Текст книги "Тафгай 2 (СИ)"

Автор книги: Влад Порошин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

Как пропихнул её в сетку более расторопный Александров, я не заметил, и лишь услышав громкий мат с трибун и вздох всеобщего разочарования болельщиков московской команды понял, что счёт уже 2: 4. И дело попахивает разгромом.

– Мишин, Федотов, Фролов, мужики, поднажмите ещё чуть-чуть, пятую бы забить, – сказал Сева Бобров, выпуская новое сочетание игроков на лёд.

Однако хоккеисты московского «Спартака» тоже не погулять вышли. Разозлившись на себя, и в том числе на нас, красно-белые взвинтили темп, мы же наоборот слишком уверились в свою удачу и, потеряв нити игры, несколько смен просто отбивались в защите. И опять нас огорчил «Як-15». На 30-ой минуте Якушев ловко ушёл от нашего нападающего оборонительного плана Вовы Смагина, и, прорываясь к воротам Коноваленко, был сбит защитником Мошкаровым, который неудачно попал клюшкой в конёк спартаковца.

А в численном большинстве отличился с подачи Шадрина Саша Мартынюк, кстати, тоже игрок сборной СССР и чемпион мира этого года. И электронное табло «лужниковского» дворца спорта показало пока ещё победный для нас счёт 3: 4.

В раздевалке перед последним третьим решающим периодом Всеволод Михалыч упрямо искал нужные для поднятия командного духа слова, но почему-то не находил. Так как за одну минуту до конца второй двадцатиминутки бедный Серёжа Мошкаров опять нарушил правила на Якушеве, а Володя Шадрин в численном большинстве счёт взял и сравнял, 4: 4.

– Михалыч, сматерись легче станет, – подсказал я выход из фонетического тупика, попивая горький грузинский чай.

– Вы что, литературный язык не понимаете? – Обиделся Сева Бобров. – Я говорю поднажать, а вы наоборот не поднажимаете. Мошкаров, едрён-батон, сегодня две шайбы умудрился забить, зачем же потом две банки привёз?

– Банки, между прочим, из-за Якушева залетели, – заступился я за нашего «героя» защитника. – Зачем вы Всеволод Михалыч, семнадцатилетнего Сашу Якушева в 64-ом году к себе в «Спартак» взяли? Сами же раскрыли талант, а нам теперь с ним мучиться. Так?

– Ты ещё игры с пражским ЛТЦ вспомни 1948 года. Чтобы в третьем периоде поднажали так, как надо, а не наоборот, – махнул рукой на нас главный тренер.

– Всё! – Я встал и бросил свои хоккейные краги на пол. – Всё! И всё! Показывай Михалыч какого из «Спартака» отправить в реанимацию? Какого из сборной СССР тебе меньше всех жалко?

Выражение перепуганного лица Севы Борова нужно было видеть, поэтому я, с трудом сдерживая смех, выдержал МХАТовскую паузу и загадочно посмотрел на притихших партнёров по команде.

– Вставай мужики, пошли с Москвой драться, – я мотнул головой, поднимая хоккеистов на последний и решительный бой. – Оросим каток красненьким.

– А ну охладись! – Гаркнул Сева. – В третьем периоде играйте спокойно, хрен с ней с победой.

«Если сказано играть спокойно, то играем спокойно», – усмехнулся я про себя, выигрывая в очередной раз вбрасывание в зоне атаки. Вообще хорошо начали третью двадцатиминутку. Либо я команду напугал, либо Сева, который перед выходом на лёд настраивал игроков действовать не так напористо, поаккуратней, чтобы команда обошлась без ненужных травм. Как итог первые пять минут борта просто трещали от силовой борьбы. Даже Толя Фролов, который никогда в силовые единоборства не лез, нагло кому-то двинул в корпус.

– Вы мне, что за ледовое побоище устроили? – Твердил на скамейке запасных Всеволод Михалыч. – Я ж сказал – не поднажимай!

– Потом, после игры поговорим Михалыч, – зло улыбаясь, ответил Коля Свистухин, решительно перемахивая через бортик.

В итоге на сорок шестой минуте наш напор принёс свои плоды. Красивую комбинацию разыграли Федотов, Мишин и Фролов. Последний закатывал шайбу под раздражённый свист трибун уже в пустые ворота, 4: 5.

– Что, не нравится?! – Помахал кому-то кулаком автор забитой шайбы, усаживаясь на скамейку запасных.

А ещё через смену два моих «пионера», Скворцов и Александров так лихо закрутили кружева позиционной атаки, что у красно-белых голова закружилась. Поэтому в конце комбинации «Малыш» из-за ворот выкатил мне шайбу на такую позицию, из которой промахнуться было почти невозможно. Хотя я промахивался и из более выгодных положений, но не сегодня. Щелчок, шайба забилась в сетке и красный фонарь за воротами печально вспыхнул.

Трибуны внезапно стихли видя такое серьезное игровое преимущество команды гостей, когда неутешительные для москвичей цифры 4: 6 высветились на электронное табло уже к пятидесятой минуте матча. Однако лишь произошла смена ворот в третьем периоде, как по взмаху волшебной палочки наш напор куда-то испарился и «Спартак», почувствовав силу, бросился отыгрываться.

Минуты три мы хоть и не без труда, но душили в средней зоне гусарские наскоки хоккеистов из команды героического римского гладиатора, пока не случилась небольшая заваруха. В жесткой борьбе у правого борта, в толчее Александр Якушев столкнулся с Колей Свистухиным. Кто прав был в данной ситуации, а кто нет, без видеоповтора разобраться было решительно невозможно. Поэтому судьи, дав свисток, остановили игру на тридцать секунд. За это время мы отвезли на свою скамейку запасных державшегося за плечо Николая, а спартаковцы помогли покинуть лёд Александру, который закрывал руками лицо.

– Плечо болит, – пожаловался Свистухин врачу команды Тамаре Иоффе.

– Остались мы с двумя центральными, – махнул рукой расстроенный Сева Бобров. – Тафгаев, сейчас будешь выходить в двух пятёрках. Ясно?

– Хоть в трёх, главное чтоб Коля у нас серьезно не сломался, – ответил я, посмотрев на время, что высвечивало электронное табло. – Нет, давай только в двух, семь минут я не потяну.

– Балабол, – пробубнил главный тренер и сам посмотрел на часы.

Самое обидное, сразу как возобновилась игра, пятёрка Федотова пропустила резкую контратаку от пятёрки Гуреева, он же и сократил разницу в счёте 5: 6. Народ на трибунах, который несколько минут назад «посыпал голову пеплом», взревел, требуя от своих любимцев: «Шайбу! Шайбу!». Ну а что играть ещё шесть минут, можно и победить. А когда на площадке появился Якушев с пластырем на лбу, то разом болельщики встали и криком, и свистом, и грубым мужским матом погнали «Спартак» добивать горьковское «Торпедо».

– Это, устал я чё-то, – сказал я Боброву, отыграв две подряд тяжелейшие смены, сначала за Свистухина, затем за себя.

– И? – Грозно глянул на меня Сева, когда присели отдыхать игроки звена Федотова за три минуты до конца матча.

– А давай музыкальную паузу попросим? – С мольбой посмотрел я на главного тренера. – Что нет таких правил? А на спортлото есть на «5 из 36»? И даже на «6 из 49»? Не везёт мне в лотерею, – пробубнил я, выкатываясь на лёд с партнёрами травмированного Свистухина, Смагиным и Шигонцевым.

Усталость настолько сильно сковала мои мышцы, что вбрасывание я безнадёжно проиграл, поэтому со всей пятёркой откатился в свою зону защиты. А против нас разворачивали широкую красивую атаку мои старые знакомые по первому периоду: Зимин, Шалимов и Якушев при поддержке двух своих игроков обороны.

– Смага прижми Якушева, я помогу! – Крикнул я, смещаясь к левому борту.

Однако Якушев легко ушёл от Смагина и укатил в левое закругление, где вытянул на себя нашего защитника Мошкарвоа. «Сейчас прострелит на Шалимова и кабздец, вынимай», – подумал я, быстро оглядываясь, где «мой» Виктор Шалимов. И точно Якушев заложил резкий разворот, так называемую «улитку» и, оставив Мошкарова за спиной, выкатил шайбу под бросок своему центральному нападающему. И вдруг вратарь Коноваленко прыгнул вперёд, прерывая опасную передачу. Если бы промахнулся то, всё Шалимов оставался бы перед пустыми воротами. Но Виктор Сергеич не промахнулся, и шайба от его клюшки отлетела ко мне. Я пропихнул её ещё дальше и стартанул из последних сил.

Защитники «Спартака» прозевали мой рывок и за секунду отстали от меня на три или четыре метра. Смотреть, где они там ковыряются, я не стал, все оставшиеся силы я вложил в этот рейд к воротам Виктора Зингера.

– Промахнись, гад! – «Подбадривали» меня болельщики красно-белых.

– Витя держи! – Орали трибуны Зингеру.

Я чуть сбросил скорость перед воротами спартаковского голкипера, набрал в легкие воздуха, качнул вправо, ушёл влево, бросил и шайба вместо открытого угла ворот брякнулась в ненавистную штангу!

– Б…ь! – Заорал я, падая, оставив все силы в этом стремительном прорыве.

– Гооол! – Заблажили охрипшие глотки моих партнёров по команде через секунду.

Я повернул голову и действительно увидел, что шайба заползла в сетку. Наверное, отрикошетила от лежащего на льду Вити Зингера. И так сгодится!

– Гол в ворота команды «Спартак» забил номер тридцатый Иван Тафгаев, счёт 5: 7 в пользу «Торпедо» из Горького. – Совершенно безучастным голосом объявил мою шайбу диктор по стадиону.

Кстати, за пять секунд до конца игры «Спартак» в лице неугомонного Александра Якушева забил нам шестую шайбу, но поздно спохватились игроки из команды прославленного в боях за свою свободу римского гладиатора.

– 6: 7, так и инфаркт раньше времени получить можно, – провожая нас в раздевалку, сказал Сева Бобров. – Тафгаев, а хорошая у тебя музыкальная пауза вышла! «Дзинь» об штангу на весь стадион, – Улыбнулся прославленный советский спортсмен, похлопав меня по плечу.

Глава 24

После нервного валидольного матча, блаженно развалившись за столиком ресторана «Юность», что находился на первом этаже нашей же гостиницы, я медленно потягивал молочный коктейль. Рядом расположилась неразлучная троица юниоров. Слева Боря Александров, справа Саша Скворцов, а впереди, загораживая мне вид на ресторанных музыкантов, Вова Ковин, который всем своим видом вопрошал: «Когда я буду играть?».

– Володя, я тебе гарантирую, – я потёр чуть-чуть ушибленное плечо. – Если так же продолжишь прогрессировать, то от тебя основной состав никуда не уйдёт. У нас же Свистухин примерно на десять дней выбыл. Вот и цепляйся за шанс.

– Ты, Кова не обижайся, Боброву виднее – кому играть, – сказал Скворцов. – Он «Малыша» к нам в тройку поставил, я тоже сначала думал – ерунда, а ведь нет, так даже лучше стало. Как мы сегодня против хоккеистов сборной СССР сработали?

– Отлично разобрались, – поддакнул Александров, с шумом вытягивая через трубочку остатки молочного коктейля. – Если так будем всех рвать, то Михалыч и во вторую сборную возьмёт?

– Обязательно, – я чуть не подавился коктейлем от ребячьей наглости. – Коньки точить, клюшки носить и шайбы собирать. А я вам поджопников надаю, чтобы от «звезднякя» раньше времени мозги не помутились. Молодые ещё. Хотя, если подумать, во второю сборную, пока не проводят молодёжных чемпионатов мира, можно вас и взять.

Когда речь зашла о реальных перспективах поиграть за вторую сборную СССР, на запасного Вову Ковина просто стало жалко смотреть. И по его лицу ясно читалось, парню очень обидно осознавать, что даже лучший друг уже не за него. К сожалению, в большом спорте такое случается. Дружба дружбой – а спортивные достижения врозь.

А тем временем на небольшой сцене музыканты, закончив инструментальную композицию, о чём-то принялись совещаться. Затем один из парней, одетый в концертный синий двубортный пиджак, вышел к микрофону и объявил:

– Сегодня у нас в гостях, прекрасная певица, юная солистка «Поющих гитар» Ирина Понаровская! Давайте её поприветствуем, друзья!

Раздались очень громкие аплодисменты, ведь сейчас для начала семидесятых «Поющие гитары» – это ансамбль номер один в СССР. Перефразируя дрессировщика Алмазова из «Укротительницы тигров», можно было сказать так, что «Поющие гитары» – это аттракцион! Это имя! Афиша, публика, касса!

И под авиации всего зала с ближайшего к сцене столика на сцену поднялась молоденькая чуть полноватая девушка в красном платье по колено с короткой причёской и встала к микрофону. В нулевые годы, в будущем я Понаровскую видел, что называется вблизи, на одной презентации с уже такой основательной «пластикой» на лице. Что поделать красота – это вещь проходящая. И если женщин, в стремлении искусственно продлить молодость, я внутренне всегда поддерживал, то мужиков, которые колют себе ботокс – презирал за трусость оставаться самим собой.

Кстати музыканты с Ириной Понаровской как раз и заиграли песню о «Неприметной красоте»:

Никто не приглашает на танцах,

Никто не провожает до дому

Смешную угловатую девчонку,

Тихоню и не модную совсем…

Кроме хоккеистов в ресторане сегодня отдыхали и другие гости Москвы, туристы, спортсмены из регионов, иностранцы, наверное, из Китая, и женщины определённой профессии, которой в СССР как бы официально не существовало. И вся эта разношёрстная компания ринулась на танцпол. Мои юниоры улетели первыми, далее потянулись и хоккеисты постарше, позабыв о тяжелейшей игре, что для возраста в двадцать с небольшим лет – нормально. А Понаровская красивым голосом продолжала петь:

Не заменит внешность

Губ приятных нежность,

Маленького сердца большую доброту…

Даже травмированный Свистухин ломанулся подрыгаться вместе с народом.

– Николай! – Одёрнул его я. – У тебя же плечо больное!

– А я плясать буду ногами, а не плечами, – хмыкнул нападающий.

– Только попробуй через восемь дней не выздороветь! – Погрозил я кулаком вслед «безбашенному» пану Свистухину.

Взамен же умчавшихся танцевать юниоров за столик подсели, возбуждённые долгим спором, тренер вратарей Саша Котомкин и второй тренер Боря Чистовский, которого сегодня за старшего оставил, уехавший к семье Сева Бобров.

– Кого думаешь, завтра против «Спартака» вместо Свистухина в центр третьей тройки нападение поставить? – Спросил почему-то меня Чистовский.

– Ничего не думаю, – пожал я плечами. – Можно конечно универсала Смагина, но тогда за Якушевым бегать будет некому. Поэтому в центре играть придётся Жене Шигонцеву.

– А может, молодых там попробовать, Доброхотова или Ковина? – Посмотрел на меня с надеждой на чудо Котомкин. – Или есть ещё вариант тебе самому в двух пятёрках отыграть.

– Мужики, отвалите а, дайте музыку послушать, – махнул я рукой. – Как Сева Бобров скажет, так и будем действовать, чего сейчас голову засорять? И вообще утром лучше соображается.

– Не серьезный ты человек, Тафгаев, – обиделся Боря Чистовский. – Некогда утром нам соображать, вечером уже игра! Думать надо!

– А я говорю, Доброхотова воткнуть в центр и всё! – Заладил Котомкин.

– Отвалите от греха! – Я схватил в правую руку вилку. – Я салат сейчас кушать хочу!

Угроза вилкой и салатом возымели действие, и недовольные беседой со мной Чистовский с Котомкиным убрались за свой тренерский столик. А музыканты, поблагодарив юную певицу, продолжили выступление уже зарубежными хитами. Не знаю почему, но сейчас наибольшим шиком на танцах и в ресторанах считалось перепивать репертуар ливерпульской четвёрки «Битлз». Вот и эти ребята грянули «Yesterday» на нашем великом и могучем языке, на языке Пушкина, Лермонтова и Толстова Льва.

Я вчера…

Думал жизнь весёлая игра.

Но теперь ушла удача в тень.

О где же ты, вчерашний день?

«От таких стихов все отечественные классики в гробу, наверное, завертелись», – подумал я, высматривая, где там мои «пионеры», не рановато ли им с барышнями в медленных танцах обжиматься?

– Пригласите даму танцевать, – вдруг предложила мне женщина с серьёзным боевым расскрасом на лице, при этом обдав меня жутким табачищем.

«С проститутками не танцую, даже если они и валютные путаны», – чуть не вырвалось у меня, но оскорблять даже таких женщин лично мне всегда было неприятно, поэтому я высказался более дипломатично:

– Извините, я уже обещал танец другой девушке.

– Кому? – Зыркнула глазами по сторонам «ночная бабочка».

«Гони её, она не комсомолка», – заворчал голос в голове.

«И без тебя знаю, верный ленинец», – ответил я голосу.

– Вон там, с той барышней договорился, – я махнул неопределённо рукой в сторону сцены и встал, подумав, что сейчас сделаю пару шагов и вернусь обратно, когда эта «бабочка» успокоится.

Но не тут то было, путана, прицепившись словно репей, пошла следом. Я же стал лихорадочно высматривать – кого бы попорядочней пригласить? И вдруг навстречу поднялась из-за столика юная певица Ирина Понаровская.

– Извини Ирина, – громко сказал я, чтобы услышала проститутка за моей спиной. – Я чуть задержался, но, как и обещал этот танец твой.

Далее я схватил смущённо улыбающуюся девушку за руку, и увёл от, скрипящей зубами, путаны на просторную овальную танцевальную площадку, где медленно кружилось множество пар.

– Вы мне ничего не обещали, и я вам тоже, – пробормотала девушка, высматривая за столиком своих друзей.

– Я знаю, просто валютная «бабочка» прицепилась, мало ей наших иностранных товарищей, – я оглянулся убедиться – стоит та размалёванная женщина или нет. – Вы извините, я вас через минуту верну туда, где взял. – Сказал я, так как путана упрямо меня караулила.

– Хорошо, – улыбнулась певица, поняв, в чём дело. – А вы такой большой, потому что спортсмен?

– Я большой, потому что таким родился, но и со спортсменом вы попали в «яблочко». – Я снова посмотрел на «ночную бабочку», которая вела себя крайне странно. – Я хоккеист горьковского «Торпедо».

– Знаю, вы сегодня «Спартак» обыграли, – похвасталась Понаровская. – Мои друзья целый вечер об этом и говорят. Какой-то там у вас игрок новый появился, Тафгай, кажется, ребята говорят, всех спартаковцев перебил.

– Есть такой, – я улыбнулся, впервые посмотрев на юную восходящую звезду, о которой все заговорят после конкурса в польском «Сопоте». – Иван Тафгаев – это я, только я никого не бил, то была обычная мужская жёсткая игра.

Друзья, с которыми Ирина Понаровская пришла в «Юность», оказались двумя музыкантами из ВИА «Поющие гитары», один – пианист Григорий Клеймиц, а другой – бас-гитарист Евгений Броневицкий. Ребята из ресторана, что играли весь вечер на сцене, специально их пригласили, чтобы показать своё творчество и спросить мудрого совета – как попасть на «большую сцену»?

– Как попасть на «большую сцену»?! – Горячился пианист «Гитар» Гриша Клеймиц, когда я провожал музыкантов по набережной Москвы реки в гостиницу «Россию», где у них было запланировано в ближайшие дни несколько концертов. – Да никак!

Так-то ребята хотели сначала уехать на такси, но Ирина Понаровская закапризничала, и захотела прогуляться пешком под луной, которая иногда проглядывала из-за туч. Тем более с таким провожатым как я, опасаться музыкантам было нечего.

– Почему никак? – Заинтересовался я. – Вот мне, чтобы в сборную попасть, нужно просто хорошо играть, отдавать и забивать. Главные тренеры сборной не враги сами себе.

– А я об этом и говорю, – ответил Клеймиц, – ты играй как «Битлз», и никакой протекции тебе не потребуется.

– Вот по поводу «Битлз» я бы поспорил, – хмыкнул я. – На прослушивании у Брайна Эпштейна «битлы» лабали «Бесаме Мучо»! То есть у них не было ни одной своей стоящей песни. Да сейчас таких «битлов» даже слушать бы не стали, ведь бренчать на гитарах все умеют.

– Я не понимаю, что ты хочешь этим сказать? – Удивился Женя Броневицкий.

– Есть такое подозрение, что кое-кто подобрал на улице в целом неплохих артистичных ребят, написал им все главные хиты, вложил кучу денег в раскрутку, причесал, приодел и теперь мы имеем легенду всех времён «Битлз». – Выдохнул я. – Ну не верю я, что парни без классического музыкального образования сочинили такие сложные почти симфонические мелодии, как «Yesterday», «Michelle», «Let It Be», «Here, There and Everywhere».

– Ты что старик, отрицаешь, что обычные ребята с улицы могут писать музыку? – Опять разгорячился пианист Клеймиц, у которого, между прочим, отец преподавал в консерватории.

– Почему могут, вот например, – я прокашлялся и заблеял, как козёл в брачный период. – Бутылка кефира пол батона, а я сегодня дома, ля-ля-ля-ля.

Простенькое творчество группы «Чайф», которое «зайдет» молодежи из девяностых, сейчас у музыкантов семидесятых вызвало гомерический хохот, потому что всему своё время.

– Давай будем прощаться, – протянул мне руку Броневицкий, – вон наша гостиница, горит как новогодняя ёлка.

– Удачных гастролей, – пожал я руку парями из «Поющих гитар».

Только Ирина Понаровская немного задержалась и спросила:

– Мы ещё увидимся?

– Не знаю, 20 ноября вроде бы к вам в Ленинград приезжаем, будем биться за очки со СКА, – улыбнулся я и добавил, – беги, вон, как Гриша Клеймиц нервно смотрит, кося ревнивым глазом.

Девушка тихо хохотнула, развернулась и шустро посеменила догонять своих музыкантов. Я же, тоже развернувшись, потопал в обратную сторону, мне предстояло прошагать ещё пять километров до своей гостиницы «Юность». Кстати во время пути под тусклым из-за облачности звёздным небом можно было и спокойно порассуждать, кем заменить Свистухина в завтрашней игре. Однако ни нормально подумать, ни далеко уйти мне не дали. Где-то через десять минут дорогу преградил, какой-то слишком поздний рыбак в брезентухе с капюшоном и что самое странное без удочек.

– Я уж думал не судьба нам побазарить тет-а-тет, – ухмыльнулся он противной и очень знакомой рожей. – Варьке дуре зря денег дал, чтоб она тебя из гостишки вытащила, сам пришёл.

– Чё надо? – Я двинулся на «рыбака». – Закурить, чтобы в глаз дали, или время желаешь узнать, чтобы в ухо прилетело? А может тебя интересует, как пройти в библиотеку, чтобы в Москве искупаться?

На все мои вопросы высокий мужик, который, кажется, несколько дней назад в Горьком тыкал в меня ножичком, вынул из-за пазухи свёрнутую газетку и, резко размахнувшись рубящим ударом, опустил её на мою голову в шляпе. Блок левой рукой я выставил автоматически, похвалив себя за здоровый образ жизни, но почувствовав сильную боль от удара в предплечье, обругал за тупость. Ведь в печатном средстве массовой информации был спрятан самый обыкновенный обрезок стальной трубы, который с характерным звуком брякнулся на асфальт.

– Убью тварь! – Прошипел я, выбрасывая правый прямой в челюсть.

Но «рыбак» итак предполагал, что если что-то пойдет не по плану, его будут убивать, и, не теряя ни секунды, помчался вдоль набережной, получив от меня лишь вскользь.

– Молись Бафомету тамплиер недожаренный! – Гаркнул я, настигая своего обидчика.

– Хер тебе! – Выкрикнул в ответ бандит, петляя по набережной.

«Ещё маленько, ещё чуть-чуть и достану», – думал я, как вдруг «рыбак» ломанулся на проезжую часть и тут же «встретился» с не успевшим затормозить автомобилем «Москвич». Глухой удар, запоздалый скрип тормозов и жизнь бандита мгновенно разделилась на до и после. До – жилось весело и куражно, когда сам чёрт не брат, а после – судя по вяло шевелящемуся телу, инвалидное кресло дураку гарантировано.

* * *

В понедельник 1 ноября, на горьковском автомобильном заводе весь обеденный перерыв то тут, то там возникали жаркие споры среди рабочих, поводом которых становилось неровное выступление любимой команды. После победы 26 октября в первой спаренной игре над московским «Спартаком» торпедовцы ненадолго возглавили турнирную таблицу, но затем последовали: обидное поражение от «Спартака» 27 октября со счётом 4: 3, и ещё более обидная ничья 31 октября с челябинским «Трактором», 5: 5. И в свежем номере «Советского спорта» во вновь опубликованной турнирной таблице чемпионата СССР горьковчане рухнули на третью строчку:

____________________И_____В____Н____П____РАЗНИЦА____ОЧКИ

Динамо (М.)_________10_____5____4_____1_____42 – 28______14

ЦСКА (М.)____________9_____5____3_____1_____42 – 32______13

Торпедо (Г.)__________9_____5____3_____1_____43 – 35______13

СКА (Лен.)___________10_____4____1_____5_____31 – 35______9

Химик (Вск.)_________10_____4____0_____6_____36 – 34______8

Крылья Советов (М.)___8_____3____2_____3_____34 – 29______8

Спартак (М.)__________9_____2____2_____5_____30 – 37______6

Трактор (Чел.)_________7_____1____3_____3_____20 – 32______5

Локомотив (М.)_______8_____2____0_____6______23 – 33______4

– Всё, спёкся Ванька Тафгаев, забухал, – заявил мастер ремонтно-инструментального цеха Сергей Ефимович, сидя в заводской столовой и просматривая ненавистный ему, человеку далёкому от физкультуры, «Советский спорт».

– С чего это ты взял Ефимыч? – Насторожился фрезеровщик Данилыч, который сегодня решил вместе с другом Казимиром пообедать не в маленькой укромной подсобке, а здесь с народом, чтобы обсудить родное «Торпедо». – Иван же в основном составе состоит, значит, не пьёт. Неужто Сева Бобров его пьяного на лёд выпускает?

– Хосподи, – усмехнулся мастер цеха, – я же вас с запашком, да с похмела, да с пьяных шаров допускаю к станку. Вот и Бобров Ваньку пускает для количества. И вообще, бывших алкоголиков не бывает. – Ефимыч сложил газету и презрительно бросил её на стол. – Ещё летом Тафгаев, окосев от спирта разбавленного, и где вы его только находите, жёг ради забавы свои рабочие штаны. А сейчас, ну надо же, звезда спорта. Чушь!

– Ты Ефимка рот-то закрой, пока я тебе зуб золотой не выбил, – зашипел Казимир Петрович. – Иван если сказал, что больше не пьёт, значит, так и будет. У него стержень в характере настоящий.

– Знаем, какой у Тафгая стержень, – криво усмехнулся рабочий за соседним столом. – Особенно врачиха, вон стоит, фря какая.

И действительно в очереди на раздачу, читая «Советский спорт» стояла в белом халате Ольга Борисовна Ладина медсестра самых приятных женских форм из медпункта. Она так была поглощена чтением статей о 26-ом хоккейном чемпионате СССР, что не обращала ни на кого внимания.

– За две последние игры ваш Тафгаев ни одной шайбы не забил, ни одного паса результативного не отдал, зазвездился, – продолжил трудящийся за соседним столиком. – И машину ему дали, и зарплату положили не чета нашей.

– Завидуешь! – Выкрикнул Казимир. – Тогда получи!

Высокий, жилистый и худощавый, но уже не молодой фрезеровщик Казимир Петрович махнул справа, сильно сжатым кулаком, и опрокинул ненавистного заводчанина лицом на стол прямо в недоеденный «Зимний» салат.

– Бей его Казимир, я сбоку прикрою! – Бросился в драку невысокий и тщедушный Данилыч. – Кто ещё против Ваньки Тафгаева – подходи!

Но не найдя того, кто поблизости уступал ему в габаритах, фрезеровщик саданул мастера цеха Ефимку по носу, из которого тут же хлынула кровь. Однако дальше похулиганить друзьям Данилычу и Казимиру Петровичу не дали, на них быстро налетели коллеги, обедающие тут же в столовой, скрутили руки и вытолкали, надавав подзатыльников, в коридор.

– Слышь, Казимир, а может Иван и в самом деле загулял? – Спросил Данилыч, остановившись около плаката о вреде пьянства на производстве, при этом потирая ушибленный в толкотне глаз.

– Ерунда, даже Харламов не в каждой игре забивает, – махнул рукой довольный собой в проведённом коротком бою Казимир Петрович. – Сегодня вечером наши в Челябинске вторую игру с «Трактором» гоняют. Вот сегодня он себя точно покажет, я в этом уверен. Помнишь Иван у нас в коморке как-то траванулся?

– Ну, было дело, – подтвердил «воинственный» фрезеровщик, что-то такое смутно припоминая.

– Вот с того момента, его как подменили, не таким стал Ваня Тафгаев, – сказал улыбнувшись Казимир. – Мы ещё им в будущем гордиться будем. Помяни моё слово.

– Помяну, если доживём, – хмыкнул Данилыч, щупая наливающийся синяк под глазом.

* * *

Перед второй игрой с челябинским «Трактором» в раздевалке рядом со мной присел озадаченный Сева Бобров и спросил:

– Врач Тамара Михайловна говорит, что ты отказываешься делать обезболивающий укол в предплечье. В чём дело?

– Хватит, две игры уже в холостую отбегал, – ответил я. – После укола левая рука ничего не чувствует и не слушается, ни отдать, ни обыграть не могу. Пусть лучше болит, но работает, как в инструкции по применению написано, чётко и точно.

– Понимаю, – тяжело вздохнул Сева. – Меня в 46-ом году киевский защитник «Динамо» Лерман так саданул по колену, что я до конца спортивной карьеры бинтами эластичными его крепил, да обезболивающие колол. Ещё посоветоваться хотел, может нам Сергеича в воротах заменить?

Я посмотрел на Коноваленко, который невозмутимо переодевался, как всегда на своей волне, как будто вокруг никого и ничего не существовало. Поэтому по внешнему виду Виктора Сергеевича понять было невозможно, что у человека внутри делается.

– Конечно, пора ему отдохнуть, – согласился я. – С «Динамо», где мы 4: 3 проиграли, с десяток сложнейших шайб потащил, поэтому с «Трактором» вчера в третьем периоде и не хватило концентрации. Пусть Вова Минеев сегодня попотеет, зря ему что ли на заводе зарплату в кассе выдают?

Что собой представлял сейчас в 1971 году хоккейный Челябинск? Да, по сути, то же что и Горький. В городе хоккей – это настоящая религия, взращенная вокруг промышленного гиганта ЧТЗ, челябинского танкового, то есть тракторного завода. Но была и небольшая разница, у Горького уже есть серебро чемпионата СССР 1961 года, а «Трактор» вырвет свою бронзу лишь через несколько лет в 1977 году.

И почти все таланты, что раскроются в Челябинске к концу семидесятых, благополучно будут собраны Виктором Тихоновым в ЦСКА. Защитники: Сергей Бабинов и Сергей Стариков, нападающие: Сергей Макаров и Вячеслав Быков, и вратарь Александр Тыжных, вечный дублёр Третьяка. А в 1986 году ко всей этой челябинской банде подъедет молодой Евгений Давыдов. Да, ещё Пётр Природин в 76-ом станет партнёром Мальцева и братьев Голиковых в московском «Динамо», а вратарь Сергей Мыльников на два года съездит отдать армейский долг Родине в ленинградский СКА.

Но это дела недалекого будущего, а сегодня против нас на лёд стадиона ЧТЗ под открытым небом, где собралось десять тысяч человек, вышли «местные звёзды» дней сегодняшних, которые тоже кое-что в хоккее умели. Это лучшая пара челябинских защитников: Володя Суханов и Коля Макаров, и первая тройка нападения: Валера Белоусов, Толя Картаев и Петя Природин. В дополнение главный тренер «Трактора» Виктор Иванович Столяров, которого почему-то хоккеисты прозвали «Бригадир» на ворота выпустил молодого паренька Лёню Герасимова, который ещё год назад играл за «Звезду» из Чебаркуля.

– Давайте мужики не подведите, – настраивал нас по-простому перед выходом на площадку Сева Бобров. – Сегодня обязательно два очка нужно взять.

– Правильно говоришь Михалыч! – Подбодрил я главного тренера. – Но есть встречное предложение взять сегодня не два очка, а сразу три! Кто за?

– Лучше уж сразу четыре, – под гогот всей команды предложил капитан Лёша Мишин.

– Очень смешно, – немного обиделся Бобров. – Не опарафиньтесь как вчера, хоккеисты.

Забитый под завязку стадион ЧТЗ был точной копией нашего автозаводского стадиона, даже проглядывающая между трибунами серая пятиэтажка напоминала мне мою родную общагу из Горького. И табло, кстати, было аналогичным, механическим, где меняли цифры забитых шайб вручную.