Текст книги "Гость из будущего. Том 2 (СИ)"
Автор книги: Влад Порошин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)
– Красава, Славка, – хохотнул капитан Ларин, встав в такую же стойку рядом.
– Вечно ты в драку ввяжешься, а мне потом разгребать, – пискнул лейтенант Волков.
– Лежать, я сказал, а то буду стрелять! – прорычал Пороховщиков-Ларин на четверых поверженных бандитов.
* * *
Для съёмки второй постановочной киношной драки вся съёмочная группа переместилась на берег мелководной и извилистой речки Волковки. Это потом, спустя годы, русло этой речушки будет выравнено, а сейчас она имела семь загибов на версту. Вот около одного из живописных загибов вора по кличке Сиплый и нагнал старший лейтенант Казанова.
– Стоять, руки за голову, – скомандовал Видов-Казанцев.
– Товарищ милиционер, ошибочка вышла, – «включил дурака» бригадир каскадёров Александр Массарский, который играл Сиплого. – На рыбалку я шёл, – забубнил вор, медленно поворачиваясь к своему преследователю. – А тут какая-то стрельба, вот я испугался и побежал.
– В отделении разберёмся, что ты за рыболов-спортсмен такой, без удочки, – усмехнулся Казанова.
И в этот момент Сиплый правой рукой резко ударил по запястью милиционера и выбил пистолет. И буквально в ту же секунду наш бригадир каскадёров выбросил сначала левый хук, а затем провёл и правый боковой в голову. Однако актёр Видов дважды ловко нырнул под эти удары, так как эту сцену в спортзале репетировали ни один раз. Но после такого резвого начала противники вдруг застыли на месте.
– Бей с разворота! – заорал я, видя этот обидный затык.
– У меня этот удар плохо получается, – пожаловался Олег Видов.
– Чёрт! – рявкнул я.
– Пишем второй дубль? – спросил главный оператор.
– Никаких вторых дублей! – психанул я, – нам вторые дубли делать некогда. Меняй точку съёмки, товарищ оператор. Давай свою водолазку, Казанова. И принесите мне парик! У меня волосы другой масти.
«Кстати, а ведь это идея! – вдруг осенило меня, пока я напяливал водолазку Олега Видова, а гримёрша Лидия Сергеевна приклеивала мне другие волосы. – Если поединок агента КГБ под прикрытием и фарцовщика Паганини у меня из дальнейшего сценария вычёркивается, в виду ненадёжности товарища Высоцкого, то можно же снять погоню оперов за шпионом западных спецслужб. И я даже знаю, кто мне сыграет этого прыгучего и шустрого паренька! Я сам! А что? Эффектный может получиться эпизод. Ленинградский „Летний сад“, лучи солнца пробиваются сквозь листву деревьев, я убегаю, а меня догоняют Волков, Ларин и Казанова. А затем финальная драка, один шпион против трёх советских ментов, они ведь втроём одного не боятся. Красотища».
– Мы сегодня снимать-то ещё будем? – проворчал Дмитрий Месхиев, видя, как я застыл и смотрю куда-то в пустоту.
– Всё, работаем, – хлопнул я два раза в ладоши. – Камера! Мотор! Начали!
* * *
В понедельник 27-го июля ближе к вечеру я собрал в своём рабочем кабинете почти всех основных актёров детектива «Тайны следствия. Возвращение Святого Луки». На повестке дня стоял один главный вопрос, а именно денежный. «Восемнадцать человек, – пробубнил я про себя, окинув взглядом собравшийся творческий коллектив. – Отличная цифра, которая прекрасно делится на три».
– А мы сегодня смотреть кино будем? – поинтересовался неунывающий Савелий Крамаров. – Как-никак 16 эпизодов сбацали.
– Обязательно, сейчас поговорим и пойдём в просмотровый кинозал, – кивнул я.
– А сколько ещё осталось доснять? – спросил Станислав Чекан.
– Осталось два эпизода и два съёмочных дня, – я всем актёрам показал два пальца на правой руке. – Завтра и послезавтра.
– Лихо, – хмыкнул Евгений Леонов. – Очень лихо. В таком темпе можно и по несколько картин за год снимать. Ха-ха.
– Придёт время, и телесериалы будут производиться именно в таком темпе, – поддакнул я. – Итак, товарищи актёры, на повестке нашего сегодняшнего собрания стоит один серьёзнейший вопрос! – мне пришлось повысить голос, так как творческая интеллигенция вдруг загалдела, обсуждая светлое будущее, когда актёрской работы станет выше крыши.
– И когда такое время придёт? – пророкотал Владимир Высоцкий.
– Жаль только – жить в эту пору прекрасную, уж не придется – ни мне, ни тебе, – пискнул своим необычайным высоким голосом Евгений Стеблов, чем вызвал немного нервный, но одобрительный хохот.
– Спокойно, товарищи, всему своё время! – выкрикнул я. – Давайте вернёмся в день сегодняшний. И давайте поговорим о хлебе насущном, то есть о деньгах.
Услышав волшебное слово «деньги» народ моментально затих. Лишь дядя Йося Шурухт, директор нашей кинокартины, неодобрительно крякнул. Ещё бы, ему моё предложение сразу не понравилось. Но так как его навязчивая идея – поехать с гастролями по деревням и весям, без меня была не исполнима, то дяде Йосе пришлось пойти на определённые уступки.
– С этого места поподробней, – попросил Георгий Штиль.
– Ни для кого не секрет, что обычное среднестатистическое советское кино снимется минимум три месяца, – сказал я в полной тишине. – Мы этот тернистый путь прошли за 19 дней. Следовательно, то, что вы получите в кассе, будет не совсем то, что вы заслуживаете в реальности. Ибо официальная ставка актёра высшей категории в съёмочный период всего 400 рублей в месяц.
– Кхе-кхе, – прокашлялся дядя Йося, намекая, что большинство наших актёров подписали договор как первая категория, то есть они отработали на картине за ставку в 250 рублей в месяц.
– Поэтому, по предложению товарища Шурухта, – торжественно объявил я, указав рукой на скрючившегося и недовольного скрягу, – появилась идея устроить серию творческих встреч в Кронштадте, в Выборге и в Петрозаводске.
– А что от нас требуется? Ха-ха! – хохотнул Крамаров.
– Во-первых, от вас потребуется соблюдение сухого закона на время гастролей, так как провести три концерта в день – дело не шуточное, – ответил я. – Во-вторых, от каждого нужен будет номер художественной самодеятельности: песня, пляска, басня, актёрская байка. График гастролей, которые будут проходить по воскресеньям, сверстаем таким способом, чтобы каждый актёр побывал в двух городах.
– И что нам это принесёт? – спросил самый деловой Лев Прыгунов.
– По 300 рублей на брата за одну поездку, – ответил вместо меня дядя Йося. – Если, конечно, зал в 600 человек заполнится под завязку трижды за день.
– Не буду скрывать! – мне вновь пришлось выкрикнуть, так как актёры зашумели ещё сильнее, чем в первый раз. – Проще было бы поехать на гастроли меньшим составом, так и мороки поменьше, и денег побольше. Но я просто не имею права не отблагодарить вас за съёмки в детективе. А теперь пошли в кинозал!
– Не зря я с тобой связался, – шепнул мне Евгений Леонов, когда народ стал выходить из кабинета.
– Феллини, можно тебя на три слова? – пробурчал Владимир Высоцкий.
– Давай на два с половиной и в кинозал, – хмыкнул я. – Мне ещё к завтрашним съёмкам нужно подготовиться.
– Ладно, буду краток, – пробубнил будущий кумир миллионов. – Не убивай моего Паганини. В первоначальном сценарии он же оставался жив.
На этих словах меня под руку взяла Нонна Новосядлова, с другой стороны подошли сёстры Вертинские, а с третьей на меня насели Крамаров, Прыгунов и Видов. «Спелись, – догадался я, – сейчас начнут процесс коллективного уламывания вредного режиссёра. Как будто я сам вливал непонятную бурду в горло будущего опального поэта, актёра и бунтаря. Странно, что Пороховщиков и Стеблов за товарища не просят. А ведь Александр Пороховщиков лет через шесть станет партнёром Высоцкого в театре на Таганке и будет выходить с ним на одну сцену».
– Ты же сам говорил, что героя можно и воскресить, – защебетала Нонна.
– Володя тебя больше не подведёт, – тут же добавили Анастасия и Марианна.
– Это самое, несчастный случай на производстве, каждый может оступиться, – поддакнул Савелий Крамаров.
– Несчастные случаи на производстве обычно происходят при сознательном злостном нарушении правил техники безопасности, – проворчал я. – Поэтому Паганини воскреснет только при одном условии: если зрители завалят киностудию письмами и соответствующими просьбами. А тебе, Владимир Семёнович, я хочу сказать откровенно и прямо при всех: «Когда актёр подводит огромный коллектив своих товарищей по ремеслу, то это чем-то с родни предательству и удару ножом в спину. Подумай об этом на досуге». Всё, пошли в кино.
* * *
«Сейчас у меня имеется 64 минуты смонтированного в черновом варианте материала, – думал я, сидя в тёмном просмотровом зале киностудии, пока почти вся съёмочная группа смотрела этот львиный фрагмент будущего детектива. – Добавляем 2 минуты на конечные титры, которые на киношном языке называются „портянкой“, и остаётся 14 минут на два финальных эпизода. С одной стороны много, а с другой: 9 минут уйдёт на погоню за шпионом западных спецслужб, и за оставшиеся 5 минут сыщики подполковника Петренко наконец-то скрутят преступника, который украл картину из музея, и в стилистике Шерлока Холмса раскроют для зрителя все детали этого запутанного дела. Поэтому 14 минут на финал в самый раз».
– Правда, что Володя замечательную песню написал? – прошептала Нонна, которая сидела на первом ряду справа от меня, когда Высоцкий запел «коней привередливых».
– А кто ему на нашей кухне первый куплет, который и вошёл в фильм, набросал вчерне? – так же шёпотом парировал я.
– Да помолчите вы, – проворчал на нас Евгений Леонов, сидевший слева от меня, – дайте кино посмотреть.
– А правда, что наш Шура Пороховщиков здорово дерётся? – вновь поддела меня Нонна, когда на экране замелькал эпизод задержания банды Кумарина.
– Иначе я бы его на эту роль не пригласил, – буркнул я и улыбнулся, увидев, как я вместо Евгения Стеблова бью в прыжке двумя ногами вперёд. – А так может ваш Шура?
– Запросто, – буркнула актриса, которая была недовольна тем, что затея, уговорить меня вернуть Высоцкого в фильм, провалилась.
– Да не мешайте вы смотреть, – тут же заворчал Евгений Леонов, – интересно же.
– Правда, что Олежка Видов – красавчик? – снова зашептала она.
– Красота для мужчины не главное, – хмыкнул я и вспомнил, как махал вместо Видова ногами в этой сцене, которая сейчас разыгралась на экране ленфильмовского кинозала:
– Стоять, руки за голову, – скомандовал Видов-Казанцев, нагнав вора Сиплого на берегу маленькой речушки.
– Товарищ милиционер, ошибочка вышла, – «включил дурака» Сиплый, – шёл на рыбалку, тут какая-то стрельба, вот я и испугался, и побежал.
– В отделении разберёмся, что ты за рыболов-спортсмен такой, без удочки, – усмехнулся Казанова, но в следующее мгновенье вор ловко выбил пистолет из рук милиционера и провёл два боксёрских хука в голову.
Однако от обоих боковых ударов Казанова так же по-боксёрски уклонился и уже с другого ракурса моментально выполнил шикарную «вертушку», которой сбил Сиплого с ног.
– Ха! – выкрикнул вор и рывком эффектно вскочил на ноги.
– Ша! – гаркнул старший лейтенант Казанцев, проведя правый прямой в голову.
И теперь пришло время полетать и товарищу милиционеру. Ведь каскадёр-дзюдоист Александр Массарский, игравший гражданина вора, уклонившись от удара, легко бросил Олега Видова через бедро. Но на этом поединок не закончился. Так как в следующем кадре, снятым камерой сверху, я, загримированный под Видова, который в реальности больно ударился, падая на землю, ловко приземлился на ноги. Что-то подобное я видел в фильме «Непобедимый» 1983 года, где все боевые сцены были выполнены на очень высоком уровне.
Однако приземлившись на ноги, Володя Казанцев оказался развёрнутым спиной к своему не менее опытному противнику. И тот, не теряя ни секунды, провёл более чем логичный удушающий захват, обхватив рукой шею нашего Казановы.
– Ыыыы, – засипел старший лейтенант на «крупняке», то есть на крупном плане.
Но вдруг, откуда не возьмись, на зелёный берег этой маленькой речушки выбежала «следачка» из прокуратуры, в исполнении Нонны Новосядловой, и здоровенным дрыном шарахнула вора Сиплого по затылку. Естественно этот удар мы сняли таким ракурсом, чтобы дрын переломился не о голову каскадёра, а в непосредственной близости перед объективом кинокамеры. В реальности Нонна подпиленной палкой рубанула об ствол дерева, растущего поблизости. Поэтому на следующем кадре вор Сиплый рухнул на землю, живым и невредимым. А недодушенный Казанова, хватая ртом воздух, пробормотал небольшое четверостишье:
Я помню чудное мгновенье,
Как гений чистой красоты
Одним ударом по затылку
«Жигану» сделала кранты.
– Да я его даже и пальцем не тронула, – захихикала самая красивая «следачка» в СССР.
Кстати, захихикали и зрители в кинозале. И вообще практически весь показ будущего детектива периодически прерывался то взрывным, то раскатистым, то тихим, словно шелест листвы, хохотом. Вот и над следующей сценой, когда действие перенеслось вновь к сеням деревянного дома, народ дружно загоготал. Так как из дверей этой воровской хибары бойцы внутренних войск за руки и за ноги вынесли бандита по кличке Доцент.
– Я – Доцент, у меня и справка имеется! – орал этот пухленький актёр из массовки.
– Очень интересно, и из какого вы ВУЗа? – полюбопытствовал подполковник Петренко.
– Естественно из психического, ха-ха-ха! – разразился ненормальным хохотом актёр. – Я злой и страшный серый волк, я в поросятах знаю толк!
– Ясно, временное помутнение рассудка, – буркнул Быков-Петренко. – Выноси следующего, – махнул он рукой.
Однако следующим из дверей выскочил солдатик, который, быстро засеменив ногами, запнулся о стоявший во дворе дома чурбак и грохнулся на траву. И тут же дверь ещё раз резко распахнулась, и из неё буквально вылетел и распластался на земле второй боец внутренних войск. И лишь потом из дома вывели главаря банды, вора Кумарина, руки которого за спиной уже были скованны наручниками. Но кроме того высокого и статного актёра Станислава Чекана в направлении машины силой вели два самых мускулистых бойца из тех, кто принимал участие в съёмках.
– А вот и старый знакомый, – криво усмехнулся подполковник Петренко. – Ну что гражданин Кум, поехали?
– Куда ещё? – пророкотал Чекан-Кумарин.
– К куме на блины, куда же ещё? – хмыкнул Быков-Петренко. – Увести.
И тут на экране появился фарцовщик Паганини, который, прижимаясь к стене дома, выглядывал из-за угла на то, как крутят его товарищей. Как Высоцкий-Паганини вылез из окна, как ему удалось остаться незамеченным при задержании остальных членов банды? Моё киноповествование умалчивало. Тем более на момент съёмок Владимир Семёнович мог уверенно стоять на ногах лишь тогда, когда держался за что-то крепкое и неподвижное. Хорошо хоть способность произносить членораздельные звуки к актёру вернулась, за то время пока я снимал боевые сцены в других локациях.
– Братуха, держись! – заорал он хриплым голосом.
И уже на следующем плане, который снимался сверху с киношного крана, Паганини в моём исполнении, сделал резкий кувырок во двор дома и, оказавшись между двух солдатиков, сначала залепил ногой с разворота одному гвардейцу, а затем примерно такой же «вертушкой» вырубил и второго бойца.
– Хааа! – на крупном плане рявкнул актёр Владимир Высоцкий, которого снизу поддерживал Савелий Крамаров.
– Брат, уходи! Уходи, брат! – зарычал вор Кумарин, пытаясь сбросить с себя двух, державших его бойцов.
– Держись, братуха! – заголосил Высоцкий-Паганини на том же «крупняке».
И вновь с верхней камеры, уже в моём исполнении, Паганини перекинул через себя бойца, который попытался ударить его в голову прикладом автомата Калашникова. А потом провёл шикарный йоко-гери, то бишь боковой удар пяткой в грудь, и вырубил ещё одного воина советской армии.
– Уходи, дурак, уходи! – опять закричал Кумарин.
– Брать живьём, не стрелять! – скомандовал подполковник Петренко, когда заметил, что фарцовщик Паганини так ловок, что вполне может улизнуть чужими огородами.
Однако в этот момент реальный лейтенант внутренних войск Ярков, уже шарахнул по беглецу из «Макарова» холостыми патронами. А дальше и играть ничего не пришлось. Владимира Высоцкого просто перестали держать и страховать, и актёр самой что ни на есть пьяной, шатающейся походкой, сделал несколько шагов вперёд и как подкошенный рухнул на землю.
– Ненавижу, суки! Ненавижу! – запричитал вор Кумарин, которого всё так же держали двое самых крепких бойцов.
– Ты что сделал, лейтенант? Я же приказал не стрелять, – прорычал подполковник Петренко.
– Виноват, хотел напугать, бил поверх головы, – промямлил Ярков.
– Снайпер, твою дивизию, – отмахнулся Быков-Петренко.
И вдруг на этом месте плёнка в кинопроекторе порвалась, и на экране образовалось лишь одно белое пятно света. А съёмочная группа, которая сидела в зале, вспомнив свою хулиганскую пионерскую юность, начала свистеть и требовать продолжения фильма.
– Товарищи, ведите себя интеллигентно, – обратился я к своим коллегам. – Сейчас всё подклеим, и будет вам продолжение.
– За что деньги плачены? – выкрикнул кто-то с задних рядов.
– Ну-ка, цыц, я сказал! – гаркнул я. – Сейчас выведу!
Глава 23
«Скоро только кошки родятся», – пришло мне в голову изречение великого комбинатора, пока киномеханик подклеивал плёнку, а съёмочная группа в зале невольно зашумела и зашушукалась, обсуждая увиденный материал. Я покосился на актрису Ирину Губанову, которая сидела на втором ряду, и вспомнил наш недавний разговор по поводу того, что роль криминалиста её категорически не устраивает.
– У всех есть хорошие и вкусные эпизоды, а у меня нет! – прокричала она, застав в монтажном кабинете меня одного. Мне всё-таки удалось научить Раису Кондратовну и её ассистентку Лизочку выходить курить в коридор.
– Могу вставить постельную сцену с Казановой, – буркнул я. – Однако я тебе гарантирую, что её потом заставят вырезать. Зато лет так через цать, будет что в телевизионном ток-шоу вспомнить.
– Ты мне тут не шути, а то я тебе не шучу, – прошипела актриса.
– Хорошо, сцена в душевой комнате, – прошипел в ответ и я. – Струи воды, обнажённая спина и вдруг раздаётся телефонный звонок с работы. И ты, закутанная в коротенькое полотенце, бросаешься к телефонному аппарату. Могут не вырезать. Ибо наш советский человек по первому звонку всегда должен быть на рабочем посту, даже среди ночи. И даже из постели с любимым человеком.
– Ну, допустим, – улыбнулась Ирина Губанова. – По какому поводу звонок?
– Из морга сбежал труп покойника со смертельным огнестрельным ранением в голову, – пробормотал я первое, что пришло в голову, немного позабыв, что с некоторыми женщинами иногда лучше не шутить.
– Ха! Ха! Ха! – зло выпалила актриса. – Очень смешно! Ты учти, Феллини, если не напишешь для меня хороший эпизод, то я твоей Ноннке всё расскажу о том, что между нами было.
– Так не было же ничего? – пролепетал я.
– Посмотрим, – рыкнула она и, выйдя из кабинета, громко хлопнула дверью.
– Ты, первый троллейбус, по улице мчи, верши по бульварам круженье, – прошипел я немного переделанную строчку из песни Булата Окуджавы, впихнув в неё название фильма «Первый троллейбус», в котором снялась актриса Ирина Губанова.
Вот и сейчас в просмотровом кинозале я словил злой и недовольный взгляд главной героини этого злосчастного «Первого троллейбуса». Наконец погасили свет, зашумел кинопроектор и на экране снова возник Леонид Быков в роли подполковника Петренко.
– Ты что сделал, лейтенант? Я же приказал не стрелять, – рыкнул он на командира взвода бойцов.
– Виноват, хотел напугать, бил поверх головы, – промямлил реальный лейтенант Ярков.
– Снайпер, твою дивизию, – отмахнулся Быков-Петренко и, увидев, как по дороге ведут остальных членов банды, скомандовал, – пакуйте этих гавриков в кузов. В отделении разберемся, кто есть кто.
– Товарищ подполковник, Юрий Саныч, – произнёс Володя Казанцев, выйдя из дверей отвоёванного у бандитов дома, – там, в хате, картины, золото и меха из квартиры на Невском. Взяли, можно сказать, с поличным.
– Что и требовалось доказать, – криво усмехнулся наш киношный подполковник, а когда на общем плане к нему подошли Ларин, Казанцев, Волков и следователь прокуратуры Анастасия Абдулова, он добавил, – если завтра государству вернём «Святого Луку», то премии и внеочередные отпуска я вам гарантирую.
– Звёздочку бы ещё одну на погоны, – пискнул Волков, в исполнении актёра Стеблова.
– Кхе, – кашлянул Быков-Петренко и буркнул, – посмотрим.
«Посмотрим», – подумал и я, когда на экране начался 14-й эпизод, который изначально должен был выглядеть, как типичное шпионское кино, но недавний разговор с Ириной Губановой спутал все мои карты.
Поэтому сразу после панорамы Невского проспекта в том месте, где располагалась гостиница «Европейская», к жёлтому автомобилю марки ГАЗ-М-21 с чёрными шашечками на боку кроме англичанина Питера Баткина устремилась и криминалист широкого профиля Ольга Матвеева. Роль иностранца замечательно играл Игорь Дмитриев, который сегодня ни на собрание, ни на просмотр не пришёл, так как уже снимался в другом городе и в другом кино.
– Товарищ! Товарищ! – затараторила Губанова-Матвеева, одетая заботливыми руками костюмера в элегантный коротенький, чуть выше колена, летний плащ с поясом. – Товарищ, я очень опаздываю в аэропорт. – Девушка показала чемоданчик в руках. – Уступите мне, пожалуйста, машину. Я вижу, что вы не очень спешите.
– Гражданочка, оставьте в покое интуриста, – заворчал шофёр, высунувшись с переднего сиденья жёлтого такси, впрочем, на чёрно-белой плёнке машина выглядела светло-серой.
– Ты что ли интурист? – как базарная хабалка рявкнула Ольга Матвеева. – Давно на себя в зеркало-то смотрел, Калуга?
– Я есть интурист, сеньорита, – улыбнулся Питер Баткин. – Мне как раз ехать в аэропорт.
– Двоих везти не положено, – заворчал таксист, который наверняка был внештатным сотрудником КГБ.
– Я разрешать, – махнул ручкой Дмитриев-Баткин.
– Что глазами хлопаешь? Открой сеньорите багажник! – топнула ножкой героиня Ирины Губановой.
Я искоса оглянулся на второй ряд, где сидела сама актриса, и с удовлетворением отметил про себя, что девушка довольна. А на экране отъезжающее такси проводил долгим взглядом лейтенант Волков, который вышел из гостиницы.
– А это наш Московский проспект! – громко прокомментировала криминалистка Матвеева, когда машина везла её и иностранца в аэропорт. – Правда, красиво⁈
– Корошо-корошо, – пролепетал с растерянным и недовольным лицом Питер Баткин.
– Ой! А это Парк победы! Послушайте! – вновь заорала Губанова-Матвеева и прочитала небольшое четверостишие из пока ещё ненаписанной песни Окуджавы:
Горит и кружится планета!
Над нашей Родиною дым!
И, значит, нам нужна одна победа!
Одна на всех. Мы за ценой не постоим!
– Очень корошо, – промямлил Дмитриев-Баткин, который всем своим видом выражал сожаление, что взял в такси эту ненормальную взбалмошную русскую женщину.
А после следующей монтажной склейки такси остановилось перед главным входом в аэропорт Пулкова. Невысокая бетонная конструкция с какими-то гигантскими грибами на крыше, в черновой монтаж фильма не попала. Машина сразу же затормозила на фоне больших панорамных окон, и когда таксист выдал вещи своим пассажирам, криминалист Матвеева ещё раз закричала прямо в ухо мистеру Баткину:
– Вы к нам непременно приезжать ещё! Я вам показать весь город!
– Корошо-корошо, – пролепетал интурист с постным лицом.
Внутри здания аэропорта, где было достаточно много людей, которым ничего о съёмках детектива не сказали, чтобы никто не волновался и не таращился в кинокамеру, Дмитриев-Баткин медленно подошёл к газетному киоску. Кстати, эту сцену заранее решено было снимать скрытой камерой. И тут же в кадре появился, переодетый в гражданское капитан Ларин, в исполнении актёра Пороховщикова. Он что-то спросил у продавца, а когда интурист с приобретённой газеткой направился к стойкам регистрации, то на небольшом расстоянии двинулся следом.
И вдруг Питер Баткин на полпути остановился, покрутился на месте, заставив капитана Ларина проследовать дальше в неизвестном направлении, и пошагал куда-то в сторону от регистрационных стоек. Однако следом за ним поспешил старший лейтенант Казанцев, тоже переодетый в штатское. Следующий план неожиданно вызвал в кинозале смех, так как интурист и оперативник вошли в туалет. Видов-Казанцев скорчил такое лицо, что захихикал даже я.
Естественно модная в будущем туалетная тема не получила продолжения. Поэтому в следующем кадре мистер Баткин встал в очередь к регистрационной стойке. А за его спиной, тоже с чемоданом в руках пристроился подполковник Петренко. Он впервые в фильме появился не в милицейском кителе, а в костюме и в шляпе. Финальным же кадром всего эпизода стала удаляющаяся к самолёту фигура Питера Баткина и недоумённые лица Ларина, Казанцева и Петренко, которые остались в здании аэропорта. И тут интурист внезапно остановился, обернулся в сторону провожающих и хитро улыбнулся, после чего снова пошагал к самолёту.
Кстати, этот последний кинематографичный штрих предложил мне сам актёр Игорь Дмитриев, который во время второго дубля сказал: «Феллини, а давай мой герой посмеётся над гражданами милиционерами? Он ведь не дурак, он ведь чувствует, что за ним установлена слежка». «Если не дурак, то пусть посмеётся», – ответил я тогда, подумав о том, что потом монтаж покажет, что уместно и хорошо, а что не очень.
– Ничего не понимаю, интурист уехал, картина осталась, – пролепетал подполковник Петренко, когда действие детектива перенеслось в отделение милиции, в более просторный кабинет «оперов». – Ничего не понимаю. Где мы с вами, братцы сыщики, прокололись?
– Почему сразу прокололись? – обиделась криминалист Матвеева. – Я чисто сработала. Вы бы видели лицо этого мистера, да он принял меня за сумасшедшую, ха-ха!
После чего камера общим планом показала всех, кто присутствовал в кабинете. Это были сыщики: Волков, Казанцев и Ларин, а так же «следачка» из прокуратуры Анастасия Абдулова и старшая сестра Казановы Анна Сергеевна. Камера целых четыре секунды в полной тишине прокатилась по рельсам, показав нам застывшие фигуры всех действующих лиц.
– А вдруг никто не прокололся. Просто за картиной должен прийти сообщник, то есть напарник этого интуриста? – затараторил Слава Волков.
– Был бы такой человечек, то мы давно об этом знали. Ты что думаешь, Славка, наши смежники лаптем щи хлебают? – возразил Володя Казанцев.
– Уже и спросить нельзя, – огрызнулся Волков, в исполнении актёра Евгения Стеблова.
– А вдруг сообщник должен прилететь тогда, когда здесь всё утихнет? – медленно и размерено произнёс капитан Андрей Ларин.
– Точно, Андрюха, это же обычный воровской приём! – обрадовался Казанова. – Отсидеться неделю другую, и уже после всеобщего кипиша скинуть хабар! Гениально!
– Вот это, братцы сыщики, больше похоже на правду, – выдавил из себя улыбку подполковник Петренко. – Поэтому мы в музей, раньше, чем приедет напарник, пошлём своего человека.
– Это ещё кого? – буркнул Казанова, догадываясь, к чему клонит товарищ подполковник.
– Кроме Анны Сергеевны больше некого, – сказал Быков-Петренко, посмотрев на Марианну Вертинскую. – Анна Сергеевна, дело государственной важности. Вы представляете, что случиться, если слух об украденной музейной картине разлетится по всему советскому союзу? Выручайте, прошу вас.
– А я и не отказываюсь, – улыбнулась Анна Сергеевна. – Только, что мне нужно будет делать?
– Вам придётся вести себя так же, как это делал Питер Баткин, – произнёс подполковник Петренко, пройдясь по кабинету «оперов» этом с задумчивым и сосредоточенным лицом. – Нужно будет стоять и подолгу смотреть на соседние картины. Кстати, Анастасия Романовна вас подстрахует.
– Я? – удивилась Нонна Новосядлова, сделав свои огромные глаза еще больше. – Каким образом?
– Вам придётся дополнительно осмотреть запасники музея, может быть, там ещё что-нибудь пропало, – пустился в объяснения товарищ подполковник. – И в непринуждённой обстановке, без протокола, пообщаться со свидетелями преступления. Вдруг всплывёт что-ниубдь ещё.
– А чем займёмся мы? – пискнул Стеблов-Волков.
– Установите слежку за мужем директрисы, – ответил Петренко и, увидев, что в углу кабинета стоит гитара, взял её в руки. – У него, кстати, алиби нет. Это что за бандура в рабочем кабинете?
– Учимся играть в свободное от сыскных мероприятий время, – прокашлялся Андрей Ларин. – Говорят, что это развивает логическое мышление.
– Шерлок Холмс, между прочим, тоже играл. Хум-кхе, на скрипке, – поддакнул Казанова.
– А можно мне посмотреть этот инструмент? – улыбнулась «следачка» из прокуратуры Анастасия Абдулова и, приняв из рук товарища подполковника гитару, провела своими длинными музыкальными пальцами по струнам.
Затем девушка присела на край стола и красивым меццо-сопрано запела:
Снова от меня ветер злых перемен тебя уносит,
Не оставив мне даже тени взамен, и он не спросит.
Может быть, хочу улететь я с тобой,
Желтой осенней листвой, птицей за синей мечтой.
Позови меня с собой, я приду сквозь злые ночи.
Я отправлюсь за тобой, чтобы путь мне не пророчил.
Я приду туда, где ты нарисуешь в небе солнце,
Где разбитые мечты обретают снова силу высоты…
А после одного куплета и припева, который народ в зале прослушал в полной тишине, на экране зашумел Невский проспект.
– Надо было песню оставить целиком, – шепнула Нонна и ткнула меня локотком в бок.
– Помилуй, родная, это же детектив, а не мюзикл, – прошептал я в ответ, а сам подумал, что потом, при финальной озвучке картины, на ещё один куплет песни вполне можно намонтировать красивые планы Ленинграда.
Но пока зрители увидели лишь то, как следователь прокуратуры едет в троллейбусе по Невскому. И вдруг троллейбус притормозил напротив горбатого запорожца, рядом с которым продавали джинсы маде ин Одесса фарцовщик Косой и агент ГКБ под прикрытием по кличке Кот. Нонна-Анастасия улыбнулась, увидев актёра Льва Прыгунова, а тот, заметив девушку, незаметно помахал в ответ. Примерно так же как это исполнил герой Николая Рыбникова в финале кинофильма «Весна на Заречной улице», который сначала рукой пригладил за ухом волосы, а затем махнул одной ладонью.
«Вот в чём суровая правда, – подумал я, – жизнь проносится мимо, а фарцовщики стоят на обочине и торгуют ширпотребом».
На этом короткий лирический эпизод закончился, оставив зрителям пищу для сплетен и размышлений, у кого с кем на съёмках закрутился роман, и кто с кем затем по сюжету будет строить крепкую советскую ячейку общества. А в кадре вновь появился Русский музей, где сперва по картинной галерее прошли туристы в сопровождении экскурсовода, а потом в директорском кабинете на крупном плане появилась фотография директрисы, её мужа и девочки примерно семи лет.
– Я решительно не понимаю, что ещё вы хотите услышать от меня? – выпалила своим неповторимым пискляво-нервным голосом Людмила Гурченко, которая в детективе играла эту самую директрису Наталью Суркову. – Да, мы с мужем копим на автомобиль. Это нашими советскими законами не запрещено.
