Текст книги "Медицинская шарага (СИ)"
Автор книги: Влад Петров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)
– Ты всегда сидишь в наушниках? – спросила она у него в перерыв.
– Не всегда, – сняв их, ответил он. – Я же должен писать лекции, а чтобы их писать, нужно слушать учителя.
– А когда не нужно, что ты слушаешь?
– С чего такой интерес к моим предпочтениям?
– Просто интересно узнать, почему у тебя лицо такое… – Герда не могла подобрать слова, которые описали бы физиономию, мордоворот этого парня. Лицо было хмурым, задумчивым, словно в голове был вопрос глобального масштаба, но и… мечтательным. Девушке начинало казаться, что у одногруппника больше места занимают мечты и их реализация в голове.
– Ханз Зиммер, Лорн Бэлф, Рамин Джавади, Патрик Доил… мне перечислять дальше? – спросил он.
– Э, – для девушки это был набор имен, не более. – И кто все эти люди?
– Композиторы. Они пишут саундтреки к фильмам, сериалам или играм. Зиммер, например, написал музыку к… – парень скривил губы, нахмурил лоб. Через несколько мгновений раздумья он сказал: – К «Бегущему по лезвию 2049», а еще «Темному рыцарю», там, где Бэйл и Хит, царство ему небесное, Леджер играли. Смотрела?
Герда кивнула.
– Вот, – появилась широкая улыбка, которая показала клыки, – а Рамин написал саундтрек к «Игре престолов» и «Варкрафту». Ты, кстати, смотрела, ну, «Игру»?
– Нет, – Герда сжала губы. – Но Алина смотрела.
Юноша повернулся к аудитории, нашел Алину. Подруга Герды спала, спрятав голову под тетрадью.
– Значит, это из-за них у тебя такой?..
– Миномет? – перебил одногруппник. – Нет, ни разу. Ну, то есть у меня есть пара песен, из-за которых у меня слезы наворачиваются на глаза, а так – это, – парень показал на свое лицо, которое стало более дружелюбным, – мое базовое выражение. Всегда с таким хожу.
– А ты не пробовал улыбаться, или сделать лицо менее равнодушным?
– Это как?
– Не знаю, как тебе объяснить.
– А ты попытайся, Герда.
Вот и завела себя в ловушку, зачем только спросила.
– Равнодушное мое лицо или нет, – не ожидая ответа от Герды, сказал одногруппник, – но я скажу тебе одно… Лучше идти по улицам с меланхолией на лице, чем показать другим, что ты счастлив. Никому не хочется видеть незнакомца, идущего по дороге, счастливым. Его могут принять за придурка.
– Теперь только придурки ходят по улице с улыбкой на лице, хотя бы небольшой.
– Почему же… нет, конечно. Но улыбнись так, как улыбаешься обычно, когда тебе хорошо, и толпа посчитает тебя странным.
– А не все ли равно, что посчитают другие?
– Это твое мнение, Герда. Однако дискутировать на эту тему я не хочу.
– Мы же просто болтаем. Впервые так долго говорим!
– И мне это нравится. Поэтому давай поговорим о другом.
Нет ничего лучше, чем беседа с девушкой. Я не мог оторвать глаз от девушки. Она говорила тихо, чего нельзя было сказать обо мне. Я так давно не говорил с девушками, то есть ни о чем. В голове бурлила кровь, я едва успевал набрать воздуха, говорил, как пулемет, – неразборчиво, бывало в пустоту. Но я не замечал этого.
Герда, словно таран, пробила во мне брешь, из которой моментально вылетело все накопившееся. Меня переполняло желание говорить с ней всю пару, но я знал, что силы иссякнут, а Герду отвлечет кто-то другой, более интересный, живой.
Сегодня было только три пары, и Женя хотел пойти в тренажерный зал. Он надеялся, что Леня пойдет вместе с ним, но тот ответил:
– У меня абонемент закончился, а покупать новый – денег нет.
– И когда пойдешь в следующий раз? – спросил тогда Женя.
– Не знаю. У меня денег-то нет, чтоб купить новый абонемент. Может, через неделю.
Женя глубоко вздохнул, нечего было сказать, придется ходить одному какое-то время. Они надели куртки, и вышли на улицу.
Было тепло. С утра так нельзя было сказать – над городом нависали облака. К началу дня выглядывало солнце, согревая землю. Нерастаявший снег покрывался грязью от выхлопных газов, местами сверкал под солнцем. Студенты медфака стояли около своего корпуса и курили в небольших кучках. Кто-то шел на остановку, которая давно перестала иметь такое название, теперь это курильня, где собирались юноши и девушки. Во дворы редко кто ходил. Во-первых, далеко и не хочется тратить где-то три минуты на ходьбу. Во-вторых, жители чуть ли ни каждый раз кричали, чтобы студенты ушли восвояси. Некоторые студенты, жильцы общежития, шли обратно домой. Их ни с кем нельзя было спутать – они всегда, при любой погоде предпочитали ходить только в халатах. Кому было холодно, тот бежал, кому нет, тот просто шел быстро. Но все знали, эти ребята из общаги.
Женя и Леня вдохнули свежего весеннего воздуха, и пошли в сторону остановки. И дошли бы, если бы не четыре парня, которые прегради путь.
– Позвольте, – сказал Женя, пытаясь пройти мимо них, но те встали плотной стеной.
– Это он? – шепнул кто-то другому.
– Ща погодь, проверю, – сказал другой в спортивных трико и болоньевой куртке. У него были грязные волосы, похоже на сосульки, и зализанные назад. Парень тыкал большим пальцем по экрану смартфона.
Женя и Леня уже хотели пойти дальше, нет у них времени проходить фэйс-контроль от каких-то парней. Но никто не давал им проходу, держали.
– Он это, – сказали волосы-сосульки.
– Ну, очкарик, поговорим по чистоте душевной? – поинтересовался первый в комбинезоне и обтягивающей шапке, из-за которой голова казалась маленькой.
Очкарик… Пришла беда, когда не ожидали, понял Женя.
– Женек, – сказал сквозь зубы Леня, он тянул друга за рукав, чтобы тот отступил. Рядом никого из знакомых нет, нельзя доходить до драки.
– Чего вам, и кто вы? – спросил Женя вместо того, чтобы начать отходить.
Юноша не чувствовал страха перед незнакомой компанией. Они выглядели как деревенщины, которые только что зашли в спортивный магазин. Одеты, как спортсмены, но это не так. Один, тот, который захотел поговорить, был сутулый коротышка с короткими черными волосами. Второй – с длинными волосами-сосульками, словно он только что подставил голову под воду, и вот результат. У третьего и четвертого были покрасневшие лица. У того, что выше из всей компании, третьего, шли сопли; у четвертого, примерно ростом с Леню, торчал складной нож из переднего кармана трико.
– Мы друзья Петра, – ответил коротыш, – помнишь такого, с тобой еще учился, а ты у него девчонку забрал. Помнишь?
Этот Петр мастер пересказывать историю на свой лад. Не было такого, Пелагея никогда не была его девушкой! Учился он, ага, приходил и думал, как бы членом войти в какую-нибудь девчонку.
– Помню, что он приставал к ней, – ответил Женя, скрестив руки на груди.
– Так вот, пацан, – сутулый выпрямил спину с характерным хрустом в позвоночнике, – я, смотрю, ты видный кадр – хороший. Ты прости нас за угрозу в СМС, резко накинулись, признаем.
Женя не понимал, что происходит. Если парень хочет извиниться, то зачем пришел еще с трюма людьми?
– Петр говорит, что ты дрался не по-честному. Расскажи, что в твоем понятии честность.
Вот она стратегия – вызвать у противника совесть, чтобы тот чувствовал себя неправым, а там до морального унижения недалеко будет. Не дождутся.
– Я устану говорить, – сказал Женя. – Но я знаю одно, то, как поступил Петр с девушкой, ныне моей, не то что честно, но и аморально. Думаю, он получил за дело.
– Хочешь сказать, ты был правым, то есть честным по всем понятиям? – сутулый поднял бровь.
– Что тебе сказал Петр? Вернее, сказал вам всем.
– Ты избил его из-за девушки. Он хотел предложить ей встречаться, чтоб было из-за кого вернуться. Ждать дембеля. А ты взял и отмудохал его, сказал, что она твоя, а не его.
Ох, Петр, рассказчик хуев…
– Так, что, из-за этого пришли? Поверили своему Петру, а теперь пришли толпой мстить за него?
– А ты бы не дрался за своего другана?
Видать, сутулый рос на улице с дворовыми собаками и лишайными кошаками. «Брат за брата» принцип, а в голове пусто.
– Хочешь драться? – сжимая руки в кулаки, спросил Женя. – Давай. Но один на один, Кости по понятиям живешь.
– Так, бля, никто драться не будет, – вмешался Леня.
– Ты, сука, не видишь, – толкнул Леню третий. – Тут взрослые разбираются. Свалил отсюда.
Живот заболел, к горлу подступала желчь. Леня не оставит Женька наедине со сворой Петра. Останется, за компанию получит несколько ударов кулаком и разобьет лицу четырем дуракам.
– Угомони своего другана, – сказал Женя. – Мы все равно не будем драться.
– Ссышь? – усмехнулся сутулый.
– Да-да, ссу. Ссу попасть под надзор декана, а то и сразу – получить свои документы и быть исключенным из шараги.
– А может щас, а? Давай! За Петра и всех остальных тебе лично очки сломаю и очко порву! Ну, давай! Или ты при своей шкуре только храбрый?!
Костя и Руслан перехватили меня сразу после пары. Они хотели взять меня в кальян-бар, поболтать. Вместе с нами, рядом шел Марк. Все мысли о том, чтобы покурить, исчезли, когда мы увидели стычку около колледжа. Студенты прибавляли шаг, когда проходили мимо. Другие, те, что только вышли из здания медфака, внимательно наблюдали за тем, как двое студентов противостоят четырем отморозкам в спортивных костюмах.
Костя побежал к стычке, оттолкнул сутулого от Жени. Он не знал, из-за чего все началось, но Костя понимал одно – его одногруппников, друзей, хотят избить те, кто, по-видимому, и не учится здесь. Им нечего бояться, а вот Льву и Жене нет.
– Разошлись на хрен, – прорычал Костя. – Если и драться, то на равных. Что, очко сжалось, не такие храбрые теперь?!
– А ты, кто такой?! – заревел сутулый коротышка. – Сучка его? – он кивнул на Женю.
– Вякнешь еще хоть слово, и ты пойдешь с вывихнутой рукой туда, где тебя ждут.
– Ну, попробуй!.. Сучара!
Костя мог втоптать этого сутулого пацана в асфальт, повод был. Но тут Женя встал между ними.
– Вот сейчас не хватало побоище устроить на глазах у всего колледжа!
Костя отошел в сторону, показывая, что согласен с Женей.
– А вы, – Женя обратился к сутулому. – Хотите устроить реванш от лица Петра? Хорошо. Давайте. Но не сейчас, не в этом месяце.
– Очкуешь? Думаешь, успеешь нарастить мышцы на своих ручонка? – хохотнул сутулый.
– Нет, просто хочу с некоторыми отработками разобраться. У меня нет времени ходить на стрелки днем и вечером. Кулаками помериться можно и тогда, когда снег растает.
– Мне-то вообще до пизды, когда. – Сутулый замолчал, а через пару секунд добавил: – Тебе все равно хана. А за компанию и твоим друзьям. Я глубоко сожалею, что оскорбил тебя, пацан, – он смотрел на Костю, который выдвинул подбородок вперед.
– Так что, вы уйдете? – спросил Женя.
– Да. Но нам не помешает быть уверенными друг в друге.
– Я только за, – процедил сквозь зубы Женя.
– Тогда ты говоришь время, а я место.
– Денек спонтанно выберешь?
– Я даю тебе полную свободу выбора. Мне все равно, когда и во сколько ты получишь пизды.
Стоило бы продолжить разборки, закончить их сразу здесь и сейчас, без всякого галдежа. Если Петр вернется, он ответит перед Женей еще раз, но это при условии, что петух вернется в шарагу. Перебив желание сломать позвоночник коротышке, он сказал:
– В конце апреля, чтобы на Майских смогли все отойти. В шесть часов вечера.
– Мототриал, – назвал место сутулый. – Знаешь, где это?
– Догадываюсь.
– Вот и славно. Пацаны, погнали отсюда, а то из-за такого белых халатов бельмо в глаза лезет.
Друзья Петра прошли мимо собравшихся, старшекурсников, студентов-таджиков, молодых курильщиков, девушек.
Я не был удивлен, этого можно было ожидать. Петр мог оставить послание мстить за него, в таком случае, если мои одногруппники победят, он передумает возвращаться именно в колледж.
Пелагея протиснулась между мной и Марком.
– Все войны из-за женщин, – промолвил Марк.
– Сейчас модно бить друг друга по глупости, – сказал я. – Стрелку, что ли, назначили?
– Ага, – ухмыльнулся Марк. – Готовься, в первых рядах будешь мудохать вон тех идиотов!
– А ты что, отлынивать будешь?
– Да я вообще не боец.
– Тогда я не студент. Уверен, Руслан и Костя сейчас бы разбросали всю четверку.
– И исключили бы по правилам шараги.
– Верно. – А я не хотел бы, чтобы Костя и Руслан были выкинуты отсюда.
И я сам не был готов драться снова.
Женя смотрел вслед четверке. Он был доволен, что Пелагея ничего не видела. Стоило повернуться к друзьям, как он оказался в объятиях своей девушки.
– Что здесь произошло? – спросила она.
– Да фигня полная, – махнул рукой Женя. Он посмотрел на Леню, тот, одним своим ясным взглядом, давал понять, что нужно признаться. Женя и сам это прекрасно понимал, лучше рассказать, чтобы потом Пелагея не ужасалась его избитому лицу. Он обнял ее крепче, чтобы она не отстранилась от него после услышанного, начал:
– Пелагея, – сказал он тихо, – здесь были друзья Петра. Они…
– Ничего не говори, – перебила его Пелагея, – я ничего не хочу про это слушать. Пожалуйста, скажи, что не пойдешь никуда никого бить.
– Думаешь, не справлюсь?
– Ничего не думаю, я просто хочу видеть тебя целым. Вот и все. А эти уроды пусть ищут другого мальчика для битья.
– Ты не понимаешь. Они считают, что я тебя отбил у Петра, думают, будто это я козел и подлец, а не их друг.
– И поэтому надо набить им лица?! – взревела Пелагея. – Вспомни, что было в прошлый раз, я не хочу, чтобы тебя забили до смерти эти люди.
Лицо Пелагеи залилось слезами, но бояться было нечего. Драку можно было избежать, не приходя на нее. Дело в то…
– Пообещай мне, – сказала Пелагея, – что не пойдешь никуда драться. Ни за меня, ни за себя, ни за что вообще.
– Обещаю.
Женя не мог понять, честен ли он сейчас перед своей девушкой, или лжет ей во благо. В этот момент середины не было, либо он пойдет, либо нет. Время и место назначено, остался только один вопрос, который оставался в голове Жени весь оставшийся день: кто пойдет со мной на стрелку?
========== Глава 12 ==========
Леня сделал затяжку из вейпа. Оставалось семь минут от перерыва, и Леня вместе с несколькими парнями из курса фельдшеров пошел за угол колледжа. Человек десять стояли около входа в подвал, где проводился урок английского языка. Леня наблюдал, как вода течет по дороге, стекает по водосточной трубе с крыши. Все давно сменили тяжелые, зимние куртки на тонкие, кожаные. У Лени не было кожанки, она теснила в движениях. Юноша хотел успокоиться, расслабиться, чтобы пережить еще одну пару по микробиологии. Вейп не помогал, только зря пропитывал одежду своим сладковатым запахом.
Леня не мог забыть тот день, когда пришли друзья Петра. Он боялся в тот момент. После того дня он сделал около трех затяжек (Максимальное количество в день – две сигареты), но это не помогало. Все чаще Леня замечал, что начинает кашлять. На парах, на практике, просто на улице, когда в легкие попадал свежий весенний воздух. Но он не хотел с этим завязывать, иногда сигареты помогали. Иногда он был не прочь побаловаться, – делал дорожку из табака в мужском туалете и нюхал. Он никому этого не говорил, делал все тайком.
Сейчас ему хотелось лишь одного, – еще раз нюхнуть табак.
– Эй, мне-то оставь, – сказал Марк, забирая вейп.
Леня отдал вейп, вытащил сигарету.
– Делать нечего? – спросил Женя, стоя рядом с другом.
Леня проигнорировал его, щелкнул зажигалкой и затянулся. Выпуская бледный дым в небо, он сказал:
– Я не могу больше сидеть здесь. Но надо. А ты решил, что будешь делать с друзьями Петра?
– Нет, – помотал головой Женя. – У меня осталась неделя.
– Черт, – Леня затянулся, выдохнул дым через нос и продолжил: – Вроде вчера пришли в эту шарагу, а уже апрель заканчивается. Щас май, затем июнь со своими сраными экзаменами и практикой в больничке, и все! Два месяца отдыха от учебы.
– Работать пойдешь? – влился в разговор Костя.
– Придется, – кивнул Леня. – Тем более я получу права ближе к июлю, а потом можно и курьером или таксистом.
– Не, Леня, – усмехнулся Руслик, – ты не станешь таксистом.
– Это почему?
– Таксисты должны затирать о жизни всю поездку, а ты не способен на это.
– Делать мне нечего, как с пассажирами болтать. Но меня это не пугает, – Леня затянулся еще раз, сигарета почти закончилась. – Единственное, что пугает меня в работе таксиста… облеванный пассажиром салон машины!
– Будешь помогать промывать желудок, – усмехнулся Костя. – Как раз на практике будем учиться это делать.
– Слышь, Женя, ты че такой серьезный? – спросил Руслан.
Женя сидел на ступенях в подвал, слушал своих друзей, дышал этим горьким смогом. Время подходила к концу, скоро стрелка. Женя все чаще начинал чувствовать застоявшуюся желчь в пищеводе, боль травмированной ноге. Потеря чувствительности, конечно, не пропадала, и это пугало. Он не обойдет драку стороной, не может этого сделать. А как начнется бой, и нога отключится, что дальше? Если в драке с Павлом один на один, шанс проиграть был из-за ноги, то и сейчас это не стоит исключать. Он проиграет, такая мысль возникала каждый вечер, каждое мгновение, когда он сидел в колледже.
Мысль о стрелке разгорелась с приходом нового дня и разговора Кости по поводу этого.
Они сидели в столовой во время большой перемены, обедали.
– Ты же не станешь идти туда? – спросил Костя, вернее, сказал, будто просил Женю сделать ему одолжение.
– Я бы не пошел, но должен, – сказал Женя.
– А Пелагея? – Костя уже был в отношениях с Миланой и прикидывал себя на месте Жени, думал, как бы он поступил. Он бы на месте снес с ног обидчика, выбил из него все мысли вперемешку с кровью.
– Я сказал ей, что это случайно, меня спутали с кем-то.
– И она поверила? – Костя принял это за шутку.
Женя слабо кивнул.
– Чтоб тебя… ты понимаешь, что ты натворил?!
– Что я натворил? – не понял Женя.
– Хорошие отношения – это, в первую очередь, доверие, честность. Ты должен был знать это. А теперь, когда тебе угрожают какие-то сволочи, ты решаешь об этом молчать со своей девушкой. Не надо так.
– А как надо было? Признаться на месте?
– Да и сейчас не поздно, если подумать. Тебе нужно сказать правду, иначе, когда придет время, и истина всплывет сама собой, ты ничего не исправишь. Ты потеряешь ее, Женька.
– А если я расскажу правду, то ничего не будет?!
– Будет, но это вряд ли станет разлукой.
Женя молчал, он не знал, что сказать. Всегда думал, что подобные проблемы будут обходить его, словно вода камень.
– Женек, – прервал тишину Костя, – что ты намерен делать, когда придешь на встречу с ними?
Лицо Жени побледнело, он не мог смотреть в лицо Коле.
– Скорее всего, пойду один, – ответил Женя, – прихвачу чего потяжелее, может, прокатит. У меня еще собака есть – гибрид волка и овчарки.
– Пфф… Тобi пизда, ты понимаешь это? Ты против четверых, если не пятерых или десятерых, с одной какой-то бандурой и собакой. Если тебе все равно на себя, то пса пожалей.
– Не веришь, что я справлюсь?
– Справишься ты только в том случае, если в живых останешься. А так, – тебе конец. И я не преувеличиваю. Я знаю, на что способны такие сволочи, как они. Таких бы в армейку в качестве рабочей силы запрячь и отправить сортиры вылизывать. А здесь не так, тут – срали они, что да как. Им бы набить морду, а повод, к счастью, у них есть. Поэтому, – Костя приблизился к Жене, – не иди туда один.
– Значит, ты предлагаешь бросить все, сидеть на жопе ровно?
– Не совсем. Я предлагаю тебе свою помощь.
На том и сошлись…
– Не очкуй, Женьдос, – похлопал того Руслик. – Мы же будем рядом с тобой. Страху нагоним на всю их свору!
Костя сказал, что все парни будут стоять горой за Женю, если он пойдет драться. Не мешкая, Леня тут же согласился. Алексей просто кивнул в знак того, что будет биться. Костя и Руслик… если сказать, что они идут на стрелку, значит не сказать ничего. Через день о проблеме Жени, которая стала общей в компании парней группы, стало известно и другим юношам из параллельных групп. Парни из групп «ФЕ» и «ФД» состояли в основном из тех, кто отслужил в армии (ко второму семестру парней стало гораздо больше на курсе фельдшеров). Костя и Руслан поговорили с ними, те согласились, но не все. Многие отказались по простой причине: с чего вдруг драться за того, кого толком не знают. Голова у всех на плечах, просто многим захотелось об этом забыть. Так и появилась небольшая компания людей, которые собрались идти бить морды другой компании таких же людей.
Я часто сидел впереди аудитории. Сидя в конце, голос преподавателя смешивался с хихиканьем, разговорами одногруппников. Впереди я получал знания, сзади – новости. Так получилось, что в тот момент, когда Костя уверял Женю, что за ним пойдут многие, я сидел рядом. Интересным было то, что Женя верил Косте, – что именно за ним пойдут парни из других групп. Не пошли бы, если бы Костя не завел об этом разговор. Никто, кроме Лени и Лёши, не дрался бы за Женю. А причина была та же, какой придерживались те, кто не собирался на стрелку. И я в том числе.
Я слушал разговоры о стрелке, и дня не проходило, чтобы об этом не понимали вопрос.
Очередной разговор состоялся во время практики, тогда, когда мы писали заключительную работу по патологии, чтобы получить доступ к экзамену. Я знал, что справлюсь, потому что мне везло сдавать работы на балл выше прежнего, на «4». Нам всем казалось, что работы становились легче одна за одной. А может, мы, сами того не замечая, взялись за ум. Однако я так не считал. Мы учились, как в первом семестре, не хорошо и не плохо. Средне.
Костя подсел к Жене и спросил:
– Я тут подсчитал, получилось, что за твоей спиной будет… семь человек.
Семь. Это мало, очень мало. Преимуществом можно лишь считать то, что Костя, Руслан и еще два парня – служивые. Но семь… а если друзей Петра будет больше?
– Сойдет, – сказал Женя. – Нам бы еще по-быстрому там разобраться. Мы будем драться на открытом пространстве, а там, глядишь, и ментов могут вызвать кто-то со стороны.
– Нам это будет на руку, – сказал Костя. – Если повезет, то в полицейскую тачку закинут тех дебилов, а не нас. Сбежим с поля боя по-быстрому. Ты лучше скажи, как драться будем? Стенка на стенку?
– Это очевидно. Но нам стоит брать врасплох.
– Что ты хочешь сделать?
– Камни. Нас восемь человек, так? Значит, встанем в два ряда. Второй ряд будет прикрывать нас. Как начнется представление – первые пригнутся, а вторые кинут по камню.
– Ха-ха… ну и стратегия. Прям в войнушку с тобой только играй!
Да, поиграть в войну было бы неплохо, вспомнить, заставить детству заиграть в жопе снова. Как сейчас помню, во дворе собирались, бежали в деревянный городок, где никто не играл, кроме нас. У меня PM-40, у других М-16 или какая другая пушка. И играли каждый день, в любое время погоды. Пока одну мальчику пулькой в глаз не зарядили. Ох и орал же он тогда.
Сейчас я представлял, как в заключительный день апреля, недалеко от торгового центра «Каскад» будут орать одногруппники и друзья Петра.
Мысли по этому поводу, что кого-то могут отправить в больницу сразу после драки, не уходила из головы, мешала думать над тестом. Это был зачет по патологии.
«Виды смертей: естественная, насильственная, вызванная болезнями…»
Парта вибрировала, и я вместе с ней. Щекочущая волна вибрации ползла по ногам, мешала концентрироваться.
– Прекрати, – сказал я Васе. У него часто, если не всегда, дрожала нога. Если не одна, то две. Стучал по полу толстой подошвой ботинок, склонялся над пустым листом, держал перьевую ручку, которой махал перед каждым студентом-фельдшером. Однажды он спросил, почему мне не нужна такая, ведь писатели пишут такими ручками, я сказал ему:
– А смысл тогда тебе иметь такую?
Наверное, никто не видел меня таким, как Виталя. Только он получал хорошую порцию моей агрессии, которую я коплю, как ребенок монеты, чтоб купить игрушку. И вот наступает момент, я освобождаюсь от накопленного, чувствую, что мне хорошо, и неважно, как себя будет чувствовать человек, который попал в диапазон моей злости. Иногда мне было стыдно, а иногда человеком, который принимал мою озлобленность, был Васей.
– Не могу, – ответил Виталя, теперь стуча ручкой по бумаге, – ничего не знаю. А когда не знаю, – всегда ноги дрожат.
Как ты, Жир, вообще остаешься в состоянии покоя, если тебя должно трясти каждый раз, когда ты заходишь в колледж?
– Если не перестанешь трястись, – сказал я сквозь зубы, – я тебе ноги отрежу без применения анестезии. Понял, что нужно делать?
Виталя молчал, а нога перестала создавать вибрацию.
Дальше, нужно писать дальше, пока есть время…
«Опухоль – патологический процесс, в основе которого лежит безграничное и нерегулируемое размножение клеток, не достигающих зрелости и дифференцировки. Имеет два вида роста: экспансивный и инфильтрирующий;
Воспаление – защитно-приспособительная реакция организма на действие патогенного раздражителя, направленного на ограничение повреждающего фактора, и его разрушение, а также на удаление нежизнеспособных тканей. Этиология: экзогенные причины и эндогенные. Клиника: местные, т.е. отек, гиперемия, жар, боль, и нарушения функций органов; общие, т.е. общее недомогание, слабость, лихорадка, ускорение СОЭ, лейкоцитоз…»
Не так уж и трудно, думал я, глядя на работу. Тесты уже давали мне «4» (вопрос и ответ по логике подходили, и, читая лекции, по ходу запоминались слова, и к какой теме они относятся).
Леня приходил каждую неделю на отработки, и только за пару недель до этого зачета завершил свои походы после сюда после пар. Патология давалась ему легче, чем анатомия, но он чувствовал, что еще пожалеет о том, что не брался за ум на первом курсе. Во втором будет хирургия, терапия, педиатрия, функциональная диагностика, и все то, что Леня изучал сейчас, покажется ему такой ерундой.
Дописал последнее предложения об абсцессах и пошел сдавать работу.
Он ждал анатомичку в коридоре. Когда она вышла, он спросил о результатах. Учительница сказала:
– Я очень удивлена. Ты сдал на «5». Говорила же тебе, что можешь.
Леня не впервые получал такую оценку в колледже, однако, по патологии в первый раз. Он поблагодарил учительницу, но напоследок она предупредила:
– Не зазнавайся, Леня, это только одна работа. Посмотрим, как ты справишься на экзамене.
Леню это заботило в последнюю очередь. Его интересовало, что будет в конце апреля, когда он пойдет на стрелку. Мысли о надвигающейся стычке прервала Герда, которая позвала Леню на прогулку вечером.
Женя встретился с Пелагеей после практики, она не ходила на зачет. Нужно было признаться, Костя дело говорит.
Пелагея предлагала зайти в пекарню, посидеть там, поесть. Но Жене не хотелось есть, одна мысль о еде вызывала отвращение. Ему надо признаваться, что врал в тот день, а не уплетать еду за обе щеки.
Он смотрел на Пелагею, не мог найти сил для признания. А что, если Костя не прав? Что если Пелагея все равно его бросит? Соврал в этот раз, почему не сможет во второй, когда, например, посмотрит на какую-нибудь девчонку в топике на набережной? Глянет, а соврет. Так считал Женя, думая о Пелагее, будто знал ее хорошо, что мог читать ее мысли.
Они шли по мосту на залив. Клаксоны шумят, двигатели ревут, колеса жгут резину. В голове путаница. Больше всего Женя боялся, что после признания Пелагея попробует сбросить его с моста. Разумеется, он навязывал все это, тем самым говорил себе, что он не должен признаваться. Придет время, и Пелагея сама узнает, когда Женя придет в шарагу со ссадинами и синяками на лице.
Женя уперся о парапет. Надо, нужно. Обязательно, если он ее любит.
– Все хорошо? – спросила Пелагея. – Снова нога?
– Нет, все нормально, – ответил Женя. – Просто сердце немного щемит, дышать больно.
– Задержи дыхание – пройдет. У меня самой такое иногда случается, когда я волнуюсь, например.
Задержал дыхание на пятнадцать секунд – помогло. Женя и Пелагея спустились по склону, пошли вдоль дороги, пока не оказались рядом с Дворцом детского творчества. Женя заметил поле, где вскоре произойдет стрелка.
– О чем задумался? – ласково спросила Пелагея.
– Да так, ни о чем, – ответил Женя. Признаться, сказать правду. – Я хочу кое-что сказать. И… для меня это очень важно.
– Говори, я готова.
Женя косо посмотрел на девушку, она улыбалась, думая, что он хочет сказать ей что-то хорошее, банальное. Она даже не догадывалась, какая суматоха творилась в голове парня.
Признаться, вперед, не бояться!
– Я… люблю тебя, Пелагея. – Женя приблизился к ней, обнял. – Я не часто такое говорю тебе, подумал, что… раз в неделю было бы неплохо.
– Не оправдывайся, – сказала она, неужели она понимает, что он врет?
– В каком смысле? – по спине побежали мурашки, руки пробил озноб.
– Мне хватает твоей любви, Женя. Мне самой есть, что сказать. Я должна уехать на время праздников. И… я бы хотела остаться, но родители настояли на том, чтобы я приехала. Прости, что говорю это накануне, но все не могла найти момент. Сам понимаешь, я не люблю говорить на виду у всей группы.
Боже, это лучший момент за весь день!..
– Нет-нет, что ты, – Женя улыбнулся Пелагее, взял ее за плечи и поцеловал. – Родители – это святое. Если они хотят тебя видеть, то пусть. – Он замолчал, но сразу же прикинул возможный исход стрелки, на которую теперь точно пойдет, и спросил: – А на какое время? Только на первые три дня мая?
– Нет. Я вернусь только девятого. Конечно, будет трудно отчитываться перед Воробьевой, но, если Виталий смог уехать в Москву чуть ли не на месяц, то и я могу на праздники.
– Хорошо, я рад за тебя. Так, э, мы пойдем в центр, или ты хотела бы перекусить в «Каскаде»?
– Ты же не хотел есть, – усмехнулась Пелагея.
– Голод – не предсказуемая вещь. Ты можешь не есть весь день, а можешь жрать весь день, – и все равно чувствовать голод.
Студенты поднялись наверх, к «Каскаду» со стороны парковки. Женя не стал ничего говорить, а слова Кости, его предостережение просто исчезло из головы.
Леня сидел на качелях в каком-то дворе, в окружении пятиэтажных домов. День удлинялся, поэтому на улице еще было светло. Герда раскачивалась на качелях, ее волосы были собраны в свободный хвост, зависали в воздухе с каждым новым толчков вперед.
Герда давно не качалась на качелях, ей казалось, что она переросла их в буквальном смысле, – что она не уместится в них. Девушка остановилась, посмотрела на понурого Леню.
– Что такой грустный, Леня? – спросила она.
– Да так, – промолвил он. – Почему мы пришли сюда?
– А… а что не так-то? – Герда осмотрелась. Ничего особенного. Двор – как двор, – опустевший в такое время суток, грязный от слякоти и просто всякими отходами, которыми люди щедро разбрасывались после использования.
– Это двор Яны.
– Да ладно, серьезно, что ли?
Леня кивнул.
Герда понимала, что ему было неприятно находиться здесь. Мало ли, вдруг Яна пройдет мимо, а рядом с ней какой-нибудь симпатичный мальчик, которому Леня захочет набить лицо. Кулаки Лёни чесались уже давно, она знала о стрелке, но не стала препятствовать. Это не ее дело, и она не хотела ввязываться в него. Однако переживания за Лени всплывали каждый раз, когда в колледже обсуждали стрелку. Сейчас еще не хватало стенка на стенку биться, как почти два десятка лет назад. Или чуть больше, плюс-минус.