Текст книги "Её звали Делия (ещё одна отходная жанру ужасов) (СИ)"

Автор книги: Виталий Иволгинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 29 страниц)

– Возможно, суть следует искать не в морфемике, а в арифметике, – тихо сказал инспектор.

Предчувствие подсказало ему, что если он сложит цифры, то загадка разрешится сама собой. Он боялся ошибиться в своих расчетах, поэтому обратился к таксисту.

– Извините, у вас есть калькулятор? – кротко спросил он.

– Хотите посчитать, сколько денег вам переведут через месяц? – весело сказал водитель и открыл бардачок.

– Что-то в этом роде, – Гэлбрайт решил поддерживать беззаботный тон разговора.

– Если не секрет, на что вы их потратите? – спросил водитель, роясь в вещах.

– На праздники, конечно, – уклончиво ответил инспектор

Водитель тем временем продолжал искать то, о чём его просил пассажир. Наконец он вытащил из самых глубин бардачка небольшое электронное устройство.

– Просили? Держите, – и он протянул полицейскому Casio fx-7000G.

Инспектор повертел в руках серебристый калькулятор. У этого видавшего виды устройства был маленький зелёный экран и пять рядов крошечных кнопок.

– Если бы вы только знали, сколько денег я потратил на его покупку... – сказал водитель с неожиданной теплотой, и впервые в его голосе послышались нотки грусти.

«Не надо было спешить с покупкой продукта, когда его только выбросили на рынок», – подумал Гэлбрайт, сосредоточившись на устройстве. Значит, D-E-L-I-A. Инспектор сверился с картонкой – оказалось, что это слово, будучи выраженным в цифрах, трансформировалось в 04-05-12-09-01. Гэлбрайт начал тыкать в маленькие кнопки калькулятора.

– Какую операцию мне следует выполнить в первую очередь... – спросил он себя, имея в виду операции математического, а не криминального характера.

Для начала он решил вычесть цифры. На матово-зеленом дисплее Casio fx-7000G высветилось «-23». Отрицательное число ничего не значило для инспектора. Затем он решил произвести сложение. Он получил цифру «31». «Это уже имеет смысл», – подумал инспектор. Например, ему самому шёл тридцать один год...

– А что, если я сложу оба этих ответа? – решил Гэлбрайт.

Он набрал на калькуляторе «-23+31». Результатом было число «8».

– Восемь... Делии было восемь лет, когда Джо встретил её... – пробормотал полицейский, словно в трансе.

Да, подумал Гэлбрайт, неспроста один немецкий ученый говорил как-то о том, что математика – царица наук...

– Возьмите, – он протянул калькулятор его владельцу.

– Ну как, удалось узнать, сколько потратить на праздники? – шутливым тоном спросил водитель, убирая электронное устройство в бардачок.

– Скажем так, я сильно стеснен в средствах, – улыбнулся Гэлбрайт в ответ.

– С чего это вдруг? – в голосе водителя слышалось удивление.

– Честно говоря, я не горю желанием работать, – инспектор смущенно опустил глаза.

– Ладно, я понял вас, – кивнул ему водитель и вернулся к управлению.

Гэлбрайт, который несколько устал от решения математических задачек, откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Уже без калькулятора в руках он просто ради забавы перевернул число «тридцать один» (31). Результат невольно вызвал у него усмешку – потому что число «тринадцать» (13), которое у него вышло, славилось тем, что порождало вокруг себя нездоровый ажиотаж. Забавно, думал Гэлбрайт, когда чрезмерно впечатлительные люди боятся пекаревой дюжины, не в последнюю очередь из-за того, что в свое время какие-то шарлатаны породили некий культ, который по своей сути нужен был только для того, чтобы вселять страх в души глупых и необразованных людей. И, как отметил инспектор, эта миссия по отуплению народа увенчалась успехом – ибо этот крайне нелепый по своей сути культ со временем не только не был погребён во глубине веков, но, напротив, его отголоски проникли во все сферы жизни людей и стали такой же неотъемлемой частью культуры, как, например, субкультура хиппи.

Гэлбрайт подивился тому, как люди позволяют забивать свои головы подобной чепухой, и подумал о том, что если бы этим шарлатанам довелось услышать о происшествии с бедняжкой Делией Йонс, то они, что было весьма вероятно, немедленно назвали бы её кем-то вроде ведьмы, повесили бы на неё все смертные грехи – в общем, превратили бы историю о редком медицинском случае в какую-то идиотскую мистическую сказку, которая вызывала бы недоумение у любого мало-мальски образованного человека.

– Я не могу придумать худшего поступка, чем демонизация маленького ребёнка, – печально вздохнул Гэлбрайт.

Институт профессора Макото

Погрузившись в невесёлые размышления, инспектор не заметил, как машина вдруг остановилась.

– Мы уже на месте, господин хороший! – весело сказал ему водитель.

Гэлбрайт оторвался от своих мрачных дум и посмотрел в окно. Снаружи простиралось заснеженное поле, которое шло аж до горизонта. Тут и там между сугробами торчали редкие деревца.

– Вы уверены, что мы прибыли по правильному адресу? – недоверчиво спросил таксиста полицейский.

– Думаете, я обманываю вас? – обиженно сказал водитель.

Инспектор решил не вступать с ним в пререкания и открыл дверь. Сильной метели не было, но редкие снежинки продолжали кружиться в воздухе. Было бы безумием выходить на улицу в такой лёгкой одежде, но Гэлбрайта, который пребывал в каком-то странном, отрешённом состоянии, это больше не волновало. Выйдя из машины, он сделал два шага вперед и вдохнул свежий воздух. Порыв холодного ветра взъерошил его волосы.

– Я сказал отвезти меня в институт! – крикнул он, оглядываясь по сторонам.

– А это что? Сарай?! – ответил таксист из окна.

После этих слов мужчина со всех сил надавил на педаль, и машина тут же тронулась с места, вскоре исчезнув вдали. Дрожа от холода, инспектор оторвал взгляд от дороги и развернулся на каблуках. Его негодование было вызвано тем, что он-то ожидал увидеть типичное здание стереотипного института – то-есть огромное четырехэтажное строение с длинными рядами окон, с колоннадой у главного фасада и с загадочными латинскими надписями над главным входом. Но вместо этого инспектор увидел скромный одноэтажный дом. Хотя, честно говоря, назвать это «домом» было бы преувеличением. Сооружение гораздо больше походило на гараж для автомобилей, построенный из шлакоблоков, отделанных темно-синей штукатуркой.

Гэлбрайт присмотрелся повнимательнее. Здание имело форму параллелепипеда с четырьмя окнами по длинным сторонам. На самом конце этого здания размещалась двойная деревянная дверь с маленькими окошками из толстого жёлтого стекла. На этом, собственно, и заканчивались все архитектурные изыски – никаких указателей, надписей или табличек. С виду это действительно был обычный, ничем не примечательный гараж, или, как выразился в сердцах Гэлбрайт, сарай. Но инспектор решил не торопиться с выводами и подошёл вплотную ко входу в это здание. Как только он потянулся было к медной ручке, за стеклом дверей загорелся свет, а затем за ними что-то звякнуло и раздался тихий щелчок. Гэлбрайт немедленно отпустил ручку и слегка попятился – в следующий момент дверь медленно открылась.

На пороге стоял молодой человек в белом халате, наброшенном поверх чёрной рубашки. Полицейский поднял голову – у незнакомца был желтоватый оттенок кожи, маленькие тонкие губы и зачесанные назад чёрные волосы. Азиат, тут же понял инспектор. Незнакомец посмотрел на Гэлбрайта, и в его узеньких и раскосых глазах появился блеск вежливого любопытства. В первый момент у Гэлбрайта даже промелькнула мысль, что он уже где-то видел это лицо – может быть, в каком-то фильме, – но он тут же отогнал эту мысль.

– Добро пожаловать, – почтительно произнес азиат и слегка склонил голову.

Инспектор не мог не заметить, что у его собеседника были проблемы с произношением буквы «Л» – вместо неё у азиата получалось «Р», из-за чего это его «добро пожаловать» прозвучало почти как «добро пожаровать».

– Я рад, что вы почтири наш скромный институт своим визитом, – подобострастно произнес незнакомец с ужасным акцентом. – Входите, вас ждут.

Торжественность, которая чувствовалась в словах этого азиата, только подчёркивала атмосферу абсурда, окружавшую Гэлбрайта в тот момент. Переступив порог, инспектор последовал за своим проводником, не имея ни малейшего представления о том, куда тот его ведёт. Они прошли по узкому и короткому коридору, после чего оказались в комнате, похожей на раздевалку, стены которой были выкрашены в не особо презентабельный и, что уж тут говорить, унылый серый цвет. Гэлбрайту сразу бросилась в глаза лестница, ведущая вниз, расположенная прямо напротив входа в это помещение. Справа от неё располагалась дверь лифта, рядом с которой стояла металлическая вешалка для одежды, на которой висело несколько белых халатов – точно таких же, как тот, который был на встретившем его азиате.

За этой одеждой Гэлбрайт не сразу заметил стоящего поодаль мужчину, который также был в халате. Присмотревшись повнимательнее, инспектор узнал в нём того самого седовласого специалиста, который этим утром навестил его в номере отеля «Стейт оф Сноу Лейк».

– Ого, так вот вы где! – раздался весёлый возглас этого мужчины.

Седовласый радостно помахал рукой, и полицейский увидел, как его лицо на мгновение расплылось в улыбке – казалось, что тот увидел старого друга, с которым не виделся много лет. Через секунду улыбка исчезла с лица мужчины и он перевёл взгляд на азиата, стоявшего рядом с инспектором, после чего подмигнул ему и слегка склонил голову в лёгком кивке. Азиат кивнул седовласому в ответ, после чего направился к лестнице. Гэлбрайт хотел было последовать за ним, но седовласый остановил его.

– Придержите коней, уважаемый, придержите коней, – сказал он, хлопнув в ладоши.

– Чем я могу быть полезен в этом месте? – спросил Гэлбрайт, с интересом глядя на специалиста.

– Мне хотелось бы сказать вам несколько слов, – собеседник, казалось, его не слышал. – Я уж боялся, что вы не придёте.

– Почему? – инспектор не понял, о чем говорил седовласый.

– Два месяца и восемь дней прошло с тех пор, как я вручил вам визитку, – ответил мужчина, подняв палец вверх.

Гэлбрайт был удивлён точностью, с которой его собеседник назвал время. Судя по всему, он никогда не жаловался на свою память. Кроме того, инспектор начал догадываться о том, что люди здесь действительно с нетерпением ждали его визита. Чем больше полицейский думал об этом, тем сильнее им овладевало смутное чувство тревоги. Чтобы отвлечься от него, Гэлбрайт решил сосредоточиться на предстоящем разговоре.

– Да, я не особо торопился, – уклончиво ответил он.

Не говорить же этому седовласому мужчине, что он на самом деле переместился во времени, сев в какое-то такси, – ибо это не только прозвучало бы глупо, но и могло навести учёного на мысль, что у инспектора не всё в порядке с головой.

– Хорошо, – специалист остался доволен таким ответом, – а теперь накиньте это.

С этими словами он снял с вешалки один из белых халатов и протянул его Гэлбрайту.

– С чего это ещё? – спросил полицейский, недоверчиво вертя в руках этот предмет одежды.

– Из гигиенических соображений, – ответил седовласый мужчина.

– Ха, вы боитесь, что я занесу микробы в ваш сарай? – набрасывая халат на плечи, ухмыльнулся инспектор.

Специалист, казалось, был оскорблен подобным выражением своего гостя. Он дёрнулся всем телом и бросил на Гэлбрайта укоризненный взгляд.

– Я понимаю, что вас не очень впечатлил фасад нашего института, но не спешите с выводами! – торопливо заговорил он.

– А где именно находится сам институт? – с любопытством спросил Гэлбрайт.

– Под землёй, – торжественно произнёс специалист.

Он указал рукой на лестницу, на верхних ступеньках которой в это время стоял, прислонившись к стене, тот самый азиат, который, собственно говоря, был первым, кого Гэлбрайт увидел в стенах этого странного места. Казалось, что азиат только и ждал знака седовласого, потому что он в ту же секунду отошёл от стены и, словно собираясь поклониться, слегка согнул свои колени, но в следующее мгновение тут же выпрямился и замер на месте.

– Макото-сан считает, что чем бриже черовек к ядру Земри, тем борьше его разум открыт для всеренской мудрости, – при этих словах в глазах азиата вспыхнул безумный огонек.

– Что за чушь он несёт? – спросил Гэлбрайт седовласого мужчину.

– Простите великодушно молодого господина Манабу за то, что он слишком боготворит своего учителя, – смущенно сказал специалист

– Меня не волнуют отношения между учеником и его учителем, – несколько грубо заметил Гэлбрайт. – Объясните мне в двух словах, что здесь происходит?

– В пылу своих чувств Манабу упустил из виду тот факт, – начал седовласый мужчина, – что Монтези решил скрыть свои разработки от посторонних глаз.

– Монтези? Макото? Кто все эти люди? – инспектора уже начинал раздражать этот старик со своим азиатским дружком.

– Пока мы будем спускаться, у нас с вами будет достаточно времени, чтобы ввести вас в курс дела, – специалист, казалось, не заметил недовольства инспектора.

После этих слов седовласый направился к лестнице, а его спутник-азиат – теперь выяснилось, что он был японцем – последовал вслед за ним. Гэлбрайт молча посмотрел им в спину и решил направиться к лифту.

– Нет-нет-нет, – крикнул ему седовласый, – попрошу вас следовать за нами!

– Но почему бы нам просто не воспользоваться лифтом? – спросил Гэлбрайт, всё же убирая руку с кнопки вызова.

– К вашему сведению, наш институт расположен на такой большой глубине, – начал специалист тоном музейного искусствоведа, – что во время поездки на лифте ваш мозг рискует не справиться с быстрой сменой давления.

– Ну и в чём тут дело? – на инспектора это заумное оправдание не произвело ровно никакого впечатления.

– Да в том, что вы, мой уважаемый и нетерпеливый друг, просто потеряете сознание прямо в его кабине, – с явной издёвкой произнес седовласый.

– Вы мне что, угрожать вздумали? – невольно насторожился полицейский.

– Угроза – оружие трусов, – надувшись от важности, вмешался в разговор японец. – Макото-сан всегда говорир, что черовек обязан...

– Запомните – у меня нет никаких обязательств перед вами двоими, – справедливо перебил его Гэлбрайт.

После этих слов инспектор отошёл от лифта и встал рядом со своими собеседниками. Перед ним открылся вид на винтовую лестницу, уходившую глубоко в круглую бетонную шахту. Её ступени освещались редкими жёлтыми диодами, подвешенными на алюминиевом проводе, который был протянут над перилами лестницы. Конец этой стальной спирали терялся в темноте, из которой не доносилось ни единого звука. При виде этого глубокого спуска вниз по спине полицейского пробежал холод – за всю свою сознательную жизнь он никогда не видел такой большой глубины. Гэлбрайт почувствовал, как у него непроизвольно задрожали руки, и он с трудом сдержался от того, чтобы не поддаться порыву страха и не броситься прочь, то-есть к выходу из этого места.

Он посмотрел на седовласого – тот, казалось, не испытывал совершенно никакого дискомфорта, спокойно глядя вперёд. Затем инспектор повернулся к японцу – тот смотрел на Гэлбрайта с любопытством, и его глаза, казалось, говорили ему «Что, испугались? Это урок для вас, чтобы не грубили ученым!».

– Ну что, в путь? – бодрым тоном сказал специалист.

С этими словами он ухватился одной рукой за железные перила и начал неторопливо спускаться вниз по лестнице. Японец последовал за ним. Гэлбрайт не спешил идти за ними и облокотился на перила.

– Эй, подождите секунду, – тихо сказал он им вслед.

Седовласый, казалось, не слышал его и продолжал идти, и только его желтолицый спутник оказал гостю услугу, слегка откинув голову назад и странно посмотрев на Гэлбрайта, скосив глаза.

– Пообещайте мне, что по окончании этой экскурсии я вернусь обратно целым и невредимым, хорошо? – с неожиданной мягкостью попросил его инспектор.

– Не волнуйтесь, – раздался голос специалиста, – вы наш гость, и поэтому мы ни в коем случае не имеем права желать вам зла.

Японец же не сказал ни слова, лишь поманил инспектора пальцем и, отвернувшись от него, продолжил свой путь. Гэлбрайт, несколько опечаленный этими словами, пожал плечами и послушно последовал за ними обоими. В воздухе шахты, в которой находилась лестница, висел слегка затхлый подземный запах – что-то среднее между запахом плесени и гари. Любопытно, что чем ниже они спускались, тем теплее становился воздух.

– Пожалуйста, не топайте! – внезапно крикнул седовласый.

Инспектор только сейчас осознал, что всё это время его спутники молча шли по металлическим ступеням, в то время как он, в своих лоферах, и в самом деле очень отчетливо топал. Гэлбрайт посмотрел на пятки идущего перед ним японца и не смог удержаться от улыбки – на босых ногах молодого человека были резиновые шлёпанцы, очень похожие на те, которые носят загорающие на пляже туристы. Подобная обувь настолько диссонировала с белым халатом учёного, что инспектор не смог удержаться от того, чтобы не прокомментировать это вслух.

– Забавный у вас здесь дресс-код, – сказал он, пытаясь замедлить шаг.

– Вы говорите о тапочках? – спросил его седовласый мужчина, продолжая спускаться. – Мы бы и вам их предложили, но подумали, что вы начнете жаловаться.

– Но почему именно шлёпанцы? – спросил Гэлбрайт через голову молчащего японца.

– Ноги дышат, а также топанье не мешает разговору, – спокойно ответил специалист.

Гэлбрайт наконец справился со страхом, охватившим его пару минут тому назад. Теперь вся эта ситуация казалась ему забавной до такой степени, что он был почти уверен в том, что это происходило в каком-то комедийном фарсе.

– И что вы хотите мне сказать, господин... – инспектор хотел дождаться, пока учёный назовет ему себя.

– Зовите меня просто специалистом, – ответил седовласый.

– Что ещё за конспирация? – инспектор почувствовал подвох.

– Мы, учёные, народ скромный, – загадочно сказал специалист, – поэтому имён у нас нет.

– Торько когда черовеку удается добиться успеха, он имеет право пубрично называть себя, – внезапно заговорил японец, до этого хранивший молчание.

– Хм... – Гэлбрайт нахмурился. – Подождите, а как же Манабу? – он вспомнил имя азиата.

– Господин Манабу имеет репутацию первого помощника своего учителя, – ответил специалист, – и он достоин того, чтобы к нему обращались по имени.

– Значит ли это, что вы недостойны? – полицейский изумился такой несправедливости.

– Я всего лишь исполнитель, о котором никто никогда не упомянет, – печально сказал седовласый. – Подобно музыканту в оркестре, ведь слушатели сначала говорят о композиторе, затем о дирижере, но никого не волнует личность того, кто сам издаёт звуки музыки.

В словах специалиста было зерно истины, но Гэлбрайту это всё равно казалось недостаточным оправданием того факта, что человек, который вчера утром – а на самом деле два месяца тому назад – нанёс неожиданный визит инспектору, и при всём этом продолжает скрывать от полицейского свое имя.

– Сколько нам ещё идти? – спросил Гэлбрайт специалиста.

– Лучше не спрашивайте об этом, – уклончиво ответил тот.

Это означало, подумал инспектор, что институт действительно был расположен довольно глубоко под землей. Странно, очень странно – зачем так тщательно скрывать от человеческих глаз то, что относится к компьютерным технологиям?

– Тогда не могли бы вы рассказать мне о том, кто этот Монтези, о котором вы упомянули? – снова задал вопрос инспектор.

– Pourquoi pas? – воскликнул седовласый мужчина по-французски. – Это именно то, что входит в нашу программу для ввода начинающих в курс дела.

– Любопытно, и скольких людей вы смогли наставить на путь истинный? – саркастически заметил полицейский.

– Пока ни одного, вы первый, кто удостоирся такой чести, – снова подал голос японец.

Шагая позади своих спутников, Гэлбрайт быстро понял, почему ему выпала честь стать первым гостем этого института – дело в том, что мало кому захотелось бы спускаться глубоко под землю, вдыхая спёртый воздух и стараясь не покатиться кубарем с винтовой лестницы. У инспектора возникло ощущение, что он спускается в Марианскую впадину или, не дай Бог, туда, где происходили действия «Божественной комедии» самого Данте...

– Монтези был инженером-конструктором, – тем временем начал специалист, – который со школьных времён лелеял идею создания вечного суперкомпьютера.

– Что-что? – переспросил Гэлбрайт, не веря своим ушам.

– Вечном в том смысле, – словно делая сноску, сказал седовласый, – что интегральные схемы, составлявшие основу машины, не изнашивались бы со временем.

– Конечно, при собрюдении усровий экспруатации, – нравоучительно вставил японец.

– Господин Манабу прав, суперкомпьютер не протянул бы и дня, если бы его поставили под дождем, но кому может прийти в голову идея подобного акта вандализма? – согласился с собеседником специалист.

– Ну, да... – тихо сказал Гэлбрайт.

– В общем, – продолжил рассказ седовласый мужчина, – Монтези, будучи ещё в студенческом возрасте, переехал из своего родного Чили в Англию, и в её столице он быстро наладил связи с заинтересованными в этом людьми.

– Вы хотите сказать, что в Лондоне нашлись какие-то наивные производители комплектующих, которые поверили на слово какому-то южноамериканскому студенту и выполнили все его безумные прихоти? – недоверчиво переспросил инспектор.

– Это невероятно, но факт, – кратко сказал специалист.

– Зачем, скажите на милость, этому Монтези понадобилось рыть эту шахту? – Гэлбрайт всё ещё не мог принять слова своего собеседника за чистую монету.

– Холодная война, – столь же лаконично ответил специалист, – Монтези не хотел, чтобы спецслужбы вмешивались в его работу.

Ну да, подумал полицейский, это же так очевидно... Но всё жё, как получилось, что проект такого масштаба остался неизвестным широким массам? Для Гэлбрайта это было не меньшей загадкой, чем тот факт, что он сам каким-то образом совершил путешествие во времени.

– Адриан Монтези со своими подопечными, – продолжил седовласый, – за пару лет создал прототип суперкомпьютера. Разработка велась непосредственно под землёй – специально для этих целей там были возведены мастерские, в которых собирались микросхемы, блоки памяти и остальные компоненты.

– Звучит как фрагмент из какой-то фантастической истории, – не удержался Гэлбрайт.

– Обрасть науки, в которой мы работаем, обычному черовеку всегда кажется научной фантастикой, – поспешил вставить слово японец.

– Именно поэтому я стараюсь не использовать в своей речи термины, которые вам в любом случае были бы непонятны, – отметил специалист.

– Спасибо на добром слове, – саркастически ответил инспектор.

– Самая первая программа, которая была записана в память компьютера, – сказал седовласый мужчина, – было чрезвычайно примитивной, тогда ещё не могло быть и речи о том, чтобы симулировать наш мир.

– А теперь, значит, он уже может его симулировать? – их гость не смог удержаться от ухмылки.

– Не забегайте слишком далеко вперёд! – строго сказал специалист.

Гэлбрайт истолковал это замечание как положительный ответ на свой риторический вопрос. Что ж, это довольно любопытно, подумал он.

– Адриан Монтези в конце концов достиг своей цели и компьютер смог функционировать вечно и без остановок, – торжественно произнес седовласый мужчина.

– А в дальнейшем, я так понимаю, он унёс свой секрет вместе с собой в могилу? – пошутил Гэлбрайт.

– Побойтесь неба, Монтези жив! – в благоговейном страхе воскликнул специалист.

– Ладно, я пошутил, – успокоил собеседника инспектор.

– Изобретатель был так воодушевлён своим успехом, – продолжил седовласый мужчина, – что по окончании тестового запуска компьютера он немедленно помчался в Ведомство интеллектуальной собственности Соединенного Королевства, где тут же зарегистрировал товарный знак «Мон-Тек», что было сокращением от «Монтези Текнолоджис».

– Как-то этот его поступок не вяжется с тем, как он, по вашим собственным словам, скрывал до этого свои разработки от спецслужб, – заметил несоответствие Гэлбрайт.

– Эйдориан Монтеши быр очень странным гайдзином, – начал оправдываться японец, – и никто не мог понять, что творирось у него в горове.

– Почему вы оба говорите о нём в прошедшем времени? – не удержался от вопроса их гость.

– Сейчас узнаете, – сказал специалист. – Когда Монтези зарегистрировал торговую марку, он выступил на международном конгрессе. Единственным, кто заинтересовался изобретением этого чилийца, был японский профессор Макото Шугарами.

Гэлбрайт не мог отделаться от мысли, что, по-видимому, все остальные ученые, присутствовавшие на том конгрессе, посчитали этого южноамериканского инженера сумасшедшим и не поверили ни слову из его рассказа о вечном суперкомпьютере. Да и кто бы мог поверить в подобную ерунду...

– У Макото-сана есть теория, – с энтузиазмом начал японец, – что компьютерное программирование подобно обучению черовека, когда резурьтатом доржна быть не машина, выпорняющая зароженную в нее программу, но искусственный интеррект, который может думать сам по себе, без вмешатерьства оператора.

– Что ж, сильно сказано, – невольно похвалил Гэлбрайт молодого собеседника.

– Увы, на родине у Макото-сана быра прохая репутация, ибо учёные презирари его и относирись к его мысрям как к пустой бортовне, – продолжил с ужасным акцентом азиат свой рассказ.

– Хм, типичная история о непризнанном гении, – пробормотал полицейский.

– И поэтому, когда профессор узнар о творении Эйдориана Монтеши, он сказар, что с этим гайдзином он наконец-то сможет вопротить в жизнь свою мечту о создании искусственного мира, – сказав это, японец начал тяжело дышать, словно в божественном благоговении, хотя возможно это были всего-лишь признаки усталости ввиду долгого спуска по спиральной лестнице.

Было что-то странное в этом союзе чилийского инженера и японского программиста... Но таков мир, и раз уж две души нашли друг друга, то Гэлбрайту было бессмысленно спорить с этим.

– В качестве демонстрации своих возможностей профессор Макото показал Монтези прототип своей программы, которая на основе введенной в неё информации выдавала в ответ вполне осмысленные предложения, – специалист взял инициативу рассказчика на себя.

– Подобно тому, когда ребёнок повторяет действия взросрого, – объяснил его спутник-азиат.

– Вы хотите сказать, что какой-то неизвестный мне японский профессор развил модель фон Неймана и добился в этом невиданных успехов? – спросил Гэлбрайт.

– Неизвестность – понятие относительное, – заметил седовласый. – Вы знаете, кто такой Томас Кайт Шарплес?

– Пф-ф, откуда мне знать? – полицейский не понял намека.

– А ведь если бы вы интересовались компьютерами, то вам было бы известно, что это был главный программист электронного числового интегратора и вычислителя, – наставительным тоном произнёс специалист.

– Ладно, я понял, – сдался Гэлбрайт перед этой длинной и заумной фразой.

На пару минут воцарилось молчание. Все трое – инспектор, седовласый мужчина и японец – продолжали спускаться по плохо освещенной винтовой лестнице, и казалось, этому спуску не будет конца. Гэлбрайт с удивлением отметил, что за всё это время он ни разу не запыхался – очевидно, движение по спирали практически не давало нагрузки на ноги.

– Программа профессора Макото так восхитила Монтези, – через три минуты продолжил седовласый мужчина, – что тот, недолго думая, назначил японского профессора на должность главного программиста своего суперкомпьютера.

– Макото-сан взяр с собой штат своих сотрудников, среди которых был и ваш покорнейший сруга Манабу, – с достоинством произнёс японец.

– В течение двух месяцев, – рассказывал специалист, – команда японских программистов усердно работала, не покладая рук, и по итогу продемонстрировала свою работу Монтези.

– Эйдориан Монтеши быр так поражен беспрецедентными открытиями моего учитеря, – немедленно вмешался его спутник-азиат, – что он прекронирся перед его гением и передар ему весь проект.

– Но куда по итогу он всё-таки делся? – задал вопрос Гэлбрайт.

– Монтези в итоге покинул «Мон-Тек», – сказал специалист, – но перед уходом он попросил профессора об одолжении.

– И каком же именно? – не унимался инспектор.

– У него было две просьбы, – продолжил седовласый, – чтобы штат работников полностью забыл о его персоне и заодно сменил торговую марку.

– И каковы же были успехи? – полицейский был удивлен такими требованиями чилийца.

– «Мон-Тек» был перерегистрирован под новым названием «Институт компьютеризации имени Макото», – произнес седовласый уже знакомое Гэлбрайту слово.

– Но, как бы этому гайдзину не хотерось, никто из нас не забыр об Эйдориане Монтеши, – вставил слово японец.

Ну, конечно, подумал Гэлбрайт, в конце концов, тот факт, что этот человек создал технологию, которая может работать вечно, гораздо важнее, чем какая-то программа, записанная в суперкомпьютер.

– Он действительно ушёл по своей собственной инициативе? – возникли подозрения у полицейского.

– Макото-сан рично уморяр Эйдориана Монтеши не бросать своё детище, но гайдзин был непрекронен, – словно оправдываясь, сказал азиат.

– Ладно, и что было дальше? – инспектор проигнорировал это объяснение.

– Когда коллектив института был возглавлен Макото Шугарами, – специалист снова заговорил, – все участники приступили к работе над созданием «Ящика Макото» – именно так называл свое творение сам профессор.

– И что программисты клали в этот ящик? – иронично спросил Гэлбрайт.

– В блоки памяти суперкомпьютера начали заносить всевозможную информацию, – начал перечислять седовласый мужчина, – начиная от таких наук, как алгебра или философия, и заканчивая такими мелочами, как цены на билеты в Африку или список лучших духов для молодых девушек.

– Никогда не слышал подобного вздора, – сказал инспектор, – зачем, спрашивается, забивать суперкомпьютер всякой ерундой?

– Макото-сан хотер, – начал японец, – чтобы компьютер распорагар таким коричеством информации о нашем мире, чтобы создать на её основе свою собственную виртуарьную копию.

Гэлбрайт подумал о том, что эта идея была весьма схожа с греческом мифе о Сизифе, ведь, в конце концов, мир, который окружает людей, состоит из такого множества мелочей, что на сбор одной только этой информации должны уйти десятилетия. Но пути учёных неисповедимы... Инспектор даже решил, что у профессора Макото, по-видимому, были какие-то проблемы со здоровьем, которые не могли позволить ему зачать наследника, и именно поэтому профессор решил создать своеобразного электронного ребёнка из реле и строчек кода.

В тот момент, когда эта мысль пришла в голову Гэлбрайту, ему в глаза внезапно ударил яркий свет. Полицейский тут же остановился и невольно заслонился руками от света.

– А вот и наш институт, – услышал он торжественный голос седовласого.

До ушей инспектора донеслись далёкие крики и чьи-то весёлые переговоры, но он не мог разобрать слов – люди говорили на непонятном ему языке. Через несколько минут его глаза, привыкшие к темноте, приспособились к белому свету люминесцентных ламп, висевших на потолке, и постепенно Гэлбрайт начал различать окружающий его интерьер.