вас разочаровать. Ваш капитан Химмель – химера. Парень просто надул вас.

– Это официальный ответ?

– Какой же еще?! Я звонил в Берлин лично, наводил справки о вашем пациенте. Меня назвали легковерным, а вас, Ренке, я думаю, вам это небезынтересно будет знать, просто олухом. Вы слушаете?

– А в Пенемюнде вы не звонили? Кстати, что это за объект?

– Что это такое, вам знать не положено. Тем более что вас и там считают олухом.

– Послушайте, Моллер…

– Не перебивайте меня, Ренке, не стоит портить отношения из-за этого диверсанта… Так вот. Через секретаря рейхсфюрера я связался с генералом Дорнбергером. Он ответил однозначно: такого офицера и даже такого Особого авиаотряда нет, и не было.

– Благодарю вас, штандартенфюрер, за исчерпывающую информацию. Это сильный удар по моему самолюбию. Я отучу этого артиста лгать!

– А что, если вы пришлете его мне? Хотелось бы посмотреть на вашего фантазера. Он должен знать очень многое.

– Сначала я сам его допрошу! – отрезал Ренке и повесил трубку.

– Наглец! – процедил сквозь зубы Моллер. Он встал и нервно заходил вокруг стола. В таком состоянии и застала его Эльза, вошедшая, чтобы доложить о приходе оберлейтенанта Дитриха. Моллер пристально посмотрел ей в глаза и спросил:

– Как вы думаете, милая Эльза, может ли быть гауптштурмфюрер Клюге русским шпионом, или ему для этого чего-то не хватает?

– Я думаю, любой шпион, не обязательно русский, должен быть обаятельным и легко входить в доверие. Коммуникабельность – вот чего не хватает господину Клюге. На него можно положиться.

– А на вас? – Моллер подошел ближе и погладил Эльзу по щеке. – Как вы думаете, Эльза, вам… я доверяю?

7

Клаус Брох гнал «Пантеру» по грунтовке в направлении аэродрома, когда услышал в шлемофоне приказ командира:

– Клаус, через пятьсот метров повернешь налево. Поедем в сторону старого лагеря.

Привыкший исполнять приказы беспрекословно, Брох как всегда промолчал. «Пантера» крутнулась у поворота и съехала в кювет. Еще минут пять ехали по узкой, заросшей бурьяном колее посреди мертвого леса, пока впереди не показались облезлые стены бараков без крыш.

– Останови здесь, – приказал Штурм. Подтянувшись в люке, он вылез на броню и спрыгнул в густую изжелта-серую траву. – Меня не будет с полчаса. Подождешь здесь, Клаус, из танка не выходи.

Механик недоуменно смотрел, как командир, вынув из кобуры «вальтер», пошел в сторону бараков.

На опушке леса Пауль осмотрелся и, не заметив ничего подозрительного, медленно пошел к ближнему бараку. Вдруг сзади раздался чей-то приглушенный бас:

– Хенде хох!

Штурм замер, медленно повернулся и встретился взглядом с рослым блондином в полевой форме СС. Ствол «шмайссера» был направлен в живот Паулю. Долгую секунду длилось молчаливое ожидание выстрела, но его не последовало. Из барака вышел коренастый мужчина в камуфляже и громко крикнул:

– Нихт шиссен, Збышек! Это Курт!

По описанию Дягилева, майор Гром сразу узнал Штурма. Высокий, русоволосый, кареглазый, на щеке – родинка, нос с горбинкой. Приметное лицо.

– Так вот ты какой, капитан! Танкист? Давай знакомиться. Майор Гром, командир группы.

– Представляться не буду, – ответил Штурм. – После операции планирую остаться здесь, так что для вас я – просто Курт. Кто я и что я должно остаться в секрете.

– Понял… Мне Дягилев тебя довольно подробно описал, капитан.

– Дягилев? Николай?

– Николай Егорыч, а что?

– Просто давно его знаю. Где он сейчас?

– Как где? Генерал, начальник разведуправления, правая рука товарища Берии.

– Не ожидал! Дягилев – генерал?!

– А как же, это сейчас быстро. Взлететь просто, сложнее удержаться. Давай, капитан, по существу дела поговорим. Идем в барак, не стоять же нам здесь, на виду.

– Каков твой план? – уже в бараке спросил Гром.

– Сколько у тебя людей, майор? – вопросом на вопрос ответил Штурм.

– Десять. Двоих еще ждем, хотя надежды мало.

– Значит, десять? Не густо.

– Но и не жидко, – парировал Гром. – Парни что надо, тертые.

– Тертые, а один, я слышал, уже в гестапо!

– Кого же это угораздило? Неужто Гордеева?

– Дегтев ни за что не сдастся, – сказал сержант Рябых. – Биться будет до последнего!

– Дал нам товарищ Берия специалиста по ракетам, ну прямо профессор, а делать на войне ничего не умеет! – объяснил Гром. – Наверно, его и взяли.

– Давно вы здесь сидите?

– Около часа. Выставили посты и ждем. Есть у тебя, капитан, конкретные предложения?

– Я считаю, вам необходимо сначала ознакомиться со схемами и картами ПОЛИГОНА.

– Давай, знакомь. Где они у тебя?

– У меня тут тайник, в соседнем бараке, – с этими словами Штурм вышел и вернулся спустя три минуты. – Здесь копии секретных документов. Смотри, вникай.

Пауль подал Грому пыльную черную папку с серебряным орлом, вцепившимся когтями в земной шар. Майор открыл папку и, держа ее на весу, стал неторопливо переворачивать серые влажные листы схем, планов и приложений к ним. В глаза бросалась вездесущая надпись «Строго секретно».

– Ни хрена себе! – восхитился Гром. – Это ж титаническая работа! Ну, у тебя и агентура!

– Здесь восемь основных схем, остальные нам не потребуются, – как бы не слыша похвалы, сказал Штурм и начал перечислять названия схем в порядке их важности и следования в папке. – План укрепрайона. Бункер управления. Железнодорожный узел и подземные коммуникации и склады. Главный рельсовый тоннель. Сборочный цех. Ствол пусковой шахты. Линии связи и управления. Схема минирования и заграждений.

– Откуда же думаешь начать? – спросил Гром.

– Оптимальный вариант – найти и уничтожить линии управления. Тогда ни одна ракета не поднимется в воздух. Еще было бы неплохо организовать диверсии на железнодорожной ветке и подземных складах горючего, нарушить телефонную связь с Берлином. Правда, там вокруг все заминировано. В идеале я хотел бы захватить ядерные заряды.

– Что ты с ними делать-то будешь? В карман сунешь?

– Спрятали бы здесь в лесу… до победы.

– До победы еще дожить надо!

– Надеюсь, доживу… А ты что предлагаешь?

– Я думаю, надо найти самое уязвимое место, там и ударить, чтоб и дело сделать, и людей сберечь. А распыляться на мелочи не годится! Вообще, мы с тобой, капитан, не ракетчики, нам бы сначала спеца послушать, а он сейчас в гестапо.

После недолгого молчания Штурм сказал:

– Все из-за того, что они перехватили мою шифровку. Фрицы были готовы к вашему появлению. А Моллер, начальник ПОЛИГОНА, решил вас предупредить – перенес пуск на двадцать третье.

– Это же завтра!

– Да, времени в обрез, но…

– А ты знаешь, что у меня приказ товарища Берии: информировать Омск о выполнении задания завтра до полуночи!

– Даст Бог, за сутки управимся. Кстати, завтра из Берлина прибывает личный курьер Гиммлера, а это значит, что могут быть внесены дополнительные коррективы.

– Какие именно?

– Я полагаю, коррективы целенаведения.

Гром помолчал, раздумывая.

– А куда ракеты нацелены сейчас?

– К этой информации у меня доступа не было.

– Значит, время старта и цели нам неизвестны…

– Прояснить ситуацию может только портфель берлинского курьера.

– Неужели ждать у моря погоды?! Действовать надо, а не курьеров дожидаться, иначе нас тут всех перещелкают, и крышка.

– До курьера мы еще доберемся, а пока – Штурм стоял на своем, – важно успеть совершить кучу мелких пакостей. Вот я и предлагаю: разделиться на две-три группы и начать действовать одновременно в разных местах. Начать с малого: лишить Моллера связи и управления. Взорвать железнодорожное полотно и емкости с горючим. На панику рассчитывать нечего, но неразбериха получится, что надо.

– Постой, но, по схеме, кабель управления находится в штольне на отметке 15 метров. Как до него добраться?

– Придется рискнуть мне. Только я смогу проникнуть туда без шума. У меня спецпропуск.

– Пойдешь один?

– Ну, я же не могу всех твоих орлов по своему пропуску провести! А твои люди займутся остальным. Связисты и саперы есть?

– В избытке. Лишь бы только фрицы раньше времени не запустили ракеты!

– Нет, немцы – народ дисциплинированный. Будут ждать приказа до последней возможности. Ну, а уж если сильно их прижать, конечно, кнопку нажмут. Наша задача на ближайшие сутки – пакостить, но в меру, палку не перегибать. Ты согласен, майор?

Гром, вздохнув, кивнул головой.

– Согласен.

– Значит, надо разбить людей на тройки. Ты своих людей знаешь, тебе и карты в руки. Прикинь, кто где будет полезней. Одна группа займется подрывом емкостей с горючим, а две другие нашумят на железной дороге. Все три акции необходимо начать в одно время. Сверим часы. На моих восемь ноль семь.

– На «железку» пойдут Маркин, Арбатов, Коробко. Это первая группа, а вторая – Кислов, Полонский, Лугин. Горючее сожгу сам. Беру с собой Зуева, Рябых и Пономаря.

– Начнем в 10.00, раньше вам никак не успеть. Встречаемся здесь же через сутки или на дороге к аэродрому вот в этом квадрате. Мои танки будут сопровождать машину курьера. Думаю, возьмем его без осложнений. А теперь зови своих старших, надо показать на схеме безопасные пути подхода к железной дороге, где остались коридоры в минных полях и где слабее охрана.

Гром позвал Кислова и Маркина.

– Ударить можно вот здесь и здесь, – сказал Штурм, водя карандашом по схеме минирования железнодорожной ветки. – Тут безопасные подходы к полотну со стороны леса. Они оставлены специально для патрулей и на местности обозначены вешками.

– Кстати, о патрулях, – сказал Гром. – Где и сколько?

– По три парных патруля на каждый километр, – ответил Штурм. – Могут быть с собаками. Во время смены патрулей от переезда до подземных складов ходит бронедрезина. В местах ограниченной видимости поставлены вышки с пулеметными гнездами. Подойти к насыпи будет сложно.

– Понятно, что сложно, – недовольно хмыкнул Гром. – Какое расстояние от леса до насыпи?

– Двести метров. Местами чуть больше.

Кислов насупился и спросил:

– Что же получается: двести метров по минному полю под кинжальным огнем?

– Двое прорываются, третий их прикрывает, – пояснил Штурм.

– Под огнем противника начнут рваться мины, – покачал головой Маркин. – Считаю, что у минеров нет шансов добежать до «железки».

Штурм вздохнул и исподлобья взглянул на Грома, как бы говоря: «Твое слово, командир».

– Значит, так, – обратился Гром к Кислову и Маркину. – Я начинаю первым, – по обстановке, – а вы подхватываете. Такой немцам фейерверк закачу, что на ваше появление они и внимания не обратят. Только раньше меня не начинать.

– От складов до переезда километров пять, не меньше. А нам с Кисловым нужно не только добежать, но и осмотреться! – сказал Маркин.

– Я дам вам фору для выхода на огневой рубеж, – сказал Гром. – Двадцати минут хватит?

– Вполне, – ответил Маркин.

– Курт, а почему вы предлагаете начать ровно в десять часов? – спросил Кислов.

– Сегодня в десять прибывает состав с комплектующими для ракет. Момент для проникновения на склад самый удачный. Грех было бы его упустить, – ответил Штурм.

В это время в проеме входа возникла фигура сержанта Полонского.

– Командир, надо уходить! Немцы!

Майор и капитан переглянулись.

– Действуем, как решили, – сказал Штурм. – Забирай все схемы, оторвемся от фрицев, – они тебе пригодятся.

– Где немцы, сколько? – одновременно с Паулем крикнул Гром.

…Два взвода под командой гауптштурмфюрера Клоха полукольцом окружали территорию заброшенного лагеря. Шедший в авангарде Клох сразу заметил людей в камуфляже, выбегающих из углового барака, и приказал открыть по ним огонь. Вот упал первый сраженный диверсант, остальные залегли, но это не беда: долго эта горстка русских продержаться не сможет. Их шансы на победу так малы, что ими можно пренебречь.