Текст книги "Гость из будущего. Том 2 (СИ)"
Автор книги: Влад Порошин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)
* * *
А после того, когда часы пробили полночь, и когда бабушка вахтёрша нас, бездельников и обалдуев, выгнала на улицу, мы небольшой компанией пошли гулять по ночной Москве. Я держал за руку Нонну, рядом сыпали шутками Крамаров и Видов, которые сопровождали сестёр Вертинских, а за спиной о чём-то секретничали Пороховщиков и Селезнёва. Мы медленно вышагивали по проспекту Калинина в сторону Красной площади. Ночь была светлая и тёплая.
И кстати, подобные нам группы молодых людей встречались буквально повсюду. Разгуливали школьницы-выпускницы в белых платьях в форме колокола и парни-выпускники в белых рубашках и цветастых галстуках. То тут, то там слышались песни под гитару и звонкий смех. И я подумал, что сейчас эти парни и девчонки, которые прощаются с волшебной беззаботной школьной порой, наверное, рисуют в своём воображении фантастической и чудесное будущее. Они, счастливые, ещё не знают какие передряги их ждут в перестроечные 80-е и в бандитские 90-е.
– Придёт время, и этот проспект Калинина опять переименуют, – вдруг ляпнул я, ибо мне сейчас захотелось поговорить о будущем. – Улицу, которую мы только что прошли, назовут Новым Арбатом, а эту, под нашими ногами, Воздвиженкой.
– Откуда такие сведения? – проворчала Марианна Вертинская, которая сегодня поругалась с Андроном Кончаловским, и назло ему пошла гулять именно с нашей компанией.
Кроме того, её младшая сестра Анастасия из-за какого-то пустяка поссорилась с Никитой Михалковым. Всё-таки Михалков серьёзно приревновал свою подругу к Олегу Видову, и, не имея возможности разобраться с этим актёром на кулаках, психанул.
– У вас, Феллини, наверное, родственник работает в генплане? – захохотала Наталья Селезнёва.
– Отнюдь, – хмыкнул я, – это всё элементарная логика. Люди, которые сейчас управляют страной, не бессмертны. На их место придут другие управленцы и скажут: «Если Москва основана давным-давно, то, наверное, стоит вернуть улицам их исторические названия? Это же справедливо».
– Ну и что, подумаешь? – опять проворчала Вертинская старшая.
– Я это сказал к тому, что если рассуждать логически, то можно многое предсказать из событий будущего.
– Например? – Марианна Вертинская от возмущения остановилась и сложила руки на груди.
– В будущее смотреть непросто, – ответил я, тяжело вздохнув. – Оно не всегда напоминает страну розовых пони.
– Договаривай, – сквозь зубы произнесла Марианна.
– Хорошо, – я с большим трудом улыбнулся. – Начну с того, что вы, все здесь присутствующие, станете звёздами советского кино, но не всё в карьере будет гладко. Будут взлёты, падения, народная слава и периоды, когда режиссёры перестанут снимать. Такова жизнь.
– И я стану звездой? – недоверчиво посмотрел на меня Саша Пороховщиков.
– С такой прекрасной фактурой и такой тягой к кино, обязательно, – кивнул я.
– А я? – спросила Наташа Селезнёва.
– Когда пойдёшь на кинопробы к Гайдаю, надень купальник, Леониду Иовичу эстетически нравятся фигуристые девушки в купальниках, – хохотнул я.
– А я? – спросил Олег Видов.
– Ты себя в зеркало видел? – хмыкнул я. – Учи языки, будешь сниматься в Югославии, в ГДР, в Польше, в Италии.
– А я? – заинтересовался Савелий Крамаров.
– Извини, Сава, тебя в Италию не возьмут, зато в СССР работы будет хоть отбавляй, – хохотнул я. – Вот скажи: «А вдоль дороги мертвые с косами стоят, и тишина».
– Ха-ха-ха! – дружно захохотала вся компания.
– Да идите вы, – обиделся Савелий.
– И всё же, ты что-то ещё хотел сказать обо мне? – упрямо произнесла Марианна Вертинская.
– Твой Андрон скоро поедет в Среднюю Азию снимать какое-то кино, и вернётся в Москву с новой молодой женой, – буркнул я. – И вообще, у Андрона будет много женщин, такой он человек. А знаешь, кто в тебя по-настоящему влюблён? Боря Хмельницкий, который сегодня раньше всех сбежал с сабантуя.
– Правда? – спросила Марианна, у которой сами собой покатились огромные слёзы из глаз.
– Сто процентов, – улыбнулся я.
– Почему ты ничего не сказал про меня? – спросила Нонна Новосядлова.
– Потому что уже в понедельник у нас съёмки «Зайчика», – я приобнял девушку и добавил, – а вообще, ребята, я вам так скажу: «Будущее может и измениться, если упорно работать, верить в мечту и идти к ней не смотря ни на что».
– Ясно, буду учить языки, – заявил Савелий Крамаров. – Я тоже хочу в Италию и в ГДР. Пошл гулять, – закончил он под дружный хохот всей компании.
Глава 5
Утро пятницы 26-го июня для меня началось с привычной зарядки, холодного душа и приготовления гречневой каши. И вроде бы только вчера гулял с Нонной по ночной Москве, как уже незаметно пронеслось шесть дней. Я не успел и глазом моргнуть, как моя комната превратилась в один большой гардероб моей любимой актрисы. Теперь в моём шкафу висели в основном вещи Нонны, вешалку тоже занимали её плащи, курточка и ещё пару платьев. В кресле у Нонны был разложен постиранный и поглаженный брючный костюм для съёмок. Единственный предмет мебели, который в комнате остался за мной – это был письменный стол. На нём возвышалась груда бумаг, которую я гордо именовал сценарием нового детективного сериала.
– Можно я сегодня на работу не пойду? – спросила Нонна Новосядлова, выглянув из-под одеяла и приоткрыв один глаз, когда я быстро расправлялся с гречневой кашей, запивая её горячим кофе.
– А сегодня съёмок и не будет, – хохотнул я.
– Как? – тут же на кровати подскочила моя девушка, обнажив соблазнительную фигуру.
– А так, считай сама, – я стал загибать пальцы, – врачебные кабинеты мы отсняли, эпизоды в твоей квартире и квартире Зайчика тоже сделали. Эпизоды в кабинете бюрократа Шабашникова закончили вчера поздно вечером. Сегодня рабочие наш павильон начнут разбирать под ноль и строить в нём панельную новостройку с забором, где проживают твоя героиня, Зайчик и другие работники театра.
– Неужели отстроят целую пятиэтажку? – удивилась Нонна.
– По эскизу запланированы три этажа, два подъезда, два бутафорских балкона и два балкона настоящих, чтобы выдерживали вес одного человека. Поэтому раньше вторника съёмки не продолжим, – буркнул я, допив кофе. – Сегодня садимся за черновой монтаж отснятого материала. Кстати, можешь съездить к родителям.
– Я лучше погуляю по Ленинграду, – промурлыкала Нонна и снова спряталась под одеяло. – Кстати, а как продвигаются дела со сценарием детектива?
– Замечательно, – соврал я, выбежав с грязной посудой на кухню.
На самом деле со сценарием была просто беда, я бы даже сказал, что беда в квадрате. Ещё в понедельник на киностудию из Госкино прилетела изумительная по содержанию телеграмма: «Доводим до вашего сведения короткометражка „Так не бывает“ принята к прокату». Директор «Ленфильма» Илья Николаевич в тот же день пожал мне руку и нехотя произнёс: «Давай, Феллини, неси сценарий своего детектива, может быть из тебя действительно выйдет толк». «Будет бюджет, будет и толк», – ответил я тогда и с удвоенной силой навалился на сценарий «Знатоков».
Но вчера перед сном, перелистывая исписанные листы, я чётко осознал – никаких «Знатоков» у меня и в помине нет. Я наобещал такому количеству разных актёров снять их в своём новом кино, что от «Знатоков» не осталось и следа. В моём фильме появились: начальник уголовного розыска подполковник Петренко – роль отошла Леониду Быкову. Лейтенант милиции, следователь Знаменский – эту роль я отдал Александру Пороховщикову, так как грех, когда пропадает такой талант, работая в театре мебельщиком. Два юных оперативных работника милиции – любимец женщин Олег Видов и «ходячее недоразумение» для создания комичных ситуаций актёр Евгений Стеблов. Начинающая и очень талантливая следователь прокуратуры – Нонна Новосядлова. Криминалист широкого профиля – Ирина Губанова. Заведующая картотекой – Марианна Вертинская, чтобы можно было органично вписать в детектив небольшую любовную линию. И наконец, сотрудник КГБ, который работает под прикрытием, косит под вора и спекулянта – Лев Прыгунов. Есть в этом актёре какое-то двойное дно, есть у Льва своя «фирменная фига в кармане».
– Ну, какие это «Знатоки» без актёров Георгия Мартынюка, Эльзы Леждей и Леонида Каневского? – пробурчал я себе под нос, когда появился на проходной киностудии «Ленфильм». – Это у меня получаются какие-то «Тайны следствия». Кстати, замечательное название, которое не привязано к определённым актёрам.
– Что ты сказал, Феллини? – спросил меня охранник на вахте, когда я показал свой пропуск.
– Я говорю, что пора вам, блюстителям порядка, зарплату поднимать за вредность, – хохотнул я.
– Верно говоришь, – заулыбался шустрый дедуля. – Кстати, тебя срочно просил зайти Илья Николаевич. Где-то ты опять начудил, паря, ха-ха-ха. Товарищ Киселёв сегодня утром был дюже злой. Даже пару раз по матери выругался.
– Это почему он злой-то именно из-за меня? – всплеснул я руками. – Голова у человека после вчерашних шахмат пухнет, вот и нет должного настроения.
– От каких таких шахмат? – заинтересовался дед.
– От таких, от которых пахнет водкой и коньяком. Ха-ха! – я помахал вахтёру ручкой и поспешил на второй этаж, так как монтажная комната может и подождать, а вот начальство ждать не любит.
* * *
– Ты хоть понимаешь, что теперь начнётся⁈ – закричал громкоголосый товарищ Киселёв, как только я появился в его директорском кабинете. – Ты хоть соображаешь, что мы натворили⁈
– Сигнал услышан, больше такое не повториться, – равнодушно пробурчал я, так как мне даже не хотелось вникать в то, чем озабочен директор киностудии.
– Чего не повториться⁈ – выскочил из-за стола Илья Николаевич.
– Первая любовь, звонкие года, в лужах голубых – стекляшки льда, не повторяется такое никогда, – ровным и спокойным голосом ответил я.
– Дурак!! – заорал директор «Ленфильма» и, схватив со стола какие-то письма и телеграммы, сунул мне их под нос. – Вот смотри, прошло всего несколько дней, как твоё проклятое кино вышло в разных городах советского союза. Ты посмотри, что к нам на студию пишут! – Илья Николаевич выхватил первую попавшуюся телеграмму и зачитал её текст, – Федя Косой – честный вор, только попробуйте его посадить. Приеду, разберусь. Вот ещё, – директор выдернул следующую бумажку, – за Федю Косого приедем, отомстим. Или вот: «Если посадите Федю, подожжём вашу киностудию».
– Я эту публику знаю, на понт берут. Выпьют пива и успокоятся, – хмыкнул я. – Всё, могу идти выполнять свои служебные обязанности?
– Ещё не всё, – зло прошипел Илья Николаевич. – Вчера, ко мне домой позвонил директор московского кинотеатра «Родина» и пожаловался, как из-за твоего фильма сорвали целый сеанс. Люди сначала посмотрели журнал «Фитиль» с короткометражкой, посмеялись, поржали, всё хорошо. А потом, когда началось настоящее кино, они стали топать и требовать повтора твоей проклятой киноленты. Точно такие же случаи произошли в Рязани, в Калинине, в Новгороде и в Выборге.
Директор «Ленфильма» бросил стопку писем и телеграмм на стол, налил из графина в гранёный стакан воды и залпом осушил всё содержимое. «Скандалы – это плохо, сначала полетят жалобы в Москву, затем прилетит по шапке мне», – подумал я и тут же внёс дельное предложение:
– А давайте позвоним в Госкино и предложим нашу короткометражку показывать в конце сеанса, что бы народ сидел, смотрел идеологически правильные картины и ждал «вкусного десерта». Таким образом, мы убиваем сразу двух толстых кроликов! Народ будет перевоспитываться и развлекаться.
– Думаешь, самый умный⁈ – рявкнул Илья Николаевич, но помолчав пару секунд, добавил, – а если подумать, то идея-то не плоха. Ха-ха.
– Могу идти? У меня с Леонидом Быковым монтаж.
– Подожди, – товарищ Киселёв вновь сел за стол. – После обеда поедешь со мной в обком, там хотят с нами серьёзно поговорить. Догадываешься из-за чего?
– Раньше времени голову ломать не привык. Кстати, а этот обком в какой области находится? – скорчил я очень серьёзную физиономию.
– В Воркутинской, Дунька Распердяева!! – заорал Илья Николаевич. – Уйди с глаз, а то я за себя не ручаюсь!
– Так до Воркуты далеко, за день не обернёмся, – буркнул я и быстро выскочил из кабинета, в дверь которого прилетело что-то большое и тяжёлое.
* * *
– Товарищи, смотрите, что я придумала! Это гениально! – в монтажную комнату, заваленную обрезками киноплёнки, где уже второй час я, Леонид Быков и монтажёр Костик отрезали и склеивали хорошие куски, влетела художница постановщица Белла Маневич-Каплан.
Белла Семёновна выложила на монтажный стол эскиз, на котором были изображены главные герои кинокомедии: Наташа и Зайчик. Они шли на фоне предрассветного неба, а справа от героев был выстроен целый ряд горящих уличных фонарей. К тому же Зайчик нёс на плече металлический лом. То есть влюбленные люди по ночному Ленинграду предусмотрительно гуляли с ломиком. «Умно, ведь против лома нет приёма», – улыбнулся я про себя.
– Представьте, – затараторила Белла, – молодые люди идут, останавливаются на переднем плане, Зайчик что-то рассказывает, объясняет, поворачивается и ломиком задевает ближний к нам уличный фонарь, который гаснет. А потом по цепочке гаснут остальные фонарные столбы и резко восходит солнце. Красиво?
– И этот кадроплан мы опять снимаем в павильоне на фоне синей тряпки? – спросил для уточнения Леонид Быков.
– Да, два уличных фонаря сделают рабочие, остальное подрисуем на комбинированных съёмках, – кивнула Белла Семёновна.
– Как считаешь, Феллини? – толкнул меня в бок Леонид Фёдорович.
«Я считаю, что наша многоуважаемая Белла желает всю кинокомедию снять, не вылезая из павильона, – подумал я. – Так как чем больше художник нарисует, тем больший он получит гонорар. Конечно, в этом что-то есть, но Гайдай всегда старался снимать на натуре, которая психологически ближе человеческому восприятию».
– Я считаю, что красиво, но не смешно, – проворчал я.
– Всё тебе не смешно, – обиделась художница. – Снял всего одну короткометражку, а уже нос задрал, как настоящий Феллини.
– Всё-всё, мир! – я поднял две руки вверх. – А давайте сделаем так. Зайчик ломиком ударяет по уличному фонарю. И фонарь такой, фьююю, сгибается в дугу. Тогда наш герой, фу, дует на него, и столб под звонкий смех Наташи распрямляется обратно. А уже потом по очереди гаснут остальные фонари.
– Ха-ха-ха! – заржал монтажёр Костик, но прикрыв рот, тут же добавил, – извините, вырвалось.
– Делайте, что хотите, – обиженно заявила Белла Семёновна и выскочила из монтажной комнаты.
– Нервная она какая-то стала, – пробубнил Быков и скомандовал монтажёру, – ставь следующую плёнку. Слушай, Феллини, по студии поползли нехорошие слухи, что с нашей короткометражкой случился какой-то скандал. Это правда?
– Злые языки, Леонид Фёдорович, способны сочинять только злые сказки, – отмахнулся я. – Поверьте моему слову, нас скоро кое-куда вызовут и наградят за заслуги перед отечественным кино. Кому-то вручат премию, кому-то орден, а кому-то новенькие часы или старенький фотоаппарат, на выбор.
Вдруг дверь в монтажную комнату отварилась, в помещение заглянула хорошенькая головка секретарши директора киностудии и крикнула:
– Феллини, давай на выход! Вас с Ильей Николаевичем срочно кое-куда взывают!
– Вот, что я говорил? – улыбнулся я. – Уже вызвали.
– Аха, с вещами на выход, – усмехнулся Леонид Быков. – Учти, передачки носить не буду, мы так не договаривались.
– Тогда щас спою, – буркнул я и, пощёлкав перед ухом пальцами, вспоминая подходящую частушку, заголосил:
И за шкурку от арбуза
За решетку упекут,
А растащат пол Союза
Виноватых не найдут!
Опа! Опа! Вот тебе и по-па.
– Чую, что когда-нибудь ты, Феллини, точно допоёшься, – хмыкнул на прощание Леонид Фёдорович.
* * *
Кабинет первого секретаря Ленинградского обкома КПСС Василия Толстикова, куда меня и Илью Киселёва любезно пригласили на разговор, роскошью не впечатлял. На паркетном полу лежали унылые красные ковровые дорожки, один длинный стол был для совещаний, другой столик меньших размеров в форме буквы «тэ» служил первому секретарю персональным рабочим местом. А на стене кабинета, прямо над кожаным креслом товарища Толстикова висел большой портрет товарища Хрущёва. И руководитель нашей страны, сжимая правой рукой большую жёлтую кукурузину, с портрета как бы намекал: «Вот вам вместо коммунизма, накося выкуси». Это конечно была шутка, портрет Никиты Хрущёва имел самый стандартный вид, без царицы полей – кукурузы, но что-то такое хитрое читалось в глазах первого лица нашего государства.
– Проходите товарищи, – кивнул нам хозяин кабинета Василий Толстиков, круглолицый мужчина плотного телосложения, с большим умным лбом и мясистым носом. – Присаживайтесь, – он указал нам на два кресла около его персонального рабочего стола.
«Ху, – выдохнул я, – значит, расстрел на сегодня отменяется. Вот если бы товарищ Толстиков пригласил бы нас за длинный стол для совещаний, то, скорее всего, выволочка, о которой всю дорогу твердил Илья Киселёв, была бы гарантирована». Я и директор киностудии скромно проследовали к добротным кожаным креслам и присели. При этом Илья Николаевич выдавил из себя такую улыбку, словно он маленький нашкодивший школьник, который ещё не знает: будут ли его хвалить и гладить по голове или начнут безжалостно драть за ухо?
– Леночка, сделай нам кофе, пожалуйста, и десять минут никого не пускай, – распорядился первый человек Ленинграда и Ленинградской области, и я облегчённо выдохнул про себя второй раз. – Я вас долго не задержу, товарищи.
– Да мы особенно и не спешим, – брякнул Илья Киселёв.
– Точнее, мы пока никуда не опаздываем, – добавил я, словив на себе гневный взгляд директора киностудии.
– Тоже верно, – кивнул Толстиков, когда его секретарша внесла на подносе три кружечки кофе. – Работы у нас, товарищи кинодеятели, невпроворот. Город требует капитального ремонта, новых жилых кварталов, новых фабрик и заводов. И вы со своей стороны должны нам производственникам помогать.
– Делаем всё, что в наших силах, – высказался Илья Николаевич. – Если где произошла ошибка, то вы подскажите, мы исправимся. Кого надо накажем. – Директор опять выразительно посмотрел на меня. – Если вы нас пригласили по поводу короткометражки «Так не бывает», то я вам ответственно заявляю – сигнал получен, и соответствующие выводы уже сделаны. – Илья Николаевич показал папку, в которой был приказ о моём увольнении задним числом, потому что ему партбилет и должность директора киностудии была важнее, чем моя мутная и подозрительная личность.
– Правильно! Спасибо Илья тебе за работу! – громко, словно прораб на стройке, крикнул Василий Толстиков. – Два дня назад с родными на даче посмотрел ваш киношедевр, хохотал как ребёнок. Второй день пою: «вода-вода, кругом вода». Молодцы, товарищи кинодеятели, вот так надо работать! Ты снял это кино? – не то спросил, не то утвердительно сказал Толстиков и, перегнувшись через стол, пожал мою руку. – Что заканчивал?
– Учился, как и все, – смущённо буркнул я.
– ВГИК? Молодец! Всё-таки хорошие у нас кадры готовят во ВГИКе! – громко заголосил первый секретарь обкома. – Но вот, что я хочу сказать: маловата ваша кинокартина оказалась. Только включил, уже конец. Поэтому от всей души я вас, товарищи кинодеятели, прошу к празднику Великого октября сделать продолжение. Но уже в нормальном формате.
– Василий Сергеевич, – забубнил, побелев лицом, Илья Николаевич, – фильмы так быстро не снимаются. У нас сначала требуется утвердить сценарий в Госкино. На это может уйти до трёх месяцев. Затем делаются кинопробы. Вот вам и ещё месяц. Потом идут съёмки, монтажи, озвучание, редактура, правки и досъёмки. Раньше весны следующего года результата не будет.
– Всё сказал? – товарищ Толстиков мгновенно вышел из благостного настроения. – Значит, слушай меня сюда! С вашим Госкино я вопрос решу сам. Кинопробы делайте уже на следующей неделе и начинайте снимать без промедления. Что потребуется от города, сразу обращайтесь к моему помощнику. Если надо, поможем финансово и организационно. Потребуется для съёмок перегородить Невский проспект? Сделаем. А то с той скорость, с которой вы раскачиваетесь, мы коммунизм никогда не построим. – На этих словах Василий Толстиков посмотрел на портрет товарища Хрущёва.
«Ураганный и деловой мужик, – подумал я, когда мы прощались. – Почему же его тогда через шесть лет Брежнев отправит послом в Китай? Неужели Ленинград при Толстикове заживёт лучше, чем Москва? Или Василий Сергеевич кому-то что-то нелицеприятное скажет? С таким взрывным характером очень может быть».
