Текст книги "Будь здоров"

Автор книги: Виталий Башун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 29 страниц)

ГЛАВА 14

Утро было столь насыщено событиями, что я думал, скоро уже наступит вечер. Свента категорично заявила, что одного меня отпустит теперь только в сортир, и то ненадолго – якобы с моим умением находить в горах и предгорьях приключения я смогу и там провалиться в какой-нибудь халифат или Гонмар, а потом объявиться в обществе тамошней маркизы. Мне ничего не оставалось, кроме как взять её с собой в больницу. Предварительно мы переоделись: жена – в более простой наряд, а для меня нашлась мантия с эмблемой лекаря, заботливо прихваченная предусмотрительной супругой из столицы. Я влез в неё с неописуемым чувством – будто только сейчас наконец-то почувствовал себя дома, в родных краях.

Скорость распространения слухов в маленьких городках – тема отдельного исследования и нетривиальная задачка для пытливых умов. Короче говоря, переоделись мы довольно быстро и тут же вышли на улицу. Однако местное население уже точно знало о приезде моей жены, которая то ли принцесса, то ли герцогиня, толком понять невозможно, но красивая и ведёт себя как настоящая столичная леди. Нет, нас не атаковала толпа умирающих от любопытства жителей. Всё было достаточно строго и деликатно. К нам никто не лез, встречные-поперечные вежливо раскланивались и шли дальше своей дорогой. Тем не менее я всей кожей чувствовал из-за каждого заборчика, кустика, прикрытого занавеской окошка – обстрел сотен оценивающих взглядов.

Что там граждане надумали, мне неизвестно, но скорее всего наша пара вызывала всеобщее недоумение: как такая красавица принцесса умудрилась выйти замуж за столь непримечательную личность, как я. Впрочем, это мои догадки. Лично я был преисполнен гордости – да смотрите, сколь вам будет угодно! Стройте предположения – мне это как-то ровно и глубоко фиолетово. Завидуйте. Но если бы вы знали, как мало значит для меня внешность жены. У меня, разумеется, есть чувство прекрасного, и я способен искренне восхищаться красотой обертки конфеты, но главное для меня всё-таки содержимое. Так что дано вам, господа зрители, видеть только малую часть истинной Свенты. Как говорят в халифатах: «Чтобы видеть красоту Лейли, нужны глаза Меджнуна».

Все эти мысли и чувства находились далеко на заднем плане. Всё моё внимание было приковано мощными цепями жадного интереса к щебетанию моей любимой. Она рассказывала о дочке. Я конечно же при каждой связи видел ребёнка, но чаще всего спящим, поэтому все эти милые подробности: как Таллианочка крепко ухватила за палец и не отпускала, как она с упоением сосёт грудь и какое это счастье – самой кормить, какие у неё смышленые глазки и пухлые щечки… Я слушал жену и не мог наслушаться. Ласковое мурлыкание домашней кошечки иногда сменялось грозным рыком тигрицы, защищающей своих детёнышей, когда в рассказе встречались эпизоды с не совсем правильными, с точки зрения Свенты, действиями кормилиц и нянек.

– …представляешь, и эта дура подсовывает моей девочке бутылочку с горячей водой! Она же весь ротик ей ошпарить могла!

– Ну наверное, не такой уж горячей…

– Горячей! Она ещё пыталась вякнуть, что вода была нормальной температуры!

– Теперь эта девушка небось лечится от заикания?

– Ну-у… почти.

Так за разговором мы переступили порог больницы. К нам подбежала младшая помощница с испуганными глазами и попросила поспешить в кабинет госпожи Торсилезы. Та, дескать, в шоке, а персонал в растерянности. Со всей возможной скоростью я ринулся на помощь, теряясь в догадках, что же могло произойти. Свента инстинктивно ухватилась за рукоять кинжала, который снова нацепила на себя после завтрака, и бросилась следом за мной.

Торсилеза сидела за своим столом и неподвижным взглядом созерцала входную дверь. Моего появления она будто и не заметила. Я подошёл к столу и помахал рукой перед её лицом.

– Что случилось? – крикнул ей в ухо.

Она отмерла, затрясла головой, взгляд стал осмысленный.

– Господин Филлиниан, здесь только что побывал господин Боантир… он умолял срочно подготовить ему документы на пожертвование в пользу нашей больницы пятисот корон! Этого не может быть, понимаете?! Боантир умрёт, но не расстанется с такими деньгами, да ещё добровольно! Я не понимаю, что происходит. Может, город наш всем миром решил сойти с ума?

– Ну что вы, госпожа Торсилеза, никто с ума не сходил. Просто этот господин в приступе искреннего раскаяния, терзаясь муками совести из-за своего неправильного поведения, имевшего место быть совсем недавно в вашем кабинете, захотел таким образом загладить свою вину…

– Я знаю Боантира много лет… его весь город знает… он и умирающему сыну бесплатно стакан воды не подаст!

– Просто я его сразил своими аргументами, а он признал мои доводы основательными для принятия именно такого решения. Кстати, куда он убежал, не знаете?

– Сказал, что в банк: немедленно перечислить сумму и уехать куда-нибудь… Так он бормотал, когда убегал от меня с документами.

– Ну пусть себе едет… желательно туда, где нет людей. Госпожа Торсилеза, позвольте представить вам мою жену Свентаниану деи Брасеро. Свента – это исполняющая обязанности заведующей больницей госпожа Торсилеза.

Женщина к тому моменту успела встать из-за стола – обе тепло улыбнулись друг другу и обменялись реверансами.

– Позвольте оставить вас, поскольку я ещё должен совершить утренний обход.

Этот обход меня порадовал – было всего пять больных, активно идущих на поправку, в том числе и сын Боантира. Мало того, судя по переглядываниям с моей помощницей, его состояние здоровья позволяло ему не только тихо есть кашку и медленно прогуливаться, держась за стеночки, – а лучше за талию хорошенькой девушки, – но и вовсю флиртовать. Раз так – готовим к выписке. Это решение явно не понравилось помощнице. Она вздохнула, но покорно отметила в карте моё распоряжение.

Закончив осмотр, перед амбулаторным приёмом я заглянул к Торсилезе. Женщины о чём-то увлечённо разговаривали, и им было не до меня. Видимо, Свента рассказывала о дочке, перемежая повествование крайне важными для обеих ремарками, что сейчас носят в столице. Для прекраснейшей половины человечества вопрос, что надеть, важнее, чем для мужчин – с кем война. Чтобы не мешать высоконаучной беседе двух профессионалок, я отправился с крайне серьёзным делом на кухню. Там мне особенно нравилось инспектировать пирожки с яблоками – настоящее произведение искусства местного повара. Тот своих секретов от меня не скрывал, поэтому я быстренько записал рецептик и для закрепления знания несколько раз в свободное время испек под его чутким руководством пару лотков.

Однако добраться до слюноточивой цели мне сегодня было не суждено. В приоткрытую дверь кухни я услышал голоса – помощницы наперебой просвещали повара, рассказывая о нашей встрече с женой и… о том, что этому предшествовало. Я не удержался и остался под дверью послушать занимательную историю.

Оказывается, в больнице под видом элморца Филлиниана работает самый настоящий лоперский или гонмарский принц Алониус, тайно обучающийся на лекаря в столичной академии. Здесь он учится, потому что наша академия – самая лучшая в мире. Во время учёбы он познакомился с девушкой и без памяти влюбился в неё, не зная, что она – дочь могущественного герцога. Та ответила ему взаимностью, и два любящих сердца тайно (опять тайно! – отметил я) воссоединились пред алтарем богини жизни.

Этим летом Алониус уехал на каникулы домой навестить своих родных и, возвращаясь обратно в Элморию, подвергся нападению отряда мятежников. На помощь ему пришёл героический, верный королю граф, который ехал с дочерью отдыхать в свой горный замок. После страшного боя, где принц в одиночку поубивал то ли двадцать, то ли тридцать (а некоторые говорят – целую сотню) врагов, граф, истекая кровью, из последних сил попросил спасти его единственную дочь и тут же умер у него на руках. Спасти его даже такому искусному лекарю, как Алониус, было не под силу.

Вместе с графиней в живых остались только мальчишка-слуга и служанка. Долго они шли, преодолевая суровые горы. Не раз на них нападали дикие звери; лавины и камнепады подстерегали за каждым поворотом узенькой горной тропки, стремясь увлечь в бездонные пропасти; мороз и снег пытались лишить их последних остатков тепла, но герои упорно продвигались вперёд. Алониус шёл с именем любимой на устах – она, как путеводная звезда, вела маленький отряд и грела его душу. Частичками этого тепла он щедро делился со спутниками – так они и смогли перейти через жестокие горы.

Потом их встретил отряд офицера – того самого красавчика из четвёртой палаты. Он сам всё подробно рассказал. Когда егеря от всей души бросились им помогать, выяснилось, что служанка графини – шпионка. Увидев командира, она тут же поняла, что будет немедленно разоблачена, – магическим ударом сбросила воинов с лошадей и скрылась в горах. Офицер, помня о долге, приказал своим людям сопроводить принца и графиню в город, а сам бросился в погоню. Несколько дней герой без устали преследовал беглянку в горах. Без воды, без еды, без тепла. Но наконец настиг, загнав на вершину горы. Как настоящий благородный мужчина, он не мог поднять руку на женщину, чем та и воспользовалась, сбросив его со скалы.

Так он и попал сюда – в больницу. Ну и что, что какая-то Стаолисса видела, как их вели всех четверых… она обсчиталась. Или с ними была ещё одна служанка. Точно! Была. Сбросив парня со скалы, она сама не удержалась и упала на острые камни. Спасать там было уже нечего, и егеря просто оставили эту гадину в горах, как есть. А сегодня приехала жена Алониуса – любящее сердце подсказало ей, где её любимый. И вот они вместе и счастливы. Ах! Какая красивая любовь. Ну почему на свете так мало принцев – на всех девушек катастрофически не хватает… пусть даже и таких толстых.

Пожалуй, моё появление на кухне именно сейчас было бы, мягко говоря, очень некстати. Вдохнув запах свежеиспеченных пирожков и сглотнув обильную слюну, я тихо удалился в ординаторскую, где прилег на кушетку. Этой ночью надо будет непременно с Финь Ю связаться. Шар у меня получается, значит, можно двигаться дальше. Решено. Так и сделаю… если останутся силы и время.

Вечером у меня состоялся долгий разговор наедине с порученцем генерала в его комнате на постоялом дворе. Двое охранников при входе позаботились, чтобы нам не мешали. Мою жену мягко попросили подождать и не беспокоиться – она, как будущая невидимка, должна понимать, что не все сведения могут быть ей доступны, в том числе и касающиеся её мужа. По мере повествования Кламириан лично записывал мои приключения, дотошно уточнял такие мелочи, которые мне казались совершенно несущественными, переспрашивал, просил объяснить или рассказать что-то подробнее.

– Значит, по-вашему, граф не может быть в курсе, что его дочь осталась в живых?

– Уверен, что нет. Про то, что мы уйдём через заваленный тайный ход, он не должен был знать. Правда, если в отряде его врагов есть информатор, то он может сообщить, что мы ушли. Но также наверняка должны были доложить о нашей гибели под завалом.

– Почему вы решили, что враги поверили в вашу гибель?

– Погони ведь не было, – резонно отвечал я. – Значит, либо не поняли, как мы ушли, либо поверили.

– Еще разок опишите, пожалуйста, как выглядел горный старец, что говорил, как смотрел, как указал…

Всё снова повторилось, как на допросе у дознавателя.

– Еще один момент. Ваша жена утверждает, что видела вас во сне и разговаривала с вами. Как вы можете это объяснить?

– Никак не могу. Дело в том, что ещё в прошлом году, когда мы выбрались из-под завала в горах, по возвращении в Сербано мне приснилось, что я с ней разговариваю. Потом оказалось, что ей снилось то же самое.

– Вы можете этим управлять?

– Увы, нет, – соврал я. – Есть предположение, что нам со Свентой надо очень сильно захотеть увидеть друг друга, чтобы такой сон получился. Но это происходит спонтанно. Впрочем, вернувшись в столицу, думаю заняться экспериментами. С согласия жены, разумеется.

Я немного помялся, не зная, стоит ли об этом говорить.

Кламириан, видимо, понял мои терзания и поощряющее кивнул:

– Говорите всё как на духу. Мне можно. – И он чуть улыбнулся.

– В таком случае прошу обратить особое внимание на служанку графини, Лесиозу. Это тоже был сон, но если вы знаете про некий лабиринт… – Я с сомнением приостановился, но порученец меня успокоил:

– Я знаю про лабиринт и какое он имеет значение для целителей. Рассказывайте.

Я рассказал свой сон, где стоял вместе с Леси перед входом в этот самый лабиринт. Порученец всё тщательно записал до малейшей подробности, потом в волнении встал и заходил по комнате из угла в угол.

– Вы понимаете, какие перспективы открываются?! Если мы сможем определять потенциальных целителей, это же будет такой прорыв, это как же очереди сократятся! Каждый гражданин сможет сам, без решения высших инстанций и короля, обратиться к такому специалисту и получить помощь…

– И как вы себе это представляете? – несколько охладил я его восторги. – Мне что, сидеть безвылазно в этой пещере и спать в компании абитуриентов?

К моему удивлению, эта идиотская мысль не вызвала в нём и тени улыбки. Он серьёзно кивнул:

– Возможно, именно так и надо будет сделать.

– Ну знаете! – возмутилось всё моё нутро. – Каждый мой поход в горы – это монстры, лоперская разведка, завалы, камнепады, пещеры… Я в горы больше не пойду!

– Ну что вы, право, так встрепенулись, – успокаивающе заговорил Кламириан. – Может, и без вас обойдутся. Да, скорее всего без вас. Точно. Ну может, один только разок… показать где… А вообще ещё ничего не решено. Вот доложим господину генералу, посоветуемся с целителями…

Что-то не внушает мне доверия его простодушная физиономия, ой, не внушает! И говорит он точь-в-точь как Греллиана, успокаивая пациента перед рискованной операцией. Но что я могу сейчас поделать? Ничего. Так что остаётся сидеть и кивать головой в такт его словам – верю, мол, так всё и будет, а как же иначе?

– Благодарю вас, господин Филлиниан. Всё, что вы рассказали, крайне важно. Мои записи незамедлительно будут переправлены господину генералу лично. Надеюсь, вас не надо предупреждать о хранении тайны?

Я молча кивнул.

– Записи у дознавателя уже изъяты, со служащими мы побеседовали. Когда сам господин Саллиниан вернётся, мы с ним тоже поговорим…

– Надеюсь, ему ничего не грозит? Мне он показался человеком порядочным.

– Нет, ничего такого, наоборот, мы ему благодарность от имени КСОР объявим. Не беспокойтесь. А вот некто Боантир… мне кажется, вы не очень переживаете за его судьбу? С ним будет несколько иначе. Боюсь, его место в магистрате совсем скоро станет вакантным.

Далее Кламириан предупредил, что к Леси будет приставлена тайная охрана, дабы я не удивлялся и виду не подавал, если замечу. Жену мою тоже предупредят. На этом мы с порученцем раскланялись.

Свента по своему обыкновению сняла для нас самые лучшие апартаменты, и я туда с удовольствием переехал, оставив Протиса в гордом одиночестве. Этой ночью мне было не до Финь Ю… и две последующие тоже.

ГЛАВА 15

Дни, которые мы провели в этом славном городке, дожидаясь Ирритано, можно было бы назвать каникулами в горах. А что – чистейший горный воздух, тёплая ясная погода, здоровое питание, мирные доброжелательные жители, если бы не одно «но». Свента на третий день, когда первые восторги и радости встречи помаленьку улеглись, страшно затосковала по малышке. Буквально места себе не находила: как она там? что бабушки делают? хорош ли пригляд? не заболела ли? Мои уверения, что Греллиана не допустит никаких болезней, мало помогали. Думал, не попробовать ли установить связь да поглядеть, как обстоят дела с ребёнком, но испугался – мало ли как это на младенце скажется. Я, хоть и перехватываю узором отток энергии, однако же не мгновенно – совсем чуть-чуть, но теряется… по меркам взрослого человека чуть-чуть. А малышу и это может навредить. Решил на всякий случай спросить у Финь Ю. Заодно и повод имеется с ним поговорить, шарик мой показать, успехами похвастаться.

Первые три дня мы с женой провели в основном в обществе друг друга, не желая расставаться ни на минуту. Изредка совершали прогулки, по пути здороваясь со всеми встречными, питались в ресторане постоялого двора, а иногда ходили в гости. Некоторые бывшие пациенты уж очень настойчиво приглашали, не хотелось их обижать, да и времени свободного полно, поскольку больница опустела совсем и делать там почти нечего было. Приём велся в основном амбулаторный – в течение четырёх часов после обеда. В большинстве своём жители приходили с мелкими болячками, с которыми за несколько дней справился бы и травник.

Мне было откровенно скучно так вести приём, и я не жалел своих способностей, исцеляя фактически бесплатно. То есть я конечно же не говорил, что исцелял, представляя всё в таком свете, будто столь незначительные проблемы – это разок далеко плюнуть для хорошего травника. Однако был и один сравнительно сложный случай. Пришла как-то ко мне на приём одна бабулька и принесла в подарок действительно редкие горные травки. В качестве ответной любезности попросила вернуть ей зрение, так как теперь она только по запаху, как собака, может эти самые травки различать, а когда-то была, дескать, лучшей собирательницей. Её и в самом Заллире знали. Тамошние травники и лекари очень ценили её сборы.

Мне было интересно, а риск сравнительно небольшой, и я взялся. Восстановил хрусталики, нарастил до нормы и усилил косые мышцы глаз, настроил аккомодацию, в конце операции дал выпить укрепляющее зелье и прописал три дня по два раза в день на пять минут прикладывать к глазам настой одной из горных травок. Такая травка, кстати, тоже была среди подаренных. Думаю, проблем, где её взять, у бабушки явно не будет, а как готовить настой, я ей подробно объяснил.

На следующий день после этой операции мрачный вид и тяжкие вздохи помощниц заставили меня разговорить одну из них. Выяснилось, что эта бабушка, «былинка на ветру», славилась не только умением собирать травы, но и всё подмечать. Особенно за молодёжью. До того как ослабло зрение, от неё просто спасу не было – она всегда знала, кто с кем, почему, как часто и как… Родители, бывало, озабоченные сердечными проблемами детей, приходили к ней за сведениями, и она никому не отказывала, рассказывая всё… вплоть до, казалось бы, самых потаенных мест свиданий их чад. Даже невинный поцелуй с парнем – глубокой ночью, за пределами города, в густом кустарнике – моментально становился достоянием столь замечательной старушки.

Таким образом, своей операцией я расстроил все нежные планы местной молодёжи, фактически выведя влюбленных из густой тени на яркий свет сцены королевского театра. Однако, даже заранее зная всё это, отказать бабушке я бы всё равно не смог. А молодёжь… здесь же будущие охотники да егеря – вот пусть себе тренируются в скрытых перемещениях, маскировке и соблюдении секретности контактов… а бабушка их проэкзаменует.

На второй день после приезда жены мы выписали последнего болящего, прошедшего самый полный курс реабилитации, какой только было можно назначить. Не хотели помощницы оставаться совсем без больных, но пришлось. Жалованье-то шло исправно, однако, как они признались, в пустой больнице было откровенно скучно. Немного развлекла их… заведующая, госпожа Дарнила, приехавшая из Заллира как раз на следующий день после этого. Мне потом в лицах – лицедейка прямо – всё передала Миринилла.

Дарнила, как всегда, стремительно прошла по коридору больницы в свой кабинет, зорко подмечая по пути малейший непорядок. Однако все замеченные мелочи вкупе не стоили одного вопиющего факта – на столе не лежали и не ожидали подписи документы: ведомости о постановке и снятии с довольствия больных, расходные на материалы, зелья и белье, использованные для обеспечения лечения, акты списания продуктов и прочие крайне важные для функционирования этого учреждения бумаги. Дата её возвращения была всем известна… впрочем, не лежат ли эти документы у Торсилезы? Но скорее всего нет.

Миринилла заглянула в кабинет, услышав грозный рык, и не успела открыть рот, как на неё посыпался град обвинений в некомпетентности, распущенности, вседозволенности… и прочая, и прочая – с обещанием всех поувольнять и на арбалетный выстрел не подпускать более к больнице, где люди мучаются, перебарывая болезни, в то время как отдельные вертихвостки манкируют своими обязанностями, даже не пытаясь облегчить участь пациентов. Затем, скорбно вздохнув, мрачно спросила, давно ли умерли дедушка-сердечник и Норбиано с паучьей болезнью. Она вроде как видела, проходя по коридору, пустую палату для безнадёжных с распахнутой настежь дверью и сделала свои выводы. И вот тут-то – Миринилла выдержала длинную театральную паузу – ей и объяснили, что документы не подготовлены в связи с полным отсутствием больных.

Бедная заведующая аж за сердце схватилась – что с ними? Что этот мальчишка здесь натворил? Ой, много чего натворил! Вылечил! Да по домам разогнал… в том числе и обоих безнадёжных. В последнее она долго не могла поверить, пока ей не рассказали, как сердечник стал ухлестывать за кладовщицей, а дед егеря подарил господину лекарю заветный бочонок бардиньяка, после чего упоил весь постоялый двор. Долго командующая больницей не могла поверить во всё это: прошлась по пустым палатам с аккуратно заправленными койками, заглянула на кухню, где половина котлов покоилась на полке, а не на плите, и наконец просмотрела карты последних больных. Добило её сообщение о пожертвовании господином Боантиром пятисот корон в фонд больницы.

Теперь весь персонал взахлёб пересказывает друг другу эту сцену, как положено, приукрашивая и добавляя всё новые и новые подробности.

– Ой, девочки, я сама видела – она как услышала, что Норбиано здоров и намедни укушался вместе с господином лекарем на постоялом дворе, так глаза у ней стали такие большие-пребольшие, круглые-прекруглые… и говорит тихо-тихо, никогда от неё не слышала такого: «Девочки, накапайте успокоительного». Вот! Ей, почитай, целый фиал выпить пришлось.

– Это ещё что! А вот когда ей показали договор с Боантиром, она раз пять его перечитала, а потом таким слабым голосом, прямо как пациентка из безнадёжных, спрашивает, я, мол, в Бардиносе или случайно в другой город заехала? Хи-хи.

Одна маленькая, но, я подозреваю, неизбежная в нашей семейной жизни деталь немного попортила нам со Свентой праздник встречи. Господин лейтенант, с первого завтрака докучавший жене своими комплиментами, не оставил своих попыток закрутить с ней роман, старательно делая вид, что мужа у неё нет и не было. Остальные местные сердцееды довольно быстро поняли, что им не светит, и переключились обратно на юную графиню. Этот же продемонстрировал неуместное упорство и терпение, при каждом нашем появлении в ресторане назойливо оказывая моей жене знаки внимания, в основном словесные, вычитанные в той самой книге, о которой я говорил ранее. Надо отдать ему должное, книжные комплименты он творчески перерабатывал применительно к объекту своего интереса. Так, например, во время одного из ужинов он с апломбом произнёс:

– Леди! Ваши изумрудные очи своим сиянием и изумрудностью соперничают с самим небом!

Свента не выдержала и расхохоталась:

– Может быть, вам стоит показаться моему мужу? Боюсь, что-то у вас со зрением не то. Где же вы видели зелёное небо? Особенно здесь, в горах?

– Для меня теперь всё в этом мире – под цвет ваших очаровательных глаз! – не растерявшись, выпалил лейтенант.

– Благодарю вас за комплимент, но мы с мужем, – особо подчеркнула Свента своё семейное положение, – хотели бы продолжить ужин.

Лейтенант не понял или сделал вид, что не понял, намёка и продолжил осаду крепости, явная неприступность которой только разжигала в нём азарт. Следуя непреложной истине – нет таких крепостей, которых не могли бы взять бравые офицеры, – он сменил тактику и вместо лобового штурма пошёл в обход… как и все нормальные герои. Покинув на время район боевых действий и присоединившись к компании сослуживцев, он стал громко обсуждать мои «достоинства». Его друзья морщились и пытались вежливо одернуть зарвавшегося ловеласа, но тот не унимался.

Вдруг на весь ресторан – шум разговоров в это мгновение почему-то на минуту стих – прозвучал один из его остроумных и оригинальных пассажей: «Толстая клистирная трубка плохо смотрится рядом с прекрасной жар-птицей». Свента мгновенно подобралась, как кобра перед броском, в глазах её хищно блеснули две ледяные молнии. Она гибким, почти змеиным движением выскользнула из-за стола и молниеносно оказалась совсем рядом с этим шутником. Того прямо шатнуло от такой стремительности.

– Господин офицер… правда, и не знаю, офицер ли вы, ибо прилюдно оскорбляете благородную даму…

– Чем же я вас оскорбил, милая леди? – не на шутку удивился лейтенант.

– Вы знаете, что муж и жена, соединенные богиней жизни, считаются одним целым? Так какой же частью клистирной трубки вы считаете меня? – И в приступе острого любопытства взмолилась: – Скажите же мне, не томите. Я прямо умираю от желания узнать, как выгляжу со стороны.

Офицера явно шокировала такая трактовка его высказываний.

– А-а-а… что? К-как вы сказали?

Открытый рот и вытаращенные глаза свидетельствовали о его глубочайшем изумлении. По-видимому, он не представлял, как выпутаться из сложившейся ситуации. Свента милостиво пришла ему на помощь:

– Впрочем, я не расслышала. Может, вы и не говорили ничего подобного?

– Да-да, – ухватился за подсказку лейтенант, – вам послышалась! А я ничего такого…

– Тогда прошу меня извинить. Показалось. – Она с притворным облегчением вздохнула. – А я уже стала строить всякие несуразные предположения… Знаете, – доверительно, понизив голос, стала объяснять эта проказница, – муж мой не может себя сдержать при одном только намёке на то, что меня обидели, он такой чувствительный. Поэтому с обидчиками я предпочитаю разбираться сама – так у них больше шансов выжить.

– Если вы считаете, что меня можно запугать…

– Ни в коем случае! За кого вы меня принимаете? Пугать бравых лейтенантов… В жизни есть и поинтереснее занятия. Например, тренировка по рукопашному бою. Кстати, вы не могли бы похлопотать за нас перед капитаном?

– Чем я могу вам помочь? – спросил совсем сбитый с толку лейтенант.

– Разрешить нам по утрам пользоваться вашим полигоном для разминки, а вашим бойцам – быть нам партнёрами в тренировочных боях, в том числе, я вижу, и вы могли бы стать достойным противником моему мужу.

Офицер радостно улыбнулся, словно ему прямо сейчас подарили волшебную ночь любви. Вот он, шанс показать красотке, что представляет собой её муж в сравнении с настоящим мужчиной. А может, ему хотелось надеяться, что он правильно угадал намерения моей жены, что именно с этой целью она всё и замыслила. Он победно глянул в мою сторону и проворковал:

– Только скажите, чаровница, во сколько мне прийти и насколько больно отделать вашего… супруга?

– Я думаю, часиков в восемь. В десять у него приём. Надо будет немного отдохнуть, привести себя в порядок, залечить раны… чьи-нибудь. – Она коварно улыбнулась и добавила: – И ещё, господин лейтенант. На всякий случай хочу пояснить. Я – не жертва политических интриг, и брак наш отнюдь не династический. Вы меня поняли?

Тот недоуменно кивнул и… явно выбросил из головы непонятные слова, противоречащие его сладостным предположениям.

Быть мужем красивой женщины, согласитесь, нелегко, и я небезосновательно подозревал – впереди у меня будет ещё много таких лейтенантов, уверенных, что столь прекрасная девушка могла выйти замуж за подобного мне типа только под давлением обстоятельств. Стало быть, она – жертва и потенциально готова изменять ненавистному – а какому же ещё? – мужу направо и налево. Достаточно такую истомившуюся красотку поманить ярким оперением внешности, или богатства, или знатности, как она, подобно созревшему плоду, падёт в объятия умелого охотника за дамскими сердцами.

– Зачем тебе это понадобилось? – тихо спросил я Свенту, когда она вернулась за наш столик.

– Скучно что-то в этом городке. Расшевелить его немного захотелось. – Она мне подмигнула и неожиданно сказала: – Ты, лентяй, когда разминался в последний раз? Не припомнишь небось? Если лейтенантик тебя отделает, то это, возможно, вдохновит тебя на поддержание формы. – Затем она предельно серьёзно посмотрела на меня и пояснила: – Я очень боялась, что ещё слово – и ты обязательно ввяжешься. Дуэль – штука непредсказуемая. Я… не хотела бы тебя потерять из-за нелепой случайности.

Бандитка и хулиганка! Что я ещё могу сказать про такой мудрый способ борьбы с моей ленью?

– Да ты не бойся, не дрожи, о муж державный, спасу тебя от смерти я бесславной! – ехидно и напыщенно произнесла Свента. – Пусть только поцарапает тебя. Я ему жестоко отомщу. Покажу, как надо народ любить… гардой по воспитательным частям тела!

– Я не державный муж, – проворчал я в ответ.

– Для меня ты король! – с пафосом изрекла Свента. – Венценосец моего сердца!

– И коронарных сосудов.

– Не язви, – улыбнулась жена.

От компании офицеров отделился один и подошёл к нашему столику. Однако обстреливать жену комплиментами, а меня – презрением не стал.

– Благодарю вас, леди. Лейтенант хоть и ведёт себя иногда как болван редкостный, но парень добрый и храбрый.

– Вы опасались, что мой муж убьёт его на дуэли? – с живым интересом спросила Свента.

– Как раз наоборот. Если бы тот ранил или, не дай боги, убил господина лекаря, весь город ему не простил бы этого. А уж Норбиано точно. Вы позволите?

Офицер церемонно поклонился и поцеловал Свенте руку.

Наутро жена подняла меня по своему обыкновению очень и очень рано. Ещё не было семи часов, как она бодро стащила с меня одеяло и с воплем: «Барон, нас ждут великие дела!» – загнала в душевую. Будто и не занимались мы большую часть ночи… специальной разминкой для супругов. Вот ведь неугомонная.

Добежав до полигона, который в это время совсем не пустовал (удивительно, меня в такую рань подняла жена, а их-то кто?), влились в поток куда-то бегущих. Как выяснилось, бежали все недалеко… по кругу. Потом – в строй разминающихся. Затем часов в восемь прошли в сектор для рукопашных боев. Там уже поджидал неугомонный сердцеед с друзьями. Если он выглядел радостно предвкушающим, то остальные смотрели на него достаточно хмуро. Краем уха я услышал, как кто-то даже просил его не ломать комедию и отстать от нас. Безуспешно.

– Вы позволите нам с мужем сначала провести пару боев для разогрева? – обратилась к нему Свента.