Текст книги "Её звали Делия (ещё одна отходная жанру ужасов) (СИ)"

Автор книги: Виталий Иволгинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 29 страниц)

Теперь он со своими двумя спутниками стоял посреди длинного коридора с блестящими металлическими стенами, который уходил вдаль и терялся за поворотом. Мимо него проходили люди, которые в глазах полицейского были похожи друг на друга как две капли воды, потому что все они были одеты в белые халаты, наброшенные поверх повседневной одежды. Прохожие косились на него, но не останавливались и двигались дальше. Внезапно Гэлбрайт заметил, как один из них слегка притормозил и повернулся к своему товарищу.

– Манабу-кун но тонари ни татте иру коно бака ва даредесу ка? – сказал этот человек по-японски.

– Коре га ваташитачи но гесутода омоимасу, – ответил его собеседник.

Молодые люди прошли мимо Гэлбрайта, который продолжал стоять на одном месте. Вскоре он понял причину, по которой все так на него смотрели – дело в том, что кроме специалиста, работавшего здесь, инспектор был единственным европеоидом, который среди толпы японцев выглядел пришельцем из другого мира.

– Простите, что сказали эти джентльмены? – обратился он к Манабу.

Учёный посмотрел на инспектора.

– Эти двое сказари, – начал переводить Манабу, – что они очень рады тому, что мы пригласили почтенного гостя в наш институт!

Озорной огонёк, загоревшийся в глазах японца, заставил Гэлбрайта на долю секунды усомниться в правильности этого перевода, но в сущности ему было всё равно, правильно ли Манабу передал иностранцу смысл мимолетного замечания своих коллег. Зато инспектор заинтересовался тем, как такое большое количество людей могло оказаться под землёй.

– Кстати, они здесь живут или... – спросил он.

– Только работают, – коротко ответил специалист.

– Но как они добираются до сюда? – спросил Гэлбрайт.

– На такси... – начал седовласый, но инспектор перебил его.

– Я имею в виду, как они спускаются под землю, – уточнил он.

Было бы странно, подумал полицейский, если бы все эти ученые тратили больше часа своего времени на то, чтобы добраться до своих рабочих мест.

– На лифте, конечно, – ответил специалист.

– Что, неужто эти японцы не теряют сознания, пока спускаются сюда? – Гэлбрайт вспомнил фразу своего собеседника, когда тот отговаривал его ехать на лифте.

– Физическая подготовка, – автоматически ответил Манабу.

«Что-то эти ученые не похожи на людей, занимающихся спортом», – подумал Гэлбрайт, глядя на своих собеседников и на проходящих мимо худых молодых людей в белых халатах.

– Может быть, это просто дело привычки? – сказал инспектор.

– И это тоже, – кивнул специалист.

Внезапно рядом с ними остановилось двое человек. Конечно, это также были японцы, но на этот раз они не ограничились комментариями на своем языке, а поклонились Гэлбрайту и протянули ему руки.

– Привет, – сказал на довольно хорошем английском тот, что был помоложе.

– Приветствую, – жизнерадостно произнёс его старший товарищ.

Очевидно, они были братьями, подумал инспектор, пожимая руку сначала одному, потом другому.

– Это наши новые сотрудники, – шепнул ему специалист.

– Надеюсь, их имена не будут для меня тайной? – саркастически заметил полицейский.

– Конечно нет, – седовласый мужчина, казалось, не понял его намека. – Познакомьтесь с братьями Окамура – Шинодой и Ичиносе.

При этих словах старший недовольно хмыкнул, а его младший брат грустно улыбнулся. Подобная реакция братьев несколько смутило Гэлбрайта.

– Я рад, что наконец-то нашёлся доброволец, готовый протестировать наш суперкомпьютер, – сказал Ичиносе.

– Надеюсь, гость оценит плоды наших трудов, – поддержал Шинода своего брата.

Инспектор вздохнул – его не устраивало то, что эти ребята говорили о нём так, словно для них он был не человеком, а каким-то подопытным кроликом. Дело было не в самих словах – фальшивой стене чувств, – а в интонации этих двоих. Гэлбрайт приготовился к худшему.

– Как вы называете проект института между собой? – спросил он братьев.

Он задал вопрос не столько из любопытства, сколько для того, чтобы понаблюдать за реакцией этих двоих и оценить, не появится ли на их лицах раздражение от чрезмерной назойливости гостя.

– Мы называем это D.O.O.R., – ответил Шинода.

– Вы можете мне сказать, как это расшифровывается? – не унимался инспектор.

По тому, как японец отчеканил буквы, Гэлбрайт догадался, что это была аббревиатура. Старший брат нахмурился и, склонив голову набок, на несколько секунд задумался, словно решая, отвечать на вопрос полицейского или нет. Затем его лицо просветлело.

– D.O.O.R. – это, грубо говоря, ориентированная на цифровые технологии объективная копия, – ответил он.

Старший сын семьи Окамура так сильно растягивал гласные, что могло создаться впечатление, что он таким образом старался усилить эффект от своих слов, но на самом деле это лишь убедило его собеседника в том, что английский Шиноды был далеко не идеальным.

– Не слушайте его, – внезапно вмешался в разговор Ичиносе, – мой брат слишком педантичен и не видит скрытого смысла в названии нашего проекта!

Шинода строго посмотрел на своего младшего брата, но тот, казалось, не заметил упрека. Гэлбрайт не мог не восхититься Ичиносе. Только сейчас полицейский заметил, что эти братья не были точными копиями друг друга – у каждого была своя характерная черта, которую он, европеоид, всё-таки смог разглядеть в каждом. У Шиноды, к примеру, была решительная складка над верхней губой, что придавало его лицу что-то мужественное, в то время как у Ичиносе, напротив, в лице была какая-то детская округлость, не лишённая своеобразной красоты и очарования. А вот что у них было общего, так это то, что они оба были почти одного возраста, и у обоих были тёмные глаза и короткие волосы.

– И какой же смысл вы видите в этом громком слове? – спросил инспектор младшего сына семьи Окамура.

– D.O.O.R. – это дверь в будущее! – с искренним восторгом воскликнул Ичиносе.

После этого Шинода наклонился к брату и начал что-то сердито шептать ему на ухо – видимо, делая выговор за то, что тот повёл себя неуместно в стенах института. Но Гэлбрайта куда больше удовлетворил ответ Ичиносе – ибо он думал, что в нём было гораздо больше смысла, чем в громоздкой и заумной последовательности слов, на которой настаивал его старший брат. Затем внезапно заговорил седовласый, до этого спокойно наблюдавший за разговором между гостем и двумя новыми сотрудниками института.

– А теперь простите, мне нужно идти, дела, – вот, что он сказал в этот момент.

По окончанию этой непродолжительной тирады специалист слегка кивнул инспектору и быстро направился к развилке коридоров. Не дойдя нескольких шагов до поворота, он обернулся и помахал Манабу, после чего исчез в левом коридоре. Японец последовал примеру своего иностранного коллеги и направился вслед за ним. Гэлбрайт несколько минут смотрел ему в спину – сочетание строгого белого халата и голых пяток продолжало веселить полицейского.

Когда Манабу скрылся за поворотом коридора, инспектор снова перевёл взгляд на братьев и только теперь заметил, что они также носили шлёпанцы. «Ничего не поделаешь», – подумал он, – «в этом подземном институте всё не так, как у нормальных людей». Он задал себе, по сути, глупый вопрос: меняют ли сотрудники обувь по приходу на работу или они даже на поверхности продолжают носить тапочки? Гэлбрайт посмотрел на старшего из братьев – тот стоял у стены, на которой был написан логотип – три огромные красные буквы «M.C.I.». По-видимому, это была эмблема института.

Шинода сосредоточенно шевелил губами и, казалось, совершенно забыл о госте.

– Извините, но что мне теперь делать? – инспектор повернулся к Ичиносе, который в свою очередь от скуки вертел в руках шариковую ручку. – Где ваш суперкомпьютер, или как он там называется, D.O.O.R.?

Эти слова вывели старшего брата из транса, и он, перестав шевелить губами, посмотрел на инспектора.

– Сейчас мы приведём вас туда, куда нужно, – несколько задумчиво произнес японец.

– Если у вас возникнут какие-либо вопросы, не стесняйтесь обращаться к нам, – вмешался его младший брат.

– В таком случае, – Гэлбрайт невольно почувствовал вдохновение, – прежде чем вы отведете меня к аппарату, не могли бы вы устроить мне аудиенцию с профессором Макото Шугарами?

Полицейский вложил в эти слова всё своё чувство собственного достоинства, потому что считал, что не должен позволять другим помыкать им, как будто он был каким-то безвольным животным. После некоторого молчания Шинода криво усмехнулся, и Гэлбрайт невольно почувствовал, что этими словами выставил себя на посмешище. Но это всё равно было намного лучше, чем если бы инспектор вёл себя как безвольный и наивный идиот.

– Макото-сан уехал в Токио, – сказал Шинода.

– По делам? – из вежливости спросил Гэлбрайт.

– Профессор решил отдать дань уважения своему любимому писателю, – сказав это, Ичиносе воздел руки к потолку.

– В каком смысле? – инспектора удивил ответ младшего брата Окамура.

– Макото-сан удостоил своим посещением зимнюю резиденцию... – и Ичиносе произнёс незнакомое Гэлбрайту имя, которое, по-видимому, принадлежало какому-то японскому писателю.

– Ладно, это его дело, – махнул рукой их гость, имея в виду самого профессора Макото, а не его любимого писателя.

Не повезло, подумал Гэлбрайт, что судьба привела его в этот институт именно в тот момент, когда его ректор был в отпуске. Придётся полицейскому доверить свою жизнь в руки этих двух непоседливых болванов, которым инспектор абсолютно не доверял. Он уже начал жалеть о своем решении приехать сюда, но внезапно ему в голову пришла мысль.

– Кстати, вы случайно не знаете доктора Бэйзларда? – спросил Гэлбрайт у обоих братьев.

Он задал вопрос наугад, не ожидая получить на него положительный ответ. Собственно говоря, так оно и случилось.

– Нет, мы впервые слышим это имя, – хором ответили братья Окамура. – А кто это?

– Ну, низенький такой, с лысиной и очки носит, – инспектор по памяти перечислил характеристики доктора.

Братья пожали плечами – никто из них не видел человека с такими приметами. Инспектор пал духом. Ичиносе положил руку ему на плечо.

– Пойдемте с нами, уважаемый гость, – успокаивающим тоном сказал японец.

Братья одновременно повернулись к нему спиной и направились по коридору, и Гэлбрайт, слегка помедлив, последовал вслед за ними. Они втроём шли по узким проходам и бесчисленным коридорам, облицованными металлическими пластинами, которые блестели в белом свете потолочных ламп. Иногда в стенах попадались ниши, в которых располагались газовые баллоны и аккумуляторы. Часто стены пересекали длинные трубы, от которых исходил слабый гул – по-видимому, то был трубопровод отопления.

Но инспектору были малоинтересны архитектурные изыски места, в котором он оказался, да и технические тонкости этого института его нисколько не волновали – его мысли были заняты совершенно другими проблемами. Он быстро шёл за братьями Окамура, стараясь не отставать от них ни на шаг, и думал о том, что если бы не эти двое, то он, вероятно, заблудился бы в этих однообразных металлических кишках туннелей, в каждом из которых, казалось, было по меньшей мере тысяча проходов и ответвлений.

Наконец братья остановились в небольшом укромном уголке. Инспектор встал позади них и наблюдал за тем, как Ичиносе подмигнул ему и, повернувшись лицом к двери из рифленого железа, с видимым усилием налёг на ручку. Та не поддавалась японцу. На секунду по лицу Гэлбрайта скользнула усмешка. Шинода, нахмурившись, посмотрел на своего младшего брата.

– Отойди, братишка, – сказал он и слегка толкнул Ичиносе.

Тот, будто в страхе, тут же отскочил от двери и, ссутулив плечи, прижался к стене. Старший же брат тут же схватился за ручку и потянул её на себя. Массивная дверь распахнулась так резко, что Шинода чуть не потерял равновесие и сумел удержаться на ногах, только ухватившись за дверной косяк. Его гость снова ухмыльнулся, но когда японец повернулся к нему, то инспектор тут же замолчал и на всякий случай сделал шаг назад, словно опасаясь того, что его улыбка могла вызвать неудовольствие у его собеседника.

Секунду Гэлбрайт и Шинода смотрели друг другу в глаза, затем второй перевел взгляд на своего младшего брата, который уже пришел в себя, и ухмыльнулся.

– Тогда решать вам, – весело сказал Шинода.

– Простите, вы ко мне обращаетесь? – Гэлбрайт не понял, кому была адресована эта странная фраза.

– Конечно, – лаконично отрезал старший брат Окамура, снова переведя свой взгляд на инспектора.

В глазах японца читался интерес – примерно такой же, как у учёного, наблюдающего за поведением лабораторной крысы. «Мне не нравится этот взгляд», – подумал Гэлбрайт, но спорить с учёным он не стал и переступил порог. Оказавшись внутри, он услышал, как тяжелая дверь за ним начала медленно закрываться. Полицейский молниеносно обернулся и обеими руками навалился на неё.

– Веди себя прилично, дуралей! – с неожиданной грубостью пробормотал Шинода.

Инспектору пришлось повиноваться, и когда дверь за ним захлопнулась, он с подозрением огляделся по сторонам. В комнате, куда он попал, было темно – единственным источником света в ней была красная лампочка, тускло мерцавшая на потолке. Гэлбрайт нерешительно сделал пару шагов в темноту, как вдруг до его ушей донесся громкий щелчок, и комната осветилась ярким светом всё тех же флуоресцентных ламп, которые были в коридоре.

– А теперь слушайте, гость, – раздался раскатистый голос, за которым последовало шипение помех.

Полицейский повернул голову в ту сторону, откуда доносился источник звука. Голос шёл из динамика, висевшего прямо над дверью.

– Продолжайте двигаться вперёд, гость, и делайте то, что я вам говорю, – сказал невидимый диктор.

Инспектор пожал плечами и повернулся на каблуках. То, что открылось его глазам, оказалось комнатой с низким потолком, покрытой такими же железными пластинами, как и остальная часть интерьера этого странного подземного института. Гэлбрайт двинулся вперёд. Он увидел вмонтированную в стену приборную панель, рядом с которой стояло нечто похожее на стул, который, как мог с уверенностью сказать полицейский, был явно сделан из хромированного металла. Его спинка слегка изгибалась назад, а сиденье и подлокотники были обиты чем-то похожим на искусственную кожу.

Гэлбрайт невольно вздрогнул, когда увидел этот стул – он сразу же проассоциировал эту конструкцию с электрическим стулом, на котором в некоторых штатах Америки до сих пор проводились казни. Было странно видеть подобную вещь в английском компьютерном институте, которым руководили японцы, но в данный момент полицейскому было не до смеха.

– Итак, вы видите «место зрителя», – снова раздался искажённый помехами голос.

«Хм, очень подходящее название для этой конструкции», – саркастически подумал Гэлбрайт. Он подошёл к стулу и коснулся пальцем обивки. Оказывается, он был обит резиной. «Чтобы меня случайно не ударило током?» подумал инспектор.

– Садитесь в него и нажмите на красную кнопку, которая находится слева от вас, – подал команду голос диктора.

Гэлбрайт не спешил садиться на этот стул. Ему пришла в голову мысль, а не было ли всё это частью плана доктора Бэйзларда, суть которого могла заключаться в том, чтобы заманить инспектора как можно дальше от поверхности земли, а затем посадить на электрический стул и всё, нежелательный человек был бы устранён... Полицейский решил обратиться к невидимому обладателю этого наглого голоса. Он не ожидал, что ему кто-нибудь ответит или хотя бы просто услышит, но попробовать всё же стоило.

– Эй, как вас там зовут... – крикнул Гэлбрайт, мотая головой по сторонам.

– Что? – вопросительно прогремел голос.

– Почему именно этот стул? – спросил инспектор.

– Чтобы подключиться к мыслям D.O.O.R., – громко провозгласил диктор.

– Я не понимаю, где здесь логика, – крикнул полицейский.

– Вы садитесь на место зрителя, и по нажатию кнопки к вашей голове подключается специальный адаптер, позволяющий вам читать сны суперкомпьютера, – громко объяснил голос.

– Почему всё так сложно? – почти капризно воскликнул Гэлбрайт.

– Ничего сложного, – невидимый диктор, казалось, улыбнулся, – вы просто садитесь и подключаетесь.

– Это правда, что во всём вашем институте вы не смогли отыскать ни одного человека, который мог бы просто вмонтировать в этот суперкомпьютер самый простой экран? – спросил Гэлбрайт.

– D.O.O.R. предоставляет информацию в виде последовательности электронных импульсов. Мы активно работаем над тем, чтобы суперкомпьютер мог преобразовать их в непрерывный поток видеосигнала, но на данном этапе все задачи, связанные с визуализацией, перекладываются на мозг «зрителя». Принцип этот схож с литературой – ведь по сути книга является простым набором букв, но в вашей голове их последовательность трансформируется в яркие образы, – после этой тирады голос затих.

Из-за помех и эха, царивщих в этом помещении, было невозможно понять, кому на самом деле принадлежал этот голос, но когда Гэлбрайт услышал подобную аналогию из уст невидимого оператора, то он сразу подумал о том, что человеком, сидевшим в данный момент у микрофона, мог быть никто иной, как уже знакомый ему седовласый специалист. Однако полицейский не стал вступать с ним в перепалку – ибо какой мог быть в этом смысл, если он сам всё ещё был заперт в помещении, похожем на тюремную камеру...

– Садитесь на место, – снова раздался голос.

«Что ж», – подумал Гэлбрайт, – «вы достаточно надавили на меня». Он поправил свой пиджак и устроился на стуле.

– Теперь нажмите на кнопку, – продолжил диктор.

«...и я получу результат», – подумал инспектор. Гэлбрайт повернул голову влево и увидел прямо рядом с подлокотником небольшое углубление в приборной панели, в котором мерцал синий огонёк. Он наклонился ближе. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что это была круглая пластиковая кнопка с едва заметной выпуклостью посередине.

– Нет уж, не всё сразу! – полицейский поднял голову вверх.

– Какие ещё вопросы? – прогремел голос из динамика.

– Не могли бы вы описать в общих чертах, что я увижу в этих «снах»? – закричал Гэлбрайт, словно борясь за свою жизнь.

– Хорошо, – пробормотал диктор, словно делая ему одолжение. – Профессор Макото Шугарами не намеревался создавать конкретную личность машинного разума суперкомпьютера, он просто загружал в него информацию. Однако, когда мы провели сеанс так называемого «первого чтения», то мы обратили внимание на то, что D.O.O.R. в своих мыслях считает себя молодым американским мафиози, который живёт в европейском городке.

«У этого мозга крайне необузданное воображение», – подумал Гэлбрайт, не отдавая себе отчета, о ком именно он говорил – о вполне себе живом профессоре или об этой мертвой машине.

– Как зовут этого вашего «электронного мафиози»? – спросил инспектор

– Эдвин Дефорест, – сухо ответил голос.

– Хорошо, джентльмены, я готов, – наконец согласился полицейский.

Гэлбрайт отвёл взгляд от блестящего металлического потолка и снова посмотрел на голубую лампочку. Он немного поколебался – почти как тогда, когда впервые садился в свой первый самолет. Тогда суть была в том, что он покидал свою родную Англию с целью попасть в неизведанную землю обетованную, а теперь – какая ирония судьбы! – он совершил обратное путешествие, дабы проникнуть в мысли каких-то электронных мозгов, находившихся в глубинах подозрительного подземного бункера, по непонятным причинам называвшего себя институтом.

Гэлбрайт вытер рукой пот со лба и, с нежностью подумав о бедной маленькой девочке по имени Делия, из-за которой он, собственно, и совершил путешествие из Портленда в Лондон, решительно протянул руку к кнопке...

Раздался едва слышный щелчок, и на потолке, прямо над головой Гэлбрайта, приоткрылась небольшая панель, откуда вниз выдвинулся манипулятор, заканчивающийся тремя серебряными когтями. Со звуком сервоприводов они начали медленно приближаться к голове инспектора, который непроизвольно поёжился в своем кресле.

– Расслабьтесь, гость, – раздался голос, – и закройте глаза.

Полицейский подчинился невидимому собеседнику. Он почувствовал, как три пальца манипулятора обхватили его затылок и бока головы. Гэлбрайту не было больно, но ощущение было не из приятных – казалось, что его голову сжимали в тисках, что было недалеко от истины.

– А также перестаньте думать, – сказал диктор.

Услышав это, инспектор открыл глаза. Он хотел спросить, как ему следует понимать эту просьбу, но с ужасом обнаружил, что язык перестал ему повиноваться – очевидно, через стержни манипулятора был послан какой-то парализующий импульс. Но, к счастью для него, невидимый оператор, казалось, понял, что гость требует объяснений.

– Это необходимо для того, – начал рассказывать голос, – чтобы поток ваших мыслей не прерывал поток информации электронного сознания, потому что в противном случае вы рискуете ничего не увидеть. И да, – строго заметил диктор, – закройте глаза, я же вас попросил.

Гэлбрайт подумал о том, что это было весьма похоже на то, как реклама в кинотеатрах настоятельно рекомендует зрителям не задаваться вопросом, а просто наблюдать за тем, что им показывают на экране. С этой мыслью он постарался как можно плотнее закрыть глаза, одновременно замечая, что комната начала погружаться в темноту...

Прошел час, и комната, в которой он находился, снова наполнилась флуоресцентным светом. Инспектор почувствовал, как чьи-то руки начали снимать металлические клешни манипулятора с его головы. Он с трудом открыл глаза – рядом с ним стояли оба брата Окамура. Шинода высвободил голову Гэлбрайта из объятий машины, затем кивнул Ичиносе, после чего они вдвоём помогли инспектору подняться со стула.

– Устали? – вежливо спросил Шинода гостя.

– Я в порядке, – прохрипел он. – Спасибо за то, что проявили ко мне заботу.

Ноги полицейского едва держали его – всё его тело было настолько сильно измучено, как будто он пробежал несколько миль по пересеченной местности. Если бы не эти двое японцев, Гэлбрайт неминуемо упал бы на пол. Братья подхватили инспектора под руки, и всей троицей направились к выходу. Гость поднял голову – прямо на пороге стоял специалист, который смотрел на него с улыбкой.

– Мы можем пройти? – обратился к нему старший брат Окамура.

– Да-да, конечно, – седовласый мужчина отступил в сторону.

Когда они оказались в коридоре, японец отпустил Гэлбрайта, и он прислонился к стене, тяжело дыша. Впечатления от сеанса чтения снов компьютера заполнили его голову. Инспектор постоял так несколько минут, затем поправил пиджак и посмотрел на специалиста и братьев Окамура, стоявших неподалеку от него. Казалось, они с нетерпением ждали, когда он наконец решит поделиться с ними своими мыслями по поводу их изобретения.

– Что ж, джентльмены, – медленно произнёс Гэлбрайт, – это было здорово, скажу я вам!

– Как бы вы описали то, что увидели? – автоматически спросил его Шинода.

Лицо Ичиносе сияло от счастья – ему, как понял Гэлбрайт, было очень приятно слышать похвалу в адрес работы, к которой он приложил свою руку.

– Это можно сравнить с остросюжетным фильмом, – честно признался полицейский.

– Ха, это весьма интересное замечание! – воскликнул специалист и поднял палец вверх.

– Что? – Гэлбрайт непонимающе уставился на седовласого.

– Если бы Адриан Монтези не покинул наш институт, то он не преминул бы воспользоваться вашей идеей, – пояснил его собеседник.

– С чего вы это взяли? – инспектор не понял этих слов.

– Для общего развития, – продолжил седовласый, – Монтези в детстве мечтал стать режиссёром кинофильмов, но его родители хотели вырастить инженера, а не гуманитария, поэтому ему неохотно пришлось пойти против своих желаний.

– Любопытно, – инспектор почесал усы.

– Я полагаю, что у Монтези всё ещё гнездится в голове мысль о том, что ему не следовало подчиняться воле своих родителей, – сказал специалист.

– Хм... – Гэлбрайт погрузился в раздумья.

– Потому что это могло бы послужить понятным объяснением тому, почему он так легко передал свой проект в руки японского профессора, – закончил свою речь седовласый мужчина.

Да, подумал Гэлбрайт, люди подчас бывают такими забавными – у гения, изобретателя вечного суперкомпьютера, вскрылся такой тривиальный комплекс, который в конечном итоге заставил своего владельца отказаться от изобретения.

Полицейский посмотрел на братьев Окамура – те молча стояли, опустив глаза.

– Итак, вы считаете, – инспектор повернулся к седовласому, – что этот ваш суперкомпьютер можно использовать для создания фильмов?

– Pourquoi pas? – снова воскликнул специалист по-французски. – Было бы очень даже неплохо, если бы мы смогли научить D.O.O.R. отображать его сны на целлулоидной ленте в качестве серии изображений. Тогда мы бы могли передать подобный материал какой-нибудь киностудии, которая записала бы озвучку и в итоге смонтировала киноленту!

Ичиносе Окамура присоединился к этому изречению. Молодой японский ассистент сказал, что ленту со снами их суперкомпьютера с радостью приняла бы некая американская студия, которая была известна тем, что пыталась сэкономить каждый цент на создании своих фильмов, чем всегда успешно обманывала своих зрителей, в чём уподоблялась лисе.

– Я уверен, что фильм, снятый суперкомпьютером, побил бы рекорды на многих международных кинофестивалях, – продолжил седовласый с сумасшедшим блеском в глазах.

– А в случае, если критики оценили бы такой фильм по достоинству, то его, возможно, даже показали бы по кабельному телевидению! – сказал Шинода.

– Джентльмены, вы в самом деле в это верите? – Гэлбрайт не мог поверить своим ушам.

– Нет, мы просто шутим, – специалист тут же принял серьезное выражение лица.

Гэлбрайт не мог не признать, что у этих ученых было хорошее чувство юмора, и то, как они формулировали свои шутки, только укрепило его во мнении о том, насколько опередило своё время их изобретение. «Некая дверь, которая закроется за киноиндустрией», – подумал он. Понятное дело, что последнее слово будет принадлежать не самому суперкомпьютеру, а аудитории, но что поделаешь, СМИ любят драматизировать события.

Размышляя о киноиндустрии, Гэлбрайту в голову пришла идея – а что, если бы вдруг случилось так, что всё это приключение, которое ему удосужилось пережить, было бы решено экранизировать? Стоя в металлическом коридоре подземного института, инспектор начал прокручивать в голове идеи того, какие трансформации могла бы претерпеть его злополучная история, угоди она в дрожащие от нетерпения руки кинематографистов – как он был уверен, это точно были бы ребята из Голливуда.

Очевидно, что основное место действия из не очень известного города Портленда перенесли бы в Нью-Йорк – почему-то этим работягам из Лос-Анджелеса очень нравился этот многострадальный город. А вот Англия была бы полностью исключена из сюжета, потому что продюсер решил бы сэкономить на съемках в Лондоне. Кто знает, может быть, они бы не поленились на роль самого Гэлбрайта выписать из Франции ажно целого Бельмондо – ведь этот актёр славился тем, что мог творить чудеса, и любые, даже самые заурядные персонажи в его исполнении внезапно оживали и приобретали глубину, не присущую им до этого. Инспектору стало интересно, как бы критики отреагировали на участие французского актера в американском кинофильме?

Затем Гэлбрайт в своих мыслях добрался до многострадальной Делии – её история определенно не могла бы попасть на экран без сокращений, цензуры и переосмысления. Инспектор сразу представил себе, как стараниями американских сценаристов скромная маленькая девочка по имени Делия превратится в какого-нибудь сурового и мрачного мальчика или, ещё лучше, в дерганого подростка с комплексами по имени Делиан – но ни в коем случае не Далиен, дабы зрители, не дай Боже, не спутали этот фильм с ещё не вышедшей пятой частью нелепых – по скромному мнению инспектора Гэлбрайта – приключений какого-то дьявольского мальчишки.

Инспектор не видел ни одного фильма из этой хорошо известной киноманам франшизы, четвёртую часть которой, как ему было известно, показали по кабельному телевидению шесть месяцев тому назад – ну или же четыре, если не считать его путешествия во времени в такси, – но он помнил слухи среди поклонников попкорновых кинолент, что в этой самой части у того непослушного мальчика без видимой на то причины – имеется в виду, если игнорировать факт того, что продюссеры попросту захотели нагреть руки на новом фильме, – вдруг ни с того ни с сего появилась сестра – такая же противная и нелепая, как сам тот мальчишка. Или, может быть, всё было совершенно наоборот, и у этого мальчика не было никакой сестры, а девочка эта могла бы быть – чем чёрт не шутит? – его дочерью, которая была как две капли воды похожа на своего несовершеннолетнего отца? Размышляя о родстве персонажей в каких-то дурацких фильмах, инспектор Гэлбрайт поймал себя на мысли, что начинает ненавидеть весь американский кинематограф в целом и эту кинофраншизу в частности.

Тот факт, что голливудские кинематографисты решили бы заменить Делию мальчиком в экранизации приключений Гэлбрайта, инспектор объяснил себе тем, что смерть маленькой девочки – даже если бы смерть как таковая осталась бы за кадром – вызвала бы шквал возмущенных писем от женщин с оскорбленными материнскими чувствами, чего любая студия, разумеется, ни за что бы не допустила и постаралась бы избежать любыми средствами. Впрочем, изменение пола центрального персонажа могло бы произойти, если бы создатели фильма решили сохранить сюжет фильма, в котором герой – которого, как считал Гэлбрайт, определенно сыграл бы Бельмондо – должен был начать расследование убийства ребёнка.

Но в том случае, если эти плуты-кинематографисты решат, что фильм должен стать мелодрамой – а что, тогда можно будет сэкономить на спецэффектах, плюс не нужно будет напрягаться с актером-ребёнком, – то в таком случае роль Делии могли бы отдать какой-нибудь немолодой, но хорошо сохранившейся актрисе, а весь сюжет перепишут стандартным голливудским способом, который предполагает обязательную, хотя и совершенно неоправданную любовную сцену между героем и героиней (обычно заканчивающуюся затуханием в первых десяти кадрах).

В подобном развитии ситуации весь сюжет переделали бы до неузнаваемости, сведя всю историю к банальному детективу, где весь хронометраж доктор Бэйзлард – молодой и симпатичный гинеколог, а ещё лучше простой стоматолог – будет выступать в роли очередного подозреваемого, которого Бельмондо в развязке с надлежащим пафосом убьёт парой выстрелов из полицейского кольта. И в фильме не будет ни единого слова о смерти Делии от рака – точнее, от попытки вылечить её от очень похожего на него заболевания – ведь персонаж с её именем, которого сыграет взрослая актриса, будет жить до самого конца и в финальных кадрах соединит свои губы с губами Бельмондо под слащавую мелодию, исполняемую симфоническим оркестром – поскольку мода на синтезаторную музыку осталась в восьмидесятых.