Текст книги "Тафгай 2 (СИ)"

Автор книги: Влад Порошин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

Глава 15

7 октября в четверг от станции метро «Спортивная» до дворца спорта «Лужники» растянулась самая настоящая людская река. Кто-то в толпе предлагал по завышенной цене свободные билетики, а кто-то наоборот, поругивая спекулянтов, эти билеты покупал. Ажиотаж, который наблюдали мы из окна автобуса, был не малый. Так уж волей турнирного календаря получилось, что после двух туров наше «Торпедо» вырвалось в лидеры. Мы набрали четыре очка и опережали ЦСКА на целое очко. Конечно два прошедших тура – это пустячок, но стоит признать приятный.

Лично меня била невероятная нервная дрожь. Ещё бы, первое настоящее испытание! Ведь в составе армейцев практически сплошь звёзды и игроки сборной СССР. Даже в номинально самой слабой третьей тройке нападения в прошлом туре у них выходили на лёд Евгений Мишаков и Юрий Блинов.

– Что Иван, волнуешься? – Улыбнулся через силу капитан Лёша Мишин.

– Попугиваюсь немного, – признался я. – Как бы кого-нибудь не убить не разобравшись. Сидеть не хочется.

– Когда такие барышни сами в гости на ночь приезжают, никому сидеть не захочется, – грустно заметил Коля Свистухин. – Никакого сна от вас ночью не было.

– Выгружайся! – Скомандовал Игорь Чистовский, когда автобус медленно протиснулся к зданию «Лужниковского» дворца спорта.

Так с баулами и клюшками наперевес мы вошли во дворец со служебного входа и потопали по петляющим замысловатым коридорам. Неожиданно в небольшой рекреации я увидел Анатолия Владимировича Тарасова, который давал предматчевое интервью работнику радиостанции. Мужчина держал в руке выносной микрофон, подсоединённый к магнитофону, и задавал банальные вопросы:

– Как вы оцениваете своего сегодняшнего соперника?

– Команда «Торпедо» из Горького всегда соперник неуступчивый, – важно ответил Тарасов. – Боевитый, настоящие волжские бурлаки.

– А можно я добавлю? – Вмешался я, так как терпеть не мог, когда нас называли бурлаками.

– Интересно? – Улыбнулся радиожурналист.

– Как писал Максим Горький своему крестнику Зиновию, – начал я с умным видом. – «Едут с Волги бурлаки, суйте в жопу языки».

– Вы с ума сошли! – Отдёрнул микрофон журналист.

– Может быть, хватит называть нас бурлаками? – Уже серьезно сказал я. – Горький – это город мастеровых, кузнецов, инженеров, у нас работает элита отечественного автомобилестроения! А бурлак – это человек хоть и сильный, но небольшого ума. Я же не называю ЦСКА эскадроном пьяных «безбашенных» гусар.

– Что вы сказали молодой человек?! – Закипел с пол-оборота Тарасов.

– Хорошей игры, – кивнул я напоследок и поспешил в раздевалку.

– У нас в ЦСКА режим на первом месте! – Крикнул тренер армейцев радиожурналисту. – Так и запишите! Наглец!

Зато в раздевалке мне стало смешно и всё нервное напряжение куда-то улетучилось. И чёткая ясная мысль, что сегодня непременно победим, полностью завладела моим сознанием.

Но первый период мы начали плохо. Поддавила нас психологически армейская поддержка трибун, которая беспрерывно требовала шайбу, свистела и гнала своих любимцев в атаку. За первые пять минут мы не смогли организовать ни одного внятного контрдействия. Мои «пионеры» тоже сильно переволновались, открывались не туда, пасовали мимо. Да что говорить, даже наша первая пятёрка испугано жалась к своим воротам.

И лишь когда на шестой минуте тройка ЦСКА Михайлов – Петров – Котов, просто разметала в клочья наше оборонительное сочетание Свистухина, и Котов замкнул передачу Михайлова, накатила злость и многие что называется «проснулись».

– Вот так! – Радовался на своей скамейке запасных, громко покрикивая звонким голосом, Анатолий Тарасов. – Ещё забить! Атаковать! Темп! Темп!

– Борисыч, – я подозвал нашего начинающего тренера. – Лучших защитников Астафьева и Фёдорова давай передадим тройке Свистухина. Больно Михайлов с Петровым хороши. Лёша Мишин! А ты возьми себе Ушмакова и Мошкарова. Чуть что поддай им клюшкой по заднице, чтобы ворон не считали! Эй, пионерия, поехали на лёд!

– Так не ваша смена? – Растерялся Чистовский.

– Значит, Тарасову сюрприз будет! – Я перелетел через борт и покатил в центральный круг вбрасывания.

– На входе в зону атаки играем скрест, обязательно «замыкайте дальнюю штангу», – прикрыв рот рукой, сказал я Ковину и Скворцову.

– Доехать бы до этой зоны, – пробормотал Ковин.

– Ты мне ещё тут поплачь! – Я как бы ненароком показал кулак, и встал на точку.

Конечно, мои разговоры, что якобы мы сейчас удивим Тарасова, были элементарной бравадой. Чихал наставник ЦСКА на наши перестановки. Более того весь первый период в третьей тройке у него выходили совсем молодые и незнакомые мне ребята. Вот и сейчас напротив меня встал, какой-то Волчков.

Вбрасывание я выиграл легко, можно сказать играючи. Затем от Куликова получил обратный пас и пока меня не повязали по рукам и ногам в касание переправил шайбу направо на Ковина. Володя сделал обманный финт и выполнил рискованную передачу на левый борт. Скворцов завладел шайбой и ринулся параллельно синей линии ЦСКА. И тут полетел я, бортанув по ходу Волчкова, в открывающийся мне коридор по левому борту.

Пас от Скворцова, выезд на ударную позицию, замах, шлепок мимо ворот и мимо выкатившегося навстречу Третьяка. И шайба точнёхонько низом нашла крюк клюшки Вовки Ковина. В такой ситуации не промахнулся бы даже инвалид.

– Ох! – разочарованно вздохнули трибуны, ведь за воротами зажегся печальный для армейцев красный фонарь.

– Гол! – Заорала в наступившей тишине наша скамейка запасных.

– Блохин! Волченков! Мать вашу! – Перевесившись всем грузным телом через борт, крикнул Тарасов своим защитникам. – Куда, б…ь, смотрите, я вас спрашиваю?!

– Хороший тренер, звонкий, – улыбнулся я, подъехав к Игорю Чистовскому.

– Да, нам молодым до Анатолия Владимировича пока далеко, – заулыбался Игорь Борисович. – Кто следующий на лёд выходит? Ты же всё спутал.

– Если я спутал, я и распутаю, – пробормотал я. – Сейчас мы ещё раз отыграем, а дальше уже смотри по расписанию.

– Шайбу с подачи Ивана Тафгаева номер тридцать, забил Владимир Ковин номер двадцать второй, – без единой эмоции объявил диктор по стадиону, а на электронном табло высветилось: 1: 1.

На первый перерыв мы ушли, уже выигрывая 1: 2. Перед самым свистком Мишин, Федотов и Фролов здорово поймали в средней зоне несчастливое третье звено молодого москвича Волчкова, и затем в быстрой атаке классно разобрались с защитой. Мишин замахнулся, Третьяк выкатился, и уже пустые ворота поразил Федотов. Нужно было слышать, что выдал своим подопечным Анатолий Владимирович. Куда он их только не грозился послать, и на подводную лодку, а на границу с Монголией и даже на Чукотку охранять белых медведей.

В раздевалке же у нас царило полное благодушие. Ребята посмеивались, хвастаясь удачными моментами игры, при этом благополучно забывая про неудачные. Только один Виктор Коноваленко сидел мокрый, как только что из бани и молча смотрел в одну точку перед собой.

– Молодцы, – встал я, отпив половинку кружки горького чая. – Только сейчас Тарасов своих так эмоционально накрутит криками за Родину, за Сталина и за полёт Гагарина, что понесутся они как стадо разозлённых буйволов. В защиту не жаться! Ловить в средней зоне и сразу атака. И ещё. Я же сказал Третьяку не бросать прямыми бросками, даже если очень хочется. Свистухин, это тебя касается.

– Я только попробовать, – пробормотал он, тут же спрятавшись за спины партнёров по звену.

– Правильно, не надо давать ему почувствовать игру, – поддержал меня новый тренер вратарей Саша Котомкин. – Пусть Владик помучается, подёргается.

– И я почти уверен, – сказал Игорь Чистовский, – что во втором периоде Тарасов выпустит Мишакова и Блинова в третью тройку нападения. Лёша Мишин будьте внимательней, вам против них играть.

Всё о чём мы поговорили в перерыве, во втором периоде реализовалось наяву. ЦСКА из всех сил рвался к нашим воротам, а мы душили эти татки в средней зоне. Со стороны искушённых зрителей это выглядело омерзительно. Так как минут восемь на льду творилась неприятная глазу толкотня. Что Коноваленко, что Третьяк стояли без работы.

– Петров! В Чебаркуль отправлю! – Слышался звонкий голос Тарасова. – Тысяча людей на тебя, б…ь, смотрят, куда даешь? Харламов в Калинин захотел? Где твой дриблинг, мать твою?

Конечно, всё это было смешно, но и мы, изматываясь в этих бесконечных клещах и зацепах, тоже не могли нормально разыграть непослушную шайбу в атаке.

– Ничего, сейчас полегчает, – упал на скамейку запасных мокрый от пота Коля Свистухин.

– А если принять «пирамидона», то полегчает ещё раньше, – брякнул капитан команды Мишин, выходя на лёд со своими партнёрами.

– Да, Николай, не хочешь играть, не мучай клюшку, – добавил я, и вся команда дружно заржала.

– Ха-ха! – По театральному отреагировал на колкость Свистухин, и обиженно засопел.

Не знаю почему, но именно после того как народ весело погоготал, у нас всё на льду стало получаться. Сначала счёт 1: 3, сделал Фролов, разыграв кроткую комбинацию с Мишиным. «Второй асист у капитана», – отметил я автоматически. Затем и мы доказали, что не зря отрабатывали ловушку Жака Лемера стыренную из недалекого будущего.

Правда для начала, устав бегать за шустрыми армейцами Викуловым, Фирсовым и Харламовым, я первым делом в центре площадки при получении шайбы принял на корпус Толю Фирсова. Отлетел, надо сказать, Анатолий далеко, почти-что в отпуск на черноморское побережье. Затем впечатал в борт Володю Викулова. Бил предельно аккуратно, чтобы борт не повредился и чтобы хороший человек морально и физически не сломался.

А уже когда я завладел шайбой, и стадион от пары приёмов из арсенала жёсткого канадского хоккея онемел, вторым делом бросил в прорыв Ковина и Скворцова. И пионеры, которые всегда готовы, показательно развели Третьяка на четвёртую пропущенную шайбу. Ковин отдал, а Скворец забил.

Кое-где на трибунах послышались жидкие человеческие аплодисменты, табло высветило убийственный для легендарного ЦСКА счёт: 1: 4. А я поехал поздравить своих молодых партнёров. И вдруг каким-то третьим чутьём заметил, как в мою спину летит клюшка, которую сжимает в руках перегнувшийся через борт Анатолий Тарасов, распоясавшаяся легенда отечественного тренерского цеха. Я резко развернулся, а спортивный инвентарь, выскользнув из рук тренера ЦСКА, полетел, кувыркаясь по льду прямо под ноги главного судьи.

– Анатолий Владимирович, такой хоккей нам не нужен, – еле сдерживая смех, сказал я.

– Бурлак! Сука! Ты у меня допросишься! – Выкрикнул Тарасов.

– Вам две минуты за неспортивное поведение, Анатолий Владимирович, – к месту конфликта подъехал главный судья.

– Мне? – Взревел армейский рулевой. – Это мне две минуты? Тут хоккеистов на льду убивают! Куда, б…ь, смотришь?!

Я же от греха поехал на свою скамейку, чтобы порешать кому выйти на розыгрыш лишнего игрока. В том, что судья не переменит своё решение, лично я, не сомневался.

– Эх, сейчас бы закрепить бы разницу, – приговаривал Игорь Чистовский. – Как считаешь, Тафгай?

– У нас всё наиграно, – я подмигнул капитану Лёше Мишину. – Работаем по стандартной схеме, конечно, после того как Анатолий Владимирович накричится.

Оборонятся в меньшинстве у ЦСКА вышли защитники Рогулин и Цыганков, а так же нападающие Мишаков и Блинов. Мы же не выпустили проверенную бригаду: Мишин, Федотов, Фролов, я и защитник Астафьев.

«Здоровые черти, что Мишаков, что Рагулин, оба моих габаритов. За сто килограмм вес, под сто девяносто рост, – подумал я, вставая на точку вбрасывания. – Одно хорошо, оба медленные». Женя Мишаков даже клюшкой не успел дёрнуть, когда я отбросил шайбу защитнику.

– Не спешим! – Гаркнул я, ради забавы, выезжая потолкаться на пятаке, так как мы уже на тренировках договорились, что минуту будем гонять шайбу без бросков, чтобы у соперников и вратарь понервничал и защитники «поднаелись».

А на пятачке у ЦСКА весело, как на ринге по боям без правил. С одной стороны Рагулин лезет бороться, с другой Цыганков лупит куда глаза его глядят. Но я тоже в долгу не остался. Локтем так Гене Цыганкову всадил, что у того перехватило дыхание. А вот до Рагулина добраться не успел, вытолкал он меня за ворота Третьяка, где я получил шайбу, «подёргал» защитников и передал её дальше по борту на Фролова.

– Толя давай! – Скомандовал я, Фролову снова вклиниваясь на армейский пятак. – Грабли убери! Грабли! – Заблажил я в ухо Рагулину, пытаясь скинуть его объятья.

– Удавлю, сука! – Ответил мне Александр Палыч, но угрозу привести в исполнение не смог.

Потому что пошёл навес от Фролова, шайбу я успел в канадском стиле подправить слёта в створ ворот, а то, что после забитого гола я немного повалялся на льду, так мне начхать. Здоровье у меня богатырское за десять секунд не простыну.

– Го-о-ол! – Орала мне в ухо вся тройка Федотова, и даже обычно молчаливый Астафьев тоже что-то такое крикнул.

– Гол с подачи Анатолия Фролова забил Иван Тафгаев номер тридцатый, – сообщил всем расстроенным болельщикам ЦСКА голос диктора, а табло нарисовало чудовищный счёт 1: 5.

А под конец второго периода на минуте тридцать девятой, отличился с передачи Смагина наш ещё один центр нападения Коля Свистухин. Его шайба была почти копией остальных наших голов. Перехват в средней зоне, резкая контратака и после ложного замаха и скидки от Владимира Смагина, Николай просто вколотил резиновый диск в сетку пустых ворот, 1: 6!

– Когда приедем на базу, – сообщил мне Свистухин. – Я куплю твоим котам десять килограммов мойвы.

– Обожрутся же? – Забеспокоился я о здоровье хвостатых братьев.

– Мы для победы и не такое терпим, – совершенно серьезно заявил он.

После феерического второго периода в раздевалке особой радости, почему-то не было. Та усталость, которую мы не чувствовали во время матча, накатила прямо сейчас, и хотелось только одного побыстрее бы прошёл третий игровой отрезок.

– Ну, вы мужики и дали! – В раздевалку забежал возбуждённый новый начальник команды Иосиф Шапиро. – Я сейчас всю игру с Севой Бобровым на трибуне просидел, даже он в диком восторге. Говорит, что быть такого не может! Вы сами-то понимаете, мы сейчас громим почти непобедимую сборную СССР.

– Львович, не суетись, ещё третий период отыграть надо, – вдруг совершенно здраво заявил Игорь Чистовский, затем он короткий взгляд бросил на меня и добавил. – Мужики главное продолжать играть в свою игру, не прижимаемся к воротам, ловушка в средней зоне и сразу контратака.

И прав был на все сто процентов Чистовский. За минуту до конца игры ситуация для нас стала просто угрожающей. И виной всему то, что мы, «Торпедо», клуб уездный маленький, а ЦСКА столичный большой и болельщики у него серьезные. Не знаю, кто сегодня наблюдал за матчем из специальной ложи для почётных гостей, может быть маршалы Гречко и Устинов, может быть председатель Верховного Совета СССР Подгорный, но судью как подменили.

За первые пять минут мы дважды отпахали в меньшинстве. Но этого оказалось недостаточно, на шестой минуте нас оставили втроём против пятерых игроков ЦСКА. Вот тогда Петров с подачи Михайлова сделал счёт 2: 6. На девятой минуте ещё одно большинство реализовал Фирсов с подачи Харламова, 3: 6. Болельщики, почувствовав жаренное стали свистеть каждое падения игрока армейской команды на лёд. А такое часто случается в пылу борьбы. И в итоге на двенадцатой минуте ещё один розыгрыш лишнего игрока принёс успех москвичам. Харламов с подачи Викулова отыграл ещё одну шайбу, 4: 6.

Но неприятности на этом не закончились, после сильного щелчка защитника ЦСКА Гусева повреждение получил наш лучший нападающий оборонительного плана Владимир Смагин. Врач команды Тамара Иоффе сказала, что возможно растяжение и сейчас ему лучше пропустить последние минуты встречи.

А на семнадцатой минуте ЦСКА сократил отставание до минимума. На этот раз удалять кого-либо не понадобилось, так как после постоянной игры в меньшинстве наше «Торпедо» очень сильно сдало по физике. Котов и Петров разыграли небольшую комбинацию и последний сделал счёт 5: 6. Весь стадион буквально ликовал. Ещё в сутолоке у ворот сильное рассечение получил Вова Астафьев, и мы на две с половиной минуты остались без лучшего защитника.

А когда за минуту удалили капитана команды Лёшу Мишина, то на игру в меньшинстве выйти просто было некому. Точнее игроки-то были, но все без опыта игры в такой ситуации.

– Надо ещё минуту потерпеть, – зазудел Игорь Чистовский, которого мне захотелось треснуть с этим его потерпеть, что он твердил последние десять минут.

– Ладно, по херу! – Я вышел на лёд. – Фёдоров со мной, Свистухин тоже, у тебя сегодня пруха и… Доброхотов давай, ты самый свежий из всех. Всю игру запасным просидел.

– Ни пуха, ни пера, – высунулся у бортика Чистовский и ещё бы чуть-чуть и он бы нас перекрестил, но вовремя вмешался арбитр, который потребовал, чтобы мы поторапливались.

– Иди к чёрту! – Отмахнулся я и поехал на точку вбрасывания в нашу зону защиты. – Фёдоров держи пятак, Свистухин ты играешь слева, Доброхотов ты справа, а я по центру.

Тарасов в последний бой бросил тройку нападающих: Викулов, Фирсов, Харламов и защитников Рагулина и Цыганкова. Я поставил клюшку на лёд напротив Анатолия Фирсова и замер.

«Ну, отечественная школа покажи, как вас учат играть на точке?» – зло усмехнулся я, и резко выбил шайбу влево на Колю Свистухина. Фирсов от бессилия стукнул клюшкой уже по пустому льду.

– Свистуха за ворота! – Я откатился за рамку, которую защищал Коноваленко, и ещё раз требовательно постучал клюшкой.

Николай, наверное, доли секунды сомневался, как сыграть, рвануть самому вперёд, либо просто выбросить шайбу из зоны, но решил меня не разочаровывать, и отдал пас за ворота. Я же понимал, что сейчас вышвырнуть шайбу в поле, это сто процентов получить через семь, восемь секунд серьёзнейшую атаку. А нам это не надо, значит, будем ковыряться около борта. На меня как коршуны налетели с одной стороны Фирсов с другой Харламов и стали орудовать клюшками. Я отгородился своим широченным корпусом и в последний момент резко пропихнул шайбу на Доброхотова. Володя тут же в касание на Свистухина, который вдруг как рванул вперёд, прокинув шайбу мимо здоровенного Рагулина, и оббежав того с другой стороны. И я тоже полетел следом.

Всем хорош заслуженный ветеран советского хоккея Александр Рагулин, только скорости маловато будет. И он, видя, как уходит Свистухин один на один с Третьяком, рубанул клюшкой словно топором. Николай рухнул, и все вдруг замерли в ожидании свистка. Но судья почему-то решил не свистеть. Зато я решил не останавливаться и сам полетел на рандеву с молодым да ранним вратарём сборной страны.

Я лишь пересёк центральную красную линию, как весь стадион смолк. А когда я ворвался в зону атаки, замахнулся, а затем убрал шайбу под себя, чтобы объехать беспомощно распластанное на льду тело Владислава Третьяка, болельщики разом встали и, открыв рты, увидели, как улетает такая близкая, пусть и не заслуженная, ничья. Потому что я с метра в пустые ворота не промахиваюсь. Вынимай, 5: 7.

– Гол! – Вскрикнула наша скамейка запасных, которую поддержали редкие хаотичные аплодисменты.

– Да! – Заорал я, подняв правой рукой клюшку высоко вверх, а когда я проезжал мимо армейской скамейки запасных, то специально затормозил, улыбнулся и сказал тренеру Тарасову. – Бурлаки с Москвой играют, лихо шайбы залетают!

– Негодяй! – Услышал я в ответ, когда попал в объятья своих партнёров по команде.

– Коты – это сила, – зашептал в ухо Коля Свистухин. – Правильно я сделал, что с тобой их кормил.

– Только ты, Николай, на котов в будущем надейся, но сам не плошай, – устало усмехнулся я.

Глава 16

Пятница для простого работяги – это всегда маленький праздник жизни, который конечно заиграет всеми красками только ближе к вечеру, но и с утра его можно чуть-чуть приблизить, главное чтобы мастер не засёк. Примерно так думал фрезеровщик ремонтно-инструментального цеха Данилыч, разрезая на тонкие брусочки небольшой кубик настоящего деревенского сала. Было у этого щуплого пятидесятилетнего мужчины и имя, Трофим, но об этом давно уже все в цеху забыли, от чего иногда по-настоящему было обидно.

– Ну что Данилыч, о чем сегодня опять пишет пресса, что происходит на бескрайних полях Родины? – Спросил его коллега и сосед по рабочему месту Казимир Петрович, который в укромной коморке на минус первом этаже тоже не сидел без дела.

Казимир вынул из сумки термос с чаем, отвинтил крышку, вылил содержимое в гранёный стакан, а потом, выглянув на секунду на лестницу, которая вела на первый этаж, подковырнул что-то в термосе и подмигнул Данилычу.

– Вино домашнее из варенья, подставляй тару, – улыбнулся находчивый Казимир Петрович. – Термос с секретом, двойное дно, контрабандный товар.

– Жена-то молодая не заругает? – Скорее для проформы спросил Трофим Данилыч и вынул два новых чистых стакана.

– К вечеру выветрится, – тяжело вздохнул счастливый молодожён.

Дальше жидкость тёмного цвета разлилась на две одинаковые порции и прежде чем рабочие автозавода приступили к интеллектуальной беседе она, то есть жидкость, влилась туда куда нужно.

– Хо, – резко выдохнул Данилыч. – Итак, газета «Труд» пишет, что надои выросли, по сравнению с прошлым годом, значительно. Сальцом закуси, – сказал он и протянул тарелочку без голубой каёмочки Казимиру.

– Хорошо, – кратко высказался Казимир, не то по поводу сальца, не то по поводу винца, не то по поводу надоев. – О чём ещё нам сообщает «печатный рупор эпохи»?

– Стали выплавили уже меньше, – с прискорбием доложил Трофим Данилыч. – Но! Партия и правительство держат руку на пульсе.

– Не к столу будет сказано, у меня сосед пенсионер аритмией страдал, – почему-то зашептал Казимир другу, – постоянно держал руку на пульсе. Помер.

– Так лечиться нужно было, чего он руку-то зря держал, – хмыкнул Трофим. – Вот новость в «Известиях», слушай. В Москве прошёл симпозиум по поводу поворота сибирских рек вспять. Как считаешь повернут?

– Покажи, – Казимир взял газету из рук коллеги. – Ого, канал из Сибири в Среднюю Азию должен растянуться на две с половиной тысячи километров. Не осилим, – категорично ответил он. – Тут в деревню уже десять лет водопровод прокопать не могут. А там всего расстояние пять км.

– Если партия прикажет! – Встал из-за стола Данилыч и потряс маленьким сухоньким кулачком. – Всем миром как наляжем, потом не остановишь. До Индийского океана дороем! – Фрезеровщик выдохнул и сел обратно. – Что-то я сегодня уже устал. Давай по последней перед трудовым подвигом.

– Ты смотри! – Вскрикнул Казимир Петрович, перевернув «Известия» на последнюю страницу. – Вчера наше «Торпедо» оказывается, у ЦСКА выиграло. То я и смотрю мужики сегодня все немного навеселе. Уж думал премию дали, а тут вон чего. И наш Ванька Тафгаев две банки загнал.

– Моя школа, – коротко высказался Данилыч, разливая остатки вина из термоса с секретом. – Ну, за «Торпедо» и за Индийский океан. Вздрогнули!

* * *

Хоть и говорят, что отдых – это смена рода деятельности, но лично я настаиваю, что отдых – это отдых, а деятельность – это деятельность. И нечего смешивать два разных, по сути и содержанию, процесса. Но иногда стоить и потерпеть, если просит о помощи любимая девушка.

– Как тебе такое выступление? – Спросила Яна Снегирёва, когда я уже целый час смотрел на катающихся с флагами фигуристок по льду «торпедовского» дома спорта.

Спать хотелось невероятно, так как прилетели из Москвы только в семь утра, а сейчас всего одиннадцать дня. Так какой из меня оценщик синхронного фигурного катания?

– Понравилось, – кивнул я, усиленно борясь со сном.

– И это значит понравилось? И до этого понравилось? – Вспылила Яна. – И тот первый номер тоже понравился? Мне же интересно, что тебе понравилось по-настоящему больше всего? На вашу игру с «Химиком» через пять дней придут смотреть товарищи из Обкома, и моя группа поддержки должна быть на высоте!

– Если мы «Химик» обыграем, то и от группы поддержки будут в восторге и от всего остального, – сказал я первое, что пришло в голову.

– Если не хочешь мне помогать, если тебе наплевать на весь Ленинский комсомол, то скатертью дорога! – «Принцесса» указала рукой на выход из этого сектора зрительских трибун.

«Несознательность проявляешь, непорядок!» – поддакнул Снегирёвой голос в моей голове.

– Извини, не выспался, – я выдавил из себя жалкую улыбку. – Знаешь что, давай я лучше на музыкальное сопровождение посмотрю. Я в фигурном катании не понимаю, зато в музыке, которая точно должна звучать на хоккее разбираюсь. В этом деле у меня опыта – во! – Я провёл ладонью над своей головой.

– Музыканты? – Вспомнила Яна. – Так вон они там, за правыми воротами аппаратуру подключают. С музыкой тебе ещё больше понравится, – улыбнулась девушка.

«Музыка нас связала, тайною нашей стала», – пробурчал я себе под нос и пошёл смотреть на заводское ВАИ «Высокое напряжение», которое почему-то опоздало на ответственную репетицию. Хотя если учитывать, что в ансамбле играют Толя и Коля я бы разгильдяйству не удивлялся.

За правыми хоккейными воротами во дворце спорта «Торпедо», как и за левыми, имелось небольшое пространство, которое от попадания шайбы защищала натянутая металлическая сетка. Вот на этом вытянутом вдоль лицевого борта участке и поставили свои инструменты парни из заводской самодеятельности. Ещё на подходе я обратил внимание на то, что причёски знакомых мне ребят претерпели некоторые изменение. Во-первых, они стали короче, во-вторых сами волосы – чище. Единственное что осталось при них – это брюки клёш и клоунские цветастые рубашки, но вряд ли это ненадолго.

«Взялась за них Снегирёва основательно», – хмыкнул я про себя и поприветствовал ансамбль:

– Добрый день, добры молодцы, почему опаздываем?

– Привет Иван, – промямлил Толя, в то время как Николай смело спрятался за спину своего товарища.

– Здрасте, – поздоровались ещё двое незнакомых мне музыкантов.

– Нус, что будем петь? – Я огляделся в поисках кого-нибудь стула и, не найдя ничего, просто прислонился к хоккейному борту с обратной стороны.

– Мой адрес Советский союз, – ответил непривычным тонким голосом парень за синтезатором.

– А ты кто? – Спросил я паренька, который весил, наверное, килограммов сорок вместе с ботинками и подтяжками.

– Я, Савелий, пианист, играю на клавишах.

– Ты? – Я глянул на барабанщика.

– Захар, стучу на ударных.

– Когда в коллективе свой стукач, это бодрит и мобилизует, – прокашлялся я. – Толя, чё на гитаре струн мало? Где ещё две? Уже свистнули?

– Это бас, – Толик пробежался пальцами по четырём толстым струнам.

– Вылазь давай, вижу же, белый Бим рваное ухо, – усмехнулся я, разглядывая виноватое лицо Коляна. – Ну вот, ухо-то оказывается целое. Что ж ты орал как резанный, якобы я тебе его членоповредил, всю общагу перепугал. Нравится теперь уже песня? Не слышу?

– А это в данный момент времени не имеет никакого значения, – гордо пробормотал Николай.

– Ладно, это дело прошлое, – я махнул рукой. – На хоккее, чтоб вы понимали, паузы короткие, никакую песню сыграть, тем более спеть вы не успеете. Поэтому записывайте, будете исполнять следующие композиции во время смены игроков: «Калинка-малинка», «Катюша», «Мой адрес» тоже можно грянуть, но коротко только один припев. Далее: «Потолок ледяной дверь скрипучая» и обязательно «Трус не играет в хоккей».

– И всё? – Спросил тонким голоском самый послушный участник ансамбля пианист Савелий, потому что только он что-то записывал в маленькую книжицу.

– Нет, теперь самое сложное, – я почесал затылок. – Нужна мощная мелодия, которая должна звучать, когда мы забьём гол.

– Роллингов! Satisfaction! – Выкрикнул Колян.

– Было бы не плохо, – я примерно представил, как бы это звучало при переполненных трибунах. – Но товарищи из Обкома могут счесть Роллингов идеологической диверсией. И тогда вас не просто чуть-чуть подстригут, обреют почти под ноль. Кстати!

Я вдруг вспомнил полулысого солиста группы «Депеш мод» Дейва Гаана. Ещё во времена юности слушал его в качалке. Особенно хорошо работалось с железом под композицию «Personal Jesus».

– Коля подь сюда, – я поманил пальцем строптивого музыканта. – Да не писюгань, дай гитару подержать, сейчас появилась одна идея.

Николай растеряно снял инструмент с плеча и протянул мне.

– Как же это? – Я сажал четвёртую струну на втором ладу и попытался что-то такое изобразить на шестой и четвёртой струне.

Пальцы не слушались, и поэтому из комбика зазвучала полная и бессмысленная фигня. Но вдруг пару раз что-то похожее на знакомый из той молодости гитарный рифф проскользнуло.

– Что-то примерно такое, – я стёр рукавом рубашки мигом вспотевший лоб. – Пам, пам, па-пам, пам, пам. – Попытался я пропеть скрипучим голосом.

– Я, кажется, понял, – обрадовался Толик.

Он закинул свою басуху за спину, взял из моих неприспособленных для рок-музыки рук электрогитару, и буквально с листа изобразил начало композиции из «Депеш мод».

– Ну вот, добавьте на это пум-пум барабаны, синтезатор трям-трям, забойный будет мотив, – я выдохнул и развернулся, хотелось уже, позабыв про муки творчества, приобнять свою «принцессу» в укромном уголке дома спорта, как вдруг пискнул пианист-клавишник:

– А петь что на этот мотив?

– А что обычно поют? – Я посмотрел на потолок. – «Торпедо» – сила, остальные – дрочилы. Стоп! Ну-ка играй.

Толик взял медиатор и «рубанул по струнам». Меня буквально осенило несколькими стихотворными строчками, и я пророкотал:

Вместе мы с тобой «Торпедо»!

Город Горький – часть души моей!

Сердце бьётся за по-бе-ду!

– И, – задумался я на секунду. – Мы короче всех сильней. Как-то так. Дальше сами досочините. Я же вам не поэт Менделеев. Вон у вас из консерватории есть один художник, – я ткнул пальцем на пианиста Савелия. – Чижик пыжик и кошачий танец должны бацать с лёту в касание. Только попробуйте мне на игре с «Химиком» не проявить свою неповторимую творческую индивидуальность. – Я показал волшебный кулак. – Колян знает, чем это для уха может обернуться. Пока, музыканты-песенники.

* * *

«Вот теперь у меня настоящий выходной, – думал я, любуясь после часового любовного марафона обнажённой фигурой «принцессы», которая мирно посапывала у меня на плече. – Я и в той жизни обожал такие женские пропорции, чтобы и не слишком худая и не слишком полная. Во всём должна быть золотая середина, гармония, на которую способна каждая, если чуть-чуть попотеть в спортзале. Кстати, и у мужчины так же всё должно быть в меру и ум, и живот и чувство юмора».

– Который час? – Не открывая глаз, пробормотала Яна Снегирёва.

– Скоро шесть, – ответил я, дотянувшись до тумбочки, где лежали старенькие с потёртым кожаным ремешком часы марки «ЗиМ».