Текст книги "Тафгай 2 (СИ)"

Автор книги: Влад Порошин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

– Мочи тридцатку! – Заголосил народ на трибунах, «встав на уши». – Бей первым «Васька»!

Ленинградские судьи Кириллов и Быстров тут же кинулись нас разнимать. Но пока они соображали, пока ехали, за несколько секунд я так накидал Валере по правому глазу, что синяк к вечеру будет и светить, и отсвечивать. А вот в ответ Васильев меня достать уже не смог, так как руки мои длиннее, и за хоккейный свитер держу его я, а не он меня. Хоккейная драка – это же не бокс, у неё свои законы.

«Хватит, пожалуй», – решил я и повалил Валеру на лёд, резко дёрнув того вниз. И лишь потом обратил внимание, что на моей спине висит, как колорадский жук на листе картошки, ленинградский судья Быстров, который меня отправил на скамейку штрафников. До кучи туда поехал и Боря Александров, а вот у «Динамо» покатился отдыхать один Валера Васильев.

– Вот теперь у тебя Валера аватарка что надо! – Крикнул я со своего места. – Зачётная, хоть сейчас на сайт знакомств! Ищу красивую и работящую москвичку с жилплощадью, рядом с метро, центр!

– Расшибу сука! – Ответил мне коротко Васильев, погрозив кулаком.

– Смех смехом, а ничья-то может и ускользнуть, – сказал я «Малышу», с которым решил побеседовать попозже, и, подскочив с лавки, гаркнул. – Сергеич! Покажи класс!

– Виктор Сергеич держите! – Крикнул вратарю Коноваленко, вставший рядом и Боря Александров.

Тридцать секунд в нашей зоне творился настоящий ад, за время которого Виктор Коноваленко показал, что он вратарь экстра-класса, элита. Потащил четыре броска в упор, прежде чем Фёдорову удалось выбросить шайбу из зоны.

– Ух! – рухнул я обратно на скамейку, когда прозвучала финальная сирена и наша команда вывалилась на лёд поздравить вратаря с выстраданной ничьей. – Любой хоккеист за игру теряет два килограмма живого веса, и только я три. Знаешь почему? – Глянул я на дерзкого «Малыша». – Потому что дополнительно теряю килограмм нервных клеток. В гостинице поговорим.

Глава 20

Вечером в номере гостиницы «Юность», в который мы заселились ещё днём с Борей Александровым, разговор о неправильном поведении юниора на игре не состоялся. Я хотел, конечно, юному гению прорыва, как выразился после битвы с «Динамо» Всеволод Боров, открутить одно ухо, и для этого ждал подходящего момента и настроения. Но вовремя в номер постучал Коноваленко.

– Иван, – сказал разодетый по последней московской моде Виктор Сергеевич, – одевайся, помощь твоя нужна. Съездим сейчас на полчасика, поговорим в одно место.

– Если разговор на полчасика в одном месте, то чего ты так вырядился? Пиджачок импортный, брючки маде ин ненаши, – я встал с кровати, где отлёживался после ужина, и расправил плечи. – На такие разговоры нужно напяливать что похуже.

– И я с вами, – подскочил Александров.

– Не, не, не, – покачал я головой. – Детям пора спать, завтра выходной, готовься, сходим с тобой в зоопарк, в детский мир, куплю тебе железную дорогу. Будешь запускать по ней поезд и нервы успокаивать.

«И к мавзолею Ленина на Красную площадь», – добавил голос в голове.

– И в ЦУМ, мне костюм новый нужен, – закапризничал «Малыш».

– Хоть в ГУМ, – согласился я. – Так чего напяливать? – Спросил я уже у вратаря Коноваленко.

Виктор Сергеевич вошёл в наш скромненький двухместный номер, открыл шкаф и с лицом полного омерзения посмотрел на то, что висело на вешалках внутри.

– Сергеич, не у себя дома, костюм мой не нравится? – Хмыкнул я. – Тогда внизу в паркете носки не стиранные, нюхни, бодрит.

– ГШФ, – недовольно пророкотал Коноваленко, вынув из шкафа единственный мой костюм. – Горьковская швейная фабрика № 4. Надевай, пока сойдет и так.

– Вещизм, зацикленность на материальной стороне бытия – не лучшая черта советского хоккеиста, – Сказал я, скидывая с себя синий спортивный костюм, чтобы облачиться в неказистое изделие отечественной лёгкой промышленности, которое лично меня нисколько не смущало.

* * *

Смутные догадки того, куда мы едем с вратарём, стали возникать тогда, когда московское такси стало притормаживать на Кремлёвской набережной около самой крупной гостиницы в Мире. По крайней мере, в 1970 году именно «Россия» была занесена в Книгу рекордов Гиннеса, а не какой-то иной отель.

– Колись Сергеич, куда ведёшь? – Я легонько толкнул компаньона-заговорщика в плечо. – Если по девочкам, то кто обещал помнить клятву верности жене?

– Ну, ты Тафагай и балаболка! – Обиделся Коноваленко, когда мы вылезли из такси и двинули на крыльцо гостиницы. – По девочкам, б…ь. Познакомить тебя кое с кем хочу. Потерпеть минуту не можешь.

В вестибюле на первом этаже, где мы сдали верхнюю одежду сразу, что мне не понравилось, было непривычно накурено. Смолили здесь, не стесняясь общественного порицания, все, и мужики в хороших костюмах, и женщины в хороших платьях, юбках, блузках и жакетах. А судя по доносящимся звукам музыки живого музыкального оркестра со второго этажа, ресторан «Россия» находился именно там.

– Напоминаю товарищи, ресторан работает до 23-ёх часов, – сказал строгий вахтёр, с неприязнью посмотрев на мой горьковский серый в елочку выходной костюм.

– А если здесь гуляет дипломат из дружественной капиталистической страны, где ночные заведения работают как им и полагается до утра? Что тогда, Дядя? – Спросил я наглого работника гостиницы. – Не боитесь нарваться на дипломатический конфликт и уронить высокую честь советской индустрии развлечений? Или вам на честь страны начхать?

– Не хулиганьте, – уже менее нагло ответил вахтёр.

– Ой, довыёживаешься ты дядя, – я погрозил неприятному мужику пальцем. – Пан Коновалевски показывайте, где вам тут ещё не понравилось! Сегодня работаете до 23-ёх 30-ти, и это не я придумал, а там, – я кивнул в сторону Кремля, который ещё в 14-ом веке воткнул здесь по соседству Иван Калита.

И я с Коноваленко исполненный королевским достоинством, пока вахтёр скрипел извилинами, соображая, а вдруг на самом деле что-то подкрутили с расписание работы ресторана, проследовал по бетонным ступень наверх.

– Довыёживаешься ты, Тафгаев, когда-нибудь, – пробубнил Сергеич, еле сдерживая смех.

Первое, что бросилось в глаза внутри увеселительного заведения – это высокие колоны, которые были покрыты каким-то позолоченным материалом. Толпа народу, дойдя до кондиции, в центре ресторан около невысокой двухступенчатой сцены уже бодро отплясывала. А музыканты в синих концертных костюмах с бабочками лабали задорный мотив шлягера номер один этого 1971 года «Увезу тебя я в тундру», который первым исполнил дуэт Льва Полосина и Бориса Кузнецова:

Увезу тебя я в тундру, и тогда поймешь ты вдруг,

Почему к себе так манит и зовет полярный круг.

Ничего, что здесь метели, не беда, что холода,

Если ты полюбишь север, не разлюбишь никогда…

– Вот знакомься, – Виктор Коноваленко провел меня к столику у стены за лестницей, ведущей на балкон, где тоже сейчас отдыхал народ.

– Знакомы уже, – прокашлялся я, так как на меня смотрело три пары примелькавшихся глаз, Мальцева, Васильева и Харламова. Правда, если быть точнее, две с половиной пары, так как Валерий Васильев левым глазом смотреть не мог из-за хорошего сочного синяка.

– Садись, поговорим, – отодвинул один стул Саша Мальцев.

– Давай Малец ему врежем и разговаривать не надо будет, – предложил зло поглядывающий на меня одноглазый Валерий Васильев.

– Если вы сейчас хотя бы рыпнитесь, – я сжал кулаки, – то я вашими костюмчиками заграничными весь пол здесь оботру. А тебе Васёк второй глаз закрою.

Васильев цокнул языком и отхлебнул из фужера советскую газированную полусладкую шипучку.

– И мне плесни «пшика», – подставил пустой фужер Саша Мальцев.

– Не надо ссориться, мужики, не на льду, – улыбнулся Валерий Харламов. – Присаживайся Тафгай, выпьем шампанского.

Жуткое «Советское шампанское», которое я и в прошлой жизни в будущем терпеть не мог, не полезло в меня и в этом времени. И я, под усмешки хоккеистов, налёг на отварную рыбу, запивая её минералкой, а Коноваленко же медленно потягивал один единственный бокал с советской алкогольной газировкой. Сначала, после символического примирения, мы принялись обсуждать все последние хоккейные новости. Харламов рассказал, что у Тарасова после игры с нами появилось новое упражнение – «бей Тафгая», а Владику Третьяку он сейчас просто продохнуть не даёт. Мальцев тоже пожаловался, что из-за меня, нехорошего, ему главный тренер за концовку игры сильно напихал, а потом побежал звонить председателю КГБ СССР Юрию Андропову, так что мне больше одного сезона в Горьком отыграть не дадут.

– Ты чего батя молчишь? – Васильев приобнял нашего легендарного вратаря. – У тебя можно сказать вторая молодость открылась, – хохотнул он. – Как ты сегодня в конце в одиночку отбился? Давно такого не видел.

– А я сейчас скажу, – пророкотал низким бархатистым голосом Виктор. – Я уже несколько дней всё хожу, всё думаю.

– Чего тут думать, наливай да пей, – заулыбался Саша Мальцев, который в компании был заводилой и неформальным лидером.

– А не можешь, воздержись, – добавил Валера Харламов и ребята захохотал.

– Вот я чего думаю, – как будто на что-то решился наш ветеран. – Вы слышали, что в сентябре следующего 72-го года наша сборная будет играть серию с канадскими профессионалами?

– С настоящими? – Еле сдерживая гогот, уточнил Мальцев.

– И сборную повезёт играть за океан Сева Бобров, – продолжил, игнорируя смешки Коноваленко.

– Тараса с Аркашей снимут что ли? – Оживился, криво усмехнувшись, Васильев.

– Да, на чемпионате мира в Праге, команду уже будет тренировать Бобров и Пучков, – кивнул голкипер. – А меня ни на Олимпиаду, ни на чемпионат, ни на суперсерию не возьмут. Мне же всего тридцать три, и я своё место в сборной никому не уступлю. Я ещё семь лет спокойно могу в рамке стоять, а может и больше. Шлем у меня новый, щитки новые, защиту на тело скоро новую сделают, технику игры новую осваиваю. И с этим делом я завязал, потому что долго играть хочу. – Коноваленко ткнул в фужер с шампанским и демонстративно отодвинул его от себя.

– Сергеич, с чего ты взял, что с профессионалами играть будем? – Харламов единственный из компании кто серьезно заинтересовался этой темой.

– Вон у него спросите, – вратарь кивнул в мою сторону.

«Вавилонская башня, всемирный потоп и тридцать недобитых спартанцев! Что ж ты Сергеич творишь! – пронеслось в голове. – Ладно, всё равно ничему не поверят, молодые ещё, зелёные».

Компания легенд советского спорта разом уставилась на меня. Я сначала глотнул минералочки и выразительно прокашлялся, как лектор, которому своя эта лекция осточертела.

– Могу, как легендарный Нострадамус предсказать историю развития отечественного хоккея до 1984 года, – я ещё раз задумался говорить или не говорить, но решился ничего не утаивать. – В том году в декабре состоится прощальный хоккейный матч СССР против сборной Европы, и на нём проводят на пенсию тебя, Мальцев, тебя, Васильев, и ещё Владика Третьяка.

– А меня? – Подпрыгнул на стуле Харламов.

– Тебе что, на пенсию в тридцать пять захотелось? – Засмеялся Мальцев. – Ерунда. Будущего никто знать не может.

– Мне тогда будет уже тридцать шесть, – как будто почувствовав что-то нехорошее, пробормотал Валерий Харламов. – Может, я в Испанию уеду доигрывать? А, Иван?

«Сука! Вот что я должен ответить человеку, который после того, как Виктор Васильевич Тихонов не возьмёт его на Кубок Канады в 1981 году, погибнет вместе с женой в жуткой автомобильной аварии?»

– Будущее, Валера, может ещё и измениться. Это я тебе гарантирую, – я грустно улыбнулся. – Знаете, мужики, какое у меня есть предложение? Выигрываем Кубок Канады в 81 году и все одновременно здесь в СССР вешаем коньки на гвоздь и едем доигрывать в Испанию. К тому времени уже разрешат в Кремле на старость лет там, за бугром, немного валюты хоккеистам подзарабатывать.

– Какой кубок выигрываем? Канады? – Вдруг переспросил Васильев, который на том памятном турнире станет капитаном сборной.

– Да, – я почесал затылок. – Организуют такое соревнование по инициативе НХЛ для всех сильнейших игроков планеты в 1976 году. Кстати, обязательно нужно будет первый розыгрыш забрать себе, а Канада перетопчется. Так на чём я остановился?

– На 81-ом году, – поёрзал на месте от нетерпения Харламов.

– Едем доигрывать в Испанию, – я стал загибать пальцы. – Принимаем испанское подданство, далее со сборной Испании пробиваемся на Олимпийские игры 1984 года в Сараево. Есть такой городок в Югославии. И в финальном турнире завоёвываем призовое место. Вот это и будет настоящий прощальный матч для всех для нас.

Что я в этот момент прочитал на лицах ребят? Мальцев – усмешка и недоверие, Харламов – хоть сейчас готов в Испанию, Васильев – по одному целому глазу не разобрать.

– А меня старика вы тоже с собой берёте? – Вдруг невесело спросил Коноваленко. – Мне в 84-ом году будет, – задумался он. – Больше сорока пяти лет.

– Сергеич, – я хлопнул его по плечу, – запомни. В сорок пять – вратарь ягодка опять!

И вся компания согнулась «в три погибели» от смеха. Даже Валера Васильев одним глазом прослезился.

– Ерунда всё, ничего не получится, – отсмеявшись, заявил временно одноглазый динамовский защитник. – Вот смотрите. Центр у нас есть – это Тафгай. Крайки тоже имеются – Харлам и Малец. Батя, допустим, на воротах, если весь песок не рассыплет. А кто в защите пахать будет кроме меня? Кто под шайбу ляжет, я вас хочу спросить?

– Давайте пойдём логическим путём, – предложил я. – Двое игроков из «Торпедо», двое из «Динамо», значит, нужен ещё один из ЦСКА. Защитника Сашу Гусева возьмём, только вы ему пока не говорите, чтобы он раньше времени не обрадовался.

– Годится, – согласился Харламов. – Мы с Сашкой за Чебаркуль ещё успели поиграть, надёжный парень, бросок, что надо, наш человек.

– И Севу Боброва возьмём тренером, – добавил Коноваленко. – Нужно же чтоб кто-нибудь и испанцев научил играть. А то дай волю Тафгаеву он там всех перекалечит, прежде чем они на коньки встанут.

– Хорошая мысль. Предлагаю за это дело выпить минералочки, – я встал из-за стола. – Потому что с этим делом, – я хлопнул себя пальцами по горлу, – мы до 84-го года не доедем. Мне тогда уже будет тридцать восемь и если не режимить, то организм сам развалится к едреней фене. Ну, вздрогнули!

* * *

Вроде и не пил вчера, а такую ахинею наговорил, корил я себя на следующий день, в воскресенье 17 октября, когда мы с Борей Александровым гуляли по московскому ЦУМу. Ничего, пройдёт несколько месяцев, впереди турнир «Приз Известий», Олимпиада в японском Саппоро, в чемпионате тоже свои игры и очки, и весь вчерашний разговор обернётся просто невинной шуткой.

Вот Сергеич только, не на шутку разошёлся, поклялся, что пахать будет до седьмого пота и новый вратарский стиль «Баттерфляй» доведёт до полного совершенства, чтобы завоевать медали на Олимпиаде 1984 года.

Харламов расчувствовался, говорил, что у него в Испании родня богатая, обещал всем получение испанского гражданства организовать без проблем. Вот только сначала все за сборную СССР надо выиграть, а потом уже ехать туда к морю.

Мальцев с Васильевым всё больше посмеивались и ни одному моему слову не поверили. Я бы тоже на их месте не поверил. И вообще нужно жить в настоящем, а будущее держать, как примерный ориентир куда двигаться и развиваться. Ведь далёко не уйдешь, если не смотреть себе под ноги.

– Смотри под ноги! – Я ухватил Александрова за шиворот, который чуть не влетел, в стоящий на постаменте манекен, разглядывая на себе покупку. – Доволен костюмом? Сто пятьдесят рублей как корова языком слизала.

– Вы сами-то себе тоже взяли, чё теперь деньги жалеть? – Хмыкунл юный гений прорыва, указав на меня в новом в сером отдающем синевой костюме, в новом плаще тёмного окраса и шляпе, которую я подобрал специально, чтобы придать своему простоватому лицу немного интеллигентного лоска.

– Бобров сказал, что я в продукции горьковской швейной фабрике позорю команду, – пробубнил я. – А по мне так, сделаешь дырку или посадишь пятно – не жалко, ведь цена старому костюму всего сорок пять рубликов. Ну, надо признать, что в таком виде мне хоть прямо сейчас в ЗАГС, – ухмыльнулся я, разглядывая своё отражение в большом зеркале. – Всё, хорош ширпотребом мозги засорять, пошли на Красную площадь. Володю проведаем – как он там лежит, в каких условиях содержится?

– Какого Володю? – Опешил Александров.

– Ульянова, который Ленин, а то у меня одно ухо уже заложило от нетерпения перед встречей с вождём мирового пролетариата. – Я сунул в ухо палец и попытался, конечно, безрезультатно, заткнуть ненавистный голос в своей «черепной коробке», что требовал немедленного приобщения к творцу Великого октября.

– А может лучше в зоопарк? – Скуксился пока ещё очень юный хоккеист.

– Потом будет тебе и зоопарк, и мороженное, и лимонад с какао, – сказал я, как отрезал. – Тут идти то всего семь минут по улице 25 октября.

По Никольской улице, которую в тридцатые годы переименовали в улицу 25 октября, чтобы потом в девяностые годы снова переименовать в Никольскую, перемещалась огромная толпа народу. Судя по объёмным бумажным свёрткам из магазинов, народ этот был в большинстве своём, как и мы, с разных концов нашей необъятной страны. А кроме суетящихся людей посередине проползали редкие автомобили. Они беспрестанно бибикали, чтобы хоть чуть отогнать прущих под колёса «понаехавших».

– Александров! «Малыш»! – Крикнул я, когда в районе Казанского собора потерял из вида паренька, над которым негласно взял шефство. – Граждане, кто видел точно такого же, как и я, только невысокого роста? – Спросил я, некоторых встречных прохожих вернувшись немного назад.

– Иван! – Выскочил из толпы как из леса, Александров. – Я только газету купил «Советский спорт». Смотрю, а тебя уже нет.

– Предупреждать нужно заранее, – немного обиделся я. – Что сегодня пишет пресса? – Я взял у паренька свежий номер и развернул на странице, где освещали первенство СССР по хоккею с шайбой. Под результатами состоявшихся игр красовалась турнирная таблица чемпионата:

____________________И_____В____Н____П____РАЗНИЦА____ОЧКИ

Торпедо (Г.)__________5_____4____1_____0_____27 – 19______9

Динамо (М.)__________6_____3____2_____1_____27 – 19______8

ЦСКА (М.)____________6_____3____2_____1_____27 – 20______8

Химик (Вск.)__________6_____3____0_____3_____26 – 20______6

Крылья Советов (М.)___4_____2____1_____1_____17 – 15______5

Трактор (Чел.)________4_____1_____2_____1_____14 – 15_____4

Спартак (М.)__________6_____1____2_____3_____18 – 23______4

Локомотив (М.)_______5_____1____0_____4______15 – 22_____2

СКА (Лен.)____________6_____1____0_____5_____18 – 32______2

– Мы на первом месте, – ткнул пальцем в газету довольный до ушей Борис. – И ещё игра в запасе. В следующем туре дома с ленинградским СКА разделаемся и ещё сильнее упрочим лидерство.

– Не говори гоп, – я запнулся на полуслове, так как, перевернув газету на последний разворот, обомлел. – Под моей здоровенной фоткой, где я радовался забитой шайбе стоял обидный заголовок: «Такой хоккей нам не нужен». Автор статьи живописал отдельные эпизоды вчерашнего матча нашего горьковского «Торпедо» с московским «Динамо». Про красивые комбинации и забитые шайбы он не упоминал, зато смаковал драки, возникавшие на льду. Кто кому и куда двинул. Особенно автора озаботило последнее «побоище» между мной, Иваном Тафгаевым, и Валерием Васильевым. В конце заметочки корреспондент задал вопрос всей спортивной общественности: «Не пора ли сказать нет всем хоккейным хулиганам, которые позорят советский спорт?» Автором статьи оказался заслуженный тренер СССР Анатолий Тарасов.

– Вот сука! – Вскрикнул я, перепугав мимо идущих людей и передав газету Боре Александрову. – Ты понимаешь, что это такое?

– Реклама, – улыбнулся парень, – ещё больше зрителей пойдёт на хоккей.

– Молодой ещё, – я от бессилия сжал кулаки. – После такой статьи чиновники из «Спорткомитета» меры принять могут. Штраф какой-нибудь вляпать. А из чего весь сыр-бор? Драка-то была смешная, три удара, один толчок, так, для потехи. С настоящей грубостью нужно бороться, с толчками на борт, с зацепами, которых в игре тьма, с ударами исподтишка. Не к добру статейка.

– Да не берите в голову, – Борис часто переходил в общении со мной с «вы» на «ты» и обратно. – Пойдёмте лучше на Красной площади сфотографируемся. День сегодня какой красивый.

– И к Володе заглянем, – пробубнил задумчиво я, – в мавзолей.