Текст книги "Гость из будущего. Том 2 (СИ)"
Автор книги: Влад Порошин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)
– Тем более, – кивнул я головой, – взяли себя в руки и сжали волю в кулак. Товарищи, сцена снимается ручной камерой, в динамике, поэтому пока вы в объектив не попали реплик не произносить! Давайте, родные мои, третий дубль. А так по настроению – всё хорошо. Претензий нет.
Я тяжело вздохнул и медленно обошёл зал, разглядывая деревянные чучела из карело-финского эпоса «Калевала». Кто создавал этих идолов и где их откопали, история умалчивала. Они до сего дня мирно хранились в запасниках музея, и вот теперь на меня смотрели: воин Вяйнямейнен, который поймал волшебную щуку, кузнец Сеппо Ильмаринен – бог воздуха и погоды, бог-громовержец Укко, который сжимал в одной руке меч со множеством засечек на лезвии, а в другой сокола. А дальше шли уже совсем диковинные персонажи: колдунья Лоухи, лесной хозяин Тапио и жуткая хозяйка леса Миэликки. Почему жуткая? Потому что у этой «красотки» сразу из головы прорастало птичье гнездо.
«Ты посмотри на него, какой важный?» – вдруг раздался женский голос в моей голове, который явно исходил от хозяйки леса с гнездом вместо причёски.
«А давайте я колдуну, и у этого самозванца сначала аппетит пропадёт, а потом и мужская сила?» – предложила скрипучим голосом скульптура Лоухи, которая больше походила на Лихо Одноглазое.
«В ка, в ка, в каком смысле?» – спросил, сильно заикаясь, воин Вяйнямейнен.
«Ты, Ванька, всегда был небольшого ума, – протрубил кузнец Ильмаринен, – одним словом – дерево. Мужская сила – это значит, чтоб женщина под тобой кричала от удовольствия. Соображать же надо».
«Са, са, сам ты Илька – коряга», – обиделся голосом, который всё так же звучал в моей черепной коробке воин Вяйнямейнен.
«Да заткнитесь вы, наконец! – крикнул леший Тапио. – Не видите, что этот хрен с горы нас слышит? В принципе, я не против небольшого колдовства. Лично мне его смазливая морда сразу не понравилась».
«Хватит базлать! – прогремел в моём мозгу голос громовержца Укко. – Лучше скажите ему спасибо, что нас из ящиков вытащили. Что у нас там по сценарию?».
«Стоим и пялимся в пустоту», – обиженно ответила хозяйка леса Миэликки.
«Вот и стойте молча, а то развели базар», – проревел Укко.
– Феллини, – легонько толкнул меня в плечо исполнитель роли реставратора Маслова, актёр Евгений Леонов, – ты чего такой бледный? Давление подскочило?
– Это я от волнения, как-никак первый съёмочный день, – пролепетал я и тут же обратился к актёрам Штилю и Леонову, – Георгий Антоныч и вы, Евгений Палыч, уберите подальше от греха Лихо Одноглазое, и возьмите взамен скульптуру громовержца Укко. Бога грома и молний мы водрузим вот сюда, в самый центр экспозиции. Вот почему первые дубли не получились, не на ту фигуру понадеялся, моя вина. – Я отошёл к дальней стене зала, которая не попадала в картинку, и скомандовал, – внимание, приготовились к съёмке! Камера, звук, начали!
– Эпизод один, сцена три, дубль три, – протараторила соседка Анюта и хлопнула дощечками хлопушки.
Оператор Дмитрий Месхиев поймал в кадр научную сотрудницу музея Майю Добрынину, роль которой исполняла Елена Добронравова. Сцена начиналась с того момента, когда Добрынина из сумрака входила в освещённый зал, неся поднос с кружками, пирожками собственного приготовления и термосом с кофе.
– Кто проголодался? – спросила она, и камера быстро перекинулась на директрису Гурченко-Суркову.
– Майя Андреевна, вы случайно сейчас никого не заметили? – взволнованно произнесла директриса. – Мне почему-то показалось, что по музею бегает какой-то чужак.
– Да, нет, я поднималась с первого этажа и никого не видела, – пожала плечами Добрынина и поставила поднос на табурет. – Может это был сторож?
– Может быть, может быть? – пролепетала Гурченко-Суркова. – Какие-то нехорошие у меня сегодня предчувствия.
– А у меня и вчера были нехорошие предчувствия! – вскрикнул археолог Павел Гурьев, в исполнении актёра Кожевникова. – Вы хоть понимаете товарищи, что мы с вами вытворяем? Здесь на стенах висят православные иконы, а мы устанавливаем сюда языческих идолов. Это не к добру!
– Паша, прекрати, – одёрнул коллегу реставратор Леонов-Маслов, который в этот момент тащил вместе со Штилем-Дьячковым мощную и тяжёлую скульптуру громовержца.
– Да, ладно, – отмахнулся Кожевников-Гурьев.
– А я говорю, Паша, прекрати, – проворчал Леонов-Маслов.
– Как вам не стыдно, товарищ Гурьев, – шикнула директриса. – Что это за дикое средневековье? Мы этой экспозицией крепим дружбу советского и финского народов и точка. Пойду, включу сигнализацию, и заканчивайте товарищи, поздно уже.
Камера проводила директрису до выхода из зала и, не теряя ни секунды, перелетела к паре Павел Гурьев и Маргарита Фомичёва, которые устанавливали таблички перед деревянными скульптурами.
– У нашей мегеры, плохие предчувствия, хи-хи, – хихикнула Фомичёва, в исполнении Анастасии Вертинской. – Ну, ещё бы: стояли с мужем в очереди на «Волгу», а денег хватает только на «Москвич». Хи-хи.
– Дааа, денежный вопрос сильно испортил нас, ленинградцев, – буркнул Кожевников-Гурьев и, моментально нарисовав на лице дружелюбную улыбку, предложил, – Марго, а давайте сходим с вами в кино? Почему мы всё время встречаемся только на работе?
– Хи-хи-хи, – залилась тихим, звонким и немного дьявольским смехом Вертинская-Фомичёва. – А я кино не люблю, хи-хи. Когда достанете билеты в БДТ, тогда и приглашайте девушку, кавалер, хи-хи.
– Эх, БДТ, – тяжело вздохнул Сергей Гурьев и камера перелетела к трём персонажам, которые в данный момент пили кофе с пирожками.
– У меня прабабка финка, – прошептал, сделав круглые глаза, Сергей Дьячков, в исполнении актёра Георгия Штиля. – Я вам так скажу, с этими идолами шутки плохи. Вот был один случай…
– Сережа, прекрати, – дожевав пирожок, сказал Гена Маслов, в исполнении Евгения Леонова. – Хоть ты не начинай. Ты же современный человек, художник. Это же просто деревянная скульптура. И всё.
– Ну как знаете, моё дело предупредить, – обиделся Штиль-Дьячков.
– Замечательные у вас, Майя Андреевна, пирожки, – заулыбался Леонов-Маслов. – Может быть, как-нибудь и в гости пригласите, а я к пирожкам что-нибудь вкусненькое захвачу?
Реставратор Сергей Дьячков тактично кашлянул и, отойдя в сторону, вышел из кадра.
– Мы с тобой Гена уже не дети, чтобы просто так бегать по гостям, – проворчала Майя Добрынина, в исполнении актрисы Елены Добронравовой. – Пора что-то решать.
– А я тебе давно предлагаю, пожениться и переехать, – разволновался реставратор Леонов-Маслов.
– В Москву? – спросила его лоб Добрынина.
– Ну, ты же знаешь мои обстоятельства? – проблеял с виноватым видом актёр Евгений Леонов.
– Так мы с тобой, Геночка, не договоримся, – тихим, но волевым голосом рубанула актриса Елена Добронравова.
Я выждал ещё пять секунд и, наконец, скомандовал:
– Стоп! Снято! Молодцы! Замечательный дубль.
– Можно ехать на фуршет? – спросил Георгий Штиль.
– Да, автобус ждёт около музея, – кивнул я. – А у нас ещё осталась проходка преступника по алле Михайловского сада.
– А кто из нас преступник? – спросили чуть и не хором почти все актёры.
– Похитителем картины Франса Хальса временно побудет ваш покорный слуга, – сказал я, выполнив мушкетёрский реверанс.
* * *
К съёмке финальной на сегодня сцены мы приступили ровно в одиннадцать часов вечера. Пока велась работа в залах Русского музея, в четырёх метрах параллельно одной из аллей Михайловского сада рабочими-техниками были разложены рельсы и расставлены осветительные приборы, которые должны были заменить собой свет несуществующих уличных фонарей. Туман из дым-машины напустили в самый последний момент. Я надел на себя летний плащ с высоким воротником, шляпу, которая удачно закрывала глаза, и взял в руки картонный тубус для чертежей. При плохом освещении разглядеть лицо в таком наряде было делом нереальным, ибо тень закрывала и нос, и глаза. А когда над верхней губой мне наклеили средней длины усы, напоминающие по форме шеврон, то меня не узнал бы и сам дядя Йося, если бы встретился на пути.
– Феллини, готов⁈ – громко выкрикнул из-за камеры главный оператор Дмитрий Месхиев.
– Готов! Командуй! – махнул я рукой и как можно сильнее вжал голову в плечи.
– Камера пошла! Звук пошёл! – заорал оператор.
– Эпизод один! Сцена четыре! Дубль один! – долетел до меня голос Анюты и я в среднем темпе двинулся по аллее сада.
И выстроенный с помощью сценического тумана и прожекторов пейзаж живо мне напомнил картинку из фильма ужасов, когда по пустынной дорожке бредёт не совсем адекватный путник, а ему навстречу вскакивает Фредди Крюгер, у которого на правой руке надета перчатка с металлическими лезвиями на кончике пальцев. И я так погрузился в таинственную атмосферу, что чуть не проскочил первую точку около урны для мусора, где должен был затормозить мой персонаж.
Однако я вовремя спохватился, сделал короткий шаг назад, вставил сигарету в рот, зажёг спичку и, всего один раз затянувшись, громко закашлялся. После чего сигарета с тлеющим кончиком полетела в мусор. Потом я резко по-воровски оглянулся, и снова продолжил путь по пустынной аллее. «Сейчас будет вторая точка», – сказал я сам себе и уже более расчётливо остановился точно под уличным фонарём, где посмотрел на циферблат наручных часов. «Сейчас Давыдыч должен снять камеру со штатива и пристроить ко мне за спину, – подумал я, продолжая смотреть на часы, – а дальше идёт съёмка с рук».
И вот через пять секунд я сначала услышал, как Месхиев пролез сквозь кусты, сматерился, потому что ботинком в темноте залез в грязь, и затем тихо шепнул: «Феллини, работаем дальше, я готов». И вот я снова пошагал вперед по аллее. «Ещё четыре шага и сбоку должны показаться два милиционера», – проговорил я про себя, отсчитывая шаги. «Эй, вы где? Куда пропали гаврики?» – мысленно выкрикнул я, скосив одни глаза вправо, чтобы не поворачивать головы. «Балбесы», – выругался я также мысленно, когда два милиционера появились с трёхсекундным опозданием, во время которого пришлось тупо потоптаться на месте.
– Товарищи, подскажите который час? – просипел я, обратившись к стражам порядка. – А то часы встали.
И одни из них, которого играл мой друг и ассистент Генка Петров неожиданно вместо того, чтобы ответить, что сейчас одиннадцать, спросил:
– Что-то вы припозднились, гражданин?
– В институте завал, – сиплым голосом произнёс я и в доказательство показал тубус с чертежами. – Так я успеваю до развода мостов?
– Успеваешь-успеваешь, – также неожиданно закивал головой второй милиционер, которого играл парень из массовки, который вообще должен был всю сцену молчать. – До развода ещё час с небольшим.
– Спасибо, – коротко просипел я, а про себя добавил: «в голове у вас что-то не докрутили, артисты, зазор вам оставили между полушарий головного мозга в сантиметр с небольшим». После чего поковылял в темноту.
– Стоп! Снято! – крикнул мне Дмитрий Месхиев. – Первый дубль есть. Второй делаем?
– Аха, – кивнул я и, испепелив взглядом двух переодетых милиционеров, постучал себя кулаком по голове и добавил, – пишем второй технический дубль с небольшим продолжением.
Глава 12
На следующий субботний день за полтора часа до начала съёмок второго эпизода «Тайн следствия» кулаки капитана Ларина в боксёрских перчатках азартно летали над моей головой. Александр Пороховщиков так вошёл в роль оперативного работника, которой по должности обязан поддерживать спортивную форму, что немного забылся и принялся работать на полную мощность. И хоть 25-летний Александр Шалвович силу имел изрядную и на любительском ринге провёл два десятка боёв, взрывной скорости ему явно не хватало, поэтому я каждый раз успевал увернуться от летящего в лицо хука или джеба.
– Аккуратно, в голову не работаем, – буркнул я, выскочив из угла киношного спортивного зала, в котором у нас по сценарию начинался второй эпизод детектива.
– Извините, задумался, – тяжело выдохнул Пороховщиков.
Я бросил короткий взгляд на актёров, которые в данный момент сидели на низенькой скамейке в ожидании своей очереди на товарищеский поединок с главным режиссёром, то есть со мной, и ехидно улыбались. Возможно Высоцкий, Видов, Прыгунов и Стеблов предполагали, что сейчас я наполучаю оплеух от здоровяка и бывшего боксёра Шуры Пороховщикова и до них дело не дойдёт? А возможно они полагали, что я их сильно бить не буду. Так просто попугаю и пожурю. Только зря они на это надеялись.
«Ничего, смейся Фока, пока целы бока», – ухмыльнулся я про себя. И у меня был повод к подобному непедагогичному режиссёрскому поведению. Так как вчера эта весёлая компания на фуршете напоила до поросячьего визга дядю Йосю, выудила у него из кармана деньги, которые предназначались для подобных корпоративных посиделок, и где-то раздобыла несколько бутылок коньяка. И когда я с остальной съёмочной бригадой появился в банкетном зале гостиницы «Астория», там творилось чёрт-те что. Песни, пляски, коньяк рекой. «Я разрешил», – пролепетал дядя Йося перед тем, как прилечь лицом в салат.
Я тогда сразу вычислил зачинщиков данной шалости. Актрисы, гримёры, технические работники и актёры-ветераны, которые тоже вечером приехали в «Асторию» на такое бы не пошли. Оставалась лишь одна парочка «настоящих буйных»: Владимир Высоцкий и Лев Прыгунов. А вот Олег Видов, Евгений Стеблов и Александр Пороховщиков в этой компании были скорее ведомыми, чем заводилами. Особняком стоял непьющий Савелий Крамаров. Но вина Савы была в том, что он привёз из Юрмалы на съёмочную площадку будущего кумира миллионов – Владимира Высоцкого.
Кстати, Крамаров, который со скорбным лицом тоже сидел в киношном спортивном зале, на боксёрский поединок даже не смотрел. Он сразу сообразил, что я миндальничать сегодня не намерен. И в подтверждении его умозаключений, когда Пороховщиков пошёл в очередную атаку, я пару раз на отходе качнул корпусом и сначала выбросил «двоечку левой-правой» по перчаткам своего противника. А потом резко закончил комбинацию, всадив левый апперкот в район печени. Александр ойкнул, и тут же присел на одно колено.
– Скажите, Шура, кто вчера напоил дядю Йосю до состояния полной невменяемости? – тихо шепнул я, покосившись на компанию актёров, которая тут же притихла.
– Никто, он сам перебрал, – также тихо просипел Пороховщиков, выгораживая товарищей.
– Допустим, – усмехнулся я. – Сейчас примите душ, затем возьмёте у костюмера кимоно и на грим.
– И мы будем сниматься в кимоно? – заинтересовался Евгений Стеблов.
– Майкой-алкоголичкой и черными трусами до колен в наши дни никого не удивишь, – пробурчал я. – Товарищ Высоцкий пожалуйте на боксёрский ковёр. Вы у меня по сценарию должны махать ногами как бабочка и работать кулаками не хуже мастера спорта. Вот и начнём учиться, помолясь.
– А как же дублёры, то есть эти каскадёры? – заворчал Высоцкий, приняв из рук Пороховщикова боксёрские перчатки.
– Улыбнитесь каскадёры, мы у случая прекрасного в гостях, – пропел я, – это наша судьба. Это актёрская судьба, Владимир Семёнович, иногда кое-что делать на крупных планах и без дублёров-каскадёров.
Будущий кумир миллионов о чём-то заворчал себе под нос, пока Шура Пороховщиков помогал ему зашнуровать перчатки. Затем парни немного пошептались и наконец, актёр, поэт и музыкант вышел на центр площадки, которую мы сделали из десятка плотных матов, уложенных поверх деревянного настила. Техники, которые в павильоне перетаскивали осветительные приборы и раскладывали рельсы для тележки долли, мгновенно побросали свою работу. И так как часть четвёртой стены киношного спортзала бала разобрана, они в этом образовавшемся проёме уселись кто куда, словно зрители в кинозале. Высоцкий, одетый в майку и черные спортивные трусы, немного поёжился и протянул мне перчатки для приветственного удара.
– Кто подмешал водку в шампанское дяди Йоси? – тихо спросил я, стукнув по его перчаткам и встав в боксерскую стойку, левая рука впереди, правая прикрывает подбородок.
– Понятия не имею о чём речь, гражданин режиссёр, – усмехнулся Владимир Семёнович, приподняв обе руки к подбородку.
И я тут же осыпал его хлипкую защиту серией стремительных и хлёстких ударов, стараясь, не вкладывая силу, бить по перчаткам и рукам. Не ожидая такого напора, ведь против Пороховщикова я боксировал более осторожно, Высоцкий вместо того чтобы уйти с линии атаки, попятился назад и налетев спиной на своих коллег по актёрскому ремеслу, присел точно на Льва Прыгунова. Техники, как сторонние зрители, дружно загоготали.
– Долго не разлёживаемся, после смерти будем загорать, в могиле освежимся, – прорычал я, отскочив на центр киношного спортзала. – К барьеру, товарищ Высоцкий.
– Это нечестно, у вас – разряд, а у нас – нет, – пискнул Евгений Стеблов.
– А мы и не работаем здесь в фул-контакт, – хохотнул я. – Так, одно баловство.
– Если вам не угодно моё участие в фильме, то так и скажите, – обиженно произнёс будущий кумир миллионов, когда снова вышел на центр помоста.
– Что значит не угодно участие? – рыкнул я и со всей силы пробил в бицепс левой руки Высоцкого. – Твоя кандидатура утверждена в Смольном! Хватит размазывать сопли, бей! Или кишка тонка⁈
И Владимир Семёнович, у которого с кишкой всё было в порядке, с большущего замаха выбросил правый боковой удар. Я легко нырнул в левую сторону и отскочил на метр, а поэт и музыкант, так как всю силу вложил в этот хук, потерял равновесие и рухнул на маты, чем ещё раз повеселил технических работников.
– Кто вчера на фуршете подмешал водку в шампанское дяди Йоси? – громко спросил я.
– Я подмешал, – вдруг сознался Лев Прыгунов.
– А идея была общая, так? – буркнул я, исподлобья посмотрев на Высоцкого.
– Общая, – признался Владимир Семёнович.
– Вот что я вам скажу, товарищи дорогие, – произнёс я, стащив с рук боксёрские перчатки, – если вы хотите всю карьеры отработать на уровне высших голливудских стандартов, то запомните: у вас должна быть хорошая физическая форма – это раз, минимуму алкоголя в крови – это два. И вот такие шуточки, как вчера на фуршете, нигде в мире не приветствуются – это три.
– А я допустим, вообще не пью и спортом занимаюсь. Так я что, автоматически дорасту до Голливуда? – захихикал Савелий Крамаров, обрадовавшись тому, что не придётся боксировать.
– Кстати, удачный пример, – улыбнулся я, вспомнив фильм «Москва на Гудзоне» 1984 года, где Савелий сыграет сотрудника КГБ, – запомните сегодняшний разговор, Сава у нас 100% поработает в «Коламбии Пикчерз». А сейчас, товарищи Видов и Стеблов, пожалуйте на грим.
– А мы? – спросил Лев Прыгунов.
– Пока отдыхайте. Завтра вечером собираемся здесь же, в этом же спортзальчике, – совершенно серьёзно сказал я. – Продолжим тренировки, и процесс выбивания дури из головы.
– Ну уж нет, – психанул Высоцкий, – лично я завтра же уезжаю в Юрмалу.
– Владимир Семёнович, – пробурчал я, – а как вам такая песенная тема про друзей-альпинистов? Что парня в горы нужно тянуть рискнуть, не бросать одного его, чтоб он в связке в одно с тобой, чтоб понЯл – кто такой? Как же так, товарищ Высоцкий, появились первые шишки и сразу ховайся кто куда может?
– А я кулаками махать не нанимался, – прорычал будущий кумир миллионов и, вскочив с матов, решительно пошагал на выход из съёмочного павильона.
* * *
«Ничего, ничего, – думал я, топая в монтажно-тонировочный цех, который находился в противоположной стороне от главного корпуса. – Если Высоцкий уедет, то сниму детектив без его непосредственного участия. Но я ещё не сошёл с ума, чтобы сажать актёров на свою шею. Жаль, что нет у меня солидной фильмографии, нет „Оскаров“ и „Золотых пальмовых ветвей“, и я не могу надавить на разбаловавшихся артистов всемирно признанным авторитетом. Только и остаётся, что пускать в ход метод силовых переговоров».
Я остановился напротив входа в пятиэтажное здание, где из отснятых плёнок получалось то кино, которое зритель видел на экранах кинотеатров, клубов и белых простынях, которые все ещё использовали уездные кинопередвижки. Директор киностудии пообещал мне опытного, матёрого монтажёра и вот час этого знакомства настал. Если честно, то я бы свой детектив и с Костиком смонтировал, но у паренька начиналась самая жаркая пора: монтажный период кинокомедии «Зайчик», и ему было элементарно не до странного гостя из будущего.
– Доброго дня, – поздоровался я, войдя в кабинет на третьем этаже, на дверь которого была повешена временная табличка «Тайны следствия».
– Здравствуй, – прозвучал немного скрипучий голос 47-летней Раисы Кондратовны Изаксон, одетой в белый медицинский халат.
Обстановка монтажной комнаты по-большому счёту ничем не отличалась от того кабинета, где я сотворил свою первую короткометражку. Основное место здесь занимал звукомонтажный стол, ближе к окну стоял стол для перемотки плёнки, в дополнение к основному оборудованию здесь имелись шкафы, стулья, пару кресел, банкетка и ещё один старенький и обшарпанный стол для разной бумажной отчётности, на котором неизменно пили чай, кофе и резали бутерброды. А на входе в помещение висело асбестовое одеяло, служившее защитой от бдительной пожарной охраны. Ведь по инструкции в монтажном кабинете курить было нельзя, пить нельзя, электрочайник включать также крайне не рекомендовалось.
– Так это ты – Феллини? – усмехнулась Раиса Кондратовна, которая внешне чем-то напоминала двоюродную сестру старухи Шапокляк.
– Нет, Феллини сейчас работает в солнечной Италии, где много красивых и обнажённых женщин, – пробурчал я. – А я его незаконнорожденный сын. График работы у нас с вами, Раиса Кондратовна, будет такой: днём деньги, вечером стулья, то есть днём вы вырезаете из рабочего материала самые вкусные куски, а вечером мы их вместе склеиваем.
– А деньги? – хохотнула женщина.
– Деньгами не обижу, премию за переработку оплачу из своего кармана, – я прошёлся по кабинету и присел на банкетку, где в принципе можно было и подремать, если под ноги подставить табурет. – И вот ещё что, с оригинальной плёнки печатаем одну неприкасаемую копию и остальные копии делаем только с неё. Не хочу, чтобы оригинал ухайдакали во время нескольких копировальных операций.
– А не слишком ли ты деловой для своего нежного возраста? – Раиса Кондратовна вынула из кармана белого халата пачку дешёвых сигарет «Прима» и, пренебрегая правилами пожарной безопасности, с вызовом закурила. – Я между прочим уже смонтировала шесть полнометражных картин: «Улица полна неожиданностей», «Пиковая дама», «Повесть о молодожёнах». Ты вообще в монтаже хоть что-то понимаешь?
«Эх, если бы не эта убогая плёночная халабуда, то я бы показал, что такое настоящие монтажные склейки, – грустно подумалось мне. – Компьютер бы сюда с соответствующими программами, то я бы и без посторонней помощи сделал всё от и до в лучшем виде. Но времена не выбирают, в них живут и поживают».
– Кое-какие понятия имеются, – улыбнулся я, затем встал с банкетки и вытащил из кармана пиджака небольшой презент в виде шоколада «Алёнка». – Вот – шоколадка, какая ни есть, а всё-таки закуска. Поработайте пока со вчерашними плёночками, попозже принесут ещё несколько сегодняшних коробок, а завтра вечером сядем за монтажный стол. Лады?
– Ну, деловой, – хмыкнула женщина, выпустив клуб сигаретного дыма изо рта. – Жалко тех девок, которым ты мозги запудришь. Я же тебя насквозь вижу.
– Жалко, Раиса Кондратовна, у пчёлки в попке, а насквозь видит только рентген, – ещё раз улыбнулся я перед тем, как попрощаться.
* * *
Второй эпизод детектива «Тайны следствия» по сценарию начинался у меня со сцены, где оперативники Ларин, Казанцев и Волков с другими сотрудниками милиции занимались рукопашным боем. Для съёмки эпизода подъехал и бригадир каскадёров Александр Масальский с тремя своими дзюдоистами. Александр Самойлович где-то достал чёрное кимоно и перед репетицией расхаживал по площадке с видом обладателя чёрного пояса по всевозможным единоборствам в Мире. «Для инструктора по рукопашке годится, самое то», – улыбнулся я и скомандовал:
– Стройся!
– В каком смысле? – опешил Масальский.
– В том смысле, что по росту, сейчас будем делать комплекс моих упражнений, – сказал я, снимая с себя рубашку и закатывая до колена брюки.
– Зачем? Я уже всё для этой сцены придумал, – махнул рукой Александр Самойлович.
– Похвально, но сначала сделаем мои задумки, а затем ваши, – кивнул я и обратился к главному оператору, – Давыдыч, сейчас мы будем бегать и прыгать, поищи ракурсы поинтересней, чем съёмка с тележки.
– Ты, Феллини, за меня не волнуйся, – буркнул Дмитрий Месхиев, давая последние указания бригаде осветителей.
Я окинул взглядом построившийся как на уроке физкультуры передо мной отряд из актёров и каскадёров и про себя в очередной раз рассмеялся. Потому что по росту сначала шли высокие актёры: Стеблов, Пороховщиков и Видов, а дальше исключительно дублёры-дзюдоисты, которые все как на подбор были крепкие и коренастые. «Ничего, мелочи жизни, на общих планах, когда камера снимает снизу, рост плохо считывается», – подумал я и крикнул:
– Построились в два ряда, три метра дистанция между собой. Александр Самойлович, а вы встаньте рядом. Ваш герой в кадре – это инструктор рукопашного боя.
Я дождался пока актёры и каскадёры разберутся, а Александр Масальский, который впервые в жизни видел, чтобы режиссёр указывал, как ему тренироваться и тренировать, пристроился с правого бока.
– Встали в стойку: левая нога чуть впереди, правая чуть сзади, правый кулак прикрывает челюсть, левая рука выставлена вперёд. Стойка стандартная боксёрская. А теперь пошла первая комбинация: правый прямой, левый прямой, снова правый прямой, а затем акцентированный удар правой ногой в область солнечного сплетения. И снова встали в стойку.
Я несколько раз показал комбинацию медленно и потребовал, чтобы её повторили без моей помощи. Всё это было элементарно, но актёры в училищах изучали только сценическое фехтование, а дзюдоисты привыкли работать совсем в другой манере и с другой кинематикой движений. Ведь задача дзюдоиста провести бросок и вывести противника на болевой приём. А рукопашный бой, хоть и подразумевает болевые приёмы, но в реальной боевой обстановке, когда под ногами нет ровного защитного покрытия, бороться, как правило, просто негде. Совершая бросок своего противника, ты рискуешь упасть сам и удариться головой о кирпич, камень или бетонную стенку. А когда таких противников несколько, то ввязываться в борьбу вообще противопоказано, ведь пока ты ломаешь одного, остальные тебя элементарно забьют насмерть.
– Да что это за клоунада⁈ – вдруг возмутился один из подопечных Александра Масальского. – Это цирк какой-то! Да над нами все пацаны ржать будут.
– Значит, товарищ каскадёр, это цирк? – тяжело вздохнул я, так как мне снова приходилось доказывать свою правоту кулаками. – Допустим. Тогда предлагаю небольшой дружеский поединок на звание клоуна Карандаша. Товарищи, освободите татами.
– Коля, ты смотри не очень-то, – пробурчал Масальский, прикрыв рот рукой, чтобы я не видел довольную улыбку бригадира наших каскадёров.
– Да я аккуратно, Александр Самойлович, – хмыкнул паренёк, который был примерно моих габаритов: рост – 175, вес около 70 кг.
«Я тоже постараюсь аккуратно, – подумал я, встав в привычную боксёрскую стойку напротив парня. – Наверняка сейчас попытается пройти в ноги и провести болевой, чтобы вышло не только аккуратно, но и больно».
– Бокс! – скомандовал я и начал медленно кружить по воображаемому рингу, вынуждая своего противника тоже постоянно перемещаться, а не стоять столбом и ловить момент для своего рывка в ноги.
Не знаю, как называлась дзюдоистская стойка этого Николая, но внешне она напоминала фигуру медведя. «Медведей бить, конечно, не хорошо, но куда было деваться?» – подумал я и выброси один за другим несколько легких и быстрых джебов левой рукой. И одним даже достал паренька по кончику носа. И только тогда он ринулся, подобно медведю в ноги. От первого прохода я благополучно ускакал в сторону. Второй резкий рывок каскадёра Николая в район моего колена также остался без результата. И вдруг мой противник решил меня ухватить за переднюю левую руку. Ну правильно, дай дзюдоисту тебя только зацепиться и всё – пиши пропало. И тут мне на ум пришёл шикарный приём, которым меня как-то раз отправили в нокаут в той жизни, во время молодой и безбашенной юности: удар в голову с разворота по часовой стрелке вокруг левой ноги. Опасность его в том, что правая пятка весело и незаметно прилетает грустному противнику за правое ухо. И как только «друг мой Колька» дёрнулся, чтобы ухватить меня за левую руку, я, резко гаркнув: «кия!», изобразил шикарную вертушку. И Николай, который смотрел перед собой, так перед собой носом вперёд и рухнул. Хорошо хоть поединок проходил не на асфальте и парень не получил серьёзных повреждений лица.
– Б…ть, – буркнул Александр Масальский и в этот же момент техники, осветители и актёры, которые были на площадке разразились громкими аплодисментами.
– Браво! – громче всех выкрикнул Леонид Быков.
И только сейчас я заметил, что народу в нашем павильоне как-то слишком много. И приглядевшись, рассмотрел, что кроме моей съёмочной группы и моих актёров в зрители затесались: главный режиссёр «Рабочего посёлка» Владимир Венгеров и его многочисленные подопечные. Знакомые мне ассистенты Евгений Татарский и Алексей Герман, актёры: Олег Борисов, Людмила Гурченко, Татьяна Доронина, Станислав Чекан, Елена Добронравова, Виктор Авдюшко и много кто ещё, с кем я не был знаком даже шапочно.
«Ночь, улица, фонарь, гаражи, и куда вокруг не глянь ни души», – пробурчал я про себя и громко произнёс вслух:
– Товарищи дорогие, чем обязан? Попрошу покинуть павильон всех, кто не является членом моей съёмочной группы.
– Это сейчас что такое было? – пролепетал Владимир Венгеров, сняв с носа большие квадратные очки.
– Репетиция балета «Лебединое озеро» в новом прочтении, – улыбнулся я. – Владимир Яковлевич, разрешите я продолжу работу. У меня в сентябре сдача детектива.
– Этого года? – ещё сильнее удивился режиссёр, который стал известен всей стране, когда снял в 50-е годы фильмы: «Кортик» и «Два капитана». К сожалению обе эти картины очень талантливо переснимут в 70-е, и имя Владимира Венгерова со временем отойдёт на второй план.
– Я бы сдал в следующем, но в Смольном хотят в этом, – развёл я руки в стороны. – Сам первый секретарь обкома товарищ Толстиков сказал, что в кино смотреть нечего.
– Авантюра, – коротко бросил Венгеров, прежде чем направиться на выход из павильона.
– Слушай, Феллини, а я тоже так буду махать ногами? – спросил Леонид Быков, одетый в тёмно-синий китель подполковника милиции, так как сегодня после спортзала снималась сцена в кабинете начальника уголовного розыска. – Как бабочка?
