Текст книги "Юго-Восток"

Автор книги: Виталий Сертаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)

– Ой, хотел тут один жениться, – запела она свою любимую песню. Но я по глазьям ее видел – обрадовалась очень, прямо сметаной растеклась, ага. И пятками мне взади по ногам трет, думать мешает.

– Я тебе сурьезно говорю, хочу, чтоб культурно промеж нас было! – Чтобы не так сильно надо мной ржала, взял ее тихонько так за шейку, сдавил маленько.

Вроде ржать перестала, это хорошо.

Обняла жарко. Я испужался маленько, думал – снова играться затеет. Но ничо, спас меня Факел от позора. Оказалось, Иголка снова все вперед придумала, я за ней прям не успевал.

– Отец меня за тебя не пустит.

– Мой батя тоже.

– Здесь нам жить нельзя.

– На Факеле тоже… пока. Потом маманя отца уговорит, она его умеет…

– Пока твоя маманя дьякона уговорит, я состарюсь. Да и не хочу я к вам на Факел, чего я там не видала? Нефтью воняет, дым кругом, и живете, как кроты, под землей.

– Чо тогда делать?

– Ты не забыл, где земляную желчь припрятал?

– Нет вроде… А ты откуда знаешь?!

– Ой-ой, подумаешь – великая тайна! Да я в жизни не поверю, что ты с пустым карманом вернулся.

Ну и девка, настоящая колдовка!

– Закопали мы. Если только кто учует, – сказал я. – Собаки вдруг дикие…

– Собакам разве земля нужна? Слушай, как Голова выздоровеет, топайте к своему купцу. Он уже знает, что вы целы, и знает про то, что ничего не нашли, вот так. Добычу с собой не тащи. Дурнем-то не будь, на прежнюю цену не соглашайся.

– Так нехорошо, мы по-честному договаривались…

– Ой-ой, был такой один, тоже с маркитантами по-честному хотел! Хасан тебя уже обманул и еще обманет, вот так.

– Уффф… дык чо мне у него просить, два гранатомета, что ли?

– Долю в караване проси.

– Как? Ты чо такое говоришь-то? – У меня аж зубы зачесались. Подскочил я, уселся, про ласки мигом позабыл, – Иголочка, какую такую долю? Ведь я не торговец.

– А чем ты их хуже? – Лисичка хитрая вытянулась, под солнышком в золотых пушистых волосиках вся, голенькая, сладкая… а ножкой тонкой мне промеж коленок лезет и лезет. – Ты их ничем не хуже, Славушка, вот так. Ты умный, сильный, красивый, очень смелый и добрый. А еще ты честный, и слово держишь, и за друзей горой стоишь…

Так она говорила, мурлыкала сладко-сладко, ну точно кошка разомлевшая, все хвалила меня да хвалила. Ясное дело, я к таким медовым речам не привыкший, тоже враз разомлел, и чувствую – правду ведь моя женщина говорит. Сильный я, вона, когда поросями годовалыми через забор кидались, я дальше всех закинул. И друзей всегда защитю, и чужого не возьму, и Спасителя славлю… вот только, может, не самый умный… Ну и чо, все равно не хуже маркитантов! Все верно Иголка говорила, и так меня чо-то разобрало, ешкин медь, прямо сейчас стал штаны цеплять и в путь собрался.

– Слава, ты куда? – захлопала глазьями Иголка. – Тебе нельзя пока уходить. Травы целебные еще не все выпил.

– Дык… я, это…

– Ты понял, милый, что сделать надо? Требуй долю в караване. Ничем вы не хуже, чем они, и товара на Факеле доброго полно.

– Говорят, доля дорого стоит. Откуда у меня такие… – Тут я язык прикусил. Понял, куда она клонит.

– Ой-ой, сколько ваша пушка с гранатами потянет? Да еще пулемет. Только не вздумай их отцу родному торговать, он тогда тебя точно проклянет. Продашь ее химикам, обменяешь на порох. Половину пороха продашь южным пасечникам, деньги не бери, бери темный мед. Я тебе покажу какой. Мед и порох повезешь, самый лучший товар. Деньгами нигде не бери, ни серебра, ни золота – ничего. Я тебе после покажу, какой товар для нашего Базара брать.

Обалдел я маленько.

– Иголка… я себе ничего взять не могу. Сдать все в котел должен. Общее все на Факеле. Как я себе-то заберу?

– Бабы у вас тоже общие? – нахмурилась моя лисичка.

Ох, ешкин медь, не могу я с ней спорить!

– Дык… я ж торговать-то не умею. Да и как продавать, сколько просить, я ж нигде далеко не был…

– А я с тобой поеду, Славушка. Уж я продать сумею, никто нас не обманет. Станем на других Базарах сами торговать вашим железом да нашим медом, маркитантам цену собьем. Богатые станем, дороги надежные высмотрим. Сами потом караван построим, людей наберем. Твой дружок Голова придумает, как машины на пару да на нефти построить, фургоны стальные с шипами соберем, не хуже чем у Рустема, вот так.

– Ты со мной? Ты? В ящике стальном?! Ты чо, так нельзя, баб в дорогу не берут…

– Ой-ой, Славушка, никак ты на мне жениться собирался? Или передумал уже? – глянула так, словно плеткой по лицу стегнула.

– Не передумал, – задумался я еще сильнее. Чем дальше думал, тем страшнее становилось, что ли.

Оказалось, что она давно все разложила и посчитала. Придумала, где нам жить и как нам сбежать вместе, и не прислугой сбежать, а самим еще прислугу нанять. Только план ее, как сказать-то, уж больно лихой получался. Караванщиками всегда ходили маркитанты, чужих брали редко, только в прислугу. Приказчиками нас с Головой возьмут, но бабу точно высадят. Только у них машины на ходу, фургоны броневые, внутрях с печками, кухнями, постелями. А самое главное, ешкин медь, – только у них на фургонах тяжелые пулеметы, да ружья, да гранаты.

– Если мы, к примеру, на Факеле хотя бы пять таких фургонов построим, – вслух задумался я, – и ежели, к примеру, механики пять моторов сделают и ни один маркитантам не продадут… дык все равно караван не получится.

– Ой, ну почему, почему, почему?! – Иголка словно взбесилась.

– Куда мы поедем? Мы ж никого в Москве не знаем. А вдруг чудища какие? А вдруг могильщика встретим? Здесь мы хоть знаем, где они водятся… А если случайно на Садовый рубеж наскочим? Вон Рустем говорил – и не заметишь, как башка у тебя взорвется…

– Славушка, ты у меня самый умный и смелый. У тебя все получится, факельщик мой чумазый. Хотел же Голова с Кремлем торговать – вот и будете торговать. Первые в Капотне будем, кто в Кремль товар повезет.

Ну чо, права она была, как ни крути. Страшно, но отступать все равно некуда. Полялякали еще маленько, как нам лучше встретиться. Проводил я девчонку мою до калитки, вроде никто не подглядывал. Напоследок вспомнил:

– Иголка, как ты узнала, что меня обезьяны скрутили?

– Ой, это ж просто. У нас так многие умеют, но девки получше мужиков. Зверье надо слышать, любить зверье надо. Тогда они глазками поделятся, вот так. Хотя я сама удивилась, никогда меня прежде рукокрыл в себя не пускал.

– Рукокрыл? – Во мне словно чо-то булькнуло. – Большой, что ли?

– Ой, забыла его спросить, большой или маленький, – Иголка обняла меня напоследок, чмокнула в нос. – Ой, забыла тебе сказать. Слыхала, как папаня с мужиками шептался. Земляная эта желчь могильная – она вовсе для нео не отрава, вот так.

24
НОВАЯ СДЕЛКА

– Ви харашо сделали, чито никому не признались, – похвалил Хасан. – Даже Рустем, хо-хо, поверил, чито вы желч не нашли. А я сказал – нэ может такого бить, читобы Твердислав не нашел. Харашо. Но мине здесь холерный земля нэ нужен.

– Это как… не нужен? – У рыжего кость баранья во рту застряла. – Ты чего, зараза, такие шуточки решил шутить? Я чуть не помер из-за твоей земли!

– Почему шуточки? Опасно очень, сам знаешь, э? На Базар такое нэ надо носить. Тимур пойдет с вами, Ахмед пойдет с вами. Туда, гыде спрятали. Заберут, в надежный место отнесут. Отшельник пойдет с вами, я ему плачу. Оружие, гранаты отдаст, если желч на месте. Договор подтвердит.

– Ты нас обещал к Садовому рубежу отвести.

– Вы ко мне в приказчики хотели, да? Нанимаю вас. Ви Садовый рубеж смотреть хотели? Увидите. Может бить. Когда караван в ту сторону пойдет.

Голова раскрыл рот, но я его щипнул за ногу. Голова рот закрыл. Вот и правильно, ешкин медь, сам ведь просился в Москву, а теперь спорит! Но сам я никак не мог придумать, как бы половчее заговорить о доле в торговле. Хасан как всегда нас перехитрит, чертяка такой, не к ночи помянуть его.

– Когда пойдет караван?

– Каравана долго нэ будет. Ти сколько болел, Голова?

– Семнадцать дней он болел, – сказал я.

– Хасан, ты нам обещал, – уперся Голова. – Отшельник слышал, все тут превентивно слышали. Неверная у тебя дислокация.

Рыжий после болезни маленько другой стал. Не то чтоб свихнулся, а так, шутки хуже стал понимать, что ли, и слова умные путать. Истощал у пасечников вполовину, нынче отъедался. Механики его все равно судили, но наказывать сильно не стали. Присудили три катера просмолить да паклей забить. Дык это даже хорошо, что такое ему наказание нашлось. Мне на Факел топать не пришлось, маманю да отца выслушивать. Я с рыжим в цеху на Автобазе восьмой день ночевал. Ясное дело, днем смолу варили, ночью мечтали, как свой караван торговый снарядим. И ждали, когда Хасан из похода вернется. Голова едва про пять фургонов услыхал, ешкин медь, еще сильнее Иголки на этом деле повернулся. Только и лялякал про Кремль богатый, про базы с оружием и жратвой, про бульдозеры и дружину богатырскую.

Вот и дождались. Хасан как услышал, что добычу мы припрятали – спорить не стал, честно добавил к гранатомету печенег с патронной лентой. У меня аж во рту зачесалось, так и хотел его спросить – для чего все же зараза ему нужна. Но не спросил, сдержался, ага. Хасан спорить не стал, но хитро придумал, как нас опять служить заставить. Ну чо, вроде все честно на словах выходило. Хотели Садовый рубеж – нате вам, ешкин медь, покажу и за дорогу денег не возьму.

Вроде честно. Но чо-то мне не нравилось, ага.

– Ви сами договор нарушили, – заявил Хасан. – Пачему раньше нэ пришли? Пачему другим рассказали?

От таких слов у меня ухи вспотели. А они с Рустемом сидят и ржут. Так бы и забил им обоим башку в плечи. Но ничо, усидел. Я после карантина и Пасеки тоже маленько другой стал, умнее, что ли. Стал я думать, как по-другому маркитанта обхитрить.

– Ест к вам адин дело, – сказал Рустем. – Адин хароший старый человек с Факела сказал – ест на Факеле такое место, называется щитовая. Там карты лежат, очень старые карты. На адной карте важная тайна нарисована. Ест труба для нефти, идет под рекой, прямо в центр города. Балшой труба, а вместе с трубой узкий дорожка.

– Там била щитовая старого бункера, – добавил Хасан. – Заделали, читобы никто нэ заходил. Там чертежи, старый человек бил еще малшик, когда дверь цементом замазали. Дьякон Назар тоже знает, начальники ваших цехом нэмножко знают. Они еще хуже, чем механики с Автобазы…

– Это чо за старый хороший человек? – спросил я. – Какой такой гад, ешкин медь, секретные тайны Факела вам выдал?

Торгаши заржали пуще прежнего. Толстый Тимур едва хобот от своего табачного агрегата не проглотил.

– Много хароших людей, – замахал башкой Хасан. – Приходят в гости, в нарды играть, вино хароший пить. Нэ вашу брагу кислую, а настоящий вино, ягодный, да?

– Вы чо, наших дедов тут спаиваите? – разозлился я маленько, чуть не забыл, зачем пришел. Но вовремя взад уселся. Дык все равно в Мертвой зоне драться нельзя, мигом кровь высохнет, станешь как ящерка сушеная.

– А чем тебе механики не угодили? – завелся рыжий.

– Галава, ти своим механикам скажи, а не мне. Они нэ хотят за книги платить, машины строить новые нэ хотят. Галава, я тебе знаешь чито скажу?.. Ти кушай барашка, кушай, а то савсем худой стал, не годится так. Если би твои механики с Автобазы хотели, они би давно свой караван броневых машин построили. Я знаю, чито у вас пьяные мужики болтают. Они гаварят – маркитанты машины ха рошие себе забрали, сам богатый, а ми – бедный. Слюшай, Галава, Хасан хоть раз не платил? Хасан платил, механики делали машину, продавали. Кто вам мешал себе сделать? Кто вам мешал самим торговать, э?

Хасан лялякал и все лыбился гадко. Голова в пол глядел, а у меня внутрях аж колотилось все. Ну чо, не врал торговец, а если врал, то маленько. Ясное дело, торговать бы они механикам путем не дали, стали бы вредить, а то и в открытую война бы пошла. Но строить машины и копить товар нам никто не мешал, это точно. И на Факеле давно бы уже дружину снарядили… эх!

– Смотри, Галава, – Хасан махнул Тимуру, тот живо развязал мешок.

Рыжий застыл, будто на носу ядовитого паука заметил. Я тоже маленько удивился. Точнее сказать – не маленько, а очень даже сильно я удивился. Каждый день такое видишь, что ли?

Из мешка вынули доспех. Кольчужная куртка и штаны отливали синим. Шлем с забралом, такие у нас давно не носят, с тех пор как рукокрылов и прочую дрянь с промзоны повыгнали. Душно в нем, ешкин медь, и не видать ни хрена. Но этот доспех здорово отличался от того, что куют наши на Факеле и механики на Автобазе. К нему прям руки тянулись, что ли.

– Откуда такое… такая… такой? – Рыжий аж заикаться стал.

– Доброе железо, да? – заржал Рустем. – Пасматри, это уже не железо. Видишь – тянется, как смола.

– Его прожгли! – догадался я.

– Его так харашо прожгли, чито теперь ни адин меч не берет, – серьезно сказал Хасан. – Смотри, кажется мягкий и нэ звенит. Это Поле смерти далеко отсюда… Хасан своим приказчикам харашо платит, – маркитант важно порылся у себя в бороде. – Это тебе будет плата, Галава, если найдешь карту и найдешь вход в трубу.

Рыжий выслушал и затих. Сам колчугу в кулак зажал, мнет и вроде как выпустить не может. Не понравилось мне это, так и вбил бы ему нос в щеки, ага, хоть и друг мне!

– А с тобой, Твердислав, другой разговор, – Хасан затянулся своей вонючей травой. – Мине сказали, у тебя проблемы с дэвушкой, э?

– Нет у меня никаких проблем.

– Это харашо, – покивал торговец. – Очень харашо, когда нэт проблем. Слюшай, я так нэмножко падумал – может бит, у меня найдется место в контейнере для приказчика и для его дэвушки. Может бит, да, а может бит, нэт. Ти как думаешь, Твердислав?

– Ты чо, маркитант, предлагаешь мне свой дом ограбить? Родного отца ограбить?

– Э, зачем так гаваришь? Я тебе предлагаю всем помочь. Кто, кроме тебя, может принести карту? Твой отец никогда не отдаст, но ему нэ надо. Найдешь дорогу под рекой – все по ней ходить смогут, может бить, до Садового рубежа! Торговать сами будете. Может бить, ви новый бункер найдете. Может бить, ты жениться захочешь, жить захочешь от отца отдельно, э?..

Вот знал же, гад, как меня подкузьмить! Ну чо, против правды не попрешь. Хасан – умный, знал, кого соблазнять, ешкин медь.

– А если мы откажемся?

– Тогда несите желч. Отдам оружие – до свиданья.

– В караван не возьмешь?

– Нэт. Зачем мине такой приказчик?

– Нет никакой подземной дороги, – уперся Голова. – Ты чего придумал, маркитант? Тама на старом бункере… охрана из берегинь набрана, они ниже моста… короче, не пустят нас туда.

Хасан не стал спорить, передо мной все руками махал.

– Твердислав, ти сын дьякона. Я разве сказал – укради или забери чито-то? Я сказал правду. Есть гыде-то комната, там есть карта, есть дарога под рекой. Нэ такой дарога, как наверху. Труба там идет, балшой труба для нефти. Только нефть по ней нэ качали, сухой труба. Такие трубы клали, чтоби бистро нефть на заводы передать, если сверху война будет.

Голова пошевелил тощим ртом.

– Хасан, ты же богатый. Заплати дьякону, пусть тебе карты покажет. Сам можешь караван под землей снарядить.

– Нэ могу. Уже просил. Дыва раза гаварил, больше просить нэ буду. Галава, ти дьякона Назара знаешь. Он чужих близко к нефти нэ пустит.

Рыжий пнул меня под коленку. Мол, давай решайся.

– Хасан, если я тебе добуду карту… Я хочу долю в караване, – заявил я.

У Хасана открылся рот. Будто я его самого взамуж позвал, ага. Рустем выронил костяшки. Толстый Тимур поперхнулся дымом. Стал кашлять и бить себя в грудь.

– Твердислав, у нас была честная сделка. Чич руки разбивал, э? – напомнил Хасан.

– Ну разбивал…

– То другая сделка была, – влез Голова. – Мы все честно сделали…

– Э, пагади, Галава, – замахал толстыми руками Хасан. – Твердислав, я разве гаварю – отдайте мине машину, которая из нефти бензин делает? Я разве гаварю – отдайте мине станки? Зачем ти такое сказал? Хочешь торговать – собирай свой караван, строй фургоны, ставь пушки, ищи дороги. Нэ хочешь бить приказчиком – нэ надо. Будем просто друзья, да?

Ну чо, ясное дело, противно мне стало. Поглядел я на их довольные черные рожи, ага, так и повбивал бы носы в щеки! Ну не умею я торговаться и хитрить, нипочем мне Хасана не обдурить. Если бы Иголка была со мной, она бы выручила.

Жирный Тимур сосал табак через воду. Рустем с Ахмедом играли, катали костяные кубики с точками. Хасан стукнул ногой по большому волосяному мешку:

– Смотри, Твердислав. Зыдесь подарок Факелу и Автобазе. Дывадцать пакетов прозрачной пыленки. Против воды, против дождя. Будет ваша.

– Заранее за нашу гибель подарки даришь?

– Зачем так гаваришь? – не обиделся Хасан. – Бить может, вас не убьют… Ну чито, Галава, когда пойдете на Факел?

– Никуда мы не пойдем, – заулыбался рыжий. – Зови отшельника, будем письменно договор составлять.

– Письменно хочешь? – Хасан маленько напрягся, но спорить не стал. Пока пацаненок бегал за Чичем, все молчали.

Ну чо, Чич пришел тихий, как всегда. Под кожаной маской ничего не видать. Тихий и опасный. С ним был ученик, вроде такой же, что и прежде. Поди пойми, ешкин медь, сгинул прежний ученик на Берегу или мы с рыжим ошиблись.

– Про чито договор писать будем? – Хасан с важным видом взялся за утиное перо.

– Про старый бункер, про карту, про трубу…

– Слюшай, зачем так гаваришь? – Маркитанты кости побросали, задергались маленько. – Такой договор нельзя писать…

Отшельник сидел себе тихонько, будто его вовсе не касалось.

– А придется, – сказал Голова. – Иначе желчи тебе не видать.

– Мы хотим долю в караване, – повторил я.

– Твердислав, ти знаешь, сколько нужно денег? – стал вздыхать Хасан.

– Ты чо, маркитант, русский язык перестал понимать? – спросил я. – Сейчас договор напишем. На весь товар, что мы выручим с продажи пушек и гранат, мы входим долей в караван. Тогда мы согласны быть приказчиками. И согласны искать трубу под рекой. Если не нравится, до свиданьица.

– Пагади, пагади… – Хасан жутко растерялся. Ясное дело, он был уверен, что я, как прежде, всю добычу понесу на Факел, в общий котел. Иголка мне как раз про это много говорила. Три раза ко мне в лесу бегала и всякий раз башку сверлила, ага. Про то, что нельзя кланом и колонией жить, как мураши или пчелки живут. Что, мол, пока мы все в общий котел тащим, никто из нас разбогатеть не может, даже самый умный. Антиресу к деньгам нет, вот оно как!

– Пагади, Твердислав, ти разве устав Факела хочешь нарушить? – опомнился Хасан.

– Экий ты умник, и про устав наш слыхал?

– Но… слюшай, так же нельзя, тебя же выгонят… – Маркитанты быстро зашептались на своем.

Вот как раз так Иголка и предсказала. Черные дядьки даже не сомневались, что мы снова голые и нищие останемся. Выходит, верно мы с ней просчитали, и взад отступать некуда.

– Не твое дело, выгонят нас или нет, – сказали мы. – Пора нам, пошли мы.

– Как пошли? Куда пошли? – заблеял Рустем. – А как же желч земляной?

– Да неохота вам продавать, – сказал я. – Чо-то больно вы воду мутите. Я другого покупателя нашел. Он нас дурить не будет.

Ясное дело, просто так я лялякал, вроде как дразнил его. Но Хасан еще быстрее забегал, задергался, траву курить бросил.

– Гыде же я вас обманул, э? Доспех тебе дарагой принес…

И снова я ляпнул наугад. Ну чо, видать, день такой удачный, снова я угадал.

– Обманул, что холерная земля против нео годится, – сказал я. – Теперь я знаю, для чего она.

– Что ты за нее хочешь? – нахмурился Хасан. Зацепило его, ага. И на отшельника косится, такое зло его взяло, что наш судья лишнего наслушался. А тот знай себе сопит, в уголке греется. Мне вдруг показалось, что наш однорукий гадальщик – самый опасный человек в контейнере Хасана. Не знаю, почему так подумал, тихо слишком сидел он, что ли. На то я и охотник с детства, чтоб издалека чуять.

– Э, Хасан, пагади, ничего нэ добавляй! – влез Рустем. – Договор честный бил, да? Оплата за товар у Чича. Если факельщик нарушает договор, ми ничего не платим.

– Хасан, гони чумазых, – подал голос Тимур. – Нэт в лудях чести никакой…

– Я сказал, что хочу. Один фургон в караване – наш. В общую долю. Если теряем мы – теряют все.

Рустем зубами аж заскрипел.

– Это кто про честь ляля? – заржал над Тимуром Голова. – Это ты, Тимур, в прошлом годе нашим на базу гнилую шерсть продал?

Тимур запыхтел, но заткнулся.

– Ну что, красавчики, долго рядить будете? – проснулся отшельник. – Либо пошли, либо меня девки ждут, на женихов косточки раскинуть…

– Если в долю возьму, карту принесешь? – Хасан стал так сильно дергать себя за бороду, что я испужался – с ушами вместе оторвет.

– Такого обещать не могу, – сказал я. – Вдруг нет никакой трубы и никаких карт? Вдруг мыши давно съели?

– Харашо, шайтан! – Хасан опять забегал. Присел возле Чича. – Э, уважаемый, как такое записать, нэ пойму. Можешь такой договор записать?

– Могу что угодно записать, – покивал отшельник. – Но сперва надо сделку завершить. Пойдем посмотрим на вашу желчь.

– Это как мы пойдем? – задергался рыжий. – У меня нож один, остальное в карантине пожгли. И меч у Славки забрали…

– Ми вас будем охранять, – погано улыбнулся Рустем.

– Тогда пойдем к Гаражам, пока не стемнело, – сдался я. – Только вы все идите следом, нам кой-чо обсудить надо.

– Э, пожалюйста, обсуждай сколько хочешь, – засмеялись торговцы.

Вышли мы с рыжим из контейнера, поперли в обход Базара, чтоб никто знакомый не встретился. Маркитанты следом плетутся, бормочут на своем, за ними – Чич с худосочными учениками, у каждого на спине – тяжелый узел. Ну чо, глядеть на них смешно, какая там охрана, еле наш гранатомет несут!

– Чо думаешь, Голова?

– Не возьмет в долю.

– Я так и знал.

– Дурит он нас.

– Мне так тоже кажется. Но пушка и гранаты-то у Чича. Отшельник же не обманет?

– Отшельник никогда не обманывал. Всегда честно судил.

Я вспомнил мертвого ученика в паучьем коконе. Наверняка рыжий тоже вспомнил.

– Может, сменяем желчь на гранатомет, как прежде договорились, и все?

– Тоже неплохо. А дальше? Подарим Факелу? Перед дьяконом повинишься и пойдешь поросей кормить? Варварку замуж возьмешь?

– Щас башку в плечи вобью, – посулил я. – И вообще, ешкин медь. Ты чо меня отговариваешь? Может, сам глаз на Иголку положил? Дык я тебе глазья живо повыдергаю.

Думал я, он заржет, как всегда, прибауточки свои начнет. Но Голова не заржал, я даже малость напужался. Не стал он ржать, травинку жует и плюет, жует и бровями шевелит. Тут меня словно холодной водой окатили.

– Голова… ты чо? Я пошутил. А ты чо, серьезно, что ли?

– Славка, отстань, – а сам глаз не кажет.

– Погоди, постой. Ты ж ее пару раз видал всего, а я ее с Пепла спасал… – стал я такую ерунду лопотать, самому стыдно. – Голова, ты же мне друг. Так же нельзя…

– Слава, заметали, – рыжий, точно еж, иголки выставил. – Хочешь жениться, давай. Я-то что? Я тебе не отец. Только ты зря на дьякона валишь. Тебе она и без дьякона не достанется. Я, пока у пасечников больной лежал, ляляки их послушал. Папаша ейный, фотогеничный больно, дочку за чумазого не отдаст.

– Потому я и нанялся. Чтобы с Факела уйти. Не дадут мне там покоя, женят на вдове. В охотники не пустят.

– Эх, Славка, не хотишь ты меня слушать. Хасан на склады к себе не пустит, вывернется. Сам знаешь, чужие мы для них.

– А как бы ты сделал? – Я глядел на горы контейнеров, по ним бегали дикие собаки. От лавки нео как всегда тянуло горелым мясом. Где-то пели заунывно, дергали струну.

– Была бы моя, я б ее увел, увез бы, – Голова отвернулся, тоже стал на пустошь смотреть. – Ты глянь, какой осьминог здоровый ползет! Небось такой курицу надвое порвет!

– Голова, кончай мутить. На хрена мне твой осьминог.

– А? А я чего? Я ничего, просто говорю…

– Не просто ты говоришь, ешкин медь. Ты думаешь, я из-за девки с ума сошел? Я все равно тебе друг. Если ты пойдешь искать Кремль, я тоже пойду. Ты думаешь, я ничо не понял про щитовую? Ты ведь лучше меня старый бункер знаешь. Знаешь, что есть закрытые двери.

– Слава, придется нам вместе идти на Факел и тама поклоны бить, – рыжий поглядел на меня жутко сурьезно. – Ты сам смекаешь, что тебе сделать надо? Надо у дьякона чертеж промзоны стащить. Если твой отец заметит, нам всем увертюра и эпилог. Тута не пожалеют.

– Сам знаю, – у меня аж губы изнутри зачесались. – Тогда зачем вдвоем идти?

– Затем. Один ты не конгруэнтный. Не разберешь, одним словом. Это ведь не карты, а чертежи. Второго раза не будет, берегини учуют.

Ясное дело, он все верно говорил. Голова – умный, против его слов не попрешь.

Пока лялякали, добрались до промзоны. Ясное дело, пошли за трубами, за горелыми сараями, чтоб не шибко отсвечивать. Уже после Химиков свернули напрямки, по меткам охотничьим пошли. Деревца тут быстро вымахали, я маленько испужался, что место не найду. Пробрались между гнойников, затем в дыру влезли, которую био в доме проломил. Удобная дыра, все три этажа складских могильщик снес, теперь не надо в обход ходить.

Ахмед с калашом нас догнал, другие самопалы да ножи достали. Только Чич махал себе прутиком, ешкин медь, будто по Базару гулял. Наконец нашли мы место, вблизях опознали. Повезло нам тогда, земли голой тут нет, сплошь обломки кирпича на два метра в глубину. Видать, дом стоял или цех какой, ага, бомбой его сровняло. Ну чо, глянул я – у рыжего руки маленько затряслись. Ясное дело, кому охота второй раз травиться? Короче, отпихнул я его, сам камень сдвинул, бутыль нашу, в мешки завернутую, вытащил.

– Открывать не буду, – сказал я. – Жить охота.

От таких слов маркитантов маленько по сторонам раздуло. Зато отшельник подошел, покряхтел, сам рукой в мешок залез.

– Будешь нюхать, уважаемый? – заржал Рустем.

– Это она, – подтвердил Чич. – Сделка закрыта. Мы отдаем то, что держали в оплату. Есть кто скажет против?

– Отдавай-отдавай, – чересчур быстро покивал Тимур.

Глянул я на него, ешкин медь, и точно голой пяткой на гвоздь наступил. Вдруг увидел, чо сейчас тут будет. И не то чтоб сам увидел, а вроде как мне картинки показали, что ли. Никогда такого со мной не было, даже на Пасеке, хотя лесников колдунами все зовут. Увидал я в картинке, как Ахмед калаш поднимает и что надо будет мне упасть рожей вниз и рыжего за компанию прихватить.

– А ты откуда знаешь, что в бутыли? – спросил вдруг Голова.

– Поживи с мое, красавчик, – гоготнул Чич.

Его тощие ученики свалили нам под ноги мешки. Тимур забрал бутыль, сунул в короб, подвесил за спиной. Ахмед вообще отвернулся, побрел себе взад, с камня на камень запрыгал. Солнце уже почти скатилось, темнело быстро. Я себя будто голый чувствовал, впервые в промзону без брони и меча вышел.

– Чито теперь, уважаемый? – поклонился Чичу Рустем. – Поздно уже, может бить, завтра будем договор писать?

Вдруг я снова картинку увидел. Того же Рустема, но с другой стороны. Вроде как… глазами отшельника, что ли. Хотя быть такого не могло! Недолго смотрел, и сглотнуть-то не успел, но успел напужаться. Чич… он вроде как не просто видел, как обычные хомо видят, он вроде как на язык пробовал. Нет, ешкин медь, это тоже неправильно, никакого языка не было! Эх, жаль, что я не такой умный, как Голова, толком объяснить не могу. Языка не было, но отшельник каждого из нас по вкусу разделял. И от Рустема его почти тошнило. Врал маркитант, всем подряд врал и, что судью-отшельника за друга держит, притворялся. Трусил он, здорово хвост поджал, но скорей бы помер, чем показал слабину. Ну чо, меня от его вкуса чуть не вывернуло, ага, уж не знаю, как однорукий терпел. А может, он и не мучился особо, может он к разным людям попривык?

– Да, ребятки, нам пора, грибков еще пособирать надо, – слишком охотно согласился Чич и затопал куда-то в сторону. Ученики за ним, как утята за мамкой, пристроились.

– Извини, дарагой, провожать вас некогда, – совсем другим голосом сказал Рустем, едва отшельник скрылся в кустах. – Сами дарогу найдете, да? Только пагади немного, ми первые уйдем. Нэ надо нам вместе ходить.

Хотел я сказать, что гады они, с одними ножами нас посреди промзоны бросают. Потом вспомнил про гранатомет и печенег в мешках, маленько успокоился. Рыжий нагнулся, стал в мешок впрягаться, Тимур жирный лыбился и быстро так пошел, Ахмед куда-то делся. Вдруг справа, с Асфальта, поднялась стая бабочек, я еще удивился маленько, они же дохлятину заранее чуют. Такие уж антиресные птички, еще никто не помер, а они – тут как тут.

– Славка, ты глянь… – как-то шибко тихо пропел Голова и упал на коленки.

А я упал рядом с ним. И в третий раз башка затуманилась. Спереди я видел кусок стены с дырами-окнами, на него падальщики слетались. Высокий кусок, этажа четыре, остальной дом давно завалился. А сбоку видел Ахмеда, он к стволу калаша какую-то трубку круглую прикручивал и зубы скалил. Никуда я больше поглядеть не мог, как ни старался, хотя коленками чуял острые камни, а потом и вовсе брюхом вниз повалился. Ну чо, харю не разбил, и то хорошо. Еще и рыжего за ворот сцапал, вместе грохнулись. Рыжий удивился, ешкин медь, залопотал чо-то, дурья башка.

А над нами пульки уже засвистели. Вот какая приспособа у Ахмеда хитрая оказалась, чтобы без шума стрелять! Какой там бабах, вообще ничего не слыхать, вроде как щелкнуло маленько.

Ясно стало, на кого птички слетались, это ведь нас тут некультурно угробить собрались!

Кажись, Голова заворчал, руку мою спихивает, дык хрен меня спихнешь, если навалюсь, я же корову за копыто на спину кидаю, ешкин медь! Хотя он прав, рыжий-то, надо немедля в сторону скатиться, ежели в тебя целятся! Но скатиться не пришлось. Увидал я прямо перед собой круглую рожу Тимура, близко-близко. Только понял уже, что не я вижу, а кто-то другой за меня смотрит. Ну чо, глазья у Тимура стали вдруг такие, будто мертвяк на него прошлогодний с топором кинулся. А может, он мертвяка и увидал, кто ж теперь скажет? Сам белый сделался, морда потом покрылась, рот набок свело, глазья близко-близко, впритык совсем. И орет, ух как он орал, спаси нас Факел от такого!

Мне вдруг стало ясно, что его кто-то держит, за ухи, что ли, и к себе впритык тянет. Когда совсем впритык стало, в каждый глаз Тимура вроде языка воткнулось. Или вроде пальцев мягких, сморщенных, только без ногтей. Быстро так, я приметить не успел, может, вовсе и не пальцы?

– Живы, красавчики?

Проморгался я, кое-как кости в кучу собрал. Ешкин медь, коленки дрожат, пальцы занемели, чо со мной? Голова так вообще захрипел, мешок свой обнял и лежит, трясется.

Чич стоял над нами, тихий, ласковый, с посошком. Учеников было не видать. На краю поляны, заваленной битым кирпичом, я приметил Тимура. Короба на спине маркитанта уже не было. Сам он вел себя забавно, что ли, никуда уже не бежал. Сидел, привалившись к той самой четырехэтажной стене, отсюда ее плохо было видать. Сидел, лыбился, ага, слюни пускал, вроде как на солнышке грелся. Только солнышко закатилось почти. Поганое время на промзоне наступало, сумерки – они даже хужей полного мрака. Всякая дрянь из нор вылазит перья почистить. Вдали на огнеметных башнях зажглись костры родимого Факела, справа разгорались огоньки асфальтовых.