Текст книги "Её звали Делия (ещё одна отходная жанру ужасов) (СИ)"

Автор книги: Виталий Иволгинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 29 страниц)

Пригородский парабеллум

Гэлбрайт закричал и проснулся в холодном поту в своей постели. Казалось, в его ноздрях застрял этот мерзкий запах, похожий на аромат гниющего мяса и разложившейся падали.

– Я был там при родах...

Инспектор намеренно произнес эти слова громко и отчетливо, чтобы дать понять самому себе, что он больше не спит и действительно находится дома. Однако в этом крике не было особого смысла, потому что его взору открылся знакомый интерьер его квартиры. Вот его одежда висит на спинке стула, вот пульт дистанционного управления лежит на полу рядом с телевизором, а вот окно, за которым уже было светло... Но в голову Гэлбрайта закралась бредовая мысль, что существо из его кошмара не исчезло вместе со сном, но материализовалось где-то в глубине его квартиры...

– Выходи, новорожденный, попробуй сожрать своего акушера! – крикнул он как можно громче.

Но, как он и думал, клейстерный младенец не выполз из-под кровати на своих когтистых лапах, не примчался к нему из соседней комнаты и даже не вырвался прямо из потолка – ибо никогда ещё не было такого случая, чтобы, проснувшись, человек притащил бы в реальный мир обитателей своих снов.

Встав с кровати, инспектор сразу же направился в ванную. Глядя на своё сонное лицо, Гэлбрайту захотелось побриться. Недолго думая, он намылил щёки и взял бритву в руки, однако, как только инспектор поднес лезвие к коже, он тут же почувствовал острую боль. Положив бритву на место, он вымыл лицо и, наблюдая, как из раны на щеке потекла красная струйка, с неудовольствием отметил, что, видимо, ему придется и дальше смущать своих коллег этой щетиной. И как он умудрился так порезаться? Неужели у него совсем сдали нервы после кошмара, раз у него так сильно дрожали руки?

Он вышел из ванны на кухню и вдруг вспомнил, что у него дома нет ни крошки еды. Идти на работу голодным было не вариант... Тогда Гэлбрайт решил пока не идти в свой полицейский участок, а забежать в небольшое заведение, которое располагалось в подвале дома, который находился на другой стороне улицы. Обычно местные жители заходили туда для того, чтобы опрокинуть стаканчик чего-нибудь хмельного и втянуться в группу таких же посетителей, чтобы, размахивая руками, начать дрыгаться под безвкусную музыку, которая лилась из громкоговорителя, подвешенного к потолку. Но всё же, справедливости ради, это заведение славилось не только танцами и выпивкой – там можно было перекусить небольшим количеством чего-нибудь вкусного и, главное, калорийного. По крайней мере, эта сторона данного заведения была хорошо известна самому Гэлбрайту – он не был уверен, что кто-то еще всерьез спустился бы по ступенькам в этот бар за каким-нибудь горячим сэндвичем или небольшой тарелкой салата.

Одеваясь перед выходом на улицу, инспектор продолжал думать о том гротескном существе из своего кошмара. Вспомнив о том, как клейстерный младенец, почувствовав человека, принял охотничью стойку, Гэлбрайт пришёл к выводу, что с высокой долей вероятности это был детеныш какого-то хищника. По-видимому, охотничий инстинкт этого вида был настолько развит, что, фактически, как только они появлялись из утробы матери, эти существа сразу начинали вынюхивать своих потенциальных жертв. Единственное, что было неясно, так это то, как они должны были двигаться.

То, как быстро клейстерный младенец напал на инспектора, было счастливым стечением обстоятельств – жертва находилась очень близко к месту рождения существа, и это расстояние можно было легко преодолеть прыжком. Но как же оно охотилось во взрослой форме? Хотя Гэлбрайт был слаб в биологии, это не мешало ему считать, что хищнику невыгодно существовать без сильных задних конечностей, потому что необходимо же каким-то образом развивать скорость, дабы догнать убегающую добычу. По-видимому, единственным выходом для этого новорожденного была возможность попасть в руки каких-нибудь сердобольных ученых, которые, обезвредив его на некоторое время, установили бы ему механические протезы ног в его заднюю часть тела. Гэлбрайт нарисовал этот образ в своей голове. Да, подумал он, такому созданию было бы достойно выйти из-под кисти Ганса Гигера...

К тому времени, когда Гэлбрайт уже оделся и вышел на улицу, он, наконец, закончил обдумывать свою, по сути, бессмысленную идею о существе, которое ему удосужилось увидеть во сне. Этим утром солнце ярко светило в небе, на котором не было ни облачка. Было ещё не жарко, но инспектор с удовольствием спустился по ступенькам, ведущим в бар – ему хотелось как можно скорее оказаться там, в подвале с кондиционером (который работал на гораздо более разумном уровне мощности, чем в том продуктовом магазине, где инспектор столкнулся с вором).

Как только Гэлбрайт переступил порог, в уши ему сразу же ударили громкие звуки фортепиано, под аккомпанемент которого жизнерадостный баритон молодого певца с каким-то небывалым упорством распевал о том, что есть нечто большее, чем вечеринка. Инспектор подумал, что владелец заведения, по-видимому, не поддавался веяниям моды, коль ставил для своих гостей песню, которой уже исполнилось восемь лет. Гэлбрайт вспомнил о том, как, когда он впервые прилетел в Америку самолетом (в то время он был голодным и худым студентом), ему повезло услышать музыку этих ребят, которая играла в аэропорту. Тогда он не придал этому особого значения, хотя и смог запомнить интонацию, с которой невидимый для его глаз певец что-то пел под аккомпанемент какофонии синтезаторов. Зато теперь, будучи инспектором полиции, Гэлбрайту стало казаться, что в текстах песен этой группы скрыто какое-то послание, а в странном сочетании звуков, из которых складывались их мелодии, заключался весь смысл их коллективного творчества...

За круглыми столами, стоявшими в этом подвальном помещении, никого не было. Это было понятно, поскольку большинство людей приходили сюда под конец дня, чтобы потусоваться под музыку с затуманенными глазами, а вовсе не ради того, чтобы перекусить перед работой (чего инспектору и хотелось сейчас). У Гэлбрайта, который тем временем уже приближался к фиолетовым огням стойки, в голове промелькнула мысль «Довольно забавно, что владелец включил такую оптимистичную музыку совершенно пустому залу».

С его длинными ногами инспектору не нужно было вставать на цыпочки, чтобы сесть на высокий трехногий табурет. В прошлом, когда он был ещё крикливым мальчишкой, на уроках физкультуры, во время построения, инструктор часто в шутку хвалил его, говоря «Гордись, парень, ты самый первый в строю!». Такое внимание к его скромной в остальном персоне смущало тогда маленького Гэлбрайта, и он, краснея, не отвечал на шутки подобного рода.

Но те замечательные школьные годы давно прошли, и теперь никому из тех, с кем инспектору приходилось иметь дело, даже в голову не пришло бы сделать ему комплимент в честь его высокого роста. Это навело Гэлбрайта на грустные размышления о том, что школа – ещё не жизнь в обществе, и гораздо точнее было бы сравнить её с теплицей, где, прежде чем быть посеянными в грубую почву реальной взрослой жизни, крошечные ростки будущих людей растут в крошечных горшочках и, согласно расписанию, получают необходимую для них воду (дисциплину) и свет (знания). В детстве Гэлбрайт часто желал того, чтобы система образования претерпела радикальную перестройку, дабы маленьким детям (и в первую очередь ему самому) не приходилось бы сидеть в душном классе за партой, которая портит осанку, и, под угрозой выставления каких-то непонятных циферок, заниматься бессмысленной тратой бумаги и чернил...

Как только инспектор занял свое место за стойкой, бармен, который, казалось, всё это время дремал, тут же встряхнулся и, доставая стакан, спросил своего первого посетителя за это утро:

– Чего желаете? Может быть, «Браун Хорс»? – он имел в виду местный сорт виски, который бодяжили в подвалах Портленда.

– Нет, спасибо, лучше дайте мне подогретого пива, – устало произнёс Гэлбрайт.

– Минуточку, – ответил бармен.

Сохраняя каменное выражение лица, мужчина отставил стакан и, поставив перед посетителем пивную кружку, достал откуда-то из-под прилавка стеклянную бутылку, до краев наполненную бледно-янтарной жидкостью. Наполнив кружку до краев, он с ловкостью фокусника поставил её в микроволновую печь позади себя. Инспектор не сводил глаз с бармена – он был приятно очарован тем, как грациозно тот двигался, как ловко умудрялся обращаться со всеми этими бокалами, бутылками и прочими атрибутами этого заведения.

– Вот ваш заказ, – сказал бармен, ставя слегка подогретую кружку на стойку перед посетителем.

Гэлбрайт сделал глоток, и в ту же секунду приятное опьяняющее тепло разлилось по его венам. Стараясь осушать кружку как можно медленнее, он начал с наслаждением поглощать алкоголь. Сколько времени прошло с тех пор, как он в последний раз заходил в этот бар, чтобы побаловать себя своим любимым напитком... Внезапно Гэлбрайт вздрогнул. Увлекшись распитием подогретого пива, он совершенно не замечал, что происходит вокруг.

– Простите? – словно вынырнув с глубокого дна на поверхность, удивленно спросил он.

– Не хотите немного перекусить? Сегодня у нас пицца, время подходящее, – услужливо подсказал бармен.

– Пицца? – переспросил Гэлбрайт.

Инспектор, казалось, не понимал ни слова из речи своего собеседника.

– Вы имеете в виду завтрак? – до него наконец дошло. – Да, конечно, дайте мне кусочек.

Бармен кивнул и отступил куда-то за стойку. Гэлбрайт, глядя на почти пустую пивную кружку, вспомнил, с какими целями он вообще с утра пораньше сунул нос в это заведение. Да, утренняя трапеза – это то, что ему сейчас нужно. Не ехать же ему через весь город в свое полицейский участок на пустой желудок...

Ход его мыслей был прерван чьим-то осторожным прикосновением к его плечу. Гэлбрайт, который всё еще не совсем держал себя в руках от голода, медленно повернулся к тому, кто его потревожил. Это был всего лишь официант. Инспектор оглядел его с ног до головы недовольным взглядом.

– Извините, мистер... – тихо сказал молодой человек.

Официанту явно было не по себе от того, что ему пришлось побеспокоить этого мрачного мужчину, который был почти на две головы выше него самого.

– Ну сего вы там стоите? – добродушно обратился к нему инспектор, поборов своё недовольство.

Гэлбрайт немедленно перестал свирепо смотреть на парня, но тот продолжал слегка дрожать от страха.

– Вы инспектор Гэлбрайт? – нерешительно спросил официант.

– Мы знакомы? – медленно проговорил Гэлбрайт.

Инспектор начал вспоминать, видел ли он раньше этого парня с большим носом и худыми щеками. Каждый раз, когда он приходил сюда, блюда всегда подавал взрослый и худощавый мужчина... Гэлбрайт пришел к выводу, что официант, который стоял перед ним, вероятнее всего был сыном, который, должно быть, вышел сегодня на работу заместо своего отца.

– Нет, мистер, просто один человек просит вас подойти к телефону, – выдохнул парень, произнося свои последние слова.

Инспектор бросил взгляд на стойку – бармена там всё ещё не было.

– Ладно, подождите минутку. Я заказал пиццу, не могли бы вы попросить её завернуть мне с собой? – крикнул он официанту, который уже отходил к дальним столикам.

– Хорошо, я передам мистеру Андерсону, – без тени робости ответил парень, имея в виду бармена,

«Растёт смена», – подумал инспектор о молодом официанте и, мысленно пожелав ему успехов в карьере, направился к телефонной будке. Там было темно – лампочка, висевшая на потолке, вообще не давала света. «Владелец забыл вкрутить новую лампочку взамен сгоревшей», – машинально подумал Гэлбрайт, поднося телефонную трубку к уху. Он немного оглох от музыки, которая играла в главном зале, поэтому, когда он произнёс по телефону деловым тоном «Инспектор Гэлбрайт на проводе», он не сразу услышал тихий голос своего собеседника.

– Кто вы, простите? – переспросил Гэлбрайт.

– Вас беспокоит Сеймур, – раздался из динамика успокаивающий старческий голос

Когда до Гэлбрайта наконец дошло, кем был человек на другом конце провода, его сердце непроизвольно отозвалось на звук этого имени гулким стуком.

– Простите меня, господин главный инспектор, здесь просто плохо слышно, – начал оправдываться он.

В этом телефонном разговоре Гэлбрайт, возможно, впервые за всю свою карьеру полицейского инспектора, позволил себе солгать Сеймуру. Ложь заключалась в том, что на самом деле в телефонную будку из главного зала этого подвального бара не доносилось ни звука. Гэлбрайт позволил себе подобную вольность в разговоре с господином главным инспектором по той простой причине, что ему хотелось оправдать свою собственную невнимательность, сославшись на ситуацию, которая якобы мешала ему.

К счастью для него, господина главного инспектора Сеймура в данную минуту не волновало, в каких условиях сейчас находился его подчиненный. Он, не дослушав до конца жалкое оправдание Гэлбрайта, обратился к нему со своей просьбой:

– Гэлбрайт, я хотел бы встретиться с вами наедине.

Эти, казалось бы, безобидные слова главного инспектора произвели на Гэлбрайта неожиданное впечатление. На мгновение он почувствовал боль в правом ухе, как будто барабанную перепонку проткнули острием очень тонкой иглы. В его глазах потемнело...

– Принято, господин главный инспектор, – ответил Гэлбрайт, опираясь свободной рукой о стену телефонной будки. – Когда мне...

– Я бы предпочел не откладывать встречу. У вас есть время?

– Я в вашем распоряжении, господин главный инспектор, сейчас только утро.

– Это хорошо, я не хочу откладывать это на завтра. Так вы сможете?

– Да, конечно.

– Отлично. Вы знаете, где я живу?

Гэлбрайту захотелось ответить «Откуда мне это знать?», но он вовремя сдержался от этой нервной вспышки. Но на самом деле, с какой стати ему знать адрес главного инспектора? И, если уж на то пошло, почему бы им не встретиться в полицейском управлении в его кабинете? К чему вся эта конспирация?

– Нет, но я...

Инспектор был готов найти адрес главного инспектора среди вороха бумаг в отделе полицейского участка, но его собеседник не дал ему договорить.

– У вас есть на чем писать?

– Подождите секунду...

Гэлбрайт начал рыться в карманах. Да, вот она, его маленькая записная книжка, которую он доставал в тех случаях, когда ему нужно было записать чей-нибудь домашний номер или адрес.

– Все готово, диктуйте.

Зажав трубку между ухом и плечом, инспектор прижал записную книжку к стене телефонной будки и, достав ручку, приготовился записывать.

– Итак, пишите – Ролло, пятьдесят пять, – начал Сеймур. – Это недалеко от Портлендского государственного университета.

Улица Ролло, пятьдесят пятый дом. Гэлбрайт, стараясь не выронить телефонную трубку, крупными буквами записал этот адрес в свою записную книжку. Выводя последнюю цифру, он услышал, как Сеймур спросил:

– Вы можете приехать немедленно?

Инспектор, закрыв свою записную книжку и положив её во внутренний карман пиджака, схватил трубку в руки.

– Да, господин главный инспектор, я постараюсь приехать к вам как можно быстрее.

– Может быть, вам будет удобнее через один-два часа? – казалось, будто Сеймур удивился словам собеседника.

– Я могу сделать это в любую секунду.

– Хорошо, Гэлбрайт. Жду вас.

Гэлбрайт забыл попрощаться – господин главный инспектор Сеймур уже закончил разговор. Гэлбрайт вернул телефонную трубку на прежнее место и, поправив галстук, вышел из телефонной будки. Переступив порог, он почувствовал легкое покалывание в глазах – простояв в темноте весь разговор, он несколько отвык от света. В зале бара всё ещё играла музыка. К агрессивным аккордам фортепиано присоединился странный индустриальный скрежет – как будто поезд останавливал своё движение.

Привыкая к дневному свету, Гэлбрайт едва не столкнулся лицом к лицу с молодым официантом. Тот, увидев входящего в зал инспектора, остановился и, легким кивком указав на барную стойку, бодро доложил:

– Пицца готова, забирайте свой заказ.

– Спасибо вам... – Гэлбрайт хотел обратиться к официанту по имени.

– Меня зовут Лоуренс, Лоуренс Уилкокс, – весело сообщил ему парень.

– Мои благодарности вам, Лоуренс. Передайте привет отцу!

– А каково ваше... – теперь парень захотел узнать имя своего собеседника

– Зовите меня просто Гэлбрайт. Ваш отец всегда обслуживал меня в этом заведении.

Гэлбрайт подошел к стойке. На ней лежала четвертинка толстой лепешки, которая была щедро намазана кетчупом. Всё это безобразие было завернуто в пропотевший полиэтиленовый пакет. Приглядевшись повнимательнее, Гэлбрайт рассмотрел тёртый сыр, запеченный при высокой температуре, под которым были спрятаны два кусочка бекона. «Негусто», – подумал инспектор, которому одного вида этой еды было достаточно, чтобы начать корить себя самого за то, что попался на рекламу бармена, который явно пытался всучить своему клиенту товар далеко не первого сорта.

– Сколько я вам за это должен? – Гэлбрайт, не спешивший брать пакет в руки, обратился к скучающему бармену.

Тот взял в руки прайс-лист и начал считать в уме. Инспектор заметил, как у него заметно вздулись вены на лбу. Наконец, бармен назвал покупателю сумму. «Боже мой», подумал Гэлбрайт, «за один несчастный бокал пива (пусть и подогретого) и крошечный кусочек пиццы мне нужно отдать столько же денег, сколько я обычно трачу на покупки в продуктовом магазине». Не то чтобы инспектор был особенно жадным и скуповатым – нет, инспектору просто было немного неудобно платить за еду, на поедание которой уходит пять минут, такую же сумму, как за припасы, которых хватает на три дня. Но ничего не поделаешь, правила рынка – это закон, и как человеку, работающему в полиции, Гэлбрайту это было очень хорошо известно.

Настроение Гэлбрайта было испорчено. Сердито бросив деньги на стойку, он схватил пропотевший пластиковый пакет и, поднявшись по ступенькам наверх, начал на ходу разворачивать его. Его первое впечатление от этого куска пиццы было верным – этот дешевый полуфабрикат едва поддавался жеванию, и ни один из его компонентов не имел никакого вкуса или запаха. Может быть, дело было в том, что пока инспектор разговаривал по телефону, пицца успела остыть, лежа на барной стойке, но Гэлбрайту не хотелось оправдываться перед самим собой за собственную глупость – раз уж он повелся на рекламу, то пускай получает по заслугам...

Не сбавляя темпа, он покончил со своим завтраком без малейшего чувства аппетита. Скомкав пластиковый пакет, он выбросил его в мусорное ведро, которое случайно оказалось у него на пути, когда он проходил мимо стены здания. Но тут внезапно до его ушей донеслись отголоски какой-то оживленной дискуссии. Смахнув крошки с усов, инспектор свернул с дороги в небольшой переулок. Там, в маленьком уголке, на стоянке стояли две машины – новенький серебристый «Бьюик Скайхок» и невзрачный «Ред Игл Премьер».

Трое афроамериканцев, одетых в какие-то до смешного большие для них яркие костюмы, сгрудились вокруг автомобилей. Глаза у всех троих были спрятаны за огромными черными очками, а их волосы прикрывали белые кепки с козырьками назад. «Это определенно фанаты гангста-рэпа», – подумал Гэлбрайт, который встал так, чтобы не сильно попадаться им на глаза. По какой-то причине ему вдруг стало интересно, о чем эти любопытные люди говорили в этом уединенном месте. Самый высокий из этой банды указал пальцем на толстяка, стоявшего напротив него, и сердито сказал:

– Еще раз назовешь меня «придурком», и я припаркую твою тачку прямо в твоей заднице!

Тот, к кому было обращено это замечание, отстранился и, повернувшись к невысокому мужчине, стоявшему слева от него, тихо сказал ему:

– Приятель, я бы покончил с этим засранцем прямо сейчас.

– У тебя кишка тонка, – хвастливо заявил высокий афроамериканец.

– Мои шары поболее твоих, – спокойно сказал коротышка.

– Ха-ха, деревенская дворняжка под кленовым сиропом! – снова повысил голос самый высокий из банды

После этого замечания говоривший внезапно вытащил сверкающий серебром пистолет из карманов своих широких штанин. Двое стоявших напротив него не заставили себя долго ждать и также достали своё огнестрельное оружие. В отличие от своего противника, у этих двоих друзей были чёрные и компактные кольты.

– Эй ты, как насчет «печенек»? – крикнул тот, что пониже.

– Хочешь «печенек»? – вторил ему его толстый друг.

– Да отсосите вы! – заорал их противник.

«Еще немного, и они перестреляют друг друга из своих пушек», – подумал Гэлбрайт. Представив себе, как эти трое афроамериканцев одновременно падают на землю с дырками в головах, он громко рассмеялся. Это спасло банду от распри – они, забыв о вражде, все как один повернулись в его сторону. Дула их пистолетов теперь были направлены на инспектора.

– Что этот белокожий мудак себе позволяет? – завопил самый высокий.

– Без сомнения, он просто издевается над нами! – ответил ему коротышка.

Гэлбрайт, посчитав, что сейчас самое время для отступления, не стал тратить много времени на то, чтобы уговаривать самого себя – стараясь не показывать страха под дулом трёх пистолетов, он медленно пошёл вперед по улице. Крики толстяка «Эй, куда пошёл!» всё еще звучали в его ушах, но, как ни странно, никто из этой воинственной троицы не последовал за ним – видимо, они просто хотели отогнать прохожего, помешавшего их разборке.

Убедившись, что трое фанатов гангста-рэпа не собираются следовать за ним по пятам, Гэлбрайт сбавил скорость. Утолив голод, он уже не чувствовал себя таким вялым, как тогда, когда выходил из дома. Теперь он шёл по постепенно сужающейся улице. В его голове возникла мысль, что этот уголок в центре не перестраивался, вероятно, с девятнадцатого века – настолько неухоженными были стены неуклюжих зданий, в которых сияли витрины магазинов.

Инспектор прошел рядом с витриной, за которой стояли женские манекены, одетые в пышные бальные платья, и, пройдя под бетонной аркой, свернул в пустынный проход. Сейчас он не знал, где находится и по какому пути идёт, но после вчерашнего Гэлбрайт решил не связываться с метро – ему всё ещё казалось, что если он пойдет туда снова, то там его будет ждать этот странный человек, который был как две капли воды похож на мистера Йонса, лежавшего в больнице.

Погруженный в свои мысли, Гэлбрайт краем глаза заметил, что в проходе появился ещё один человек. Это был высокий и худощавый мужчина, который постепенно приближался к самому инспектору. У последнего не было времени обращать внимание на случайного прохожего, но чисто инстинктивно он старался удержать человека в своем поле зрения – трудно было понять, был ли это первобытный инстинкт охотника или же привычка, приобретенная во время работы в полиции, но как бы то ни было, Гэлбрайт решил, что лучше не расслабляться – ибо в этом проходе, в котором чем дальше от входа, тем становилось темнее, он почему-то чувствовал себя неуютно.

Прохожий был уже совсем близко. Подняв голову, Гэлбрайт заметил, что тот немного притормозил. Хм, подумал он, с чего бы это... Они одновременно остановились в нескольких шагах друг от друга. Инспектор, пытаясь рассмотреть незнакомца, стоящего в темноте прохода, постепенно перестал думать о вчерашнем происшествии в метро. Что-то было не так с этим человеком, подумал Гэлбрайт. Что заставило его вот так застыть на одном месте? Действительно ли это было неожиданностью, что, кроме него, кто-то еще решил пойти по этому пути, или же тот хотел его о чём-то спросить? Подождав с полминуты, инспектору надоело стоять на одном месте, и он двинулся было вперед, но внезапно носок его лофера наткнулся на что-то невидимое, мешающее ему двигаться дальше.

В следующую секунду Гэлбрайт понял, что этот странный человек был им самим, потому что это было отражение в зеркале, которое с какими-то непостижимыми целями поставили в конец тупика. Но это не успокоило инспектора. Он сделал пару шагов назад и поднял руку вверх, думая, что двойник в зеркале повторит его движения. Однако этого не произошло.

Инспектор внезапно почувствовал то же самое беспокойство в своих кровеносных сосудах, что и вчера, когда увидел двойника мистера Йонса. Гэлбрайт снова сделал шаг вперед и, пытаясь попасть в мужчину, прикоснулся пальцем к холодному стеклу. Нет, это действительно было всего лишь отражение в зеркале, но почему оно не повторяет его движений, а, кажется, застыло в той же позе, в которой сам инспектор находился минуту назад?

Глядя на этого жуткого двойника, Гэлбрайт внезапно почувствовал, как земля у него под ногами начала дрожать. Что это, неужели началось землетрясение? Не на шутку встревоженный инспектор, мотая головой из стороны в сторону, начал лихорадочно искать выход из ситуации, в которой он оказался. Всё, чего он хотел, это выбраться из этого прохода, но позади него, вместо вида на улицу, виднелась только чёрная тьма – очевидно, Гэлбрайту не следовало даже пытаться идти в том направлении, откуда он пришёл...

Между тем землетрясение становилось всё более и более интенсивным. С обшарпанных стен начала отваливаться старая штукатурка. Гэлбрайту пришлось отступить назад, потому что прямо с потолка упал кирпич, который грохнулся на землю, подняв немного пыли. «Это уже целых семь баллов», – подумал инспектор, оценивая уровень землетрясения. «Если бы только я»... У него не было времени додумать эту мысль – его так сильно трясло, что спокойно строить догадки не представлялось возможным.

В панике нарезая круги по крошечному участку этого прохода, он снова взглянул на зеркало, которое необъяснимым образом не рассыпалось на куски во время этого землетрясения. Фигура его собственного отражения продолжала стоять на том же месте и в той же позе, но Гэлбрайта гораздо больше беспокоило то, что начинало происходить за спиной зеркального двойника – оттуда, с ярко освещенной улицы, внезапно хлынула волна темно-красного цвета. Жидкость чем-то напоминала морскую воду, смешанную с кровью. Гэлбрайт обернулся – позади него не было ничего, кроме полной темноты. Он снова повернулся к зеркалу – там, с хорошо видимой отсюда улицы, огромная волна продолжала приближаться к его двойнику. Что, во имя всего Святого, происходит? Это галлюцинация?

В его мыслях царил хаос. Инспектор больше не пытался делать никаких выводов – он просто метался в этой ловушке, как зверь в загоне. Он снова посмотрел на зеркало и чуть не потерял сознание – волна темно-красной жидкости, которая уже подобралась вплотную к отражению Гэлбрайта, с оглушительным звоном разбитого стекла устремилась в сторону самого инспектора. Он почувствовал, как эта вода залила его с головы до ног. Его нос и рот начали наполняться жидкостью, от которой исходил отвратительный запах крови. Стараясь не задохнуться, Гэлбрайт начал отчаянно размахивать руками, словно пытаясь выплыть на поверхность, но он, не в силах сопротивляться силе этой стихии, отдался волне, которая тут же повалила его на землю...

Он очнулся оттого, что чьи-то руки хлопали его по щекам. Ему было трудно открыть глаза – казалось, веки были сведены судорогой. Хорошо, что он хотя бы может пошевелить рукой... Он протянул её куда-то вперед и почувствовал, как кто-то взял его за руку.

– Не могу поверить, что теряю тебя. Или всё-таки нет? – наконец до ушей Гэлбрайта донесся чей-то голос.

Он хотел ответить человеку, невидимому для него самого, но его язык тоже, казалось, онемел. Он попытался пошевелить шеей. Вроде бы все в порядке, позвонки не сломаны...

– Кончай башкой мотать, подымайся давай! – сердито произнёс всё тот же голос.

До инспектора наконец дошло, кому принадлежал этот голос. Гэлбрайт смог открыть глаза и огляделся – он лежал на земле, возле витрины, за которой стояли те самые манекены в бальных платьях. А над ним склонился его друг, который, заметив, что инспектор наконец пришел в себя, улыбнулся.

– Похоже, ты был не в себе, приятель! – сказал Фаркрафт с некоторым упрёком.

– Прости, что со мной не так? – спросил его Гэлбрайт, медленно поднимаясь на ноги.

– Пойдем в теньке сядем, – проигнорировал Фаркрафт его слова, – а то жара невозможная...

Взяв инспектора за плечи, Фаркрафт направился к ближайшей скамейке. «Странно», – подумал Гэлбрайт, – «когда я проходил здесь еще до этого странного землетрясения, я не видел поблизости ни одной скамейки... Что произошло на самом деле?».

Фаркрафт, казалось, прочитал мысли своего друга и сказал:

– Иду я, значит, по своим делам и вижу, как ты стоишь в переулке и смотришь на каких-то рэперов. Когда ты засмеялся и начал убегать от них, я решил последовать за тобой – мало ли, пришлось бы защищать тебя от этой троицы. И я заметил, что ты свернул в тупик. Ну, думаю, мой друг от страха, не разбирая дороги, пошёл куда глаза глядят. Я иду за тобой и смотрю, как ты бегаешь кругами перед зеркалом, будто собака, которая хочет поймать себя за свой хвост. Подбегаю к тебе, а ты рот раскрыл и глаза зажмурил. Я не смог найти другого способа остановить твое безумие, кроме как ударить тебя по голове и притащить сюда.

Закончив свой рассказ, Фаркрафт выдохнул и посмотрел на Гэлбрайта.

– Голова-то, надеюсь, не болит? – обеспокоенно спросил его друг.

– Нет, все в порядке, – ответил инспектор, – я просто не мог открыть глаза и пошевелить языком.

– Вероятно, онемение или что-то вроде паралича. Как ты вообще докатился до такого? Может быть, вколол себе чего-нибудь такого, а?

– Иди ты со своими наркотиками куда-нибудь подальше, Фаркрафт, ты же меня знаешь... – с некоторой обидой Гэлбрайт начал оправдываться перед ним.

– Ну а какое ещё есть для этого слово? Или ты действительно хочешь убедить меня в том, что ты настолько сильно испугался тех троих афроамериканцев, что решил спрятаться от них в каком-нибудь тупике и, думая, что тебя там никто не увидит, дать волю своим нервам?

– Я не собираюсь тебя ни в чём убеждать, приятель...

– В таком случае расскажи мне, что ты сам чувствовал в тот момент.

– Клянусь, наркотики не имеют к этому никакого отношения, – начал Гэлбрайт, – я просто вышел из бара и по пути на улицу Ролло случайно прошёл мимо переулка, где трое фанатов гангста-рэпа готовились перестрелять друг друга из-за какого-то пустяка. Я рассмеялся, чтобы отвлечь их от этой мысли, и спокойно пошел себе дальше. И, не зная, что это тупик, вошел в коридор. Но я боюсь, ты можешь не поверить в то, что произошло дальше...

– Я поверю тебе, не волнуйся. Ладно, продолжай.

– Хорошо. В коридоре я подошёл вплотную к зеркалу и вдруг заметил, что мое отражение никак не реагирует на мои движения. А после этого я почувствовал, что началось землетрясение. Я хотел побежать назад, но позади меня всё было перекрыто какой-то темнотой. А потом из зеркала на меня хлынула волна крови. Задыхаясь, я потерял сознание. Спасибо тебе за то, что ты, как оказалось, следил за мной всё это время.