Текст книги "Тафгай 2 (СИ)"

Автор книги: Влад Порошин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

– С этой вещицей вас в профкоме на руках носить будут, пока не уронят, – посмеивался я, показывая свои кривые буквы, которые выстроились в стройные стихотворные строчки.

– Мы это петь не будем, – ляпнул Колян.

За что тут же получил от меня знатного «леща» и чуть не упал сам, и не уронил гитару с множеством иностранных надписей на деке.

– Надо Коля, надо, – улыбнулся я, глядя на музыкантов «стальными и холодными» глазами. – Кстати, надписи, когда пойдёте в профком, заклейте изолентой. Чтоб вас оттуда сразу же в милицию не увезли, на экскурсию.

– Ну, пойте уже мальчики, – попросила Лариска, приняв как можно более соблазнительную позу.

Первым смирился с неизбежной участью, что если подался в советские музыканты, петь придётся не всегда то, что нравится, Анатолий, который вяло стал перебирать аккорды.

– Веселее, – скомандовал я. – Не перебором играть, а унца, унца, унца-ца. Уже лучше. Как махну, запевай. И… Попробуйте только перепутать слова. И… Давай! – Я махнул рукой, как прораб на стройплощадке и Толя в одиночестве заблеял:

Колеса диктуют вагонные,

Где срочно увидеться нам.

Мои номера телефонные,

Разбросаны по городам.

– Припев петь на два голоса! – Скомандовал я, показав кулак размером с небольшой кочан капусты.

Заботится сердце, сердце волнуется,

Почтовый пакуется груз…

Мой адрес – не дом и не улица,

Мой адрес – Советский Союз

– Х…я два, – наверное, от испуга провыл Колян, песня разом оборвалась и в комнате воцарилась на какое-то время гробовая тишина.

– Где про х…я два в тексте?! – Я схватил Николая за грудки и приподнял. – Это написано: умножить на два, то есть петь два раза! Да, подчерк у меня не очень, но разобрать можно! – Я опустил Колю обратно. – Ай, идите вы к лешему, что хотите, то и тренькайте в вашем профкоме. Всё, коктейльная вечеринка закончена. Завтра сдам робу и гудбай.

Глава 6

Понедельник 27 сентября, до начала чемпионата СССР всего четыре дня, а я бегаю здесь вокруг заводских зданий ищу кладовщика, мастера цеха, библиотекаря и незнакомого мне товарища из секретного отдела. А они все как назло то отошли, то обедают, то возможно просто от меня прячутся.

«Блин! Если бы курил, то сейчас точно бы закурил!» – матюгнулся я мысленно и снова залетел в свой родной ремонтно-инструментальный цех.

– Казимир, привет. Мастер не пробегал? – Спросил я своего бывшего коллегу, при этом пожав его мозолистую руку.

– Я с дезертирами не разговариваю, – пробормотал Казимир, вернувшись к работе.

– Вот те раз, я же тебя с женой познакомил? – Растерялся я. – Мы же тут столько полезных политинформаций провели, а ты? Эх! Данилыч! – Кинулся я ко второму своему коллеге. – Тоже со мной не разговариваешь?

– Что-то Иван, я слышать стал плохо, – сказал мужичок, которого я неоднократно приносил после гулянок домой, к жене. – Вот о чём ты меня сейчас спросил?

– Пить будешь? – Крикнул я громче, всё-таки в таких цехах, где всё гремит и шумит, мужики на самом деле глохли ещё до выхода на пенсию.

– Пить? – Расслышал самый часто употребляемый глагол Данилыч, затем задумался на пару сек и ответил. – Пить буду, но молча.

– Я когда играть сюда со своей командой «Крылья светов» приеду, то специально забью две шайбы в ворота Коноваленко. Одну для тебя, Казимир, другую для тебя, Данилыч. Нашли дезертира, – махнул я рукой и побежал на второй этаж в заводскую библиотеку.

Слава советской космонавтике, библиотекарша оказалась на месте. Я молча сунул перед женщиной, которая уже больше думала о внуках и пенсии, чем о книгах, бланк обходного листа. Как долго она надевала очки, включала настольную лампу, затем рылась в каких-то картонных карточках, что я чуть взвыл.

– На вас записано три книги, – мило улыбаясь, сообщила мне «повелительница» пыльных книжных полок.

«Книги, книги, эти книги, – задумался я. – Ну правильно, меня почти две недели не было, теперь они по всей общаге разошлись. Полдня искать придётся».

– Могу возместить потерю школьной учебной литературы в денежном эквиваленте, – я сунул руку в карман. – Там вроде «История» стоит 30 копеек, и… Вот вам три рубля с запасом.

– Наше поколение, молодой человек, в отличие от вас, наглой современной молодёжи, воспитывалась на других ценностях, – всё так же мило улыбаясь, сообщила библиотекарша. – Не всё в этом мире измеряется деньгами. Уберите это.

Женщина посмотрела на мою трёшку, как на жабу из ближайшего болота.

– Эх! – Выдохнул я и спрятал деньги в карман.

В коридор я вылетел как раненый в самое сердце бык, мозги уже не соображали, а мышцы всё ещё работали. И о чудо! Мастер нашего цеха, маленький и полненький мужчина в самом расцвете лет Сергей Ефимович, по прозвищу Ефимка, вывалился прямо на меня. Испуг его так оказался велик, что он, не успев даже для приличия поздороваться, резко развернулся и, быстро перебирая кроткими ножками, засеменил в туалет.

«Погоня! Какой детективный сюжет обходится без неё? Один – бежит, другой – догоняет! Таков непреложный закон жанра!» – автоматически вспомнил я цитату из кинофильма «Берегись автомобиля».

После чего вальяжно прошёлся до туалета, ведь из него скрыться некуда. На окнах решётки, да и со второго этажа, который по метражу скорее третий, не выпрыгнешь. Можно конечно уйти «подводным путём», но это ещё никому не удавалось.

– Сергей Ефимович, бумагу подпишите, и сидите дальше хоть до вечера, – культурно постучал я в единственную запертую кабинку. – Я вам даже кроссворд свежий принесу, чтоб тужилось веселее.

– Сначала расплатись за рабочие штаны, которые ты этим летом сжёг, – пробурчал из-за двери мастер цеха.

– Зачем это? – Удивился я.

– А кто тебя знает? – Затараторил Ефимка. – Напился пьяный и с криками: «Долой самодержавие!» взял и поджёг. А шею, между прочим, намылили мне!

– Сколько я должен заплатить за свержение самодержавия? – Не выдержал я и легонько стукнул ладонью по фанерной перегородке, которая тут же завибрировала, а за дверью громко ойкнул мастер цеха.

– Пять, э, семь рублей, заплати в кассу, справку об оплате принесёшь мне, – пискнул мужчина. – И перестань ломать туалетные перегородки, мало тебе штанов?

* * *

«Штаны, перегородки, книги, фрезы, которые я и в глаза не видел, но выбросил вместе с металлической стружкой в отходы, а должен был сдать кладовщику, – голова моя в прямом смысле кружилась, в висках стучала барабанная дробь. – Да это просто заколдованный город! Вчера с неформалами поссорился. С девочками из общаги поссорился. Даже сосед по комнате, который во всём передо мной виноват, и тот от меня нос воротит! Видите ли, я его унизил перед подчинённым».

А когда я весь взмыленный прибежал в заводоуправление, в кассу. То естественно кассир во время рабочего дня куда-то уехала до следующего рабочего дня, то есть до завтра. И последнее что оставалась мне, кроме принятия яда, это заставить подписать обходной лист товарища из секретного отдела. Кстати, кабинет его был на том же первом этаже, в конце коридора.

Я громко постучал в дверь нашего «секретчика», ведь ни для кого на заводе не было секретом, что «ГАЗ» кое-чего «стряпал» и для обороноспособности страны, но я-то тут при чём? Меня, раздолбая и охламона, к таким цехам на пушечный выстрел не подпускали, естественно, чтобы я не разболтал военную тайну проклятым буржуинам за банку настоящего немецкого пива.

Затем я вошёл в кабинет, и плюгавый мужичок за столом резко перевернул листок бумаги тыльной стороной. Спрятал, значит, главный секрет от посторонних глаз.

– Подпишите обходной лист, – я выложил ненавистную бумагу на стол.

– По инструкции не имею право ставить свою подпись, пока других подписей здесь нет, – медленно растягивая слова и делая между ними большие паузы, сказал работник секретного отдела.

– Покажите мне эту инструкцию! – Рявкнул я.

– По инструкции, я не имею право показывать эти инструкции, – словно робот ответил мужчина.

– А по инструкции во время сигнала общей тревоги, вы с такой же скоростью побежите в бомбоубежище? – Спросил я, пытаясь унять злость. – Можете не отвечать, потому что по инструкции вы не имеете право отвечать на такие вопросы! Кстати, на листочке у вас с обеих сторон пусто. Эх!

Я вылетел от «секретника» так хлопнув его дверью, что посыпалась штукатурка с потолка, чтобы странный мужичок прочувствовал, какова она, вражеская бомбардировка.

В таком взвинченном состоянии путь мне был один, прямиком в медпункт к Ольге Борисовне, может хоть она выпишет мне успокоительные пилюли. Но пока я трусцой бежал от здания заводоуправления до своего цеха, то мне пришла гениальная мысль: «А какого ляда, я тут мечусь? Сегодня же билет куплю на ночной поезд и в Москву! А с трудовой книжкой пусть все формальности решает администратор «Крыльев» Игорь Кириллов или Кирилл Игорев. И чихал я на все инструкции!»

Однако в медпункт я всё же заглянул. Ольга Борисовна, лишь завидев меня, вздрогнула и тут же молнией метнулась, чтобы закрыть дверь на щеколду. Затем этот ураган нерастраченной женской сексуальности закрутил меня с невероятной скоростью и страстью. Я даже не успел сообразить, как оказался лежа спиной на медицинской кушетке, а врачиха, оседлав меня, сверху.

«Вот это я понимаю! Вот это настоящее прощание с городом! А то все обиделись, как будто я у них денег занял минимум тысячу рублей и улепётываю не расплатившись».

– Оля, подожди, – я приостановил женщину, которая на мне, если бы я был жеребец, ускакала бы уже до Московского вокзала. – Я спросить хотел, у меня иногда шумы в голове бывают неприятные, может лечение есть какое от этого?

– Шумы, да, шумы, хорошие шумы, – Ольга продолжила скачку, но уже не галопом, а легкой трусцой. – А может на тебе порча? Или сглаз? Да, сглаааз, хорошооо.

– Точно, как я раньше не додумался? – Я даже разволновался, ну конечно, против такой химеры, как голос в черепной коробке может помочь такая же химера – народная медицина.

– Есть на Монастырке один знахарь, – врачиха потянулась как кошечка. – Очень хороший знахарь. Я тебе адрес напишу, но потом, дааа.

– Бум, бум, бум, – вдруг в дверь в медпункт кто-то постучал.

Ольга слетела с меня, так же быстро, как и взлетела, а я спрятался за ширму. Женские трусики, чтобы не смущать страждущего, пришлось спрятать в карман.

* * *

«Гениально, – думал я, спеша на встречу с чудом. – Значит так, знахаря зовут Волков Михаил Ефремович. Снимает сглаз, порчу, приворот. Лечит от полового бессилия, алкоголизма и прочее».

– Эй, там, в голове, – спросил я голос, широко вышагивая вдоль бесконечного заводского забора. – Слазь, кончилось твоё время! Кончилась твоя власть!

В ответ же голос загадочно отмалчивался, либо ему был до фонаря местный шаман, либо ему просто нечем было крыть.

Монастырка, куда я так стремился, раньше была необычной деревней. Дело в том, что во множественных речушках, впадавших в Оку, присутствовал бурый железняк. Его местные умельцы добывали и отжигали, поэтому в деревеньке «коптило небо» более сорока кузниц-шиповок. А кузнецы, ещё издревле считалось, якшались с нечистой силой. Во, какую мне политинформацию прочитала Ольга Борисовна, намекая на то, что колдунов здесь пруд пруди.

Сейчас же от деревни остались лишь редкие частные домики, за которыми высились новые пятиэтажки и завод «ГАЗ». Старая деревенская жизнь безвозвратно умирала, а новая городская основательно устанавливалась.

– Эй, хозяева! Есть кто-нибудь внутри?! – Я постучал в окно почерневшего от времени деревянного одноэтажного дома. – Эге-гей! Выходи, сейчас экскаватор приедет! Снесут всё к «едреней фене» и фамилию не спросят!

На мой стук и голос из сеней высунулся заспанный мужчина неопределённого возраста. Волосы с проседью, средних размеров борода, из-за которой можно было дать её обладателю и сорок лет, и пятьдесят, и даже больше.

– Сносить дом не имеете права, – устало заметил мужчина необычайным для внешнего вида звонким голосом, затем он посмотрел мне в глаза, и пригляделся к чему-то над моей головой. – Заходи, – коротко бросил он.

Я тоже посмотрел, чего надо мной происходит, но кроме безучастного неба ничего не разглядел. Внезапно, какой-то неприятный озноб пробежал по моей спине, и сразу же расхотелось входить внутрь, но отступать – было не в моих правилах.

В горнице колдуна всё было как в обычном деревенском доме. Деревянный пол, стол, табуретки, лавка и радиоточка на стене. Сразу, что бросилось в глаза – это странная иконка в углу на прибитой под потолком полке. На иконе было изображено трое святых, об этом говорили нимбы над их головами. Два мужика по краям, а в центре как бы это выразиться помягче с крестом в правой руке и с копьём в левой не человек.

– Святой Христофор Псеглавый, – подсказал нужный ответ мужчина, прочитав недоумение на моём лице.

– За что ж его в собаку-то превратили, художника что ли покусал? Ладно, это дела давние. Проблема у меня страшная, – я сел на табуретку и тяжело вздохнул. – Посторонний голос у меня в голове ерунду всякую иногда говорит, можно его сделать немым?

– Я сразу так и догадался, – загадочно проговорил колдун, рассматривая что-то над моей причёской.

«Аха, догадался. Я же сам тебе это сейчас и рассказал», – мысленно хмыкнул я.

– Давай-ка мил человек, я тебя под бубен положу, – предложил мне хозяин дома.

– Да хоть под барабан, лишь бы помогло. Куда лягать? – Я посмотрел на голую лавку, на которой я при всём желании не помещался.

– Ложись на пол, у меня метёно, – сказал колдун и скрылся за занавеской.

Я сбросил плащ, немного себе под нос поматерился, ведь в избе мыли, наверное, ещё весной и от безысходности улёгся прямо в брюках и серой рубашке на пол. «Хорошо, что одежда на мне копеечная, а то ведь потом не отстираю», – подумал я, заметив краем глаза, как колдун вынес здоровенный шаманский народно-ударный инструмент. Я такие бубны по телевизору видел в разных мистических кинофильмах и в передачах про жизнь далёких северных народов.

«Давай стучи быстрее, а то мне сегодня ещё на собрание хоккейной команды бежать, да и в вечернюю школу не плохо бы заглянуть», – сказал я про себя и улыбнулся как примерный мальчик.

Однако лежание под бубном оказалось делом не быстрым. Колдун, наверное, минут пять стучал колотушкой над моими ногами.

– Бум, бум, бум, – долбил бубен низкими частотами меня по ушам, затем знахарь из Монастырки переместился к центру моего тела и стал издавать удары более высокого тембра.

«Хосподя, я с ума сошёл, – подумал я, продолжая, как ни в чём не бывало улыбаться. – Дожил до двадцати пяти здоровенных лет, а всё как маленький верю в деда Мороза. Стоп! Что значит до двадцати пяти? Я ведь сначала дожил до пятидесяти, а потом умер. Так что тогда, мне года плюсовать или вычитать? Ладно, пущай стучит, лишь бы теперь хуже не было».

Тем временем колдун переместился к солнечному сплетению и опять повысил тембр издаваемых звуков. Даже башка закружилась. А этот Псеглавый с иконы как будто даже мотнул своей собачьей головой.

«Если сейчас срочно галлюцинации не прекратятся, то встану дам в дыню колдуну и уйду, – решил я, – Ты что? Мысли мои слышишь? Заулыбался так не по-хорошему, собака такая. Извиняйте товарищ Псеглав, это я не про вас. Это я про этого с бубном. Кончай стучать, зараза!»

Но оказывается, мало того, что шаман набубунькался над моей больной головой, он принялся барабанить совсем на высоких частотах там дальше, за шевелюрой.

«Ну, всё молись несчастный!» – психанул я и попытался встать. Но ноги мои зашатались и подогнулись в коленках, как после хорошего удара в челюсть. Я пробежался на полусогнутых и, уткнувшись руками в бревенчатую стену, затормозил.

– Ты чего это шаман мне в воздух подсыпал? – Хриплым и тихим голосом выдавил я, оставаясь в нелепой позе, как будто двигаю стенку вперед.

– Скорей выпей этого, – колдун сунул мне под нос столовую ложку с прозрачной жидкостью.

Он сказал, я сделал и от остроты, попавшей в пищевод настойки, у меня вмиг перехватило дыхание и полились слёзы из глаз.

– А то то то? – Попытался я спросить: «А что это такое я выпил?»

– Чего же я тебе такое дал? – Задумался сам колдун. – Если сладко кивни головой.

Я активно замотал башкой в разные стороны и снова попытался задать законный вопрос: «Что ты творишь, сволочь?»

– Чё чё чё? – Вылетело взамен.

– Ничего, от заикания я тебя вылечу, сейчас бы как-нибудь на ноги поставить, – шаман почесал затылок и полез на полку со старыми книгами.

«Чтоб ты провалился неуч шаманская! – мысленно крикнул я. – Книжки раньше читать надо было! И куда только министерство образования смотрит?!»

– Пей быстрей это, – я перед носом увидел на той же ложке новую микстуру, но уже коричневого цвета.

«Ага, разбежался! Сам пей!» – подумал я и плотно сомкнул губы. Тогда эта колдовская сволочь зажала мне пальцами нос, и насильно сунула микстуру в рот. В глазах буквально через секунду потемнело, и я обессиленно повалился вниз.

– Сука! – Успел выкрикнуть я перед полным отключением моего молодого цветущего организма.

Глава 7

Встречу директора крупнейшего предприятия в стране Иван Иваныча Киселёва с нашим торпедовским коллективом организовали прямо на рабочем месте, то есть непосредственно в директорском кабинете. Наносили туда стульев со всех соседних помещений, ведь только одних хоккеистов присутствовало двадцать девять человек, а ещё главный тренер Прилепский с ассистентом Виталичем, врач Тамара Иоффе и директор команды Михал Дмитрич Бузуев. В общем, сели в тесноте и в духоте.

Я по привычке расположился на задах, у дверей. Мало ли придётся спасаться бегством, так как я иногда за себя ручаться не могу. Как дам прямо в лицо правду матку, а кому это и когда нравилось?

Начались посиделки с поздравлений. Иван Иваныч долго жал главному тренеру руку, выражал надежду, что в этом игровом сезоне мы не подкачаем, что повторим успех далёкого 1961 года, когда в неравной борьбе вырвали второе почётнейшее место. Прилепский сказал, что приложит все наши силы.

Потом ещё много всяких восторженных глупостей болтали, в которые я быстро перестал вникать, так как после посещения шамана недоучки и бракодела, с головой у меня совсем стало плохо. Голос в моей черепушке, что мешал мне нормально жить, подбивая на разные сомнительные приключения с женским полом, вдруг решил взяться за ум. Первое, что он мне заявил, когда я очнулся в лачуге колдуна, что хватит бегать по бабам, и теперь пора делать из меня настоящего человека, патриота своего города и преданного гражданина делу партии в построении социализма и коммунизма в отдельно взятой стране. Тут же он наметил на будущее несколько ключевых задач: окончить среднюю школу, вступить в комсомол и помочь команде «Торпедо» достойно выступить на чемпионате СССР. Про Москву, он посоветовал мне забыть, пригрозив частыми травмами и прочими психическими неприятностями.

А когда я стал душить шамана, требуя вернуть всё назад, то есть до того как я сдуру послушал Ольгу Борисовну и заявился сюда, то ответ его меня обескуражил. В лучшем случае через месяц можно будет попробовать, а ещё лучше через два! Сука!

– Иван, – меня толкнул в бок, сидящий рядом Сашка Скворцов, – про тебя говорят.

– Что говорят? – Я вытянул голову, чтобы посмотреть, кто там клевету всякую распространяет.

– Главный сказал, что для достижения новых высот в спорте, нужно исключить из команды тех, кто её тянет вниз, – улыбнулся Скворцов. – То есть тебя. Теперь можешь спокойно ехать в Москву.

«Москва, как много в этом слове… Куда я сейчас поеду?!» – чуть не выкрикнул я.

– А что нам ответит на это товарищ Тафгаев? – Директор завода посмотрел в мою сторону.

«Развели тут в городе колдунов недоучек! Плюнуть некуда! Куда милиция смотрит? Не умеешь сглаз снимать – не берись!» – мысленно ругался я, пробираясь поближе к начальству. Можно было конечно что-нибудь ляпнуть и с места, но сейчас нужно было ляпать с умом. Поэтому пока я раздвигал стулья вместе с хоккеистами, мой мозг лихорадочно шевелил извилинами: «Забудь – кто виноват, думай – что делать?»

– Здравствуйте, товарищи хоккеисты, – начал я по официальному, возвысившись как гигант над директором «ГАЗа» и главным тренером. – Все мы знаем, что планы партии – это планы народа. Правильно я говорю? – Спросил я директора Киселёва, которому ничего не оставалась, как растерянно кивнуть головой. – В отличие от некоторых, – я как бы случайно показал пальцем на тренера Прилепского, – в Череповце я много времени провёл в библиотеке. Что я могу сказать, турнирная сетка, которая выпала нашему «Торпедо» аховая. Из двадцати первых матчей чемпионата мы можем железно взять лишь четыре игры. Это домашние игры со СКА, с «Химиком» и две встречи с «Локомотивом» Москва.

– А причём здесь партия? – Заулыбался Прилепский.

– Вот партии, как и товарища Брежнева, я попрошу не касаться, – я сделал очень грозное лицо.

«Ну, Александр Тихонович вляпался ты теперь, лучше бы молчал, вылетишь из «Торпедо» за политическую недальновидность прямо сегодня!» – возликовал я про себя и продолжил:

– Я сейчас объясню политическую близорукость нашего пока главного тренера. После двадцати игр, набрав максимум 8 очков, мы займём предпоследнее место! Производительность труда рабочих завода рухнет. Пьянство на рабочих местах возрастёт, травматизм увеличиться. Производственный план полетит в топку. Вы товарищ Прилепский ответите за это перед партией и государством?

– Позвольте! – Вскрикнул главный тренер.

– Подожди Александр Тихонович, – остановил его директор, который турнирной сетки ещё не видел. – А что вы предлагаете товарищ Тафгаев?

– Первое, во главе команды нам нужен более грамотный специалист, с которым возможно будет реализовать новые тактические схемы игры, с помощью которых мы обыграем тех, кто нас сильнее. – Я тяжело выдохнул и взял паузу.

«Что я такое несу? Это же бред! Где этого специалиста взять?» – я от бессилия сжал кулаки.

– И где же этого специалиста взять? – Спросил директор завода.

«Где? А знаю? Сейчас мелю языком любую глупость, что на ум придёт, и гори всё синим пламенем!» – решил я и сказал:

– Надо ехать в Москву и… И оттуда пригласить к нам тренером… Очень хорошего специалиста… Заслуженного человека… Легенду нашего советского спорта… Все мы его хорошо знаем… Всеволода Михайловича Боброва. Товарищ Бобров сейчас возглавляет вторую сборную СССР. Я читал про это в «Советском спорте». Конечно нужны будут для этого кое-какие финансовые подарки, но это того стоит.

Буквально все в директорском кабинете посмотрели на меня разинув рты. Да я бы и сам сейчас сидел такой же. Вот что значит – вовремя прочитанные советские газеты!

– А это очень хорошая идея, – поддержал меня директор команды Дмитрич. – Нам на юбилей города проигрывать никак нельзя. Ведь 650 лет в это году стукнуло!

– Ага, Сева прямо так и разбежался ехать сюда тренировать, – махнул рукой раздосадованный Прилепский. – Кого вы слушаете? – Он указал на меня. – Это же бывший заводской пьяница, который этим летом сжёг свои рабочие штаны! Он же бредит!

– Между прочим, почти за две недели в Череповце, Иван не выпил ни грамма, – вступился за меня капитан команды Лёша Мишин. – И отыграл он, чего греха таить, лучше всех. Если нам удастся заполучить тренера Севу Боброва и оставить в команде Ивана, то мы в этом чемпионате многим бока намнём.

– Да, двинем так, что мало не покажется! – Встал с места Коля Свистухин. – В пределах правил, конечно.

– Согласен с Севой мы выйдем на новый уровень, – высказался вратарь Коноваленко. – У него даже мёртвый заиграет. И ехать надо за Бобровым самим, сегодня же. Нам через четыре дня дома со «Спартаком» играть.

– Что скажешь Иван? Ты же вроде в Москву в «Крылья» собрался? – Директор завода Киселёв задал вопрос, который сейчас волновал всех, судя по наступившей тишине.

– Москва пока подождёт, – я очень тяжело вздохнул, проклиная колдуна. – А за Бобровым должны поехать я и Виктор Сергеевич. Есть у меня пару хороших идей, как его привезти в Горький, от которых Всеволод Михалыч не сможет отказаться. Если всё получится товарищи, в призах будем точно, но и руководству завода тоже придётся многое сделать. Хоккей, Иван Иванович, это не покер. – Я посмотрел на директора завода, который загадочно улыбался. – Хоккей – это удовольствие дорогое.

* * *

Впервые за всё время в этом 1971 году, я наворачивал вторую тарелку домашнего борща, который приготовила Валентина Дмитриевна, жена нашего прославленного вратаря Коноваленко. Уютная кухня, на плите кастрюля, в углу холодильник. Вот что значит женатый человек, все радости жизни исключительно на одной жилплощади, и борщ, и жена красавица, и ребёнок, который сейчас меня буравил восторженным взглядом. Не каждый день увидишь, как человек ростом под метр девяносто уничтожает с космической скоростью съестные припасы.

– А вы с папой сейчас, ночью, на нашей машине в Москву поедете? – Спросила меня девятилетняя дочь нашего голкипера Оля, которую оставили родители присматривать за мной, чтобы я ещё чего-нибудь из холодильника не съел.

– Поедем. Нужно срочно привезти одного дядю сюда в Горький. И кроме нас это сделать некому, – я проглотил последние остатки борща и слопал в один прикус последний бутерброд с колбасой.

– А сам он, почему не может приехать? – Удивилась наивная девочка. – Дайте ему телеграмму и всё.

– Тссс, – я приложил палец к губам. – Никому не говори. Есть такой красивый древний хоккейный обычай, который называется «Похищение тренера». Ты не думай, – я подмигнул немного напуганной дочке вратаря, – тренер сам мечтает, чтобы его похитили. Он пока просто этого не знает.

– А! Это как похищение невесты в «Кавказской пленнице», – догадался Оля. – Знаю, смотрела.

– Ну, где там твои родители? – Занервничал я, так как время шло, а машина за окном стояла. – Вы извините, если я вам деньги мешаю считать! – Крикнул я в сторону комнаты. – Но ехать пора! Вдруг Боброва, кто-нибудь другой свистнет!

– Я же говорю, что мы за Севой едем, – на кухню первым зашёл оправдывающийся, красный как рак Коноваленко, а следом его супруга Валентина.

– Они едут тренера воровать, – разъяснила маме смысл нашего вояжа сообразительная дочь.

– Как воровать? – «Впала в ступор» любимая женщина вратаря.

– Он сам мечтает, чтоб его своровали, – добавила девятилетняя, не по годам умная Оля.

– И если он будет брыкаться, кусаться, звать милицию и жаловаться в Обком, мы его всё равно не отпустим, – сказал я, вставая. – В следующем году Олимпиада, чемпионат мира, игры с канадцами, нам сейчас Бобров позарез нужен. Не на прогулку едем Валентина Дмитриевна.

– Я с вами! – Пискнула дочка вратаря.

– Вот, даже ребёнок понимает важность момента, – я погладил белобрысую девочку по голове. – Едешь с нами, но потом, а сейчас, чтобы папа за рулём не уснул, будешь спать дома в кровати за себя и за него.

– Витя, как же ты будешь всю ночь рулить? – Заволновалась за супруга Валентина.

– Всё продумано, сначала Виктор Сергеич рулит, потом я, и в Москве опять он. Поехали уже, а то спать хочется, – широко зевнул я.

– У тебя права с собой? – Поинтересовался Коноваленко, наконец-то, завязывая ботинки.

– Туточки, – я постучал по пустому карману.

«Врать не хорошо, – тут же загундел перевоспитанный голос. – Родители в детстве отучают».

«А я из детского дома, у меня кроме деда никого не было, – ответил я. – И чё ты лезешь? Я для города стараюсь! Ведь мне теперь больше всех надо».

* * *

Где-то ближе к половине второго ночи я очнулся, резко тряхнув головой, посмотрел на часы, затем на Коноваленко. Ну, что за человек? Договорились же в час смена! Всё строго, как вовремя хоккейного матча. Нет, едет, молчит, клюёт носом, но терпит, самоубийца.

– Сергеич, давай без героизма, – я сладко потянулся. – Ты, спать, а я жать на газ и на тормоз. И кто ж это додумался расположить рычаг переключения скоростей на рулевой колонке? – Усмехнулся я, рассматривая забавный механизм.

Виктор притормозив, припарковал свою «Волгу ГАЗ-21» с блатным номером 00–03 ГОЛ, которая внешне напоминала «Ford Mainline» 1952 года, в неизвестной мне пустынной местности автодороги Москва – Горький. И тоже сладко потянулся. Мы вышли из машины и молча поменялись местами. Я сел на диванчик со стороны водителя, а Виктор со стороны пассажира. Не знаю почему, но конструкторы отдельными сиденьями в салоне пренебрегли, впрочем, как подушками, так и ремнями безопасности.

– Так скорости переключаются? – Я передвинул рычаг на первую передачу.

– Ты водить-то умеешь? – Опомнился Коноваленко.

– Не боись, трус не играет в хоккей, – хохотнул я. – Водил я такой тарантас в «ретро-гараже».

– Не понял? – Не то обиделся, не то удивился вратарь.

– В детском доме мы так называли автомобильный кружок, – я подмигнул Виктору и медленно повёл машину, вспоминая, как на такой «консервной банке» кататься. – Ты, мне Сергеич скажи, чего грустим? Прилепского убрали, который вместо тебя хотел Сашу Котомкина назначить в ворота первым номером. Жизнь налаживается!

– Когда тебе тридцать два стукнет, поймешь, – пророкотал характерным низким голосом голкипер, который не догадывался что мне уже было когда-то пятьдесят. – Боюсь, из сборной СССР могут попросить. Я ведь под двадцатым номером всегда играл, и в «Торпедо», и в сборной. А сейчас тренерским советом «двадцатку» передали более молодому и перспективному Владику Третьяку. Вроде всё справедливо, но…

– Да, Третьяк далеко пойдёт, – усмехнулся я, вспоминая, каким хитрым чиновником он впоследствии станет. – Ничего. Третьяку мы крылья быстро пообломаем. Твоя будет «двадцатка». Ты у меня в сборной ещё лет пять поиграешь минимум.

– Как это? – Виктор посмотрел на меня как ребёнок, которому пообещали купить велосипед на день рождения, если он хорошо будет себя вести.

– Так это, – я вдруг заметил, что мы всё ещё ползём на второй скорости и перевёл рычаг на третью передачу. – У нас с ЦСКА две игры, до паузы в чемпионате на «Приз Известий». Так? Значит накидаем Владику дважды полную авоську. Знаю я его манеру игры, Третьяк любит выкатываться из ворот. Значит, на ложных замахах будем его ловить. Но этого мало. Первое, нужно будет скорректировать твою подготовку. Второе, нам в команду понадобится отдельный тренер вратарей. Третье, принятие алкоголя ты, Сергеич, должен сократить до литра пива в день после игры, причём под хорошую мясную закуску.

– А если не сокращу? – Последний пункт вратарю явно не понравился.

– Тогда, ты меня извини за откровенность, через год пойдёшь детей на Автозаводе тренировать, – прямо ответил я. – Это до тридцати можно и пить, и играть одновременно. А после тридцатничка два пути – либо пить, либо играть.

– Да пошёл ты, – обиделся на меня Коноваленко.