Текст книги "Медицинская шарага (СИ)"

Автор книги: Влад Петров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

Нас называют одним из худших курсов за последние несколько лет, и понятно почему: понаберут дебилов за бабки, а дальше плевать, что да как. Деньги есть – можно поесть. Да, мы учились слабо, но мы учились, и не отлынивали. Худший курс, это как вообще? То есть в понятие взрослых, которые тоже когда-то были студентами, с головой уходили в учебу? Значит, студенческая жизнь, – которую так красочно описывают в фильмах, – это все миф, сказка для утопистов. Интересно, в других учреждениях то же самое творится? Всех поголовно называют дураками, которые позорят место, где они учатся. Дураками можно считать только тех, кто, проучившись какое-то время понял, что это не его. Вот тогда можно бить тревогу, думать, а какого хрена столько денег угрохано в некуда. Так, например, и с Васей.

Однажды у него спросили, а почему он вообще здесь? Прям вот, стоит тут и ни черта не занимается.

Виталя ответил так:

– Я просто хочу знать, чем могут заболеть мои родственники и друзья. Хочу их лечить.

– Но ты же ничего не учишь, – сказала тогда Дарина, которая ловко могла избежать разговоров с такими людьми, как Виталя.

– Буду учить, – Виталя повернулся обратно к тесту по фармакологии и спросил у меня: – Знаешь, какой тут верный ответ?

Нет, но я знаю, что ты будешь наблюдать за тем, как люди будут умирать у тебя на руках – друзья, семья, твоя девушка, – ты просто будешь смотреть и знать, что их довело до этого, но сам ничего не сделаешь. Может, будешь лепетать языком, чтоб умирающий не заметил своего конца, а потом с глупым видом начнешь смотреть на мертвеца.

Я надеюсь, что так и будет, иного он не заслуживает. Нет места такому человеку в медицине.

Песня закончилась. Зарядка тоже.

– Я, короче, – продолжал Виталя, – хочу отрастить себе волосы, чтобы до конца головы были. Длинные такие, представляешь?

Он не заткнется. Если я сейчас не заткну его сам, то это будет продолжаться все время. Виталя не отстанет от меня до конца учебы в колледже.

– Замолкни, – говорю я.

Виталя удивился, быстро хлопал глазами.

Я же в этот момент забегаю в троллейбус. Виталя так и продолжает стоять, не понимая, что произошло, нормально ведь болтали – он говорил, а я кивал в ответ.

Печаль, которую я испытывал чаще всего, сменилась на гнев. Мало тут попросить замолчать. Не с печалью и депрессией надо было ходить к психологу, здесь гнев!.. Его надо было излечивать.

Не хочу никому вредить, но Витале я бы с радостью размазал лицо по асфальту.

========== Глава 6 ==========

За окном властвует метель, длинная, худая ветка стучится в окно, скребется по стеклу. Слабый, белый свет проникает через окно. Стоило бы включить люстру, но вставать с кровати лень.

Женя думал над походом в хоспис, – стоит ли идти поздравлять безнадежно-больных пациентов. Преподавательница Иванова Светлана, или просто Светка, сказала в первый день сестринской практики, что идти в больницу смыла нет, что на кануне Нового года там никого нет, все лечатся дома. Поэтому выбрали хоспис, – почти то же самое, только отсутствует смысл в лечении. Хотелось бы в морг, да не медфак.

Была целая неделя, но Женя спохватился только сейчас, у него были построены планы, но в голове всплыл хоспис.

Женя нащупал под рукой телефон, набрал сообщение Пелагее: «С добрым утром, любимая, (улыбающийся смайлик)». Через минуту пришло сообщение: «Привет!»

Женя улыбнулся, в последнее время он всегда улыбался, даже когда рядом не было его девушки. Просто сиял и радовал остальных. Таким счастливым он не был уже давно.

Вчерашний вечер был замечательным. Женя и Пелагея гуляли по снежному заливу, под конец зашли погреться в пиццерию и перекусить.

– Я не много читаю, – сказал Женя тогда.

– Это не беде, – усмехнулась староста и сжала холодную ладонь парня в своих, теплых руках. – Было бы глупо измерять любовь в количестве прочтенных книг. А что ты читал?

– Говорю же, мало. Максимум, что может вызвать у тебя интерес, это «Метро 2033». Слышала о такой книге? Их всего три, оригинальные.

– В каком это смысле?

– То есть не написаны фанатами.

– А-а-а, – широко улыбнулась Пелагея. – Теперь понятно. Продолжай.

– Тебе интересно? – Жене слабо в это верилось.

– Конечно. Если по трем книгам начали писать фанфики, то, как ты сказал, оригинальная история должна быть очень успешной.

– Так и есть, – на сердце полегчало. – Я первую книгу раз пять перечитывал…

– У тебя есть?

– Не понял.

– Книги… Они у тебя в бумажном формате, или ты так, через экран читал?

– О, у меня только «2033» на бумаге. Все остальные я так, – через телефон прочитал.

– Одолжишь? – Пелагея состроило милую мордашку.

– Да, конечно. Давай тогда встретимся… завтра. Я дам «2033» и прогуляемся.

– Тебе не трудно?.. Вернее, ты же живешь не в городе и…

– Расстояние – не проблема, Пелагея. Я же к тебе еду.

Пелагея улыбнулась и чмокнула Женю в губы…

Надо бы предупредить Пелагею, что он первую половину дня будет в хосписе.

Герда выглядела красиво в наряде Снегурочки. Голубоватое пальто стройнило ее. Леня ни разу не видел подругу с косичками. Это было непривычно, и в голове не возникал такой образ.

Леня вообще не хотел приходить в хоспис, у него все еще были отработки, и он хотел отработать фармакологию в этот день. Его, конечно, не исключат. До сентября следующего года, пока комиссия не займется рассмотрением об отчислении за долги, у Лени есть время.

– А что мы будем делать? – спросил Леня. – Поздравим их и уйдем?

– Кажется, – ответил Алексей, надевая пальто Деда Мороза. Борода шла Лёхе.

Герда ощущала странный запах каждый раз, когда заходила в новую палату. Его никак нельзя перепутать и описать. Наверное, так и пахнут люди, когда находятся на пороге своей жизни.

Девушка молчала, не могла сказать слов поздравления. Все говорил Алексей в образе Мороза.

Когда студенты медицинского колледжа уходили из палаты, одна из пациенток, старая женщина, позвала Герду:

– Милая, – ее голос очень слаб, а слова липнут на губах, – останься, пожалуйста.

– Извините, – Герда не могла просто уйти, но и отставать от группы не хотела. – Я… мне надо идти. Надеюсь, в-вы… понимаете.

– Пожал-луйста, – глаза женщины сухие, полные страха. – Мне… одинока, девочка. У меня никого н-нет…

Герда видела, что пациентке страшно, но не перед смертью, а перед началом. Вначале больно, а со смертью – все исчезает, в том числе и боль.

– Я позову медсестру, подождите, пожалуйста. – Герда выскочила за дверь.

Вернувшись с полноватой медсестрой, Герда сказала:

– Ей хочется, чтобы с ней кто-нибудь побыл.

– Так каждый второй говорит или стонет, – сказала медсестра. – Давай, иди к своим. – Медичка повернулась к больной, сказала: – Снова плохо?

– В-всегда, – сказала пациентка.

– Погодите, сейчас снимем боль.

Герда вышла в коридор.

Леня ждал Герду в коридоре. Когда она вышла, он спросил:

– Ты чего отстаешь? – Леня поправил новогодний колпак на голове, он не влезал на всю голову и периодически спадал на лоб.

– Там пациентка одна, – сдержанно говорила Герда, – хотела, чтобы я посидела с ней немного.

– С чего вдруг?

– Подумай, Леня. У этих людей никого нет, их бросили здесь, чтобы они доживали свою жизнь, лежа на койке. По-твоему, им не хочется, чтобы с ними кто-то был?

– Тогда что не осталась?

– Я не хочу смотреть, как человек медленно умирает. Доводилось видеть такое, когда в медфаке ходила в хоспис.

– А в морг ходить кишка не тонка?

– Это не то же самое, Леня. Идем в другую палату, небось обыскались нас.

Герда не стала рассказывать, как впервые пошла в хоспис. Ей тогда было, примерно, столько же сколько Лене. Тогда многие девочки не выдержали и заплакали, но не Герда, и не потому, что, мол, она каменная внутри, – просто это ее будущая работа, где, рано или поздно, придется столкнуться со смертью.

Леня промолчал и пошел впереди Герды в палату, откуда слышался бас Лёши.

Жене дали елочные игрушки, сказали, чтобы он развесил их на дверях в палаты.

– Все равно что могилу венком украшать, – промолвил я, прикрепляя синий шар на дверь.

Один Женя не развесит игрушки. Преподавательница, которая с нами пошла и которую я не запомнил по имени, настояла на том, чтобы я помог. Сам я не стал возражать, мне не хотелось видеть пациентов. Слишком тяжело смотреть на людей, которые могут в этот же день, час умереть. Через дверную щель я видел, как одногруппники заходили в палату, один из пациентов прикрывал глаза худощавой рукой. Он выглядывает из своего укрытия, видит молодых людей, которым еще жить и жить, и улыбается через боль в сердце. Хоть кто-то поздравляет, не то что семья, – сын, который не захотел быть рядом в тяжелое время, просто взял и отвез старика или мать с глаз долой из сердца вон.

Родители не говорили о хосписе, когда я их спросил об этом, сказали только, что там умирают люди, а умирают они от любой серьезной болезни. Злокачественные опухоли, Паркинсон и все прочее, что смогли вспомнить мама и папа.

С виду – обычная больница, но зайдешь на территорию хосписа, поймешь, что тут главенствует смерть. Она бродит рядом, наблюдает за пациентами, как и медсестры. Только вот в компетенции медичек – облегчать страдание, а запах приближающейся смерти говорит об обратном.

– Слушай, – говорит Женя, – у меня тут лишние украшения, давай повесим внутри палаты, а? А то повесили снаружи, а внутри ни праздника, ни хера.

– Будто шарик на двери облегчит недуг, – сказал я.

– Но праздник в сердце должен быть, ты так не думаешь?

– Я не уверен, что некоторые «жильцы» хосписа доживут до самого праздника. Ладно, идем вешать украшения дальше.

Жене было непривычно находиться в таком месте. Одно дело, когда ты лежишь с какой-то травмой, после чего выйдешь в свет, и совершенно другое лежать сутками на кровать, и после не выйти из здания. Никогда.

Парень представлял себе, как проходит день в хосписе. Он безжизненен так же, как и пациенты. Время, словно застывает, боль не утихает, а пожирает все сильнее, вгрызается клыками и тащит к «терминалу». И только белый свет за окном, бесконечная метель и последующие сумерки дают знать о времени. Еще один день прожит, но что с него взять, что взять с завтрашнего дня, если переживешь ночь?

Стало как-то не по себе. Ты не хочешь смотреть на людей в койках, но смотришь краем глаза. А они просто лежат, кто спит, кто укутан в одеяло и смотрит в точку на стене.

– Подойдите, прошу, – слабо сказала женщина. Она тянула руку в мою сторону. – Мне п-плохо… оч-чень…

– Я могу позвать медсестру, – сказал я, приблизившись к женщине.

– Нет…

Женщина схватила меня за халат. У нее была крепкая хватка, что меня испугало. Смотришь, и вроде слабый человек, а подошел – взял в плен.

– Останьтесь со мной, – молила она, – я не хочу умирать одна. Мои д-дети… Они бросили меня здесь. Я же люблю их…

– Отпустите, прошу, – сказал я, скребя зубами, но не давая места страху, который меня охватил. В груди болело, а глаза наполнялись влагой. – Я приведу медсестру, только отпустите.

– Эй, ты чего так долго? – показался головой Женя из коридора.

– Мне больно! Я не хочу уходить в одиночестве.

– Зову медичку, бегом! – кричу я Жене.

Полноватая медсестра говорит, что пора уходить, идти домой. Для Лени это облегчение, он больше не может здесь находиться. У него есть дела.

Тут Леня замечает, что двух человек из подгруппы нет.

Куда подевались, где пес этот и Вован? Черт, как же ему подходит это имя, смотришь на этого пацана в наушниках, и вылитый Вован!

Женя выбежал в коридор.

– Стой! – кричит ему Леня. – Ты куда так?

– Там, – Женя судорожно трясет рукой в сторону палаты, – блин… найди медичку и тащи ее туда, там, видать, человек помирает!

Болезненное чувство охватило спину. Леня побежал в палату, откуда вышел.

– Там в палате, – говорит он, – человеку плохо… Умирает!

Медсестра проходит через толпу студентов, которые, с округленными глазами, не верят своим ушам, или просто не успели понять, что происходит.

Леня зашел в палату после медсестры. Все тихо. Два студента стоят над мертвым телом. Не знали бы, чтоб женщина умерла, то подумали бы, что пациент просто спит.

Рука болит от крепкой хватки. Женщина ослабила освободила мою руку только под конец.

– Выйдите из палаты, – сказала медсестра.

Я не могу понять, хорошо ли это, – что человек ушел из этого мира, и ему больше не придется страдать. А может, это плохо?..

Я не хотел об этом думать, но я думал. Это только один человек, но в крыле еще с десяток человек, которых ждет та же участь, и этот запах… ничто так не пахнет.

Хоспис – безысходное место, куда мы пришли поздравлять таких же безысходно-больных людей.

Но мне не страшно. Я видел смерть не так давно. И та смерть была страшнее на мой взгляд. Тело лежит на снегу, который скоро растает, руки раскинуты по сторонам, ноги подкошены, словно человек в самом начале упал на колени, а потом на землю; глаза пусты и смотрят в ночное небо.

На улице вонь.

Герда спрашивает:

– Откуда такое амбре?

– Так это с птицефабрики, – отвечает Женя. – Я, когда еду в шарагу, тоже чувствую. Карачуры насквозь провоняли этими отходами.

– Не представляю, как тебе живется, – влилась в беседу Дарина.

– Живется-то нормально, вот только вонь, – просто убейся об стенку.

– Ты как? – спросил Леня у меня.

– Нормально, – говорю, – я… видел подобное один раз.

– Посторонний кто, или… – Леня замолчал, не хотел давить на больное, но мне было терпимо.

– Друг.

Я не уверен в свой невиновности, мне кажется, что я виноват в том, что произошло тогда. Погибнуть ради защиты другого, и все равно не спасти. Я понимал, что у нее не было выбора, она не могла поступить иначе. Однако можно было справиться и без нее, а мы взяли ее собой.

В первое время я навещал ее на кладбище, но потом забросил, потому что от этого ничего не поменяется, как и от моих визитов. Об этом надо было забыть, как и обо всем остальном. Говорили жить настоящим и стараться ради будущего, но прошлое оставляет след, и оно, как клеймо, не исчезнет.

Лучше бы так – в хосписе, – собственной смертью, чем от чужих рук.

Женя сидел на скамейке в парке, недалеко от дома Пелагеи. Он настоял на том, чтобы прийти, но она сказала, что к ней приехал отец.

На улице тепло, пурпурное небо нависает над городом и готово вывалить новую порцию снега. В парке никого нет, тишина. Дворняга рылась в мусорной корзине, что-то вытащила и начала вынюхивать носом. Нюхает какие-то помои минуту, а потом уходит, не убрав за собой. А чего он ожидал, чего-то вкусного?

Женя начинал сомневаться. Странное чувство, особенно, после всех прогулок, которые были после той драки с Петром. Этот придурок говорил, что уезжает в шесть часов утра, предлагал проводить его, но никто не пришел. Никому нет дела, и сон – дело святое для каждого студента.

Тут через арку прошел знакомый силуэт. Грация в каждом шаге, уверенность, что это Пелагея, мелькнула в сердце Жени. Не ошибся, это она.

Они встретились под чистым, белым светом фонаря. Лицо девушки бледное, небольшие круги под глазами ей шли. Только недавно вышла из дому, видно, что не успела замерзнуть.

– Ты не устал меня ждать? – спросила она, впав в объятия своего парня.

– Нет, – ответил Женя, в этот момент он не чувствовал холода, не чувствовал себя одиноким. Теплота и любовь окружали его в этот момент.

– Значит, замерз – видно по твоему лицу. Идем, я знаю, где можно посидеть и отогреться.

Гирлянды свисали на окна, медленно переливались из одного цвета в другой. Дух приближающего Нового года не покидал ни на секунду сердца возлюбленных. Пелагея заказала чай, Женя то же самое.

– Я, кстати, прочитала «2033», – сказала Пелагея. – Если честно, ожидала большего.

– Чего ты ожидала? – любезно спросил Женя.

– Не знаю. Просто читаю и чувство, будто я читаю о быте людей в метрополитене.

– А ты когда-нибудь сама была в метро?

– Думаю, каждый был хоть раз в Москве, а там в метро. А ты не был?

– Был, конечно, просто… Ладно, забудь, я почему-то предчувствовал, что тебе не понравится. Так, погоди… мы же обсуждали ее только вчера. Ты прочитала ее за день?

Пелагея ухмыльнулась и пожала плечами.

– Ну, что я могу поделать? Я проглатываю книгу за книгой.

Разговоры продолжаются, появляются новые темы, а из них вытекает еще несколько. Студенты узнавали друг о друге все больше, наслаждались вечером, но долго не засиживались.

– Слушай, Пелагея, – сказал в какой-то момент Женя, когда они шли к ее дому. – Я должен спешить на вокзал. Автобус, который едет в Карачуры, скоро перестанет ходить…

– Я понимаю, – сказала Пелагея. Она пристроилась к Жене, встала на цыпочки и нежно поцеловала. Много целовались, почти всегда по инициативе Пелагеи. – Я дойду сама, увидимся в колледже, на экзамене.

– Ох, совсем забыл о нем.

– Сдадим, сестринское дело не такое трудное, если учить.

А Женя учил мало, только читал. Тоже мало.

Герда только что приняла душ, хотела смыть с себя всю усталость, которая не отпускала с самого ухода из хосписа.

В спальне лежала Алина.

Они жили вместе, снимали квартиру на двоих. Эту идею предложила Алина, она жила самостоятельно не первый год, а Герде пришлось бы искать квартиру, так как она родом из Канаша. Герда переехала за пару дней до начала учебного года к Алине. В самом начале договорились насчет оплаты, обязанности по дому – как пойдет, кто не идет на пары, той и убираться по дому.

– Нам не стоит тратить так много горячей воды, – сказала Алина, листая распечатанные лекции по микробиологии.

– Что не так? – спросила Герда, падая на свою кровать.

– Деньги, Герда. Мы подрабатываем, но этого мало. Скоро у нас не будет денег либо оплатить квартиру, либо купить еды.

– А как же родители? Я могу своих попросить, они помогут.

– Мои тоже, но вопрос: сколько это будет продолжаться? Я не намерена висеть на шее у родителей, я давно таким не занимаюсь, и тут вот!..

– Справимся, однако нам нужна помощь. А теперь, не грузи меня, прошу.

– Так утомилась после хосписа?

– И не говори.

– Тогда расскажи сама, – Алина села рядом с Гердой.

Герда лежала на боку, спиной к подруге.

– Это так грустно, – сказала Герда. – Я будто впервые там находилась. – Герда почувствовала, как по лицу скользит маленькая слезинка.

В пекарне тепло, уютно. Кроме меня сидят еще два человека.

Я смотрю на текст, который удалось уместить в один лист, в ушах поет Рой Орбисон. В такие моменты спасала только депрессивная песня, так я чувствовал, что не мне одному плохо на душе, а выговориться я никому не могу.

Напротив меня села девушка с кудрявыми волосами.

Я снял наушники, а песня все еще доносится до наших ушей.

– Ты же медик, – сказала она, – должен знать, что слушать громко музыку вредно для ушей.

– Так я могу быть уверен, что ко мне никто не престанет со своими дебильными вопросами и просьбами.

– И как?

– Продолжат подходить, но только истинные дебилы, – усмехнулся я. – Вот. – Я протянул листок.

– Мы когда-нибудь можем встретиться не по делу? – язвительно спросила она, забирая текст.

– Когда-нибудь, но сомневаюсь, что в этой жизни, – я улыбнулся ей.

– Ай-ай, и как с тобой уживаются люди в твоем колледже.

– Это я с ними уживаюсь, а не они со мной.

– Это относительно. Ладно, давай свой текст, который ты начиркал. С предыдущим, кстати, как?

– Ты не знаешь?

– Откуда, позволь спросить.

– Мне отказали.

– Хм, старайся.

– Вот, в твоих руках, мои старания. Давай работать!

– Лицемер… давай-ка тут поменяем, – нужно объяснить…

Мы просидели около часа, пока не добрались до конца текста.

– Рискованно, – прокомментировала подруга, – уверен, что хочешь отправить это в газету?

– Мне есть, что сказать этим людям, – сказал я. – Сама подумай, Катя, это справедливо – такое отношение к не рождённому?

– Не нам решать. Однако могут найтись сторонники твоей мысли, только не зазнавайся, если этот текст увидит свет.

– Найти бы такого человека в колледже, который, как ты, помогал мне с текстом.

– Если бы ты говорил, а не слушал музыку, то, может, и нашел бы. Ты думаешь, что ходить обиженным на весь мир – это твой удел, но это не так. – Катя вышла из-за стола. – Я не узнаю тебя в последнее время, раньше тебя можно было терпеть, но теперь… Я бы хотела тебе помочь…

– Не надо. Со своими демонами я могу справиться сам.

– Чет не бросается в глаза. Ты так и будешь сидеть здесь?

– Посижу еще немного. Спасибо за текст, Катя.

– Как всегда пожалуйста. О, слушай!.. у тебя халат, случаем не с собой?

Я вытащил пакет с мятым халатом.

– К понедельнику вернешь, – настоял я.

Катя кивнула и вышла из пекарни.

Я посмотрел на листок – все исписано заметками, изменениями, грамматикой, орфографией. После экзаменов, или после Нового года, стоит показать это редактору.

Выходные пролетели за зубрежкой сестринского дела, процесса. Теперь остается сдать экзамен.

Подгруппа сидит в тесном кабинете, он стал еще теснее, когда пришли два новеньких – дембеля, один был светловолосым, с добрыми глазами; второй – бородатый брюнет с задумчивым лицом. Они сидели рядом и, пока не начался экзамен, спрашивали, кто готов провалиться. Естественно, это было шуткой, но атмосфера от этого не разрядилась.

– А где еще один, – спросил бородатый дембель, – этот, как его, Леня?

Леня сидел рядом с анатомичкой.

– Давай еще разок, – сказала уставшая учительница, – только нормально и без моей помощи.

Леня собрался, встряхнул плечами и начал:

– Пищевод – имеет вид трубки длиной 25-30 сантиметров, начинается с шестого или седьмого шейных позвонок и заканчивается на уровне одиннадцатого грудного позвонка, где переходит в желудок. Функция: передвижение пищевого комка в желудок.

Желудок – расширенный отдел пищевого канала, в котором скапливается проглоченная еда. Расположен в эпигастральной области и левом подреберье.

С попаданием еды в желудок, выделяется желудочный сок – это бесцветная жидкость, без запаха, имеющая кислую реакцию. За сутки у взрослого человека образуется два-два с половиной литра этого сока.

– Вот, молодец. Можешь, когда захочешь!

– Да, – кивал Леня, направляясь к выходу из кабинета анатомии.

– Леня, – остановила его учительница.

– Да?

– Ты способный юноша. Только тебе нужно стараться, что, в принципе, ты можешь делать.

Это единственная учительница, которая пыталась поддержать. Леня не мог припомнить, кто его мог еще поддержать из учителей. Вроде никто, только она. Хотелось признаться в этом.

На деле Леняя кивнул, не проронив ни слова. Он опаздывал на экзамен, который уже начался.

Я вытянул билет.

«1) Состав медицинской аптечки;

2)Понятие пульса;

3)Классификация медицинских отходов».

Легкий билет.

Я уселся между Лешей и дембелем-блондином.

Ну, приступим…

«1) 70% раствор этилового спирта; 5% спиртовой раствор йода; Перевязочный материал (бинт, салфетки стерильные); Перчатки; Дезинфицирующий раствор («Пандезин» 120 мл); Бактерицидный, водонепроницаемый пластырь.

2) Пульс – ритмичные колебания стенки артерий, обусловленные выбросом в артериальную систему в течение одного сокращения сердца.

Различают центральный (на аорте, сонных артериях) и периферический (на лучевой артерии) пульс.

У взрослых пульс измеряется на лучевой артерии.

3) Существует классификация по различным видам опасности:

Класс А – неопасные отходы, – эпидемиологические безопасные отходы по составу приближенные к обычным твердым бытовым отходам.

Класс Б – опасные отходы. Шприцы, системы, иглы и т.д.

Класс В – чрезвычайно опасные. Те отходы, которых касались пациенты с особо опасными заболеваниями.

Класс Г – близкие к промышленным (ртуть).

Класс Д – радиоактивные отходы».

Леня дописал экзамен, сдал лист с ответами и пошел в соседний кабинет, где сидели все остальные.

На удивление экзамен оказался легким. Иногда сомневаешься, правда ли экзамены такие ужасные. Да, если не будешь учить, – тебе конец, тебя вытянут из жалости, потому что выкидывать первока никому не нужно. Никому из работающих в колледже не нужно, чтобы ты портил имидж заведения.

– Все написал? – спросил Женя у Лени.

– Вроде как, – ответил Леня и сел рядом за парту. – Только под конец вспомнил, что за хрень эта – сестринский процесс.

– Хех, у меня та же фигня была.

Леня улыбнулся другу и начал искать Герду. Ее не было.

– А Герда где? – недоумевал Леня.

– Так, она самая первая зашла сдавать, а потом самая первая ушла, – ответил Женя. – Сам не знаю, что там у нее.

Леня опустил глаза, хотелось немного поговорить с Гердой, разрядить напряжение в ожидании результатов, но не тут-то было.

– Я не уверен, но, кажется, она поехала домой, – сказал Женя.

– Домой? То есть в Канаш или здесь?

– Здесь. Там какие-то проблемы с квартирой, которую она с Аленой снимает.

Леня сжал губы, что там происходит, что пришлось уйти, не дождавшись оценки.

– Ты чего, волнуешься, что ли? – похлопал по плечу Женя.

– А ты бы не волновался за свою Пелагею?

– Волновался, но она моя девушка, Симба.

– А Герда мне друг.

– А я те, кто? Не друг, что ль?

– Пес ты, блин, которому нужно постоянно занимать место в шараге! – Леня хохотнул – так хохотал только он, – заразно, до слез.

В кабинет зашла Светка. У нее был живот. Беременна, и скоро, после этого дня, она уйдет на отдых. Я почему-то думал, что мы не увидим ее здесь в качестве преподавателя (мы окончим колледж к этому времени), а увидим, как гостя, которому все рады.

– Ну, ребят, – сказала она своим спокойным голосом, – вы даете! Вы чего так слабо написали?

– А че там? – спросил бородатый дембель.

– Слабенько написали, дорогие мои. Тройки есть.

– Так-так, – насторожился Костя. – Это уже интересно.

Учительница перечислила тех, кто сдал на «3». Я не был в этом списке, у меня «4» – не дал классам отходов их характерные цвета.

***

«Леч Д», переживший экзамен, вышел из общежития на морозный воздух. Солнце приятно жалило глаза.

– Ну что, р-р-ребята, – растянул последнее слово дембель-блондин, – побухаем в честь окончания первого полугодия?

Никто не ответил, многие не привыкли к пополнению в коллективе. Смотришь на этих пацанов и думаешь, не надо переступать им дорогу, лучше держаться на расстоянии, чтоб не стебали. Поэтому я шел рядом с Женей и Лёней, прятался за их спинами.

– И где бухать собираемся? – спросил Виталя, закутываясь в пальто с широким воротом.

– А не рановато ли праздновать? – отозвался Леня. – Это же только первое полугодие. Что за спешка… – Леня хотел обратиться по имени к дембелю, но дело в том, что мы их видели впервые.

– Не строй из себя экстрасенса, – махнул блондин. – Это Руслан, – бородатый дембель отдал честь, – а я – Костя. Теперь мы знакомы. Ну, никто нас не боится? – Костя усмехнулся.

– Было бы чего бояться, – сказала Милана.

Костя повернулся к ней. Она была такой низкой по сравнению с Колей. Парень улыбнулся девушке, а огоньки, которые были в глазах юноши, не мог погасить даже налетевший морозный ветер.

– Я приду, – сказал Виталя, подняв руку. – Я за любой кипишь, кроме голодовки!

– Он мне уже нравится, – сказал Руслан. – Кто-то еще придет?

– Мне нужно домой, – сказала Надя.

– Я уезжаю в Канаш, тоже домой, – сказала Каролина.

И так еще несколько однотипных ответов. Женя и Пелагея вовсе зашли в общежитие и вышли через запасной выход на другом конце здания. Леня сказал, что у него дела, и побежал в сторону остановки, где расставался с Гердой.

– Ну, а ты? – Костя обратился ко мне. – Ты пьешь?

– Ни капли, – ответил я.

– Так попробуешь, – по-дружески произнес Костя и также, по-дружески, взял за плечо. Тяжелая ладонь, сломает на части, если захочет.

– По соображениям не пью.

– Так просто посидишь, – не унимался Костя. – Расскажешь о себе, мы же тебя знать не знаем.

– Прости… Костя, но, может, в другой раз. – Я отстранился от него и пошел своей дорогой.

– А сам он, кто такой? – донеслось до моих ушей, пока я не надел наушники и не включил музыку.

– Это… – сказала кто-то из одногруппниц.

Пой, пой, Лера Лунн, еще громче!.. Забери мой дух из этого мира!

========== Глава 7 ==========

Алексей проснулся с ощущением сухости во рту. Повертел головой, поискал глазами бутылку и нащупал полторашку на полу. Казалось, нет ничего вкуснее, чем простая вода.

– Эй, слышь, – сонно произнес сосед по комнате, который высунул голову из-под одеяла. – Я тоже хочу, оставь, Лёх.

Алексей кивнул. Отхлебнув еще два больших глотка, он кинул бутылку соседу.

– Надо бы кончать с этими бухаловками в воскресенье, – сказал сосед, чуть не захлебнувшись большим глотком. – Вот в субботу было бы хорошо!

– Так и сделаем в следующий раз, – сказал Алексей, надевая спортивные трико.

– Не понимаю, – сосед поставил бутылку возле кровати, – как ты можешь быть спортсменом, если ведешь такой образ жизни?

– Какой – такой?

– Бухаешь и куришь. Ладно, хер с бухлом, но курить!.. Ты ж бегун, при том – самый лучший на курсе.

– Я уделяю бегу больше времени, чем курению. Выветриваю все вредное из себя.

– А потом заносишь обратно.

– А как иначе, – хмыкнул Алексей и вышел из комнаты.

Коридоры медицинского общежития только пробуждаются. За дверьми слышаться ленивые стоны после очередного кутежа, устроенного в воскресенье. Какая-то девчонка, старшекурсница, стоит на кухне и варит овсянку. Приятно пахнет, надо бы попросить, чтобы сварганила и Лёхе.

Секунду… Это Лариска на кухне, что ли?

Алексей зашел на кухню. Она была не маленькая, но и не большая, чтобы скопом не стояли и не готовили.

Лариса стояла около одной из двух плит, она мешала ложкой кашу.

– Лариса, – позвал ее Алексей.

Девушка повернулась к нему. У нее был сонный вид. Ее светлые, запутанные волосы, пахнущие шоколадом, не помешало бы расчесать.

– Лариса, – позвал ее Алексей шепотом, чтоб не напугать.

Одногруппница повернулась к нему, улыбнулась.

– Утро доброе, – продолжил парень. – Можешь мне тоже сварганить каши?

– Давай-ка сам, Алексей, – сказала она хриплым голос, у нее всегда был такой голос. – Я ведь теперь должна готовить за троих.

– А, точно, – вспомнил Алексей. – Хорошо, тогда оставь кастрюлю на месте, чтоб никто не занял ее.

– А сам-то куда направляешься? Снова идешь бегать?

– Чуть погодя пойду. Пока что поднимусь наверх, проведаю обстановку.

Алексей вышел на лестничную клетку и пошел на пятый этаж.

Солнце едва пробиралось в комнату Урсулы. Густая листва пропускала тонкие золотые прутья, которые слабо освещали комнату. Вот везет Лёхе – у него окна выходят на колледж, и свет хорошо заменяет лампу!

Урсула тихо сопела, спрятав лицо в подушке. Соседка по комнате, которая была старше на один год, завернулась калачиком и похрапывала.

Только Герда не спала.

Она плохо спала всю неделю, с момента, как их с Аленой выселили за неуплату квартиры. Стоило ей заснуть, воспоминания давали о себе знать.

Прошла неделя с Нового года. Так себе праздник, у Герды не было настроения его праздновать. Алина пыталась внести в их жизни дух праздника, но отсутствие денег за квартиру, портило все. Девушки пытались найти способ продлить жилье, но хозяин квартиры, Борис Михайлович, настаивал на своем. В какой-то момент он сказал, что девушкам стоит задуматься над тем, где они могли бы жить бесплатно.