Текст книги "Гость из будущего. Том 2 (СИ)"
Автор книги: Влад Порошин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)
Глава 21
Первую сцену 13-го эпизода начали снимать не раньше 10-и часов утра. Пока актёрам наложили грим, пока выставили свет, пока поругались с главным оператором, который предлагал диалог фарцовщика Паганини и вора в законе Кума снимать на живописном берегу речки Волковки. Я же настоял на том, что эта сцена должна быть снята во дворе неказистого почерневшего от времени деревянного дома, и первый кадр должен быть сделан через покосившийся забор, как будто Кум и Паганини уже за решёткой. И подумав пять минут, оператор Дмитрий Давыдович Месхиев согласился.
Актёр Станислав Чекан, исполнитель роли вора Кумарина, одетый в простенькую светло-серую рубаху с закатанными до локтя рукавами, а так же в широкие чёрные брюки, перед тем как сказать свою реплику, ловко разрубил колуном берёзовую чурку, стоящую на колоде. Камера медленно поехала вдоль забора, снимая общий план, а исполнитель роли фарцовщика Паганини, Владимир Высоцкий презрительно сплюнул в буйную растительность, которая в этом заброшенном доме торчала из всех углов. Кстати, Высоцкого-Паганини тоже одели в простенький отечественный костюмчик, так как для дублёра, который должен потом по сценарию ловко махать руками и ногами, второго яркого пиджака не нашлось.
– Что ж ты, младшой, перед братвой-то меня позоришь? – после небольшой паузы спросил вор Кумарин. – Уже все кому не лень по углам шушукаются, что у Кума брат – какой-то мутный барыга, что живёт не по понятиям, не по нашему воровскому закону.
Чекан-Кумарин прищурил один глаз и выразительно вогнал колун в большой и толстый пень, на котором обычно колют дрова.
– Я не барыга, старшой, а идейный боец за денежные знаки, – криво усмехнулся Высоцкий, когда камера захватила его поясной план. – И законы, какие бы они не были, презираю с детства. Живу своей жизнью, своим умом, и тебе, Кум, с твоей братвой жить не мешаю. Скажешь, мало я в прошлый раз за картину с Аничковым мостом башлей отвалил?
– Деньги-деньги, – пробормотал Кумарин, подойдя к своему киношному младшему брату. – Весь в мать пошёл, ха-ха. Как сейчас помню, что ей в голову взбредёт, потом не переубедить. Чё ты в самом деле ерепенишься? – Чекан подошёл к Высоцкому и потрепал его по волосам. – Я предлагаю вместе работать, завязывай ты с этой мурой, с этими американскими бумажками.
– Между прочим, за эту, так сказать, муру вышку дают! – вспылил Высоцкий-Паганини. – И ты это не хуже меня знаешь. Да я каждый день по краю хожу!
– А ты на меня голос не подымай, – рыкнул Станислав Чекан, который этого вора в законе играл просто гениально. – Ты мне лучше ответь, брат, кто ты по жизни?
– Я – человек божий, обшитый кожей, брат, – сказал Высоцкий, издав короткий хриплый смешок. – А бумажки эти американские мне нужны, чтобы мир посмотреть и себя показать. Скучно мне здесь, тесно, дышать нечем!
Последние слова актёр выкрикнул, словно находился на сцене театра на Таганке в роли Хлопуши. И я отметил про себя, что нужен будет второй дубль, так как имеет место некоторое переигрывание. Хотя в роли человека, который сознательно нарушает закон, Владимир Семёнович смотрелся более чем органично. Кстати, Глеб Жеглов тоже не очень-то был законопослушным сыщиком.
– Не понял, расшифруй, – улыбнулся Чекан-Кумарин.
– Париж хочу увидеть, Лондон, Рим, Нью-Йорк, – уже более спокойным голосом произнёс фарцовщик Паганини. – Хочу сходить на концерт Элвиса Пресли. А иначе, для чего я родился, если этот огромный мир так и пронесётся мимо меня?
– Кому ты там нужен? Запомни, брат, где родился, там и пригодился.
– Где мы с тобой родились, брат, там уж давно ничего нет. Всё истлело и бурьяном поросло, – прошипел Высоцкий и даже меня, закоренелого циника, проняло.
– Ладно, ха-ха, – грустно улыбнулся Чекан-Кумарин. – Ты у меня не барыга, ты у меня бродяга, ха-ха. Идём с братвой познакомлю. Ведь весь в мать пошёл, царствие ей небесное.
«А что, и без зоны большой и малой получилось хорошо, даже душевно», – подумал я и только сейчас заметил, как главный оператор смотрит не в глазок кинокамеры, а на меня.
– Стоп! Снято! – заорал я, очнувшись. – Извините, загляделся, задумался. Десять минут перерыв и пишем второй дубль. Давыдыч, второй дубль сделай с ручной камеры.
– А к нам претензии есть? – усмехнулся Станислав Чекан, положив руку на плечо Владимира Высоцкого, который был ниже его на целую голову.
– Когда у режиссёра слишком много претензий к актёрам, то значит, он не тех актёров на роли подобрал, не попал в типаж и в темперамент, – пробурчал я. – Молодцы! Сыграно гениально. Перекур! Но лучше выпить чаю.
Тем временем у съёмочной палатки, где полная женщина в белом фартуке, сотрудница какого-то комбината питания, разливала чай и раздавала пончики, наши гримёры, Лидия Сергеевна и ещё два приглашённых мастера с киностудии, а так же костюмер Галина Васильевна трудились не покладая рук. Так как банда вора Кумарина по сценарию состояла из восьми человек, и каждого нужно было одеть, обуть, подмазать, подкрасить, а кому-то приклеить усы и даже бороды. Кстати, все роли бандитов были розданы дзюдоистам Александра Массарского. А для самого бригадира группы каскадёров я самолично прописал небольшую роль бандита Сиплого, который должен был изобразить на камеру правую руку нашего главаря банды. Ведь широкое и нагловатое лицо Александра Самойловича иначе как бандитским назвать было нельзя.
– Этот Массарский – как есть бандит, – зашептал мне на ухо директор кинокартины дядя Йося Шурухт. – Двести рублей сверху потребовал, иначе его парни сегодня сниматься не будут. Соревнования у них там какие-то. Вымогатель.
– Плевать на деньги, – проворчал я, делая маленькие глотки горячего напитка, смутно напоминающего по вкусу чай. – Просто в следующий раз, сошлёшься на этот инцидент, и пропишешь в договоре штрафные санкции. Хотя, если по уму, то на киностудии должна быть своя каскадёрская группа.
– Зачем это? – возмутился дядя Йося.
– Затем, что без профессионалов на мировой уровень мы никогда не выйдем. Хороший эффектный трюк, погоня, взрывы, пожары и красивая постановочная драка дорогого стоят.
– А зачем нам на мировой уровень? Кому это надо? – снова зазудел Шурухт. – Допустим купит твой фильм Франция, допустим за валюту, ты-то с этого ничего не получишь, кроме почётной грамоты и интервью в «Советском экране». Нам в августе с концертами в Выборг надо поехать, а потом в Петрозаводск и в Кронштадт. Я уже договорился. Надо реальные деньги зарабатывать, пока есть возможность.
Слова дяди Йоси о том, что нам начхать на запад, меня на несколько секунд буквально повергли в шок. Хотя если вдуматься, то в чём-то мой дальний родственник был прав. В замкнутой системе, которая огорожена железным занавесом, без реальной конкуренции с лучшими кинокомпаниями мира не было никакого стимула для роста. Неудивительно, что в конце 80-х советский кинематограф просто рухнул в пропасть. Но лично мне в эту пропасть не хотелось.
– Значит так, дядя Йося, на мировой уровень надо, потому что надо. Давайте снимать второй дубль! Хватит чаи распивать! – заорал я, выплеснув остатки чайного напитка в кусты.
* * *
Единственная большая комната этого заброшенного деревянного дома, которую перед съёмками удалось расчистить от хлама и привести в божеский вид, сейчас напоминала самый настоящий воровской шалман. Огромная банка с мутным огуречным рассолом, выполнявшая роль самогонки, стояла посередине стола, на котором были раскиданы шкурки распотрошённой сухой рыбы, и в хаотичном порядке были расставлены гранёные стаканы. Кроме этого из закуски в кадр попадали: квашеная капуста, солёные грибы и огурцы. А загримированные под бандитов дзюдоисты, расположились кто где. Кто-то сидел за столом, обнимая размалёванных подруг, кто-то лежал на лавке, как человек, который употребив «зелье Бахуса», уже отправился в «царство Морфея». И тут по моей команде в комнату вошли вор в законе Кумарин и его младший брат фарцовщик Паганини.
– Это кого же в нашу гавань попутным ветром занесло? – буркнул вор Сиплый, которого очень правдоподобно исполнял бригадир каскадёров Александр Массарский. – Это что же у нас тут за морячок нарисовался? Чего молчишь? С тобой люди разговаривают.
– Морячок, не стукачок, – ухмыльнулся Высоцкий-Паганини. – Мир вашему дому.
– Сдаётся мне, что паренёк-то борзый? – снова возмутился киногерой Массарского. – Кто это, Кум?
– Остынь, Сиплый, это мой брательник, младшой, – Кумарин похлопал Паганини по плечу. – Картины ему наши приглянулись.
– А они мне может быть тоже приглянулись, – заворчал Сиплый, чем вызвал хихиканье остальных членов банды. – Я с детства уважаю разнообразные художественные образы.
– Особенно сейфы «Сан-Галли», – брякнул кто-то из бандитов и все кто был не очень пьян, громко заржали.
– Так может ты, и этот товар сам скинешь? – огрызнулся Паганини, которому надоело терпеть развязное поведение Сиплого. – Дай угадаю, не пройдёт и часа, как на Невском тебя примут под белы рученьки.
– Не понял? – вскочил с места Массарский-Сиплый. – Ты, барыга, мне, вору, что-то хочешь предъявить⁈
– Остынь, я сказал! – рявкнул Кумарин. – Ты сейфы вскрываешь, он товар толкает. В каждом конкретном ремесле своё мастерство требуется, свой навык. Мы все здесь делаем одно дело, поэтому нам делить нечего.
– Да, это же Паганини, свой пацан, мы с ним по малолетке чалились, – вступился за фарцовщика один из молодых членов банды. – Выпьешь?
– Почему бы и не выпить, в приличном обществе? – хмыкнул Высоцкий-Паганини и ему тут же налили в гранёный стакан мутного огуречного рассола.
Владимир Семёнович хитро покосился на присутствующих в хате дам, которым наша костюмерша такие груди подложила, что барышни из обычных «серых мышек» превратились в очень даже соблазнительных гражданок. Затем Высоцкий-Паганини выдохнул и в несколько больших глотков выпил полный стакан мутной киношной самогонки.
– Вот это по-нашему, – хохотнул Сиплый. – Закуси, – Массарский насадил на вилку солёный грибок и протянул его фарцовщику Паганини.
– После первой не закусываю, – просипел Владимир Семёнович. – Дайте лучше инструмент.
– Вот это правильно, – одобрительно улыбнулся вор Кумарин, в исполнении Станислава Чекана. – Спой, младшой, любимую отцовскую песню.
Одна из барышень сняла со стены и принесла будущему кумиру миллионов его же семиструнную гитару. После чего Высоцкий-Паганини поставил правую ногу на свободный табурет, гитару облокотил на колено, жахнул по струнам и зарычал:
Вдоль обрыва, по-над пропастью, по самому по краю
Я коней своих нагайкою стегаю, погоняю…
Что-то воздуху мне мало – ветер пью, туман глотаю…
Чую с гибельным восторгом: пропадаю, пропадаю!
«Плохо дело, – подумал я, – снимаем сцену без предварительной фонограммы, потом на монтаже замучаемся ловить синхрон. Наш будущий кумир миллионов ритм практически не держит, то играет чуть быстрее, то чуть-чуть медленнее. Вот ведь зараза, закрутился и забыл Высоцкого сводить в студию озвучания. Теперь придётся делать побольше перебивок и ещё больше потеть на монтаже».
Я коней напою, я куплет допою, – продолжил вдохновенно и кинематографично петь Высоцкий.
Хоть мгновенье ещё…
– Бух! – вдруг раздался громкий хлопок на улице, от которого затряслись стёкла в окнах, и все кто был в хате, разом вздрогнули и в то же самое мгновенье кто-то снаружи высоким женским голосом запричитал:
– Караууул! Убиваююют! Спаситеее!
– Стоп! Снято! – гаркнул я. – По ходу НАТОвский десант высадился. Всё, третья мировая началась.
– Спаситеее! – опять раздалось на улице, в подтверждении моих слов.
– И что нам теперь делать? – пролепетал главный оператор Дмитрий Месхиев.
– По ранее намеченному плану уходим огородами, – буркнул я и бросился на улицу, туда, где прозвучал звук выстрела, и слышались крики какой-то женщины.
* * *
Почти на полтора часа по воле нелепого происшествия меня выдернули из съёмочного процесса. Дело в том, что рядовой Шевчуков, однофамилиц нашего криворукого техника с киностудии, во время чистки автомата АК-46, произвёл непроизвольный выстрел боевым патроном, который неведомым образом оказался в патроннике. И этот кусок смертоносного свинца прошил насквозь алюминиевый бак с чайным напитком. А так как чай был довольно таки горячим, то его струя, попав на руку сотрудницы комбината питания, нанесла женщине ожог первой степени.
И всё бы ничего, покричали бы, выплатили бы компенсацию за моральный и материальный ущерб и продолжили бы работу, но через три дома от места съёмок проживал местный участковый милиционер, въедливый, принципиальный и не берущий взяток мужчина. Поэтому мне, старшему лейтенанту Яркову и рядовому Шевчукову пришлось давать показания, а дядя Йося Шурухт вынужден был обзванивать разных полезных знакомых, чтобы замять на корню нарождающееся уголовное дело.
Хорошо хоть за это время главный оператор сам доснял песню про «Коней привередливых» и сделал несколько перебивок, запечатлев на плёнку живописные физиономии участников банды Кумарина. А так же все актёры и члены съёмочной группы успели пообедать. Лично я, был голоден и зол.
– Товарищ старший лейтенант, – обиженно шипел я на Яркова, – я же вам русским языком сказал, что сначала оружие надо разобрать, а уже потом смазать и почистить.
– Виноват, товарищ режиссёр, – бухтел младший офицер, – не доглядел.
– Ты знаешь что? – буркнул я, окинув взглядом бойца, на лице которого не было ни тени раскаяния. – Прикажи рядовому Шевчукову, чтобы тот никуда из машины не выходил. Так глядишь, до вечера обойдёмся без приключений.
– Так точно, товарищ главный режиссёр, – козырнул Ярков и тут же рявкнул на подчинённого, – Шевчуков, равняйсь! Смирно! Шагом марш в кузов!
– Есть, – буркнул невысокий лопоухий боец, который только год назад окончил сельскую школу, после чего рысью посеменил в направлении служебного грузовика марки «Урал».
– Разрешите задать вопрос, товарищ режиссёр? – вновь как на параде вытянулся Ярков. – Когда будет сниматься наша сцена?
– Как только, так сразу, – проворчал я и, взяв в руки свой режиссёрский мегафон, заорал на всю съёмочную площадку, – товарищи техники, осветители, главный оператор и его ассистенты, а так же товарищи актёры! Всем приготовиться к съёмкам финального монолога вора Кумарина! Потом сразу же переходим к сцене ликвидации банды! Приём пищи закончить!
– А я думал, что на сегодня закончили? – удивился Дмитрий Месхиев, который дожёвывая бутерброд, вылез из нашей киношной палатки.
– Вот банду Кума ликвидируем, Давыдыч, тогда и закончим, – пробурчал я и снова повторил в режиссёрский громкоговоритель требование вернуться к работе.
И лишь после повторного объявления народ, который расселся словно на пикнике, на берегу мелководной речки Волковки, стал нехотя подтягиваться к дому, где стояли осветительные приборы разной величины. «Вроде дело замяли, – подумал я, – вроде можно расслабиться, почему же так не спокойно на душе? Неужели ещё что-нибудь может сегодня произойти?». И только эти неприятные мысли посетили мою голову, как навстречу выбежали три взволнованные актрисы: Нонна Новосядлова, а так же Анастасия и Марианна Вертинские.
– Ты только не ругайся и прошу, не волнуйся, – начала Нонна.
– Неужели кто-то умудрился утонуть в речке, где в самом глубоком месте воды по грудь? – заворчал я.
– Там мальчики выпили немного, совсем чуть-чуть, – продолжила Анастасия Вертинская.
– Все ведь уже подумали, что на сегодня съёмка закончена, – добавила Марианна Вертинская.
– Какие мальчики и что значит совсем по чуть-чуть? Сколько это в миллилитрах? – начал заводиться я.
– Лёва Прыгунов и Володя Высоцкий чуть-чуть побольше, остальные чуть-чуть поменьше, – пролепетала Нонна.
– Прыгунов – враг народа, у него же сегодня выходной! – рассвирепел я. – Какого лешего он тут ошивается? Где ваши мальчики залегли?
Актрисы указали в сторону небольших кустиков на берегу речушки, и я припустил в нужном направлении быстрее, чем девчонки успели своими огромными ресницами моргнуть. Двадцать метров я пролетел как спринтер перворазрядник. В груди клокотала праведная ненависть к неизвестным изобретателям алкоголя, а кулаки чесались так, что сводило скулы. И я даже не заметил, как откуда-то сбоку в мою руку вцепился Савелий Крамаров.
– Феллини, тут такое дело, – затараторил он. – Тут это, ерунда одна приключилась. Сам не понимаю, как такое вышло. Взяли у местной бабули слабенькой настоички. Я-то сам не пью, а они вот, сделали по глоточку.
– Дегустаторы хреновы, – рыкнул я, когда увидел, как на утоптанном пятачке лежали и смотрели стеклянным глазами в небо сразу три фигуры, две из которых принадлежали актёрам, а третья – дзюдоисту-дублёру, который должен был вместо фарцовщика Паганини исполнять опасные акробатические трюки.
– Красиво лежат, – высказался Леонид Быков, подойдя к этому месту вместе со Станиславом Чеканом. – Всё, съёмку надо переносить. Несчастный случай на производстве.
– А я, между прочим, сразу от настойки отказался, – пророкотал актёр Чекан, – запах у неё был какой-то странный. Ты на нас Феллини не обижайся, пока вас не было, мы тут для аппетита пару бутылочек вина на всех разлили. А парням мало показалось.
– Во-во, правильно Леонид Фёдорович сказал, это несчастный случай, – снова затараторил Крамаров, покосившись одним глазом на Быкова. – Съёмку надо на завтра переносить. Завтра всё будет в ажуре, век воли не видать.
– Твою ж дивизию, – тяжело вздохнул я. – Значится так, Высоцкий в хате свою «лебединую песню» уже спел. Поэтому сейчас там же снимаем монолог вора Кумарина, а лицо товарища Высоцкого подклеим на монтаже. А дальше я подумаю, кого и куда переносить.
– А с ними, что делать? – спросил Леонид Быков.
– У нас сегодня на площадке присутствует медицинская сестра, вот пусть она ребят нашатырочкой и полечит, – проворчал я и от нахлынувшей ярости, с лёта сочинил небольшой стишок, такое со мной иногда случалось:
Если в рот налить случайно непонятного вина,
Жизнь промчится незаметно от темна и до темна.
Затем я указал пальцем на лежачую на полянке троицу и тихо добавил:
– Твою ж дивизию, я так этого дела не оставлю.
Глава 22
– Я коней напою, я куплет допою, хоть немного еще постою на краю, – пророкотал авторитетный вор Кумарин, в исполнении Станислава Чекана, сидя в окружении загримированных под бандитов дзюдоистов-каскадёров и трёх актрис из массовки. – Хорошо гуляем, братва, душевно, – сказал он, встав из-за стола и выйдя на центр светлицы, то есть самой большой комнаты в избе, на которую главный оператор выставил киношный свет. – Тут некоторые пренебрежительно нас называют «джентльменами удачи», дескать вся наша жизнь – это украл, выпил, в тюрьму, украл, выпил, получил заточку в бок. Дескать живём мы не по уму, живём как-то не так.
– А ты, Кум, этих умников посади не перо, вот и весь сказ, – ляпнул вор Сиплый, чем вызвал одобрительный смех остальной братвы.
– Не в этом дело, Сиплый, – криво усмехнулся Чекан-Кумарин. – Правда в том, что всё это ложь! Мы с вами – свободные люди! Мы красиво живём, мы красиво гуляем! Мы берём, что хотим, и никто нам не указ!
– А как же быть с моральной точки зрения, в натуре? – спросил вор, который лежал на лавке.
Для этой роли я лично подобрал актёра из массовки, который чем-то неуловимо напоминал Евгения Леонова. Он был таким же невысоким, коренастым и чуть-чуть склонным к полноте.
– Опаньки, Доцент очнулся, – громко захохотал Кумарин, как и вся остальная братва. – Спокуха, профессура, работяг мы как раз и не касаемся. Тем более что можно взять с работяги кроме пары запасных носков?
– Ха-ха-ха! – ещё раз захохотала собравшаяся в хате банда.
– Да, мы абы кого не трогаем, – прорычал Чекан-Кумарин, когда затих взрыв гогота. – А вот кто по торговой части проворовался, или кто втихаря от государства дела всякие проворачивает, да тех сам Бог велел пощипать.
– Правильно! – раздались разрозненные выкрики.
– Да мы с вами – прямые потомки Емельки Пугачёва и Стеньки Разина! – продолжил Кумарин, крепко сжав правый кулак. – Мы с вами…
– Выстрел! – выкрикнул я и громко хлопнул в ладоши.
И Чекан-Кумарин резко пригнулся, а лежавший на лавке вор по кличке Доцент грохнулся на пол. Повыскакивали из-за стола и остальные бандиты, а девчонки дружно и звонко завизжали, добавив своими голосами паники и нервозности.
– Граждане бандиты! Ваша «малина» окружена, поэтому предлагаю сдаться по-хорошему! – заорал я, находясь за спиной кинооператора, чтобы потом на монтаже в этом фрагменте подложить голос подполковника Петренко.
Тем временем Кумарин, так же согнувшись в три погибели, подкрался к окну и выглянул на улицу.
– Обложили легавые, черти, – пророкотал он.
– Кто-то сдал, Кум! – рявкнул вор Сиплый.
– Граждане бандиты, ещё раз предлагаю сдаться! – крикнул я.
– Потом-потом разберемся, кто из нас крыса, – прошипел Кумарин. – Доцент, а угости ка наших непрошеных гостей свинцом. У тебя справка из психушки, с тебя спрос невелик.
– А мы как? – спросил, тоже подбежав к окну Массарский-Сиплый.
– Уходим через лаз в подполе, и в рассыпную, – прошептал Чекан-Кумарин.
– Стоп! Снято! – захлопал я в ладоши. – Отличный дубль, молодцы! Первые два в принципе тоже были хороши. Перерыв 15 минут.
– Как перерыв? – удивился Станислав Чекан, моментально выйдя из образа вора в законе. – Володя Высоцкий в ауте, как мы дальше продолжим работать? У нас ведь дальше по сценарию драка.
– Давыдыч, ответь, пожалуйста, а то у меня скоро голос охрипнет, – буркнул я, углубившись в сценарий.
– Станислав Юлианович, – забубнил главный оператор, – на общем плане всё рано за Высоцкого будет драться другой человек, а на крупных планах мы Владимира Семёновича подснимем, когда тот придёт в себя. Прав, Феллини, нечего сопли жевать. Собрались, сняли, разошлись.
– Золотые слова, – поддакнул я, уже прикидывая, как мне убрать из дальнейшего сценария фарцовщика Паганини.
Обычно от тех персонажей, которых играют актёры с непростым характером, да ещё подверженные алкогольной зависимости, режиссёры со сценаристами избавляются просто – они их либо убивают, либо сокращают роль по самое не балуй. Вот и я не стал выдумывать велосипед, и как мне было не жаль, решил фарцовщика Паганини при задержании банды банально застрелить. Тем более концовку детектива, из-за перебора хронометража, всё равно пришлось бы переписывать.
«Ничего-ничего, в следующий раз будет Владимиру Семёновичу наука, – подумал я, выходя из избы. – А ведь сейчас бегать и драться за Паганини придётся мне, ведь дублёр тоже в обмороке. Всё сам, всё сам».
– Высоцкий уже открыл глаза, и уже немного соображает, – сообщила мне Нонна, когда увидела, как я отчаянно перечёркиваю сценарий.
– Передай ему мои поздравления, – пробурчал я.
– Хочешь сократить его роль? – догадалась моя ненаглядная актриса.
– Хочу, чтобы миллионы советских людей зарыдали перед экраном, когда фарцовщика Паганини застрелят на глазах старшего брата, вора Кумарина.
– Ты – жестокий человек, – внезапно обиделась на меня Нонна Новосядлова.
– Нонночка, я – режиссёр, поэтому не имею права быть добреньким, потому что отвечаю за успех всего фильма в целом. Да и потом, если на киностудию начнут писать со всей страны: «За что убили Паганини? Простите его, ведь он такой хороший». То героя можно и воскресить, – я подмигнул своей любимой актрисе.
– Как это? – пролепетала она.
– Да очень просто, – захохотал я и, приобняв девушку, пропел:
А врач потом всё цокал языком
И, удивляясь, пули удалял.
В бреду ж актёр беседовал тайком
С тем сценаристом, который не стрелял.
* * *
Для съёмки большой сцены задержания банды вора Кумарина, мы решили задействовать всё оборудование, которое было под рукой. Какие-то ракурсы решено было сделать с тележки, катающейся по рельсам. Кое-что лучше было запечатлеть сверху, сто стрелы киносъёмочного крана. Особенно те динамичные эпизоды, где я должен был драться вместо фарцовщика Паганини, чтобы в кинотеатре никто не догадался, кто так бодро машет ногами. Но основной материал всё равно снимался с ручной кинокамеры «Конвас-автомат». Такая манера съёмки создавала непередаваемый эффект присутствия, как будто зритель сам участник нашей киношной потасовки.
– Брать живём! – скомандовал подполковник Петренко, пробежав вдоль забора, за которым залегли бойцы внутренних войск. – Стрелять поверх голов! Мне эти гаврики живыми нужны! – рявкнул актёр Леонид Быков, потрясая пистолетом Стечкина, зажатым в правой руке. – Граждане бандиты, предлагаю сдаться по-хорошему! – тут же добавил он уже в рупор, который держал левой рукой.
Но вместо добровольной сдачи из крайнего окна с громким треском вылетели стёкла, и высунулось дуло обреза двустволки.
– Закуси свинцом, гражданин начальничек! – выкрикнули из дома, и тут же один за другим грохнуло два выстрела.
В ответ солдатки, держа автоматы немного вверх, принялись короткими очередями обстреливать, засевших за бревенчатыми стенами бандитов. И тут я резко махнул рукой, и стрельба прекратилась, а подполковник Петренко снова закричал в рупор:
– Выходить с поднятыми руками! Оружие складывать на землю! Иначе, граждане бандиты, приказ: «стрелять поверх голов», я могу и отменить!
– Гражданин начальничек, а можно полчаса на подумать⁈ – выкрикнул вор по кличке Доцент, который и стрелял из обреза.
– Даю тридцать секунд на раздумье, и открываем огонь на поражение! – ответил товарищ подполковник также в рупор.
– Стоп, снято! – скомандовал я. – Давыдыч, меняй плёнку, теперь сцена за домом в огороде.
– Дубль бы сделать, – заканючил главный оператор.
– Потом-потом, всё потом, – завёлся я, войдя рабочий раж. – Сначала всю «боёвку» отснимем целиком.
Огород этого дома, предназначенного под снос, для съёмки боевой сцены подходил просто идеально. Во-первых, в мягкую землю, которую годами обрабатывали заботливые руки хозяев, было приятно падать. А во-вторых, по сценарию бандиты должны были выскакивать из подземного лаза, а в огороде, словно по заказу сохранилась старая овощная яма. И теперь она оказалась очень даже кстати.
– Ты смотри что творят? – прошептал лейтенант Слава Волков, когда заметил, как из старой овощной ямы выскакивают бандиты и крадучись, бегут в их направлении.
В этой сцене он, а так же старший лейтенант Казанцев, капитан Ларин и «следачка» Анастасия Абдулова, располагались около милицейского микроавтобуса, который перекрывал дорогу в сторону Купчинского кладбища.
– Настя, останься в автобусе, – шикнул капитан Андрей Ларин, роль которого исполнял Александр Пороховщиков.
После чего он громко выкрикнул: «Стой! Стрелять буду!», и бросился навстречу бандитам. А следом вдруг рванул лейтенант Волков, в исполнении актёра комедийного жанра Евгения Стеблова.
– Куда? – растерялся старший лейтенант Володя Казанцев, который за товарищами не побежал. – Они же и так сюда шли! Настя, в автобус! – прорычал он на Анастасию Абдулову, которая с первого раза не поняла, что здесь не прокурорский кабинет и в микроавтобус не спряталась.
А далее я, главный оператор и другие члены съёмочной группы стали свидетелями первой нормальной рукопашной сцены в советском кино. Лично для меня таковые стали появляться лишь после кинофильма «В зоне особого внимания», который вышел на экраны в 1978 году. Потом уже были «Пираты 20-го века» и «Ответный ход», а до тех пор наши киношные потасовки можно было смело назвать пьяной толкотней около ликероводочного магазина. Кстати, Дмитрий Месхиев снимал эту сцену с рук, я же прыгал за его широкой спиной и как мог, руководил процессом.
Сначала первый каскадёр-бандит вытащил из голенища нож с выкидным лезвием и встретил капитана Ларина двумя резкими отмашками из стороны в сторону, с помощью которых он попытался зацепить милиционера.
– Блок! – рявкнул я, подсказывая из-за спины кинооператора.
– Ха! – выкрикнул актёр Пороховщиков и очень сильно левым кулаком пробил по запястью киношного преступника.
И тут же последовал правый хук в челюсть, который наш Андрей Ларин провёл на очень хорошем профессиональном уровне. И только прекрасная реакция каскадёр, вовремя рухнувшего на землю, спасла его от чувствительного повреждения.
– Не спим! Второй, давай-давай! – скомандовал я, подгоняя следующего бандита-каскадёра.
– Зашибу! – заорал тот и с разбега начал размашисто молотить то с левой, то с правой руки.
Пороховщиков-Ларин отлично один раз уклонился, второй раз сделал шаг назад, а третий удар принял удар на блок, а потом, резко выкинув правую ногу вперёд, пробил нападавшего преступника в живот. И этот подставной бандит вовремя сложился пополам, избежав сильного ушиба.
И вдруг третий бандит-каскадёр, немного заигравшись, уже без моей команды сам атаковал Ларина ножом, ударив им сверху. Правда, лезвие этого холодного оружия мы заранее выполнили из плотного картона, обклеенного фольгой. Но тычок, сделанный без предупреждения, даже таким ненастоящим оружием мог дорого обойтись Пороховщикову. Однако наш актёр, имея прекрасную спортивную подготовку, не подкачал и, не растерявшись, вовремя поймав каскадёра на бедро, кинул его тело на мягкую землю бывшего огорода. «Не зря потели в спортзале», – усмехнулся я и тут же выдал новую команду:
– Стеблов, пошёл!
– Андрюха, держись! – заголосил Евгений Стеблов и, разбежавшись, прыгнул ногами вперёд.
Выглядело это со стороны, словно ученик десятого класса, который как мог до последнего избегал уроков физкультуры, наконец-то пришёл сдавать зачёт по прыжкам в длину. Но с учётом последующего монтажа рывок Стеблова был вполне достоверен.
– Давыдыч, сними дубль чуть со спины и общим планом! – крикнул я то, что главный оператор прекрасно знал и без моих подсказок.
Затем на площадку подтащили подкидной гимнастический мостик, я быстро накинул на себя такие же пиджак и брюки, в которых сегодня щеголял лейтенант Волков, и, подумав, что этот трюк надо сделать сразу же несколько дублей, рванул к мостику. Тем временем на то, как главный режиссёр детектива прыгает, стянулись посмотреть не только наши киношники, но и бойцы внутренних войск. Может быть, поэтому я, вместо того, чтобы выполнить удар двумя ногами в прыжке как на репетиции в спортзале, чуть-чуть быстрее разогнался и чуть-чуть сильнее оттолкнулся. И уже в полёте, который длился какие-то доли секунды, понял, что сейчас моя пятка пробьёт не в плечо каскадёру, а в его совсем не казённую скулу.
– Ёёёё! – выкрикнул я, вместо «кия», так как хотел закричать: «Ё-моё! Поберегись!».
Но и тут мне повезло, дзюдоист-каскадёр успел вовремя вжать голову в плечи и красиво отлететь от этого удара на спину. И раздавшиеся аплодисменты, которые я услышал, лёжа на бывших огородных грядках, были тому подтверждением. Ну а в следующем кадре, вместо меня бодро вскочил с земли и встал в бойцовскую стойку уже сам Евгений Стеблов.
