Текст книги "Тафгай 2 (СИ)"

Автор книги: Влад Порошин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

– А я итак пойду в тренеры, когда наиграюсь, – улыбнулся я. – Как кулак сожму, сразу все заметят мою тренерскую руку. Спи уже, ближе к Москве поменяемся.

«А то без прав кататься по столице Родины не комильфо, – мысленно продолжил я диалог. – Это мы в Горьком неприкосновенные личности, а в Москве, где хоккеистов – прорва, мы почти никто».

Глава 8

Дом около метро Сокол, который местные жители именовали «генеральским», а московские таксисты «бобровским», странно, что не «тарасовским», являл собой смесь Сталинского ампира и архитектуры попроще. Так как все генералы и маршалы в первоначальное архитектурное сооружение не помещались, то московские власти, нагнав сюда пленных немцев, достроили ещё два крыла без излишних архитектурных изысков.

Кстати, в пэ-образном дворе имелась хоккейная коробка, на которую я сейчас задумчиво смотрел из кухонного окна легенды советского спорта, Всеволода Боброва. Принял нас бывший капитан сборной СССР по хоккею и футболу хорошо. Можно даже сказать обрадовался, особенно, когда мы сообщили, что в Москве лишь проездом из Горького в Чикаго. Однако дальнейший наш разговор зашёл в тупик. Коноваленко сидел понуро за столом, а Всеволод Михалыч уже пятнадцать минут маялся, пытаясь разными намёками отправить непрошенных гостей в пеший поход по многочисленным музеям столицы.

– Сергеич, ты же знаешь, как я тебя уважаю? – Спросил Бобров вратаря Коноваленко.

– Не отвечайте, Виктор Сергеич, – попросил я. – На славах почти все, как Лев Толстой, а на деле разные случаются варианты. То есть я правильно понял, что связываться с командой из дальнежопнинска вам мешает боязнь потерять лицо? Как начнёт наше «Торпедо» валиться в чемпионате, то и из второй сборной могут выпроводить?

Торт фабрики «Большевик», который мы купили в крыле этого же дома, в кондитерской напротив Всехсвятского храма, был давно порезан и даже на половину уничтожен. Чай давно остыл, поэтому Всеволод Михалыч, чтобы не отвечать на неудобный вопрос, поставив чайник на плиту, сделал отвлекающий внимание «финт».

– Давно хотел к вам на рыбалку приехать, – пожаловался, тяжело вздохнув, Бобров. – Как у вас рыбалка на Волге?

– Не отвечайте, Виктор Сергеич, – я громко прокашлялся. – А если мы начнём крушить всех направо и налево?

– Мои поздравления, тогда зачем вам тренер? – Не отступал Бобров, откровенно посмеиваясь мне в лицо.

– А если я расскажу, что вас назначат главным тренером сборной СССР после Олимпиады в Саппоро, вы мне поверите? – Я посмотрел на улыбающуюся легенду спорта.

– Не буду скрывать ходят такие разговоры, – не удивился Всеволод Михалыч.

– Ладно, – я выключил ненавистный полупустой чайник, из которого пошёл пар, и зашёл с последних козырей. – Тогда слушайте дальше. Чемпионат мира в Праге вы проиграете. Будет ничья и поражение от чехов и ещё ничья со шведами. Как итог – безнадёжное второе место. Далее в сентябре матчевая встреча с канадскими профессионалами. В Канаде первая игра – победа, потом – поражение, ничья, и опять победа. В Москве первый же матч – победа. И всё начальство радостно забегает с криками: «Михалыч чемпион! Победитель проклятого загнивающего капиталистического спорта!» А потом бац! И три подряд поражения! Итог – общий проигрыш самой великой хоккейной серии этого века. Всё потому что вам элементарно не хватило опыта работы с командой высшей лиги.

Я выпалил эту информацию такой скороговоркой, что даже сам немного запыхавшись, взял паузу, чтобы собраться с новыми мыслями и дать усвоит сказанное своим собеседникам. На Коноваленко мои предсказания произвели впечатление, а вот Бобров лишь ещё сильнее расплылся в улыбке и хитро посмотрел на нас обоих. «Да, да, сочиняйте дальше», – читалось в его взгляде.

«Если психологическая атака не удалась, то продолжим», – решил я и продолжил:

– А потом всё же придёт успех. Вы выиграете два подряд чемпионата мира 1973 и 1974 годов. И всё, на следующую серию с профессионалами из Канады вас в сборной уже не будет. Ведь первую серию вы проиграли. И никаких побед больше не будет.

– А чё так? – расхохотался Всеволод Михалыч. – Фантазии на большее не хватило?

– Я никому этого не рассказывал, – я задумался, чем бы ещё напугать Боброва, поэтому медленно налил себе в кружку кипяточка. – Но сегодня специально для вас открою тайну. Сергеич не даст соврать, что я ещё этим летом был простым заводским пьяницей. Пил до потери человеческого облика и за бабами ухлёстывал. Но однажды так ухайдакался, что увидел будущее лет так на пятнадцать вперёд. Поэтому мне стало страшно от тупой бесцельности своей жизни. Я завязал с этим делом, – я щёлкнул пальцем по горлу. – И начал играть в хоккей.

– Так ты что, нигде до этого года не играл? – Спросил Всеволод Михалыч, еле сдерживая прущий наружу гомерический гогот.

– В том-то, Михалыч, и загадка, – очень серьезно произнёс молчун Коноваленко. – Иван выиграл на моих глазах с одними дедами чемпионат завода, а потом с моим «Торпедо» турнир в Череповце. А я всё голову ломал – ну не может такого быть? А тут вон оно как получается.

– Завод, – захохотал Бобров. – Череповец! Мужики, вы меня извиняйте у меня сейчас дела. Давайте в следующий раз я к вам на рыбалку в Горький заскочу. – Сева встал и протянул руку Сергеичу, прямым текстом намекая, что пора и честь знать, то есть сваливать по добру.

Коноваленко пожал ладонь легенды спорта, я тоже. И мы, как опущенные в одно плохо пахнущее место, потёпали в прихожую.

– У вас, Всеволод Михалыч, во дворе коробка хоккейная, – я продолжал цепляться за последний шанс. – Мы с Сергеичем там сегодня в хоккей играть будем до вечера. Мастер класс для детворы. Вы подумайте, пожалуйста, о том, что будущее можно изменить. Неужели хочется заканчивать с большим спортом всего через три года? Если что, то выходите на улицу.

– Да, валенки только отыщу с лыжами, чтоб в сентябре по асфальту рядом с вами бегать, народ смешить, – Бобров вновь громко расхохотался.

* * *

– Ещё полчаса и валим в Горький, – зло глянул на меня Коноваленко, защищая ворота «южных».

– Да, что-то долго Сева соображает. Как он с такой думалкой умудрялся и в хоккей играть, и в футбол? – Я посмотрел на часы, где маленькая стрелка уже подползала к семи часам вечера. Во дворе стало по-осеннему темнеть, даже детишки многие убежали учить уроки. – Итак! – Крикнул я оставшейся ребятне, – промышленный север против рабовладельческого юга, седьмой и последний период до первого забитого гола. Мои «северяне» ко мне на секретный тайм-аут.

Я собрал троих ребятишек у своих ворот, Коноваленко оставшуюся троицу сорванцов у своих. Если не принимать во внимание, что «похищение тренера» с треском провалилось, то поиграли сегодня от души, как в детстве. Купили две клюшки, здесь в «Детском мире» недалеко от «генеральского» дома, маленький резиновый мячик и всё, больше никакой экипировки для хоккея на асфальте не понадобилось.

Сначала я бегал по хоккейной коробке в брюках и рубашке, а затем так разогрелся, что рубашка отправилась следом за плащом в машину к Коноваленко. А вот Виктор Сергеич меня позабавил, полдня потел в своем выходном костюме, ведь не абы к кому приехал, а к лучшему другу. Но потом и он остался, как и я, в одних брюках и майке. Жильцы дома, которые прибегали ругаться, видя игрока сборной СССР, брали автографы, и какое-то время даже болели за одну из уличных команд. Среди зрителей появлялись и барышни, которые буравили мой бугристый мощный и потный торс немигающими взглядами. На что мой перевоспитанный голос в голове безмолвствовал. А что касается счёта на табло, то пять периодов выиграл я и мои пацаны, а один, мы специально отдали команде «южных», то есть ребятам прославленного советского голкипера.

– Парни, значит так, – я стал рассказывать последнюю комбинацию на сегодня. – Я выигрываю вбрасывание и откатываю тебе Игорёк, а ты на другой борт Юрке. И покатайте так друг на друга раза три. Потом мне на правый борт, по которому я пойду вперёд. И самый главный финт, ты Андрейка, оставляешь наши ворота пустыми и скрытно как мышка бежишь в атаку замыкать дальнюю штангу. Я соберу всех на себя и выкачу тебе на пустой угол. Лады?

– Лады! – Гаркнули разом пацаны.

Я с Коноваленко встал на точку, где мяч нам бросил местный дворник, который наверно уже проклял этот день, ведь мячик иногда улетал очень далеко и мы, бегая за ним, топтали дорогие его сердцу клумбы. Как и всегда вбрасывание осталось за мной. Я откатил на Игорька и толкнул Сергеича в бок, чтоб тот не расслаблялся.

– Мы с тобой в Горьком поговорим, – зло прошипел Коноваленко.

– Играть научись, совсем всю ловкость растерял, – улыбнулся я, открываясь для передачи на левый фланг.

И вдруг около этого левого фланга появился сам Всеволод Бобров. в плаще и кепке. От неожиданности я остолбенел, и мяч из-под клюшки выкрали пацаны команды «южных».

– Вынимай, – улыбнулся Сева.

Я оглянулся и точно, наш то вратарь в атаку убежал, как договорились. Поэтому в пустые ворота радостный Коноваленко закатил победную «банку». Команда «южных», подняв клюшки, закричала дружное «ура»!

– Поздно вышел, – пробурчал недовольно Сергеич. – Всё, уезжаем в Чикаго проездом через Горький.

– Я тут подумал, – замялся Бобров. – А может вы и правы. Я ведь как тренер второй сборной большую часть времени только и делаю, что кандидатов отсматриваю. А Чернышёв с Тарасовым имеют постоянную тренерскую практику. Я после 1967 года, когда со «Спартаком» выиграл чемпионат, больше по-нормальному и не тренировал.

– Всеволод Михалыч, я же полдня об этом и твержу! – Я стёр грязный от пыли пот с лица. – Появилась такая идея, чтобы вам не испортить репутацию, предлагаю первые три матча со «Спартаком», со СКА и с ЦСКА, вы с нами побудете как консультант. А исполнять обязанности главного будет пока Игорь Чистовский, который в этом году повесил коньки на гвоздь. Он же потом и станет вашим ассистентом.

– Поехали, нечего его уговаривать, – «забычил» Коноваленко, дёрнув меня за руку.

– Не горячись, Сергеич, дело-то не шуточное, – обиделся Бобров. – В общем, первого октября буду у вас в Горьком. Если «Спартак» обыграете, возьмусь за вас. А эти фантазии твои довольно любопытны, – Сева исподлобья посмотрел на меня. – Есть такое мнение, что в следующем году стоит устроить серию с Канадой, но про это никто знать не мог. Это тет-а-тет мне сообщили там, – Всеволод Михалыч показал пальцем на небо. Намекнув не то на кремлёвское руководство страны, не то на единого Творца всего сущего.

Глава 9

Двадцать шестой чемпионат СССР по хоккею взял старт, без каких либо происшествий, 1 октября 1971 года. Из девяти команд класса «А» Высшей лиги, лишь две представляли отечественную периферию, челябинский «Трактор» и моё горьковское «Торпедо». Ещё одна команда была из культурной столицы, города Ленинграда. И шесть клубов – защищали честь Москвы и Московской области. Чем хорош был такой неполноценный круговой чемпионат без настоящего мужского хоккея, который возможен лишь только в играх плей-офф?

Во-первых: все игроки сборной на виду и часто играют друг против друга. А ещё, вдруг Леонид Ильич Брежнев вместо охоты захочет на игру пожаловать, ему что, в Свердловск лететь или в Челябинск? Это же элементарно неудобно! Придворные театры для того и придумали, чтобы не мотаться на край света.

Во-вторых: такой чемпионат хорош для подготовки к главным играм сборной страны. Ведь спортсмены не убиваются в сериях до четырёх побед за главный кубок сезона, как в НХЛ. Поэтому меньше травм, меньше нервотрёпки, больше сил для чемпионата мира или Олимпиады, куда хоккеистам из жёсткого профессионального хоккея пока дорога закрыта.

В-третьих: меньше транспортных расходов. Ведь большую часть сезона «Спартак», «Динамо», ЦСКА, «Крылья советов», «Локомотив» и «Химик» на автобусе дальше Воскресенска не поедут.

Но у любых преимуществ всегда найдутся свои существенные недостатки. Чего лишал такой «карманный» чемпионат СССР из девяти команд без битвы в плей-офф?

Первое: рост мастерства хороших по потенциалу спортсменов, которые, не играя против сильнейших хоккеистов страны, медленно деградировали в своих захолустьях. Чемпионат огромного СССР вполне мог позволить себе мощную лигу с двадцатью командами, разбитыми на два дивизиона, по принципу НХЛ. В таком соревновании рубились бы не на шутку представители Белоруссии, Украины, Казахстана и Латвии. Сейчас же «Торпедо» Минск, «Динамо» Киев, «Торпедо» Усть-Каменогорск и «Динамо» Рига занимались какой-то ерундистикой в первой лиге.

Второе: страна лишалась создание настоящей хоккейной индустрии на долгие годы, строительство хоккейных дворцов на двадцать тысяч мест, как в Северной Америке. И конечно придание профессионального статуса хоккеистам, труд которых ничуть не проще, чем в шахте, в поле или у станка. Хоккейная лига СССР стала бы зарабатывать деньги, а не потреблять бюджетные средства. Ведь чемпионат, созданный по принципу придворного театра, с придворной же командой – это всегда одни расходы.

А третье лишение вытекает из второго. Объединение сильнейших хоккейных держав на момент 1971 года: СССР, Чехословакии, Швеции и Канады для главного, создание настоящего чемпионата мира среди сильнейших хоккеистов планеты в обход непонятной и мутной международной федерации, ИИХФ. Остальные же страны, так же бы влились в такой чемпионат, потому что слабые всегда идут следом за сильными.

* * *

– Свистухин, что это такое? – Я показал свой огромный сильный кулак.

– Это твоя тренерская рука, – глянув исподлобья, пробормотал нападающий.

– Иди к доске, – рыкнул я, поглядывая на притихших хоккеистов за полчаса до игры против московского «Спартака».

Кстати стартовую игру сезона по решению Обкома и заводского начальства назначили на хоккейный стадион «Торпедо» под открытым небом. По официальной статистике народищу набилось под завязку – восемь с половиной тысяч человек. По неофициальному отчёту – десять. Проще говоря, народ на трибунах выдохнул и «утрамбовался». И сейчас в подтрибунной раздевалке слышался с улицы свист, шум и гам.

«Лишь бы не стали разом дружно топать ногами, – подумал я, посмотрев на потолок, с которого сейчас осыпалась штукатурка. – А то похоронят нас здесь в самом рассвете хоккейных лет».

– К доске говорю, иди, – я похлопал металлическую окрашенную белой краской доску, на которой была нанесена разметка хоккейного поля и стояли чёрные и серые фишки на маленьких магнитиках.

– А чё сразу я? – Завозмущался Коля Свистухи.

– А я тебе уши надеру, паршивец этакий, – я снова показал свою угрожающую мирному здоровью тренерскую руку.

– Каждый день только и слышим, уши надеру, шею намылю, да поджопников напинаю, – забухтел под нос Николай, пробираясь к хоккейной доске с магнитными фишками.

– Покажи нам всем, как сегодня будем выполнять хоккейную ловушку в средней зоне? – Я недобро улыбнулся, так как за два предыдущих дня просто озверел, командуя упрямыми и неуправляемыми мужиками.

Ведь кто я для них? Вчерашний пьяница, который в чемпионате СССР не сыграл и матча. Я же первым делом направил свои тренерские усилия на тактические хитрости. Наипервейшее чему я взялся обучать коллектив – это хоккейная ловушка Жака Лемера, с помощью которой он выиграл в 1995 году кубок Стэнли с «Нью-Джерси Девилз». Команда у него была примерно как наша, рабоче-крестьянская. Правда, в народе игру, которую поставил Лемер своим подопечным, назвали «говнохоккеем». А я решил, мы же не кушать хоккей собираемся, а играть, поэтому два дня угрохал, гоняя по этой схеме игроков и в хвост и в гриву.

Почему я, а не и.о. главного Игорь Чистовский? Так поссорились мы на первой же тренировке. Когда он налёг на беготню с кувырками, я ему и заявил:

– Борисыч, мы со «Спартаком» в хоккей играть будем или соревноваться, кто больше накувыркается или через борт перемахнёт?

– Я тут тренер, а ты игрок и делать должен то, что я скажу! – Зло бросил Чистовский.

– Ага, ты морячка, я моряк, будешь раком или так, – так же зло ответил и я. – Ты, Игорь иди пока на трибуну отдохни. Нам «Спартак» обыграть нужно кровь из носу, чтобы Бобров Сева стал тренером «Торпедо». Кувырками, к сожалению, голы не забиваются.

В общем, до потасовки дело не дошло, игроки вовремя вмешались. Но теперь на кону стоял не только тренер Бобров, но мой авторитет и я, которому после поражения в команде не жить. Ведь не всё в жизни можно решить кулаками.

– Слушаю тебя внимательно Николай! – Я встал так, чтобы если что, то сразу дать хорошего подзатыльника.

– Я как центр нападения играю волнореза, – Свистухин передвинул серую фишку вперёд. – Правый край Шигонцев и левый Смагин располагаются позади меня под углом. Моя задача оттеснить противника либо вправо, либо влево.

– Допустим, ты отогнал спартаковца на левый борт, – я передвинул чёрную фишку налево. – Что дальше?

– Я перекрываю, – тяжело вздохнул Свитстухин, – передачу от этого спартача либо совсем назад, либо по диагонали назад. Смага встречает его в лоб. – Николай передвинул фишку Смагина. – Шига, э, Шигонцев блокирует с боку. И наш защитник перекрывает диагональный пас вперёд.

– Молодец, – я хлопнул Свистухина по плечу. – Неси дневник, ставлю пять.

– Может ему ещё родителей в школу вызвать? – Заржал кто-то с места и народ немножко похихикал.

– Теперь разберём, кто против кого будет выходить на лёд, – я заглянул в тетрадку, где у меня был записан примерный состав московского «Спартака». Много мне пришлось за эти два адских дня побегать, поднять литературы и решить множество мелких и насущных вопросов. – Против тройки, где будут играть Шадрин и Якушев сыграет Свитсухин с своими орлами плюс пара защитников Мошкаров – Ушмаков. Как Якушева будете встречать?

– С цветами и оркестром! – Заражал Толя Фролов и грохнули все.

– Это потом, – я тоже посмеялся и поднял руку, призывая к тишине.

– Один в тело играет, другой шайбу отбирает, – сказал с места Сергей Мошкаров.

– Только ломать и убивать не надо, нежнее, – попросил я. – Против звена, где будет играть Зимин и Старшинов, выйду я с Ковиным и Скворцовым плюс защитники Гордеев – Куликов. А главная наша ударная сила, тройка нападения: Мишин – Федотов – Фролов и защитники: Астафьев – Фёдоров, будут играть против слабейшей пятёрки «Спартака». Ваша задача подолгу контролировать шайбу в зоне атаки, чтобы они на вас нарушила правила и нагружать вратаря спартаковцев бросками. По возможности забить.

– А кто будет у нас следить за очерёдностью смен? – Спросил вдруг капитан и комсорг Лёша Мишин, когда я уже хотел вывести команду на лёд.

«Египетская тьма, у нас ведь даже ассистента Виталича нет, – подумал я. – Он ушёл вместе с Прилепским тренировать заводскую команду для первенства города и области. В неё мы, кстати, отдали часть игроков основы, чтобы у них была постоянная игровая практика. Игорь Чистовский сказал, что просто постоит рядом на скамейке запасных, пусть на большее мы, неблагодарные, не рассчитываем. В команде появился новый администратор, но он сегодня на трибуне рядом с Севой Бобровым, развлекает почётного гостя, одесскими анекдотами».

– Саша Котомкин! – Окликнул я запасного вратаря. – Ты же у нас чемпион по преферансу. Значит, карты хорошо умеешь считать. Будешь следить за порядком смен. Всё! Давай на лёд! За «Торпедо»! – Я ткнул рукой в центр синего фирменного свитера, где было название команды, а ниже располагался логотип автозавода. – За «ГАЗ», за воду и за свет!

– И за фуршет! – Добавил Фролов.

И пока все ржали, я поправил свой игровой синий свитер с тридцатым номером на спине.

* * *

Начало игры получилось замечательным. Наша «ловушка в средней зоне» работала как швейцарские часики. Трибуны клокотали, видя, как мы давим московских фаворитов. Всё же «Спартак» – это великий клуб с большой историей, а мы всего лишь дерзкая гроза авторитетов. А когда на пятой минуте Коля Свистухин со своими партнёрами в очередной раз отобрал шайбу в средней зоне, пересёк синюю линию и бросил по воротам, радости болельщиков не было предела. Ведь шайба невероятным образом оказалась в сетке ворот Виктора Криволапова.

Честно говоря, со своего места и без несуществующих пока видеоповторов, я так и не понял, как и в чём ошибся голкипер «Спартака».

– Молодчик, Свистуха! – Горланил я вместе с остальными мужиками. – Больше контролируем шайбу! Сейчас нужно сбить наступающий порыв Москвы! – Стал я подсказывать своим партнёрам по команде, перекрикивая ликующих болельщиков.

– «Торпедо»! «Торпедо»! – Скандировали в это время переполненные трибуны.

– Ваша смена, – сказал, похлопав меня по плечу, запасной вратарь Саша Котомкин.

«Чего же я тогда старался орал?» – подумал я, выходя на лёд с Ковиным и Скворцовым против тройки спартаковцев Зимина, Старшинова и Климова. Кстати, капитану москвичей Славе Старшинову уже тридцать один год, и он сейчас помощник главного тренера Юрия Баулина, всеми уважаемый мастер.

Но на хоккейной площадке заслуги и уважение коллег не в счёт. Вышел, получи. Я даже не успел заметить, как в меня влетел Старшинов и тут же отлетел обратно, полежать и собраться с мыслями.

– Тафгай! Жару поддай! – Заскандировали болельщики на передних рядах.

Ну, я и поддал, сыграл в стеночку с Ковиным, ворвался в зону атаку по правому флангу и щелкнул от всей души. Однако под шайбу смело бросился защитник красно-белых, впрочем, которые сегодня играли в белой форме с красными полосками. И чёрный резиновый диск на огромной скорости впечатался в тело спартаковца, после чего отрикошетил за пределы поля. На трибунах все замерли, потому что защитник неподвижно остался лежать на льду.

– Человека убил, – недовольно шикнул мне со спины Старшинов.

– Не сочиняй, советские хоккеисты ещё и не такое выдерживали, – я подъехал к игроку команды гостей, снял крагу и стал нащупывать пульс на шее.

– Убери, б…ь, грабли, – прохрипел, лежащий на льду, защитник «Спартака» Мигунько, открыв глаза.

– Если матерится, значит – жить будет, – грустно улыбнулся я, так как тоже перепугался.

Не знаю почему, но этот жесткий игровой момент, меня так выбил из колеи, что я несколько смен провел, стараясь действовать как можно осторожней. На скамейке запасных больше не покрикивал и не подбадривал партнёров. В итоге за это и поплатился.

Ближе к концу первого периода, вместо того чтобы принять на корпус Старшинова, против которого я продолжал действовать, в последний момент притормозил и Вячеслав отдал красивую разрезающую передачу на ход Климову. Даже наша пара защитников немного опешила от моей показной корректности. И Константин Климов вышел один на один и сравнял счёт.

– У-у-у! – Разочарованно выдохнул весь стадион.

– Ты чего скис? – Спросил меня в подтрибунном помещении капитан команды Мишин, когда мы шли в раздевалку. – Ты же Мигунько не со зла, не исподтишка клюшкой ткнул в одно место. Проснись…

– Да, осознал я, – поднял я руки вверх, якобы сдаюсь. – Сейчас чайку нашего грузинского выпью, сразу злость проснётся, за то, что даже чая нормального в магазинах нет.

В раздевалке я ещё раз повинился в пропущенной шайбе, без которых хоккея не бывает, и похвалил всю команду за самоотдачу.

– Я понимаю, вы меня за последние дни возненавидели, – я снова встал у доски с фишками. – И оплеухи я раздавал, и клюшкой пониже спины шлёпал. Но ловушечка наша работает. Во втором периоде дожмём «Спартак»!

– А я не согласный, – высказался с места Свистухин, автор первого забитого гола в сезоне. – Что это за методы? Чуть что сразу подзатыльник.

– Свистуха не гундось, ты ещё детский сад вспомни, где тебя в угол ставили, – пророкотал вратарь Коноваленко. – Забить надо ещё мужики, нам эта победа ой как нужна, сами понимаете для кого.

Во втором периоде дела у команды пошли ещё лучше. «Спартак» просто терялся, сталкиваясь с ловушкой в средней зоне. А мы наоборот, много бросали и буквально сидели на воротах Виктора Криволапова. Трибуны в ожидании, что сейчас вот-вот будет гол, затянули любимую кричалку всего Советского союза, которую иногда болельщики использовали и на футбольных матчах:

– Шайбу! Шайбу!

Однако ловушекча в это раз не сработала. Затолканный мной к левому борту Зимин успел отыграть шайбу назад на защитника Паладьева, который в касание перевёл в центр на Славу Старшинова. И тут уж я не подкачал. Дал так в корпус ветерана в момент получения им шайбы, что Вячеслав отлетел метра на четыре. Но и я потерял скорость, поэтому пропихнул шайбу на Ковина.

Володя свободно ворвался в зону атаки, сделал ложный замах, уложив защитника «Спартака» на лёд, и проехав ещё дальше, резким пасом на другой край вывел на пустой угол Сашку Скворцова. Скворец замахнулся, уронил этой обманкой всех, кто бросился блокировать этот бросок и выкатил по центру мне. А я, без лишних Гамлетовских терзаний, загнал шайбу в уже пустые ворота.

– Го-о-ол! – Задрожали от долгожданной радости трибуны, и даже кое-кто подбросил вверх шляпы, тёплые кепки и даже зимние не по тёплой погоде шапки.

Я поднял правой рукой клюшку вверх и медленно, получая поздравления от партнёров по звену, прокатился вдоль трибун. А когда почти десять тысяч стали скандировать: «Тафгай! Тафгай!», я чуть не прослезился. «Первая пошла», – подумал я о первой забитой мной шайбе в чемпионате СССР.

На скамейке запасных я вновь принялся подбадривать и подсказывать что-то одноклубникам на льду. Наверное, это было пустое, так как в пылу борьбы обычно ничего не слышно, но мало ли, а вдруг!

– Фёдоров, играй в тело! – Кричал я, облокачиваясь на бортик. – Астафьев шайбу после отберёт! Свистухин, куда попёр?! Кто ловушку закрывать будет я или Герберт Уэллс?! Какой в жопу Уэллс? Машино временной вот какой!

– Иван, – вдруг услышал я за спиной голос и.о. главного тренера Игоря Чистовского, который весь первый период простоял как памятник нерукотворный. – Ваша смена.

– Вот и правильно Борисыч, – улыбнулся я. – Не дело это запасному вратарю следить за сменами. На тренировке поругались, здесь померимся. Кова, Скворец за мной! – Я подмигнул своим партнёрам по тройке нападения. – Сейчас ещё одну банку отгрузим.

На волне успеха, и всеобщего эмоционального подъёма работяг со всего Автозавода, нам даже не потребовалась ловушка в средней зоне. Мы сразу же завладели шайбой и заперли вторую спартаковскую пятёрку в зоне атаки. Почти минуту гоняли шайбу туда и сюда, пока уставший и разозлённый Женя Зимин не уронил Сашку Скворцова, поставив тому подножку.

– Зима, мать твою! А головой подумать?! – Крикнул от борта тренер спартаковцев Юрий Баулин.

«Ну, что Юрий Николаевич, сейчас вам будет второй сюрприз», – расплывшись в улыбке, подумал я, проезжая мимо наставника «Спартака». Он же, судя по выражению, готов был меня как максимум испепелить, и как минимум отвести к прокурору.

– Кто пойдёт на розыгрыш лишнего? – Спросил на скамейке запасных не то меня, не то капитана команды Мишина, не то вообще всех, Боря Чистовский.

– Спокойно Борисыч, – заулыбался Лёша Мишин. – У нас все ходы давно прописаны.

И без прочих ненужных слов реализовывать большинство поехали: тройка Мишин – Федотов – Фролов, защитник Астафьев и я. Вбрасывание, после того как я поборолся на точке, осталась за нами. Расположились мы в классический «конверт», где Саша Федотов стал его центром, а я притаился у правой штанги, периодически по ситуации залезая на пятак, раздавая и получая там тумаки. Хорошо когда есть домашняя заготовка, и все игроки работают на автомате, перекатывая шайбу с края на край. И плохо, когда против неожиданной новинки приходится действовать впервые, примерно это читалось на лице у тренера «Спартака».

– Лёша! Лёша! – Закричал я, стуча по льду клюшкой, это означало, что минута в большинстве прошла и пора переходить к операции «Багратион», то есть к забиванию шайбы в сетку.

Я снова залез на пятак, где Кузьмин с Паладьевым, лучшая спартаковская пара защитников, уже по мне «заскучала». Мишин отдал пас на нашего защитника Астафьева, то в касание на другой край Фролову, и наконец бросок, подставление и шайба, чиркнув штагу улетела в левое закругление, где первым оказался Мишин. «Круговорот шайбы в зоне атаки», – зло улыбнулся я, двинув сначала Паладьеву, а затем Кузьмину.

– Уберите «тридцатку» с пятака! – Почуяв, что «запахло жареным», заблажил Баулин. – Кузьма двинь ему как следует!

«Да двинул он уже как следует, и получил тоже», – подумал я, закрывая своей задницей обзор вратарю. И тут же просунул клюшку под бросок защитника Вовки Астафьева. И… Трибуны подозрительно замерли и вдруг резко грохнули охрипшими заводскими глотками:

– Го-о-ол!

– Да! – Заорал я и попал в объятья партнёров по команде.

В раздевалке, перед третьим периодом к доске с фишками вышел Николай Свистухин, герой первого периода:

– На третий игровой отрезок план игры такой, – начал он по-деловому. – Замотать «Спартак», задавить козырями, зашаховать и заматовать всеми имеющимися фигурами. Играть только в зоне атаки! Вся команда только вперёд!

– Выпей Коля чаю, он успокаивает, – предложил исполняющий обязанности тренера Чистовский. – В третьем периоде действовать нужно предельно осторожно.

– В третьем периоде играть нужно так, как и играли, – встал я, вытерев полотенцем заливающий глаза пот. – Будем осторожничать – плохо. Полезем с «шашками наголо» – тоже плохо.

– А если попробовать? – Брякнул Коля Свистухин, чем вызвал гогот всей команды, шапкозакидательское настроение которых мне явно не понравилось.

За две минуты до конца игры меня просто распирало от злости! В третьем периоде внезапно тренер «Спартака» переставил Зимина к Шадрину и Якушеву. И эта тройка за минуту сравняла счёт 3: 3, переиграв в своём микро-матче звено Свистухина, который позабыл, что их дело разрушать игру спартаковских лидеров, а не забивать. Пока опомнились, пока я отвесил затрещину «другу» Коле, приведя его в чувство реальности, момент был упущен. И сейчас, когда время таяло как мороженое, оставленное на солнцепёке, нужно было что-то сочинить.

«Хотя возможно Сева Бобров и так за нас возьмётся, ведь командный потенциал мы показали? – думал я. – А может и пошлёт нас на рыбалку, ведь ловить с нами нечего. Отдали выигранный матч!»

– Смена, – скомандовал Боря Чистовский, выпуская после тройки Федотова, мою тройку.

Я посмотрел на табло, где часы показывали минуту тридцать пять секунд до финальной сирены. Вытер полотенцем лицо и решил «была не была».

– Защитники Астафьев и Фёдоров останьтесь на льду, – буквально прорычал я. – И вы, первая тройка тоже.

– Ты чё задумал? – Зашипел в ухо Чистовский.

– Юра, Фёдоров, – я подозвал защитника к себе, проигнорировав вопрос исполняющего обязанности тренера. – Сергеичу в воротах скажи, что как только я свистну, чтоб бежал на скамейку запасных.