Текст книги "Тафгай 2 (СИ)"

Автор книги: Влад Порошин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

Глава 21

Во вторник 19 октября, утреннюю тренировку наконец-то начали с разбора субботней игры против «Динамо», а то понедельник, можно сказать, пролетел впустую. Пока приземлились, заехали сразу же на спортивную базу в «Зелёный город», поели, поспали, потягали железо. Даже Сева Бобров сев на велотренажёр, и покрутив десять минут педали сказал, что эта штука – вещь! А потом Всеволод Михалыч, распустил всю команду по домам.

– Хватит тут на базе сидеть в карты играть и за брагой в соседнюю деревню бегать, – заявил он. – Привыкайте к профессиональному отношению к делу. В четверг перед пятничной игрой с Ленинградом здесь заночуем. А в остальные дни потренировались, поели и к жёнам с подругами.

– Совсем Михалыч, народ распустил, – тихо ворчал на ужине капитан Лёша Мишин. – Раньше месяцами со сборов не вылезали, а тут казачья вольница какая-то.

– То есть тебе, Алексей чтобы режимить, нужно рядом приставить бойца с автоматом? – Услышав этот разговор между игроками первой пятёрки, спросил я. – Чем плохо сейчас приехать, обнять жену, погулять с детьми? Мозгам маленько дать отдохнуть от хоккея?

– Как бы не уйти в пике, – под тихие смешки брякнул пан Свистухин.

– Об этом Михалыч и думает, чтобы никого из вас по жизни в штопоре не закрутило в «синие дали», – ответил я. – Ведь сначала насидишься тут за забором до остервенения, затем на воле с катушек и слетишь. А тому, кто сам себя в руках держать не сможет, на первый раз я уши откручу.

– А на второй? – Николай Свистухин тревожно потёр левое ухо.

– Молодых найдем, для которых хоккей важнее, – улыбнулся я, вспомнив как этому весёлому нападающему, уже ставил мозги на место, пока у нас тренера не было.

Кстати, возможностью уехать в город воспользовались не все. Молодёжь, Ковин, Скворцов и Доброхотов, которой сидеть дома с родителями, было неинтересно, осталась в «Зелёном городе». У них тут гимнастки и фигуристки из школы олимпийского резерва знакомые, первые юношеские шуры-муры и прогулки под естественным спутником Земли, Луной.

А перед самым отбоем в свою комнату меня пригласил на разговор Сева Бобров, которому тоже в свою пустую квартиру в Горьком ехать не хотелось. Поэтому притащив из кухни целую вазу плюшек и, вскипятив электрочайник, над картой хоккейных баталий склонились втроём: Всеволод Михалыч, я и Боря Александров. «Малыш» все последние дни следовал за мной как хвост. «Целее будет», – усмехался я про себя.

– Борис, возьми из тумбочки «Индийский чай», дефицит, между прочим, – поднял указательный палец вверх Сева Бобров. – Да сыпь в заварник, не жалей, чтоб погуще было.

И пока наш самый юный игрок колдовал над завариванием дефицитного чая, Бобров расставил пять против пяти черные и белые шашки из одноимённой настольной игры и спросил:

– Всё думаю и не могу разобраться, почему ты с «пионерами» против пятёрки Мальцева сыграл хорошо, а Федотов с «комсомольцами» провалился?

– Тут Михалыч, дело не во всесоюзных организациях, – я передвинул вперёд центральную белую шашку и выдвинул навстречу ей центральную чёрную. – Ты же видел нашу игру с ЦСКА? Я с юниорами играл против Викулова, Фирсова и Харламова. Это все большие мастера и отличные игроки, но они небольших габаритов и по стилю, и по манере игры – фланговые нападающие. То же самое и динамовцы Чичурин, Мальцев и Мотовилов. Мне в центре площадки противостоять против Фирсова и Мальцева просто удобно. Вбрасывание я забираю, физически давлю, где корпусом разок другой дам. Они даже в организации атак помешать не могут, так как у меня руки длинные плюс клюшка ещё длиннющая. Центральный нападающий – это же игрок, который выполняет большой объём тяжёлой черновой работы, там двинул, там задвинул, тут шайбу отобрал и быстро её отправил на крайнего. А «крайки» – это художники, творцы, куда им против нас, дровосеков?

– Угу, – задумался где-то на минуту Сева Бобров, что-то дорисовывая своим воображением. – Ладно, ешьте плюшки, пейте чай, а я ещё покумекаю.

И вот на следующий день, во вторник, перед тренировкой на льду дворца спорта «Торпедо» Всеволод Михалыч расставив магнитный фишки на железной доске с нарисованным хоккейным полем, начал разбор полётов:

– Вот в этом твоя, Саша Федотов, основная ошибка на игре против Мальцева и была. Мало оказывал на него силового давления. Вместо того чтобы вмазать ему в корпус, пытался отобрать шайбу. Плохо мы ещё в СССР готовим своих центральных нападающих. Сегодня пять на пять отрабатываем «замок в средней зоне» и быструю контратаку с лёту. Первой пятёркой я временно назначаю пятёрку Тафгаева, второй Федотова и третьей – кабачок «13 стульев» пана Свистухина.

– Вам бы только поржать, – огрызнулся Коля Свистухин на множественные хохотки коллег по команде.

– Ещё одно небольшое изменение, – немного помялся Бобров. – В первой пятёрке на левом краю сейчас будет наигрываться Борис Александров, а на правом Саша Скворцов.

– Ему же ещё шестнадцати нет, – обиженно бросил Вова Ковин, который теперь перемещался в запас, где нужно тренироваться, терпеть и ждать своего шанса.

– В этом возрасте Пеле уже первые мячи за «Коринтианс» забивал, – ответил Сева на реплику обиженного хоккеиста. – А бразильский футбол по жесткости нашему хоккею не уступит. Давайте на лёд. Слишком много сегодня разговоров.

Не знаю почему, но сегодняшняя тренировка по жёсткости максимально приблизилась к официальной игре. Даже Бобров несколько раз останавливал занятия и со словами вы чего вытворяете черти, перебить друг друга решили, тяжело вздыхал и опять дул в свиток. А в одном из эпизодов, когда столкнулись у борта Боря Александров и Вова Ковин, после взаимных толчков тут же вспыхнула драка. Борис пробил в голову три раза, как у бывшего боксёра у него это хорошо получилось, а Володя успел воткнуть противнику один раз. Закончился поединок тем, что я этих юных забияк растащил, схватив за шиворот хоккейных свитеров.

– Вы мне Валю Котика не позорьте! – Гаркнул я. – Он, между прочим, за Родину свою жизнь отдал в четырнадцать лет. За место в составе нужно биться, демонстрируя мастерство, а не кулаки. Руки пожали, пока уши не оторвал, потом ведь в больнице перепутаю, где чьё.

– Закончили тренировку! – Не выдержал накала страстей Сева Бобров. – Сейчас в душ, потом на обед в «Зелёный город» и свободны.

В автобусе, который нас возил с базы на каток и обратно я опять «присел на уши» начальнику команды Иосифу Львовичу Шапиро.

– Львович, ты не увиливай, если не можешь так и скажи, не могу, – пихал я начальника в плечо, который из всех сил делал вид, что спит. – Когда меня в институт определишь? Я ведь учиться хочу спасу нет. Раньше всё на бухалку тратил, а сейчас мне делать нечего.

– Противозаконно это, впихивать человека в институт посреди учебного года, – протараторил Шапиро, открыв глаза.

– А водительское удостоверение делать без сдачи вождения и прочих правил дорожного движения – это законно? – Тихо прошептал я на ухо начальнику нашей не спокойной команды. – Ты пойми, Львович, скоро сессия, как я её сдам, если с преподавателями не успею познакомиться? Ведь отчислять за неуспеваемость. Так и не полистаю с однокурсницами конспекты.

– Не могу я закон в такой степени нарушить, – зашептал, оглядываясь по сторонам, Иосиф Львович.

– Ну, смотри, если без высшего образования моя результативность покатится вниз, с тебя ведь спросят, где победы, где очки, – я «обиженно» посмотрел в окно, где замелькал богатый кислородом сосновый лес.

– У, холера, – пробубнил себе под нос начальник команды.

На обеде в столовой, после восполнения потраченных за тренировку калорий, настроение почти всех игроков «Торпедо» резко пошло вверх. А когда в помещение вошла группа гимнасток, возглавляемая тётей Машей, то не женатые хоккеисты упрямо стали тянуть время. То им вдруг ещё захотелось блинчиков, то ещё компотика, то сметанки. Всеволод Михалыч, с усмешкой посмотрев на этот, цирк тактично покинул столовую. Во-первых, дело молодое, а во-вторых, у тети Маши не забалуешь.

На улице, где с каждым днём уже становилось всё холоднее и не уютнее, я подумал, что через недельку котов пора вместе с их домиками переносить в наши жилые корпуса. Кстати, после столовой мы вместе с Александровым сразу же направились кормить хвостатых и усатых обитателей «Зелёного города».

– Может, в город в кино съездим? – Спросил Борис, подкладывая в миски для котофеев кильку в томатном соусе.

– Можно, – согласился я.

– Может, девчонок с собой пригласим, фигуристок. Женю и её подругу Алёну? – Хитро прищурился Александров. – На последний сеанс?

«На местные фильмы только на последний сеанс и ходить, так как смотреть там нечего», – промелькнула шальная мысль.

«Не о том думаешь! Тебе к комсомолу пора готовиться, а не по кино с девочками бегать», – ответил голос в голове.

– Не о том думаешь, – пробурчал я. – Дриблинг у тебя хороший, а кистевой бросок слабоват. А щелчок вообще никуда не годится. Нужно достать лист фанеры и с неё щелкать каждый вечер перед сном двести раз.

– Ты на Женю не обращаешь внимания, а зря, она глаз с тебя не сводит, – заулыбался юный гений прорыва.

– Я же сказал, сегодня идём в кино, – отмахнулся я. – Кстати, чего там афиша обещает?

– Да без разницы, – заулыбался паренёк. – Так я сбегаю, приглашу?

– Может, лучше по шайбе пощёлкаем? – Замялся я, так как ещё не отошёл от прошлых отношений, и всё ещё иногда думал о «принцессе» Снегирёвой.

Однако мой вопрос так и остался без ответа. К домикам для котов подошли трое наших игроков обороны Володя Астафьев, Юра Фёдоров и Саша Куликов. Вообще очень часто спортивная судьба бывает извилиста. Например, Фёдоров и Куликов, в начале карьеры вместе поиграли за «Торпедо» из города Ульяновск. Затем съездили на год в ЦСКА, где правда не задержались, одного отправили в Тверь, то есть в Калинин, а другого в Чебаркуль. И вот сейчас Юра с Александром вместе играют за Горький. А Вова Астафьев подтверждая поговорку, где родился, там и пригодился, никуда из Горького не уезжал.

– Иван, нам с тобой бы переговорить, – сказал Куликов, с которым мы играли в одной пятёрке.

– У меня мужики, тайн ни от котов, – я погладил черного как уголь Фокса, – ни от «Малыша» нет. Давай выкладывай, а не то я в кино сегодня собрался на последний сеанс. Побриться бы ещё. Ну, чего мнётесь, как девочки?

– Я машину поцарапал одним парням, и они теперь требуют пятьсот рублей за ремонт, – выдавил из себя малоразговорчивый Вова Астафьев. – И через час я с ними встречаюсь.

– А хариусы у них не треснут? – Присвистнул я. – Хотите, чтоб съездил с вами на разговор? И чтоб в воспитательных целях хариусы у них всё-таки треснули?

– Может, всё миром решим? – Пожал плечами наивный Астафьев.

«Стрелку» для выбивания денег у нашего хоккеиста аферисты, я был просто уверен, что это они, назначили на пустынном берегу Оки в Приокском районе за какими-то дачами и садами. «Ни хрена себе, – думал я, – ещё лихими девяностыми и не пахнет, а уже какие «стрелки» забиваются. И порядочного скромного парня на деньги разводят». Кстати, скромный парень ездил не на какой-то там иномарке, и даже не «Волге» и «Жигулях», а на такой же, как и у меня «Победе», неизвестно какого махрового года выпуска. На берег реки мы, Астафьев, Фёдоров, Куликов и «Малыш», куда без него, приехали на двух наших развалюшках минут за пять до назначенной встречи.

– Иван, ты только того, – мялся Вова Астафьев.

– Никого не убей, – подсказал я ему нужные слова. – Не бойся, я с тобой. Кстати и сам боюсь. Ещё не рассчитаю пробивной силы своего убедительного аргумента, – я сжал огромный стальной кулак.

И тут на «Волге» ГАЗ-24, на модели, которая спокойно доживёт и до нулевых, пожаловали какие-то мутные товарищи. У нас даже Коноваленко ездит на горбатой модификации ГАЗ М-21, а эти совсем берега Оки попутали.

– Ну, чё деньги принёс, – с водительского кресла элитной для начала семидесятых машины выскочил высокий и плечистый парень в широких штанах и черной по пояс куртке.

Я же на свидание с гражданами бандитами оделся скромнее. Брюки от старого костюма горьковской швейной фабрики и старый свитер поверх спортивной футболки. Плащом, который мог помешать воспитательно-оздоровительным процедурам, я пренебрёг. Мои товарищи по команде оделись более прилично, спортивные костюмы и болоньевые куртки. И если верить этикеткам у защитников эти куртки были японского производства.

– Чё пялитесь? – С переднего пассажирского кресла вылез уже широкий и коренастый, похожий на штангиста браток, одетый, как и его подельник. – Гоните «капусту»!

– Капусту? – Я сделал шаг навстречу. – Тебе какую надо, Брюссельскую или Савойскую? Несколько кило или просто дать по кочану?

– Почему? – Переспросил длинный браток, постепенно понимая, что сегодня, скорее всего, придётся уехать без денег, до кучи отоварившись кое-чем другим.

Но вот его коллега по бандитскому ремеслу, который штангист, соображал гораздо хуже и попёр на меня как маленький трактор:

– Я чё-то смешное сказал?

– Вот что бывает, когда мышцы шеи проникают в мозг, – усмехнулся я, сказав это своим товарищам.

И в тот же момент штангист ринулся в бой, быстро семеня своими короткими толстыми ногами. Длинный и хлёсткий боковой удар, который обжог мой кулак огнём, коренастого остановил и потряс. Но, даже потеряв ориентацию в пространстве, штангист всё равно остался стоять на своих двоих и, подняв руки к подбородку, выбросил пару ударов в пустоту. Пользуясь подходящим моментом, я разрядил ещё один правый боковой, ведь моя левая была не так сильна, чтобы свалить этого перекаченного «колобка». Однако и со второго раза тело братка не легло плашмя на каменистый берег реки, оно стало, как бы само собой покачиваться на нетвёрдых ногах, и медленно поворачиваться против часовой стрелки.

«Учёные давно подозревали, что левая нога у всех людей чуть-чуть короче правой. Именно поэтому заблудившийся человек в лесу ходит кругами. И вот подтверждения этой теории», – подумал я, наблюдая шатающегося в прострации штангиста.

Но закончить до конца наблюдение за научным экспериментом мне не позволил второй бандитствующий элемент, длинный и плечистый. Он выхватил нож и с криком, что стоять сейчас попишу, бросился на помощь своему подельнику. Я сделал резкий шаг навстречу и тут же отпрыгнул назад, чтобы его рука с ножом миновала дорогие моему сердцу печень, почки, легкие и другие прочие органы моего тела. А как только длинный чуть завалился вбок, я саданул длинным и хлёстким боковым. И пока штангист все ещё бессмысленно топтался на месте, его компаньон уже прилег отдохнуть от трудов неправедных.

– Длинные и высокие они конечно девушкам нравятся больше, – сказал я, облегченно выдохнув и растирая больные костяшки на правой руке. – Но стойкости у них меньше. Первыми не выдерживают под натиском временных житейских трудностей.

– Здоров бык, – сказал Боря Александров и пока более старшие товарищи по команде обдумывали сложившуюся ситуацию, юниор подбежал к штангисту и залепил короткий, но мощный хук снизу.

Наконец, когда братки пришли в себя, особенно им понравилось, что мы на них попрыскали холодной водичкой из Оки, беседа по поводу царапины на бампере вошла в конструктивное русло. Штангист, даже очнувшись угрюмо молчал. Наверное, всё думал – где он и зачем он здесь? А вот длинный, особенно, когда я его взял за ухо, очень быстро и четко ответил на все вопросы. Как я и предполагал, царапина на автомобиле была просто подставой для разводки «лохов ушастых», и после лживого признания, что они больше не будут, длинный произнёс самое главное, что теперь они с хоккеистом Астафьевым в расчёте.

– С хоккеистом вы в расчёте, – я удовлетворённо кивнул и отпустил покрасневшее ухо. – А сейчас гоните пятьсот рублей на починку моих разбитых костяшек. Могу взять золотом. – Я шлепнул штангиста по щеке и заставил того открыть рот. – И у тебя тоже я вижу фиксы золотые. Может и цепочки имеются. Или ещё хотите со мной встретиться поговорить? Тогда стрясу тысячу и уши откручу по-настоящему.

– Отцепись, – пробормотал длинный и вынул из внутреннего кармана несколько сотенных рублёвых бумажек.

«Хорошо живут, суки», – подумал я, отсчитав пятьсот рубликов. Лишние же деньги я сунул в рот штангисту, который ничего не соображая так и сидел, разинув пасть.

«Скажи им, сам Фридрих Энгельс писал, что преступность есть выражение негодования рабочего класса против класса капиталистов! – рявкнул мне в ухо голос в голове. – У нас в СССР такого класса нет, пусть завязывают».

– Ты Энгельса читал? – Спросил я длинного братка. – Нет? Тогда запомни, если тронете ещё хоть кого-нибудь из «Торпедо» я вам все труды Маркса и его кореша Энгельса в рот запихаю. Понял? Вот так, – сказал я напоследок.

* * *

В кинотеатре «Мир» на автозаводе, куда мы с Борисом приехали на последний сеанс в компании двух фигуристок Жени и Алёны все билеты бил проданы, кроме тех которые иногда держат специально для дорогих гостей. Не знаю, попадали ли мы, хоккеисты горьковского клуба в разряд дорогих, но переплатил я за вход в кинозал в пять раз. Благо было чем.

Сегодня давали премьеру фильма польского режиссёра Романа Полански, который уже укатил в загнивающий «Голливуд», где закрутил с красавицей Шэрон Тейт и снял несколько киношек. В частности экранизировал трагедию Шекспира «Макбет», которую и показывал киномеханик нашего кинотеатра.

Лично меня кровавая возня за шотландский престол, мало трогала. Там в Шотландии и земли-то с гулькин нос, ни золотых рудников, ни алмазных шахт, ни газа, ни нефти ничего нет. И чего спрашивается, средневековые дикари устроили резню друг друга? Поэтому я полфильма клевал носом, а вторую половину безмятежно спал. И когда на обратной дороге фигуристка Женя принялись нахваливать «шедевр» польского режиссёра, лично я молча держался за баранку своей «Победы».

– Тебе что не понравилось? – Удивилась она, сидя около меня, на переднем диванчике.

А вот молодёжи, Борису и Алёне, на заднем посадочном месте было фиолетово, что они сейчас посмотрели. Когда бурлят гормоны, мозг отключается, включается нечто другое.

– И пьеса шекспировская – муть, и кино – дрянь, – резко ответил я. – Если нет сопереживания главному герою, то не стоило и бумагу марать, и плёнку переводить.

– Просто люди не жалея никого вокруг рвутся к власти, что тут не понятного? – Чуть-чуть обиделась Женя. – Каждый хочет сделать карьеру и стать руководителем.

– Отчасти согласен, на определённом жизненном этапе, есть такие мысли, – я сбросил скорость, выехав на Молитовский мост через Оку. – Психически ненормальные люди рвутся во власть, чтобы от неё брать, как этот Макбет. Жаждут дорваться до кормушки и жрать в три глотки как свинья. Зачем же про всякую погань кино снимать? Про нормальных нужно делать фильмы, которые идут во власть, чтобы дать, привнести свои идеи, мысли, чтоб польза была для народа. Вот я когда командой руководил до Севы Боброва, думаешь, приятно было всех гонять? Одному подзатыльник отвесишь, другого за ухо возьмёшь, третьему клюшкой пониже спины шлёпнешь, но результат мы в первых матчах дали. Власть – это тяжёлое бремя. Вот о чём Шекспиру писать надо было.

– Это же искусство, а оно не для пользы, а для чувств, – ответила Женя и отвернулась к окну.

Глава 22

В четверг 21 октября накануне игры с ленинградским СКА из Госкомспорта в команду пришло пренеприятнейшее известие. Прямо в конце тренировки на льду дворца спорта прибежал запыхавшийся начальник команды Иосиф Львович Шапиро и стал что-то нашёптывать Севе Боброву. Михалыч от принесённой весточки, даже свисток изо рта выронил. Затем он взял микрофон, через который иногда давал советы по той или иной игровой ситуации на льду, и спокойным голосом произнёс:

– Товарищи хоккеисты, сейчас после тренировки состоится собрание команды. Кстати, тренировка окончена.

– Михалыч, можно я ещё по воротам побросаю? – Спросил, подъехав я к бортику, так как всевозможные собрания с детства не переваривал.

– Нельзя, – пробурчал Бобров. – Это тебя непосредственно касается.

«Что ж я сделал-то? – ломал я голову, топая, как и вся команда в раздевалку. – Бандиты, которым я настучал в «кочан» пожаловались? Маловероятно. Может мне звание какое полагается, ну там мастер спорта междуогороднего класса? Или тренерша фигуристок пожаловалась, что у нас с Женей отношения из дружеских и платонических плавно переросли в любовные со всеми вытекающими из этого последствиями? Так ей уже девятнадцать лет, не маленькая, а наоборот вполне самостоятельная. В общем, сейчас итак объявят, чего голову ломать понапрасну».

Всеволод Михалыч дождался, когда последний игрок покинет душевую и пристально посмотрел на наши раскрасневшиеся лица, после беготни по ледяному полю.

– Завтра с Ленинградом по требованию Госкомспорта хоккеист Тафгаев играть не будет, – тяжело вздохнув, сказал он.

Потом Бобров выждал паузу, пока остальные хоккеисты выплеснут эмоции, потребовав справедливости от чиновников, которым, честно говоря, на простых хоккеистов всегда было с большой колокольни начхать. Меня хоть в команде не все с восторгом принимали, но за пользу, что я приносил коллективу – ценили все.

– Вот, – Сева Бобров показал в руке конверт. – Здесь сообщается, что за драку учинённую Иваном Тафгаевым и Валерием Васильевым в матче 16 октября оба дисквалифицируются на одну игру. А в целях осуждения хулиганства на льду нам рекомендуется провести командное комсомольское собрание. Лёша Мишин, – главный тренер посмотрел на капитана и комсорга команды. – Ты должен будешь протокол собрания отпечатать и отослать в Госкомспорт. Предлагаю всё это сделать по-быстрому, не откладывая в долгий ящик. Нужно ещё над составом подумать для завтрашней игры.

– Так это, – встал с деревянной лавки наполовину переодетый Мишин, – сначала должен кто-то высказаться, осудить Ивана, что неправильно он ударил динамовского защитника. Кто это готов сделать?

Хоккеисты дружно притихли. Во-первых, такое высказывание попахивало паранойей, во-вторых, сегодня меня осудят за то, что я защищал своих партнёров, а завтра на льду никто за тебя уже не заступится.

– Мы сейчас все в одной лодке, – высказался молчун Вова Астафьев, которому я недавно помог разобраться с бандитами. – Если мы сейчас Ивана осудим, то далеко не уплывём. Они там, чиновники эти сидят бумажки со стола на стол перекладывают. Что они могут знать о хоккее? Чё они лезут со своими рекомендациями.

– Что ж ты Вова предлагаешь, не реагировать? – Спросил Мишин.

– Ничего не предлагаю, – отвернулся от собрания Астафьев.

– А давайте им дулю нарисуем и отправим вместо протокола, – засмеялся Коля Свистухин.

– Ладно, пусть Иван сам скажет, что осознал, что амбала Валеру Васильева бить не будет, – улыбнулся Толя Фролов. – Тафгай давай уже скажи что-нибудь. Плохо конечно, что тебя отстранили, но с Ленинградом мы итак должны справиться.

Я встал с лавки, голова непривычно медленно соображала, так как иначе как сюром ситуацию назвать было нельзя, тяжело вздохнул и ответил:

– Я понимаю так, в Госкомспорте заинтересовались моей дракой на льду после статьи Анатолия Тарасова в «Советском спорте». И сейчас мы эту статью должны осудить и потребовать публичного извинения от Тарасова за нарушение профессиональной этики.

– Ты, Иван, вообще соображаешь, что говоришь? – Удивился Лёша Мишин.

– Отлично соображаю, мы такими статейками роем яму нашему Советскому хоккею, – я махнул рукой так, как будто в ней был булатный клинок. – Не сегодня, завтра нас ждут встречи с канадскими профессионалами. Что мы будем делать, когда заокеанские бандиты начнут калечить наших лидеров? К примеру, какой-нибудь условный Рик Лей изобьёт Валерия Харламова, а остальная команда даже толком и не заступится, подотрётся статейкой этой тарасовской в одном месте. Советский хоккей должен быть с кулаками, чтобы пресекать гряз и грубость.

– Всеволод Михалыч, так что ответить в Госкомспорт? – Растерялся капитан команды Мишин. – Фигу что ли рисовать?

– Иосиф Львович, – Сева обратился к сидящему тихо в углу Шапиро, начальнику нашей боевой команды. – Ты давай сам что-нибудь ответь спортивным чиновникам, а нам этой ерундой заниматься некогда. Поведение обсудили, Тафгаев осознал, постановили сделать ему строгое предупреждение. И всё, все свободны.

Спустя минут пятнадцать, когда я переоделся и собрал хоккейную амуницию в баул, в раздевалку вновь заглянул наш прославленный главный тренер.

– Зайдите в тренерскую оба, – кивнул он мне и Боре Александрову.

Мы с «Малышом» переглянулись, почти синхронно пожали плечами и двинули на ещё один разговор, но Бобров нас надолго не задержал. Попросил впредь не размахивать кулаками направо и налево, как меня, так и юниора Александрова. После чего Михалыч склонился над своими шашечками, размышляя, кем заменить меня в игре против СКА.

На обед в «Зелёный город» вместе со всей командой я и мой юный друг не поехали, решив восполнить потраченный калории здесь же в городе. На Верхне-Волжской набережной, которую ещё при Николае Первом стали застраивать основательными каменными зданиями, в советский период добавили очень симпатичное из стекла и бетона кафе «Чайку». Вот туда мы и решили заехать. Судя по контингенту, сейчас в дневное время здесь тусовались исключительно студенты, а вечером же эту точку общепита могла посещать и другая, более серьёзная публика.

– Замечательные цены, – улыбнулся я, рассматривая меню. – Курица жареная с маринованными фруктами – 1 рубль 58 копеек. Бульон с яйцом – 38 копеек. Блинчики с творогом соус шоколадный – 43 копейки. Коммунизм! Что Боря заказывать будешь?

– Тоже что и вы, только ещё мороженное за 51 копейку, – добавил Александров.

Уселись мы за свободный столик поближе к окну, чтобы можно было смотреть вдаль на неторопливо бегущую Волгу и какое-то время поедали заказанные блюда молча, украдкой поглядывая на симпатичных весёлых горьковских студенток.

– Что ж теперь будет? – Спросил Боря, оторвавшись от мороженого. – Неужели за каждую драку будут дисквалифицировать на целую игру?

– Даже не сомневайся, – я от злости чуть не хлопнул кулаком по хлипкому столу, но вовремя сориентировавшись, затормозил. – Запомни «Малыш» если играешь жёстко, никогда не делай несколько вещей: удар в голову локтем на скорости, атаку в колено и толчок на борт игрока, который тебя не видит. Человек может шейные позвонки повредить или сотрясение получить серьёзнейшее.

Мне очень хотелось рассказать Александрову, как он, спустя шесть или семь лет в игре против «Спартака» отправит в больницу Валентина Гуреева, который после этого закончит с хоккеем. А самого Бориса исключат из сборной и отправят из ЦСКА играть в какую-то глухомань. Но какой сейчас был в этом толк?

– А драться это нормально? – Хитро улыбнулся юный балбес.

– Если я проучу игрока, который играет грязно, то это даже хорошо, хоккей станет чище. – Я отставил пустые тарелки и посмотрел на наручные часы. – Поехали, у девчонок сейчас тренировка начнётся в «Торпедо».

Вчера, то есть этой ночью, кроме того что мы с фигуристкой Женей не давали характерными для страстных любовных отношений звуками соседям спать, мы ещё и просто общались. И вдруг, я не знаю, что на меня нашло, спросил:

– Слушай, а мужики ваши сейчас квады на соревнованиях прыгают?

– Не поняла? – Женька даже привстала от удивления. – Четверные прыжки? Это же невозможно!

– Тише, за стенкой соседи пытаются уснуть, – я зажал девушке рот. – Я тебе точно говорю, придёт время, и мужчины будут прыгать по нескольку квадов за один прокат. Да и девчонки такие появятся. Кстати, ты сама всеми тройными владеешь? Ну, там лутц, флип, тулуп, риттбергер, сальхов.

– Шутишь? – Обиделась Женя. – Кстати, откуда у тебя такие познания?

– Была у меня одна знакомая давным-давно, – я неопределённо махнул рукой. – Как только вина с ней немного выпьем, так сразу начинала про свои лутцы и флипы рассказывать.

– Фигуристка что ли? – Ревниво процедила девушка.

– Ну, почти, – я сделал вид, что засыпаю.

«Не рассказывать же мне было, что в той жизни я встречался какое-то время с тренершей по фигурному катанию. Кстати!»

– Кстати, – я резко проснулся. – Есть же прекрасная методика, чтобы поставить всем девчонкам и парням тройные и четверные прыжки. Завтра у вас тренировка после нашего хоккея? Вот и прекрасно. А сейчас иди ко мне…

На искусственном льду торпедовского дворца спорта, куда мы вернулись с Борей Александровым, шум и крик стоял не меньшей чем на хоккейном матче. По всей площадке носились девчонки в синих спортивных костюмах, и повсюду разносился, усиленный колонками, звонкий голос главного тренера, невысокой молодой женщины. Между прочим, крепкие выражения, которыми наш Сева Бобров пренебрегал, здесь сыпались одно за другим.

– Аж уши вянут, – шепнул мне на ухо Александров и помахал рукой своей первой подружке в этом незнакомом для себя городе фигуристке невысокой и миниатюрной Алёнке.

– Даже мне смотреть страшно, – поморщился я, когда очередная хрупка девушка без защитной амуниции грохнулась на лёд.

– Почему на тренировке посторонние? – Подъехала к бортику и спросила главная тренер этих бесстрашных барышень.

– Здравствуйте, я Иван Тафгаев. Это тоже наш торпедовский хоккеист, – указал я на Бориса. – У меня есть хорошая идея, как всем вашим воспитанницам поставить все тройные прыжки.

– Вам что, заняться нечем? – Усмехнулась тренерша. – У вас игра завтра с Ленинградом, вот идите и готовьтесь к ней.

– Вы хотя бы выслушайте, – пробурчал обиженно «Малыш». – Чего сразу рот затыкать.

– Ты, Борис, неправ, – сказал я своему молодому другу, как в 88-ом году Егор Лигачёв Борису Ельцину на партийной конференции в Москве. – Если здесь кому-то не нужны золотые Олимпийские медали, то так сразу и скажите. И нечего нам морочить голову.

– Пять минут перерыв! – Крикнула в микрофон тренерша. – Ладно, слушаю, всё равно не отстанете.

Кроме главного тренера послушать нас тут же подъехали и хитро улыбающиеся спортсменки. Некоторые из девчонок тихо шушукаясь, косились то на меня, то на свою мигом покрасневшую подругу Женьку.

– Устройство для постановки многооборотных прыжков называется «удочка», – я взял клюшку, которую всегда крепил к баулу с формой, и вытянул её черенком вперёд. – Допустим – это она.

– Удочка, – добавил Александров.

– На конец её, – я почесал затылок и развернул клюшку крюком вперёд. – Так даже будет лучше. На конец крюка крепим небольшой страховочный ремень, а потом к ремню металлическую планку, от которой идут ещё два ремня, которые уже фиксируются на поясе фигуристки. Работает это так, я еду параллельно спортсменке и держу её на удочке, она выполняет прыжок, а я её в воздухе поддерживаю и страхую. Как итог и волки сыты, то есть прыжки тройные разучены, и фигуристки целы.