Текст книги "Её звали Делия (ещё одна отходная жанру ужасов) (СИ)"

Автор книги: Виталий Иволгинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 29 страниц)

– Не считай меня своим ангелом-хранителем, приятель. Что ж, неслабый трип ты словил...

– Ты всё ещё думаешь, что это был наркотик?

– Не то чтобы я так думал, просто мне сложно описать твой инцидент по-другому. Ладно, пойдем-ка поскорее отсюда...

Фаркрафт, вытирая руки прямо о свой пиджак, поднялся со скамейки. Вслед за ним, после небольшого колебания, поднялся и Гэлбрайт. Они вдвоём направились к выходу из этого переулка, приближаясь к дороге, по которой на полной скорости мчались машины. Внезапно инспектор остановился. Заметив озадаченный взгляд своего друга, он ответил:

– Подожди секунду, мне кажется, у меня развязался шнурок на ботинке...

Он опустился на землю, и внезапно до него дошло, что он был обут в лоферы. Боже, почему у него создалось такое чувство, будто на нем новые туфли? Гэлбрайт поднял глаза и внезапно потерял дар речи – Фаркрафт с запрокинутой головой медленно падал на землю. На его белой рубашке были отчетливо видны несколько пулевых отверстий, из которых начала сочиться кровь. Бросившись на помощь своему другу, инспектор заметил проезжавший мимо них черный седан, из окна задней двери которого чьи-то руки в перчатках втягивали в салон длинный ствол оружия, похожего на полуавтоматический пистолет...

Что произошло после этого события, Гэлбрайт уже не помнил из-за охватившего его в тот момент шока, связанного с потерей близкого человека. Кажется, какой-то очкастый парень с вьющимися волосами вызвал «скорую помощь», затем прибыли санитары и положили уже неподвижное тело Фаркрафта на носилки и на глазах у Гэлбрайта увезли его в неизвестном направлении...

Он также вспомнил, что, стараясь не дать волю слезам, медленно шёл куда-то с того места, и какая-то маленькая девочка в голубом платье, из-под которого виднелся розовый свитер, громко сказала «Почему этот дядя плачет?». Он вспомнил, как её отец, чье лицо поразило инспектора необычно длинными скулами, держа дочь за руку, укоризненно сказал ей «Шелби, сколько раз мне тебе повторять – не комментируй прохожих!». Инспектор, которого не на шутку смутили слова из уст малышки, решил сесть в такси, чтобы никто не увидел его слёз...

Несмотря на такое потрясение, он, будучи полицейским, чувствовал, что должен отвечать за свои слова перед старшим по званию, поэтому, устраиваясь на заднем сиденье такси, Гэлбрайт сказал молодому парню за рулем «Ролло, пятьдесят пять» и, пытаясь подавить воспоминание о застывшем бледном лице своего друга, откинул голову на спинку сиденья (в очень похожем стиле двойника, которого ему посчастливилось вчера увидеть в метро)...

К тому времени, когда таксист привез инспектора к небольшому, но аккуратному одноэтажному дому господина главного инспектора Сеймура, время уже приближалось к вечеру. Гэлбрайт, выходя из такси, на прощание дал водителю чаевые и, подойдя к низкому деревянному забору, нажал на кнопку звонка. Через пару минут ворота открылись, и Сеймур, одетый в неброскую голубую пижаму (из-за чего было трудно поверить, что этот невысокий пожилой мужчина был никем иным, как самим главным инспектором полиции Портленда), впустил гостя внутрь.

Извинившись перед Гэлбрайтом за свой внешний вид – по его словам, он только что проснулся после обеденного сна, – Сеймур проводил Гэлбрайта в гостиную и, указав на два больших кресла, обитых зеленой тканью, пригласил его сесть. Последний не остался в долгу – усевшись в кресло, стоявшее ближе всего к камину, он стал ждать, пока господин главный инспектор достанет из роскошного серванта коробку свежих сигар и бутылку какой-то темно-коричневой жидкости с двумя бокалами.

– Ну что ж, давайте теперь сразу приступим к делу, – жизнерадостно сказал Сеймур, глядя на то, с каким удовольствием гость попыхивал сигарой.

– Итак, что именно поставлено на карту нашей сегодняшней встречи? – Гэлбрайт почти полностью избавился от гнетущего настроения, вызванного инцидентом в тупике.

– Вот это, – господин главный инспектор кивнул на тумбочку, стоявшую по левую руку от него.

Гэлбрайт посмотрел в том направлении повнимательнее – на ней лежала знакомая стопка белых ксерокопированных листов.

– Вы что, хотите, чтобы я процитировал вам наизусть всё, что там написано? – сказал Гэлбрайт с некоторым озорством.

В то же время он сделал еще одну затяжку, не преминув отметить про себя, что эти сигары были определенно превосходны...

– Нет, Гэлбрайт, в этом нет необходимости. Я уже прекрасно знаю этот документ от строки до строки, – ответил его собеседник с некоторой загадочностью в голосе. – Меня больше интересует, что вы думаете о его содержании.

Господин главный инспектор Сеймур внимательно посмотрел на своего гостя. Тому стало немного не по себе. Снова и снова господин главный инспектор смотрит на него так, словно пытается проникнуть в его плоть и кровь и прочитать все мысли... Гэлбрайт потушил сигару и, положив её в пепельницу, которая стояла на маленьком столике, сказал:

– Простите меня великодушно, господин главный инспектор, но я, как бы вам сказать...

Он пытался найти слова, которыми хотел бы выразить свое полное неведение относительно того, что было написано на этих листах руками его друга.

– Итак, что дальше? – Сеймур слегка наклонил голову.

– Я... Я не читал дело Фаркрафта, – выпалил Гэлбрайт.

Он подсознательно приготовился к тому, что за этими его словами последует какое-нибудь наказание. Может быть, Сеймур начнёт ругать его, может быть, просто начнёт упрекать за безответственность... Но, к его удивлению, господин главный инспектор, услышав эти слова, просто закурил новую сигару и, выпустив колечко дыма, сказал миролюбивым тоном:

– Это довольно неплохо. Будет намного лучше, если вы ознакомитесь с этим документом под впечатлением.

– Что? Под каким таким впечатлением? – Гэлбрайт хотел спросить, что Сеймур имел в виду, но тот, разлив жидкость по бокалам, предложил её своему гостю.

– Обязательно попробуйте фруктовый ликер Пиммс. В идеале его следует пить с кусочками фруктов, но я люблю его таким, каким он есть. Я надеюсь, вы оцените его по достоинству..

Гэлбрайт взял бокал и поднес его ко рту. Тонкий запах специй... Да, конечно, господин главный инспектор всякую бормотуху пить ни за что не станет...

– Что-то знакомое... – впервые попробовав новый напиток, Гэлбрайт впал в состояние, близкое к своего рода эйфории.

– Тут английский дух, – подмигнул ему Сеймур, делая глоток.

– Тут Англией пахнет! – Гэлбрайт, которому было трудно описать охватившее его ощущение, пришлось согласился с этим определением.

– Кстати, почему вы решили покинуть свою родину? – вдруг задал неожиданный для своего собеседника вопрос господин главный инспектор.

– Хм, а почему вы спрашиваете меня об этом? – Гэлбрайт в шоке поднял голову.

– Из чувства праздного любопытства, – допив первый бокал, Сеймур уже наливал себе новую порцию.

– Вы что, хотите, чтобы я развлекал вас во время вечернего аперитива? – словно обращаясь к приятелю, сказал Гэлбрайт.

– Я понимаю ваше душевное состояние, – Сеймур решил замять эту тему, – позвольте мне поделиться с вами своими мыслями по делу Фаркрафта. В конце концов, ваш друг был замечательным человеком, и мне всегда было интересно узнать, как он выражал свои мысли на бумаге.

– Был... – пробормотал его гость.

Перед глазами Гэлбрайта снова промелькнули черты лица Фаркрафта за несколько мгновений до его смерти.

– Вас смущает то, что я говорю о вашем коллеге в прошедшем времени? – господин главный инспектор снова окинул своего собеседника пронзительным взглядом.

– Нет, меня всё устраивает, – сказал Гэлбрайт.

Он подумал про себя, успел ли к этому моменту главный инспектор раздобыть информацию о том, что Фаркрафта больше нет в живых.

– Хорошо, – ответил Сеймур, – в таком случае позвольте мне начать.

И, поставив бокал на прикроватный столик, господин главный инспектор начал излагать гостю свои впечатления от прочитанного материала. Своими жестами, интонацией и внешним видом он сильно напомнил Гэлбрайту его учителя философии, лекции которого ему доводилось посещать почти десять лет тому назад...

Следующее утро инспектор встретил в постели в своей крошечной квартирке. Подробности того, как он вчера смог добраться до своего дома по окончанию аудиенции в доме господина главного инспектора Сеймура, совершенно вылетели у него из головы. Очевидно, что фруктовый ликер, который они тогда пили вместе, пагубно повлиял на память Гэлбрайта. Встав с кровати, он подошел к своему столу. Пачка ксерокопии материала расследования его друга лежала на том же месте, куда он бросил её два дня назад.

Глядя на эти листы, Гэлбрайт вспомнил выдержки из вчерашней речи главного инспектора Сеймура. Кажется, тот говорил что-то об экстраординарном таланте Фаркрафта извлекать смысл из вещей, которые любому другому человеку показались бы в той или иной ситуации совершенно неуместными. Кроме того, молодой инспектор произвёл впечатление на Сеймура тем фактом, что всего лишь словами ему удалось описать свои приключения в местах, где произошла смерть этих четверых, таким образом, что главный инспектор, по его собственным словам, оказался там и увидел всё своими собственными глазами, несмотря на то, что ему прежде никогда не доводилось там быть. «Подумаешь, обычный талант писателя», – подумал Гэлбрайт. Он знал, что его друг всегда подавал надежды войти в мир литературы, но, увы, судьба распорядилась его жизнью таким образом, что Фаркрафту пришлось стать инспектором полиции...

И тут, против его воли, глаза инспектора наполнились слезами. Казалось, будто бы он снова наблюдал за тем, как его друг медленно падает на землю, как его лицо, на котором застыло выражение ужаса, бледнеет прямо на глазах, и как перестает прощупываться пульс... Гэлбрайт вспомнил, что его друга увезли на машине скорой помощи, но вот куда именно его поместили и какова была его окончательная судьба, он уже не мог знать, да и не хотел этого – потому что боялся, что если снова увидит хладный труп своего друга, то может сойти с ума от горя. Нет, подумал он, будет намного лучше, если то событие в переулке останется для него последним моментом, связанным с его самым близким другом...

Кстати, по поводу загадочного происшествия в переулке... Инспектор, умывшись и выйдя на кухню, начал анализировать этот момент – неподвижное отражение, землетрясение и кровавая волна... Если верить словам Фаркрафта, то на самом деле Гэлбрайт просто в панике метался в тупике с зеркалом – иными словами, эти видения не были реальными событиями. Рациональный ум инспектора подсказывал ему, что нет смысла пытаться понять сами видения – вместо этого ему нужно докопаться до сути того, что их вызвало.

Поставив кастрюлю с сосисками на плиту, Гэлбрайт решил опираться на то, что сказал ему тогда его друг – а именно наркотики. Инспектор за всю свою жизнь не принимал ни одного препарата, изменяющего сознание, в чём он был уверен так же, как и в том, что дважды два будет четыре. В таком случае, Гэлбрайту нужно было допустить, что существовала вероятность того, что он мог принять психотропный препараты неосознанно. Это могло бы быть возможно, если бы в пищу, которую он ел вплоть до того момента, кто-то незаметно добавил дозу какого-нибудь галлюциногена.

Выдвинув эту гипотезу, Гэлбрайт вдруг вспомнил, как он читал в какой-то книге (если ему не изменяет память, написанной по ту сторону Железного занавеса), что во Франции был случай, когда специалист по борьбе с наркотиками обнаружил гашиш в пирожном, который подавался по нескромной цене в одном ресторане. И что было ещё хуже, до того, как этот случай был раскрыт, гурманы со всего курорта, где находился этот ресторан, покупали это лакомство в течение нескольких лет. Гэлбрайт до сих пор помнил название этого наркотического блюда, приведенное в тексте – «пирожное Икс».

Инспектор невольно начал вспоминать эту книгу. Маленькая, чуть больше его собственной записной книжки, в твёрдом зелёном переплете, под названием «Слово об отдыхе». На её страницах автор отзывался о феномене рекламы как о некоем «детище сатаны», которое якобы совращает простых смертных на путь грехов. Очевидно, подумал Гэлбрайт, это было типичным образом мышления для жителей коммунистической державы – говорить о капитализме так, как будто это разновидность сатанинской дисциплины.

Слив воду из кастрюли и выложив сосиски на тарелку, Гэлбрайт вернулся к анализу того, что повлияло на вчерашний инцидент в переулке. Итак, наркотики в пище. Что же он тогда ел? Вооружившись ножом и вилкой, инспектор аккуратно нарезал сосиски ломтиками. Вчера он ушел из дома голодным. В баре, куда он зашел позавтракать, он попался на рекламную удочку бармена и заказал пиццу. На деле это оказался отвратительный полуфабрикат, не имеющий ни вкуса, ни запаха. Достойный кандидат на то, чтобы положить туда одну-две таблетки диэтиламида лизергиновой кислоты... Но вот вопрос – с каково такого перепуга бармен это мог бы сделать?

Этот человек хорошо знал Гэлбрайта, который часто посещал его заведение – можно сказать, с самого первого дня, как инспектор переехал жить в дом на Эббаутс-стрит. Неужто и вправду мистеру Андерсону внезапно пришла в голову идея накачать своего клиента наркотиками в тот роковой день? Или даже не только его одного – ведь кто знает, сколько людей после Гэлбрайта могли заказать ту пиццу... Это, думал инспектор, в том случае, если наркотик был добавлен на этапе приготовления пищи – но опять же, с чего бы поварам на хлебозаводе (или в какой-нибудь пиццерии) вдруг ни с того ни с сего подмешивать психотропное соединение прямо в тесто блюда? Хотя, конечно, всякое может случиться в Америке...

Затем мысли инспектора обратились к пиву, которое он также заказал во всё том же баре. Бармен вытащил эту бутылку из-под стойки, что уже тогда показалась Гэлбрайту несколько подозрительным. В отличие от пиццы, в пиво можно было легко добавить щепотку галлюциногена и, подождав, пока он растворится, подать клиенту. Здесь также могло сыграть на руку то, что инспектор попросил подогреть напиток – даже если крупинки вещества всё ещё были видны в холодном пиве, то при нагревании галлюциноген – если он и вправду там был – мог окончательно уйти в жидкость. Но опять же, постоянный клиент и наркотик, это как-то не сочетается...

Съев все сосиски, Гэлбрайт поставил на плиту джезву – он любил заканчивать завтрак кружкой бодрящего напитка. «Бог с ним, с этим баром», – подумал он. Но как еще гипотетический наркотик мог попасть в его организм? Ему пришла в голову идея, отдающая откровенной шизофренией, что наркотик, изменяющий сознание, находился не абы где, но в том самом графине, который стоял на столе в кабинете господина главного инспектора Сеймура в тот момент, когда Фаркрафт рассказывал о своем расследовании. Бредовость такой гипотезы заключалась в том, что, как считал Гэлбрайт, ещё не был изобретен препарат, который проявлял бы себя не сразу после попадания в организм человека, но лишь только на следующий день, да еще и в очень подходящем для этого месте – в тупике, вдали от посторонних...

Инспектор вовремя снял джезву с плиты – пена, пузырящаяся из горлышка, чуть не залила горелку. Наполнив маленькую кофейную чашечку до краев, Гэлбрайт стал ждать, пока напиток немного остынет, потому что не было никакого удовольствия обжигать язык, когда главное в кофе (после аромата, конечно) – это его неописуемый тонкий вкус. Гэлбрайту никогда не нравилось пить чай – скажем так, он даже презирал его, называя «травяным отваром для людей без вкуса». Инспектор полез в холодильник за сливками – увы, на дне картонной упаковки не осталось ни капли. Ничего не поделаешь, придется пить пустой кофе, подумал он, бросая пустую упаковку в мусорное ведро, которое стояло под раковиной.

Инспектор окончательно зашёл в тупик в своем анализе того, что привело его к той галлюцинации в переулке. Его чрезмерно рациональное мышление не позволяло ему посчитать это событие за мистическое чудо, и поэтому теория о наркотиках развалилась подобно стеклянной вазе, упавшей на пол. Гэлбрайт, выпив первую чашку кофе, уже потянулся было за джезвой, чтобы налить ещё одну, но звонок телефона, донёсшийся из соседней комнаты, заставил его встать из-за стола. Он подошел к телефону и снял трубку.

– Алло! Выходите на улицу, внизу вас ждет машина, – торопливо чеканил слова незнакомый ему голос.

– Боюсь, вы совершили ошибку... – недовольно начал Гэлбрайт, который был совсем не рад, что его отвлекли от употребления кофе.

– Никакой ошибки нет, инспектор! – прервал его звонивший. – Диспетчерский звонок из района Паркроуз, говорят, самоубийство. Парамедики уже прибыли на место происшествия и ждут полицию.

– Хорошо, дайте мне минутку, – с этими словами он повесил трубку.

Звонивший не представился Гэлбрайту, но, судя по тому, что он обратился к нему «инспектор», это был человек, явно связанный с полицией, и дальнейшие слова только подтверждали это. Выйдя в коридор, Гэлбрайт сел на табурет и начал надевать лакированные туфли, потому что решил, что ради важного момента стоит надеть обувь, которая производила бы более официальное впечатление, чем лоферы. Вспомнив о кофе, который остывал в джезве, он вздохнул и, выйдя из квартиры, сбежал вниз по лестнице.

У входа стоял знакомый инспектору квадратный седан. Гэлбрайт открыл заднюю дверцу и сел рядом с жизнерадостным и розовощеким доктором. Издав звук полицейской сирены, «Краун Виктория» тронулась с места. Гэлбрайт устроился поудобнее и выглянул в окно – город уже давно проснулся, по улицам бегали дети, ехали велосипедисты, изредка попадались люди с нагруженными тележками... «О да», – подумал он, – «оказывается, пока я вставал, завтракал и пил кофе, все остальные уже давно ушли на работу, и я единственный соня среди всех»...

В машине играла музыка. Гэлбрайт сразу обратил внимание на то, что это была песня с того же альбома, которому было уже восемь лет. Только это был другой трек – если та песня, которая играла в баре, была о вечеринках, то в этой, под аккомпанемент очень устаревших синтезаторов, молодой певец с какой-то нехарактерной вкрадчивой интонацией сообщал своим слушателям, что он, мол, считает свои последние минуты под оранжевым небом. Эта песня устарела, подумал Гэлбрайт, ибо красный гигант, который одним лишь своим существованием наводил ужас на весь капиталистический мир, уже де-факто прекратил своё существование. Инспектор, месяц назад прочитавший в газетах о попытке советского государственного переворота, внутренне понимал, что конец этого напряженного противостояния между двумя сторонами Холодной войны уже не за горами. Америке, Великобритании и другим странам, входящим в Организацию Североатлантического договора, больше не нужно было опасаться, что вот-вот начнется ядерный апокалипсис...

От этих политических мыслей Гэлбрайта отвлекло неожиданное для его ушей «Ноу сэкс», прозвучавшее в тексте песни, звучавшей по радио. Да, по молодости эти ребята писали тексты, которые могли удивить своих слушателей...

– Что, музыка плохая? – доктор, сидящий слева от инспектора, заметил недовольную усмешку своего соседа.

– Нет, песня в целом ничего, только текст её безнадёжно устарел, – очнувшись от своего транса, обратился Гэлбрайт к своему собеседнику.

– Я попрошу водителя переключить каналы, – сказал доктор и, не дожидаясь его ответа, повернулся к сержанту Соссюру, который был за рулем.

Теперь вместо музыки из радио раздавалась реклама спрея от насекомых. Диктор перечислял преимущества средства с такой необычайной радостью, как будто перед эфиром надышался веселящим газом.

– Ну что, так уже лучше? – доктор откинулся на спинку сиденья и подмигнул инспектору.

– Честно говоря, мне действительно все равно, – Гэлбрайт посмотрел в окно.

Они уже выехали из города и ехали по шоссе, по бокам которого росли деревья, и лишь редкие дома изредка нарушали монотонность этого пейзажа, перемежаясь редкими столбами электропередач. Было что-то умиротворяющее в созерцании этой красоты, однако в данный момент инспектор не испытывал особого спокойства.

– Если ты хочешь пить, то я могу тебе помочь с этим, – доктор вытащил из-под сиденья рюкзак и начал в нём рыться.

– Что у тебя там есть такого? – Гэлбрайт, который все еще не мог смириться с тем, что его оторвали от кофе, немного оживился.

– Держи, – собеседник протянул ему блестящий термос.

– Хм, неплохо, – открыв крышку, нос Гэлбрайта ощутил такой приятный для него запах. – С чем кофе?

– С сахаром, просто с сахаром, – доктор, впечатлённый улыбкой инспектора, произнес это с явным удовольствием.

Гэлбрайту, говоря по правде, не очень нравился сладкий кофе, потому что лично он всегда пил его только со сливками и без подсластителей. Но в данной ситуации у него не было выбора. Он положил крышку себе на колени и поднес термос к губам.

– Можешь пить до дна, я очень плотно позавтракал, – сказал доктор, глядя на то, с какой жадностью инспектор глотает жидкость с порыжевшими остатками сахара на дне.

– Большое тебе спасибо, – ответил Гэлбрайт.

Он закрыл термос крышкой – инспектор решил, что будет лучше оставить немного кофе на обратную дорогу. Передав его врачу, Гэлбрайт посмотрел на мужчину, сидевшего рядом с водителем. Он не видел его лица, но, судя по широким плечам, незнакомец явно был человеком с несгибаемой волей.

– Ты не в курсе, кто это такой? – инспектор повернулся к своему соседу.

– Он из Федерального бюро расследований, – сказал врач. Затем он наклонился и прошептал на ухо Гэлбрайту, – Суровый парень, но немного нервный.

Сотрудник ФБР, мимо чутких ушей которого не прошло мимо замечание доктора, обернулся назад. Гэлбрайт увидел высокомерное лицо молодого человека, черты которого, казалось, были высечены из камня. Он, явно сдерживаясь, чтобы не накричать на добродушного доктора, просто свирепо посмотрел на того из-под своих густых бровей. «Да», – подумал Гэлбрайт, – «этот парень не потерпит комментариев в свой адрес. Как они там в ФБР вообще нанимают людей? У этого парня же совершенно нервы ни к чёрту»...

– Мистер Мэтт Макларен, я бы посоветовал вам воздержаться от критики моей персоны! – услышал Гэлбрайт тот самый голос, который отвлек его от завтрака.

– Надо же было как-то познакомить вас с нашим инспектором, – весело ответил ему доктор, на которого суровый взгляд исподлобья не произвел ровно никакого эффекта.

Мужчина перевёл свой неприятный взгляд на Гэлбрайта, который сидел прямо за ним. Инспектору захотелось грубо сказать ему «Что ты уставился, пацан?», но он подавил это желание. Нет, ему определенно не нравился этот парень в строгом черном костюме и с густыми бровями.

– Мы добрались до места назначения, – вдруг раздался раскатистый бас молодого сержанта Соссюра, сидевшего за рулем.

Они вышли из машины, и Гэлбрайт, расправив складки на своём пиджаке, огляделся по сторонам. После урбанистического вида центра ему было немного непривычно находиться в пригороде – ибо тут не было ни высоких зданий, ни ярких вывесок, ни скопления машин – только редкие одно– и двухэтажные коттеджи, окруженные деревянными заборами, с высокой травой, вытоптанными дорожками и роскошными зелёными кронами деревьев... Эту сельскую идиллию слегка подпортили машина скорой помощи и пара полицейских седанов, стоявших неподалеку от дома, у которого остановился Соссюр. Очевидно, человек из Федерального бюро расследований, с которым Гэлбрайт приехал сюда, был всего лишь вызван в качестве помощника руководителя службы реагирования, который уже прибыл сюда до них. Гэлбрайт, стоя у машины и глядя на двухэтажный дом, на мгновение вспомнил годы своего детства, проведенные в Глостере. Деревянный дом отца, яблоневые сады, река...

– Давай, дружище, – Мэтт легонько толкнул Гэлбрайта в плечо, – пойдем в дом.

Все четверо переступили порог калитки. Им навстречу выбежала пожилая женщина с белым платком на голове.

– Ух, ну наконец-то профессионал! – радостно воскликнула она при виде фэбээровца.

Гэлбрайт, стоявший плечом к плечу с доктором, посмотрел на то, как мужчина в чёрной куртке, одарив эту деревенскую простушку суровым взглядом, прошел мимо нее. Женщина, казалось, была удивлена таким поведением сотрудника Федерального бюро расследований. Она остановилась как вкопанная, глядя вслед входящему в дом мужчине.

– Вы можете объяснить мне, что именно здесь произошло? – Гэлбрайт обратился к этой женщине.

Та, услышав голос инспектора, перестала смотреть на дом и быстро повернулась к говорившему. Её лицо, изборожденное глубокими морщинами, выражало некоторое недоумение, смешанное с досадой.

– А вы инспектор полиции, насколько я понимаю? – спросила она с некоторой неуверенностью.

Очевидно, для нее было неожиданностью, что Федеральное бюро расследований вместе со своим человеком также прислало обычного полицейского. При первом взгляде на эту женщину у Гэлбрайта возникло ощущение, что она как будто считает копов хуже фэбээровцев – по крайней мере, так можно было подумать, глядя на её лицо, выражавшее едва скрываемое презрение к тому, кто предстал перед ней в этот самый момент.

– Меня позвали сюда, как и всех остальных, – после небольшого колебания ответил Гэлбрайт.

Под «всеми остальными» Гэлбрайт подразумевал как службу реагирования, так и самого себя, агента ФБР и доктора. Последний, кстати, в это время стоял, уперев руки в бёдра, рядом с ним и с легкой усмешкой смотрел на женщину с платком на голове, которая, впрочем, не обратила на него особого внимания, и только поднесла руки к вискам с глубоким вздохом, как бы набираясь сил. После этого она посмотрела на Гэлбрайта.

– Хорошо, я поняла, – сказала она таким тоном, когда на самом деле ничего не понятно. – В общем, я прохожу мимо дома семьи Йонс и слышу выстрел...

– Думаю, нам следует сесть и обсудить это дело в спокойной обстановке, – перебил её Мэтт.

Женщина, странно посмотрев на доктора, прошла вперед, в дом, и доктор тут же последовал вслед за ней. Гэлбрайт, услышав знакомую фамилию, немного замешкался и в конце концов вошел последним. Они оказались в просторной прихожей типичного загородного коттеджа – вдоль стены стояла скамейка, над которой в несколько рядов висели вешалки с одеждой, на полу лежал ковер, а по углам прихожей были расставлены вазы со свежими цветами.

– Нам снять обувь перед входом в дом? – весело спросил Мэтт.

– На улице сейчас хорошая погода, в этом нет необходимости, – скучающим голосом ответила женщина.

Они вошли в холл. По левую руку находилась лестница, ведущая на второй этаж, справа была дверь, ведущая в гостиную. Что сразу бросалось в глаза, так это большое зеркало в позолоченной раме, которое висело на стене возле порога. Общее убранство дома наводило на мысль, что хозяин был человеком явно не малого достатка. «Итак», – подумал Гэлбрайт, – «вот дом, где все это произошло»...

Его оторвал от размышлений старческий голос – женщина с белым платком на голове начала рассказывать о случившемся.

– Итак, я услышала выстрел и, почувствовав неладное, побежала к Йонсам. Ворота и входная дверь были открыты.

– Вам это не показалось странным? – спросил Гэлбрайт женщину, имея в виду её последние слова о воротах и двери.

– А вы как думаете? – с лёгкой обидой ответила женщина. – Я тут же подумала, что к ним в дом вломились грабители.

– Ладно, продолжайте.

– Я вбегаю в дом, а там, прямо рядом с этим зеркалом, на полу лежала Иветта...

Женщина с белым платком на голове внезапно замолчала. Видимо, эта картина до сих пор стояла у неё перед глазами. Гэлбрайту было нетрудно догадаться, что свидетельница имела в виду миссис Йонс.

– Давайте угадаю – хозяйка дома застрелилась из пистолета? – переспросил её инспектор.

– Верно... – голос женщины дрожал. – Парабеллум, парабеллум лежал на полу перед ней...

– Вы видели след от пули на её теле?

– Я... Я видела кровь, текущую у неё со лба...

Женщина достала носовой платок и приложила его к глазам. Казалось, она вот-вот заплачет.

– Хорошо, мадам... – инспектор ожидал, что она назовет свое имя, но она, казалось, не слышала его слов.

– Ну что, мы так и будем топтаться на месте вокруг да около? – вдруг раздался строгий голос.

Из ванной, расположенной прямо напротив входа в дом, вышел сотрудник ФБР и подошел к троице, столпившейся вокруг зеркала. Гэлбрайт посмотрел на него. Слова агента – а точнее интонация, с которой он их произнес, – показались ему несколько неуместными в данной ситуации. Но свидетельница, услышав его голос, тут же высморкалась и спрятала носовой платок.

– Итак, что вы предприняли после смерти хозяйки этого дома? – продолжал расспросы Гэлбрайт.

– Я сразу же поднялась наверх, где был телефон, – продолжила женщина, – и позвонила в полицию, которые приехали с парамедиками.

– Тело миссис Йонс уже увезли?

– Вы могли увидеть их машину на улице, – несколько грубовато ответила свидетельница.

– Очень хорошо, всё понял.

Внезапно Гэлбрайт почувствовал усталость. Ни с того ни с сего ему вдруг надоело задавать вопросы, как будто всё настроение профессионального инспектора куда-то испарилось. Он повернулся к человеку из Федерального бюро расследований и сказал ему:

– Очевидно, вас тут ждали больше, чем меня, так что я не буду вам мешать.

Агент, до этого спокойно стоявший за спиной женщины, посмотрел на Гэлбрайта каким-то презрительным взглядом и перехватил инициативу инспектора в свои руки – то есть начал с торопливой интонацией задавать вопросы женщине с белым платком на голове. Последней явно было гораздо приятнее с ним общаться, что отчетливо слышалось в её куда более уверенном голосе, чем раньше. Гэлбрайт направился к ванной, чтобы ополоснуть руки и лицо после долгой поездки на машине, но, не сделав и трёх шагов, вдруг замер на месте – он почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Всё его тело застыло, словно в оцепенении. Но через пару секунд этот странный паралич прошел. Гэлбрайт повернул голову и посмотрел налево – туда, где была лестница на второй этаж, покрытая ворсистым ковром.

На верхних ступеньках стояла маленькая девочка. Держась левой рукой за резные деревянные перила, она с некоторой опаской смотрела вниз на полицейских, собравшихся в холле. На ней было коричневое бархатное платье с рисунком из оранжевых кружков, заканчивающееся чуть выше её коленок, что придавало фигурке малышки трогательный и домашний вид. Её черные волосы были уложены с такой элегантной простотой, что Гэлбрайт сразу сдела предположение, что девочка, по-видимому, готовилась отправиться на прогулку, но вид незнакомых мужчин, собравшихся в её доме, заставил малютку застыть на месте в нерешительности.