Текст книги "Возвращение в Петроград (СИ)"

Автор книги: Влад Тарханов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

(Линкор «Севастополь» на стоянке в Ревеле, январь 1917 года)

Осмотрел и два самых больших корабля, стоявших в порту: «Севастополь» и «Цесаревич». Громадные орудийные башни, мощь силовых установок, крепкая броня – всё это поражало воображение Петра, который помнил, с чего начинался русский флот: корабль его отца «Орёл», который так и не расправил крылья, да ботик – смешная по нынешним меркам посудина. Кстати, Пётр был удивлен, что потомки его ботик сохранили. Это приятно грело душу.

И вот сейчас он выходил из здания Генерального морского штаба. Где имел продолжительную беседу с его начальником, адмиралом Русиным. Александр Иванович был квалифицированным специалистом, убежденным монархистом, в общем, были во флоте и более яркие личности, но Петра он в целом как военачальник устраивал. Разговор шел о требованиях Колчака по проведению Босфорской операции. Адмирал лично провожал регента до дверей, где того ждало авто не самый дорогой и не самый престижный Руссо-Балт, произведенный в Ревеле накануне войны. Но из всего царского автопарка именно сей экземпляр почему-то приглянулся Петру.

– Не беспокойтесь, ваше императорское величество! Обеспечим Черноморский флот всем необходимым. – произнес на прощание адмирал.

Но попрощаться им так и не удалось.

– Ваше императорское величество! Разрешите обратиться к Его высокопревосходительству. – обратился подбежавший к машине адъютант Русина.

– Обращайтесь! – Петр с интересом посмотрел на взволнованного капитана третьего ранга, который отдал честь, развернулся к своему непосредственному начальству и выпалил:

– В Кронштадте матросня подняла бунт! Попытались захватить корабли. Идут бои! Комендант Маниковский раздал оружие верным частям. Гвардейский экипаж полностью на стороне правительства!

– Кто поднял бунт? – спросил мгновенно побледневший адмирал.

– Матросы-анархисты, из резервистов, Ваше высокопревосходительство! Бунтари вышли под черными знаменами, им удалось захватить гаупвахту и прорваться к батарее Демидов.

– Адмирал! Действуйте! Даю вам все полномочия, дабы прекратить этот бунт! Вам нужны дополнительные силы?

– Так точно, Ваше императорское величество! Не помешает пехоты подбросить. – подумав минуту, сообщил Русин.

Адъютант регента подал Михаилу планшет с бланком приказа. Тот черкнул несколько строк и расписался.

– Первый и второй отдельные штурмовые батальоны передаются вам в распоряжение. Это надежные части, усиленные выпускниками юнкерских училищ. Действуйте!

[1] Жорж Морис Палелог служил послом в России с 1914 по 1917 год то есть, практически всю Первую Мировую войну.

[2] Фрэнсис Освальд Линдли – младший сын барона Натаниэля Линдли и титул отца не унаследовал.

[3] В РИ судьба «Имо» была не менее трагичной. В декабре 1917 года в Галифаксе корабль столкнулся с французским «Монбланом», на котором перевозили взрывчатые вещества. Галифакс был уничтожен. «Имо» выкинуло на берег. Его отремонтировали, но уже в 1921 он затонул в Атлантике.

Глава тридцать пятая

Петр демонстрирует, как следует давить бунт

Глава тридцать пятая

В которой Пётр демонстрирует, как следует давить бунт

Кронштадт. Полудредноут Российского императорского флота «Андрей Первозванный»

15 апреля 1917 года

К утру пятнадцатого апреля ситуация в Кронштадте стабилизировалась. Восставшие, намеревавшиеся захватить корабли и угрожать оттуда столице обстрелом из трёхсотмиллиметровых орудий добились немногого: они смогли одержать временно верх на крейсере «Аврора» и эскадренном броненосце «Андрей Первозванный». Правда, вскоре выяснилось, что захваты кораблей ничего восставшим не дали: для орудий главного калибра в погреба были загружены только практические снаряды, которыми по городу стрелять – обывателей пугать. Кроме того, офицеры и верные правительству матросы на обоих судах, вооружившись, смогли продержаться до подхода подкреплений, которые окончательно ситуацию переломили в свою пользу. На «Первозванном» отличился капитан корабля, Георгий Оттович Гадд. Возбужденные водкой и балтийским чаем (смесь спирта с кокаином) матросы-анархисты прорвались к крюйт-камере, где застали Гадда с гранатой в руке. Он стоял над картузами, из которых был высыпан порох. Группа повстанцев вынужденно сложила оружие, а офицеры броненосца, собравшие верных матросов и вооружившие их, вскоре пришли на выручку капитану. Главное – на «Аврору» навели пушки верные правительству корабли, легкий крейсер типа «Диана» ничего столь мощному аргументу противопоставить не мог. А призывы радиостанции «крейсера революции», как окрестили батлшип моряки-анархисты, (а там находилась самая мощная на флоте установка) остались без ответа. Захват мортирной батареи Демидов тоже оказался фактом бесполезным, ибо обстрелом города угрожать не мог – мортиры предназначались для пальбы по морским целям, а не сухопутным. К утру сопротивление на батарее было подавлено. В руках восставших еще оставалось здание старой гаупвахты да часть моряков-анархистов сумели сбежать в форт Петра I, где сочувствующие товарищи помогли им укрыться. А это уже было более серьезно, ибо форт предоставил укрытие мятежникам и позволял им накопить силы для нового витка насилия.

(Мортирная батарея Демидов, названа в честь одного из комендантов Кронштадта)

Пётр не выдержал. Ждать развития ситуации в Зимнем для него было подобно пытке. Рано утром, когда еще не рассвело, катер доставил Петра и его ближайшее окружение в Кронштадт. Через несколько минут на пирс вслед за регентом высадилась охрана, набранная из пластунов Дикой дивизии. На причале их встретил генерал от артиллерии Алексей Алексеевич Маниковский, который отдал рапорт о состоянии дел. С минуты на минуту должен был начаться штурм гаупвахты, куда уже подтянулись подтянуты ударники и полевая артиллерия. Алексей Алексеевич отдал артиллерии всю свою сознательную жизнь[1]. Причем, большая часть его военной карьеры была связана с крепостями: он командовал пушечной частью Либавской крепости, Усть-Двинской, и с 1906 года всеми орудиями Кронштадта. С марта 1914 года назначен комендантом главной крепости столицы и занимался укреплением ее обороны. В шестнадцатом получил звание генерала от артиллерии, что стало результатом его заслуг в повышении защиты столицы от вероятного визита германского флота, который значительно превосходил по своим возможностям силы Российской империи на Балтике. Но разработанная система минных полей, прикрытых крепостными батареями делала такой визит маловероятным.

(генерал от артиллерии Алексей Алексеевич Маниковский)

– Куда направляемся? – спросил Пётр Маниковского, он не настолько хорошо ориентировался в современном Кронштадте, но память Михаила ему подсказывала, что гарнизонная гауптвахта находится в другом месте.

– К старой гаупвахте, Ваше императорское величество! Это Санкт-Петербургские ворота. Это ее мятежники смогли захватить. На гарнизонной от них отбились. Караул сразу открыл огонь. Накануне бунта возникла большая драка у резервистов. Большевики с эсерами и анархисты что-то не поделили. Мы арестовали зачинщиков с обоих сторон. Вчера анархисты попытались пробиться к своим и освободить их. Когда не удалось – несколько десятков вломились в здание старой гаупвахты. Она сейчас используется как склад, но оружия там нет. Там связисты свое оборудование держат, провода и прочее…

За этими разговорами они подошли к Санкт-Петербургским воротам.

(старая гауптвахта, современный вид)

Одноэтажное серое приземистое здание с унылыми колоннами никакого впечатления не производило. Около него валялся одинокий труп какого-то матроса, из окна торчало дуло пулемета «Максим». Маниковский выбрал для наблюдения удобную позицию – и не очень далеко, и хорошо видно, всё как на ладони, и в сектор обстрела из здания они никаким образом не попадают.

– Приказал разобрать здание артиллерией. Но, думаю, они еще при первых выстрелах сдадутся. Хлипкие ребята.

А вот тут Маниковский ошибся. Ни при первых выстрелах, которые разорвались рядом с казармой, ни при вторых-третьих залпах трехдюймовок, никто не сдавался. Даже когда пулемет повстанцев заткнулся (потом выяснили, что тупо закончились патроны) морячки-анархисты не сдавались, продолжали огрызаться и даже пошли на прорыв. В плен попало только трое израненных балтийца. Впрочем, озверевшие от сопротивления ударники никого особо и не щадили. А вот здание гаупвахты оказалось серьезно раскурочено.

– Что дальше? – поинтересовался Пётр.

– Далее, Ваше императорское величество, предстоит штурм форта «Пётр I». Пока еще стоит утренний туман, всё уже готово. Кроме Первого отдельного ударного батальона к операции привлечены отряд моряков гвардейского флотского экипажа. Сейчас выставим дымовую завесу, и я приказал применить хлор. Всем нашим выданы противогазы. Чтобы могли друг друга отличить на правую руку всем повязаны белые повязки.

Пётр промолчал. Он наблюдал. Как в туман уходили отряд за отрядом, растворяясь в белом молоке, стоявшем над Финским заливом. Туман в зимнее утро вещь не такая частая, так что использовать погодные условия, дабы уменьшить потери штурмовиков регенту показалось более чем правильно.

(форт ПетрI , современный вид)

– Ваше императорское величество, сей форт большой угрозы не представляет. Тяжелое вооружение с него снято, а сама крепостица в качестве оборонительного сооружения не рассматривается. Это один из пунктов минно-артиллерийской позиции второго заслона. На его вооружении сейчас стоит батарея трехдюймовок, дабы противостоять тральщикам противника, да в качестве сигнальных орудий. Минная позиция второй линии проходит меж фортами Петр и Александр. Там хранится небольшой запас мин, минного снаряжения и снарядов. Восставшие ждут штурма со стороны дамбы, откуда сами проникли на территорию укрепления. Мы же под прикрытием дымовой завесы пойдем по льду. Гвардейцы выйдут из Кроншлота, ударники, как вы видите, из Купеческой гавани. Цель – захватить пристань и далее идти на штурм укрепления. Ветер благоприятствует применению хлора. Наша цель как можно уменьшить потери при штурме. По моим данным противогазов у восставших нет. Так что успех операции обеспечен.

(«Андрей Первозванный» фото 1912 года)

К полудню все закончилось. Гарнизонная гауптвахта не смогла вместить всех арестованных. В качестве тюрьмы было решено использовать помещения линкора «Андрей Первозванный». К трем часам пополудни Пётр взошёл на борт корабля в сопровождении свиты и флотского начальства. Среди них и спешно прибывший из Ревеля контр-адмирал Бахирев, недавно сменивший на посту командующего Балтийским флотом Андриана Ивановича Непенина. Слишком осторожный и не слишком политически благонадежный вице-адмирал уступил место более авторитетному сослуживцу, который до сего был начальником сил Рижского залива. На корабле регента и свиту встречал почетный караул с капитаном Гаддом во главе.

Сам «Андрей Первозванный» вобрал в себя все недостатки отечественного кораблестроения, стал их наглядным воплощением. Это был один из первых кораблей, заложенных сразу после Русско-японской войны, систершип «Цесаревича». Но при этом строился он долго, почти шесть лет, уроки русско-японской войны при его строительстве не учитывались вообще. Фактически, корабль был построен по схеме французской серии линейных кораблей 1891 года, морально устаревших уже на момент проектирования на Балтийском заводе. Кроме конструкционных недостатков, от которых «Андрей» не избавился, на нем остались устаревшие орудия системы Канэ, образца того же 1891 года, хотя Обуховский завод уже мог предоставить более совершенные орудия принятые на вооружение в 1911 году. Архаичной оставалась и силовая установка корабля, использующая котлы Бельвиля, в основе которой была паровая машина тройного расширения. Хотя уже новые корабли британской постройки вовсю использовали турбины. В итоге получилась довольно тихоходная калоша, дающая максимум 18,5 узлов хода, да и то, только при хороших погодных условиях на мерной миле. Не самое лучшее расположение 305-мм орудий главного калибра, промежуточный калибр 203 мм и 120-мм противоминные установки не впечатляли своей мощью. Что касается главного калибра – в мире уже строились корабли с более мощными орудиями, но русская промышленность ничего солиднее двенадцатидюймовых произвести не могла! И их делали долго, а вкладыши-лейнера, которые улучшали живучесть ствола, вообще не производили (максимально делали под шестидюймовки). Как говориться в нашем светлом будущем: «я тебя слепила из того, что было». Посему, сей выверт русского кораблестроения относили к странному классу «полудредноутов»[2].

Петра уже несколько дней преследовали худшие кошмары его прошлой жизни: стрелецкие бунты! Волна ненависти, страха, слепой ярости поднималась из самых темных глубин его характера, его сути. Тот самый мальчик, что прячется под лавкой от бунтовщиков, кровь и падающие тела его родичей по матери, Нарышкиных. И то щемящее чувство нависшей беды, когда Московские полки кричали Софью на царство, а он мчал в Троицу, в одних портках, спасаясь от присланных за ним убийц[3].

Пётр в мрачном настроении прошел со свитой на бак корабля, где кучно стояла толпа арестованных мятежников, человек до ста, не более того. Среди них было и несколько офицеров: два мичмана и лейтенант.

– Почто бунтовали, мрази! Что хотели? – громко и грубо спросил регент. Наступила тишина, кто бы вслушался, сказал бы: «мёртвая тишина». И был бы абсолютно прав. Тут из толпы как-то незаметно вытолкнули одного матросика.

– Мы воевать не пойдем! Неча кровь крестьянскую зазря лить! Государство – это зло! Анархия – мать порядка! – в конце речи матросик дал петуха, так что лозунги у него получились слишком неубедительными.

– Кто таков? – внутренне распаляясь, спросил Пётр.

– Николай Железняков[4] я, матрос первой статьи с «Первозванного».

– Известный анархист. Дважды отправлялся на гаупвахту. Неисправим. – тихо прокомментировал капитан корабля Гадд.

К этому времени гнев уже застил императору глаза. Матросы в ужасе смотрели, как регент выхватывает шашку из ножен, делает два шага и резким, хорошо поставленным ударом сносит голову идейного анархиста. Как катится сия буйная головушка по палубе, заливая оную кровушкой.

– Плаху сюда! – ревет Пётр! Так, что даже свиту его передернуло от страха. По мановению волшебной палочки нашлась и плаха – колода для разделки и рубки мяса, и острый топор корабельного повара-мясника.

– Зачинщиков сюда! Быстро! – ревет Михаил. Из перепуганной толпы вытолкнули четверых. Они со страхом озирались, один даже перекрестился. К нему и направился Пётр.

– Жить хочешь? – спросил. Перепуганный круглолицый матрос с щегольскими усиками и надписью «Водолазная школа» на бескозырке энергично утвердительно замотал головой.

– Руби!

В это время уже одному из зачинщиков пластуны из Дикой дивизии споро и умело связали руки и приземлили головой на плаху.

– А? – опешил матросик.

– Хочешь жить, руби! Назначаю тебя палачом! – Пётр пылал гневом. И матрос Измайлов[5] взялся за ручку топора. Рубил он неумело и три его товарища отошли в мир иной изрядно отмучавшись.

– Этих расстрелять! – Пётр указал на офицеров. Его охрана тут же привела приговор в исполнение.

– Остальные стройся! – Построились. – На первый-второй рассчитайся!

Подождал, когда рассчитаются.

– Первые вешают вторых! Выдать веревки! Развешать воль бортов! Вы у меня, бляди, с таким украшением в бой пойдете!

Пётр не орал, но сказанные жестокие слова возымели свое действие. Страх! Страх всегда идет рука об руку с властью. С абсолютной властью соседствует абсолютный страх. И император понимал это как никто более! С мятежниками никакой слабины! Или ты их… или они тебя! Третьего не дано. Но до начала ледохода на борта «Андрея Первозванного» смотреть было страшно. В конце апреля тела сняли и похоронили с море безо всяких почестей. А слух о расправе прошел по всей Руси, кто-то испугался и затаился. А кто-то схоронил ножик вострый за пазухой, авось пригодится…

[1] В РИ судьба Маниковского сложилась весьма причудливым образом. Был и.о. военного министра во Временном правительстве. Поддержал Октябрьский переворот большевиков, был назначен начальником ГАУ (артиллерийского управления), а потом и управления снабжения Красной армии. Погиб в Туркестане.

[2] Аналогичным классом обзавелись линейные корабли: «Лорд Нельсон» в Британии, «Дантон» во Франции, «Радецкий» Австро-венгерской монархии.

[3] Тут история умалчивает, послала ли царица Софья своих агентов к Петру с целью убийства. Шалковитый, ее ставленник при стрельцах, призывал войско идти в Преображенское и сничтожить и потешные полки, и Петра. Но были ли посланы наемные убийцы – история умалчивает. А вот бество Петра в Свято-Троицкий монастырь непреложный исторический факт.

[4] Брат известного «матроса Железняка» – Анатолия Железнякова, разогнавшего Учредительное собрание. Оба брата были идейными убежденными анархистами. Но Анатолий дезертировал с флота и скрывался под фамилией Викторский, а вот Николай продолжал служить на Балтике и принимал активное участие во всех революционных событиях.

[5] В РИ один из руководителей Центробалта, активный участник Октябрьской революции и Гражданской войны. на тот момент эсер.

Глава тридцать шестая

Черноморский флот приходит в движение

Глава тридцать шестая

В которой Черноморский флот приходит в движение

Одесса. Порт

16 мая 1917 года

– Филипка! Поддайте там жару! – старший смены кочегаров на пароходе «Карагач», Семён по кличке Безобразник, вызверился каким-то подобием улыбки, от которого наложил бы в штаны не только законопослушный обыватель, но и потомственный (матёрый) обитатель Хитровки или иных заповедников преступности. Этот зрительный феномен случался из-за шрама через всё лицо – память о Цусиме, где Семёну удалось выжить несмотря на то, что броненосец «Наварин», на котором он служил, затонул. Крепкого и смышленого матроса перевели в аварийную команду, это его и спасло. Одного из трех счастливчиков.

«Карагач» – старый, но еще довольно крепкий грузопассажирский пароход, спущенный на воду в Николаеве и приписанный к Одесскому порту. Его удел – каботажное плаванье, максимально до Батума. Капитан водил эту калошу и в Софию, но пределов Чёрного моря сей трамп никогда в своей жизни не покидал. Война сильно ударила по владельцам «Карагача»: грузопоток резко упал. В основном, оплачивались перевозки в интересах армии, в первую очередь, Кавказской. Хотя и те не слишком большие суммы военное ведомство постоянно задерживало, так что было не до жиру. А еще много морячков призвали на военный флот. И экипаж потерял ценных специалистов, которых приходилось заменять салагами. Из таких мальков был и молодой кочегар с экзотическим именем Филипп и весьма обычной фамилией Иванов. До сего времени ходил он на маленьких пароходах по Ладоге да Онеге. Но призвали парня и отправили самым срочным образом на Чёрное море. Все коммерческие суда в преддверии десантной операции были временно мобилизованы, тем более что о планируемой десантной операции на Босфоре не говорили разве что младенцы до трех лет жизни. Остальные – или говорили, или что-то знали. Капитан их трампа, невысокий и полноватый Михаил Остапович Забродский Третий получил временно чин прапорщика по адмиралтейству, сейчас он стоял на мостике и наблюдал за тем, как заканчивается погрузка ящиков, набитыми всем тем, что может потребоваться солдату в условиях боя и в отрыве от баз снабжения.

В трюме оборудовали места для размещения людей, но большую часть судна занимали все-таки грузы. Очень большие потребности десантников, действующих в отрыве от баз снабжения. И далеко не всё можно будет отобрать у противника. И вот всё закончено, всему найдено свое место. И капитан проорал команду: «Отдать швартовы!».

С конца апреля «Карагач» трижды принимал участие в учениях по отработке погрузки и высадки морского десанта. Но сегодня шла загрузка по-настоящему. Корабль уже развел пары и, влекомый буксиром «Семён», начал осторожно выбираться из переполненной бухты. На рейде Одессы формировался караван, идущий в охранении двух крейсеров и пары эскадренных миноносцев. Накануне операции были предприняты чрезвычайные меры предосторожности: телеграф и телефон отключены, и не только в городе, но и на ближайших железнодорожных станциях. Поезда остановлены, а патрули и заслоны не давали никому покинуть город. Грозная сила – целых две пехотные дивизии с приданной артиллерией и небольшими казачьими отрядами (для разведки) отправлялась из Одессы и Севастополя. Конечно, чтобы захватить проливы – маловато, но ведь это только первая волна!

Через четыре часа пути произошла смена кочегаров. Посудина, преодолевая свежий ветер, который грозил штормом, переваливалась на некрупной еще волне, нос ее периодически окатывался особо высокой водой. Филипп Иванов выбрался на палубу, чтобы перекурить, присел на бухту канатов, рядом со своим прямым начальством.

– Запасливый ты парень Филипка, – заметил Безобразник, скручивая самокрутку из предложенного парнем самосада.

– Ну так… эта… – глубокомысленно ответил кочегар.

– Скажи, паря, тебя за что таким именем наградили? Ты ж не грек?

– В нашей деревеньке, Лукшине, что под Тверью, священник был дальним потомком Колычевых. Вот в честь митрополита московского меня и назвали.

– Странно это…

– Более чем. – соврал ноша, придумавший эту отмазку на ходу. – Как думаешь, дядя Сёма (Безобразник так себя разрешал называть всего нескольким совсем зеленым пацанам на их посудине), сколько нам до проливу идтить?

– Дык разве мы туда идём? – удивился старший кочегар. – Ежели б караван на Босфор шёл, дык мы б два лаптя влево шли. А мы под бережок катим, как всегда на каботаже. Эта… скорее всего София…

И два кочегара дружно раскочегарили свои самокрутки, пуская в небо клубы ядреного самосада. Ошиблись они оба. И поняли, что ошиблись (по историческим меркам) очень и очень скоро.

* * *

Румыния. Констанца.

18 мая 1917 года

Адмирал Колчак находился на мостике дредноута «Императрица Екатерина Великая». Все орудия взяли на прицел порт порта, неспешно, по очереди, выплевывая столбы огня и металла в сторону береговых укреплений, занятых австрийскими войсками. Впрочем, десанта на Констанцу противник не ждал. Да и те два эскадренных миноносца да парочка канонерок, которые осуществляли охрану акватории, серьезной защитой никто назвать не мог. Но для пары русских дредноутов они все порты черноморских государств (образно говоря) на один зуб.

Александр Васильевич хмурился. Проблема состояла не в низкой (по его мнению) скорострельности новейшего дредноута Российского императорского флота, а в отвратительной точности ведения огня. Серия «Императриц» – «Императрица Мария», «Императрица Екатерина» и однотипный с ними «Император Александр III» можно было смело считать уже настоящими линейными кораблями дредноутного типа. 12 305 мм пушек в трехорудийных линейно размещённых башнях, турбинные силовые установки – все это говорило о серьезном шаге, который сделало отечественное судостроение.

(линкор Черноморского флота «Екатерина Великая»)

– Что ж это вы, батенька, так безбожно мажете? – поинтересовался Колчак у своего «друга» и соратника Александра Ивановича Тихменева. Говорить о качестве дружбы меж ними можно весьма просто: Колчак сделал своей официальной любовницей и чуть ли не второй гражданской женой законную супругу капитана Тихменева. Большая любовь? Очень может быть. Но… назначив супруга–рогоносца командиром одного из лучших линкоров Черноморского флота, Колчак оказал оному плохую услугу[1]. Тихменев стал парией и посмешищем морского офицерства, поэтому на упреки адмирала реагировал весьма резко:

– За те две недели, что я командую линкором, Ваше высокопревосходительство, выучить комендоров не представлялось возможным. Ничего, сейчас пристреляются и дело пойдет!

Колчак вздохнул, решение вывести в бой новые линкоры уже не казалось ему столь правильным. Ради подготовки экипажей в боевых условиях он пренебрег запретом императора Николая на вывод из Севастополя новейших линкоров, действуя на свой страх и риск. Обоснованно ли? теперь он сомневался, но сцепив зубы, продолжал наблюдать высадку десанта. Очередной снаряд с «Екатерины» разнес складское помещение, заставив адмирала скрипеть зубами: на терминалы Констанцы, точнее, их содержимое, он весьма рассчитывал. Но при такой пальбе скоро все эти надежды можно будет выбросить к чертям собачьим! Правда, Тихменев накрутил-таки своего начарта и столь вопиющие промахи прекратились. Правда, «Большая Катя», как в шутку называли дредноут моряки, стала стрелять еще реже. Оказалось, что в рабочем состоянии единственный дальномер Барра-Струда, остальные безбожно врут. Ну что поделать… И вот первыми к причалам понеслись юркие катера с отборными десантниками. Сопротивление австрияки оказывали весьма условное – Колчак наблюдал в бинокль за тем, как из города мужественно драпают неорганизованные группы имперской двуединой армии. Лишь кое-где возникали очаги сопротивления, вспыхивали перестрелки. А к пирсам уже подходили корабли первой волны.

Колчак вспомнил тот самый разговор с регентом, который и предложил готовить десант на Константинополь, нарочито готовить, шумно и демонстративно. А удар нанести на Констанцу. Тем более, что в сей день и весь Южный фронт должен был прийти в движения – ударниками предстояло прорвать фронт и дать Первой конной армии (без Дикой дивизии, которая получила статус гвардейской и оставалась в Петрограде) возможность прорваться на Фокшаны. Своевременное занятие этого узкого прохода гарантировало успешное наступление русских армий вглубь Румынии, на королевские войска регент особой надежды не возлагал. Воевали потомки римлян весьма плоховато. Следовало учитывать, что к десантированию готовились четыре дивизии! И эта высадка оказалась только лишь первым ударом! Через неделю оставшиеся войска будут погружены на вернувшиеся из Констанцы транспорты и направятся в порты Болгарии. И лишь третья и четвертая волны десанта повезут ударные части на Константинополь. Эти дивизии только еще направлялись в Одессу и Николаев, выбранные местом сосредоточения войск вторжения, их перебрасывали из сил Северного и Западного фронтов и стало это возможным благодаря секретным договоренностям между Михаилом и Вильгельмом.

А тут высадка войск шла более чем успешно. «Карагач» оказался на левом фланге, крайним кораблем, он и стал единственным, кто пострадал от действий ретивых австрийских вояк, которые нашли где-то полубатарею (две пушки) полевых трехдюймовок, лошадьми перетащили их почти к самому порту и открыли огонь по пирсу. Один из снарядов пробил борт ближайшего грузопассажирского парохода, коим «Карагач» и оказался, и разорвался в машинном отделении. Среди погибших кочегаров оказался и Филипп Иванов, который в ЭТОМ варианте истории так и не поменяет свою фамилию на Октябрьский.

[1] В РИ Тихменев был поставлен командовать линкором «Александр III», который при Временном правительстве переименовали в «Волю».

Глава тридцать седьмая

Петр оказывается как никогда близок к провалу

Глава тридцать седьмая

В которой Петр оказывается как никогда близок к провалу

Петроград. Зимний дворец

1 июня 1917 года

Генерал Келлер докладывал регенту о положении дел. Брюс никогда боевым генералом не был и казаться оным не собирался. Он был искренне увлечен научными изысканиями, неплохо умел организовать и возглавить команду, для решения поставленной сверху задачи. Однако, во времена века 18-го практически никто из дворянского сословия не мог в полной мере избежать ратной службы, разве что вместо мундира и кирасы его служебной одеждой не стало сутана аббата. Россия времён Петра Великого исключением не была. А посему, Брюсу также пришлось послужить. Но сферой его интересов была русская артиллерия, которая получила при первом императоре настоящий толчок в своем развитии. Московское царство всегда славилось своими пушкарями. Но Петр стремился получить качественный скачок, который поставил бы русские пушки на ровне с орудиями ведущих европейских держав. Но ЗДЕСЬ и СЕЙЧАС генерал от кавалерии Келлер занялся решением вопроса снабжения армии. В этом деле процветало кумовство и взяточничество. Тут научный склад ума и скрупулезность Брюса вступили в союз с искренней ненавистью генерала Келлера к интендантам как классу, не зря тот вспоминал меткие слова генералиссимуса Суворова, мол «любого интенданта через год службы можно вешать без суда и следствия». И генерал Келлер на эту братию и ранее наводил ужас – а теперь тем более!

Земгусарство, должное, по обещаниям своих создателей, завалить фронтовые части не только ящиками с тушенкой, мешками с мукой и сухарями, и иным продовольствием, но и полушубками, летней и зимней обувкой и прочими материальными ценностями, занималось грабежом казны и набиванием собственных карманов. В итоге в солдатский котёл попадали продукты весьма сомнительного качества, да и то, в явно в недостаточном объёме. А картонные подошвы на сапогах из поговорки, превратились в печальную реальность.

Зато эти полувоенные уклонисты от призыва в армию, вроде как соревновались друг с другом в том, кто больше на сем деле нагреется. Не лучше обстояло дело в промышленном комитете Думы и контролируемых думцами промышленных предприятиях. Оборонный заказ хронически срывался. Еще больше мешало делу то, что весьма ограниченные ресурсы использовались крайне нерационально. Пример: Брусиловский прорыв происходил на фоне жесточайшего снарядного голода. При этом артиллерийское управление распределяло снаряды пропорционально количеству дивизий, и совершенно никакой возможности организовать усиленное снабжение на нужном участке фронта! Ибо кому сколько чего отправить решалось при помощи интриг, кумовства и взяточничества. И хуже всего оказалось то, что члены царской семьи это все покрывали, были в доле… И вот эти авгиевы конюшни Пётр откомандировал Брюса. Ибо больше некого!

– Особенно ярко ситуацию со снабжением, мин херц, показывает положение со снабжением снарядами. Основная масса артиллерийских патронов хранится в разобранном виде на складах. Во время Великого отступления, когда дефицит трехдюймовых патронов на фронте оказался вопиюще очевиден, несобранные патроны пылились невостребованными, ибо не хватало линий по их снаряжению. К началу этого года удалось ввести новые заводы по сборке снарядов, но дефицит оставался. По документам ГАУ (Главного артиллерийского управления, которое ведало и снабжением боеприпасами) несмотря на то, что на Западном и Северном фронтах никаких активных действий не предвиделось, они должны были поучить снарядов каждый даже больше, нежели Южный фронт, который наносил главный удар. В самом управлении на это разводили руками и сообщали, что так всегда делали. Но это, мин херц, только один пример бардака и нераспорядительности наших военных чиновников. А вот то, что продовольствия Западный фронт должен получить вдвое больше остальных фронтов, вместе взятых, потребовало особого внимания.