Текст книги "Дальний и Ближний (СИ)"
Автор книги: Вийя Шефф
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)
Глава 19
Глава 19
Звонок в дверь заставляет проснуться и подняться с постели.
Опять почти бессонная ночь и рыдания на плече подруги, к которой приехала, превратили меня в развалину. Всё болит и тяжесть невыносимая в теле, давящая сверху как плита.
Я даже сегодня на занятия не пошла. Занималась тем, что жалела себя и спала с перерывами.
Не могу про экономику в такой момент думать. Я человек творческий, а не математик с холодным умом и цифрами в голове.
– Кто там? – подхожу к двери.
– Доставка цветов, – отвечает мужчина.
Я подтягиваюсь на носочки и смотрю в глазок. Действительно, курьер с букетом цветов и мягкой игрушкой.
Морозов, а я не сомневаюсь, что это от него, ты, что меня за маленькую девочку принимаешь? Мишками решил задобрить?
– Алина Белкина? – спрашивает парень, когда я открываю дверь.
– Да…
– Это вам, – вручает мне цветы и медведя. – Распишитесь, – протягивает квитанцию и ручку.
Я черкаю корявую роспись.
– Приятного вам вечера, – улыбается и сбегает вниз по лестнице.
– Спасибо! – с опозданием вдогонку.
Закрываю дверь и прижимаюсь к ней спиной. Резко ноги становятся ватными, а сердце бешено бьётся. Медленно вытягиваю из букета конвертик с запиской.
" Прости меня! Я и виноват, и не виноват одновременно. Просто прослушай мои сообщения, и ты всё поймешь. Глеб".
Написано аккуратным мужским почерком.
Не собираюсь я ничего слушать!
Я со злости всю переписку удалила.
Зачем мне его оправдания?
Я не слепая, видела, как он с Альбиной, нашей администраторшей целовался, обнимал за талию. А я то думаю, что она на меня крысой смотрит. Пилит постоянно своими глазками и придирается.
Вот как можно, сначала мне в любви признаваться, а через несколько часов с другой целоваться? Где у человека границы?
По-моему, у него их вообще нет, как и совести.
Не выпуская букета из рук, набираю Красниковой, а сама ищу, во что его поставить. Оказывается, в этой квартире нет ни одной вазы. Ну что ж, будете стоять в кастрюле.
– Рит, он мне цветы и мишку плюшевого прислал, – выкладываю ей сразу, как только она отвечает.
– Надеюсь, ты их выкинула?
– Нет… Жалко… Такие красивые… Мои любимые гортензии. Они же не виноваты, что тот, кто их прислал – козёл, – ставлю посуду под холодную воду.
– Тогда не вздумай его благодарить за них. Пусть мучается. А то ты, девочка сердобольная, и простить можешь, как вчера.
– Этого я не сделаю, – качаю головой, перебирая цветы в букете, которые опустила в кастрюлю.
Красивые…
С детства их обожаю, когда они расцветали в саду огромными шарами и радовали своим цветением до поздней осени, меняя расцветку.
– Вот и правильно.
В дверь опять звонят.
– Рит, извини, ко мне пришли. Я потом позвоню.
– Если это он, не открывай дверь. Пусть катится колбаской. Не будь мягкотелой! А то он на шею сядет и будет думать, что ты всё ему с рук спустишь.
Я смотрю в глазок.
Аксёнов.
– Это не он, – сбрасываю.
Зажмуриваюсь в предвкушении нотаций о том, что нельзя отключать телефон, и открываю дверь.
– Здравствуйте! – стараюсь улыбнуться как можно шире, чтобы его немного задобрить. – Знаю-знаю, телефон отключать нельзя и предупреждать о перемене планов.
– Вот именно, – входит в квартиру и закрывает за собой дверь. – За ваше непослушание получаю в первую очередь я.
– Я на эмоциях действовала, не было времени думать, – признаюсь честно.
– То, что ваш молодой человек – идиот, не значит, что вы должны нарушать установки. Я за вас головой отвечаю. Поймите, что от этого зависит ваша безопасность.
– И как же? – подозрительно, что он знает о нашей ссоре с Морозовым.
– У вас в телефоне стоит программа, которая передаёт сигнал, и мы видим, где вы.
– Только маячок? Звонки вы не слушаете?
– Нет, – но глаза опускает.
Врёт!
Откуда бы тогда узнал?
Значит, нужно быть осторожнее в разговорах по телефону, а лучше вообще перейти на сообщения в мессенджере. Надеюсь, их они не читают.
– Может быть, чаю? – не гостеприимно как-то держать его в дверях.
– Да, спасибо!
– Раздевайтесь, я пока налью, – ухожу на кухню.
Через минуту он заходит за мной. Увидев мой букет в кастрюле, сдавленно улыбается.
– Здесь нет вазы, – пытаюсь оправдать то, что цветы стоят в такой странной посуде.
– Я учту… Исправим.
– Не думаю, что мне кто-нибудь ещё подарит цветы, – протягиваю ему чашку чая.
– Почему? Вы красивая девушка, – как-то странно глядит на меня, кажется, что с интересом.
– Хватит с меня! Я сюда отсидеться приехала, а не личную жизнь устраивать.
– Это правильно, но вас никто не неволит. Просто парня вы, Алина, выбрали своеобразного что ли…
– Никого я не выбирала!
– Он дурак. Я бы не позволил себе вас обидеть, – ставит чашку на стол и подходит ко мне почти вплотную.
Его глаза скользят по моему лицу и останавливаются на губах. Алексей проводит костяшкой указательного пальца мне по щеке и задерживается на подбородке, при этом смотрит прямо в глаза. Они у него светло-голубые, почти прозрачные.
Меня словно парализовало, даже пошевелиться боюсь. Внутри поднимается паника.
Блин, мне страшно!
Собрав всю волю в кулак, я делаю назад шаг от него, разорвав зрительный контакт. В голове странно звенит, по позвоночнику ползут холодные капельки пота, а руки трясутся.
Что это сейчас было?
У меня ощущение, что я на несколько минут выпала из сознания, хотя уверена, что этого не было. Только на губах непонятное чувство от поцелуя.
Почему тогда не помню этого?
– Мне пора, – произносит тихо Аксёнов и идёт в прихожую.
Из оцепенения выхожу, когда он, хлопнув дверью, уходит. Провожу рукой по губам, они припухшие и ноют.
Но как?
Как можно с кем-то поцеловаться и не помнить этого?
Он мне память стёр?
Что за шпионские игры, как в «люди в чёрном»⁈
Хочется снова убежать и спрятаться, как ночью. Как от Морозова, но только от всех. Потому что страшно.
Что было в голове этого парня?
Что у них у всех в голове?
У Глеба и так понятно, но Аксенов… Он же женат, сам сказал, и сын есть. И вдруг поцеловал, да так, что я этого не помню. Может просто внушил? Говорят, они умеют такое с людьми проделывать. Тогда губы бы не болели. Поцелуй точно был.
Сейчас даже Морозов по сравнению с ним кажется самой невинностью. У того всё на лбу написано, что он озабоченный козёл. Только своей похотью живёт.
Хотелось ему ту самую руку сломать, которой он Альбину обнимал.
Как он мог? Так бесстыже на моих глазах?
Перестань думать о нём! Тут похлеще творятся дела. У тебя из памяти несколько минут выпало!
Под кожу начинает пробираться страх. Ледяной и ужасный. До костей. Не хватает воздуха.
Чёрт! Что это?
Паническая атака?
И что мне делать?
Господи, столько вопросов и ни одного ответа.
Забиваюсь в угол и плачу навзрыд. Опять жалею себя.
Почему это всё со мной случилось?
Зачем я попёрлась с этим чёртовым видео в полицию?
Дура конченая!
Я домой хочу… К маме…
Впервые за четыре года, я хочу к ней. Прижаться или опустить голову на колени. Как в детстве.
Мам, забери меня отсюда.
Слёзы ручьём…
Глава 20
Глава 20
Две недели лбом об стенку. Белка непробиваемая. Звонил, встречал у дома, пытался поговорить в универе, ответ один – иди ты, Морозов, к своим бабам.
Каким своим?
Я уже забыл, когда у меня было что-то с кем-то. В глубокой завязке. Скоро крыша течь начнёт от недотраха. Но я терплю, стиснув зубы. Да и не хочу я ни с кем, кроме неё.
Всю душу измотала.
Нервы на пределе, я на грани забрать документы и послать к херам учёбу, лишь бы её не видеть.
Тогда и к Мишке придётся перестать ходить в гости. Соседи всё-таки.
Вот он – молодец, додавил свою Ксюху, простила и вернулась.
Сравнил тоже – некупленный телефон и поцелуй с бывшей.
– Куда ты прёшь, ушлёпок! – раздраженно на какого-то придурка, который подрезает на повороте.
Беглый взгляд на пассажирское место, там лежит букет и пакет с подарком.
Три часа бродил по магазинам в поисках того, что можно подарить девушке, кое-как выбрал. У Ксюхи сегодня день рождения, она решила, что будет праздновать дома, с друзьями.
А мне присутствие там, как серпом по одному месту. С каждым метром сердце, словно пулемёт тарахтит, разгоняя по венам кровь сильнее и сильнее. Становится душно. Открываю окно…
Холодный ветер бьёт в лицо. Облегчение, но слабое. Мотор всё равно стучит бешено. На секунду выпадаю из реальности, но быстро прихожу в себя на перекрёстке от звука клаксона стоящей сзади машины.
Морозов, ты безнадёжно влюбился. Вкрашился… И это уже ничем и никем не вытравить изнутри. Жжёт, выворачивает наизнанку, царапает и рвёт всего.
У подъезда поднимаю глаза на окна Белки. Замечаю, она сидит на подоконнике и читает учебник. Останавливаюсь и просто смотрю на любимый профиль, хотя почти не вижу лица, на улице уже темно. Только мягкий свет из комнаты освещает её силуэт.
Она словно чувствует мой взгляд и глядит вниз. С минуту мы в таком контакте, а потом Алина спрыгивает с окна и быстро закрывает шторы. Блядь, как хочется вломиться к ней и целовать, пока силы не кончатся или не задохнусь от нехватки кислорода.
* * *
– Долго ещё будешь с кислой рожей сидеть? – упрекает Мишка, когда выходим на балкон покурить. – Ксюшка специально для тебя подружек свободных пригласила, а ты ноль внимания. Но вон та, с буферами, – заглядывает в гостиную через щель в шторе. – Даже с мужиком, не прочь с тобой близко познакомиться.
– Отвали! – облокачиваюсь на перегородку, подкуривая очередную сигарету.
– Хочешь, я спущусь вниз и приглашу её? – о Белке.
– Она не придёт…
– А вдруг? Ты говорил, что она любит праздники.
– Пока я здесь, она не придёт, – делаю акцент на последнем слове, поворачиваясь к нему лицом.
– Есть другой вариант – я постучусь, она откроет, ты зайдешь, и вы поговорите, – предлагает друг.
– Этот варик лучше, но вряд ли сработает.
– Ну, должна же она, в конце концов, понять, что всё это глупое недоразумение! Альбина – та ещё сука, своими руками бы придушил и не посмотрел, что сестра. Всегда гадюкой была, с самого детства. Покоя ей не даёт, что и без неё прекрасно живёшь, кидается как голодная собака, а сама же тебя и бросила.
– И заебись! – откидываю голову назад и выпускаю с силой струйку дыма. – Там любовью сразу не пахло. Так, пару недель покувыркались и хватит. Как говорится – мне было с вами хорошо, спасибо за опыт! Ладно, забыли… Это сто лет назад было, – выкидываю вниз окурок. – Пошли веселиться.
Алина
Сижу, забившись в угол, и обтекаю от услышанного с соседнего балкона. Значит, не врал, она сама поцеловала его.
А зачем тогда обнимал?
Нет! Это ничего не меняет.
Только непослушное сердце каждый раз чаще бьётся, когда его вижу. А сейчас от голоса сначала замерло, а потом забилось так, что я его в горле чувствую. Я скучаю по нему, как бы ни старалась забыть и выбросить из головы. Сердцу не прикажешь…
Поежившись от холода, заворачиваюсь поплотней в плед и захожу в квартиру. Тут не сильно-то теплее. Отопление ещё не включили, а по ночам уже достаточно прохладно.
Ставлю чайник на плиту, достаю заварку и насыпаю в заварник. Пока закипает, перебираю пальцами засохшие цветы гортензии. Вазу на следующий день привез Алексей. Теперь каждая наша встреча вызывает у меня сильную панику и страх внутри. И пусть он даже больше ко мне не прикасается, но неприятно становится.
Наверху громко заиграла музыка.
Прихватив чашку с чаем, устраиваюсь на диване, с надеждой посмотреть какой-нибудь фильм перед сном. Но планы накрываются. Из-за шума сверху я толком ничего не слышу, а прибавлять громкость – не выход, только давит на слух.
То сосед справа постоянно достаёт своими загулами с такими же пьяницами, как и он, теперь ещё и эти.
Вы время видели?
Первый час ночи уже. Не в полицию же звонить.
Выхожу на балкон с надеждой, что там кто-то есть и можно попросить убавить музыку, но никого. Снизу доносится смех и женский голос, который что-то пьяно щебечет мужчине.
Выглядываю.
Горбатого могила исправит!
Морозов, поддерживая какую-то девушку за талию, ведёт её к своей машине. А она всё время норовит повиснуть у него на шее или поцеловать. Он уворачивается, как может. Не всё, наверное, потеряно…
Они уехали, а я, потерпев некоторое время, решаюсь подняться наверх и поговорить с нарушителями покоя. Но прежде проверяю, не вернулся ли Глеб. Его машины нет во дворе.
А зачем возвращаться?
С ним поехал стопроцентный вариант отдыха на ночь.
Ты опять упал в моих глазах…
Звоню в дверь. Никакой реакции. Стучу. Тоже самое. Дверь открывается только тогда, когда я начинаю долбить в неё ногой.
– Алина? – пьяненько широко улыбаясь, смотрит на меня Миша. – Если ты к Морозову, то он уехал.
– Нет! Сколько можно? Вы на часы смотрели? – разгневанно.
– Алин, ну ты чего? У нас праздник. Кстати, заходи, отметишь с нами, – берёт меня за локоть. – Глебас скоро вернётся…
– Да пошёл твой Морозов! Музыку вырубите! Люди спать хотят. Иначе… Я полицию вызову! – кричу на него.
– А ты, рыжая, не приборзела на моего мужика орать? Своего заведи и ори, сколько влезет, – появляется на пороге высокая и довольно фигуристая девушка, явно с недобрыми намерениями.
Это та, с отвратительным голосом. Девушка Миши.
– Ксюш, это наша соседка, Алина, – попытается остановить он её, загораживая меня.
Но его девушка – броневик. Прёт, не видя препятствий.
– И что? Это даёт ей право на тебя орать? Есть претензии, пусть мне в лицо скажет! – с вызовом и нескрываемой наглостью смотрит на меня, поставив руки в боки.
– И скажу! Потише можете? Вы здесь не одни, – задираю голову, чтобы эта дылда не думала, что она тут самая крутая.
– Что ты тут пропищала? – склоняется надо мной и прикладывает руку к уху.
– Девчонки, заканчивайте! – придерживает нас руками Миша, встав между нами.
– А ну отойди! – отводит его рукой в сторону. – Девочки поговорят, – щёлкает позвонками, крутанув головой.
Глава 21
Глава 21
Поднимаясь на этаж по лестнице, лифт не работает, улавливаю какой-то шум. Слышатся женские голоса. Если из них кто-то ещё перепил, то я не повезу никого домой, пусть такси вызывают. Мне одной ненормальной Кати хватило, которая всю дорогу мне в штаны залезть пыталась.
Отпиваю кофе из стаканчика, купленный в автомате по дороге.
Надо было домой поехать, завалиться спать. Там Дикий, наверное, нервничает, он всё ещё не оправился толком после драки.
Поднявшись на этаж, замечаю в толпе ругающихся знакомую рыжую голову. И эта мелкая устроила разборки с Ксюхой.
Совсем больная?
Она тебя в асфальт закатает и не заметит.
Они сцепились…
Бой неравный. Надо уводить отсюда Белку, пока не отхватила.
Шустро оставлю стакан на полу, подхватываю Алину за талию и тащу к лестнице. Она брыкается и царапает руки. Вдогонку доносятся маты и ругань.
– Отпусти! – вырывается.
Ага, сейчас!
Спускаемся на её этаж, локтём открываю ручку двери, в спальню и кидаю Белкину на кровать. Она ошарашено смотрит на меня широко открытыми глазами. Я возвращаюсь в прихожую, запираю дверь на замок и снова к ней.
– Совсем крыша поехала? Смотри на кого прыгаешь! Она крупнее тебя в два раза, – со злостью.
– Чем больше шкаф, тем громче падает! – выпаливает с боевой решимостью.
– Ты хоть раз дралась?
– Нет!
– А она борьбой занималась в школе, – снимаю куртку и кидаю на стул в углу. – С ней даже Мишка не связывается…
– Ты зачем раздеваешься? – глядит на брошенную вещь, а потом со страхом на меня.
– Охранять тебя буду…
– Зачем? – садится, поджав ноги под себя, превращаясь в комок.
– Чтобы ты опять на людей не стала бросаться. У тебя, похоже, инстинкт самосохранения напрочь отсутствует, – задираю рукава джемпера.
Глаза Белки скользят по красным рубцам. Пытаюсь спрятать, убрав руки за спину.
– Ванная где?
– Там, – кивает головой. – Что ты собираешься делать? – очередной вопрос.
Ты что меня боишься?
На Ксюху нарываться не испугалась, а со мной рядом дрожишь?
Пропала бравада?
– Руки помою.
Усмехаюсь, выйдя из ванной и обнаружив, что она закрылась в спальне. Я и не собирался тебя домогаться. Надеялся, что просто поговорим, но не хочешь, как хочешь.
Растягиваюсь на диване, но перед этим отправляю сообщение Мишке, чтобы музон потише сделал. Реально… Совесть надо иметь… Люди спят.
Присутствие Белки я не услышал, кожей почувствовал.
Немного разлепляю веки – она стоит возле дивана с подушкой.
– Не советую, – заговариваю с ней.
– Что? – подпрыгивает от неожиданности.
– Ты же меня придушить пришла? – приподнимаюсь на локтях и улыбаюсь, увидев её растерянность.
– Головой ударился? Я просто подушку под голову принесла. Диван жёсткий, – обиженно надувает губы и швыряет её в меня.
Кидаю подушку в изголовье, а сам ловко ловлю Белку за руку, пока не сбежала, и тяну на себя. Она плюхается возле меня. Одной рукой перехватываю её за колени и, потянув на себя, заставляю лечь рядом.
– Что ты делаешь, Морозов?
– Не дрыгайся! У тебя холодно. Мне нужна грелка во весь рост, – прижимаю сильнее к себе.
Её близость не греет, сжигает.
Запах дурманит и сводит с ума. Что-то лёгкое, свежее, еле ощутимое, то, что хочется вдыхать полной грудью и наслаждаться.
Поговорить хотел?
Ври больше!
Какие тут разговоры, когда мозг гормонами захлестнуло⁈
Рука скользит по её тонкой талии под тёплую пижаму. Гладкая кожа и плоский животик, который она ещё больше втягивает от моих прикосновений.
Выше к груди.
Алина не обладательница выдающихся форм, но твёрдая двоечка имеется. Провожу пальцем по линии под холмиком, отчего она шумно втягивает воздух ноздрями. Слегка кончиками пальцев по соску, и с её губ срывается стон.
Вниз до резинки, погружая руку под неё и скользя вниз к заветному месту. Но она перехватывает руку.
– Глеб, пожалуйста…
– Пожалуйста – да или, пожалуйста – нет?
– Нет…– плавно, на выдохе, словно распеваясь, потому что я вывожу пальцем круги внизу её живота.
– Почему? – хрипло возле уха.
Она молчит, собирается с мыслями или придумывает отмазку.
– У меня месячные, – произносит тихо и прячет лицо в подушку.
Со стыдом боролась.
Почему для многих девушек – это что-то страшное? Это природа, с ней не поспоришь.
– Значит, будем просто спать, – кладу руку на талию и утыкаюсь носом в её шею.
Уснуть будет тяжело, надо визуализировать что-то отвратительное, чтобы кровь отхлынула от паха. Но вместо этого я припадаю губами к её шее и покрываю поцелуями.
– Белка, я безумно скучал, – признаюсь.
Она переворачивается ко мне лицом и заглядывает в глаза, а я тону в топи её зелёных.
– Тебе идёт борода, – проводит легонько пальчиками по моей небритой щеке, вызывая лавину мурашек.
Притягиваю за затылок к себе и целую в губы. Мягкие и влажные, сладкие и такие любимые, те, о которых я вспоминал и мечтал каждую ночь.
Что ты делаешь со мной, Белка?
Как от человека может так сносить крышу?
Что у тебя за особый катализатор, который даёт такую бурную реакцию в моём организме?
Ненавижу Альбину, которая на всё это время лишила меня этого удовольствия.
Свернуть бы шею гадине.
Как же тяжело сдерживать себя, делать вид, что сильный и способен побороть в себе эту боль.
Нихрена подобного!
Когда её давишь, она ещё сильнее бьёт по душе. Даже внешние увечья не наносят столько страданий, как неразделённая любовь.
Мне стало жалко всех девчонок, которые когда-либо признавались мне в чувствах, а я только надменно смеялся над ними.
Испытал на себе все эти круги душевного ада.
Мы целовались больше часа, пока она не призналась, что у неё уже губы болят.
Не буду мучить дальше, просто обнимаю.
Белка кладёт голову мне на грудь и спустя время начинает тихо сопеть.
Я ещё долго лежу, наслаждаясь её близостью, и смотрю, как она спит.
– Люблю тебя, – чмокаю в макушку и закрываю глаза.
Всё же сон берёт своё, и я проваливаюсь в него глубоко. Просыпаюсь от дребезжания телефона на столе.
Будильник сработал.
Осторожно высвобождаю Алину из объятий, чтобы она не проснулась, и поднимаюсь.
Твою мать!
Это уже третий будильник, который оповещает, что пора собираться в универ. Тихонько прохожу в комнату и беру свою куртку. Домой надо, там Дикий уже давно ждёт.
– Сбегаешь? – сидит на диване Белка и сонно потирает глаза.
– Просто не хотел тебя будить, – мимо, к двери.
Она идёт следом за мной.
– И на завтрак не останешься?
– Я утреннюю прогулку с Диким проспал, у меня в прихожей теперь озеро Байкал разлилось. Извини…– обуваюсь и выхожу.
Ну не долбоеб ли⁈
Звоню. Открывает. В глазах слёзы…
Обиделась…
– Доброе утро! – обхватываю лицо руками и зацеловываю.
Она поднимается на носочки и обнимает за шею.
Моя рыжая Белка, которую безумно люблю, прижимается всем телом ко мне и не хочет отпускать.
Я и сам уходить не хочу, но надо.
– Встретимся в университете, – прощальный поцелуй и быстро из подъезда.








