Текст книги "Гость из будущего. Том 2 (СИ)"
Автор книги: Влад Порошин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)
Глава 20
Прежде чем схватить меня за грудки, директор киностудии «Ленфильм» Илья Киселёв закрыл дверь своего кабинета на ключ и попросил секретаршу полчаса нас не беспокоить. Затем он как-то нехорошо улыбнулся и вцепился своими сильными пальцами в ворот моей новенькой рубашки.
– В чём дело? – смущённо пророкотал я, когда директор начал дергать туда и сюда, купленную у фарцовщиков вещицу. – С пивом же дело замяли. «Синеглазку» разобрали и закрыли. Правда, народ долго возмущался. Но потом как всегда смирился и успокоился. Но в чём, собственно говоря, дело⁈
– Сволочь, – зашептал он, при этом продолжая теребить ворот моей рубашки, – сволочина, сволота! Ты смерти моей хочешь? Хочешь, чтобы меня обратно отправили по этапу в Каргопольлаг? Да я тебя сейчас своими собственными руками удавлю, сука.
– Илья Николаевич, рубашка, между прочим, новенькая, за большие деньги куплена, – смущённо пробурчал я. – Если нужно открыть обратно пивной ларёк, я этой ночью одинок, и даже водка не согреет душу мне, то я только – за. Хотя в душе – против.
– Плевать на твою «Синеглазку», – прошипел директор. – Разоделся как Дунька Распердяева. Да я твою рубашку сейчас на клочки разорву!
– Давайте переведём беседу в русло конструктивной критики. Может вам что-то в черновом варианте фильма не понравилось? – спросил я, крепко обхватив запястья распоясавшегося товарища Киселёва. – Что надо отрежем, что не надо прибавим.
– Отцепись, сволота, – немного успокоился он, перестав издеваться над моей рубашкой. – С фильмом пока всё путём. Только пока.
Илья Николаевич медленно переместился к своему столу и взял стопку бумаг, на которых была распечатка дальнейших изменений в моём сценарии. Так уж складывался съёмочный процесс, что мне постоянно приходилось от каких-то сцен отказываться, а какие-то сцены наоборот дописывать. И само собой, все правки я первым делом относил в кабинет директора киностудии. Ведь если что, то отвечать придётся не только мне, но и нашему нервному и импульсивному товарищу Киселёву. Кстати, Илью Николаевича как раз и снимут с занимаемой должности после опального фильма «Проверки на дорогах».
– Ты хоть иногда перечитываешь написанное? – проворчал он и, тряхнув моим сценарием, принялся читать. – Диалог фарцовщика Паганини и его старшего брата, авторитетного вора по кличке Кум. Первые слова пропускаем, аха, вот. Кум спрашивает: «И ответь мне наконец, кто ты по жизни?». Паганини криво улыбается и отвечает: «Я – человек божий, обшитый кожей, брат. А бумажки эти американские мне нужны, чтобы мир посмотреть и себя показать. Скучно мне здесь, тесно, дышать нечем. Париж хочу увидеть, Лондон, Рим, Нью-Йорк. Хочу сходить на концерт Элвиса Пресли. А иначе, для чего я родился? Чтобы мотаться с малой зоны на большую?». – На этих словах Илья Николаевич, показал мне кулак и продолжил чтение. – «На какую большую? Ха-ха», – ухмыльнулся Кум. «Да вот на эту, которая огорожена красными флагами и красными транспарантами», – ответил ему Паганини, разведя руки в стороны.
– А что не так? – буркнул я, когда директор «Ленфильма», взявшись за сердце, присел на стул. – Паганини – фарцовщик, Кум – вор в законе. Они ведь нехорошие люди, одним словом – редиски. Они так и должны воспринимать нашу советскую власть и самую прогрессивную в мире страну, где так вольно дышат граждане и гражданки. Что не так-то?
– Ты, сволочина, меня под монастырь хочешь подвести? – пролепетал Илья Николаевич. – Если эта антисоветская галиматья, что вся наша страна – это большая зона, прозвучит с экранов кинотеатров и пусть даже из уст уголовников, то через день мы с тобой воочию, на своей шкуре, узнаем, что такое зона малая. Ты баланду когда-нибудь хлебал?
– Бастурму ел, бишбармак пробовал, бигос один раз употребил в пищу, а вот баланду не довелось, – захихикал я.
– Значит у тебя всё ещё впереди, – рыкнул Киселёв.
– Ну, хорошо, – кивнул я. – Если в нашей самой свободной стране даже помечтать нельзя о том, чтобы слетать на концерт Элвиса Пресли, то диалог будет переписан. Но всё равно не понятно, почему я свои честно заработанные деньги не могу законно обменять на доллары и съездить отдохнуть хотя бы в Турцию? За что меня ограничили в нормальных человеческих правах?
– Тебя, гад недобитый, ограничили в правах, потому что мы строим самое справедливое государство в мире! – рявкнул директор и трахнул кулаком по столу. – Учение Маркса всесильно, потому что оно верно! – тяжёлый кулак Ильи Николаевича вновь звонко грохнул о полированную поверхность рабочего стола.
– Отгородившись от всего мира, можно построить только Северную Корею, где каждый спит и видит, как оттуда свинтить, – пробурчал я.
– Поговори мне ещё, – устало пробормотал директор киностудии. – Хрен с тобой, пусть Паганини мечтает о красивой жизни за бугром. Это не возбраняется. Но только заикнись, что мы строим что-то наподобие зоны, я тебя лично сдам куда следует.
– Понял, не тупой, – улыбнулся я, – больше не повториться.
– Свободен, Феллини недоделанный, топай, – отмахнулся Илья Николаевич, – и откуда ты только взялся на мою голову?
– Как все, из отдела кадров, – буркнул я, выскочив из директорского кабинета.
«Да, с тем, что наш советский союз – это одна большая зона, я палку перегнул, – думалось мне, пока я шагал в сторону ленфильмовского кафе, так как мне сейчас непременно требовалось выпить кружечку кофе и слопать какой-нибудь бутерброд с плавленым сырком. – В конце концов, мы живём лучше, чем папуасы Новой Гвинеи и лучше, чем малоразвитые племена Африки. И значительно лучше, чем товарищи китайцы, у которых дурак и мракобес Мао Цзэдун пару лет назад провозгласил так называемый „Большой скачок“. И ради этого „большого рывка и громкого пердка“ массово настроили в сельской местности кустарных доменных печей и перебили птиц, которые поедали зёрна на полях. Как итог, металл из этих сооружений выходил негодного для производства качества, а уничтожение птиц привело к стремительному размножению насекомых-вредителей. Страшнейший голод накрыл всю „поднебесную империю“ и больше 20 миллионов человек ушли в лучший из миров. А через пару лет, уже совсем скоро, в 1966 году, тот же самый кретин Мао начнёт ещё и „Культурную революцию“, чтобы покарать проклятых врагов родины, которые помешали его прорывной политике „Большого скачка“. И ещё несколько миллионов человек будет пущено в расход. Сначала, малообразованные хунвэйбины перебьют идейных противников Мао Цзэдун, а потом сам же Мао введёт войска и подавит беспорядки хунвэйбинов в крови. Всё в лучших традициях марксизма – маниакальный поиск шпионов и врагов и нарастающая классовая борьба все против всех. Ежов убил Ягоду, Берия убил Ежова, а самого Берию потом шлёпнули Хрущёв и компания. А смысл? А смысл элементарен и прост: если мы живём в нищете, и у нас не получается коммунизм, значит нам помешали враги. Найдём врагов, покараем и заживём. Именно такую муру проще всего скормить обывателю. Хотя справедливости ради надо признать, что на фоне кровавого мудака Мао Цзэдуна наши Хрущев с Брежневым – ангелы воплоти. Перегнул я всё-таки палку с большой зоной».
– Мы живём просто хорошо, замечательно живём, – буркнул я неожиданно вслух, стоя уже в очереди за кофе и бутербродами.
– Что вы сказали? – обернулся стройный, высокий и худощавый парень примерно 28-и лет отроду.
– Жить хорошо, а хорошо жить, ещё лучше, – хохотнул я.
– Неплохо сказано, – улыбнулся незнакомец. – Смотрел сейчас черновой монтаж вашего нового фильма, просто потрясён. Динамика зашкаливает, песни, драки, легкий юмор и детективная история. Гениально. Извините, забыл представиться, моя фамилия – Мотыль, бывший режиссёр Свердловской киностудии, сейчас на вольных хлебах. Можно просто Володя.
– Владимир Мотыль? – удивился я, вспомнив будущие работы этого мастера, среди которых окажутся такие «брильянты» – как «Белое солнце пустыни», «Звезда пленительного счастья» и «Женя, Женечка и „катюша“». – Как же, наслышан-наслышан.
– Делайте уже заказ! – рыкнула на нас продавщица.
– Анна Семёновна, как можно? Товарищ спустился с Уральских гор, что он теперь подумает о нас, о ленинградцах? Где ваша фирменная улыбка? – пристыдил я продавщицу, которой мои наивные претензии были до одного места.
– Не выступай, Феллини, не в Италии, – улыбнулась она. – Делайте заказ, товарищ с Урала.
В отличие от меня Владимир Яковлевич Мотыль одним кофе и бутербродами не ограничился. И когда мы присели за свободный столик, в распоряжении этого режиссёра был салат из квашеной капусты с яйцом, селёдка с картошкой и сто грамм коньяка в небольшом стеклянном графинчике. На его предложение дрябнуть за знакомство, я вежливо отказался.
– Какими судьбами в Ленинграде? – поинтересовался я, после того как Мотыль поморщился, пропустив несколько капель для сугрева.
– Предлагают хороший сценарий про войну, – просипел Владимир Мотыль. – Вот думаю браться или не браться. Директор у вас немного, кхе, своеобразный.
– Про экипаж «катюши» боевой? – хмыкнул я, расправляясь с бутербродом. – Правильно, думать никогда не вредно. А что касается Ильи Николаевича, то он мужик хороший, – сказал я нарочито громко, чтобы меня услышали все недруги и завистники. – Жизнь повидал во всех её жестоких и некрасивых проявлениях.
– А ты откуда знаешь про сценарий? – удивился Мотыль.
– А у нас тут, как в большей деревне, словно мухи тут и там, ходят слухи по столам, – я окинул взглядом соседние столики. – Ты вот что, на главную роль присмотрись к Олегу Далю. Только пить ему не давай. Командира батареи тебе замечательно исполнит наш Гера Штиль. Работает на площадке замечательно, никаких проблем. Жмот Захар Косых – Миша Кокшенов. На связистку Женечку Земляникину можно попробовать Наталью Кустинскую или малоизвестную Галину Фигловскую студентку училища Бориса Щукина. Кстати, у меня в детективе почти все главные женские роли исполняют девчонки из «Щуки». Все как одна – звёзды кино.
– Если ты знаешь все детали, то почему бы тебе самому не взяться за сценарий? – помрачнел Владимир Яковлевич.
– Потому что такова судьба. Это, Володя, твой фильм, и только твой, – я погрозил собеседнику пальцем, чтобы он и не думал отказываться от сценария. – У меня чуйка.
– Здрасте, посрамши⁉ – выпалила Нонна Новосядлова, войдя в кафе в обществе сестёр Вертинских. – Мы тебя в кабинете ждём, волнуемся, кулаки за тебя держим, а ты тут коньяк пьёшь?
– Как можно сеньориты? – улыбнулся я. – Коньяк и я – две вещи несовместимые. Кстати, познакомьтесь: начинающий талантливый режиссёр Владимир Мотыль.
– Очень приятно, – проворчала Нонна и вместе с девчонками присела за наш столик.
– И мне приятно, – смущённо улыбнулся Мотыль, – это, девушки, мой коньяк.
– Как худсовет? – тут же спросила Анастасия Вертинская.
– Да, что тебе сказали коллеги? – поддакнула её сестра Марианна.
– Не было никакого худсовета, – ответил за меня Володя Мотыль. – В кинозале присутствовал товарищ из КГБ, забыл его фамилию, он первым высказался, что фильм – правильный и хороший, и остальные сразу же воздержались. Хотя кое-кто и скрипел зубами на задних рядах. Отличное у вас получается кино, замечательное. Обязательно сниму что-то подобное.
– Да, с КГБ не поспоришь, себе дороже, – пробурчал я. – Кстати, если будешь снимать где-нибудь в Средней Азии что-нибудь со стрельбой и погоней, то обязательно введи в повествование местного Саида, который на вопрос: «ты как здесь оказался?» будет отвечать коротко и чётко: «стреляли».
– Ха-ха-ха! – дружно захохотали и девчонки, и будущий режиссёр «Белого солнца пустыни».
– Неплохо сказано, запомню. Выпьем за ваш киношедевр? – спросил мой коллега девчонок, приподняв графинчик с коньяком.
– Шампанского бы, – хитро улыбнулась Анастасия Вертинская.
После чего Нонна и Марианна почти синхронно покосились в мою сторону, так как я уже неоднократно им читал лекции о здоровом образе жизни, о том, что нужно бережно относиться к той уникальной внешности, которой одарила природа. И тогда можно будет сниматься хоть до гробовой доски. Ведь в будущем для развитого коммунистического телевидения потребуется целая прорва сериалов. В общем, запугал я девчонок на славу. И кстати, правильно сделал, так как до молодильных яблок или молодильных таблеток медицина на моей памяти не дорастёт.
– Рано пока пить за киношедевр, – проворчал я. – Завтра ключевой 13-й эпизод. Отснимем его, вот тогда и выпьем в ресторане томатного сока. Волнуюсь я что-то за завтрашнюю съёмку. Предчувствия какие-то нехорошие мучают меня.
– Какие предчувствия? – захихикала Анастасия. – Ерунда. Молотим уже две недели без простоев. И где такое видано? Лично я с таким темпом никогда не сталкивалась.
– И я такое не припомню, – улыбнулась её старшая сестра Марианна.
– Правильно, девочки, вот и завтра всё будет на высшем уровне, – сказала Нонна, положив свою изящную ладонь на мою мощную пятерню.
– А я выпью, – буркнул Владимир Мотыль и, добавив, что рад был знакомству, залпом осушил весь графинчик с коньяком.
* * *
На следующий день, в пятницу 24-го июля, нехорошие предчувствия, что съёмка будет сорвана, только усилились. Хотя по небу бежали весёлые кучевые облака, актёры и массовка пребывали в хорошем расположении духа, но что-то меня всё равно смущало. Кстати, для съёмки «воровской малины» я и главный оператор подобрали замечательный частный дом, который шёл под снос. На его заднем фоне возвышалась новостройка, в шаговой доступности протекала река Волковка, и располагалось старое Купчинское кладбище. В общем, было где актёрам и каскадёрам побегать и подраться.
«Ё-моё!» – выругался я про себя, когда к нашей съемочной палатке, где размещались гримёрки и оператор имел возможность поменять плёнку, подошёл мой ассистент Генка Петров с тремя актрисами массовки. Если в прошлый раз мой армейский дружок привёл на съёмочную площадку фигуристых, аппетитных девушек, то сегодня его эстетический вкус качнулся в прямо противоположную сторону. Так как передо мной стояли три барышни, которые больше походили на невзрачных учительниц младших классов, чем на боевых подруг товарищей бандитов.
– Ё-моё, – сказал я вслух. – Отойдём, Геннадий.
– А мы? – поинтересовалась одна из актрис.
– А вы постойте, – буркнул я.
– Учтите, мы целоваться и раздеваться, не согласны, – высказалась та же самая девушка.
«Если ты, голуба, в кадре разденешься, то люди из кинотеатра разбегутся», – подумал я и, несколько раз выразительно прокашлявшись, сказал:
– Спокойно, барышни, эротические сцены в сценарии не предусмотрены. Эротика в советском союзе уголовно наказуема.
– А Леонид Быков сегодня снимается? – задала вопрос ещё одна начинающая актриса.
– Сегодня снимаются все, – проворчал я и тут же обратился к нашей замечательной гримёрше Лидии Сергеевне. – Лидочка, сделайте из трёх этих невинных девушек трёх разбитных и развязных девиц, которые якшаются с сомнительными личностями.
– Мы не невинные, – обиженно проворчала самая бойкая из троицы барышня. – Просто мы не шаболды всякие.
– Значит так, – рыкнул я, – макияж поярче, губы намазать как следует, подвести глаза и наложить прочие тени. И ещё, Лидия Сергеевна, скажите нашему костюмеру, чтобы на грудь и бёдра девушек поддели дополнительный костюм.
– Сделаем, не в первой, – усмехнулась гримёрша.
– А что со мной? – спросил Генка, которому я хотел устроить разнос.
– А с тобой всё ясно, – отмахнулся я и тут из-за поворота выехал тентованный военный грузовик марки «Урал».
И я подумал, что очень хорошо, что с бойцами внутренних войск для съёмок договаривался дядя Йося Шурухт, у которого оказалось множество полезных знакомств. Генка наверняка бы притащил сюда половину ленфильмовского общежития, которые не знают, как держать автомат, и тогда съёмочный день был бы на 100 процентов сорван.
– Солдатики, – обрадовалась Лидия Сергеевна. – Люблю мужчин в военной форме.
– Я об этом обязательно скажу дяде Йосе, – буркнул я и направился к грузовику.
Тем временем армейский «Урал» затормозил, не доезжая до съёмочной палатки метров десять, и тошнотворный запах бензина мгновенно ударил по моим ноздрям. «Техника на грани фантастики, сделана на отвались, – проворчал я про себя, изобразив на лице дружелюбную улыбку, – расход топлива литров 70 на каждые 100 км, не меньше». Я помахал рукой офицеру, который сидел на пассажирском кресле и, дождавшись, когда этот высокий и нескладный юноша с жиденькими усами, выскочит из кабины, сделал шаг навстречу.
– Старший лейтенант Ярков! – отрапортовал парень, приложив кончики пальцев к козырьку фуражки. – Прибыл со взводом бойцов в количестве 15-и человек для участия в киносъёмке.
– Вольно, – улыбнулся я, протянув руку лейтенанту. – Меня зовут Ян Игоревич, можно просто Феллини.
– Тот самый? – удивился он.
– Однофамилец, – хмыкнул я. – Холостые патроны на киностудии получили?
– Так точно! – Ярков опять вытянулся в струнку и козырнул. – Выдали по две коробки в одни руки.
– Товарищ старший лейтенант, давай без этого, мы не на параде, – проворчал я. – Расслабься. Сейчас план будет такой: через 15 минут привезут завтрак, покормишь своих «архаровцев» и займи их чисткой и разборкой оружия.
– Это ещё зачем? – вдруг возмутился мой временный подчинённый.
– А затем, товарищ Ярков, что не дай бог боевой патрон случайно окажется в патроннике, и твои парни кого-нибудь подстрелят. – Я кивнул в сторону кузова автомобиля, из которого повыскакивали бойцы внутренних войск. – Есть желание оказаться на скамье подсудимых?
– Никак нет, – сник старший лейтенант. – Разрешите вопрос? А Леонид Фёдорович Быков сегодня снимается?
– Пошли, познакомлю, – буркнул я.
– Шевчуков, остаёшься за старшего! – скомандовал младший офицер, и от очень знакомой фамилии меня опять передёрнуло, и нехорошие предчувствия нахлынули с новой силой.
Но пока всё было спокойно. В ожидании завтрака актёры, каскадёры и члены съёмочной группы, рассевшись на завалинке этого деревянного дома, дни которого уже были сочтены, слушали новую песню Владимира Высоцкого про коней привередливых:
Сгину я, меня пушинкой ураган сметет с ладони,
И в санях меня галопом повлекут по снегу утром.
Вы на шаг неторопливый перейдите, мои кони,
Хоть немного, но продлите путь к последнему приюту!
Вдохновенно хрипел будущий кумир миллионов, и каждое его слово с замиранием сердца внимали все, кто сегодня находился на съёмочной площадке. Кстати, кроме непосредственных участников 13-го эпизода сюда заявились сёстры Вертинские, Савелий Крамаров и Лев Прыгунов. Приехали, так сказать, чтобы поддержать своих коллег. Я же, честно говоря, не люблю, когда актёры без дела слоняются на съёмках. Если не твой съёмочный день, то сиди дома или в гостинице, отдыхай, набирайся сил. «Эх, чую, что именно Крамаров с Прыгуновым чего-нибудь нехорошее и отчебучат», – подумалось мне. И только сейчас я обратил внимание, что пришедший со мной старший лейтенант Ярков стоит и слушает Высоцкого, открыв рот.
Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее!
Не указчики вам кнут и плеть.
Но что-то кони мне попались привередливые,
И дожить я не смог, мне допеть не успеть.
Владимир Семёнович допел второй куплет и, увидев меня, смачно брякнул по струнам и вдруг замолк.
– Принимай работу, Феллини, – захохотал он. – Как и договорились, на один твой куплет, я написал два. Моя теперь песня или как?
– Замечательная вещь, – тихо пробормотал актёр Станислав Чекан. – За душу берёт, сил нет. Выпить бы чего.
– Да, красиво написано, – согласился и Леонид Быков. – Вечером дрябнем.
– Говорю при всех, чтобы сто раз не повторять, – сказал я, обведя взглядом всю собравшуюся публику. – Песня «Кони привередливые» принадлежит Владимиру Высоцкому и точка. А вот настроение ваше, товарищи актёры и каскадёры, мне не нравится. Сниматься нужно весело на кураже. Протяните мне гитару, я вам сбацаю куплет.
Высоцкий криво усмехнулся, но спорить со мной, с главным режиссёром, не стал и протянул свою гитару мне. «Нагнал тоски и рад. Ну, Высоцкий, ну вражина погоди!» – подумал я и, приняв инструмент, быстро перенастроил струны на классический «испанский строй». Тем временем к нашей компании подтянулись бойцы внутренних войск и дядя Йося Шурухт, который, скорее всего, привёз завтрак. Подошла и его ненаглядная гримёрша Лидия Сергеевна. Она, кстати, привела наспех загримированных под подруг воров и бандитов трёх девушек, чтобы показать мне примерный результат. Я же, подмигнув своей ненаглядной Нонне, без предварительного проигрыша весело заголосил студенческую песню буйных 70-х годов:
В пещере каменной нашли напёрсток водки,
Комарик жареный лежал на сковородке…
Но… мало, мало, мало водки, мало нам закуски!
Это не по-нашему! Это не по-русски!
Выслушав первый же куплет, солдатки дружно грохнули от хохота, а я продолжил:
В пещере каменной нашли бутылку водки,
Бифштекс жареный лежал на сковородке…
Но… мало, мало, мало водки, мало нам закуски! – стали подпевать мгновенно развеселившиеся зрители.
Это не по-нашему! Это не по-русски!
В пещере каменной нашли цистерну водки,
Там мамонт жареный лежал на сковородке…
Но… мало, мало, мало водки, мало нам закуски!
Это не по-нашему! Это не по-русски!
В пещере каменной нашли источник водки,
Там стадо мамонтов паслось на сковородке…
– Мало, мало, мало водки, мало нам закуски! – дружно заорал народ, пока я затих, выдерживая небольшую паузу.
– Всё спели? Красавцы, молодцы, – хохотнул я и, снова ударив по струнам, запел сам:
Выжрали всю водку, сожрали всю закуску,
Это вот по-нашему, это вот по-русски! Всё!
– Вот с таким настроение и работаем сегодня весь съёмочный день! – гаркнул я, перекрикивая хохот актёров, техников, каскадёров и солдатиков внутренних войск. – А теперь завтрак привезли, садитесь жрать, пожалуйста.
