Текст книги "Возвращение в Петроград (СИ)"

Автор книги: Влад Тарханов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

Дождавшись, когда граф поставит последнюю точку в любовном послании своей дражайшей Зиночке (Брюс был довольно деликатной сволочью[3] и решил не мешать столь важному делу), наш дух бравого шотландца устремился прямо в голову самого известного кавалериста империи. Ибо он уже давно знал, что вместилищем души человека является голова, а не сердце. Надо сказать, что этот факт его изрядно после смерти позабавил. Но за прошедшие столетия Якобу вообще пришлось узнать много нового, в том числе и не открытого пока еще. И к некоторым тайнам прикасаться не хотелось от слова «совсем».

Как происходит вселение души в тело? Мгновенно! Раз! И ты уже там. Ошарашенный граф тут же потерял сознание, а незапечатанное письмо так и осталось лежать белым укором на столе. Столкновение же двух энергетических сгустков происходило вообще на таком тонком плане, что заметить и описать словами происходящее было практически невозможно. Я попытаюсь, и попрошу простить за невольное косноязычие.

Душа Келлера: «Ты что это как это?»

Душа Брюса: «Что… Ваше Сиятельство, охренели малость?»

Душа Келлера: «Да ты кто такое? Б…ь!»

Душа Брюса: «Я не это самое, а теперяшний владелец этого тела».

Душа Келлера: «Чего – чего???»

Душа Брюса: «Того. Разрешите представиться. Якоб Брюс. Тот самый. Сподвижник Петра Великого, маг и чернокнижник.»

Душа Келлера: «Душонка рваная! Пшёл вон отсюдова!»

Душа Брюса: «Ничего у тебя не выйдет, граф, твою мать, и не пытайся меня выкинуть. Я тебя сильнее. Сам выкинуть могу.»

Душа Келлера: «Так чего не выкинешь? Выкинул и владей себе на здоровье.»

Душа Брюса: «На здоровье не получится, скоро тебя, граф расстреляют.»

Душа Келлера: «Кто? Контрразведка? Так у нас смертную казнь царь не одобряет[4].»

Душа Брюса: «Царя отравили. Он умер. Недавно. Скоро узнают. Тогда и начнется.»

Шотландец цедил слова, бросаясь отрывистыми короткими фразами, как будто соображая, что можно сообщать графу, а что не стоит.

Душа Брюса: «Ты, граф, умён. Ты мне нужен. Ибо знаний у меня много. А вот воинских умений, современных воинских умений кот наплакал. И я предлагаю нам сотрудничать, ибо одному тебе это страшное время не пережить.»

Душа Келлера: «Что ты имеешь ввиду?»

Душа Брюса: «Страшный народный бунт, перед которой Великая Французская революция будет смотреться недоразумением. Ибо погибнут миллионы русских людей в братоубийственной войне. Ты хочешь этого?»

Душа Келлера: «Нет, но делать-то что?»

Душа Брюса: «В Михаила Александровича вселилась душа Петра Великого. Помочь ему надобно.»

Душа Келлера: «Как это?»

Душа Брюса: «Примерно, как и в тебя. Так что вместо вечно сомневающегося Михаила мы получим…»

Душа Келлера: «Мать твою, Брюс! Ну и закрутил ты! Во, сволота шотландская!»

Душа Брюса: «но-но-но! Сволотой шотландской меня только государь Пётр Алексеевич именовать имеет право. Тебе это не по чину!»

Душа Келлера: «Это я понял… А делать то нам что? Ты у меня из головы не выберешься, это точно.»

Душа Брюса: «Граф. Есть такая работа, Родину защищать! Вот ею и займёмся!»

Душа Келлера: «Тоже мне новость. Только этим и занимаюсь.»

Душа Брюса: «Плоховато занимаешься, Твоё Сиятельство. Раз революцию и переворот государственный пропустил.»

Душа Келлера: «Ладно, тут ты прав. Так что делать будем?»

Душа Брюса: «Остаётся одно – слиться. Стать единым целым. Графом и принцем одновременно. Это для пользы дела. Да и не хочу я твою личность уничтожать, не по-божески это…»

Тут наступила пауза. Длилась она долгие тысячные доли секунды, ибо время для эфирного тела значения не имеет, а мыслительные процессы протекают по нашим меркам мгновенно, посему такую паузу можно считать периодом весьма долгого раздумья. Предлагая слияние душ Якоб хорошо понимал, что уничтожение души Келлера может серьезно отразится на его психическом состоянии, тело могло просто сойти с ума. И внедрение было бы провальным. Учитывая, какие ставки сделаны в этой игре: судьба империи на кону! Так что шотландец выбрал самый мягкий и надёжный вариант, будучи в уверенности, что Пётр будет действовать по-другому. Так тут и масштаб личности таково, что умопомешательства ему опасаться не стоит. Сам немного буйно помешанный. То ли немного буйно, то ли немного помешанный…

Душа Келлера: «А это больно будет?».

Душа Брюса: «Граф, тебе ли к боли привыкать? Будет очень больно! Ибо с душевной болью мало что сравниться может. А потому ты сейчас чуток на пол упадешь, чтобы натуральнее выглядело. На счёт три приступим! Готов?»

Душа Келлера: «Готов.»

Душа Брюса: «Три!»

[1] В РИ они погибнут вместе, расстрелянные петлюровцами у Святой Софии.

[2] Фраза принадлежит Великому Кормчему Мао Дзе Дуну.

[3] Сволочами называли людей, которых Пётр Первый стаскивал (сволакивал) на строительство Петербурга. Смертность среди крестьян была жуткая, поэтому слово приобрело столь негативный оттенок). Но точно так же Пётр сволакивал со всей Европы людей образованных в Россию, среди этих сволочей оказался и потомок шотландских королей Якоб Брюс.

[4] Тут граф неправ. Царь одобрял даже расстрелы без суда и следствия.

Глава восьмая

Вдовствующая императрица берет все в свои руки

Глава восьмая

В которой вдовствующая императрица берет всё в свои руки

Петроград. Зимний дворец. Покои вдовствующей императрицы Марии Фёдоровны

23 февраля 1917 года

Женщины живут дольше мужчин, особенно вдовы.

(Жорж Клемансо)

Вдовствующая императрица Мария Фёдоровна, она же датская принцесса Мария София Фредерика Дагмар, была женщиной властной. При жизни она настолько умело капала на мозг своему мужу, что тот вынужден был искать спасение от ее вечного жужжания на дне стакана с крепким алкоголем. Вообще-то миниатюрная датская принцесса и богатырского росту, и весу российский император были парочкой несколько несуразной. Дети у них получились какими-то усредненными. Ни в богатырскую стать Александра, ни совсем миниатюрные, как датчанка. Недаром ее упрекнул покойный муж, глядя на наследника Николая: «Какую породу испортила!» и чуть-чуть подумав, добавил: «Дура!».

(Императрица Мария Федоровна в 1898 году, на портрете ее автограф)

Довольно ранняя смерть супруга, которым Дагмар всё-таки крутила, как хотела и могла, подкосила ее властные амбиции. Но больше всего ее позиции были подорваны появлением во дворце «Гессенской мухи» – Алисы, которая при крещении стала Александрой Фёдоровной. И вот эта женщина наложила свою железную руку на молодого императора и находилась в постоянных контрах с вдовствующей государыней Марией Фёдоровной.

Многие считали ее двор некой альтернативой двору императорскому, вокруг императрицы концентрировались люди, недовольные правлением Николая Александровича, но это была оппозиция весьма умеренная, которая не ставила своей целью смену строя в стране, максимум их намерений ограничивался удалением Гессенской мухи со двора: не способная подарить императору наследника, принцесса Алиса имела весьма уязвимые позиции. Рождение цесаревича Алексея стало серьезным ударом по амбициям Дагмар. Правда. когда выяснилось о неизлечимой болезни младенца – гемофилии, при которой кровь не сворачивалась и малейшая рана могла стать смертельной, позиции вдовы Александра Александровича стали прочнее. Если говорить об весьма разросшейся семье Романовых, Мария Фёдоровна стала неофициальным главой императорской фамилии, решая много вопросов исключительно семейного толка. И по многим вопросам частенько с сыном Николаем спорила и не соглашалась. Но император всегда поступал по-своему (как подозревала вдовствующая государыня, его позиция была отражением мнения дражайшей Алисы).

Поэтому нет ничего удивительного, что именно её в час ночи ее разбудили весьма важные персоны, не принять которых она не могла. Быстро приведя себя в порядок, Дагмара вышла навстречу внезапным визитёрам. Делегация возглавлял министр внутренних дел Александр Дмитриевич Протопопов, личность неоднозначная, как бы сказали сейчас, компромиссная. Будучи известным либеральным думским деятелем, оказавшись в роли министра внутренних дел, он попал в ситуацию «свой среди чужих, чужой среди своих». Бывшие соратники-думцы от него отвернулись и всячески его начинаниям мешали. Для государя и семьи императора своим человеком он так и не стал: ему откровенно не доверяли, считали слишком мягким и непоследовательным руководителем. При этом он был человеком неглупым, но… растерянным. Кроме того, на Протопопова влияли важные масоны, с которыми он поддерживал связь на протяжении долгого времени. В общем, фигура министра казалась сомнительной всем, кроме покойного ныне Николая Александровича. Сопровождавший министра внутренних дел начальник Петроградского охранного отделения Константин Иванович Глобачёв удивления вдовствующей императрицы не вызывал, а вот наличие в этом небольшом коллективе командующего войсками Петроградского военного округа, генерал-лейтенанта Сергея Семёновича Хабалова было несколько странным.

– Господа, чем вызван ваш визит в столь неурочное время? –тон императрицы был достаточно сух, чтобы показать неудовольство таким положением дел.

– Увы, Ваше Императорское Величество, только обстоятельства чрезвычайного свойства заставили нас побеспокоить Ваше Величество.

– Оставьте, Александр Дмитриевич, это титулования только мешают делу. Что случилось?

– Сегодня мы были вызваны на срочную аудиенцию к государю, Николаю Александровичу. Перед отъездом в ставку он хотел убедиться, что ситуация в столице находится под контролем. – начал говорить Протопопов.

– А она находится под контролем? – удивленно спросила государыня.

– Несомненно, государыня! Личности, готовившие вооруженное выступление нами арестованы, угрозы революции нет. – министр внутренних дел постарался придать своему голосу как можно больше убедительности. На самом деле это было не совсем правдой. Лично министр противился задержанию революционеров, и заслуга в предотвращении кровавых событий принадлежала присутствовавшему тут Глобачёву. При этих словах министра тот поморщился. Это не ушло от внимания вдовствующей императрицы.

– А у меня несколько иные сведения, Александр Дмитриевич, что скажите по этому поводу, Константин Иванович? – при этих словах императрицы Протопопов напрягся, а вот Глобачёву это обращение через голову его непосредственного начальства пришлось по душе.

– Считаю, что господин министр несколько заблуждается в своих выводах. Уже вчера вечером и сегодня ночью в рабочих районах произошли погромы хлебных лавок. Неизвестные личности возбуждают толпы, говоря о наступающем голоде. Во многих лавках нет ни хлеба ни муки. Ситуация весьма близка к катастрофической.

– В чём причины этой ситуации? Насколько я знаю, хлеб поступает в столицу в достаточном количестве.

– Поступал, государыня! И продолжает поступать. Но спекулянты, торговцы хлебом, предпочитают его придержать, дабы поднять цены на хлеб.

– Они идиоты? Или делают это специально? Великая Французская революция тоже началась как ответ на действия хлебных спекулянтов. Господа. требую принять немедленные меры по исправлению ситуации!

– Сделаем всё, что в наших силах, только… государыня. Проблема у нас намного серьезнее.

– Простите, господа, что перебила вас. Слушаю.

– Государыня, крепитесь. Мы вошли в кабинет Николая Александровича и нашли его мертвым.

– Что??? – ноги вдовствующей императрицы ослабли, в обморок она не упала, но вынуждена была опустить на стул, который так удачно стоял за ее спиной.

– Как это? – смогла она еще выдавить из себя.

– Следов насильственной смерти мы не обнаружили, но исключить, например, яд невозможно. Я вызвал в Зимний своих лучших следователей, Константин Иванович вызвал отряд, который перекроет все подходы к Зимнему на время следствия. Данные о смерти императора мы предпочти до разговора с вами засекретить. Сергей Семёнович отдал приказ о приведении верных частей гарнизона в боевой порядок.

– Минуту, господа, дайте мне минуту…

(Государыня Мария Фёдоровна с детьми)

Государыню душили слезы, но показать слабость перед ее поданными она не могла. Мария Фёдоровна вышла в туалетную комнату, где дала волю слезам. Она подарила супругу шестерых детей, четверо из них были мальчики. Из ее детей в порядке были только девочки: Ксения вышла замуж за Сандро (Александра Михайловича), довольно близкородственный брак получился. А Ольга заключила брак с герцогом Ольденбургским, правда, назвать этот союз удачным нельзя было. В пятнадцатом году она вышла замуж второй раз за помещика Николая Куликовского. А вот с мальчиками было всё сложнее: Александр умер, когда ему еще не исполнилось и года, от туберкулеза слишком рано скончался Георгий, подававший большие надежды. Михаил отличался весьма своенравным характером и старался всеми силами избежать царского венца, хотя Николай и хотел передать трон ему. Гессенская муха помешала. А был бы неплохой вариант. И вот теперь нет и Николая. И сразу возникает вопрос: «КТО?». Официально на трон должен взойти малолетний Алексей, сын Николая Второго. Но тут же вопрос стоит о регентстве. Хотя, о регентстве ли? Мальчик больной гемофилией вряд ли доживёт до совершеннолетия, поэтому потомству Николая пути на трон нет. И отдавать царство в руки кого-то из братьев Александра Александровича вдовствующая императрица не собиралась. Как и не собиралась оставить у власти Алису, которая теперь именовалась Александрой Фёдоровной, а, по сути своей, оставалась британской принцессой, так и не став русской государыней.

Дав себе пару минут на слезы, Мария Фёдоровна быстро привела себя в порядок и вышла к ожидающем ее государственным деятелям.

– Господа, ситуация чрезвычайная! Ваши меры по соблюдению секретности ситуации полностью одобряю! Более того. настаиваю на том, чтобы эти меры еще более ужесточили. Ни одного слова в прессу проникнуть не должно! Я немедленно соберу семейный совет, на котором мы определимся с наследованием престола. Ситуация со здоровьем цесаревича Алексея весьма сложная, поэтому прошу вас хранить тайну, в том числе и от Гатчины. И постарайтесь способствовать сохранению спокойствия в столице. Особенно обратите внимание на жесточайшие меры по обеспечению столицы хлебом!

– Сделаем всё, что в наших силах, государыня! – заверил вдовствующую императрицу Протопопов.

– Я советую вам сделать больше того, что в ваших силах, господа!

На этом высочайшая аудиенция была окончена.

Глава девятая

Господа заговорщики испытывают чувство неопределенности

Глава девятая

В которой господа заговорщики испытывают чувство неопределенности

Петроград. Квартира князя Львова.

23 февраля 1917 года

Выбор – это разрешение неопределенности, путем принятия решения в условиях, где присутствует несколько различных вариантов

(Алексей Христинин)

Георгий Евгеньевич Львов, князь, и далекий потомок славного Рюрика, пребывал в странном состоянии. Всё было оговорено. План свержения власти ненавистного императора, который оказался тряпкой, а не государем, был окончательно готов, в него вовлечены не только думские деятели и богатейшие люди государства Российского, но и высшее армейское руководство. О! Среди военных тех, кто готов руку отдать, но голову императору-подкаблучнику снести, оказалось такое превеликое множество, что оставалось только удивляться, как это еще войска сами не взяли судьбу государства на свои штыки. Сегодня государь должен был отбыть в ставку, в Могилёв. И сегодня же по столице должна была прокатится тщательно подготовленная волна погромов и беспорядков. Хлебные спекулянты по убедительной рекомендации думского руководства припрятали зерно, создавая ажиотажный спрос и повышая тем самым цены на хлеб. И в это время правительство Николая не делало ничего для исправления положения в столице. Государь слишком отвлёкся на болезнь дочери (из-за которой государыня осталась с детьми в Гатчине), и только настоятельные телеграммы главкома Алексеева заставили его оторваться от семейных дел и вернуться к управлению державой.

Но вот дальше произошло нечто неладное… И как это понимать? Львов был в растерянности. Государь прибыл в Зимний, куда вызвал для доклада министра внутренних дел с помощниками… и никуда не поехал. Что это? Неужели крайне осторожный господин Протопопов рискнул, взял на себя ответственность и доложил царю о готовившемся перевороте. В то, что следаки охранки не были в курсе надвигающихся событий, Георгий Евгеньевич никоим образом не верил. О заговоре знали многие, поскольку он был, так сказать, «на злобу дня» принят всем обществом государства Российского. Подозревали намного же больше, даже молочницы с Выборгской стороны могли сказать, что готовится устранение природного царя. И Протопопов знал… но не считал должным что-то предпринимать. Тут, с назначением Николай Александрович Романов откровенно опростоволосился[1].

(князь Львов – депутат Государственной Думы)

То, что события пошли не по плану вносило в заговор весьма неприятные коррективы. Необходимо реагировать на изменяющуюся обстановку, но перед этим надо сообразить, каким образом эта обстановка переменилась. А вот с достоверной информацией (что оказалось неожиданностью) было весьма туго.

И тут раздался звонок, а через несколько секунд в кабинете князя возник взъерошенный, похожий на вытащенного на берег со дна морского ежа Александр Иванович Гучков – главный вдохновитель заговора против императора Николая. Надо сказать, что свержение монарха, но не монархии – было личной целью председателя Государственной Думы, его, можно сказать, идеей-фикс. Особенно нашего думца раздражала англичанка-императрица. И тряпка – ее муж. Слишком тихий, слишком трусливый, слишком семейный, он казался прямой противоположностью громогласному, чересчур активному задире-Гучкову. Со Львовым они тоже составляли весьма странный политический дуэт. Львов казался уравновешенным, чрезмерно осторожным, что и стало тем фактором, что вывело его к вершинам власти. Решительный и слишком авантюрный его визави тоже одно время претендовал на роль главы «ответственного» министерства, где под ответственностью имелось ввиду, что господа министры будут подотчетны и отвечать только перед Думой, влияние же императора на правительство, таким образом, исключалось. Полностью исключалось. Дума хотела сесть на финансовые потоки и управлять государственной казной, а для этого надо было убрать из уравнения Аликс. Императрица так просто контроль за финансами не отдаст, в смысле не даст супругу выпустить этот важнейший рычаг власти, а сейчас именно он стоял на кону. Увы, но сами не понимая, что они делают, богатейшие нувориши России ставили на кон существование государства. Да, так далеко их планы не шли. Но кто вам сказал, что всё должно совершаться по планам, а не им вопреки? Как говорил кто-то из великих, диспозиция существует до первого выстрела в битве. И это правда!

(Александр Иванович Гучков, фото 1915 года)

– Дорогой Александр Иванович! Вам что-то удалось выяснить? Ситуация как-то стала несколько неуютной, не находите ли? – обратился Львов к ворвавшемуся в его кабинет главе Государственной Думы.

– Да нахожу ли я, уважаемый Георгий Евгеньевич? Я впервые не могу найти даже намека на суть происходящих событий. Вот те немногие факты, что удалось мне собрать, извините, если я скажу что-то, что вам уже известно… – в ответ хозяин кабинета только пожал плечами. В любом случае, сейчас даже крохи информации могли сыграть решающее значения для принятия какого-то решения. Гучков же продолжил:

– Первое: государь вызвал в Зимний Протопопова, Глобачёва и Хабалова. Несомненно, хотел убедиться в том, что во время его поездки в Могилёв семейству в Гатчине ничего угрожать не будет. Второе: примерно через час после приезда сих господ на аудиенцию к государю, Зимний был оцеплен. Причём что-то выяснить, ни у кого не представляется возможным. Из дворца никому хода нет. Третье: во дворец были вызваны следователи и врачи. В том числе лейб-медик императорской семьи, доктор Боткин[2]. Четвёртое: известно, что срочным образом во дворец созываются члены императорской фамилии. Но никто из них не знает по какому поводу. Факт, что позвали только тех, кто может достаточно быстро прибыть.

Будучи в состоянии высочайшего нервного возбуждения, Гучков говорил короткими рублеными фразами. Такой стиль беседы можно было бы назвать телеграфным, но я бы применил всё-таки термин лаконичным.

– И что из этого следует, Георгий Евгееньевич? – закончил он изложение того немногого, что удалось ему выяснить Львову.

– А из Могилёва есть новости?

– Алексеев сообщил, что получил странную телеграмму от вдовствующей императрицы. Дословно: «Приезд государя откладывается».

– Кратко.

– На звонок Алексеева в Зимний посоветовали перезвонить утром.

Львов задумался.

– Александр Иванович, это весьма похоже на внезапную болезнь государя, иначе зачем приглашать Боткина во дворец? Причем болезнь весьма серьезную, ибо созыв членов императорской семьи… Но, с другой стороны. Вы говорите, что во дворец пригласили и господ из охранного отделения. Тогда более похоже не покушение на жизнь государя… И что нам делать в этом случае? А если Николай уже умер? Тогда нам надо все наши планы перекраивать…

– К чертям собачьим! Нашли еще мне повод что-то менять! Если, Слава тебе, Господи, и прибрал ты к рукам своим душу негодного императора, то тем более мы обязаны продавить срочное назначение ответственного министерства и назначение Михаила Александровича регентом при Алексее Николаевиче.

– Нам надо собраться и обсудить… – начал предлагать осторожный князь Львов.

– К чертям собачьим! Собраться мы должны! И представительной делегацией двинутся в вдовствующей императрице, раз именно она стала держать нити власти в своих руках. И продавить наши требования! Думаю, она тоже хотела бы видеть при власти Михаила, даже его на троне. Можно предложить ей убрать из закона о престолонаследии это требование брака с равными по положению, то есть иностранными принцессами. Вот, первый император, Пётр Алексеевич кого на трон с собой рядом посадил! И ничего, утёрлись!

Упоминая Петра Первого, Гучков даже не подозревал, насколько тот быстро приближается к Петрограду.

[1] Роль Протопопова в событиях Февральской революции выглядит для современных (и не только) историков весьма неоднозначной. Многие считают, что именно его «несколько отстраненная» позиция позволила государственному перевороту (которым, несомненно, события февраля семнадцатого года являлись) совершиться.

[2] Речь идёт о сыне Сергея Петровича Боткина, Евгении Сергеевиче. В РИ расстрелян вместе с семьей императора.

Глава десятая

Появляются новые действующие лица

Глава десятая

В которой появляются новые действующие лица

Окрестности Петрограда. Деревня Купчино.

23 февраля 1917 года

Когда уходят герои, на арену выходят клоуны

(Генрих Гейне)

Авто, пофыркивая, остановилось у неприметного дома на окраине деревни Купчино. Покосившиеся домишки, уныло смотрели на зимнее безобразие, творившееся на дороге, где замерзшую грязь то и дело разбивали то колёса машин, то копыта коней. Деревня затихла. Казалось, что тут нет никого и ничего. Было три часа пополудни, в этих широтах уже начинало смеркаться. Не самое лучшее время для прогулок на авто.

– Николай Степанович, вы уверены, что нам именно сюда, а не в Романово, например? – поинтересовался человек в тёплой шинели с генеральскими эполетами. Это был Пётр Иванович Аверьянов, главный человек в императорской службе разведки и контрразведки, которую учредили при Главном управлении Генерального штаба.

– Никак нет, Ваше Превосходительство… простите, забылся, Пётр Иванович. Записка от великого князя указывала именно на Купчино, без каких-то иносказаний. – ответил генерал-майор Батюшин, к которому обратился его непосредственный начальник.

– Странно это, господа! – третий пассажир авто, генерал-майор Николай Михайлович Потапов наморщил лоб, как будто пытался разгадать Великую теорему Ферма. – Хочу заметить, что во дворце происходит что-то неладное. И впервые никто из нас, военных, не в курсе происходящего. Кроме того, что некоторые части гарнизона приведены в полную боевую готовность, никаких новостей. И тут эта записка. И почему именно вам, Николай Степанович?

– Так я имел честь иметь в подчинении Михаила Александровича, почерк его хорошо знаю, да и вестового тоже узнал. Тут никакой интриги, кроме желания самого великого князя нас увидеть, нет.

– То-то и оно! – поднял указательный палец вверх Аверьянов. И потом уже водителю: – Степан, кати потихоньку. Но будь готов дать газу!

– Слушаюсь, Ваше Превосходительство! – раздался уставной ответ с водительского сидения, которое занимал могучих статей унтер.

Как только делегация миновала первые две хаты, из-за плетня третьей поднялся невысокий человек в бурке, который сумел остаться незамеченным даже в таком унылом и голом месте. Он внимательно посмотрел на машину, окинул взглядом пассажиров, кивнул себе головой и произнёс:

– Второй дом слева, вас ждут.

Повернув в неприметный переулок и еле-еле протиснувшись по нему, машина притормозила у второго дома. По-видимому, принадлежавшему местному старосте. Ибо был и дом, и подворье чуть поболее остальных, места хватило на десяток лошадей, а вокруг внезапно появились еще десятка полтора охранников самого свирепого вида. Сельчан, видно, не было. А вот невдалеке стоял грубо замаскированный снопами соломы броневик. Стало ясно, что прибыли куда надо. Молодой ротмистр (вот оно, влияние военного времени) встречал прибывших посетителей.

– Ваши Превосходительства! Прошу в дом!

Господа последовали, чтобы натолкнуться в горнице на заседание импровизированного штаба. Во главе стола сидел великий князь Михаил Александрович, рядом с ним расположился генерал Келлер, а еще рядом начальники дивизий и штабные офицеры Первой Конной армии, существующей пока еще на бумаге, но, тем не менее, существующей, чёрт бы их всех побрал! На столе разложен большой план Петрограда, на котором были довольно грубо обозначены части гарнизона и наиболее важные пункты города. Всего их насчитывалось добрая дюжина командиров чином не ниже полковника. А тут еще три столичных генерала пожаловали. Надо сказать, что выбор именно этих офицеров Генерального штаба был не случаен. Они отличались тем, что настроения их значились как патриотичные и ни к каким группировкам, зависимым от зарубежных «инвесторов», они не относились. Редкая в государстве Российском порода – государственники. Издавна российская элита на кого-то там ориентировалась: Австро-Венгрию, Францию, Германию, Великобританию, на удой конец, Польшу. А вот людей, которые думали исключительно от пользе для своего Отечества, при власти всегда оказывалось кот наплакал. Причина тому не только элементарная коррупция, нет, есть еще какое-то экзистенциальное преклонение перед Западом, заложенное ещё Петром Великим. Сам Пётр наблюдал за сим действом, пребывая в теле Михаила, с которым ему удалось освоиться намного проще нежели с телом брата Николая. Что тому причина? Воля. При всех своих особенностях характера силой душевной, подобной Петру, Михаил не обладал. А потому уступил управление телом, как только почувствовал волю сильнейшего из императоров, империю и создавшего. Такую вот, не самую удачную империю, но всё-таки лучшее, что мог создать на то время. Пётр ультимативно сообщил ему, что будет вызывать в некоторых моментах своего бытия, особенно, если столкнется с чем-то или кем-то, что ему незнакомо и к чему он не готов. И Михаил с каким-то даже облегчением согласился на такой расклад.

Удивительное дело! Из сыновей Александра Александровича никто не хотел бремени власти, даже Николай тяготился ею и постоянно вынашивал планы посадить на трон кого-то вместо себя. И только железная воля Алисы Гессенской удерживала этого мямлю на престоле.

Михаил (Пётр) нервничал, он вновь закурил глиняную трубку, чем серьезно дивил своих подчиненных. В любви к трубкам он замечен не был. И такой странный выбор. Когда на выбор есть трубки из драгоценных пород дерева, или вереска, а тут глиняная, как у известного предка. Впрочем, с Петром Алексеевичем никто Михаила не сравнивал, даже его подчиненные понимали, что это фигуры разного масштаба. И зря! Генерал Келлер, заметив вошедших, тут же постучал другой трубкой (из дерева) по столу и объявил:

– Господа! Теперь все собрались. Прошу вас выслушать важнейшее известие. После чего обсудить возникшие перспективы.

Тут же, благодаря воинской дисциплине, в комнате установилась относительная тишина. Генерал продолжил:

– Государь Николай Александрович этой ночью скончались. Мы подозреваем отравление. Нами арестован подозреваемый в этом гнусном преступлении. Сейчас с ним работают лучшие дознаватели из нашей разведки. Уверен, что вскоре мы будем знать, по чьему наущению было совершено сие богопротивное злодеяние, и кто стоит за убийцею.

Келлер (точнее, Брюс) сделал паузу. Шум в комнате сразу же затих.

– Смерть государя вызовет, несомненно, кризис власти, ибо сейчас существуют множество группировок, которые захотят сию власть захватить. Единственный наследник государя, царевич Алексей, раскрою вам государственную тайну с позволения Его Императорского Высочества, Михаила Александровича, неизлечимо болен гемофилией, сиречь несворачиваемостью крови, болезнью, которой наградила его гессенская принцесса. Привет и проклятие от королевы Виктории Британской.

В комнате поднялся шум. Многие слышали слухи про болезнь наследника, но правящей фамилией это тщательно скрывалось. Только слухи и ничего кроме слухов! А тут подтверждение их, да еще из столь авторитетного источника!

– По закону о престолонаследии до совершеннолетия Алексея править должен регент или регентский совет. И вот тут возникают возможности для подковёрной борьбы! Как вы понимаете, присутствующий тут великий князь Михаил Александрович, как старший из детей покойного императора Александра Александровича, имеет неоспоримый приоритет в регентстве. Однако, есть, как минимум, две женщины, которые захотят регентствовать: вдовствующая императрица Александра Фёдоровна и ставшая внезапно вдовой, Алиса Гессенская. Кроме них нельзя сбрасывать со счетов других Романовых: Владимировичей, Николаевичей, Михайловичей. Они-то самостоятельно на регентство претендовать не будут, но объединившись в совет вполне станут чувствовать себя силой, а амбиции управлять государством они не растеряли!

– Бабам власть давать нельзя! Не зря Павел Петрович внёс сей пункт в закон о престолонаследии! – внезапно отчётливо и громко высказался князь Багратион. Присутствовавшие тут командиры Дикой дивизии дружно и согласно закивали. Для них такое заявление вполне себе укладывалось в парадигму их психотипов: женщине место на кухне и в постели! И ничего более того! Кто-то мог бы возразить, что правление Елизаветы и Екатерины не были таким уж и плохими, последнюю вообще величали Великой. Но в ЭТОЙ комнате таких дураков не нашлось.