Текст книги "Башни Латераны 3 (СИ)"

Автор книги: Виталий Хонихоев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

Глава 20

Тяжелая пехота Вернера сражалась с упрямством обреченных. Сам капитан уже испустил дух, на руках у Бенедикты, ранение оказалось тяжелее чем казалось… впрочем Лео об этом сейчас не думал. В свое время тяжелая пехота смогла доказать на полях сражений что она может противостоять даже таранному удару рыцарской конницы. Даже огню магов, стоящих на хорошей позиции. Чему угодно. Но только при одном условии, при условии, что гребаная пехтура удержит строй. Строй – это жизнь. Пока они стоят в строю – они могут победить, могут выжить. Но как только строй развалится – все. Так что Лео сейчас не думал о капитане Вернере или Сестре Бенедикте. Не думал ни о чем. Он был занят другим. Навалиться на копье. Выдернуть его назад, не создавая слабину в строе. Два-два шаг, сделать два шага назад, чувствуя товарищей слева, справа и спереди как единый организм.

За то время, что прошло после побега из Вардосы Лео Штилл научился полагаться в бою только на себя самого. Когда-то, давным-давно, когда мир казался таким большим и чудесным местом, когда он был просто сыном корабельного плотника, которому повезло попасть в Академию по так называемой королевской квоте – его учили биться в строю. Учил Курт Ронингер, командир роты наемников, так называемых «Черных Пик». Учил Бринк Кожан, чертов ублюдок обожающий делать больно.

Но с тех пор утекло немало воды и Лео привык полагаться только на себя. В темных переулках Тарга можно было надеяться только на себя и свой клинок.

– Барра! – кричит он вместе со всеми, наваливаясь на копье. Копье стало скользким в руках, приходилось сжимать древко сильней, он искренне надеялся, что это пот. Надо было надеть перчатки, запоздало пожалел он, их же на земле куча валялось… но одно дело надеть шлем и кольчугу павшего, взять у него копье… и совсем другое – еще теплые перчатки. Тогда он то ли забыл, то ли не решился… а сейчас перчатки ему бы пригодились.

Гребаная пехтура. Слева, справа, впереди – люди. На самом деле у тебя не так много свободы, все что ты можешь – это навалиться вместе со всеми, сделать выпад на длину своих рук, почувствовать врага через древко. Никакого маневра, ни вправо, ни влево, если ты увидишь свою смерть прямо перед собой, то не сможешь отступить. В полноценной роте пикинеров строй был минимум пять человек в глубину, первыми стояли щитоносцы, вторая шеренга – рубаки с двуручными мечами, топорами на длинных ручках и алебардами с крюками, за ними – три шеренги с трехметровыми пиками. И перед ними можно было еще вкопать деревянные колья – если ожидалась кавалерийская атака.

Пять шеренг в глубину… если в жарком бою кого-то убивали в центре строя, то бедняга порой так и оставался стоять, поддерживаемый товарищами со всех сторон.

– Барра! – еще один удар, пот застилает глаза, он непривычен к такой нагрузке, к такому бою… все что ему нужно сейчас – это не упустить момент. Тот самый момент, когда нужно будет подать волевой импульс в татуировку на животе, спасибо магистру Шварц, она настояла на портативном круге. Некроманту не нужны магические круги в три метра и подготовка на чтение заклинания… это даже и не заклинание, если так смотреть, а скорее – обращение к павшим. Затраты маны смехотворны по сравнению с боевыми магами и заклинаниями, бьющими по площади, выжигающими проходы в рядах противника и разрушающими стены и башни замков при осаде… но даже так его ресурсов хватит только на один раз.

Один раз поднять мертвых и не более. У него нет даже Первого Круга, его запас мал, у него всего один шанс. Подождать пока не падут четыре пятых отряда. Пока не останется одна пятая. Каждый павший на короткое время будет более эффективен чем живой. До тех пор, пока не выжжет себя изнутри окончательно он не устанет, не отступится, не испугается. Представьте себе воина, который вдруг перестает испытывать усталость и для которого нет будущего. Как бы ты сражался, зная, что уже умер? Говорят, что лучшие наемники из Гельвеции так и сражаются – считая себя уже мертвыми. Они никогда не сдаются в плен, при захвате Альберио в свое время одна сотня таких наемников стояла против десяти тысяч нападавших, и никто не дрогнул и не сдался в плен. Они стояли целый день, дав возможность Патриарху бежать из Альберио. Все до единого полегли в том бою.

Жалко, что тогда среди них не оказалось некроманта, подумал Лео, подавая копье назад и делая два шага вместе со строем, иначе они могли бы и победить…

Он оглядывается по сторонам, позволив себе не подавать копье вместе со всеми в этот раз. Сколько всего уже погибло? Сколько еще на ногах? В каком состоянии Сестры Дознания? Они ему нужны, без них отец Северин снова накинет Пелену Майи, и хотя мертвым на Пелену плевать, он не может отпустить их без команды, как тот раз в монастырском дворе. Тогда Альвизе, Лоренцо и Беатриче просто повезло что они без сознания валялись, иначе бы мертвецы и их бы убили, у мертвых нет союзников, только хозяин. И то… ненадолго.

Он оглядывается по сторонам. Нет, думает он, еще рано. Слишком много людей на ногах, слишком много еще живых, да они на грани, да им тяжело, но это тяжелая пехота Инквизиции, и для таких как они это – обычный вторник. Надо ждать…

– Держать строй! – бьет по ушам выкрик лейтенанта, а потом демон ударяет ему в грудь, проламывая кирасу внутрь, и он отлетает назад, строй тут же смыкается над ним, выставляя щиты и пики, но уже ясно что после такого удара он не жилец.

Каре больше нет, это скорее кольцо людей, пятящихся назад и толпящихся вокруг центра, в котором находятся Сестры. Монашки периодически помогают заклинаниями, но и золотистый свет с небес и огненные сгустки становятся все реже и реже…

Надо ждать, думает Лео, надо ждать… рано, еще рано… у него всего один козырь в рукаве и если этот козырь не побьет все остальное… нет, ему лучше даже об этом не думать.

Строй все-таки рухнул. Двое щитоносцев, державшихся на чистом упрямстве, упали. То ли от усталости, накопившейся за время боя, то ли поскользнулись на залитой кровью стеклянной массе Скальной Чаши, то ли еще почему-то… это было уже неважно…

Ничто не важно, когда строй тяжелой пехоты разваливается. Ноги подкосились, руки разжались, и они осели на стеклянную землю, как марионетки с обрезанными нитями. Щиты с грохотом покатились в стороны, и в стене обороны образовалась брешь шириной в два человека.

Демон – тот самый, обгоревший, с почерневшей плотью и запёкшимися ртами – ударил в эту брешь прежде, чем кто-то успел её закрыть.

– Сомкнуть строй! – заорал какой-то сержант, но смыкать было некому и нечем. Слишком мало людей осталось на ногах, слишком велика была дыра в обороне, и тварь прорвалась внутрь кольца с лёгкостью, от которой у Лео похолодело в груди.

Он видел это словно со стороны, замедленно и чётко, как бывает в моменты смертельной опасности, когда разум отказывается принимать происходящее за реальность. Демон – восемь рук, пять ртов, тело, сшитое из десятка паломников – оказался в центре их построения, среди раненых, которых не успели вынести, среди мёртвых, которых не успели оплакать, среди Сестёр, которые уже не могли защитить себя.

Время замерло, погребая всех в себе словно мушек в янтаре, все замерли на середине движения и Лео увидел, как ворвавшийся внутрь строя Демон безошибочно и медленно повернулся к Бенедикте.

Та стояла над телом капитана Вернера – неподвижным телом человека, которого пыталась спасти и не смогла. Не отступила, не побежала, не закричала – просто стояла, глядя на приближающуюся смерть снизу вверх, и в её глазах Лео не увидел страха. Только бесконечную усталость и что-то похожее на тихое принятие неизбежного.

– Lux Aeterna… – начала она, поднимая руку в благословляющем жесте. Демон занёс для удара сразу три лапы – две слева, одну справа, так что увернуться было бы невозможно, даже если бы Бенедикта попыталась.

Нет. Мысль возникла в голове Лео сама по себе – простая и ясная, как удар колокола в пустом храме.

Не сейчас. Не так. Он не думал о последствиях. Не думал о кострах Инквизиции, на которых сжигали таких, как он, не думал о допросах и пытках, которые неизбежно последуют, не думал о том, что случится потом, когда выжившие поймут, что именно он сделал. Всё это было потом, а потом – это другая жизнь, другой Лео, другие проблемы. Сейчас существовало только три вещи: демон, Бенедикта и выбор, который он должен был сделать.

Он отдал команду. Магический круг, вытатуированный на коже много месяцев назад в подвале дома магистра Шварц, вспыхнул под кожей невидимым для посторонних глаз огнём. Лео чувствовал его жар, чувствовал, как линии узора наливаются силой, как раскрывается канал между ним и тем, что лежало вокруг – неподвижное, остывающее, ждущее.

Обращение к павшим. Не заклинание в привычном понимании – некромантия вообще плохо укладывалась в рамки академической магии. Скорее приглашение. Просьба. Приказ.

Встаньте. Вы все еще нужны. Встаньте. Вы не отдали все свои долги, ваши души уже на том свете, в Вечном Покое Архангела или в Преисподней, но ваши тела… все еще нужны.

Лапы демона обрушились вниз – и остановились в дюйме от лица Бенедикты. Рука, отразившая удар, была уже мёртвой. Это была рука капитана Вернера.

Серая кожа, пальцы, сжимающие древко копья с силой, которой никогда не бывает у живых людей, потому что живые берегут свои мышцы и сухожилия, а мёртвым беречь уже нечего. Левая рука. Потому что правой у этого тела больше не было – демон оторвал её два часа назад, в самом начале боя. Потому что обломком кости правой – он упирался в древко, не давая сдвинуть его с места… прием, который не смог бы выполнить ни один живой человек, не потеряв сознание от боли.

Он стоял между тварью и женщиной, которая пыталась его спасти. Он не говорил, потому что мёртвые не говорят. Не кричал «Барра!», как кричал при жизни, поднимая боевой дух своих солдат. Он держал древко копья, принимая на него чудовищную силу демонического удара – молча, неподвижно, с пустыми глазами, в которых не осталось ничего человеческого. А потом, когда тварь на мгновение замешкалась, он ударил сам – остриём копья прямо в узел, в то самое место, где сходились сшитые тела, куда он сам учил бить своих солдат.

Он знал, куда целиться. Он сам обнаружил эту слабость и теперь мертвец, который когда-то был капитаном – тоже знал это.

Бенедикта отшатнулась назад, споткнулась о чьё-то тело и едва не упала. Её глаза – огромные, неверящие, полные ужаса, какого Лео не видел в них даже когда демон заносил над ней лапы – метнулись к лицу капитана. Вернер не повернулся к ней, потому что мёртвые не отвлекаются на живых. У них есть только приказ и цель, а всё остальное перестаёт иметь значение.

Вокруг поднимались другие. Некоторые рывком, как капитан, некоторые – медленно, тяжело, словно продираясь сквозь невидимую преграду между смертью и подобием жизни. Солдат с располосованной грудью, тот самый, что умер на руках у Бенедикты, пока она шептала ему слова надежды, оторвал спину от залитой кровью земли и сел, а потом начал подниматься на ноги. Лейтенант с проломленной кирасой, тот, что командовал после ранения Вернера, перекатился на бок и упёрся руками в стекло. Ещё один солдат, ещё, ещё – они поднимались один за другим, с разных сторон, с разными ранами, но с одинаково пустыми глазами.

Они не стонали и не кричали, потому что боль – это для живых. Просто вставали, находили оружие – своё или чужое, какое попадалось под руку – и шли туда, куда направлял их Лео.

Пятнадцать тел. Двадцать. Он чувствовал каждого из них, как человек чувствует пальцы на собственной руке – не нужно смотреть, чтобы знать, где они находятся и что делают.

Живые солдаты – те, что ещё оставались на ногах – отшатнулись в стороны, ломая остатки строя. Кто-то выронил копьё, и оно с дребезжащим звуком покатилось по стеклянной земле. Кто-то начал молиться, быстро и сбивчиво бормоча слова, которые должны были защитить от зла. Кто-то просто стоял и смотрел, не в силах поверить собственным глазам.

– Что за… – начал один из солдат, но голос сорвался на хрип, и он не закончил. Мертвецы прошли сквозь толпу живых – мимо, не задевая, не обращая внимания, словно тех не существовало вовсе – и молча ударили в демонов, которые всё ещё кружили вокруг разрушенного строя.

Вернер еще раз ударил наконечником копья обгоревшую тварь, ту самую, что пыталась убить Бенедикту. Копьё входило в узел снова и снова – раз, другой, третий – с монотонностью кузнечного молота. Мёртвый капитан не уставал, потому что усталость – это для живых. Не боялся, потому что страх – это тоже для живых. Не отступал, потому что инстинкт самосохранения умер вместе с ним два часа назад. Копье сломалось, и Вернер ударил в узел острым обломком, оставил его там и подобрал еще одно с земли. Туда же вонзились другие копья – молча, сосредоточенно.

Демон попытался отмахнуться от назойливого противника и содрал Вернеру половину лица одним ударом когтистой лапы. Капитан даже не замедлился, хотя теперь с его черепа свисали лоскуты кожи, и обнажённая кость белела в свете безжалостного солнца Пустошей. Он продолжил бить – в узел.

Тварь развалилась на части, и эти части уже не срослись. Остальные мертвецы работали так же – молча, методично, неостановимо, как машины. Они не защищались и не уклонялись от ударов, потому что защита – это для тех, кто хочет выжить. Просто шли вперёд и били в узлы, раз за разом, пока демоны не разваливались на части.

Один из мертвецов – тот самый солдат с располосованной грудью, которого Лео видел умирающим на руках у Бенедикты – потерял правую руку, когда демон оторвал её одним движением, словно крыло мухе. Солдат даже не замедлился: левой рукой он подобрал копьё павшего товарища и продолжил идти вперёд.

Лео стоял в центре побоища, закрыв глаза, потому что так было легче концентрироваться. Мертвецы ненавидят живых, так говорят все учебники, но они врут. У мертвецов на самом деле нет ненависти. Они слушаются приказов, а еще обычно делают то, что делали при жизни. Домохозяйка будет убираться в доме. Жрица любви – продемонстрирует свое тело. Моряк начнет проверять такелаж. Вот только… никого не интересовали домохозяйки и моряки. Впрочем даже домохозяйке можно послать мысленный импульс с командой убивать, но у нее это не получится так эффективно как у людей, которые всю свою сознательную жизнь посвятили тому, чтобы научиться делать это как можно лучше.

Поэтому самое важное сейчас – это направить поднятых мертвецов. Если не направлять, то они начнут убивать всех вокруг и начнут с тех кто ближе… со своих.

Второй демон развалился под ударами пяти мертвецов, атаковавших его со всех сторон. Третий продержался дольше – успел убить двоих из поднятых, прежде чем копья нашли его узел. Четвёртый попытался бежать, но мёртвые не знают усталости, и они догнали его прежде, чем он успел отойти на двадцать шагов.

Живые солдаты Инквизиции смотрели на происходящее молча, не двигаясь, не пытаясь помочь. Они просто стояли и смотрели, как их мёртвые товарищи – те, с кем они делили хлеб и воду, с кем шли через Пустоши, за кого молились – заканчивают работу, которую живые не смогли завершить.

Пятый демон рухнул. Шестой. Вернер к этому моменту мало напоминал человека. Он потерял не только половину лица, но и левую ногу ниже колена – какая-то из тварей откусила её, когда капитан оказался слишком близко к многочисленным ртам. Но он продолжал двигаться, волоча себя по стеклянной земле на руках, потому что у него оставалась цель, и эта цель была ещё жива. Последний демон – самый крупный, сшитый из дюжины тел – навис над ползущим телом, явно намереваясь покончить с ним. Но когда тварь наклонилась, Вернер ударил снизу вверх, вложив в этот удар всё, что осталось от его разрушающегося тела. Копьё вошло точно в узел под грудной клеткой демона, туда, где сходились все сшитые тела, и тварь замерла на мгновение, а потом начала распадаться – медленно, как гнилое дерево, рассыпающееся от прикосновения.

Последний демон рухнул на стеклянную землю Пустошей и больше не поднялся. Тишина, наступившая после этого, была оглушительной. Ни криков, ни лязга стали, ни воя демонических глоток – только ветер, только хриплое дыхание выживших, только стук собственного сердца в ушах.

Мертвецы – остановились. Замерли в ожидании новой команды. Новой цели. Их головы повернулись к живым и по остаткам строя пробежала легкая дрожь, кто-то громко сглотнул, снова поднялись щиты. Впрочем, все знали, что если мертвецы сейчас набросятся на остатки сотни, то у живых не будет и тени шанса.

Лео открыл глаза. Стеклянная поверхность Скальной Чаши, ещё утром сверкавшая на солнце как гигантское зеркало, теперь была залита кровью – чёрной демонической и красной человеческой, смешавшимися в бурые разводы. Тела лежали повсюду: изломанные, изуродованные, в помятых доспехах и разорванных рясах. Кое-где валялись отдельные куски – рука в латной перчатке, нога в сапоге, чья-то голова с застывшим выражением ужаса на лице. Щиты, копья, мечи – оружие было разбросано по всей площади, словно великан опрокинул ящик с игрушечными солдатиками и растоптал их в приступе гнева. Демоны – вернее, то, что от них осталось – лежали тёмными грудами развалившейся плоти. Десять куч гниющего мяса, уже начинавшего дымиться под безжалостным солнцем Пустошей. Сладковатый запах разложения мешался с медным привкусом крови и чем-то ещё, чему Лео не знал названия – так пахла демоническая кровь, и от этого запаха сводило скулы.

Мертвецы стояли неподвижно, в подобие строя, держа копья вертикально над собой. Сорок три тела – Лео чувствовал каждого, как чувствуют собственные пальцы. Сорок три солдата Инквизиции, павших в бою и поднятых его волей. Кто-то ещё напоминал человека – стоял ровно, сжимая оружие, глядя перед собой пустыми глазами. Кто-то был изуродован до неузнаваемости – без рук, без ног, с развороченными грудными клетками, но всё ещё двигался, всё ещё ждал приказа. Капитан Вернер лежал там, где упал, в двух шагах от развалившегося демона, но даже лёжа он сжимал обломок копья, и Лео чувствовал, что тело готово ударить снова, стоит только приказать.

Живых осталось больше – может, пятьдесят, может, чуть меньше. Они стояли кучкой в центре того, что когда-то было строем, тяжело дыша, опираясь на копья, друг на друга, на что угодно, лишь бы не упасть. Лица серые от усталости и пыли, глаза – пустые, как у их мёртвых товарищей.

Сёстры Дознания выглядели не лучше. Мать Агнесса стояла, опираясь на обломок древка копья обеими руками, и казалось, что если она отпустит – упадёт. Её лицо было белым как пергамент, под глазами залегли чёрные тени, губы потрескались и кровоточили. Она выжгла себя до дна – четыре огненных удара, десятки благословений, часы непрерывного напряжения. При этом – она не огневик. Любой маг на её месте уже лежал бы без сознания, но Мать-Настоятельница держалась на чистом упрямстве.

Была бы тут магистр Шварц, подумал Лео, она бы сожгла демонов не моргнув глазом, ей даже чертить магический круг не понадобилось бы, она бы его просто выжгла у себя под ногами, он такое уже видел. Но… ее рядом нет. Потому что такие как эти – в черно-красных рясах арестовали ее и бросили в подземелья, лишили титула, имущества и человеческого достоинства. Распяли ее на дыбе. Как сказала Сестра Бенедикта? Чего только не расскажут люди на пыточном станке? Очень смешно…

– Некромант. – голос Агнессы был хриплым, сухим как жар пустыни вокруг. Она выпрямилась и уперла свой взгляд в него. Это не было вопросом.

Живые солдаты – те, что ещё держались на ногах – зашевелились. Поднялись щиты, нацелились копья. Полсотни измотанных, израненных людей против одного человека. При других обстоятельствах исход был бы очевиден.

Но все видели, как сорок три мертвеца медленно повернули головы в сторону живых.

Движение было одновременным и абсолютно синхронным – так не двигаются люди, так двигаются марионетки в руках одного кукловода. И копья дрогнули. Кто-то из солдат отступил на шаг. Кто-то тихо выругался.

– Я бы не советовал, – сказал Лео. Голос звучал хрипло, во рту пересохло так, словно он не пил несколько дней. – Они сейчас ждут. Они еще не выгорели и жаждут делать то, что умели при жизни. Если я перестану их направлять – они начнут с ближайших.

Агнесса шагнула вперёд, и под её ногами начал тлеть магический круг – слабый, едва видимый, мерцающий на грани исчезновения. Но Лео узнал структуру. Экзорцизм. Последние крохи силы, которые у неё остались.

– Я могу упокоить их, – сказала Мать-Настоятельница. Её голос был ровным, почти спокойным, но Лео видел, как побелели костяшки пальцев, вцепившихся в край рясы. – Всех. Прямо сейчас. И тебя вместе с ними.

– Может быть, – пожал плечами Лео. Он был слишком измотан, чтобы спорить: – может быть у вас получится. А может нет. Может быть, у вас не хватит маны. Может быть, они начнут двигаться, как только вы начнете произносить заклинание. И самое главное – если меня не станет, то некому будет их сдерживать. Вы действительно хотите попробовать, Преподобная?

– Некромант… и как я не распознала тебя сразу. Вот почему ты был нужен этому… – Мать Агнесса запнулась на слове.

– Даже если у вас все получится – вам придётся спускаться к отцу Северину в таком составе. И пусть у вас даже если ваши артефакты – они тоже поглощают энергию, я же вижу. Для того же чтобы сражаться под Пеленой – вам придется что-то скастовать на ваших воинов. А у вас сил… скажите – зачем вашим людям гибнуть зря? Я пойду вперед. Они… – он кивает на строй мертвых воинов: – пойдут вперед.

Агнесса молчала. Её круг мерцал, но не разгорался.

– Мне нужен Северин, – продолжил Лео. – Вам нужен Северин. Мне нужны экзорцисты, чтобы пробиться через его защиту. Пелена Майи не работает на мёртвых, но мёртвые не смогут отличить врагов от союзников, они поубивают всех. Вам нужна сила, чтобы дойти до него. Кто знает, что ещё ждёт нас внизу?

Пауза. Ветер гнал по стеклянной земле чёрный пепел – всё, что осталось от демонов. Где-то за спиной кто-то из раненых застонал, и Бенедикта дёрнулась в ту сторону, но осталась на месте.

– Перемирие, – сказала Агнесса наконец. Круг под её ногами погас: – Ты предлагаешь перемирие и сотрудничество. Некромантия – это проклятое искусство, она запрещена Патриархом и Церковью… но сейчас ты предлагаешь объединиться против общего врага.

– Я предлагаю закончить то, за чем мы оба сюда пришли. Найти Северина. Узнать, что он делает. Остановить его, если понадобится. А потом… – Лео пожал плечами, – … потом разберёмся. Потом – это другой день. Другие проблемы. Хотя я бы предпочел оставить вас в живых.

Мертвецы стояли неподвижно. Ждали. Сорок три пары пустых глаз смотрели на живых, и в этих глазах не было ничего – ни угрозы, ни обещания, только бесконечная пустота.

Агнесса посмотрела на своих людей измотанных, израненных, едва стоящих на ногах. На Сестер, которые выглядели не лучше.

– Хорошо, – сказала Преподобная Мать: – я принимаю твое предложение, некромант. Ты и твои… создания – идете впереди. С вами – сестра Бенедикта, она имеет естественный иммунитет против ментальной магии, она – наш ключ к Северину. За вами – идем мы. Клянусь именем Господа Триединого что мы не ударим тебе в спину. До момента пока мы не разберемся с Северином и не вернемся сюда же – мы союзники. Вынужденные союзники. Но после – я требую надлежащего упокоения наших товарищей и проведения обряда очищения над телами.

– Как скажете, Мамочка…