Текст книги "Возвращение в Петроград (СИ)"

Автор книги: Влад Тарханов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Государыня упала в кресло и несколько театрально закрыла лицо руками. Но слез не было. Почему-то ей не плакалось. Совершенно.

– Ах, Софи, я чувствую себя ужасно! Почему же это скрывают от меня?

– До меня дошли слухи, что Мария Фёдоровна созывает семейный совет. Она хочет назначить регентский совет.

– И стать в его главе? – продолжила мысль подруги императрица.

– Несомненно! – Софья Карловна опять-таки умолчала, что узнала это из той же записки английского секретного агента.

– Никакого регентского совета! Сын мой! И я должна быть регентом! Только я! – и рука ее сжалась в кулачок, совершенно непроизвольно, до так крепко, что ногти впились в ладони.

– Алис… но ведь есть и другие примеры в истории государства Российского.

– Что ты имеешь в виду? – на том же добром английском поинтересовалась уже вдовствующая императрица.

– Екатерина Великая. Сын Павел был слишком мал…

– За Екатериной была гвардия… а кто за мной? Охрана дворцовая? Это мало, это очень мало!

– Ну, по словам моего друга, которому можно доверять, за вами пойдет Пулемётный полк, а это двенадцать тысяч хорошо вооруженных солдат! Ваша новая гвардия!

– Откуда ты это знаешь? Опять твой таинственный друг сообщил? – с иронией сказала государыня.

– Это НАШ друг, Ваше императорское Величество! – склонилась в поклоне фрейлина и подруга. Да! Хорошо, что тут нет Анны. Вырубова слишком прямодушна, она тут не нужна… Кроме того, сейчас идут переговоры, нас должна поддержать гвардия! Преображенский полк точно, а с другими идут переговоры.

Александра Фёдоровна подошла к зеркалу. Черный цвет платья был ей к лицу. Как и строгий покрой одежды. Императорская корона. Не малая, а та самая, большая тоже будет ей к лицу! Семья будет против! Но сила силу ломит!!! Нельзя терять время! Ей надо в Зимний! Но с кем???

– Государыня! Через час тут будет конвойная казачья сотня, Александр Николаевич предан вам и Ники, они сопроводят вас в Зимний!

– Граф с нами? Великолепно! – императрица была довольна, поддержка графа Граббе-Никитина, командира конвоя Его Императорского Величества дорогого стоила.

Вихрем ворвавшись в кабинет, где Вырубова терзалась от любопытства, Александра Фёдоровна ровным голосом произнесла:

– Анна, мужайся! Ники умер! Мария Фёдоровна готовит заговор. Я должна помешать этому! В память о Ники! Отправляйся домой! Надеюсь, в ближайшее время я позову тебя в Зимний!

Как только Вырубову укатили, императрица обратилась к фрейлине:

– Софья Карловна! Прошу вас, свяжитесь с вашим другом! Нужно, чтобы Пулемётный полк стал на охрану Зимнего! Как только прибудет конвой, я в Зимний, а вы – отправляйтесь! Немедленно!

– Да, Ваше Императорское Величество! Сделаю всё, что в моих силах! И даже более того!

За эту высокопарную тираду баронесса была удостоена благосклонной улыбки.

[1] Интересный факт: автор «Алисы» состоял в переписке с его переводчиком на русский и помогал тому, особенно в случае идиоматических выражений или шуточных фраз, не имеющих аналога на русском языке.

[2] Мелкий дворянский род, перешедший из Речи Посполитой в служение русским царям.

Глава четырнадцатая

Петра тянет выпить, но времени на пьянку не остается совершенно

Глава четырнадцатая

В которой Петра тянет выпить, но времени на пьянку не остается совершенно

Петроград. Александровская слобода.

24 февраля 1917 года.

Авто, на котором Михаил в сопровождении самых доверенных лиц ехал в Зимний, остановилось, как только въехало в город. Южный пригород Петрограда, Александровская слобода, это облупленные покосившиеся домики, в котором проживало городское дно, да приезжие, сейчас, по зиме, тут толпились мужики, которые пытались заработать на кусок хлеба себе и семье. Сие поселение выстроилась вдоль железной дороги, которая стала живительной артерией не позволяющему ему зачахнуть. Чуть дальше разместились бараки, в которых ютились семьи рабочих. Сопровождавшие авто конные воины чувствовали неприязнь, которой было пропитано всё вокруг, руки горцев непроизвольно сжимали рукоятки сабель, но опасности, вроде бы не было. Шофэр выскочил из авто, открыл капот, из которого тут же повалил пар. Самобеглая техника пока еще была не на высоте и часто отказывала, поэтому хороший водитель обязан был быть и механиком. Авдей Лошкарев, сумевший подняться из самого, что ни есть рабочего сословия, как раз был мастером на все руки.

– Пять минут, всё сделаю, ваше высокоблагородие! – обратился он к ротмистру, который тоже вышел из машины и настороженно оглядывался по сторонам. Какие-то мальчишки, увидев военных, прыснули по сторонам и растворились в кривых улочках. Ротмистр подошел поближе – на стене лавки было краской корявыми буквами выедено «Хлѣба!». На самой лавке висел листок с чуть более длинной надписью. «Хлѣба нетъ». Какой-то умник добавил на этой же записке карандашом «и не будетъ». Сука!

– Павел Рафаилович! Что это тут? – внезапно рядом с ротмистром оказался великий князь и почти регент, Михаил. Как он выбрался из авто Бермондт-Авалов не заметил, увлекся…

– Да вот, чернь, ваше императорское высочество… Хлеба хотят… Говорят, были беспорядки… Им только повод дай бунтовать.

– А что, хлеба нет совсем? – ротмистр заметил мужичка в тулупе. Который, сжимая в руках страшного вида берданку, старался слиться со стеной. – Кто таков будешь? Отвечай!

– Так это… Михеич я, сторож в лавке купца Затолочкина. Только лавка закрыта. Хлеба трети день нет. Сначала цену купчик поднял, чтоб его крысы покусали, так народишко грозился лавку сжечь, так теперь хлеба нетути совсем. – на всякий случай, быстро выпалив свою фразу, сторож перекрестился и низко господам офицерам поклонился. Как говориться, кашу маслом не испортишь, а гнева барского лучше опасаться. А то, что перед ним баре, Михеич уловил тем самым чутьем обитателя городского дна, без которого тут не выжить.

– А что, человек, у купчика совсем на складах хлеба нет? – поинтересовался Пётр (он же Михаил, напоминаю).

– Как же, есть, не так много, как ранее, но есть. Только он, скаредная душонка удавится, но пока цену в три раза не поднимет, продавать не будет. Сейчас по всему городу хлеба днем с огнем не найтить.

И мужичок еще раз поклонился. При всех поклонах умудрился берданку не выпустить из рук.

Пётр задумавшись вытащил из кармана шинели глиняную трубку, набитую табаком и раскурил ее от спички, которую заботливо поднёс ротмистр, прикомандированный к нему в качестве адъютанта. Тут по улице раздался грохот и показалось три броневика, за которыми следовало грузовое авто с солдатами в кузове. Ощетинившееся штыками во все стороны авто напоминало злобного ежа, фыркающего и пускающего неприятные газы. Подъехав к группе кавалеристов, тут же окруживших Михаила, группа машин остановилась и из переднего броневика со скрипом и какой-то шальной улыбкой вылез чумазый генерал Келлер. Улыбаясь во все тридцать два зуба он крикнул Михаилу:

– Государь, давайте дальше с нами! Комфорта не обещаю, но до Зимнего докатим с ветерком!

Пётр с опаской смотрел на этого страшного монстра, с двумя пулеметными башенками, из которых на свет смотрели жала «Максимов». Пётр признался себе, что ему было страшно забираться в брюхо этого стального ящика на колесах. Страшно и всё тут. Належался он в ящике за этих пару сот лет. Ему вообще в этом новом времени было не очень комфортно. Наверное, если бы не необходимость действовать, он вообще бы впал в панику. Одежда… не самая удобная, на его вкус, вообще, слишком простая, кавалерист и мундир генеральский без шитья и позолоты! Что за нищее время! Если ты генерал, то и выглядеть надо генеральским образом! Тем более, родственник императора. Генеральским образом, по мнению Петра – весь в орденах, позолоте, брильянтах. А тут такое пренебрежение мнением общества! Это он, будучи императором мог щеголять в мундире бомбардира, когда себя бомбардиром объявлял, но никак иначе. Ему – позволено, генералу нет!

Но потом Пётр понял, что так тут поступают все генералы. И только парадная форма чуть примирила его с действительностью. Михаил же был в чем-то похож на Петра, ибо был прост, да и форма выглядела слишком простой. Пётр поставил себе заметку, мол, моя кровь не водица! Впрочем, ему необходимо привыкать вести себя так, как принято сейчас, это тоже оказалось проблемой. Ибо времени на то, что на научном языке называется «адаптацией» у него не было. От слова совсем. А еще его пугала современная техника. Эти фыркающие грохочущие машинерии, особенно самобеглые повозки, которые тут называют «авто», на лошади как-то сподручнее, но невместно! Пётр любил механику, сам возился со всякими техническими делами, станки имелись в его личном пользовании, но вот такое… это было для его сознания слишком, тем не менее, надо было привыкать к нему.

– Ваше сиятельство! – обратился Пётр к графу (Брюсу) – вы изволили испачкаться! Хотите, чтобы я прибыл в Зимнего чумазого чухонца?

– Лучше так, чем рисковать в открытом авто. Слишком опасно на улицах столицы, государь! Впрочем, во дворце вы сможете переодеться и привести себя в порядок!

– Уговорил, граф, куда мне…?

– Во второй броневик, ваше императорское величество!

– Но-но граф, пока еще ничего не решено. – произнёс Пётр. И подумал, что его окружение, наверняка, заметило, что Келлер называл его раньше государем и его никто не поправил. Значит, его сопровождают верные люди. Знать бы только предел их верности…

(Остин-Путиловец, основная ударная сила будущей революции и трибуна для Ленина)

– Ваше благородие! – Лошкарёв обратился к ротмистру. – Авто готово, можно двигаться дальше. Пять минут, как и обещал!

– Следуй за последним броневиком. – отдал приказ ротмистр, глядя, как Михаил исчезает в чреве изделия Путиловского завода.

На Остине, к которому направился Михаил, белыми буквами было начертано «Ударнікъ». Распахнулась узкая дверца, в которую Михаил с трудом втиснулся. Внутри бронемашины было тесно, но тем не менее, все поместились. Невысокий чернявый пулеметчик (а в бронеходные части набирали людей невысоких и худощавых) вцепился в ручки своего смертоносного агрегата и водил им из стороны в сторону, при этом башня противно поскрипывала, чем еще больше приводила Петра в ужас. Ему захотелось выпить. Может быть, у командира «Остина» найдется что-то горячительное? Пётр захотел спросить и тут же устыдился этого. Ему ли показывать страх перед своими поданными? Нет, выпить не помешало бы, но впереди важные дела. Как еще в Зимнем сложиться, он пока что не знал, но понимал, что будет непросто! Откуда-то пришло понимание, что его родственнички, в основном, это клубок змей, готовые вцепиться друг другу в глотку. Ну что же… придется эту грядку прополоть! Он сына родного не пожалел, что ему дядья да племянники? Вот то-то и оно! Правда, там женщина, которая его матушка, вот ну как сие можно себе представить? Маменьку Пётр по-своему любил. Она смогла не только дать ему жизнь, но и старалась уберечь, в меру своего понимания, от суровой правды жизни, только если бы он ее слушал, не стал бы государем, схарчила бы его сестрица Софья! Так что к женщинам из рода Романовых особого пиетета Пётр тоже не испытывал. И всё-таки хотелось принять чарку… для храбрости…. И только чарку…

Не выдержала душа!

– Поручик, есть ли у тебя чем горло промочить? – выдавил из себя кое-как Пётр.

– Так точно, ваше императорское высочество.

И поручик протянул Петру плоскую удобную металлическую флягу. С предвкушением наслаждения Пётр сделал большой глоток, чтобы только единственный, но уже глоток так глоток! И поперхнулся… Во фляге оказалась чистая вода! Прокашлявшись вернул флягу и недовольным голосом (не выдержал) брякнул:

– А ничего крепче вы с собой не возите?

– Как можно, ваше императорское высочество, возим. Только перед этим походом его превосходительство лично все отобрал и всем выдал вот это вот…

Да, если нет чего выпить… его и не выпьешь, реши про себя Пётр и тяжело вздохнул. «Чухонец неумытый ты, Брюска» – про себя обозвал своего верного соратника, по его мнению более оскорбить потомка шотландских королей, как сравнить его с чухной, было невозможно. И вообще, эти перекрикивания с поручиком под грохот авто, трясущегося по столичной брусчатке его порядком, утомили. Плюс никакого обещанного Брюсом ветерка не было – тяжелый запах и жар от двигателя, как и не самая удобная поза делали эту поездку сродни пытки… «Вот бы такой гроб моей тайной канцелярии! – подумал Пётр. – любой супостат после получаса поездки в нём сознается в чём угодно!»

Но все когда-нибудь заканчивается. Фыркнув напоследок как-то особенно громко, бронеход остановился. Дверца открылась и показалось веселая морда графа Келлера.

– Государь, прибыли!

Глава пятнадцатая

Петра обидно называют «вонючим бастардом»

Глава пятнадцатая

В которой Петра обидно называют «вонючим бастардом».

Петроград. Царицын луг – Зимний дворец

24–25 февраля 1917 года

Согнувшись в три погибели (а Михаил удался в род Романовых, которые от Петра Великого славились высоким ростом и богатырским телосложением (за редким исключением[1]) будущий регент вывалился из недр броневика «Остин-Путиловец» с грозным именем «Ударнiкъ». И тут же скривился. Что значит приехали? Если они остановились не у Зимнего дворца, а на каком-то поле. Не каком-то, тут же подсказала память, а на Марсовом поле, который в народе называли «Царицын луг». Ну, царицын, так царицын. Была бы плохой царица, ее именем даже лужу не назвали бы! А тут – целый луг! Впрочем, быстро сориентировавшись, Пётр сразу же понял, что место высадки выбрано правильно: площадь была оцеплена преданными ему войсками и тут расположился импровизированный штаб, который возглавлял незаменимый Багратион, выделялись и его постоянные помощники – Юзефович и Половцев. Впрочем, присутствовали и иные военные, большинство из которых были Михаилу (а через него и Петру) знакомы, а некоторые угадывались с трудом. Тем не менее, это был штаб заговорщиков. Прямо на поле развернули станцию беспроводной связи, некое чудо, которое поразило Петра своими возможностями. И восхитило Брюса в личине генерала Келлера. Иметь возможность связаться с отдаленными частями… Да вообще с любым уголком империи![2] За это в свое время он отдал бы левую руку! Да он целый год не пил бы ничего крепче пива!

– Ваше императорское высочество! – браво начал доклад Дмитрий Петрович Багратион, – всё идёт согласно разработанному плану: почта и телеграф под нашим полным контролем, Зимний и подходы к нему блокированы, усиленные наряды направлены к механизмам разводных мостов и готовы поднять их по первому приказу. В узловых точках расположены конные патрули, усиленные броневиками. Порядок в городе поддерживается!

– А что полиция и жандармы?

– Генерал-майор Балк[3] был пол часа назад, отдал приказ полиции усилить военные патрули, помог с составлением маршрутов следования, особенно в рабочих кварталах.

– Кто в Зимнем собрался – известно? – спросил Михаил.

– Так точно, опрошены задержанные филеры. Вот полный список.

– Хорошо! С дворцовой охраной проблем не было?

– Никак нет! Никто и не пытался возражать – ни жандармы, которые были в оцеплении, ни филеры, ни дворцовая охрана.

(князь Дмитрий Петрович Багратион)

– Благодарю за службу, Дмитрий Петрович! Постарайтесь собрать в нужных местах резервы. Запасные полки ненадежны.

– Так точно, Ваше императорское высочество! Тем более, что сейчас подходят части генерала Келлера, они берут под контроль железнодорожные вокзалы. Из них будем формировать группы быстрого реагирования. Кроме того, нами задержана делегация Думы, вот ее список.

Пётр быстро пробежался по списку глазами. Ну что же, получилось более чем удачно – одна из голов заговора (политическая, или думская) была, фактически, нейтрализована.

– Хорошо, я бы даже сказал, отлично! Вот что, милейший Дмитрий Петрович! Вы продолжайте держать руку на пульсе. Ваша важнейшая задача – не допустить в городе беспорядков!

Пётр неожиданно для себя отметил, что говорит не совсем привычным для себя языком. Хотел-то он сказать несколько по-другому, хотя по смыслу, получилось бы тоже самое. Но его речь сама подстраивалась под речь современников, никаких его слов. Которые воспринимались бы архаизмами… Что сие значит? Тут подошел Келлер, улыбающийся, видимо, получил какие-то хорошие новости.

– Отойдем-ка. Поговорить надо бы. – сказал Пётр своему верному соратнику Брюсу.

– Скажи, друг мой ситный, чего это я говорю такими странными словами, многие из которых мне и не известны? Что происходит?

– Сие дело не странное, государь! Это называется по-научному «наложением матриц сознания», а проще говоря, сознание Михаила помогает вашему императорскому величеству и не позволяет совершать грубых ошибок. Вы ведь сами заметили, что говорите, как все современники. Это работают остатки сознания вашего далекого потомка. Кровь Романовых вас защищает, государь!

– А это зело прилично! Сам до такого додумался? Молодец, хвалю!

– Извини, герр Питер, но это помимо моей воли получилось. Про сие свойство я даже не догадывался. Но получилось знатно, главное, к месту и ко времени!

– Ладно. А чему ты так улыбался? Что за новости хорошие?

– Более чем хорошие, государь! Через час прибудет крейсер «Аврора», на нем стоит самая мощная на Балтийском флоте станция беспроволочного телеграфа. Припаркуется как раз напротив Марсова поля у берега Невы. Мы будем иметь связь со всеми фронтами и крупнейшими гарнизонами, государь. В первую очередь, с Москвой!

Петра резануло слово «крейсер». Флот был его любимым детищем и такого класса кораблей он просто не знал. Правда, тут же пришла на помощь память Михаила, подсказавшая. Что так называются быстроходные бронированные корабли, которые предназначаются для разведки и нейтрализации торгового флота противника. Хотелось бы посмотреть на это чудо, но сейчас явно не до того, времени не остаётся.

– Хорошо! Теперь пора в Зимний.

Надо сказать, что Зимний дворец в эти годы перестал быть резиденцией главы государства. Николай Александрович, имея большую привязанность к собственной семье посчитал, что местопребывание хозяина земли Русской должна быть в отдалении от шумного города и не менее шумной Думы, согласие на созыв которой у него вырвали события девятьсот пятого года. Им стал дворец в Царском селе. Но большую часть времени государь проводил в своем дворце в Гатчине. Министры приезжали к нему с докладами, на что тратилась уйма времени, сам император занимался государственными делами в промежутках между ублажением своей Алис и отстрелом ворон. Ну а что может помешать государю пребывать в неге и наслаждении, когда дела в государстве идут хорошо? Даже если они идут из рук вон плохо, это не должно нарушать гармонию семейной жизни! Николай Александрович не был глуп, имел интерес к технике, старался применять в армии различные новшества, но при этом его разум был слишком расслабленным, слишком ленивым, слишком медленным. Во время спокойного развития государства (как это было в эпоху Александра Миротворца) такой стиль жизни и работы государю сошел бы с рук. Но сейчас, когда Россия проигрывала вторую войну подряд… Во времена кризиса требуется жесткая рука и умение быстро принимать непопулярные, даже жесткие или жестокие решения. А вот к этому Николай готов не был. Да и с женой ему откровенно не повезло. Так вот, часть дворца была отдана под госпиталь имени цесаревича Алексея Николаевича. В этом госпитале трудились и жена государя, и его старшие дочери. Но это была только часть дворца. Многие покои оставались за членами семьи Романовых, в том числе были комнаты, принадлежавшие императору Николаю, в которых он и встретил свою смерть, и самого Михаила, да и вдовствующая императрица, Мария Фёдоровна, с декабря прошлого года обитала в Зимнем на постоянной основе.

(вид на Зимний дворец – видна башенка, снесенная в тридцатых годах и балкон, который разобрали в двадцатых)

По знаку генерала Келлера подали лошадей. В сопровождении эскорта из отряда барона Унгерна Михаил двинулись в Зимний. Они направились к «собственному подъезду» в Зимний дворец, у которого стоял пост охраны, усиленный пулеметным расчетом на тачанке. Михаила и Келлера сразу же узнали и без промедления вместе с сопровождающими впустили внутрь дворца. Михаил сообщил о своем приезде матушке и тут же приказал принести умыться и чистую одежду. Надо сказать, что несмотря на то, что после пожара и взрыва, на устройство канализации и водопровода в Зимнем дворце были потрачены значительные (по тем временам) суммы, полный комплект удобств был далеко не всюду. В комнатах Михаила ватерклозета и водопровода не имелось, зато стоял «ночной шкафчик», по преданию, еще времен Екатерины, которая приказала превратить в оный трон польских королей, да умывальный шкаф, в который вода наливалась ведром в емкость, откуда стекала самотеком через кран в умывальник. Пётр быстро привёл себя в порядок, наскоро смыв грязь и пот, после чего облачился в свежий генеральский мундир. И сделал это вовремя. Потому как буквально через несколько секунд в его комнаты ворвалась Дагмара, точнее, вдовствующая императрицы, Мария Фёдоровна.

– Михель мальчик мой! Ты так вовремя вернулся! Нас постигло такое горе!

– Матушка, я в курсе. Скажу больше, уже вся столица в курсе. И никто не понимает, почему молчит Зимний!

– Михель! (матушка называла Мишкина именно так, по-своему. И никак по-другому не хотела именовать). Это очень сложный вопрос. Собралась семья…

– Вся? – неожиданно резко спросил Михаил, перебивая речь императрицы.

– Нет, только те, кто был в Петербурге. Мы еще ждём…

– В Петрограде, матушка. И кого еще ждать? Согласно распоряжению Николая я становлюсь регентом при Алексее до дня его совершеннолетия.

– Это так, но многие в нашей СЕМЬЕ…

Последнее слово Мария Фёдоровна выделила особо, подчёркивая, что дяди и братья регента имеют своё особое мнение по этому поводу.

– Наплевать! Матушка! Сейчас мы пойдем и вразумим нашу семью, пусть делом занимаются!

– Но… Михель… Понимаешь… там, в покоях Николая, Алис… она требует назначить ее регентом и угрожает всем нам…

– Угрожает? Наверное, вразумлять семью придется начать с этой сучки!

От последнего слова Мария Фёдоровна вздрогнула, как от пощечины…

– Михель! Как можно так…

– Так говорить? Эта гессенская муха[4] слишком высокого о себе мнения! Идем же!

И они вышли из комнаты Михаила.

– Граф, барон, вы со мной – обратился Михаил к дежурившим перед его покоями Келлеру и Унгерну.

Такой небольшой группой они проследовали к покоям императора, откуда раздавался властный голос Александры Фёдоровны. Она «строила» дворцовых слуг, ибо никого больше пока что ей застать на месте для «построения» не удалось.

– Вон отсюда! – бросил слугам Михаил, как только они вошли в комнаты Николая. Эти комнаты располагались в башенке и были раньше покоями его отца, Александра Александровича. Слуги с видимым облегчением рассосались из покоев покойного уже императора. Причем сделали это быстро и незаметно: секунда – они тут были. Моргнул – и нет никого! Как это ловко у них выходит? Непонятно!

– Ах, Мишкин! Что просить изволишь? – Александра Фёдоровна приняла горделивую позу, но при этом напоминала чёрную ворону, не только траурным платьем, но и звериным взглядом из-под насупленных бровей да несколько неаккуратной прической, сделанной явно наспех.

– Просить? Ничего не попутала, невестушка? – с иронией поинтересовался Пётр. – Матушка, просьба, там собрались наши РОДНЫЕ, сообщи им, что семейный совет состоится через час в малом тронном зале.

Мария Фёдоровна поняла всё верно. Михель хотел поговорить с Алис с глазу на глаз, судя по всему, разговор состоится весьма непростой. И ей лучше при нём не присутствовать. Михаил вежливо убирал ее в сторону. Ни слова не сказав, вдовствующая императрица вышла из бывших покоев ее супруга и сына Николая.

– Что Я могла попутать⁈ – взвилась еще одна вдовствующая императрица, как только закрылась дверь за Марией Фёдоровной. – Мой сын новый император и я никому не позволю стать регентом и убрать его из жизни! Сберечь трон для Алеши могу только Я!

– Таки перепутала, Муха Гессенская! По закону и завещанию Николая регент, единственный регент при Алексее Николаевича я. И точка! А тебе, чтобы делать такие заявления, надо бы сначала силушку поднабрать! Только ее не будет, силушки! Зимний оцеплен преданными мне частями Первой конной армии! Пулеметный полк, на который ты так надеялась блокирован в казармах. Твои карты биты, невестушка!

– Бастард! Вонючий бастард! – взревела Александра, отчего ее довольно красивое лицо исказила гримаса отчаяния и гнева. Впервые она почувствовала себя, по словам великого пиита, у разбитого корыта. А Пётр безмятежно и спокойно улыбался. Сегодня ОН говорил с позиции силы.

[1] Одним из таких исключений был император Николай II, это по его поводу отец Александр III упрекнул жену «Какую породу испортила! – и добавил, немного подумав, – Дура!».

[2] Тут Пётр не успел еще как следует разобраться в технических деталях, посему не знал, что возможности радиосвязи пока еще весьма и весьма ограничены. Тем не менее, масштаб явления он все-таки ощутил верно.

[3] Александр Павлович Балк с 10 ноября 1916 года градоначальник Петрограда. Ему подчинялась полиция.

[4] Одно из прозвищ Александры Фёдоровны, имело под собой некоторые основания.

Глава шестнадцатая

Александру Федоровну ждет непростой выбор

Глава шестнадцатая

В которой Александру Фёдоровну ждёт непростой выбор

Петроград. Зимний дворец.

25 февраля 1917 года

Пётр улыбался, но в душе его всё кипело, да, раньше за такие оскорбления эту взбалмошную дамочку на плаху – и без разговоров! Впрочем, для таких особ в его время были и более изощренные методы казни, такие, как закапывание живьем в землю, так, что только голова торчала, али еще чего удумать можно было. Этим модным словом «хуманизм» там и не пахло. Но тут это вам не там! – Пётр тут же удивился столь мудрено закрученной фразе, что позволило сразу как-то снизить градус гнева.

– Сударыня! То, что вы только что сказали, я не имею ввиду личное оскорбление – я имею ввиду покушение на законы и устои Государства Российского иначе как на попытку государственного переворота и измены рассматриваю!

– Тогда судите меня, вдову, мужа которого подло убили в этом дворце!

– Зачем же так сразу, СУДАРЫНЯ, я ведь человек добрый… Я предоставлю вам выбор. Из целых двух вариантов…

– Всего-то двух? Меня устроит только один! Регентство при императоре Алексее!

Голос вдовствующей императрицы был тверд, но вот во взгляде былой фанатичной уверенности не было. Александра Фёдоровна считала, что способна «продавить» Мишкина, который, наверное, единственный из всей семьи относился к ней доброжелательно. Получив заверения в его поддержке, она могла уже дальше ломать всё Романовское семейство… Да не тут-то вышло! Её главное оружие – истерика и напор не сработали. Михаил, казавшийся аморфным, боящимся власти и ответственности (именно эта характеристика младшего брата царя и подвинула императрицу на сию авантюру) должен был огласиться на все требования и уступить ей власть! Но Алис встретила не аморфного добряка, а жёсткого властного молодого человека… и растерялась! Она не готова к такому повороту событий! Совершенно не готова! И теперь надо было как-то менять тактику, но как? И пока что Алиса просто тянула время, чтобы как-то скорректировать тактику, найти новые аргументы и как-то перетянуть Мишкина на свои позиции. Но что случилось с Михаилом? Он ведь даже на морганатический брак пошёл только чтобы уклониться от возможности занять престол. А ведь у Николая была такая идея – передать престол Мишкину, а самому отдыхать и наслаждаться семейной жизнью! Сколько истерик пришлось закатить, чтобы выбить эту идею из упертой черепушки супруга! Только Алис знала насколько упрямым и неуступчивым был Николай, при всей его внешней мягкости он поступал только так, как считал лично правильным. И тут весьма кстати Михаил выкидывает фортель с морганатическим браком и все идеи Николаши идут ко дну! Ту партию она разыграла как по нотам! Но сейчас то ли ноты оказались не теми, то ли она безбожно фальшивила.

– Никто ради вас, СУДАРЫНЯ, закон преступать не будет! Тем более не нарушит волю покойного императора, мир его праху!

И Пётр машинально перекрестился, а вот вдовствующая императрица даже не подумала, пребывая все еще в каком-то оцепенении. Особенно ее поразило слово «сударыня», которое Михаил подчеркнул интонациями уже дважды. Не «Ваше императорское величество»! а просто «сударыня»… подчеркивая, что она уже не член семьи, а обычная женщина, которую могут судить, вот так запросто осудить и приговорить… к чему? И почему нет вестей от друзей, от Софьи Карловны, неужели выступления Пулеметного полка не будет? Тогда ей и рассчитывать не на что?

– Что… ты… хочешь… мне… сказать… предложить? – еле-еле, буквально по слову выдавила из себя вдова Николая II. Она не собиралась сдаваться, все ещё тянула время. Наделась на чудо.

– Первый вариант: вы отказываетесь от мирской жизни и уходите в монастырь.

– Я? Монашкой? А что за второй вариант? – в свои слова Алиса вложила максимум сарказма.

– Второй вариант? Я объявлю, что в виду сильного душевного расстройства вызванной смертью любимого супруга вы не выдержали и приняли яд.

– Объявите? А что я? – Гессенская принцесса уцепилась за слово, чтобы понять, что ей предлагают на самом деле.

– Ну не могу же я обманывать народ? Вы выпьете яд. Сейчас. Ваше решение, сударыня?

И тут Александру Фёдоровну обуял ужас. Она почувствовала, что Михаил не блефует, что ее заставят выпить яд, а тут, в Зимнем, никого из верных людей нет! Почему Граббе нет рядом? И пока еще императрица вспомнила, что по приезду ее с конвоем в Зимний, конвой остался снаружи дворца, а граф Граббе-Никитин был отозван для разговора вдовствующей императрицей и более не появлялся. Неужели он ее предал? Все эти мысли пронеслись со страшной скоростью в голове немолодой уже женщины, которая, потеряв силы, оперлась на угол стола, у которого стояла.

– Я бы хотела уехать в Англию. С детьми. – произнесла она почти шёпотом.

– Это исключено. Ни с детьми, ни без них! Монастырь либо яд! Сударыня, время семейного совета приближается. Вам осталось две минуты на то, чтобы принять решение!

– Вы осмелитесь разлучить меня с моими девочками? С моим единственным больным сыном? – она разрыдалась, помимо своего желания, невольно применив самое мощное оружие женщин – слёзы. Но на Петра (Михаила) это не произвело совершенно никакого впечатления. Он головы людям рубил! Лично! А тут поддаваться на истерики вздорной бабы, которая, к тому же, при всей ее деятельной натуре, не остановится ни перед чем и будет настойчиво искать пути к власти. А это – постоянный источник мятежей, заговоров, которые куда как опаснее революций. Ибо за ними всегда стоят большие деньги и влиятельные люди!