Текст книги "Медицинская шарага (СИ)"

Автор книги: Влад Петров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

Я смотрел на возлюбленных, и их ненавидел (в какой-то степени), смотрел на одинокого Леню, запутавшегося в себе. Даже не знаю, стоит ли сопереживать чуваку, который пришел в кабинет с опухшей щекой. Леня молчал все оставшееся время, а когда Женя спросил его, что произошло, Леня только ответил:

– Любовь, блять.

***

Мне кажется, время обращено против меня – оно течет слишком быстро, и я несусь по его бурному течению. Хватаюсь за камни под названием «жизнь», но срываюсь и несусь дальше. В конце водопад – а у его основания заточенные водой камни.

Я несусь по ледяной воде и вижу, как любопытные глаза смотрят на меня с берега. Их равнодушие чувствуется даже на расстоянии.

Водя несет меня к самому краю. Если я выживу после падения, то сто пудов заболею воспалением легких.

Падаю…

Просыпаюсь.

Опять сухость во рту. Бесит. Нащупал в темноте бутылку вишневой газировки, отхлебнул пару глотков. Вот и сон пропал. Если я и засну через час-другой, то ничего страшного – на практику все равно идти ближе к полудню.

Что там? Ночная переписка одногруппников идет полным ходом. Помню, так же велись разговоры в школе. Я не писал там ни разу, мне нравилось смотреть со стороны, читать срач между одноклассниками. Порой спрашиваешь себя, ради чего ты вообще живешь, существуешь? Одна из причин: срач между знакомыми. Ругань между родителями не считается. Это паршиво, когда они ругаются, хоть это обычное дело в любой семье, только иногда взрослые люди не видят предела, из-за чего страдают сами дети. Но вот одноклассники, одногруппники, любой срач между какими-то людьми, которых я знал, но не связан кровью, был для меня, как развлекательное шоу. Повезет, если ты будешь читать все сразу, а не под утро, когда все обиды забыты, и все оскорбления воспринимаешь, как дурацкую шутку.

Открыл коробку с флаерами. Пробежался по фотографиям.

И что-то меня нашло такое… Меня одновременно возбуждало от самих воспоминаний, бросало в дрожь от всего остального. Глядишь и понимаешь, сколько ты пережил, за сколько камней ухватился, что два года старшей школы казались вечностью. Наши пути разошлись, общая история стала историей, байкой, которой можно было поделиться, надравшись перед костром в кругу новых друзей.

Почему-то я вспомнил фильм «Хорошо быть тихоней» с Логаном Лерманом, Эзрой Миллером и Эммой Уотсон в главных ролях. Самый любимый момент, когда они играли в «Тайный Санта». Сэм, Эмма Уотсон, повела Чарли, Логана Лермана, в комнату, показала ему печатную машинку. «Напиши про нас», – сказала тогда Сэм. И, не знаю сам, почему, но эти слова впились в мозг между извилинами. И каждый раз эти слова слышались в ушах, но не нежным голосом дублерши, которая озвучила Эмму, а ее голосом, голосом давнего друга.

И вот я слышал его вновь, сам воспроизвел в голове, чтобы придать себе сил сесть за стол и включить диктофон.

– М. О., – начал я шепотом, – я бы хотел, чтобы ты слышала это, потому что… наша история не может оставаться в тени. Люди знают о ней, но не знают ее кульминацию. Вернее, они не знают, как все пришло к этому… И я не могу таить в себе прошлое, оно меня разрывает. Если бы я говорил с тобой по-настоящему, а не представлял себя агентом Купером, то поговорил бы с тобой насчет этого. Мне просто страшно ворошить прошлое между нами. Я не боюсь вспоминать то прошлое, но… – грудь сдавливал невидимый пресс, или это я так уселся, что кошу под вопросительный знал. – Я чувствую, как теряю хватку, перестаю верить в себя. Одногруппники… нейтралитет к ним… Мне нужны люди, просто чувство поддержки, которое необходимо многим. Одиноким я не продержусь долго, и я хочу, чтобы меня слушали. Если наша судьба – это быть воспоминаниями на фотографиях и в памяти, – то я хочу все исправить. И… я даже не знаю, банально ли это?.. Кто-то вообще так делал?.. Ну, то есть писал о прошлом, но не ради известности и рассказать о себе, – чтобы вернуться в то прошлое, хорошее и плохое. Поэтому я готов. Морально готов к пути, который намерен преодолеть. Насчет все остального, что мне необходимо, я все подготовлю. На это не уйдет много времени. Конец записи, и спокойной ночи, О.

И все началось не с нас. Все началось в один августовский вечер…

И однажды воспоминания вспыхнут, как самая яркая звезда в космосе. Плохое и хорошее – всплывут разом, унесут далеко из настоящего назад, на несколько лет.

========== Глава 17 ==========

Женя был в ступоре. Медсестра, под чье крыло встал студент, говорила вводить иглу в вену седого мужчины. Пациент тоже пытался достучаться до Жени, но тот не слушал. Хотелось спать, переждать.

– Кости, парень, – говорил мужчина. – Что за студенты пошли, блять!

– Так, – отрезала медсестра, – не выражайтесь мне тут. Евгений Олегович, прошу, поставьте уже это капельницу! Слышите меня, нет?!

Женя похлопал глазами, вернулся в реальность, на учебную практику в «Больнице скорой медицинской помощи».

Шел предпоследний день учебной практики, а там рукой подать до экзаменов. Вернее, экзамена – все предметы: патология, гигиена, микробиология, генетика, фармакология будут в одном едином тесте. Еще в самом начале учебного года студентов-фельдшеров ввели в курс дела насчет этого. Казалось, что может быть хуже ЕГЭ?.. Да все может быть хуже! Лучше заново ЕГЭ писать, чем пять предметов разом! А дальше будет анатомия (устно).

Но студенты группы «Леч Д» жили и не тужили. Получали удовольствие от последних дней практики в больнице. Это было хорошее время, время, когда можно было применить знания на деле. Но вот интересная шутка – пригодилось только сестринское дело (и немного фармакологии).

– Да, да, – растерянно произнес Женя. Он посмотрел на вздувшиеся вены на дряблой руке пациента. Надавил на самое видное место, сказал: – Сюда, думаю, будет хорошо.

– Правильно думаешь, – строго сказала медсестра. – Кости!

Ввел, как учился на фантоме, – под нужным углом, проверил – попал ли в вену вообще. Темно-красная, вишневая, как говорили в колледже, кровь затека в канюлю. Попал. Отстегнул резиновый жгут на руке.

– Вот, – одобрительно кивнула медсестра Жене и повернулась к седому пациенту. – Когда заметите, что капельница закончилась, нажмите на вот это кнопку. А вы, Евгений, глядите, – когда загорится зеленая лампочка над дверью в палату, идите сюда.

Женя кивнул.

Леня вез старую пациентку по коридору. Страху страдала ожирением, таким, при котором она доберется до нужного кабинета только к обеду. Для Лени было везением, что он получил задание. Они вместе с Женей были в одном отделении, практиковались там, но через пару дней все стало однообразным, скучным. Леня не мог понять, как сестры не съехали от такой карусели. Приходишь, заряжаешь системы, снимаешь системы, когда те закончатся, и так по кругу. Поэтому Леня и Женя хватались за любую возможность выбраться из отделения.

Подъехав к кабинету окулиста, Леня помог подняться пациентке. Она крепко хваталась за Леню, бубнила что-то, мол, сейчас молодой фельдшер сломается. Не сломаюсь, думал Леня, а вот каталка может.

С пациентами было запрещено болтать, спрашивать у них о жизни, профессии и прочем. Зато сами больные с интересом слушали студентов. Леня был не многословен с ними, скажет, что учится на фельдшера четыре года, и все. Бывало спрашивали, откуда он, на что Леня отвечал:

– Здешний.

Леня завел бабушку в кабинет. Окулист сказала:

– Выйдите, подождите здесь, если вас не ждут в вашем отделении.

В отделении находится Женя, поэтому Леня может и подождать. В этом была прелесть водить пациентов по врачам – отводишь и ждешь их, отдыхаешь.

Тут по коридору прошла Герда.

Леня догнал ее, взял за запястье.

– Здороваться не учили? – улыбнулся Леня.

– И тебе доброго, – сказала Герда. – Что, пациента по врачам водишь?

– Это лучше, чем следить за капельницами в палатах. А сама, куда путь держишь?

– Историю болезни нужно забрать, пациент забыл ее. – Герда замолчала, а через секунду спросила шепотом: – Как он там?

– Женя? Да вот, не дает войти в клуб «Разбитых сердец».

– Без шуток, – сказала серьезно Герда.

Леня поставил руки на пояс.

– Хрен его знает, что там, – сказал Леня. – Лучше не ворошить подобное – больнее только будет. Ты бы лучше подумала о своей личной жизни, – улыбнулся Леня.

– Успеется, – усмехнулась Герда. – Но все равно… грустно все это.

– Так-то да, но это пройдет. Я ж отошел от Яны.

Герда видела, что Леня врет, он все еще думает о той девушке, которая дала ему пощечину при их последней встрече. Глупый. И ведь не забудет ее ни за что. Насчет Жени она не знала, они мало болтали. Женя сам по себе реже начал говорить с одногруппниками.

– Хотела бы верить, – сказала Герда.

– Че, не веришь, да? – нахмурился Леня. – Вон, смотри, какой я счастливый! Не видно по мне, что я хорошо себя чувствую?!

– Не выпендривайся, – улыбнулась Герда. – И хватит меня задерживать. Я уже должна была взять историю и возвращаться в свое отделение.

– Ну и иди, – махнул Леня. – А я тут бабку подожду.

– С ней попробуешь замутить?

– Ха-ха, бля, – буркнул Леня. – Смотри, сама не влюбись в какого-нибудь старпера с монитором на груди.

– Как раз один такой имеется в отделении!

Леня проводил взглядом Герду. Подруга пыталась ему помочь не думать о девушке, Яне. Леня не раз выговаривался Герде во время практики в общежитии. Он говорил много хорошего о Яне, много плохого под властью чувств, одиночества и злости, которые накипали каждый раз при встрече с бывшей. Они видели друг друга на перекрестке, в коридоре на первом этаже около выхода, в столовой. Видели, но притворялись, что не знают друг друга. Леня любил ворошить воспоминания, вспоминать те хорошие дни. Но стоило ему придаться забвению, утонуть в ее глазах, воспроизводить ее странноватый смех от его шуток, просто ощутить, какие у нее были нежные губы, как в груди щемило. Однажды, когда Лени слушала вся подгруппа, он сказал:

– Уж лучше вообще не любить!

Ему говорили, что это все эмоции, что все это заживет вместе со следующей любовью, если не раньше. Все это говорил Женя, другие поддерживали. Но откуда им было знать, не понимал Леня, ведь каждый (почти) состоит в отношениях. Алексей, Лариса, Костя, Женя. Леня мог слышать только Герду, немного Урсулу и Руслана, который в основном пытался рассмешить друга. Что насчет того молчуна, который просто смотрел на всю группу поддержки, то – он просто отмалчивался, кое-какая жалость все же была в его сонных глазах. И вот, когда практика закончилась, и со следующей недели нужно было идти в больницу, этот молчун, как всегда в своих наушниках, подошел ко Льву. Он по-дружески взял Лен за плечо, пошли в сторону раздевалки.

– Излей все, – сказал тогда одногруппник.

Леня запустил ту же программу, ничего нового он не говорил, но ему казалось, что сейчас смысла больше, чувства сильнее, потому что перед ним только один человек. Но тут меломан прервал его.

– Думаешь, на этом свет заканчивается? – спрашивал он. – Ты не представляешь, как глубоко ошибаешься. Клин клином не сошелся с этой Яной! Мученик. То, что ты говоришь, такая сраная банальщина, ты и сам это должен понимать. Все знают, что быть брошенным – это паршиво. Но, – он сделал паузу, будто подбирал нужные слов, продолжил: – Быть одиноким, не иметь ни разу отношений с какой-нибудь девушкой, – это еще хуже. То, что ты пережил, ни с чем не сравнится. Ты это испытал! Однако терять тоже нужно уметь. Жизнь все заберет, понял? Поэтому не думай, что, лишившись девушки, которых в мире три с чем-то миллиарда, нужно себя жалеть…

Леня слушал одногруппника, видел, как в его глазах сверкает гнев, его прошлое. Парень говорил сдавленным голосом, будто в горле застрял ком из других слов. В какой-то момент у парня начали слезиться глаза. И только тогда Леня понял, что этот молчун, который держался на расстоянии ото всех, говорил только при крайней необходимости, относился к той группе одиноких. Он завидовал Льву, Жене, всем, кто смог почувствовать любовь к девушке или парню.

– Ты еще не раз будешь терять, запомни это, Леня, – закончил одногруппник.

Одногруппник надел наушники, включил музыку и пошел к выходу из общежития. У Лени болело сердце. Лучше бы была патология, ее хотя бы можно вылечить. Любовь тоже была болезнью, только вот она не слабее, допустим, инфаркта, который может тебя убить. Нежные чувства тоже губили людей, сводили их с ума, заставляли наложить на себя руки. Леня слышал достаточно таких историй, и он делал для себя вывод: он не будет таким никогда…

Когда окулист открыла дверь в кабинет, Леня закатил туда каталку, усадил пожилую пациентку и повез ее в отделение.

Небольшая царапина, а такое чувство, будто ножом прошелся. Я не сразу заметил кровь, думал, фигня, я же в перчатках. Нет. Тут и перчатку новую нужно было брать, и спиртовую салфетку к пальцу приложить. Сполоснул под холодной водой небольшой порез на указательном пальце, выдавил немного крови и приложил салфетку. А это ведь небольшой осколок от ампулы пустил кровь!

– Я не совсем понимаю, – говорю Ларисе (мы были в процедурном кабинете), – что это за дневник по производственной практике. Ты знаешь, Ленок?

Девушка смутилась, сжала губы. Либо это я ей не нравился, либо она всегда сжимала губы, когда хотела ответить.

– Сама не до конца понимаю, – сказала она хриплым голосом. – Знаю, что там придется расписывать то, как мы проходили практику, писать план, какой мы писали еще в первом семестре. Говорят, даже эссе надо.

– Эссе? – удивился я. – Типа сочинение?

– Э, ну ты же должен знать.

Ах да, если я сочиняю, то и с сочинениями и эссе должен быть полный порядок. Только вот это так не работает. По крайней мере со мной. Писать что-то, потому что нужно, это не про меня. Однажды я дал себе волю писать так, как я хотел, но получил нагоняи и две двойки по русскому языку.

– Да, конечно же должен! – улыбнулся я во все зубы. – А сама, ты знаешь, как писать эссе?

– Знаю, как писать сочинения, но только по русскому. Эссе – это, если я не ошибаюсь, собственные мысли по поводу чего-то.

– Хм, похоже, придется перечитать парочку эссе Оруэлла. Читала его «1984»?

– Слышала, но не читала.

В процедурный кабинет зашла молоденькая медсестра. Большие карие глаза, темные волосы, торчащие из-под шапочки, смугловатая кожа. Она подошла к столу, сделала записи в таблице с именами пациентов, кто получил сегодняшнюю дозу лекарств, что нужно будет ввести после обеда. Мы не задерживали тут надолго. Я не знал, что происходит после обеда, видел только, как пациентам вводят «КомплигамВ» внутримышечно (пахучие витамины в виде красной жидкости), как в коридоре они выстраиваются в очередь и сдают кровь на сахар и так далее.

Маленькая группка (я, Алексей, Лариса и Урсула) практиковалась в эндокринологическом отделении. Хорошее было место, ничего сложного не было, но это виденье первокурсника, который является младшим медицинским работником. Если кто-то из нас устроится работать в больницу после первого курса, то ему будет отведена роль младшего помощника или санитара.

– Сколько еще капельниц осталось? – спросила медсестра, Вера.

– Я только что прошелся по палатам, – сказал. – Осталось еще пять. Хотя, стоп, у одного уже должна закончиться. Я пойду – сниму.

Вера кивнула. Мне повезло с медсестрой, которая смотрела за практикой студентов. Как Вера сама говорила, она окончила колледж три года назад, поэтому перед нами была не закаленная, строгая медсестра, на которую посмотришь и поймешь, что ты вовсе не болен, а обычная, взрослая девушка, и при этом очень симпатичная. Она смеялась вместе с нами, говорила, что мы должны делать, и как это делать, чтобы сэкономить время.

Я зашел в палату – там лежали две женщины. Одна с закончившейся капельницей (последняя жидкость из флакона застыла в трубке), другая – пациентка, которой Урсула сняла капельницу минут пятнадцать назад, – лежала и читала Ю Несбё «Полиция». Я подошел к первой, повертел колесико, чтобы раствор перестал идти.

– Вы студент? – спросила женщина. Она была старческого возраста, с бордовыми кудрявыми волосами, дряблой кожей на руках (если бы не игла, я бы не нашел вену на руке), множеством морщин на лице.

– Да, – ответил я, отклеивая пластырь, который фиксировал канюлю и не позволял игле вылезти из вены.

– Второй курс?

– Первый, – я убираю салфетку с места, куда введена игла, кое-как замечаю вену.

– А учитесь… медбрат?

Я вытащил иглу из вены и быстро приложил салфетку на место, заклеил пластырем.

– Фельдшер, – ответил я, вкалывая иглу в капельницу (прозрачный цилиндрик, куда каплями поступает раствор из флакона).

– Спасибо, – сказала женщина, вставая с койки.

Я криво улыбнулся, не знаю, почему так получалось. Взял штатив с системой и понес в процедурную.

По коридору шел Алексей.

– Не выдохся? – спросил он.

– Было бы от чего, – ответил я. – Куда ты?

– В крайней палате должна была закончиться капельница.

В процедурном кабинете Урсула и Лариса делали генеральную уборку. Ясно, почему Алексей так торопился. Я бы тоже не хотел попадаться на глаза, когда шла уборка, а уборка эта была не такой, какой я привык ее видеть. Генеральная имела под собой протирание всего – шкафов, столов, пол, кресла, все, к чему человек прикасается дома. А в процедурной девочки мыли еще и стены. Они шли по часовой стрелке (правила), сверху вниз, не пропуская ни одной плитки.

Я разобрал систему, пустой флакон выкинул в мусорный пакет класса А, капельницу в ведро с пакетом класса Б, иглу в отдельную коробочку, куда складывали все иглы. Стоит один раз уколоться использованной иглой и все, считай ты перенял что-то от больного, а он сам не знает, чем заразен. Будешь проверяться каждые полгода, если не всю жизнь.

– И куда это мы собрались?! – послышался голос Урсулы, когда я разворачивался обратно в коридор. – Помочь не желаешь?

Я повернулся к девушкам.

– Почту за честь, – ответил. – Начну со штативов.

Достал тряпку, опустил ее в раствор, разбавленный водой, и пошел мыть штативы в коридор.

В отделении начинался обед – из столовой пахло супом (борщ, кажется). Я ничего не имел против больничной еды, но она мне не нравилась. Мне не раз доводилось слушать о том, что девушка, неважно кто, хотела похудеть. Так и хотелось ей сказать: «Питайся больничной едой – ты повысишь свои шансы похудеть!» На крайний случай сардины и орехи как Майкл Фассбендер для фильма «Голод».

– Алексей, – позвал я его через все отделение, – сколько еще штативов занято?

– Четыре по моим подсчетам, – ответил Алексей. – Надраивай пока свободные, через пару минут пригоню другие!

***

«Надрочил» все штативы тряпкой по несколько раз, занес их, когда девочки закончили мыть стены.

– Когда там домой? – спросил я.

– Вера сказала, что, закончив с уборкой, мы можем пойти переодеваться, – ответила Урсула, снимая с швабры тряпку.

– Тогда я пошел переодеваться. Или вместе пойдем?

– Если отнесешь весь инвентарь для уборки в кладовую – мы уйдем гораздо быстрее.

– Чего только ни сделаешь ради одногруппниц!

У Жени болели ноги, голова вспотела под шапкой. Белой не было, поэтому взял старую, оранжевую с силуэтами серпа и молота. Выглядел Женя, как хирург, у которого была выделяющаяся шапочка.

– Вот и конец учебной практике, – вздохнул Леня. – А на следующей неделе экзамены, сука! В голове ни черта, понимаешь?! Слышь, Женек?

Женя слышал Леню, но ничего не отвечал. Все, что хотел Женя, это приехать домой, найти себе занятие, только бы не думать о Пелагее.

– Жене-е-е-ек, – тряс его за плечо Леня. – Пес, твою ж за ногу!..

– Отвали, – промолвил Женя.

– Ой, бля, давай только за мной не повторяй.

– Не повторять?! Вспомни, сколько ты с Янкой встречался, и сколько я с Пелагеей! «Не повторяй», – прожевал Женя, словно резину на вкус пробовал. – Я до сих пор не могу понять… Ты знаешь, как, Симба?

– Ты задаешь этот вопрос уже… пятый раз! Я не знаю, кто скинул ей это видео. Костя и Руслик не стали бы, если не веришь, можешь спросить у них лично. Вон, слышно, как они идут сюда.

В кабинет, где переодевались студенты, зашли Руслан и Костя в специальных костюмах. Они проходили практику в хирургическом отделении.

– … А ты видел, как эта старая наблевала на пол? – смеялся Руслик. – Черт, чуть на меня не попало!

– С блевотиной ты выглядел бы в сто раз красивее, чем щас, – сказал Костя. – Ладно, забыли. В кальянку сегодня? Марк угощает.

– Ну, раз уж Марк угощает… – Руслан поиграл бровями. – Ай, – обратился Руслан к Лёне и Жене, – что такие кислые мины? Убили кого?

– Хуже, – сказал Леня, – разбили сердце.

– Завали ты уже! – взревел Женя.

– Женек, рассказывай, – сказал Костя, – мы тебе постараемся помочь, как сегодня на операции. У старика там водянка была, ходили туда-сюда… Отвлекаюсь, рассказывай.

– А чего рассказывать? Будто вы не знаете, что я с Пелагеей… все, пиздец отношениям.

Женю не раз спрашивали о том дне. Его хорошо запомнили Женя, Пелагея и еще добрая половина первого этажа.

Парни шли по коридору общежития в тот момент, когда Пелагея вышла из-за угла, со стороны лестничной клетки. Женя уже хотел ее обнять, как вдруг она дала пощечину. Леня отшатнулся в сторону, давая паре разобраться самостоятельно.

– Какого хрена? – спросил тогда Женя.

– Ты врал! Ты, сволочь, как ты мог так поступить со мной?! – кричала Пелагея на весь коридор.

– Что случилось, Пелагея? – Женя приблизился к девушке, хотел ее обнять, чтобы она не разводила концерт на этаже, но та оттолкнула его. – Пелагея…

– Ты пошел туда, на драку, – сказала Пелагея со слезливыми глазами. – Ты обещал мне.

В тот момент для Жени все перевернулось с ног на голову, он не мог понять, что происходит. Он слышал Пелагею, но показалось ли ему то, что она сейчас сказала? Может, послышалось?

– Ответь мне! – сквозь зубы процедила Пелагея.

Не показалось, она знает. Плохо, очень плохо.

– Я никуда не ходил, – сказал Женя.

– Лжешь, – прошипела староста. – Хочешь сказать, это не тебя там бьют на видео?

– Какое видео, о чем ты вообще говоришь? – Женя знал о видео, он сразу сказал присутствующим на стрелке, чтобы никто не выкладывал его в беседу в Интернете.

– Ваша драка с теми парнями, которые на тебя наехали тогда. Не помнишь?.. Тебе напомнить? Напомнить тебе?! Отвечай!

Страх охватил Женю, в это мгновение он не знал, чего ожидать от Пелагеи, он просто боялся… а чего боялся? Всего. Все, что связывало его и Пелагею падет под плаху и ждет.

– Пелагея, – начал Женя, чувствуя, как в груди начинает колоть, – я должен был идти туда. Если бы я не пошел, я без понятия, что было бы потом…

– Ничего бы не было! Не пришел бы – хрен с ним!

– Нет! Ты просто не видела этих уродов вблизи, они бы не отстали от меня. От нас, понимаешь?

– Я не хочу ничего понимать, ты предал меня. Ненавижу, когда меня предают.

– Ты права, я… предал тебя. Но я сделал это, чтобы от нас отстали. И я не говорил тебе, потому что знал, как ты это воспримешь.

– Не-е… Ты ни черта не знал. А хочешь узнать?.. Хочешь скажу, как я это восприняла, что чувствую сейчас?! Сказать?!

– Не кричи, Пелагея, связки только надорвешь, а мне это не надо. Я хочу тебя слышать. Давай забудем это. Будет трудно, но я тебе обе… я тебе клянусь!.. Я никогда не предам тебя. Давай только поговорим, я все объясню.

– Не надо. Ты хорошо соврал насчет драки, а я, наивная, повелась. Откуда мне знать, что ты не соврешь опять?

Не откуда ей верить, говорил себе Женя, как он мог доказать, если ясно, – он неправ. И тут в голове мелькнула мысль: это конец. Он добивался ее, а сейчас на грани того, чтобы потерять. Одна секунда. Всего одно мгновение, и они больше не будут парой. И Женя не мог ничего с этим поделать, потому что быть честным не сможет. Они будут врать. Сначала она – за драку, потом он за что-нибудь этакое, и так по кругу, пока не выпотрошат друг другу души, не превратят сердца в месиво из крови и сердечных мышц.

Женя набрал в легкие воздух, сказал:

– Не откуда.

Пелагея шмыгнула носом, утерла скатившуюся слезу с лица. Она смотрела на Женю, ни разу парень не видел ее такой – раздраженной, преданной. Хотелось отвернуться от Пелагеи, не видеть, как она смотрит на него. Ей нечего сказать, ему нечем оправдаться.

Пелагея скривила розовые губы в кривую линию, кивнула, мол, молчи дальше. Повернулась и пошла к выходу из здания.

И тогда Женя понял, что потерял ее навсегда…

После этого Женя ходил понурый, ничего не отвечал на подколки Руслана и Кости, забил на спортзал. Силы покидали его на глазах, в воздухе чувствовалась эта слабость и ненужность. За стенами общежития бродит лето, тогда откуда этот холод, колющий сердце, как мороз щеки?..

– Не унываем, пацаны, – сказал Руслан. – Будет еще в твоей жизни телка какая.

– Очень воодушевляет, – с сарказмом в голосе сказал Костя. – Слышь, Жендос, забей. Я вон тоже на краю, скоро также могу унылым говном сидеть и жалеть себя.

Женя сомневался в словах Кости. Только после разлуки Женя начал замечать чужое счастье, думать, будто ничего такого между ним и Пелагеей не было. Все выглядело таким ненастоящим, как в детском саду, когда дети играют в какую-нибудь профессию. Выглядит, кажется все настоящим, но на деле не так. Спрятался за иллюзиями, пока кто-то не сорвал их. Глядя на Костю с Милой, Женя чувствовал, как далеко был от настоящего счастья. Возлюбленные были вместе, даже когда их отделяли километры, когда Милана уезжала домой, в Канаш. У Жени не был такого – им с Пелагеей не доводилось испытывать любовь на расстоянии, испытать свои отношения временем.

– Наивный я, – сказал Женя. – Пиздец, какой наивный.

– Ну, это относительно, Женек, – сказал Руслан. – Смотря, когда.

Костя посмотрел на своего друга, взгляд типа «нашел время шутить». Может, Костя и любил шутить, веселиться, но тут не было причин улыбаться.

– А мыслей, кто мог кинуть Пелагеей видео, нет? – спросил Костя.

– Ни одной, – помотал головой Женя. – Думал, что вы, только вот на кой-вам это.

– Дело говоришь, – согласился Руслан. – Это, должно быть, одна из девчонок сделала.

– И кто? Может, поделишься до конца своими мыслями по этому поводу?

– Я не знаю. Ты ж никому не насолил, Женек. Да и уважают тебя все. Поэтому, сам понимаешь, никому твоя трагедия на руку не играет.

Леня смотрел на Женю, он не мог ничем помочь, как и его друг, когда Льву требовалась помощь. Каждый, кто терпит расставание, понимает сразу: не люди излечат тебя, а время. Люди будут тебя окружать, мелькать перед глазами, но склеить сердце не смогут.

Любовь – болезнь. Только у некоторых есть иммунитет к ней, она их не погубит, с другими она развлечется как следует, как развлеклась с Лёней, а теперь с Женей.

И Леня боялся только одного – как бы Женя не замкнулся в себе, как это сделал их общий знакомый, молчаливый одногруппник.

– Так, хватит тут сопли пускать, – сказал Леня. – Давайте-ка переодеваться, а то девочки сейчас придут.

Костя и Руслан пошли к своей простой одежде, начали переодеваться.

– Тебя это тоже касается, – сказал Леня Жене.

Тот лишь кивнул и принялся переодеваться.

– Пацаны, – обратился к одногруппникам Костя, – а наше культурное мероприятие?.. Вы пойдете?

– Конечно, – ответил Леня. – Но вот вопрос: когда? Думаю, после экзаменов будет самое то!

– М-да, но там производственная практика будет. Нажремся и придем с бодуна сюда. Да, Руслик?

– Стоит сразу выбрать день, – сказал Руслан, снимая рубашку (у парня была волосатая грудь), – потому что у моего знакомого днюха. А я хочу там и там побыть. Везде надраться.

– Надираться будешь с нами, понял, засранец? Там не пей.

– А чего так?

– А ничего! Бухай, с кем хочешь, пидарок. Неверный, черт.

– Развел истерику, – вздохнул Костя. – И на сколько ты опоздаешь?

– Хрен знает. По-быстрому схожу в лес отметить. Ебану там водочки для легкой походочки и к вам. Приду – страху наводить буду на всех!

– Паршивец, – улыбнулся Костя. – За это я тя и люблю.

Хорошая была идея – напиться после экзаменов, разом все знания выветрятся из головы. Костя поднимал эту тему несколько раз, и все давали один ответ: все пойдут. Однако до мероприятия далеко, еще некоторые еще сто раз передумают прежде чем идти.

– А мысли, где будем бухать, есть? – спросил Леня.

– Есть один домик, – ухмыльнулся Костя. – Снимем его.

– На девятнадцать человек? А дом не лопнет от такого количества людей?

– Он от наших рвотных масс затонет! – заржал Руслан. – Нажираться, – так от души, чтоб все лето потом не пить.

– А жрать, что будем? – спросил Женя.

Одногруппники повернулись к Жене, удивились.

– Пойдешь? – спросил Костя.

Женя кивнул.

– Тот факт, что я лишился девушки не означает, что меня не заинтересовала идея выпить в компании друзей. По сколько скидываемся, пацаны?

========== Глава 18 ==========

Поесть. Нужно поесть. Леня пошел на кухню, взял булку с творогом. Стоило чай сделать, чтоб в сухомятку не есть, но времени уже нет. Каких-то жалких двенадцать часов до общего экзамена. Вся ночь впереди, чтобы выучить все, что изучалось несколько месяцев. Спасало только одно – вопросы с ответами на тесты. Они были по каждому предмету, сотни вопросов, и неизвестно какие попадутся.

Леня пошел обратно в комнату, сел за комп, который недавно починили. Одногруппники сидят в Интернете, некоторые спрашивают, кто готовится, но это глупый вопрос. Если бы кто-то готовился, то не сидел бы в беседе, и уж тем более не писал в ней. Юноша не видел лица одногруппников, но чувствовал, что они устали также, как и он. Два дня перед экзаменами пролетели незаметно, Леня даже не успел понять, как прошло это время. И вообще он не брал в руки ни лекции, ни учебники, в которых все подано поверхностно, ни вопросы к экзаменам. Но время пришло, остается меньше двенадцати часов.

Были времена, когда Леня говорил себе, что зря выбрал этот путь. Другие, его одноклассники, пошли на юристов, экономистов или еще на кого, где не легче. Но юноша не обращал на это внимания, потому что, давая кредит, занимаясь инвестициями, финансами, ты не будешь работать с человеком, который истекает кровью, лежит с инфарктом, перед тобой не будет сидеть женщина, чьи воды отошли несколько минут назад. Зачем нужна вся эта хрень? Градус ответственности выше некуда из-за человеческой жизни. Многие будут говорить, мол, да это серьезно, но вот у финансистов… В жопу финансистов, в жопу!

Леня перечитывает вопросы и ответы по фармакологии, далее запоминает гигиену с генетикой, дальше патологию, которая шла легче, чем основная анатомия. Ни атласов, ни путевых учебников, ни полных лекций – Леня чувствовал себя отрезанным от возможности все хорошо сдать. Клонило в сон. Нельзя, надо прийти в шарагу хоть с чем-то, а не просто так взять и провалиться. Если провалить экзамены, то так, чтобы было видно, что шансы сдать были.