Текст книги "Возвращение в Петроград (СИ)"

Автор книги: Влад Тарханов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 14 страниц)

– Это несмотря на то, что мы отпустили треть солдат Западного и Северного в отпуска? – выпустив клуб дыма из любимой им глиняной трубки (этот экземпляр для регента доставили из запасников Эрмитажа, утверждали, что этот экземпляр курил сам Пётр Великий) уточнил Пётр у своего верного соратника.

– Совершенно, верно, мин херц. При этом ревизия складов Южного фронта показала то, что поступающее для наступления продовольствие весьма низкого качества. Пришлось принимать экстренные меры. Для начала мы поменяли всех ответственных за снабжение Южного фронта.

– Сколько? – представляя, что сейчас услышит, уточнил еще раз Пётр.

– Трибуналы приговорили к повешению шестнадцать человек, из них троим разрешили заменить на расстрел. Помиловать я никого не решился, слишком уж нагло воровали, мин херц. Тридцать два разжалованы и лишены дворянства, отправлены в штрафные роты, воевать, а не отсиживаться в тылу. Еще сорок три человека понижены в званиях и на них наложены штрафы. Так что снабжением всего Южного фронта сейчас ведает человек в звании капитана. Впрочем, всех интендантов менять не стал: сие опасно, пока новые люди во всем разберутся…

– Что еще?

– Понимаешь, мин херц, совсем воровство интендантов прекратить невозможно. Будут все равно красть, ибо такова суть человеческая. – Брюс тяжело вздохнул. – Посему до каждого доведено, кому сколько можно получить в виде неофициального премирования.

– Сколько? – заинтересовался Пётр, который помнил, сколько прилипало к шаловливым ручкам Меншикова.

– Максимум пять процентов, мин херц. Украдут больше – сразу же петля. Без приговора трибунала. А уж ревизоров я выдрессировал. Они у меня из окопников и интендантов ненавидят как класс. Так что и заметят, и сообщат куда следует. Труднее всего на флоте, герр Питер. Там круговая порука, которую так просто не проломить.

– Это уже я понял, ты и не старайся. Флотом займусь лично. Есть кое-какой опыт.

Тут Петр намекал не только на недавние события с бунтом Кронштадта, но и на опыт флотского строительства. Ишь, взяли моду, проигрывать морские сражения одно за другим!

Надо сказать, что регента в докладе генерала Келлера интересовало буквально всё: как сейчас организовано снабжение Южного фронта, что творится на Кавказском фронте и особенно, в Персидской армии (так переименовали кавалерийский корпус, который действовал в этом направлении, усилив его артиллерией и пехотными частями). «Замирение» Персии казалось Петру задачей номер один. Ибо, если Проливы и контроль за ними – это еще тот вопрос, дадут ли за них уцепиться, не начнется ли из-за них новой коалиционной войны, то Северные провинции соседа давно контролируются русскими частями и вопрос состоит только в том, как выйти к морским берегам и крепко стать там, «конно, людно и оружно»[1].

– В общем так. друг мой любезный, – обратился Пётр к Брюсу, когда тот закончил доклад. – контроль за ситуацией со снабжением по-прежнему на тебе.

– Мин херц, хочу попросить тебя уделить одному вопросу немного времени.

– Что именно, говори. Знаю, по ерунде меня не беспокоишь. – Пётр настороженно зыркнул на собеседника.

– Надо бы тебе поговорить с купцами, особливо староверами. Как я и говорил, ситуация с выполнением военных заказов из рук вон плохо. В четырнадцатом именно староверы протолкнули через Думу реквизицию промышленных предприятий, принадлежащих немцам, не только подданным Германской империи, но и нашим, русским немцам. Заодно выгнали управленцев и мастеров из тех же германцев. К своим жадным рукам-то прибрали, а вот рабочих и мастеров не хватает. Военные заказы постоянно срываются. Надо их приструнить. А кому, как не тебе, государь?

Пётр с трудом подавил внезапно вспыхнувший приступ гнева – речь Брюса всколыхнула старые счеты со старообрядцами, которые были самые последовательные и упорные враги его царской власти. Возникло снова желание сносить головы… Которое пришлось в себе давить. Не мог он себе такого сейчас позволить. Жандармы только сейчас заканчивали распутывать клубок заговора думцев, к которому прилепились не только масоны, но и старообрядцы, генералы и дипломаты союзников. И до сего времени, как начнут работать военные трибуналы, трогать промышленников без особых оснований не следовало. Всему свое время.

– Назначу им совещание на ближайший понедельник. Сей день особо тяжелый. Вот, на своей шкуре сие и почувствуют.

Выжатый после разговора с регентом, словно лимон, Брюс вышел в приемную, где никого, кроме дежурного адъютанта Михаила Александровича не было. Жестом Брюс попросил прикурить, полковник Альтман спокойно открыл ящичек с сигарами, который и держали для посетителей, помог гильотинкой убрать кончик оной. Генерал с удовольствием затянулся, вдыхая ароматный дым. При государе как-то было не до курева. Дий Фёдорович стал адъютантом регента весьма странным и случайным образом. После очередного ранения, будучи старшим офицером 7-го гренадерского Самогитского генерал-адъютанта графа Тотлебена полка, подполковник Альтман явился в кадровое отделение Генштаба, где просил направить его в тот же полк. Ему же предлагали возглавить с повышением Московский 8-й гренадерский полк. Случай же состоял в том, что разговор этого офицера с кадровиком слышал регент, непонятно чего в том управлении забывший. Дий Фёдорович Петру показался, и регент сходу предложил ему адъютантскую должность сразу же с повышением в полковники. Так регент обзавелся весьма толковым адъютантом, о храбрости и преданности которого говорили и награды оного[2].

– Скажите, Ваше высокопревосходительство, – обратился Альтман к Келлеру, – я вот слышал, что вы иногда называете Его императорское величество «мин херц», но так, кажется, обращались только к Петру Великому.

И вот тут Брюс почувствовал, что Пётр, как никогда близок к провалу. А если эту странность заметил не только адъютант регента? Надо всё-таки следить за языком получше. А сейчас необходимо как-то выкручиваться, благо, на выдумку Брюс всегда был хорош. Вот и брякнул, почти не делая паузы:

– В один из дней я заметил, что, став регентом, Михаил Александрович знатно так переменился. Мне даже показалось, что в него вселился дух его знаменитого предка, Петра Великого. Вот как-то в шутку и обратился к нему «мин херц», а Михаилу Александровичу шутка сия показалась удачной, я как-то его даже герр Питер обозвал, так за это получил нахлобучку, а вот когда обращаюсь «мин херц», он только улыбается.

Докурив, Брюс быстрым шагом покинул приемную регента, адъютант Альтман сопровождал его легкой улыбкой, а вот самому Брюсу было как-то не до улыбок.

[1] Вообще-то эта фраза на Руси означала требование к дворянам прибыть на военный смотр: на лошадях, с боевыми холопами и запасами продовольствия. Тут Петр использует ее как завуалированный приказ овладеть берегом Персидского залива. А если туда еще и железную дорогу проложить, то необходимость в контроле за Босфором вообще отпадает.

[2] Кроме Георгиевского оружия, на груди Альмана красовались ордена Анны 2-й степени с мечами, Станислава 2-й степени с мечами, Владимира 4-й степени с мечами и бантом, а учитывая, что получить их минуя низшие степени было практически невозможно, иконостас внушал!

Глава тридцать восьмая

Регенту Михаилу выносят приговор

Глава тридцать восьмая

В которой регенту Михаилу выносят приговор

Франция. Новая Аквитания. Жиронда. Ла-Бред.

14 июля 1917 года

Небольшой городок Ла-Бред в Аквитании насчитывал не более тысячи жителей. По-французски такие крошечные городки называются не «ville» (город), а «village» (деревня), местечко ничем не примечательное, местность тут винодельческая, именно в этой области Ротшильды прикупили несколько крупных виноградников, став одними из крупнейших производителей вина во Франции. Особенно много лафита уходило в Россию, где даже появились специальные узкие бокалы – лафитники, как раз для этого довольно приятного напитка. Городок сей был известен только своим древним замком, в котором, в свое время, родился знаменитый философ и писатель Монтескье.

(замок Ла-Бред, современный вид)

Время не пощадило старинное шато[1], но владельцы его кое-как приводили в божеский вид, хотя из-за войны их финансовое положение стало весьма плачевным. Отказать же своим кредиторам и «большим друзьям» во временной аренде помещения для небольшого отдыха после охоты в соседних лесах казалось как-то невежливо. Один из гостей прибыл с небольшой охраной, которая сразу же выставила всю обслугу из замка (любезные хозяева заблаговременно временно переехали в Бордо). Так что вскоре встрече этих трех господ никто не мешал.

В большом каминном зале, который в рыцарские времена служил для совместных пиров местной знати, на сей раз было малолюдно. В довольно удобных креслах, видавших середину прошлого века, расположились всего трое. В замке было ощутимо сыро и прохладно: издержки средневековой архитектуры. Несмотря на летнюю погоду, камин горел, гости расположились напротив огня, вокруг небольшого столика, уставленного напитками и коробками с сигарами. За окном начинался дождь, причём всё говорило о том, что может начаться настоящая гроза. А если еще и бил град, то местные виноделы вспоминали о таком «подарке» небес исключительно сквернословя. Седой мужчина спортивного телосложения, которому на вид казалось около пятидесяти лет, курил кубинскую сигару марки «Ромео и Джульетта», не самая дорогая, но признана знатоками как довольно престижный брэнд с очень качественным продуктом. Но Эдик[2] Ротшильд курил эту сигару в память о том, как на весьма престижных скачках его лошадь проиграла этому выскочке Родригесу, назвавшему свою лошадь Джульеттой и участвовавший в многих самых престижных соревнованиях, своеобразная рекламная акция сигарного бренда. Спортсмен и игрок в поло свою лучшую кобылу вынужден был после этого отправить на покой, ибо не мог ее больше видеть. Слишком много проиграл на тех скачках, нет, не денег. Престижа! С тех пор курил именно этот сорт сигар, это делало его собранным и более злым. Он рассеяно слушал препирательство двух собеседников, которое его не слишком-то волновало, но вот их самих…

– Я не могу понять, Клод, зачем вам было пускать на дно «Марию»? Зачем все эти титаничкские усилия, если русские смогли снять оттуда 130-мм орудия, поставили их на бронепоезда и громили проклятых австрияк! А там, они подъёмом еще и башен главного калибра займутся…

Кипятился бывший начальник 2-го бюро французского Генерального штаба, бригадный генерал Чарльз Жозеф Дюпон.

– Это не мы, Чарльз, думаю, это немцы или австрийцы. Но скорее первые, чем вторые. Они очень обиделись, что у наших союзников появились корабли, которые смогут догнать и пустить на дно их «Гебен». – голос полковника Клода Дэнси[3] был совершенно спокоен. Он потянулся за стаканом со скотчем, в котором плавал одинокий кубик льда, сделал быстрый глоток и продолжил таким же ровным безэмоциональным голосом. – К сожалению, мы, господа, отвлеклись от темы нашего главного разговора. Выяснять кто и что там потопил будем в мемуарах, которые никто никогда не опубликует. Главный наш вопрос, что делать?

– Устранение Николая был не самый удачный ход, господа! Мы рассчитывали, что смерть царя приведёт к революции и мятежам на окраинах империи. Нам не нужна там сильная власть – хаос и отвлечение германской армии на Восточном фронте. К сожалению, Михаил слишком закусил удила. В отличии от других Романовых, у нас нет на него никаких рычагов влияния. Его морганатическую супругу и сына весьма хорошо охраняют. – устало проговорил Ротшильд, которому дискуссия союзников пришлась не по вкусу. Они действительно слишком увлеклись, перемывая друг другу косточки. А еще его не устраивала фигура Дэнси. Да, из-за провалов его службы малозаметный капитан сделал стремительную карьеру и сейчас вошел в состав руководства одной из спецслужб, более того, тут он присутствовал еще и как доверенное лицо премьер-министра, а вот генерал Дюпон, хотя формально и отошел от руководства Вторым отделом, но, фактически. руководил всей разведсетью Франции. Его приемник был весьма невыразительной и мало влиятельной фигурой.

– Вы правы, сэр Эдуард. – полковник применил привычное обращение «сэр», потому что они говорили на английском, которым все трое прекрасно владели. – Михаил стал неуправляем. В результате катастрофа под Камбрэ[4]… Не пойму, как немцы смогли узнать про танки, но у наших штабных возникли подозрения, что враги заранее подготовились отражать именно танковую атаку. На их позициях оказалось очень много мелкокалиберной скорострельной артиллерии, которая подбила большую часть наших машин. Весьма прискорбно, но… если враг полностью воспользуется полученным преимуществом, фронт опять сдвинется к Парижу. И где мы его остановим, кто знает.

– Насколько я понимаю, от наступления на Западном фронте Prince Michael отказался наотрез? – Ротшильд, задумавшись, положил ногу на ногу, после чего продолжил. – Я думаю, что России нужен новый регент, который будет более правильно смотреть на задачи своей армии в этой войне.

– Вы, барон, озвучили предложение, которое буквально висело в воздухе. – мрачно произнес генерал. – Политический курс нового руководства России не устраивает никого из союзников. Немцы спокойно перебрасывают со своего Восточного фронта резервы и пытаются развивать первоначальный успех. Это плохо. И разгром Вены мы допустить не можем.

– Конечно вас, сэр Эдуард, больше беспокоит тот факт, что регент потребовал пересмотреть грабительские, как он выразился, проценты по военным долгам России. При этом намекая, что ваши довоенные инвестиции тоже слишком… высокодоходны, скажем так.

– Конечно, нас это беспокоит. Залазить в карман к Ротшильдам весьма неблагоразумное и опасное для жизни занятие. По какой-то глупой самоуверенности, русские монархи этого не понимают. Тяжелые времена требуют тяжелых решений, господа. – барон был раздражен, что пришлось озвучить свою позицию, обычно, еврейские банкиры делали это намеками и полунамеками, но с этими… дуболомами приходится говорить напрямую, как есть.

– К сожалению, господа, после неудачной попытки переворота наши возможности в России весьма ограничены. Регент дал волю контрразведке и наша агентурная сеть фактически, разгромлена. Насколько я знаю, что резидентура коллег из второго отдела чувствует себя в Петрограде чуть получше. – заметил полковник Дэнси.

– Мы не собираемся задействовать для этого остатки наших агентов влияния. Прежде всего, этому мешает позиция посла, который противится тайным спецоперациям. А во-вторых, Клемансо не в восторге от провалов усилий союзников и не хочет марать руки.

Правда, мы смогли добиться, что Палеолога из Петербурга отзовут, и туда назначат более лояльного нашим устремлениям человека.

– Может быть вас, генерал? – подал голос Ротшильд.

– Очень может быть, барон. – вернул реплику Ротшильду Дюпон, после чего продолжил. – Думаю, все мы заинтересованы в том, чтобы ни наши структуры, ни наши государства к этому отношение не имели. Мы готовы оказать тайно поддержку силовой акции, но явно влезать в это дело мы не будем.

– Не говорите загадками, генерал. – Ротшильд уже не скрывал своего раздражения.

– Я предлагаю использовать структуры австрийских коллег. В качестве прикрытия. В качестве исполнителей – идейных наемников. Я имею ввиду поляков. Причем боевую группу, опять-таки связанную с венскими коллегами. Есть там у нас один подполковник, который служил под началом полковника Редля и не на самом лучшем счету у нового шефа контрразведки.

– Того самого Редля, которого обвинили в работе на русских? – уточнил Ротшильд.

– Да… и обвинение было высосано из пальца. Но это здорово усложнит всю интригу и отведет от нас подозрения. Надеюсь, такой сценарий всех устроит? – увидев, что собеседники согласно кивнули головой, генерал продолжил. – Остался вопрос финансирования, надеюсь, мы сможем решить его через швейцарские банки, не привлекая при этом внимание к вашим родственникам?

Последняя фраза относилась к Ротшильду, который только ухмыльнулся в ответ. Для всего нужны деньги. Но в уничтожение самой антисемитской империи в Европе краснощитовые бароны готовы были вложиться. Им это казалось весьма удачными инвестициями.

– Этот вопрос я лично проконтролирую. Если это всё, господа…

Но тут раздался стук в дверь и в комнату вошел один из телохранителей сэра Эдуарда. Он наклонился к уху барона и что-то прошептал, после чего быстро покинул помещение.

– Господа! Тревожные новости. –еще более мрачно произнес Ротшильд. – Вчера во время поездки на фронт погиб император Карл Габсбург. Напомню, что его наследнику, кронпринцу Отто чуть более года. Ситуация в Вене более чем взрывоопасная! Как все это не кстати!

– Нам надо действовать немедленно, я бы сказал, что самые лучшие сроки для проведения акции – вчера. – заметил как-то сразу потерявший свое самообладание полковник Дэнси.

С последним утверждением молча согласились все присутствующие.

[1] Вообще-то Ла-Бред правильнее считать не замком или крепостью, шато переводится как имение, но в отношении старинных поместий, имелось двоякое толкование этого термина. На французском это звучало бы как шато-форт.

[2] Точнее, Эдуард Альфонс Джеймс де Ротшильд, сын Альфонса Джеймса де Ротшильда, один из представителей французской ветви рода.

[3] Сэр Клод Эванс Мэрчбэк Дэнси в РИ дослужился до подполковника, с 1900 года сотрудничал с МИ6. Больших высот не достиг, но считался довольно неплохим специалистом. Свое время пропустил в Россию Троцкого, к которому спецслужбы Великобритании имело много вопросов.

[4] В РИ под Камбрэ, применив танки, англичане достигли некоторого успеха, но немцы сумели справиться с этой проблемой и выровнять ситуацию. Тяжелое кровопролитное сражение закончилось ничем.

Глава тридцать девятая

Петр попадает в засаду

Глава тридцать девятая

В которой Пётр попадает в засаду

Вышний Волочёк. Москва

2 сентября 1917 года

Литерный императорский поезд проехал станцию Дно. Пётр сидел в блиндированном личном вагоне, в кампании племянника и племянниц. Матушка, вдовствующая императрица, поначалу наотрез отказалась ехать на коронационные торжества в Москву, но регент умел уговаривать, точнее, приказывать. Вечные капризы оставшейся без власти и влияния старой датчанки его порядком утомляли, надо сказать, что ту в Копенгагене не сильно-то ждали. Жить приживалкой у своих сильно прижимистых родственников Мария Фёдоровна не хотела категорически. Вернулась в Петроград и примирилась с сыном. Весьма скуповатый Пётр всё-таки выделил ей приличествующее содержание, а вот «найденные» фамильные драгоценности не вернул – подарил несколько комплектов не столь дорогих украшений, все-таки императрица, а не кухарка!

– Дядя Мишкин! Когда мы уже приедем? – император Алексей Николаевич, которому не так давно исполнилось тринадцать лет, скривил смешную рожицу. Своего дядю он не боялся, даже как-то привязался к нему, хотя регент и уделял ему не так уж много времени. Но отношения их оказались достаточно близкими и доверительными.

– Еще немного осталось. Вышний Волочёк проезжаем. А там и до Москвы рукой подать.

– Дядя Мишкин! А когда я стану императором, ты разрешишь мне на лошади кататься? Маман мне запрещала, только пони. «А я уже не ребенок!» —почти обиженно произнёс будущий самодержец.

– Разрешу, но только не во время коронации и не в Москве. Вернемся в Петроград, поедем на Манеж, там тебе подберут смирную кобылку. Ну, а потом и до боевого коня дело дойдёт.

Мальчик успокоился и побежал к сестрам, которые находились в соседнем купе. Пётр же вернулся к изучению документов, которые лежали на его рабочем столе. И регент явственно ощутил, как ему не хватает времени – не только пообщаться с молодым императором, который рос весьма подвижным и любознательным ребенком, но и с собственным сыном, которому тоже необходимо отеческое внимание. Одного наследника он упустил. Пришлось принимать весьма непростое решение. Но иного выхода тогда не оказалось. Государь не имеет права показывать свою слабость.

Летне-весеннее наступление российской армии шло не без сложностей, но оно шло! Сыграла свою роль и артиллерия, которую поставили на бронепоезда. Это были орудия, которые должны были разместить на крейсерах«Светлана» и «Адмирал Бутаков». Всего было сделано сто семьдесят 130-мм пушек с затворами типа Виккерса и длиной ствола в 55 калибров. Эти здоровенные дуры имели отличную баллистику, закидывали снаряды на расстояние до двадцати километров, и именно обстрел тылов австрийских войск бронепоездом «Святич» из пары таких морских пушек привел к смертельному ранению императора Карла. Всего на фронте действовало тридцать таких машин смерти – шестьдесят морских орудий перепахивали оборону австро-венгерских войск вдрызг. В прорыв были отправлены три кавалерийские дивизии Первой конной армии совместно с бронедивизионами, матчасть для которых усиленно клепались на заводах Петрограда. Но самым неприятным сюрпризом для союзников России оказалось даже не почти полная оккупация (освобождение) Румынии и выход русских армий к болгарским перевалам, что открывало дорогу к Стамбулу, а неожиданный (после высадки десанта в Констанце, а после Варне и Бургасе) удар на Босфор. Русские корабли смогли произвести высадку сильного десанта на азиатском берегу Черного моря, десантные корабли шли под прикрытием броненосцев и дредноутов Черноморского флота, которые перепахивали снарядами турецкие укрепления. Надо сказать, что Колчак правильно учел уроки Галлипольской операции союзников. Поэтому десант стремительным броском захватил господствующие высоты, разогнав гарнизоны укреплений, обеспечивая возможность высадки основных сил и уверенное расширение плацдарма.

(Схема укреплений Босфора на 1915 год)

Защитников босфорских укреплений османов насчитывалось порядка шестнадцати тысяч солдат и офицеров при 175 пушках. Впрочем, времена, когда турки громили своих врагов многочисленной и передовой артиллерией давно канули в лету. Береговые батареи комплектовались устаревшими орудиями. Основные укрепления располагались вдоль Босфора, дабы перекрыть возможность прорыва вражеского флота в мраморное море. Высадка начиналась неподалеку от мыса Эльмаз с тем, чтобы стремительным маршем выйти к фортам и батареям азиатского берега пролива. Вот только захватив эту часть Босфора и создав мощный плацдарм, на который высадились четыре пехотные дивизии и несколько артиллерийских бригад, русская армия на Стамбул не пошла. Командовавший сухопутными силами генерал от инфантерии Василий Егорович Флуг отдал приказ окапываться и строить блиндажи и прочую фортификацию. Благо, время турки им дали. Высадка десанта произвела в Стамбуле эффект разорвавшейся бомбы. Триумвират младотурков успешно перегрызся между собой, Энвер-паша был сделан козлом отпущения и изгнан из правительства, всю власть в своих руках сосредоточил Ахмед Джемаль-паша, в столице стало неспокойно. Извечные противники младотурок, панисламисты и реакционные мусульманские вожди, подняв на знамя своей борьбы султана Мехмета V Решата. На их беду, Джемаль-паша оказался решительным человеком и замарать руки не боялся. Столица утонула в кровимусульман, правда, осталось, как всегда и не правоверным – погромы в греческих и еврейских кварталах при любых волнениях в Стамбуле – дело более чем привычное. Гибель султана Мехмета никого не удивила.

Пётр кивнул головой… брать огромный город четырьмя дивизиями было можно, а вот удержать – особенно при враждебном и фанатично настроенном населения, это уж вряд ли. По его планам к Константинополю с европейской части подойдут русские войска, щит над воротами города прибьют, но сам Константинополь (по традиции) брать не будут. А вот оторвать от Турции куски земель да построить там свои крепости, которые будут удерживать контроль за проливами– это один из вариантов развития событий. Впрочем, очень может быть, что этим контролем придется и пожертвовать. Новой мировой антирусской коалиции Пётр хотел бы избежать. Тем более, что в Персии русские войска уже заняли все важнейшие порты, очищая земли от непримиримых и замиряя более-менее адекватные племена. Там уже работала группа путейцев, прикидывавших возможность строительства железной дороги Баку-Тегеран-Бендер-Абас. И это при том, что стоявший в порту гарнизон лимонников покидать его не собирался. Хотя и находился там незаконно, по приглашению самопровозглашенного «султана Бендер-Абаса». Сначала стремительным штурмом взяли султанский сарай (дворцом это назвать было сложно), затем блокировали союзный контингент, лишив его подвоза воды и продовольствия. В том числе с моря. Минные постановки никто не отменял, а попытки их протралить пресекались дальнобойной береговой артиллерией. Тащить ее в такую даль была та еще морока, но она себя полностью окупила, когда оккупанты покинули самый важный порт Персии.

В это время поезд минул Спирово, небольшой поселок при железной дороге, известный своим стекольным заводом, поезд уверенно подкатил к Бухаловскому переезду, а вот перед ним и случилась неприятность. Литерный хорошо тряхнуло – паровоз резко тормозил, выпуская клубы пара, стравливая давление в котле. Потом резкий толчок, от которого полетели документы на пол купе. Пётр среагировал на диво быстро – выскочил из купе, увидел встревоженную рожу Келлера.

– Что случилось?

Тот в ответ только пожал плечами.

– Я узнаю. За жизнь императора отвечаешь головой!

Брюс молча зашел в купе Алексея. А Пётр рванул к выходу из вагона, но был остановлен проводником:

– Ваше императорское величество! Передали – на переезде завал. Похоже на засаду. Охрана разберется, мне приказано вас из вагона не выпускать!

– Вот еще! Поговори мне! – разъярился Пётр, которому эта ситуация как-то сразу перестала нравится. И находится в стальной коробке показалось совершенно неуместным и опасным. Под умоляющим взглядом проводника регент спрыгнул на землю, за ним последовала охрана – пластуны из Дикой дивизии. Как оказалось, сделал он это вовремя.

Эпилог

Эпилог

Николаевская железная дорога. Бухаловский переезд.

2 сентября 1917 года

Пётр мрачно смотрел, как на его глазах рассыпается столь дорого выстраданное равновесие. Блиндированный вагон оказался бессилен перед обстрелом из четырехлинейного пулемета Максима. Где они откопали эту дуру такого большого калибра? Скорее всего – один из первых экземпляров, которые привезли в Россию для показа военным. Но сейчас оглядывая изрешеченные стенки императорского вагона, Петра все более охватывало чувство отчаяния и одиночества. Нет, не страшная смерть молодого императора, которого выкосило осколками разбитого стекла, от порезов он просто истек кровью, которую так и не смогли остановить. Страшная и трагическая случайность. Но нет, к смерти этого мальчика Пётр оказался морально готов, да и не привязался он к нему настолько, чтобы скорбеть душою. А вот смерть генерала Келлера, точнее, еще одна смерть Вильяма Брюса для Петра стала страшным событием. От крупнокалиберной пули он укрыться не сумел. Охрана уже принесла головы нескольких напавших на них из засады, кого-то даже умудрились взять в плен. Император (теперь уже не регент) хорошо знал, что он найдет не только того, кто это сделал, но и того, кто отдал приказ совершить нападение. И отомстит. Им всем отомстит, где бы они не находились и какие высокие кабинеты не занимали. Христианское смирение и стремление подставлять левую щеку, когда тебе двинули по правой в чертах характера государя не значились. Но без Брюса ему будет сложно. Очень. Единственный, кто знал его тайну, и кто понимал его. Из вагона вытащили тело покойного императора Алексея, которого так и не успели короновать.

Регент, чудом выживший во время атаки императорского поезда молча подошел к телу императора и отдал ему честь. «Император умер! Да здравствует император!» – как-то само собой сложилось в его голове. Но это уже совершенно другая история.

В. 2024–2025.