Текст книги "Будь здоров"

Автор книги: Виталий Башун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 29 страниц)

ГЛАВА 3

Грохот камнепада (везёт мне на них), мрак и… тишина. Последний валун, который буквально вбил меня в эту пещеру, заодно обрушил свод у входа и тем самым накрепко запечатал его. Слава богам, тварей здесь не было, как, впрочем, и другого выхода. Это всё я увидел магическим зрением, порадовался, что могу ориентироваться в полном мраке, и загрустил от перспектив освобождения из каменного плена.

До ущелья Змей мы добрались к вечеру второго дня без приключений. По дороге учитель изложил мне цель похода. Уже давно наше правительство подозревало, что лоперцы не зря так хотят заполучить эту часть гор, несмотря на то что разведанных ископаемых здесь совсем негусто. Немного меди, чуть-чуть железной руды не самого лучшего качества, что-то ещё говорили про цинк и мрамор, но ничего такого, из-за чего стоило бы рвать жилы. Во всяком случае, по сведениям, имеющимся у нашего правительства.

Единственное, наша разведка выяснила, что лоперцы проявляют большой интерес к ущелью Змей. Что там, в этом ущелье, прячется, как раз и предстояло выяснить нашему отряду. Причём в бой было приказано не вступать и в случае осложнений уходить. Выяснив, какого рода опасность может грозить в ущелье, узнаем, какими силами следует решать проблему и стоит ли её решать вообще.

Бивак разбили там же, где мы с Герболио останавливались, находясь в прошлогоднем рейде за животворным корнем. Признаюсь, воспоминания меня посетили не самые приятные, но что делать, если это место было очень удобным для стоянки. Кашеварил и в этом походе я, но с двумя помощниками-егерями на подхвате.

Ранним утром, основательно позавтракав, отряд, пять пятерок гвардейцев и две – наших с Лабриано телохранителей, вошёл в ущелье. Всех егерей оставили прикрывать вход. Все были настороже, но тишина и спокойствие не нарушались никакими тревожащими звуками или движениями. Дно было устлано камнями разной величины, от мелкой гальки до здоровых валунов. Стены слева и справа вздымались в высоту до пятидесяти метров.

Было тихо и как-то сонно в этом каменном королевстве. Никаких тварей я не видел и всё больше укреплялся во мнении, что монстры – досужие вымыслы местных охотников. Змей, кстати, я видел не больше, чем обычно. Поэтому не мог понять, почему это ущелье так называлось. Может, из-за своей извилистости? Хотя все змеи могут поджидать нас впереди. В засаде. Примерно час мы продвигались в глубь гор, пока не дошли до развилки. В этом месте ущелье раздваивалось под острым углом. Левый, более широкий рукав вёл дальше в горы, а правый метров через семьдесят заканчивался пещерой. Командир направил пятёрку гвардейцев на разведку в правое ответвление. Те прошли его до конца и остановились перед входом в пещеру. Посовещавшись, осторожно вошли внутрь и пропали из виду.

Чувствовалось всеобщее напряжение. Впрочем, воины отряда были хорошо обучены и не пялились все вместе в сторону разведчиков, а продолжали вести наблюдение каждый в своём секторе.

Прошло несколько минут, и из тьмы пещеры показался первый воин. Он шёл спокойно и не спеша. Оружие его было в ножнах. За ним вскоре показались и остальные. Все немного расслабились и перевели дух. Пещера оказалась пуста и метров через сто заканчивалась тупиком. С направлением движения было ясно, и мы пошли по левому ответвлению. После развилки ущелье сужалось, и пришлось выстроиться цепочкой. Впереди – пятёрка гвардейцев, за ней – пятёрка телохранителей и Лабриано, потом – три пятёрки гвардейцев и я, а за мной уже – пятёрка телохранителей. Замыкала колонну снова пятёрка гвардейцев.

Так мы путешествовали ещё минут десять, когда впереди стены ущелья раздвинулись и показалась почти идеально круглая площадка диаметром метров семьдесят. Скалы вокруг своеобразной арены были будто источены пещерами и ходами. Было тихо и солнечно. Командир направил передовую пятёрку проверить склоны и дойти до противоположного выхода из котловины. Гвардейцы проверили, не влезая, впрочем, глубоко, несколько пещер, до которых смогли добраться, дошли до противоположного выхода, прошли немного дальше до поворота ущелья и вернулись назад. Всё было спокойно.

Тем не менее командир приказал всем быть настороже. Выйдя из узкого прохода, воины построились ромбом: впереди одна пятёрка, за ней по бокам две пятёрки, потом за ними ещё две, и замкнули это построение оставшиеся две пятёрки. Мы с учителем оказались в центре строя. Таким порядком мы направились через площадку к противоположной стороне.

Стоило нам дойти до середины, как изо всех щелей с ужасающим визгом и воем на нас полезли те самые твари из лабиринта в моём сне. Здесь они уже не чередовали волны нашествия, а лезли всем скопом – клыкастики вместе с комариками. Наши воины мгновенно вступили в бой, и пошла такая мясорубка, что я прямо диву давался. Гвардейцы и телохранители действовали холодным оружием так, что глаз не успевал различить отдельные движения. При этом они согласованно маневрировали, не давая тварям прорваться в центр, и успевали бить магией, прорубая целые просеки в копошащейся массе монстров.

Мы с учителем тоже не стояли сбоку в качестве зрителей. Я на полной скорости обрабатывал правый полукруг арены сражения секирами и копьями, Лабриано – левый. Каждое моё копьё прошивало три-четыре твари, а секира – двух-трёх сразу. Промахнуться здесь было невозможно. «Ежи», к сожалению, мы не могли применить – слишком далеко.

Сколько так продолжалось, не помню. Мы били, гвардейцы рубили, а вал нападавших не иссякал. Клыкастики с комариками, презирая смерть, всё лезли и лезли напролом. Куча порубленных тел монстров по высоте уже достигала плеч бойцов. С этой кучи твари прыгали через передовых защитников к центру нашего построения. Их уничтожали или мы с Лабриано, или воины, находившиеся к ним ближе. Бойцы в пятёрках постоянно сменялись. Одни отходили назад, другие заступали на их место, и страшная кровавая работа не прекращалась ни на миг. Однако твари давили массой и постепенно оттесняли всех к центру круга. Лабриано выкрикнул предупреждение:

– Ставлю купол!

Я тут же прекратил атаки. Учитель поставил десятиметровый концентрированный защитный купол, который отшвырнул всех напиравших назад или вперёд по линии соприкосновения полуметровой стены магии с поверхностью, указанной целителем. Монстров, оказавшихся внутри купола, добили быстро. Снаружи штурм продолжался с неослабевающей яростью и упорством. Прыжок очередного клыкастика или комарика. Купол отбрасывает. Недолгий полёт твари в гущу соплеменников, но следующая тут же повторяет попытку, будто не замечая их безуспешности.

Уверившись в надёжности защиты, большинство бойцов устало сели прямо там, где стояли. Поскольку Лабриано держал купол, я прошёлся меж воинов и, где требовалась моя помощь, исцелил раны. Слава богам, тяжёлых и убитых в отряде не было. Некоторое время мне потребовалось, чтобы пополнить накопители амулетов гвардейцев, а кое-где и подправить узоры.

Два часа мы отдыхали. Кто-то подкрепился всухомятку, а я не мог пересилить себя. В центре этой бойни меня и так мутило. Затем пятёрки стали строиться на прорыв к выходу из ущелья. Конечно, держать купол мы с учителем могли и целую неделю. Вот только ясно было, что за это время ничего не изменится, только ослабнут все. Ждать помощи не имеет смысла. Кто сюда сунется, зная, что семь пятерок элитных бойцов с двумя… ну, пусть с полутора, целителями так и не вышли наружу? Разве что вся гвардия при поддержке егерей, но это навряд ли.

Сейчас строй принял форму наконечника стрелы. Острие образовали пять пятерок гвардейцев, замыкали мы с Лабриано. По бокам от нас две пятёрки телохранителей образовывали некое основание. Решили так: гвардия пробивает путь к выходу, мы с учителем сдерживаем атаки нежити сзади, а с боков нас прикрывают телохранители. Команды приготовились, учитель снял купол, и все рванули вперёд.

На этот раз между мной и учителем не было людей, и расстояние вполне позволяло, поэтому мы стали активно использовать узоры «ежей». Перед рассеиванием купола я соорудил над собой целых пятнадцать структур, связав их узелками нитей, и встретил вал тварей быстрыми залпами. Первый «еж» выплюнул сноп разрывных игл прямо в гущу врага. Захлебывающийся вой подтвердил эффективность моей атаки. Узор рассеялся, его место тут же занял второй.

Залп. Следующий «еж». Залп. Нежить корчилась в агонии, но задние продолжали напирать, и в некоторых случаях иглы бесполезно прошивали уже мёртвых тварей. Тогда я стал чередовать атаки «ежа» с ударами булавы, которую сделал диаметром в полметра. Мне важно было не пробивать мёртвых гадов, а останавливать натиск. Удар. Ряд монстров остановился, дохлые рухнули. Залп «ежа». Удар булавы. Залп. Удар. Залп. Заготовленные «ежи» давно закончились. Я стал лихорадочно формировать всё новые и новые, даже перестал пополнять накопитель доспеха.

Казалось, ещё чуть-чуть, и я утону в массе полуразумной нежити. Хотя засаду, следует признать, они организовали неплохо, несмотря на свою полуразумность. Слева от меня, демонстрируя чудеса воинского искусства, сражались телохранители-невидимки. Мне казалось, это никогда не кончится, но я вспомнил лабиринт, стиснул зубы и, бормоча что-то бравурное, поднимающее дух, продолжал делать своё дело.

Сквозь пелену запредельной концентрации я не увидел, а скорее почувствовал приближение выхода. Нападения с боков почти прекратились, телохранители быстро оттеснили меня и Лабриано назад и, пятясь, продолжали сдерживать напирающую нечисть. Те, не имея возможности окружить отряд, стали, карабкаясь по скалам, прыгать сверху и забрасывать нас разномастными камнями. Даже пара здоровых валунов рухнула, к счастью никого не задев. Тогда, не прекращая отступления, мы с учителем принялись сбивать со стен особо прытких.

Так и продвигались, пока не дошли до развилки. Вдруг сверху на нас рухнул клубок из целого десятка тел, врезался в мой доспех и отлетел прямо под шпаги невидимок. Меня же ударом оттолкнуло в правое ответвление коридора. Доспех не купол – он не сцепляется с землёй намертво, иначе в нём невозможно было бы передвигаться. Мой почти пустой накопитель, о котором в бою я просто забыл, не смог вовремя восполнить потери энергии и полностью сдержать удар.

Меня почти закинуло туда, куда мне было вовсе не нужно. Тут же пространство между мной и отрядом заполнила орава визжащих монстров. Я начал спешное отступление в глубь ответвления к пещере, срочно восстанавливая доспех и продолжая атаковать монстров. Несколько раз бил по ним булавой, приостанавливая напор, и бежал. Твари перли от развилки, некоторые из них, карабкаясь по стенам, пытались меня обойти и напасть сзади, другие прыгали сверху, третьи кидали камни. Приходилось держать доспех, непрерывно пополняя накопитель, сбивать нечисть со стен и сдерживать напор спереди.

Что буду делать в пещере, я не задумывался. Не было ни секунды передышки, чтобы остановиться и поразмыслить. Только одна мысль барабанной дробью долбила виски: в окружении я долго не продержусь. И вот, когда я добежал до пещеры, а в мою пустую голову пришла наконец здравая мысль построить купол и ждать помощи, монстры сбросили этот клятый валун точно на меня. Доспех с накопителем, не заполненным и на одну пятую, выложился весь на мою защиту. Камень подбросило к своду, а меня силой удара зашвырнуло внутрь пещеры. Услышав подозрительный скрип, моя точка интуиции независимо от сознания привела ноги в движение, и я побежал со всей прытью, на какую был способен, прочь от входа. Надо сказать, вовремя.

Грохот. Мрак. Магическое зрение подтвердило слова разведчика о том, что в пещере один-единственный вход, он же выход, в настоящий момент совершенно недоступный. Слава богам, безобъёмная сумка с припасами осталась при мне, а я, как запасливый суслик, не забыл положить в неё неприкосновенный запас еды на три дня.

Везет же мне на камнепады. Такое впечатление, что горы не хотят меня отпускать. Согласно легендам, в Грассерских горах, правда не здесь, а северо-западнее, где-то в их глубине, в местах, недоступных человеку, располагаются чертоги богов. Туда после смерти попадают души умерших и, соответственно заслугам в земной жизни, либо обзаводятся роскошными апартаментами и пребывают в удовольствии и неге, либо попадают во мрак и ужас подземелий.

Похоже, мне ещё при жизни боги указывают на неправильность моего жития, хотя не понимаю, что я делаю не так. Вроде вдов и сирот не обижаю. Без крайней нужды не убиваю. В праздности не живу. Какая же это праздность при той напряжённости учёбы, которая свалилась на меня в середине второго курса в виде проникающего огнешара? Говорят, однако, боги иногда подбрасывают человеку испытания, ведущие его по пути самосовершенствования. Этой версии я и решил придерживаться. Вывод из такого понимания ситуации был прост. Если это испытание богов, то спасения извне я не дождусь.

Это же подсказывала и элементарная логика: потенциальные спасатели, во-первых, должны быть уверены, что спасать есть кого. Допустим, я как-то исхитрился, сумел поставить купол и не дал нежити себя убить, пока занимался этим делом. Тогда, во-вторых, они должны иметь силы на операцию по спасению, а судя по нашему прорыву, с одним оставшимся целителем, если даже взять с собой всех егерей, через эту тучу монстров им не пробиться. Таким образом, наличными силами спасать меня – погубить напрасно весь отряд. Наконец, в-третьих, даже прорвавшись сюда, они найдут только заваленную пещеру и, скорее всего решат, что если меня не сожрали монстры, то непременно завалило камнепадом. По моим прикидкам, пробивать сюда проход (это метров сорок камня) целителю придётся почти сутки, не отвлекаясь ни на что другое. К тому же пробивать следует очень медленно, постоянно проверяя, нет ли тела под камнями. А кто при этом будет сдерживать монстров?

Может быть, все мои рассуждения были верхом абсурда, но мозгов после боя у меня явно остался самый минимум, да и тот скорее всего управлял шевелением ушами. Пробиваться через подземные туннели мне показалось хорошей идеей, и я с энтузиазмом принялся за её осуществление. Чтобы дело заладилось, для начала необходимо хорошо поесть. Логика простая и очевидная. Какой шаг самый трудный на пути к цели? Думаю, любой скажет – первый. Остальные шаги делаются уже гораздо легче. А если первый шаг – это обед, дело, которое вы любите и умеете выполнять с чувством и толком, то самый трудный и безнадёжный дальнейший путь превращается в лёгкую прогулку.

После еды я лёг поудобнее и, условно разбив всё пространство пещеры на квадраты, стал тщательно их просматривать. Шагах в десяти ближе к тупику, слева и немного вниз, просматривалась пустота, отделенная от моего пространства всего лишь полутораметровой каменной перегородкой. Я, не мешкая, соорудил проникающий шар диаметром побольше моей талии и со всей возможной скоростью ввинтил его в породу. Можно было не опасаться, что от этих действий камни рухнут на меня. Это уже потом я понял, что всё далеко не так просто, но тогда действовал без всякой опаски.

Вы спрашиваете, что за странная единица измерения шара – моя талия? Ничего странного. Был у нашей кухарки в Брасеро кот – вальяжный, откормленный, неторопливый, пушистый и очень красивый. Однажды, играя во дворе, мы с мальчишками увидели занимательное зрелище – кот погнался за крысой. Та была ему под стать. Такая же вальяжная и откормленная. Их гонки напоминали забег дворецких двух герцогов – надо и достоинство соблюсти, и рвение продемонстрировать. Кот долго преследовал крысу по пятам. Той, видимо, это надоело, и она шмыгнула между прутьями ограды. Преследователь последовал за ней и… застрял. Причём мы со своей позиции видели только застрявший кошачий филей и хвост трубой.

Сначала этот филей вилял неторопливо и с достоинством. Не помогло. Потом кот попробовал сдать назад. Тоже не получилось. Тогда он, плюнув на барские замашки, начал рваться, как совершенно обычный помоечный зверь. Мы уже собирались кинуться ему на помощь, но тут под душераздирающее «мя-ау-у!» задняя часть животного чуть ли не с хлопком проскочила-таки через ограду. Крыса немного полюбовалась зрелищем со своей стороны, потом, казалось, усмехнулась в усы и неторопливо побежала по крысиным делам. Вот с тех пор я не очень-то верю утверждению: «Если голова прошла, всё остальное тоже пролезет».

Шар закончил свою работу, и у меня начался трудный путь к солнечному свету. В своём продвижении я вновь руководствовался правилом левой руки, хотя понимал, что горы вряд ли придерживались каких-либо правил при образовании пещер, ходов и лазов. Здесь я на собственной шкуре ощутил, почему горнякам платят приличные деньги за их труд. Я проползал где на животе, где на корточках тесные лазы, перепрыгивал мелкие расселины, шёл по узким карнизам над бездной.

Запасы еды и одежды из моей безобъёмной сумки подошли к концу. Я надел последнюю мантию (как ни заделывал магией рваные вещи, но без соответствующих материалов – растительных волокон – восстановить их было невозможно) и доел последний сухарь. На какой день путешествия это случилось, я не знаю. Смены дня и ночи здесь не наблюдалось. Кинжал, выданный мне в дорогу Свентой, я в самом начале повесил себе на пояс, чтобы был под рукой. Иногда приходилось, заталкивая его в щели, подтягивать свою тушу к очередным подземным горизонтам. Чувство голода со временем притупилось, но оптимизм и жажду победы над горами всё чаще стали сменять апатия и равнодушие.

Вероятно, одиночество, тишина и мрак подземелий, где даже присутствие монстров совсем не ощущалось, постоянное всматривание магическим зрением и, может, ещё какие факторы сказались на том, что я по-новому стал чувствовать магию. Возможно, именно в этом заключался смысл отшельничества некоторых известных магов и целителей, хотя вряд ли они оказывались в ситуации, сходной с моей.

В один из периодов отдыха, концентрируясь на минимальном потреблении энергии, которой у меня оказалось до ужаса мало (точнее, энергии хватало, но материальной составляющей организма восполниться было нечем, а расход энергии всегда сопровождается потерями минеральных и органических веществ), я вдруг ощутил почти полное слияние с магической энергией. То, что человек – часть магической энергии и материального мира, я раньше знал. Теперь почувствовал. Моё сознание устремилось вдоль одной из нитей, построенных мною же, и я увидел, что происходит за тридцать метров от тела за двумя поворотами хода. Более того, я смог манипулировать энергией в том месте, как будто реально там находился.

Почувствовав прилив энтузиазма, я продлил нить дальше, и мне это легко удалось. И на значительно большем расстоянии я не увидел никакой разницы, неудобства или сложности в управлении энергией. Всё-таки пара десятков охлаждающих оплеух от учителя Лабриано и наставницы Греллианы не прошли для меня даром. Я прекратил эксперимент, вернул сознание в тело и провёл его диагностику. К моему счастью, никакого перерасхода ресурсов не наблюдалось.

Более того, я заметил, что мой собственный узор стал… как бы это выразить словами… гармоничнее, сложнее и устойчивее. Это, в свою очередь, положительно сказалось на телесной организации. Укрепились связки, мышцы стали работать гораздо эффективнее и с меньшими затратами энергии, сосуды и прочие ткани стали эластичнее и гораздо прочнее. Соответственно, все органы тела стали работать гораздо продуктивнее.

Ещё одним приятным моментом оказалась разгадка секрета эффекта ускоренного восприятия. Оказывается, в момент опасности сигналы от рецепторов могут передаваться и, подозреваю, обрабатываться энергетической составляющей нервной системы организма. Для немага такое чревато полным упадком сил на долгий срок, а то и смертью от истощения магической энергии. Видимо, поэтому данный защитный механизм срабатывает только в случае крайней опасности или крайнего напряжения сил. В противном случае, используя ускорение для добывания шкуры льва, рискуете быть съеденным шакалами.

Несколько позже я обнаружил, как можно, имея некоторый запас нитей в собственной структуре, сравнительно долго поддерживать ускорение и быстро восстанавливаться после него. Был и неприятный момент: минеральные и биологические вещества растительного и животного происхождения мне по-прежнему требовались, а добыть их здесь не было никакой возможности. Скоро меня будет шатать от слабости, а там и идти не смогу. Поэтому, отложив прочие заботы, я стал искать выход на поверхность. Используя новые способности, проник сквозь толщу камня, нашёл ближайший выход и наметил оптимальный маршрут.

На всё это мне потребовалось довольно много времени, но оно того стоило. По моим подсчетам, идти предстояло, пробив две перемычки, часов сорок. Вместе с отдыхом – немногим дольше двух суток.

В последний отдых перед выходом мне очень ярко и чётко представилась Свента. Остро захотелось узнать, как она там и что с ней. Надеюсь, она благополучно разрешилась от бремени. Тем более, перед отъездом я просил целительницу присмотреть за моей женой. Та обещала, а обещания свои она выполняла всегда. Терзало и любопытство – действительно ли у меня дочка, как предсказывала целительница, или всё-таки парень? Кто бы ни родился, я уже заранее любил этого ребёнка. Но любопытно ведь.

Вдруг, как разряд молнии, я увидел нить связи, пронзившую скалы в направлении, почти противоположном моему выходу. Не раздумывая, я скользнул по этой нити и… оказался в нашей спальне перед задремавшей женой. В комнате стояла детская кроватка, и Свента сидела перед ней, положив на край барьера руки и опустив на них голову. Почти интуитивно я скопировал внешний магический каркас своего тела и увидел в зеркале полупрозрачный фантом, похожий на меня. Я провёл рукой по волосам жены и тихо (энергию этот фантом пил из меня, как вампир, а ресурсов и так почти нет) сказал:

– Свента, солнышко моё!

Жена встрепенулась, подняла голову, пристально посмотрела на меня своими колдовскими, любимыми, изумрудными глазищами и… заплакала.

– Филик, родной, ты пришёл меня навестить? – И вдруг вскричала: – Как ты смел погибнуть?! Как посмел оставить меня одну?!

Столько тоски и горечи было в этом вскрике, что у меня перехватило дыхание и защемило сердце. Однако энергия утекала, как в прорву, и надо было поспешить.

– У меня мало времени. Сил на разговоры почти не осталось. Я сейчас пробираюсь по проходам внутри Грассерских гор. Куда выйду, не знаю. Я хотел сказать, что живой и люблю тебя. Я обязательно выберусь из этих клятых гор. Верь мне.

– Но как же… твой призрак… у живых не бывает… – с отчаянной надеждой на чудо быстро заговорила Свента.

– Это не призрак, это проявление моих способностей целителя. Я живой. И отставить слёзы! Моя Свента – храбрая девушка! – рыкнул я и внезапно спросил, чтобы переключить внимание на приятный момент: – Скажи только, как дочку назвала?

– Таллиана, – растерянно и нежно улыбнувшись, сказала жена. – А откуда…

Тут я почувствовал страшную слабость и отключился.

Последний переход показался мне самым трудным. Я плелся, как столетний старец, обремененный кучей болезней, задыхаясь, держась за стену и шаркая ногами. Где-то потерял свою сумку, наплевал на тряпье, едва прикрывающее моё тело, перестал исцелять мелкие раны и порезы, стремился только вперёд. К свободе и свету.

Зато, когда достиг выхода, небольшой дыры, прикрытой кустарником, вылез и долго стоял, вцепившись, как в якорь спасения, в ветви деревца.

Я дышал полной грудью, упиваясь чистым горным воздухом и подставив лицо солнечным лучам. Снова видеть мир обычным зрением было удивительно интересно и непривычно. Некоторое время пришлось перестраиваться, постепенно переходя с магического видения.

Ещё одна проблема тут же напомнила о себе. Было жизненно необходимо срочно поесть. Измученный голодом организм иногда способен порождать довольно умные мысли. Я вспомнил, как неоднократно мне приходилось передавать вещества прямо через кожу от себя в организм больного. А если попробовать наоборот? Я с гастрономическим интересом посмотрел на свою подпорку, сконцентрировался, продумал, как всё реализовать, и ручеек органики с вкраплениями минералов уверенно потёк в меня.

К сожалению, слишком многое не годилось для усвоения, срочного во всяком случае. Древесину, например, усваивать без преобразования было невозможно. А эта процедура довольно энергоемка, потратить можно больше, чем приобрести. В общем, когда я закончил, кустарник остался стоять в виде голых сухих палок без листьев и коры. Мне немного полегчало, но всё равно для восстановления этого было мало.

Вторая проблема – одежда, которая превратилась в лохмотья, какие и нищий побрезговал бы надеть. Опыт с кустарником подсказал мне, какой же я был идиот, что выбрасывал рвань, вместо того чтобы использовать вполне приличные кусочки для починки. Что делать. Издержки воспитания. Мне никогда не приходилось чинить или стирать свою одежду. Я всегда точно знал: если запачкалась, надо отдать прачке, если порвалась – выбросить или отдать белошвейке. Они починят, постирают, выгладят и на плечики повесят. Даже с мантиями не было забот. Пришла в негодность – сдал на склад и взамен получил новую. Когда же никого из этих нужных специалистов рядом не оказалось, богатенький аристократ стал беспомощнее младенца.

Дюжину дней я скитался в горах, питаясь… Лучше вам не знать чем и как. Конечно, под соответствующим соусом да с кучей пряных приправ это, может быть, и деликатес где-нибудь в империи Сун, но не у нас. На тринадцатый день я нашёл заброшенную тропу, которая ранее явно использовалась людьми. Справедливо решив, что уж к подножию гор она меня выведет, пошёл по ней вниз. Примерно через полдня пути наткнулся на небольшой завал из камней. Перебравшись через него, задумался наконец о том, что тропу наверняка ведь не зря забросили.

Видимо, частые камнепады сделали путешествие по этим местам слишком опасным. Теперь, прежде чем пройти участок пути, я внимательно осматривал склоны магическим зрением. Несколько раз очень осторожно рисковал просто перебегать опасные участки, и дважды мне пришлось самому обрушить едва державшиеся камни.

Форсируя очередной завал, я сначала ощутил смрад разложения, потом под одним из камней увидел слегка придавленную простую походную кожаную сумку. Её сжимала рука мертвеца, обглоданная падальщиками до костей.

Высвободив находку, я тут же принялся внимательно просматривать её содержимое. Там оказалась смена белья и простой, но крепкий костюм, который был мне слегка великоват и сидел мешковато, однако обрадовал больше, чем наряд от лучшего портного столицы. Подозреваю, что тело моё несколько усохло от горной диеты, но дайте мне пару недель нормального питания, и я снова буду всем известным Филином. Ещё в сумке были баночки и мешочки с самыми разнообразными приправами: несколько видов перца, имбирь, кардамон, мускатный орех, базилик, сушеный чеснок, ваниль, корица и многое другое.

На самом дне лежал аккуратно свернутый свиток пергамента. Документ извещал, что некий барон Тобиус фро Гормин заключил договор с господином Алониусом о нижеследующем… Короче, этого Алониуса наняли поваром на время путешествия в горах, с оплатой услуг в виде половины серебряной марки в день. Договор был составлен чин чином… на лоперском языке.

Не пожалев времени, я внимательно осмотрел завал и кое-где в щелях между камнями увидел нескольких задавленных людей в кольчугах и коней. Очень похоже на то, что весь небольшой отряд воинов нашёл здесь свою смерть.

Я вспомнил направление связи со Свентой, хорошенько подумал и пришёл к выводу, что по туннелям и лазам я умудрился пересечь горы и попасть в королевство Лопер. Главное, необходимо держать в секрете свою принадлежность к элморцам и целителям, иначе убьют на всякий случай, как шпиона, прикопают или камнями завалят, и никто никогда не узнает, что со мной приключилось. Горы умеют хранить тайны. Это и многое другое я за время блужданий понимать научился.

По-лоперски я говорил, спасибо Герболио, свободно. Кулинарию более-менее знал и лоперскую кухню, спасибо Свенте, тоже. Алониус, насколько я помнил из уроков в схоле, имя здесь достаточно распространенное, и всегда можно сказать, что я не тот Алониус, которого они знают, а совсем даже наоборот. Ещё я помнил, что данное общество было насквозь сословное. Дворянин – это всё. Простолюдин – ничто. Тем не менее некоторые сословия, как, например, ремесленники, наёмные солдаты и торговцы, пользовались некоторыми привилегиями. По закону, их уже нельзя было безнаказанно избить, убить или продать. Они могли свободно перемещаться по стране и продавать свои услуги всем желающим. Я, решив принять это имя, становился кем-то вроде ремесленника, наёмника и торговца одновременно, так как имел право производить и продавать свою продукцию. При этом мог и по найму работать, как этот покойный бедняга.

Аккуратно свернув пергамент, я снова положил его в сумку и нашёл заначку покойного повара – лепёшку. Сухую и твёрдую как камень. Но это был первый кусок настоящего хлеба, который попался мне за боги знают сколько недель, и я обрадовался черствой лепёшке, как самому изысканному деликатесу. Очень правильно сказал один философ: «Лучшая приправа – это голод».

Переодевшись в чистую одежду повара, я было собрался по привычке выбросить ветошь, которая осталась от моей последней мантии, но, вспомнив свою глупость в пещерах, запасливо решил оставить самый приличный кусочек на заплатки. Волею богов, таковым, то есть меньше всего изодранным, оказался лоскут с эмблемой лекаря. На грязном с въевшейся каменной пылью кусочке ткани отчётливо была видна зелёная змейка, свернувшаяся в кольцо, то ли кусающая свой хвост, то ли положившая на него голову, большая красная капля крови внутри кольца и в центре капли – маленький белый огонёк травника.

Сам я был исцарапан, весь в синяках и ссадинах, грязен, как обитатель свалки. Да простят меня приличия, но помыться здесь было просто негде. Изредка попадались роднички, бьющие из скал, тогда я мог вволю напиться и кое-как умыться-подмыться, но чтобы окунуться целиком и хорошенько продраить себя – это было совершенно невозможно. Исцеление мелких болячек оставил на потом, когда вернутся силы. Так я решил и продолжил свой путь.

На следующий день достиг широкой тропы, которой, похоже, активно пользовались, и направился по ней вниз, в надежде, что этот путь выведет меня на более ровное пространство. Шёл не спеша, пошатываясь, но упорно и безостановочно. Через несколько часов меня догнал отряд, сопровождающий карету с графским гербом и несколько фур. Воинов навскидку было четыре десятка, и среди них выделялся настоящий вельможа – столь высокомерно-презрительным был его взгляд и богата одежда.