Текст книги "Юго-Восток"

Автор книги: Виталий Сертаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 24 страниц)

32
НАСОСНАЯ СТАНЦИЯ

Шли очень долго. Лезли по мосткам над цехами, потом пришли в такое место, где все мостки рухнули. И здания вокруг разметало. Круглая почти яма там была, агроменная, метров сто, наверное, и в глубину далеко. Голова сказал, что такую воронку из наших пушек не заделаешь, это ракета вражья была. До самого дна яма дымила, края осыпались, подходить страшно. На той стороне вроде обезьян видели, ага, но здоровкаться с ними не стали. Иголка сказала, что здесь пасечникам не место, вроде как охотничьи места для нео. И если нас засекут, ешкин медь, так жалеть не станут.

– Я рукокрылов второй раз вызвать не смогу, – признался Чич. – Вы уж сами, красавчики, справляйтесь… не боец я пока. Давай, левей бери, вон там, вишь, вроде шишки из золы торчат? Так это крыши кусок, до самой крыши цеха засыпало. Туда давай, если вход не завалило.

Чич не соврал, там длиннющий дом оказался, весь в глубину проваленный. Иголка задергалась маленько, когда до входа добрались. Только это не вход был, а пролом на высоте третьего этажа. Следов вокруг хватало, натоптали гады всякие. Я следы возле самого пролома потрогал – вроде свежих нет, можно идти.

– Внизу двое новых, но уже того… не опасны, – тихо сказал Чич.

Взял я его на закорки, а сам подумал, где это ты видал неопасных обезьян? Иголка заставила нас опять намочить тряпки и получше хари обвязать, чтоб не вдохнуть ненароком. Дык я и без того дряни наглотался, мутило, и слюна горькая под языком собиралась. И не выплюнешь толком, коли рожа замотана!

Ну чо, внутрях легко спустились. Чича взял на закорки, внизу рыжему передал, а после отшельник сам потихоньку заковылял. Там от пожара или от времени этажи обвалились, не разобрать, где пол, где потолок. Дерево трухой рассыпалось, мы по колено в горячую золу провалились. У самого низа Иголка меня за рукав схватила.

Еще одно Поле. Почти не видно, пыль только тучами летает. Внутри Поля крючья валялись с веревками, дубина в зубьях… и две лужи булькались.

– Новые… – ахнул Голова. – Растворило их, ты глянь, совсем растворило!

– Не совсем, – гоготнул Чич. – Эти вроде мокриц, я видал и похуже.

– Храни нас Факел, – рыжий в десятый раз перекрестился. Надоел он мне маленько, прямо как берегиня старая, все молится да крестится.

Долго низами под крышей шли, потом враз посветлело, под горой наружу вылезли. Здоровая такая гора, неровная, вся в колючих кустах и колдобинах, я ее с Факела прежде не замечал. Видать, далеко отмахали, ага. Ясное дело, отшельник слабый, через колдобины пришлось его на карачках тащить. Я стал думать, что такой напарник мне в трубе под рекой вовсе ни к чему, вдруг там плыть придется? Мне одной Иголки хватает, да и Голова после болезни – не шибко ловкий, ага. Но я позабыл, что Чич может мысли угадывать. Чич долакал вторую бутылку своего жуткого питья, похихикал надо мной и сказал, чтоб я ему животинку какую подстрелил. А иначе его точно придется нести, потому что новая рука жутко много сил из тела высосала, ага. Ясное дело, нормальные животинки на Пепел не забредают, их с Пасеки не выманишь. Голова сказал – будем по пути охотиться, и загнал пулю в аркебузу. Ну чо, поржали мы с Иголкой маленько, думали – совсем рыжий спятил. Но на то он и самый умный механик, мой друг, он вечно чо-то хитрое сочинит.

Ох, в какие места гадкие забрались! Вроде тихо вокруг, а все время башкой повертеть хочется, будто следит кто. А если ухи навострить, так вроде шепчет. Шепчет – и все тут, как я из уха дрянь такую вытрясу? Может, от гнуса шепот? Летала вокруг всякая зараза, норовила под рукава забраться.

– Гляди, – я показал Чичу человечьи следы или здорово похожие на человечьи, – вроде бы хомо, на ногах опорки. Тут они шли в гору, потом передумали. Мы сейчас идем прямо за ними. Я бы не стал их догонять, их больше десятка.

– Они уже мертвые, – хмыкнул Чич.

Холмы мусорные еще круче торчали, прям целые горы, ешкин медь. Дымили не на шутку, но поверх горелого слоя жирно зелень разрослась, кусты всякие. Голова сказал – тут мусор полезный скидывали, почва из него удобренная вышла, что ли. А еще он нашел тропку узкую, вроде как звериную. Это он верно угадал, что не человечью. И решил, что изловит дичь.

– Из нас кто охотник? – спросил я. – Ты, дурень, поперек ихней тропы уже так натоптал, что ни один зверь сюда не вернется.

Голова полез к ближним палкам борщевика. Отнял у меня кусок мяса, хлебца тоже, раскрошил, листиками закидал, петлю настроил…

Едва стаю скорлопендр не поймал. Точнее сказать – едва они нас не поймали. Это хорошо, что я заранее с огнеметом рыжего прикрывал. Шустрые они, гады! Я заметил стаю, уже когда метров пять до них осталось. Штук семь было, ползли сквозь траву жесткую, лапами перебирали. Мы одну после разглядели, не до конца прогорела, сволочь такая. Голова умную рожу состроил, сказал, что твари умные шибко стали, ага.

Кусты тоже славно разгорелись, скоро вся гора запылала. Незаметно мы пробирались, нечего сказать. Мне ротный бы за такую ловкость уже башку бы в плечи забил, с десятников бы снял и отправил бы картоху чистить. Чич стал ругаться, что в обход идти придется дальше и чтоб мы кусты хоть жопами, но тушили. Голова обиделся, стал бурчать, что ради колдуна полбаллона бензина спалили и кровь ему свежую, как прислужники, ищем, а он нас чуть, ешкин медь, не угробил. Иголка стала ругаться, чтобы мы все заткнулись, не то вообще никуда не пойдет. Ну чо, права она. Ежели стемнеет, храни нас Факел, так никакой огнемет на Пепле не поможет. Подползет зараза какая неслышно-невидимо, заглотит и стручок сухой не оставит!

– А тебя никто и не звал, – забурчал на Иголку рыжий. – Славка, я тебе говорил – не брать женский пол в опасную разведку!

Иголка хотела разозлиться, да вовремя вспомнила, кто тут главный.

– Я, пока не пожру, идти не смогу, – добавил радости Чич.

– Не галдите, – сказал я, для верности поднял обоих и в воздухе маленько потряс. Рыжего и женщину мою, ага. Все же колдуна некультурно за шкирку трясти, старый и вроде как главный. Но сделать он мне ничего сейчас не мог, силы колдовские в нем иссякли. Видать, рука новая болела жутко, зубами Чич скрипел и потел сильно.

Я решил вот чо. Если живые выберемся, непременно рыжему нос в щеки вобью. И не от злобности, а так, чтобы сифоний мне не устраивал. Чем сильнее ему Иголка нравилась, тем сильнее он ее шпынял. Ясное дело, не мог же он к ней при живом муже просвататься. Хотя Иголка мне уже снова сказала, что, мол, взамуж за меня не пойдет, но я ей сильно не верил. Такая уж она горячая, что ли… лисичка моя.

И тут, пока мы сдуру ругались, из кустов выскочили аж три диких порося. Тощие такие, что с горбами казались. Видать, огонь их спугнул, заметались, запутались. Одного я насквость мечом проткнул, ух как он визжал да ножками дрыгал! Второго Голова болтом уложил, стреляет мой друг здорово. Взяли мы двух поросей, кушать их сразу расхотелось. Помяла поросей житуха, здорово помяла. Такое ежели у наших маток на ферме рождается, даже пасечников не зовут, весь помет – в яму. И есть мутиков никто не станет, даже собаки.

– Сойдет тебе такое? – отвернув харю, спросил Голова.

– Э, красавчик, больно нежный? – заржал Чич. Точнее – хотел заржать, да заквохтал, как курица, от боли ему харю прямо скручивало.

Ясное дело, мы люди телигентовые, отошли, отвернулись. Голова стал шепотом с Иголкой ругаться, а я глядел, как горит кустарник и дрожит небо над Пеплом. С этой стороны фабрики я заходил лишь раз, очень давно. Федор Большой людей все же берег, не посылал в самые гадкие места. Железяк в золе здесь порядочно сохранилось, моторов всяких, гаек можно было набрать, но не остаться бы после без кожи…

Отшельник как брюхо набил, аж красный весь стал, жар у него начался. Рука вполовину окрепла, но там, где пальцы, – еще тонкая оставалась, дергалась, прямо дымилась вся.

Ну чо, тащили мы Чича, он дорогу показывал. Иголка потом сказала, что в жизни бы сюда путь не нашла. Дык ясное дело, какой дурак бы в такую кашу влез. С горки спустились, там асфальт, час потом на крыше котельной сидели, ждали, пока Поле уползет. Хотя, может, и не котельная вовсе, но там две трубы когда-то торчали. Поле казалось безобидным. Вроде как тихая бледная тучка паслась себе среди гнойничков, но Иголка сказала, что как раз эта – из самых опасных. Потом дрянь уползла, мы по грудам камней потопали, ага, рвануло тут когда-то тоже сильно. Не понять было, чо за здания стояли, сколько этажей, и чо тут люди делали. Земля стала качаться, как каша, кое-где огонь наружу лез, маленько я даже заробел. Не то чтоб сильно напужался, но так себе, ешкин медь, средне. Особенно как в развалинах горелых людишек увидал. Я Иголке моей нарочно глазья загородил, чтоб такое не разглядывала. Там толпа целая задохлась, чужаки. Видать, ихние следы мы находили. От чужаков мало что симпатичного осталось. Люди сидели и лежали вокруг костров, и коники с ними сдохли. Никто ихних вещей не забрал, и пушки даже не тронули. Жутко, ага, будто кто их разом заколдовал. Птицы всем глазья выклевали, а мясо тоже не тронули. Невкусные чужаки, чо-ли. Голова рыпнулся поближе поглядеть, я его взад оттащил.

– Видал, из-под земли дымки лезут? – мрачно показал Чич. – Здесь такая пакость в глубине горит, что вдыхать долго нельзя. Эти красавчики тут ночевать хотели…

– А чо их не раздели-то? Вон и пищаль ладная, и арбалеты. Здесь же нео толпами ходят.

– Ой, таких не трогают, – Иголка все же вылезла у меня под мышкой, засмотрелась на мертвяков. – Таких даже новые не трогают, если на фабрике померли, вот так. Новые моего папаню звали, когда мор у них пошел. А мор пошел, когда вот так от жадности с мертвяка ружье сняли. Нельзя было на Пепле-то, вот так.

Пока в соседних развалинах отдыхали, Голова карту развернул. Ни фига мы там не поняли, и наружи ничего похожего не встретилось. Голова сказал, что, наверное, сильно здесь бомбили, раз опять за фабрикой так ровно. Отшельник сказал, что внизу в этих развалинах есть люк. И точно, откопали крышку с двумя ручками. Даже не совсем темно внутрях оказалось, свет сквозь дырки сверху доставал. Чич заявил, что идем верно, он дорогу помнит, а карту лучше спрятать, на ней подземные развилки красиво нарисованы, после пригодится. Иголка сказала, что дальше в горячую пустошь они с лесничим никогда не лазили, там хороших Полей нет и прожигать нечего. Зато можно провалиться. Под землей после пожаров пустота получилась, и не заметишь, как улетишь.

Тогда я сказал, что пойду вниз первый, потому как самый тяжелый. Далеко идти не пришлось. Железная лестница, стены тоже из металла, гулко так и холодно, чо-ли. Пока я башкой крутил, рыжий прочитал на стенке буквы.

– «Насосная станция»…

Половина букв обвалилась, краска осыпалась, но Голова все же прочитал. Хорошо все-таки, что у меня такой умный друг. Был бы здесь, к примеру, обалдуй вроде Кудри или Бык, чо тогда? Ни хрена бы мы не поняли.

Войти без рыжего мы бы тоже не смогли. То есть пришлось бы дня три дыру ковырять или назад за порохом возвращаться. Но Голова придумал так, что хватило одной гранаты. Он долго сам себе шептал, мерил чо-то, отбегал, подбегал, потом велел всем за углом спрятаться и подорвал запор. Ловко подорвал, ешкин медь, дыра прямо в механизм замка получилась.

Дверь оказалась шибко хитрая, вбок на колесиках отъезжала, ага, мы таких прежде не встречали. Толкать ее втроем пришлось, даже Иголка помогала. Ну а как внутрь пролезли…

Внутрях мы сразу нашли два скелета. Давнишние, усохшие, ага, даже крысы их не погрызли. На скелетах прилипла одежка, похожая на солдатскую форму из книжек. Мертвяки валялись в проходе, а вокруг них висели и стояли приборы. Агромадная куча всяких приборов. Голова стал везде трогать, а мы с Иголкой тихонько сидели, а Чич вообще уснул. Нельзя рыжему мешать, когда он думает.

– Отклю-чение звуко-вого сигнала… Блоки-ровка… Славка, ты глянь, здесь, видать, насос, которым с Факела нефть закачивали и дальше пропускали.

– Не было тут нефти, – сказала вдруг Иголка.

– Тебе откуда знать? – зашипел Голова. – Двести лет прошло, любая нефть высохнет.

– На промзоне меня рвало. А здесь почти чисто. Может, и хотели нефть закачивать, да только передумали.

– Или не успели, – сказал я, а сам разглядывал засохшего солдата. Рядом с солдатом лежал в толстой пыли его ботинок. А может, и не его. Я знал – эта неудобная штука называется ботинком, у нас такие на плакатах нарисованы. Ни один нормальный человек жуть на ногу не напялит, но древние люди были сплошь ненормальными. Дык потому и передохли все. Так вот, ботинок кто-то здорово погрыз, половину почти зажевали.

– Голова, их заперли снаружи.

– Кого заперли, этих? С чего ты взял?

– Погляди, он кожу с обувки грыз. Следы зубьев человечьих. А выйти отсюда не смог. Снаружи их заперли, а после забыли.

Мы пролезли между приборами, зажгли еще один факел, потом рыжий запалил керосинку. Воздух был стоялый, пыль клубами летала. За узкой дверцей оказалась длинная комната. Внутри был похожий пульт, как на Факеле. Окошки пустые, кнопочки всякие, шкаф с бумагами.

– Что здесь написано?

– Кон-трол-лер кон-тура… Ре-зерв-ный канал… Привод задвиж-ки…

– Ешкин медь, Голова, я ни хрена не пойму.

Тут рыжий меня впервые напугал:

– Славка, я тоже не шибко понимаю.

– Вот чо, ты это брось! – сказал я. – Ишь, умный какой нашелся! Как мед жрать, так он понимает, а как железный ящик простой увидел, так сразу поглупел, что ли?

– Голова, ты самый умный в промзоне, – вдруг поддакнула Иголка и даже погладила рыжего по плечу. Зря она, конечно, его гладила, от такого рыжий точно мог поглупеть. Это я к девкам стойкий и, вообще, на всякие глупости не поддамся. А рыжий – он умный, но не охотник, нет в нем силы, такого лучше не гладить, ага.

Решил я его маленько выручить, взял за горло, сдавил, вроде помогло. Изо рта у него пузыри полезли, глазья выпучились, но зато опять умные стали. Голова влез с ногами в шкаф с бумагами, мы с Иголкой ему помогали, подавали толстые пакеты.

– Не шибко я умный, – признался Голова, когда перелопатил весь шкаф. – Вот это возьмем с собой, тут про циркулярные насосы и про горелки, может сгодиться. Но про нефтепровод ничего путевого нет. Видать, правду дядька Прохор говорил – вот на этих кругляшах все записано.

Он толкнул ногой пачку круглых блестящих штуковин. Я поднял несколько штук – плоские, с дырочкой в середке, блестят как зеркало. Мы такие уже видали у дьякона в щитовой.

– Голова, тут чо, латиницей вражьей написано?

– Ну да. Мэ-Пэ-три… а на другом – Вин-давз Вис-та. И не спрашивай, не знаю, что это. Но туда как-то целые книги впихнуты.

– Ешкин медь… – Вдруг мне стало грустно. Мы стояли ногами на агромадной билитеке, но не могли прочесть ни одной буковки.

– Машина особая нужна, да? – догадалась Иголка.

– Так вот она, машина, – рыжий в сердцах стукнул по серому ящику с кнопками. – Вона на вражьей латинице накалякано – «а-сер». Вот видишь, такое вроде блюдечко, сюда на него этот кругляк и пихать. Я такое на Автобазе видал. А что дальше – не знаю.

– Потому и «асер», – мудро заметил Чич. – Чтобы ты, красавчик, понял – хоть усрись, а кругляшок сей тебе не прочесть.

– Не галдите, – я дернул следующую дверь, изнутри пахнуло холодом, вывалилась паутина с тучей дохлых мух. – Голова, похоже, нам сюда.

Мы пробрались по мостику под вентиляторами. Потом мы спускались по железным лесенкам, все ниже и ниже, до входа в тоннель. Здесь было сыро и холодно, изо рта пар вылетал, по железным стенам ползли капли. Мы нашли место, где полагалось стоять караульному, там на стеночке висел смешной телефон. Дальше наперекосяк висел броневой щит. То ли заклинило, ешкин медь, то ли подорвали, не разберешь. Подлезли мы, ага, я снизу держал.

– Славка, ты видишь что-то?

– Не галди.

Где-то впереди, в конце тоннеля сверху падал свет. Там был выход в круглый зал. Рыжий сказал, что там вроде коллектора, на карте вроде все сходилось.

– Голова, ты же говорил – здесь должно быть всегда закрыто? Мол, к сра-тегическим насосам никого не пускали.

– Должно.

– А чо тогда нараспашку?

– Зараза, мне тоже не нравится… все настежь. У вас на Факеле и то нижние тоннели не оставляли открытыми…

– Там нет живых, – кашлянул Чич. – Только черви и крысы.

Добрались до коллектора, или как эту штуку назвать. Слово тут скажешь – гулко разносилось, нехорошее эхо, у меня аж ухи вспотели. Кабелей висела уйма, рубашки с них кто-то здорово погрыз. А еще там были трубы и краны, здоровые такие краны, на каждом висела бумажка с буквами. А между кранами Голова разыскал путь вниз. Поперек лесенки торчали сразу несколько мертвяков, тоже в солдатской форме. Пришлось мне отложить факел и вручную кости их вытаскивать. Ну чо, дело привычное, мертвяков ворочать. Антиресно только было, кто ж их снизу так гнал, что они вчетвером в дыре лестничной застряли. И кто им ноги так ловко откусил, ешкин медь. Ноги ихние я, кстати, так и не нашел. Но антиреснее всего, ждет нас внизу этот симпатишный зверь или давно с голодухи помер. Мне почему-то хотелось, чтобы он помер. И не со страху вовсе, а просто жить хочется.

– Ой, Славушка, что за страшное такое место? – Иголка со всех сил старалась не дрожать, однако ж зубы у ней стучали. – Никогда бы по своей воле под землей жить не стала. И как вы на Факеле без травки, без солнца…

– Ну да, двести с лишним лет, и ничего – эффективно выжили, – гоготнул рыжий. – А мы сейчас в тайных, служебных помещениях. Сюда и до войны небось мало кого пускали. Вишь, какие проходы узкие…

– Ой, а это чо за змеи?

– Это не змеи, это провода, – гордо сообщил рыжий. – По ним раньше ликтричество функционировало.

Спустились по лесенке, я сунул Иголке факелы, а сам взял нож и снарядил все оружие. Неприятно мне тут было, что ли, и, чем ниже, тем неприятнее. Здесь стояли ящики с кнопками, ручками и окошками. Я прочитал слова – «магистраль номер», а еще – «аварийный сброс».

Голова сказал, что это приборы, по которым следили за тем, как течет нефть. Голова – умный, вроде пока ни разу не ошибся. Крутил картой во все стороны, шептал что-то, бегал туда-сюда. Дальше был еще один круглый люк, прямо в трубу. Люк заклинило, заржавел давно, пришлось ломиком ковырять. Я маленько боялся, что из трубы вдарит по нам нефтью или заразной водой с реки, но ничего не вдарило.

– Сухо там, – Иголка смешно подвигала ноздрями, ну точно как лисичка. – Сухо там и тут, никто давно не ходил. И нефти тут вообще нет, вот так.

Нюх у нее оказался – не хуже чем у Бурого. Настоящая колдовка, ага, но мне это все больше нравилось. Мне в ней вообще все-все нравилось, обнял бы и не выпускал!

– Тут никто и не пройдет, – сказал Голова. – В смысле хомо взрослый не пройдет. Но мы туда не полезем. Вон нам куда!

– Голова, ты точно уверен, что нам туда? – Я понадеялся, вдруг он ошибся. Потому что из круглой такой комнаты были три выхода. Два нормальных таких, сухих, с трубами, вентилями, там даже лампы неразбитые висели. Зато третий ход был сырой, бетон крошился, лохмотьями рос лишайник, вроде крыш-травы, только бледный. А еще там на стенках кой-чо было написано. В опчем, не стал бы я такие надписи Иголке показывать, не шибко телигентово.

– Это… это же кровью писали, – охнула моя девочка. – Смотрите, и там тоже, они дни отмечали… много дней. Ой, он пишет… Славушка, смотри, что тут? Я грамоту не шибко разбираю.

– Тут написано… что четырнадцатого числа они съели сержанта. Что он все равно бы умер.

– А кто такой сержант? – спросила Иголка.

– Это вроде десятника, – сказал я.

– Наверное, это кормовой, – предложил умную мысль Чич. – Чего уставились, красавчики? Это же нормально. Охраняли вояки под землей трубу, брали с собой живое мяско, чтоб не протухло…

Ну чо, спрыгнули мы вниз, в темень. Голова сперва, конечно, лучинку мелкую кинул, уж потом факелы зажгли. Антиресные ощущения получились, гулко эхо туда-сюда летало. Труба была здоровущая, занимала половину тоннеля, а потолок над нами низкий. Рыжий башкой не бился, а я маленько задевал. Потопали себе тихонько, под ногами песок взлетал. Дошли до места, где труба под уклон провисла. То есть она, конечно, не провисла, так и задумано было. Далеко позади лучик света потерялся, из люка открытого, а спереди тиной понесло. И не то чтоб страшно, а все же маленько я напужался. А вдруг дышать нечем будет, вдруг там воды по горло?

– Не по горло, – утешил Чич. – Но там кое-что похуже воды.

– Скажи, коли знаешь, – Иголка подняла повыше маленькую лампу.

– Пока не знаю, – Чич задрал обе руки, они стали почти одинаковые. Новая рука старела, покрывалась толстыми волосьями, вены выпирали. – Пока не знаю, красавица. Я ведь мозги вперед запаха чую. А там мозгов-то особо нет…

– Над нами метров шесть уже, – Голова потрогал верх трубы, она сырой стала. Мелкие капельки вниз стекали, но пока не хлюпало.

– Мы уже под рекой, – сказала Иголка. – Вода над нами.

Ну чо, мы все шепотом говорили, хотя никто за нами не крался. Ешкин медь, как-то не получалось тут громко говорить. Иголка стала вдруг дрожать, хотя я ее тепло закутал. Дрожит – и все тут, аж зубами стучит. Рыжий стал ей медовуху совать, та – ни в какую.

– Это не от холода, – говорит. – Это с непривычки. Я в лесу всю жизнь прожила, не то что вы, подземники чумазые.

Мы с рыжим не обиделись, она ж правду говорит. Тут впереди закапало сильнее, ручеек мелкий побежал, а по стенам всякая дрянь стала попадаться. Светляки поганые ползали, гусенички прозрачные, мокрицы. Мой факел стал светить совсем худо, у рыжего тоже один дым валил.

– Сколько шагов прошли? Ты считаешь?

– Ну да, сейчас на стенке нацарапаю. Славка, ты глянь, кто там ползет?

– Пока никто опасный не ползет, – сказала Иголка и принялась чихать. От ее чихов эхо понеслось гулять, у меня аж зубы заныли. – Дальше много воды, – добавила Иголка, когда маленько уняла свои чихи. – Придется раздеваться, под воду лезть. Очень холодно будет, вот так.

– Может, назад вернешься? – спросил ее Голова.

– Не вернусь!

– А как ты без одежды в воду полезешь? – уперся Голова. – Я грю те, Славка, одни хлопоты от бабы в походе. Верни ты ее на Пасеку, пропадем мы с ней!

– Ой-ой, тоже мне пер-дюсер! – мигом оскалилась Иголка. – Это еще кто с кем пропадет?

– Эй, не галдите оба! – Я их за шеи взял, тряханул малость, чтобы мозги верно встали. Утихли, они ж не враги другу дружке. Но я после того давнего трепа с Головой стал на него маленько иначе глядеть. Если он с моей бабой собачился, мне казалось – вдруг он так чувства свои страстные скрывает? Мне сеструха вон по памяти из книжки читала, что, мол, обижают сильнее тех, кого любят. Заумно, конечно, сразу и не поймешь, уж больно хитро древние в книжках писали. Ясное дело, пока мне с рыжим не до споров было. Нам бы живыми вылезти, уже здорово.

– Это магистральный тоннель, – сказал Голова, когда мы дошли до второй развилки. Наверное, час спустя, кто же время считал? Разложил рыжий карту под трубой, Иголка светила, а я с мечом и арбалетом пялился в темноту. – Ты глянь, вот эти значки. На карте и на стене симметрично. Если я верно понял, мы на два метра ниже дна реки зарылись. С этой развилки… непонятно куда идет, листа не хватает.

– Фигня это все, – у Иголки маленько зубы стучали. – Фигня все ваши развилки, давайте наверх скорее!

Я поглядел туда, в сторону. Несколько кабелей на толстых крючьях сворачивали в боковой тоннель, еще там я видел наглухо закрытые двери, сразу две. Видать, двери никто не открывал все эти двести лет. Ясное дело, руки у меня так и чесались, все же я охотник или кто? Если бы не Иголка, я бы, может, рискнул. Вдруг там богатства несметные? Голова наверняка так же думал, ага, подморгнул мне. Но я сказал – все, пошли дальше.

Странные такие ощущения, когда в трех шагах ничего не видать. Вроде как воздуха не хватает, что ли. А еще не понять, утро еще или уже ночь, неприятно. Позади себя я трижды обманки развешивал, веревочки тонкие поперек прохода крепил, железки на них развешивал. Если за нами кто пойдет, так непременно одну обманку, да заденет! Голова помечал на стенах, сколько отшагали, потом глазел в карту. По всему выходило, что скоро должна труба кончиться. Не то чтобы совсем кончиться, на карте вроде тупика получалось, и тут же начиналась толстая такая линия синего цвета.

Трижды мы привал делали, уж больно тяжело таскать на себе железа столько. Дык без оружия еще страшнее, ешкин медь. Особо рыжий устал, он же, дурень, еще у кио добычу ихнюю прихватил. Иголка устала сильно, от воздуха спертого качалась аж, но не жаловалась. Отшельника сильно лихорадило, нацепил на себя одежду взад, еще у рыжего меховую выворотку выпросил, а все равно зубами стучал. И похудел страшно, аж щеки внутрь ввалились. А я глядел на него и думал – чо бы нам три бутыли желчи тогда не взять? Вон какая от нее польза, кто бы поверил, что рука по новой отрастет?

Пришел момент, когда мы уперлись в стену. Я отдал рыжему печенег, сам стал щупать, щекой приложился. Ну чо, ни ветра, ни щели, словно в гору уперлись. В ледяную гору, пар у меня изо рта валил, труба рядом в толстом слое инея сверкала.

– Чо делать-то, Чич? Взад топать, что ли?

– Смотрите карту, – отшельник еще сильнее застучал зубами. – Не может быть тупик.

– Держи пулемет, – проснулся вдруг Голова. – Я еще раз поищу. Если только…

Стали мы вместе глядеть. Потом по трубе лазали. Дык по ней лазать бесполезно, труба в стену уходила, а проход кончался. Обнял я Иголку, стою и думаю – и чо я такой непутевый? Куда теперь взад идти, Хасану, что ли, кланяться?

– Эй, все сюда, я нашел, я понял! – загудел из мрака Голова.

Так мы попали в метро.