Текст книги "Юго-Восток"

Автор книги: Виталий Сертаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)

14
БУНКЕР

Сервы ворвались субботней ночью.

Как оказалось, сволочи несколько дней рыли подкоп к старому бункеру. Вот почему их не было на теплотрассе, когда мы отбивались от могильщиков. Мне тогда еще показалось странным, и отцу тоже, ага. Ну не ходят большие био без своры служек. То есть видали и таких, но без прислуги им хреново.

Дык никто же не ожидал от них такой пакости. Теперь ясно, что лаборанты были правы – био сильно изменились, пожирая мертвецов и заразную землю с реки. Подхватили, видать, бактерию, которая ихний металл в охотку кушать начала.

Да и сервы ихние тоже изменились.

Прислужники бывают разные. Бывают на паука похожие, а бывают как ящерка на задних лапках. Только ящерка, не к ночи помянуть, в три раза выше мужика здорового, а долбанет – так башка с плеч! Эти злые, и когти у них на лапах такие, что не дай бог! На Пепле пара штук дохлых валяется, разглядывай сколько угодно. Если, конечно, жизнь надоела, иначе чо на Пепле торчать? Еще на Автобазе был один, ага, распилили его давно. Правда, пока пилили, столько пил об их затупили! Но внутри все равно ничего не поняли, это мне Голова рассказал…

Но чтоб прислужники подкопы рыли – такого на Факеле самые дремучие старики не помнили!

Новый бункер строили перед Последней войной. Так учителя нам в школе говорили. Строили большой, ага, потому больше тысячи человек там прятались. Так записано в журналах. Сколько точно – никто не помнит. Четыре общих спальни, их после на мелкие квартирки порезали, когда стало ясно, что наружи лучи смертельные, и жить придется долго. Кроме четырех больших спален – две столовые, две кухни, больница, слесарный и станочный участок, дизельная, кузнечный, водоочистка…

Дык оно, конечно, трудно сказать, что было сразу, а что потом переделали. Скажем, там где сейчас кубатор цыплячий, там прежде дизи-фекцию делали, резиновые защитки там висели и с душей друга дружку пенной поливали. Там картинки на кафеле до сих пор не стерлись, ага. А там, где пороховой склад, прежде прачечная была, ага.

Если от старого бункера карты засекречены, то карты нового – на каждом углу. Правда, бумага под стеклом от времени волдырями пошла, потемнела, но в школе и в зале, где Совет инженеров проводят, там красивые новые карты висят. Ясное дело, на новом плане тоже не все, чтобы гости жадные не разведали. А то вон маркитантов только подпусти, аж глазья разгораются!

Со старым бункером все сложнее. Он вроде как еще больше, но строили его не для людей, а как хранилище, что ли. Ниже второго минусового я ни разу не спускался. Только с патрульной роты мужики туда ходят и берегини, эти, ешкин медь, мать родную пристрелят. Над старым бункером – бомбовое убежище, там у нас сейчас мастерские. Зато ниже убежища – склады идут и нефтяные баки, там по кругу рельсы и тележки по рельсам ходят с пожарными насосами. А еще ниже, говорят, ликтростанция и моторы, только не запустить пока. А там, где нефть в подземных баках, там только берегини сторожат. К нефти и нижним ярусам пропуска только у начальников цехов. Так давно постановили, еще моего отца на свете не было…

Я только спать собирался. Из роты отпустили, оружие почистил, своих проверил. Ну чо, спустился в жилой этаж, у нас целых три комнаты своих. Это потому, что дьякону отдельная комната положена, там трубы выведены, чтоб с цехами говорить, а недавно механики телефон починили, так теперь батя запросто может с Автобазой и с Химиками лялякать. Но в ту комнату даже нам с маманей ходу нет, заперто.

Покормил Бурого. Любахи еще тоже не было, небось с Лехой в огородах женихалась. А чо, парень неплохой, пусть женятся, коли нравятся друг дружке. Сперва я Лехе хотел нос в щеки вбить, когда он сестре подарки стал носить… а потом раздумал. Дык чо, кровь у него чужая, мать его с Асфальта девкой взяли, дед по отцу – из пришлых, но здоровый был, не мут, его пасечники нарочно проверяли. Так чо, пусть себе обжимаются, может, толк будет, племяшек на закорках покатаю!

И только мы с Бурым спать заладились, как по рельсе застучат! Пес надо мной подскочил, аж в потолок воткнулся. Я одной рукой штаны держу, в другой – меч и прочее железо за собой тащу, в коридор выкатился. Все бегут куда-то, плошки по углам моргают, вестовой по дверям колотит.

– Вставайте, тревога, детей выводите!

– Сервы напали! Пауки в старом бункере!

– Мужикам всем к своим расчетам!

Ну чо, побежал я. По рельсе все лупили, а после и колокол заговорил. Навстречу бабы толпой, хором детишек сонных поволокли, прямо рекой текут. Не прорваться, не буду ж я, ешкин медь, своих топтать!

– Десятник, дуй сюда! Приказ ротного – бери своих, получай огнеметы, занимай нижние коридоры к новому бункеру!

Вестовой мне жетон дьякона показал, сам взмыленный, щеки расцарапаны, дальше побег. Ну чо, скатился я по поручням к оружейке, там уже наши собирались. Ротный решетку отпер, мы две телеги с баллонами выкатили. Смотрим – из компрессорного нам пацаны еще баллоны по рельсам катят, зарядили, ага.

– Ротный, дай нам картечницу! – Я сам удивился, зачем прошу. Ну, то есть понятно, зачем, чтоб стрелять, да только уж больно она неудобная штуковина. Такая же, как пищаль, что наверху на башнях стоят, с упором, да только калиброй крупнее будет, и ствола оба покороче. Взвалил я ее на плечо, чтоб своих не мучить, ага. Тяжелая, сволочь, ешкин медь!

– Факелы не жечь, все слыхали? Только закрытые фонари!

– Федор, что случилось-то? – на бегу спросил я.

– Подкопались, гады! Хорошо, хоть псы патрульные их почуяли!

– Да как они подкопаться могли? Тут же всюду три метра бетона!

– Откуда нам знать, что за стены у старого бункера? Может, там трещины?

Женщин по пути больше не попадалось. Мы откатили ворота над водохранилищем, побежали в темноте по мосткам. Вот он, мост, переход к старому бункеру. Здесь шаги гулко, так и громыхают, и холодно тут очень, пар изо рта валит. Где-то высоко – свет мелькает, лопасти вентиляторов лениво так кружат. Я вспомнил рассказы бати – такое уже было, об этом написано в журнале дьякона. Обезьяны дважды пытались пробраться через сливные шахты и по вентиляции. Ясное дело, купол прогрызть не могли. Ну чо, их оба раза отбили, но погибло много наших. Потом раз муты лезли, отец рассказывал – по весне гон был сильный. Братки Шепелявого тогда половину своей банды положили и больше на Факел не суются. Это было еще до постройки клепаной стены, тогда наружу ходили в защитках.

В другой раз на Факел приперся био, разломал один из люков – он чуял людей по теплу, из вентиляции-то тепло идет. Потом отошел и стрельнул, у него оставалась последняя ракета. Ракетой разворотило тамбур, засыпало коридор, пожар начался, но внутрь робот пролезть все равно не мог. Потом того био в гнойник заманили, ага, добегался.

Но чтоб сервы научились подкопы рыть, про такое никто не слыхал!

– Слышь чо, ротный, много их?

– Я откуда знаю? – озлился Федор. – Двоих берегини точно видели. Девки успели двери к складам перекрыть и позвонили с докладом…

Где-то наверху завыло, заскрипело противно. Ага, значит, дьякон приказал включить вентиляторы. Принудительно, значит, воздух менять чтобы. Ну ясное дело, внизу столько факелов разом зажгли, вони-то будет!

– Первая десятка – держим коридор «А»! Вторая десятка – коридор «Б»…

Махнул я своим, погнали еще ниже по ржавым трапам. Тут навстречу рожи чумазые – это патрульные наши, подземный дозор.

– Чо там, мужики? Нас в усиление прислали!

У мужиков глазья круглые, руки трясутся, ага. Это ж не те кабаны, что Факел дозором обходят. Внизу-то батя самых хилых ставит, старых да болезных. Я оглядел пустой коридор. Видно было хреново, под потолком жидкие фитильки трепыхались. Впереди поперек коридора блестела стальная заслонка, по ржавчине тянулись свежие царапины, точно котище когти точил. Давненько, значит, эту заслонку не роняли!

– Серв, паучище, шов в кольцевом коридоре проломил! – У младшего патрульного голосок срывался.

– Не проломил! – поправил старший. – Клешней, как ножницей, сталь порезал. Еле отскочить успели. Берегинь убил.

– А где собаки надрываются?

– С той стороны наши заходят, мортиры ставят.

– Мортиры? Тут, внизу?! – Я маленько обалдел. – Бык, Кудря, снаряжай огнемет, живо! Леха, к лестнице – бегом! Там стой и слушай! Степан – взади прикрывай! Иван – картечницу заряди!

Тут об заслонку что-то шмякнулось. С другой стороны. Да так сильно шмякнулось, что нам на головы песок полетел, улитки из щелей и всякая дрянь. Я потрогал металл. Крепкая загородка, никакой пулей такую не прошибешь, так батя в планах бункера вычитал. Дык и коридор тут – одно название, совсем не то, что наверху, в новом бункере. Там и полы утепленные, плиткой покрыты, и потолки не сырые, и стены теплые. А тут – вроде круглой трубы, стыки бетонные текут, под ногами лужи воняют, кабеля мертвые на крюках висят.

Патрульные подняли стволы. Дык чо, какой толк в наших пукалках, если тварь металл как тряпку рвет?

– Огнеметы к бою!

– Никак на голос идет, – прошептал патрульный.

– Может, к нефтяным бакам лезут? – запищал молодой. – Мы по уставу сделали – загородку опустили.

– А может – к ферме? – спросил дядька Степан. – Нефть-то они не жрут!

Тут вдалеке ударило со звоном. Заорали в ответ, заматюкались. Наверное, паук пробовал на прочность ворота в соседнем коридоре. Коридоров было шесть, ага, и в каждом сейчас стояли наши парни с оружием.

Ясное дело, после слов Степана худо всем стало. Если служки могильщиков до фермы доберутся, все там сожрут. Конец тогда нам, зиму не переживем!

Снова ударило, сталь загудела. Я маленько подумал. Если сервов двое, то один может по кругу бегать и в заслонки бить. По кольцевому коридору вокруг нефтехранилища. А пока мы, дурни, снаружи совещаемся да боимся заслонку поднять, второй серв, храни нас Факел, наверняка уже к свиньям подбирается!

Я бы так на их месте и поступил. А еще я вспомнил про гранатомет Хасана и чуть не завыл. Эх, нам бы сейчас эту штуку!

– А вы чо тут оба торчите? – Эти два тупаря меня начали злить. – Поднимите заслонку!

– Слышь, десятник, ты зубы не скаль, – выставился на меня патрульный. – У нас на такой случай прямой приказ дьякона Назара. Если вдруг кто в дежурство пролезет снизу, отступать до заслонок коридоров, опускать за собой и ждать подкрепления. Понял теперь? Вон слушай, сверху бегут.

Сверху и правда спешили, лязгали, громыхали по нашим следам. Разбегались. Чтоб верхние коридоры перекрыть. Наверняка половину резерва отец послал наверх, на стены, чтобы не упустить атаки с той стороны.

И тут маленько земля задергалась. Незаметно почти, но труха сверху сыпанула, ага.

– Что за черт? Вы слышали?

– Ага, вроде рвануло где-то! Мортиры бьют!

Труха посыпалась. Долбануло сильно. Где-то за стеной проклятые могильщики бились в стену. Или выламывали дверь.

– Что тебе приказали? – напал я на патрульного.

– Стоять и ждать.

– Нельзя ждать, ты чо, тупой? Если они подроются под новый бункер, все тогда, конец обороне!

– Нам отсюда никуда нельзя, – забубнил тот.

– Слышь, подними ворота. Мы пройдем, за нами опустишь. Ты слыхал – наверху мортиры стреляют? Отвлекают наших, ешкин медь, ты еще не понял? Отвлекают, чтобы эти внизу ходы прогрызли!

– Вы должны с нами стоять и ждать, – уперся этот дурень. – Никому к нефтяным бакам нельзя.

Так и вбил бы ему нос в щеки!

Где-то снова задолбили, зажужжали.

Я повернулся к своим. Ну чо, парни мигом все поняли.

– Отпирай по-хорошему! – приказал я и легонько махнул Быку.

В две секунды Бык и Степан были рядом, приставили ножи куда надо.

– Вы чего, мужики? – охрипли патрульные. – Ты чего, десятник? Ты решил, что если сын самого дьякона, так тебе все можно?

– Да, – сказал я. – Потому что я их не боюсь. А вы уже в штаны наклали.

Зря я, конечно, так сказал. Но ждать дальше не хотелось, ага. Отодвинули мы патрульных, Иван с Лехой сдернули скобу, противовес пополз вниз, цепи захрустели. Степан расставил ноги, поднял ствол пищали.

Заслонка прошла полпути до потолка. Тряслась вся, дрожала. Снизу за ней паутина тащилась, лишайник, грибы трухлявые. Но толстая, зараза, была, с две руки толщиной. Такую стену и большой био не проломит! Вот уж на что надежно до войны строили, ешкин медь.

– Стопори! – крикнул я и поднял заряженную картечницу. – Нам места хватит, пролезем.

– Там фонарь есть, – подсказал патрульный. – Вон, слева рубильник.

Когда запалили фонарь, я аж сощурился, по глазьям словно ножиком резануло. И мужики заморгали, ругаться стали. Лампа слабая, да все равно больно! Вот как выходит, наверху ликтричества почти нет, а внизу – пожалуйста! Я представил, как наверху без продыха молотят дизеля. Где-то там у моторов Голова, даром что к нам на полгода приписан.

Пролезли, покатили за собой огнемет. Изнутри на заслонке блестели три вмятины здоровые. Неслабо паук приложился, сволочь такая. Но дальше бить не стал, убежал.

– Не галдеть, слушаем! Следите, чтобы сверху откуда не прыгнул!

Капало где-то, лампы маленько гудели. И больше ничего. Потом стало слышно, как свистит воздух. Вентиляция здесь работала хреново, сильно воняло нефтью и тухлятиной еще. Видать, внизу крысы дохли.

Мы цепочкой выбрались в кольцевой коридор, Иван вплотную за мной, с угольками в железной банке. И сразу наткнулись на мертвую берегиню. Био разрезал ее пополам, вспорол брюхо до шеи. Видать, девка еще после этого жива была, в руке сжимала трубку телефона. Сам телефон, ящик железный, квадратный, валялся тут же, провода ободранные торчали. Телефоны такие для нас механики делать навострились, удобная штука. Только плохо, когда провод рвется, – приходится по всей длине лазить, искать, где оборвало. И орать в него приходится сильно.

– Вон он, туда побег! – Кудря показал в темноту.

– А вон откуда они вылезли! – показал в другую сторону Иван.

Мы побежали по кругу. Под ногами тянулись мокрые рельсы, утопленные в железный пол. С потолка кое-где свисали такие же длинные белые лампы. Горели далеко не все, и горели странно, свет в них дрожал. Справа была наклонная стена, вся в дырах, это от нее отваливалась плитка. Зато слева висели трухлявые перильца, а за ними… за ними темнели бетонные купола. Нефтяные баки, громадные, запертые, в каждом тысячи тонн горючего.

Есть и вскрытые, конечно. Есть и такие баки, что давно полопались, нефть из них давно повытекла или вычерпали. Но это на самом севере Факела, мы туда давно не лазим. Я раз видал, как батя с инженерами большую книгу читал, по-всякому толковали. Книга была вся из циферок да чертежей, про этот самый бетон, ага. Я тогда спросил – чо там умного. Батя рассказал антиресно. Выходит, сидели бы мы в шубах круглый год, зубами бы стучали, не видать бы нам ни света, ни тепла, если бы не пара умников из колонии «Спец-строй-конструкция». Во как, выговорил! Батя сказал – была такая колония еще до Последней войны, где-то в Москве, и что за год до последних страшных боев они придумали новые сорта бетона. Придумали, как цемент замешивать, чтобы плотность евоная была в четыре раза выше. Прежний бетон так долго нефть не держал. Коррозия получалась, вот как. А еще эти умники сообразили, как вредную серу из нефти удалять. А другой умник, не из Москвы вовсе, придумал вроде бы простую штуку. Придумал смесь, называется «диф-фузи-онный барьер», уф. Смесь в пустые баки до нефти заливали и стенки ею обливали, а потом и нефть сверху поливали, ага. Вроде воска, чтобы бетон не портить. Батя еще сказал – жаль, нет у нас таких тех-но-логий. Ну чтобы двести лет баки не гнили. Взламывать корку эту могем, а новую сварить – никак…

– Стойте, мы с вами! – Нас догнали мужики из патруля.

– Что, испугались? – спросил их Бык. – Гони их в шею, десятник.

Но я не стал прогонять. А зря. Прогнал бы – может, живы остались.

Потом мы увидели дыру. Вот так дыра, туда на коняке ускакать можно! Дыра была ниже нашего кольцевого коридора, на минус четвертом этаже. Из нее земля комьями сыпалась, вода текла ручьем и внизу уже пол затопила. Теперь глазья к малому свету попривыкли, так я различать стал, какой же громадный бункер! Оказалось, под нами, вокруг нефтяных баков, еще три коридора поясками идут, ага. И от каждого ходы в стороны, только там, ешкин медь, мрак. Сразу стало ясно, как сервы пролезли внутрь. Там была трещина, на глубине. Видать, повело основание, или как еще сказать. Треснуло, но нефть не пролилась, зато дыра расходиться стала все шире. Было видно, ее заливали раньше свежим цементом, наверное, с Асфальта подвозили.

Дык ясное дело, теперь я вспомнил! Я ж еще мальцом был, когда с Асфальтом разругались. Вспомнил, как батя волновался, дадут нам еще шесть телег цемента или нет. Видать, инженеры тогда уже трещину заделать пытались, да вслух про то не болтали. Заделали, а она, вишь, гадина, снова расползлась…

Под дырой мостки прогнулись, обвалились вниз, потянули за собой сваи с фонарями и проводкой. Там лежала вторая берегиня, засыпанная обломками. Ноги у ей в сторонке лежали.

– Позвонить нам успели, лихие девки. Не позвонили бы – конец тогда… – Старший патрульный перекрестился.

Тут что-то загудело ниже нас, нехорошо так загудело. То тонко, а то, ешкин медь, басом. Я сперва не понял, на что этот звук похож.

– Дуй назад, к оружейке, – приказал я молодому патрульному, тот все смотрел на ноги оторванные, наглядеться не мог. – Эй, дурень, ты меня слышишь? Пусть сюда бомбы с порохом тащут. Вон дыра какая. Ее взрывать надо, потом цементом заливать. Пока еще кто не пролез. И механиков пусть шлют, воду откачивать. Мы идем за могильщиками. Вон туда, где «В-4». Ты слыхал, чо я говорю, или тебе башку в плечи вбить?

Молодой как того и ждал:

– Ага, слыхал, ну я побег, да?

– Беги… Давай все вниз, за мной!

Картечницу дал я Ивану поносить, ага. Больше пуда весит, плечо уже заныло. Сам первый по мосткам вниз полез, баллоны стал принимать. Ярусом ниже стало видать, куда роботы проклятые делись. Они же широкие, боками железными плитку со стен посдирали. В коридор темный убегли. Ну чо, огнемет на тележку мы собрали – и за ними. И только мы в коридор сунулись – ка-ак впереди заревет, как завоет! Там темно, не видать, от воя ухи разом заболели и зубы зачесались.

– Бегом! За мной, бегом! В тыл к ним зайдем! Нельзя их взад выпустить!

Снова завыло, жуть как тонко, у меня аж в пузе затряслось. И пылища откуда-то навстречу полетела.

– Сверлят, что ли? Никак сверлят, братцы? – забормотал Бык.

А мне точно кувалдой промеж ушей кто врезал. Мигом вспомнил, что за гадкий вой. Точно так сверлят на Автобазе, когда станок как следует разогнать сумеют!

– Бегом! – крикнул я. Чо там таиться, всяко сервы лучше нас слышат.

Коридор прямо вел, широкий такой, на здоровой телеге легко бы проехали. По бокам заслонки спаренные, все закрыты, ага. На заслонках номера белым намалеваны, краска послезала давно. Ни тебе ручек, ни винтов, непонятно, как двери эти открыть. Возле каждой вроде окошка мелкого, с козырьком, там кнопочки. Потолок покатый, слизь по стенам, плитка под ногами хрустит, жижа чавкает. Лампы кое-где светили, еле-еле, в десяти шагах ничо не видать.

Я еще подумать успел – неужто инженеры ни разу подорвать эти заслонки не пытались? Дык я хоть и не инженер, а все ж антиресно, чо там внутрях. А уж Голова – тот бы пальцы небось отдал, чтобы тут поковыряться.

Мы их догоняли, свистело, выло впереди, пыль стеной летела. Я жопой чуял – не по нраву моим парням такие догонялки. Дык ведь как с сервами драться в теснине такой? Размажет, и никакой огнемет не спасет.

Но тут заскрипело позади, где-то заслонка вверх пошла, противовес в колодец бухнулся. Маленько мне полегчало – стало быть, добежал патрульный до начальства, передал дьякону про нашу разведку, ага!

– Наши это, за нами, кажись, бегут! – в ухо мне прошептал Иван.

Точно, едва на минутку вой стих, как людские шаги позади – мужики наши догоняли.

Коридор свернул маленько, лужа там глубокая получилась, светляки мерзкие по стенам и грибы повылазили. Грибы сильные такие, аж оплетку стальную выгнули, по всей стене расселились. А из лужи бегом дрянь всякая сигала, вроде гусеничек прозрачных, с локоть длиной. Сервы-то впереди нас бежали, распугали, видать.

– Е-мое, давно тут веником не мели, – забубнил Бык. – И чего грязь такая, а? Чего баб-то не послать, чтоб убрались, а?

Бык у нас такой, вечно бубнит, ага. Я хотел ему нос в щеки забить, и тут по нам прожектор вдарил. Догнали мы их, ага.

Тот, за кем мы бежали следом, на паука не походил. Я сперва здорово удивился, когда его зад увидал. Антиресный какой-то, вроде полевой кухни или вроде гусеницы. Сверху ящики железные, округлые такие, а понизу ноги короткие. И длинный, гад, он спрятался, ловко так в поворот вошел. И собой дорогу дальше запер.

– Мать честная! – охнул патрульный. – Что за тварь?

– Стены не этот обдирал, – сказал дядька Степан. – Там впереди еще один, тот пошире будет!

Не договорил. Я по свисту понял – тяжелое в нас летит.

– Ложии-ись!

Как бабахнет! Болванками стальными, гад, кидался. И сразу за первой – вторая. Бахнуло железом об железо, эхо туда-сюда загуляло. Но порохом не разит, и взрыва не было. Привстал я маленько, оглянулся, ага. Патрульного старого насмерть убило, лежит, ноги трясутся, и еще ранило кого-то, но не из моих парней. Позади слышно – матюкались, пыль столбом, в стене коридора дыра получилась, состав-то уже старый, хлипкий, оплетка изнутри трухлявая торчит.

– За мной, качаемся, мужики!

Ну чо, кто-то должен встать, я и встал. Чо впереди – видно совсем хреново стало. Пылища-то прет, и рев стоит. Прожектор у этого гада ликтрический, жалко стрелять, но пришлось. Хотя от цементного тумана прожектор еле светил, ага. Тут гад, на полевую кухню похожий, маленько задом сдал, из-за угла выполз, весь обломками засыпанный. Ешкин медь, у него болванок штук сорок, наверное, и такая приспособа поверху, вроде камнемета, и видно, что недавно сделана. Я ж говорю, сервы здорово меняться стали, но, чтобы оружие себе придумывать – такого мы пока не встречали.

Вот и встретили, ешкин медь. Стал он швырять железяки то понизу, то поверху, хрен проскочишь. В тоннеле грохот стоит, хоть ухи воском затыкай! Осколки острые со стен летят, хуже чем пули.

– Огонь! Огнемет – огонь, мать вашу!

Ну чо, полыхнуло здорово, красиво так. Бык оскалился, ну чисто обезьян, ноги враскоряку – и давай поливать!

Поганки, что по потолку росли, мигом зажарились, жри – не хочу, даже вкусно запахло, что ли. Пока мужики баллон меняли, я рванул еще ближе, картечницу на упор ставлю, Ивану машу. Тот прибег, ага, живо обе затравки запалили, как вмажу!

– Попаа-ал! Молодец, Славка, попал!

Дык чо молодец-то? С десяти метров били, тут и слепой не промажет. Прямо в камнемет этот долбаный залепил, там у него мигом заклинило. Видно – шестерни крутятся до половины, а дальше не идет, и поршень загнуло. Жопа его раскалилась, смесь по броне текет, черный стал, точно сом копченый, но живой!

– Урра, братва, дави!

А чо дави-то? Этот длинный, многоножка, он же все равно застрял, весь проход собой загородил. А морды евонной и не видать, ага. Зато за ним стало видать другого. Тот паук оказался, обычный такой серв, сволочь поганая. Он кверху лапами висел, за потолок враскоряку держался и двумя сверлами сверлил. Вот гад, у него заместо двух клешней такие сверла оказались, толще моей руки!

И высверлил он уже глубоко, на метр туда влез. Куски обшивки вниз кидал, на напарничка своего, многоножку-то.

– Славка, они же к школе подбираются! Я прикинул. Как мы сворачивали, здесь над нами школа где-то! – Степан возле меня в стенку вжался, голова вся песком серым засыпана.

Тут я тоже маленько в башке покрутил, как мы шли. Так и есть, сволочи, прямо под школой роют. А ведь как раз туда всех мальцов отвели, ешкин медь. Это название такое – школа, на самом деле там и садик для мелкоты, и кухня у них своя, и биоочистка, и спальни, и вокруг дополнительный кожух защиты. Бункер в бункере, что ли. Туда детей всегда приводят, если общая тревога.

Ух, какая меня злость взяла!

– Степан, сбей ему фонарь! В глазья бьет, сука такая!

Вжжж-ахх!

Опять болванка, еще и еще. Камнемет заломался. Так этот гад клешни вытянул, стал кидаться. Ни фига себе клешни, острые такие, вроде кусачек, на шлангах. Пристрелялся он здорово. Я успел, ешкин медь, шагов пять сделать, пришлось в стенку влипнуть. Позади заорали, парню с патруля башку набок свернуло. Еще двоих раскидало, что мортирку волокли. Мортира набок упала, бомбы посыпались. А чо делать, все лежат, мордами в землю воткнулись, попробуй встань, когда пудовые гайки летают! А дымища такая, дышать вообще нечем, я харю тряпкой замотал, из глаз слезы текут…

А сволочь эта наверху сверлит и сверлит!

– Бык, огнемет! Иван, картечницу давай!

Степан грохнул из самопала, еще грохнул. Вроде звякнуло впереди, но прожектор не пробил.

Пока Иван с Кудрей за углом картечницу снаряжали, я пополз к мортирке. Глянул – наших человек двадцать за углом собралось, вторую мортиру тащили, и, похоже, собрались они разом штурмовать. Кашляли все, хари закрывали, глаза терли. За главного там был командир Патрульной роты.

– Не лезьте, – говорю, – поубивает всех на хрен. Огнем будем выжигать!

Ну чо, я ему не указ, ясное дело. Антиресный такой, будто не знает, что био любой каменюкой прицельно кидаются. Разом заорали все, кинулись. Мы со Степаном пока мортиру поставили, порох забили, бомбу, и давай помаленьку, за угол, за собой ее тянем. А оттудова нам навстречу, ешкин медь, вся наша армия, только теперь в обратную сторону бегут, ага. Я как выглянул, храни нас Факел, не хочу второй раз такое увидать! Видно, патрульные с обеих сторон решили многоножку обойти, вдоль стен мимо него хотели протиснуться. Ну чо, троих он клешнями покромсал, еще троих парни на себе волокли, ага. А этот, пес такой, пламя на себе сбил и снова болванками кидает.

Тут мы разом с двух стволов жахнули. Иван из картечницы, а я – прямой наводкой с мортиры, ага. Бомба славно рванула, задницу у био подняло почти до потолка. Он в потолок врезался, болванки посыпались, нога одна отвалилась, но главное – механика вся развалилась, что железяки метала.

– Ур-рра! Бомбу давай, бо…

Ухи у меня звенели, ничего не слыхать. Хотя харю замотал, горло драло так, что после тетки еле маслом отпоили. Пока мы перезаряжали, за ноги мне парень с патрульной роты цеплялся, из расчета этой самой пушки. Ну чо, чем я ему помочь мог? Только пристрелить. Кишки за ним по луже волочились, кусок железяки насквость пропорол.

Тут вторая мортира рядом ахнула. Я звука не слыхал, брюхом почуял, и на голову очередная пайка поганок посыпалась.

– Огнемет! Где баллоны! Заряжай!

Парни из огнемета полыхнули, ага, как надо поджарили. Я мортиру еле успел взад развернуть, как вдруг паук сверлить перестал. И на нас кинулся. Я до того не видал, чтобы служка сам в бой кидался. Трусливые они, хуже осьминогов, ага. Он своего брательника горящего перескочил, боком в стену врезался, аж плитка дождиком посыпалась, лапы со сверлами задрал да как заревет! Ну ясное дело, не по-медвежьи заревел, а вроде сирены.

– Славка, назад!

– Десятник, беги, прикроем!

Изменился паук, маленько изменился. Мне его даже жаль стало, что ли. Ну чо, если годами падаль жрать, потому что большой био лучшие куски себе отбирает, а потом еще бактерией заразиться… тут еще не так изменишься. Ноги-то паучьи у него остались прежние, не считая двух, что под сверла переделал. Зато из боков, где у них обычно гладко, торчали шишки, вроде чириев. Грязный был, весь в плесени, черви за ним как нитки волочились, куски обшивки содраны, шурупы выпадают…

– Степан, погоди, пусть ближе подойдет.

– Под низ цель ему, Славка, вишь там дыра?

– Да вижу, вижу… Огонь!

Славно мы пальнули, ага. Вплотную, считай, били, потому не промазали. У этого гада снизу вроде кармана, куда он все подряд пихает, вот бомба внутрь и прыгнула. И там взорвалась. Убить мы его не убили, такого зверя, ешкин медь, надо неделю расстреливать. Но чего-то в нем заломалось. Резиной завоняло, дым черный попер, а после весь набок завалился. Тут наши как заорут хором и толпой навалились. В три ствола из огнеметов поливают, из больших пищалей по прожекторам ему палят, а кто-то самый смелый уже топором по ногам лупит. Ну это зря, только сталь тупить!

– Эй, стойте, стойте! – заорал кто-то. – Он говорит, по-русски говорит! Да стойте же, дайте послушать!

Примолкли чуток. Только огонь трещит, да тот боец, с топором, антиресный такой, все уняться не может. Дык я его сгреб, тряханул об стенку. У пацана глазья, видать, в детстве выпучились и взад не лезли. Может, от удивления, может, испугался чего. Дык такое вон увидишь, не только глазья вылезут.

– Хомо… не убивать меня… я есть дать важный информации…

– Ага, как детей воровать, так герой, а как сам вляпался – так разнылся? – зарычал командир патрульных. – Эй, мужики, тащи струмент! Щас мы этого гада изнутри поджарим!

– А ну погоди, – я влез поперек ротного, нарушил маленько устав. – Чо-то он про важное сказал?

– Да что он важного может знать? – заорали все. – Могильщик, он и есть могильщик! Сжечь его!

– Сжечь его на хрен, братва! Пока всех не заразил!

– Сэр… хомо… я выполнять приказ… я не убивать вас. Иметь важный информация, осуществлен радиоперехват…

– Какой еще хват? Что он мелет?

– Притворяется, псина! Деток наших сожрать хотел!

– Сжечь успеете, – пролез я вперед, маленько потолкался, ох и воняло же от паука! – Пусть сперва скажет, чо хотел.

Серв заговорил. Только это был совсем не прежний голос, а скрипучий, точно терлись две железяки. Зашипело, словно пар из котла, защелкало, и вдруг ясно так утроба паука заговорила мужским хриплым голосом:

«Всем, кто меня слышит… говорит база „Северо-Запад“».