Текст книги "Тренировочный День 11 (СИ)"

Автор книги: Виталий Хонихоев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

Глава 7

Глава 7

– Ладно, давайте все успокоимся. – сказал Виктор и потер переносицу. Взглянул на взволнованную Альбину Николаевну и вздохнул. Он понимал ее чувства. В Советском Союзе защита детства государством понималась по-своему, на особый бюрократический лад. Об этом, в частности, говорил и страх самой Оксаны перед детским домом. Чтобы там не происходило в ее семье, она предпочла бы скорее терпеть до последнего, чем попасть в лапы органам опеки. А ведь эти органы изначально ставят своей целью помочь детям. Однако система зародилась в двадцатые годы, вся эта «Республика ШКИД», банды беспризорников с наганами в карманах на вокзалах и в переулках, дети в буквальном смысле, умирающие от голода и в тех условиях решение собрать всех вместе и проследить чтобы у них было что пожрать и где поспать – действительно было спасающим жизни. «Дома призрения» были и в царской России, но только Советская власть сделала так, чтобы ни одного беспризорника на улице не было как явления. Нет, отдельные эксцессы, конечно, были, если бы сейчас Оксана сбежала из дома и отправилась «на собаках» в Москву, то у нее были бы неплохие шансы доехать и даже дожить до совершеннолетия, не привлекая ничьего внимания. Однако, как только она бы попалась на глаза бдительному гражданину, дружиннику или милиционеру – сразу же поехала бы сперва в спецприемник, где ее накормили бы напоили, вывели вшей, выдали новую одежду и определили либо обратно в семью, либо в детский дом имени Марата Казея.

Вот потому-то взрослые люди не совсем понимали современных детей – чего дескать боятся? Советский детский дом – это же детский дом, там накормят, напоят, дадут кров над головой и выучат нужной специальности, чего боятся?

Однако сами дети боялись детских домов как огня, сама мысль об этом ужасала всех, кто рос в обычной семье. Детдомовских видели на улицах, в каждом городе был детдом и в каждом городе о нем ходили самые зловещие слухи. И если пионерские страшилки про «гроб на колесиках» и «красную руку» были скорее мистикой, которая пугает только в темноте, когда остаешься один в комнате, то страшилки про детские дома были намного более приземленными. И потому – более пугающими. Например, о том, что старшие дети избивают младших и заставляют тех работать на себя, отбирают карманные деньги и вообще все, что захотят. Сами детдомовцы производили впечатление морлоков из романов Герберта Уэллса – всегда одеты во что-то темное, всегда мрачные, как будто говорящие на своем языке и уже одной ногой на «зоне». Если они и улыбались, то это вряд ли можно было назвать улыбкой, скорее ухмылкой. Детдомовские обычно побеждали в драках, потому что им нечего было терять. Они могли прийти в школу и стрясти денег с какого-нибудь бедолаги, поймав его за гаражами, а то и что похуже сделать. Они уже начинали жить «по понятиям», руки частенько украшала татуировка «Т. О. К.» – «тюрьма, открой калитку». Милиционеров они называли «легавыми» и «ментами», тех кто слушался учителей – «активистами», а тихих – «опущенными».

И если обычная встреча в городе с детдомовскими не сулила ничего хорошего, то мысль о том, чтобы жить с ними в одной комнате, оставаясь наедине, без взрослых, ночью – была невыносима.

К сожалению, тут советская бюрократия давала сбой. У матери Оксаны была над ней абсолютная власть, до восемнадцати лет так точно. Можно было привлечь органы опеки, но это закончилось бы или тем, что все ее показания признали бы домыслами и оставили в семье, либо отправили в детский дом. Для самой Оксаны оба исхода были пугающими. Хрен редьки не слаще как сказала бы Яна Баринова. Тем более что она отказалась бы показания давать, а значит осталась бы в семье и снова периодически сбегала бы из дому. А может и нет, может в один прекрасный день ее отчим придет домой очень злой и не сдержится, не удержит свою ярость внутри.

Виктор бросил взгляд на Оксану. Худенькая девочка, едва ли пятьдесят килограмм весит, узкие плечи, опущенная вниз голова. Если он сейчас протянет к ней руку – она вздрогнет. Готовая жертва. Ей невыносима мысль о том, что она попадет в детский дом, а с таким поведением и внешностью ей гарантирована травля и там. И еще неизвестно где ей хуже будет.

Он переводит взгляд на Альбину Николаевну. Та сидит на стуле, нервно тиская белый платок в руках. Ее он тоже понимает. Если она, зная где находится Оксана и девочки – ничего никому не скажет, а потом что-то случится, то она станет крайней. Классная руководительница, педагог, работает в той же школе и так далее. Ах, да, она же еще и партийная. А самое главное – что тут сделаешь? Сказать «ну тогда оставайся, не ходи в школу, живи здесь» – это не решение. Начать с того, что в школу ходить надо. Хорошо, даже если сказать «оставайся тут, ходи в школу, живи с Лилей пока не образуется» – тоже дурное решение. Как это со стороны будет выглядеть? Альбина права – с точки зрения органов опеки ее квартира, пусть даже чистая и выдраенная все равно больше на притон похожа. Тут и алкоголя запасы на две зимовки и дефицитные джинсы и фотография самой Лильки неглиже, и журналы «Плейбой», а если в видеокассетах покопаться, то и порнография наверняка найдется. Готовая статья – совращение малолетних. Учитывая количество дефицитных товаров в ее квартире – еще и вовлечение в проституцию пришьют. А Альбину как сообщницу привлекут. Вот потому-то она на цыпочках и ходит, Оксана Терехова сейчас – тикающая часовая бомба, горячая картофелина, которую все взрослые стараются скорее другим всунуть, чтобы она рванула не у них на руках. Пока она тут – вся ответственность ложится на плечи тех взрослых, кто о ней знает, а подставлять Лилю он пока не готов.

Виктор был уверен, что сама Лиля не откажется приютить беглянку, однако тогда саму ее от неприятностей с большой буквы будет отделять только один телефонный звонок. А что? Ушла ли Оксана сама из дома или ее похитили – никто и не знает, а верить словам самой Оксаны компетентные органы будут в последнюю очередь. Равно как и показаниям Лили, она же подозреваемая.

Увести Оксану к себе домой? Это решение еще хуже. Конечно, тогда он снимет ответственность с Лили, но тут уж просто разгул фантазии для органов опеки и следователей – похитил ученицу, втерся к ней в доверие, привел домой и конечно же надругался, как иначе. А синяки на бедрах будут служить доказательствами. При этом если Оксана будет ходить в школу, то ее мама придет туда и поймает ее, а потом заявление напишет. Достаточно было слуха, просто одного слуха – без всяких доказательств – для того, чтобы Виктора выперли из школы. А ведь там даже его действий нигде не было, ничего не доказано, просто мама Нарышкиной сказала, что «это неправильно, когда девочка испытывает такое нездоровое влечение к взрослому мужчине» – и все! Что было бы если бы он привел эту Нарышкину к себе домой и переночевал с ней в одной квартире? В это ситуации он еще более уязвим чем Лиля.

Именно поэтому Альбина Николаевна и повела себя так, как повела – по-канцелярски, по-взрослому, на самом деле отстраняясь от происходящего и давая возможность отстранится и ему. Ведь что должен был сделать ответственный взрослый на его месте? В том случае если он считает, что с Оксаной действительно плохо обращаются в семье – вызвать милицию и со спокойной душой сдать ее с рук на руки компетентным органам, верно? К чему это приведет – уже ясно. Либо вернут в семью, посоветовав не придумывать (а Оксана скажет, что ничего не было) – а это в свою очередь приведет к тому, что ее отчим окончательно уверится в своей безнаказанности и однажды вечером перегнет палку. Второй вариант – проверят, проведут экспертизу и… вдруг да найдут, установят. Тогда – лишение родительских прав, а на время судебного процесса – спецприемник. Потом – детдом до восемнадцати. Но это уже не должно волновать ответственного взрослого гражданина своей страны, потому что он – исполнил свой долг, не так ли?

Вот и получается, что если Виктор не закроет глаза на происходящее, то он сделает только хуже. Себе и девочке. Поэтому Альбина включила «училку», как будто не понимая, что тут происходит и повысив голос. Виктор хмыкнул про себя. Что же, получается, он тоже поэтому сперва начал с «как же меня задрали ваши проблемы, девочки»? Испугался. Испугался того, что его неправильно поймут, что конечно же повесят ярлык «педофил» и «совратитель школьниц».

Он вздохнул и потер лицо. Поднял голову.

– Значит так. – сказал он: – Оксана, тебе больше нечего бояться. Альбина, выключай «училку», лучше помоги нам.

– Виктор Борисович. – тихо говорит Альбина: – вы же понимаете, что будет когда об этом узнают? А об этом обязательно узнают.

– Мы Ксюшу не отдадим. – серьезно говорит Лиля: – она в беде и ей нужно помочь. Наша команда никого не бросает.

– Точно. – говорит Арина Железнова: – один за всех и все за одного. Я этих мелких не знаю, но Лилькины друзья – мои друзья.

– Вы… – Альбина качает головой: – вы не понимаете… сюда один наряд милиции приедет и все. Девочку в приемник заберут, поставят на учет и снова вернут в семью. Лучше вернуть ее сейчас, пока все не раскрутилось, поймите. Я же тоже Оксане зла не желаю, хочу чтобы с ней все хорошо было, но если вы ее тут скрывать будете – ни к чему хорошему это не приведет.

– Вон, Аринка у нас тоже несовершеннолетняя и ничего. – роняет Лиля, сложив руки на груди и прислонившись к стене: – одна живет и еще с какими-то парнями. Вот у нее дома притон точно.

– Мне через три дня восемнадцать будет!

– Виктор Борисович. – встает с места Альбина: – я считаю эту дискуссию бесполезной и даже вредной. Уберите пожалуйста своих пышущих тестостероном амазонок, с физической формой у них все в порядке, я вижу. Но с логикой и рациональным мышлением явный провал. Они тут лишние. Нам нужно решать, что делать с Оксаной и…

– Это кто тут лишний, а⁈ А ну иди сюда, курица!

– Аринка! Стой!

– Подобного рода действия только подтверждают мой тезис. – холодно чеканит Альбина глядя на то, как Маша и Лиля утаскивают в коридор брыкающуюся Арину Железнову.

– Да погодите вы… – морщится Виктор: – Лиля! Маша! Верните Железнову!

– Что? – в двери появляется озадаченное лицо Маши: – зачем она тебе тут, Вить? От нее толку никакого, один вред, она ж только разрушать может. Или ты все же решил, пусть она училке втащит, пока ей восемнадцать не стукнуло?

– Виктор Борисович!

– Тащите ее сюда. Только придерживайте, чтобы не подралась. – командует Виктор. Из коридора появляется Арина Железнова, она складывает руки на груди и гордо вздев подбородок – проходит в спальню, показательно не замечая Альбину.

– Вить, ты меня звал? – нарочито фамильярно обращается она и у Альбины Николаевны ощутимо дергается левое веко.

– Арина, слушай, а ведь Лиля права. – говорит Виктор: – ты же несовершеннолетняя и этот тип, которого ты за отца выдаешь – он же один из «проводников», твоих фанатов. Как ты вообще докатилась до жизни такой? Вот только, умоляю не надо про три дня сейчас, я помню, помню, что три дня осталось. Скажи лучше как на тебя органы опеки глаза закрывают? Понятно, что ты спортивный гений, но все же…

– Ну… сперва я хотела эмансипацию сделать, но это долго, там судебный процесс целый и доказательства нужны. – говорит Арина и наклоняет голову набок: – а потом Сабина Казиева решила, что будет проще через «Орленок».

– «Орленок»? – поднимает брови Виктор.

– Лагерь спортивно-оздоровительный, в Подмосковье. Там сборы иногда проходят, а вообще он круглый год открыт. Родители написали письмо что хотят чтобы я там провела сезон, там и школа у них есть и все такое. То есть… – Арина чешет кончик носа: – я так понимаю, что дети могут же учебный год в лагерях таких проводить, без родителей, это как школа-интернат, вот.

– Но это учебный год. – подает голос Маша Волокитина, которая стоит в дверях спальни: – а остальное время? И почему ты не в лагере сейчас?

– А… – машет рукой Арина: – там подход формальный. Сабина с руководством договорилась, так что я могу сама по себе, а в лагере отмечают будто я у них. Так же и летом – у них там новый сезон открывается, летний, они меня автоматически продляют… но в этому году последнее лето было! Потому что…

– Три дня, мы помним. – кивает Маша: – так что, получается можно ребенку отдельно от родителей жить? Не все так печально?

– Я не знаю что тут происходит, – осторожно начинает Альбина Николаевна: – и я сама была бы рада такому решению… но про такое в первый раз слышу. В наших лагерях никто на себя такую ответственность не возьмет. У нас в прошлом году уже был нехороший инцидент в летнем лагере и…

– Это вы про Добрую Вожатую, да? – заинтересованно подается вперед Лиля: – я слышала! Но это же хороший инцидент! Девочка парней пожалела!

– Вот поэтому у вас тут притон! – строго блеснула очками Альбина Николаевна: – какие ценности вы детям прививаете!

– Боже, Альбина, какие дети! – простонал Виктор: – ты на них посмотри, взрослые барышни. Их проблема в том, что с точки зрения социума они незрелые, вон Арина Железнова у нас, что в ней изменится через три дня? Почему сейчас она не несет ответственности за свои действия, а через три дня – станет нести? Что в ней такого щелкнет, что она резко взрослая станет? Лиля вон до сих пор в четырнадцатилетнем возрасте застряла…

– Мне кажется, что ее ментальный возраст примерно пять лет. – подает голос от дверей Маша Волокитина: – хорошо хоть в рот все подряд тянуть перестала…

– Говорите-говорите… – нехорошо прищуривается Лиля: – я все запомню. Отольются мышке кошкины слезки. Аринка, а ты записывай, а то я все равно забуду…

– Отставить базар-вокзал. – говорит Виктор: – промежуточно у нас есть решение. Давайте на недельку ей школьную поездку устроим. – он обводит взглядом группу школьниц: – им всем устроим. На… на базу отдыха Комбината, например. За положительную учебу. То есть отличную учебу и положительное поведение. Я от Комбината письмо сделаю, у меня в приемной знакомства есть.

– Ты про Леночку, да?

– … это нам время даст. А вообще раз такая история, то мы можем как с Ариной сделать – если совсем у тебя дома туго. – говорит Виктор: – позвоню сегодня Сабине, у нас их звезда в заложниках, пригрожу что стану ее кормить эклерами, и она потолстеет…

– Эй!

– … хотя я думаю и так согласится. Пристроим ее в этот спортивный лагерь.

– Я… не хочу в лагерь. Какой из меня спортсмен…

– Ты чего? – удивляется Арина: – это ж… ну понарошку. На самом деле ты будешь… – она быстро-быстро мигает: – а где она будет на самом деле? Я вот, квартиру в Москве получила, а тут мне «проводники» снимают…

– Разберемся. – говорит Виктор: – понятно, что на крайний случай, но тем не менее… вариант у нас есть.

– Вить, – сменяет тон голоса Альбина: – но… для поездки нужно согласие родителей. Подпись.

– Сделаю, – машет рукой он: – схожу сейчас и сделаю. Хотя… там же мамина подпись нужна получается? Альбин, со мной сходишь? Ты все-таки женщина.

– Вот уж спасибо, заметил. – сарказм в словах преподавательницы можно было ножом резать: – что я женщина.

– Просто так ее в лагерь не возьмут. – говорит Арина: – меня вон по рекомендации Сабины взяли. Как талантливую спортсменку.

– Ну так и у нас будет по рекомендации Сабины. – пожимает плечами Виктор: – и тоже таланливая спортсменка. Я вот прямо вижу, что она тоже будущий гений… чего-нибудь. А не получится в твой «Орленок» пристроить, я у нас тут знаю директора лагеря. Вместе коньяк пили.

– Помню дядю Толю, – кивает Лиля: – это когда ты на гранату бросился?

– Ну-ка проверим. – насмешливо говорит Маша Волокитина: – Вить – в летний лагерь?

– Ни ногой…

Глава 8

Глава 8

Арина Железнова откинулась на мягкую спинку переднего пассажирского сиденья новеньких «Жигулей» – ВАЗ-2107, только что из салона, с блестящим хромом на бампере, без единой царапинки и с запахом свежей обивки. За рулём сидел Серёга – Сергей, один из её «бортпроводников», немногословный, высокий, широкоплечий и сегодня почему-то с масляным пятном на щеке.

Арина мазнула взглядом в зеркальце заднего вида – на школьниц, что затихли на заднем сиденье автомобиля. Мысленно усмехнулась: девчонки были похожи на испуганных воробьёв – взъерошенные, настороженные, с блестящими глазами.

– Расслабьтесь, герлы, – небрежно бросила Арина, не поворачивая головы. – Всё будет тип-топ. Я вот со своими шнурками уже почти второй год не вижусь толком и ничего.

– Со… шнурками? – осторожно спросила одна из девочек, та самая, в очках и с большой грудью. Барыня, так её, кажется, звали остальные.

– Со шнурками, – кивнула Арина. – Ну, с динозаврами. С предками. С родителями, короче. Вы тут в провинции за столичную феню, я смотрю, не в курсе.

– А… как у вас так получается? – спросила вторая девочка, которая ехала вместе с ними, – худощавая Оксана Терехова.

Когда Виктор Борисович (её Витя!) попросил Арину приютить школьницу на пару дней – она даже раздумывать не стала. Конечно же! Ведь сделать что-то важное для Виктора Борисовича (её Вити!) было бы просто замечательно. Почему? С самого начала она так хотела отомстить этой невысокой либеро, что аж нутро чесалось! И, вспоминая Никколо Макиавелли про то, что держать друзей нужно близко, а врагов – ещё ближе, она напросилась к ним в команду, якобы для стажировки.

Всю плешь Сабине проела, пока та с руководством команды не договорилась. После этого оставалось только растоптать эту блондинистую стерву, показав ей своё неоспоримое преимущество, уничтожить её репутацию и повергнуть в пыль под своими ногами. План был простым: втереться в доверие, показав себя невинной овечкой и лапочкой – уж чего-чего, а это она умела делать. А после – показать разницу между ними… дистанцию галактического масштаба. Она уже видела это прежде – как многоопытные ветераны, игроки высшей лиги, невольно начинали сравнивать себя с ней и понимали, что проигрывают во всём, а самое главное – в возрасте. Ей ещё даже восемнадцати нет, а она уже мастер спорта международного класса, у неё вся спортивная карьера впереди, она ещё вырастет, а они – уже к закату идут. Время неумолимо и играет против них.

И осознание того, что «эта молодая девчонка» в свои шестнадцать-семнадцать уже играет лучше, чем они, что они – никогда не сравняются с ней, – это осознание било в голову словно молот. Так что Арина собиралась уничтожить мораль этой либеро, посмевшей издеваться над ней на площадке, посмевшей бросить ей вызов – и где! В товарищеском матче в какой-то области!

Однако, к её удивлению, Лиля не стала вести себя как все остальные. Она сразу же признала превосходство Арины в длинных передачах и диагональных атаках, даже не пытаясь тянуться за ней, пожала плечами и похвалила: дескать, молодец, круто получается, у меня так не выйдет никогда. Почему-то такое отношение бесило особенно. Тогда Арина попыталась подружиться со всеми остальными в команде, чтобы показать их разницу: Лилька – она небрежная и порой способна обижать людей словом или делом, а она, Арина, – сама душа компании…

Узнав, что у Лили есть какие-то отношения с Виктором Борисовичем, тренером команды, – она тут же решила, что отомстит ей хотя бы на этом фронте. Наверняка ему польстит, что такая, как она – звезда, «гений поколения», красивая и молодая, – обратила на него внимание. Тут-то он и убежит от этой Бергштейн, а она – посмеётся над ним и оставит с разбитым сердцем. Правда, пока получалось не очень… но это наверняка временно… наверное, он притворяется.

После матча в Ташкенте Арина почему-то уже не была так уж уверена в своих чувствах относительно Лили… вроде они и враги, но вроде и друзья. Ничего не понятно. Она уверила сама себя, что всё идёт по плану и что сделать по-настоящему больно можно только если втереться в доверие абсолютно. Получается, что она всё сделала верно – Лиля считает её подругой, а она и ведёт себя как подруга. И этот… Виктор Борисович тоже считает, что она в него влюблена, – вот пусть так и считает. Она же видит этот похотливый блеск его глаз, наверняка считает дни до момента, когда ей восемнадцать стукнет, – а это уже через три дня!

Сердце глухо бухнуло в груди при этой мысли, и в животе что-то сладко сжалось. Три дня, подумала она, вот что он будет делать через три дня, когда все эти «Железнова, ты несовершеннолетняя!» будут уже неактуальными? Неужели он и правда прижмёт её к стене в раздевалке и…

Внезапно ей стало жарко, щёки загорелись огнём, и она поспешно опустила стекло, подставив лицо холодному ветру снаружи. Гул мотора Серёги стал громче, но это не помогло – мысли о раздевалке и стене, к которой её неминуемо прижмёт Виктор Борисович, это похотливое животное… к которому она вовсе не испытывает никаких чувств, а делает всё только для того, чтобы досадить этой Бергштейн!

– Что получается? – спросила она, только чтобы отвлечься.

– Как у вас получается без родителей жить? – уточнила девочка с заднего сиденья.

– А. Ты об этом. Легко получается. Легко и непринуждённо, – ответила Арина. – Не ссы, Ксюха, прорвёмся. Ты главное меня держись, а я тебя научу, что в этой жизни почём.

– Вы такая крутая, – сказала Барыня. – Сами живёте одна, что хотите, то и делаете…

– А то, – вздёрнула нос Арина. – Не у всех такое получается. Впрочем, если ты «гений поколения», да ещё и мастер спорта международного класса уже в пятнадцать, то… вам вот сколько лет, девочки? – она оборачивается назад.

– Шестнадцать… скоро будет! – выпалила худощавая.

– Пока пятнадцать, – согласилась с ней вторая.

– Я в пятнадцать норматив на мастера спорта сдала, а в шестнадцать уже за «Крылья Советов» играла, – небрежно бросила Арина и посмотрела в окно. – О, приехали.

Автомобиль аккуратно притормозил у ворот особняка – двухэтажного кирпичного дома с колоннами и садом, где чехлы на розах колыхались от ветра. Двигатель затих, и Арина толкнула дверь первой – с королевским размахом, как и положено великолепной и гениальной ей. Серёга мгновенно выскочил, открыл ей дверь пошире, склонившись в лёгком поклоне будто бы настоящий швейцар из иностранных фильмов про галантную эпоху.

– Арина Олеговна, прибыли, – пробормотал он низким голосом, жуя спичку и не поднимая глаз выше её плеча. – Ключи от дома у Джоржи. Если что – звоните, подгоню в миг. Матч завтра? Билеты уже в бардачке…

– Спасибо, – Арина кивнула, не оборачиваясь: – Завтра на тренировку – в семь утра, не опаздывай. И кофе в термосе, как всегда!

Серёга согласно хмыкнул. Школьницы – Яна Баринова и Оксана Терехова вышли из машины самостоятельно.

– Так это ваш… водитель? – сказала Оксана. Она уставилась на удаляющиеся огни фар, будто увидела «Мерседес» из голливудского фильма. – И он… поклонился? Как в кино!

– Ага, – Арина пожала плечами, стараясь звучать буднично, как Лиля на тренировке, но внутри куражаясь от их шока. – Серёга. Он за меня везде таскается. Полезный парень – и чинит, и везёт, и молчит, когда надо. Чё, круто же? А то на автобусе – фу, я такое терпеть не могу. Звезда должна блистать, а не толкаться в толпе.

– Блеск и нищета буржуазии, – бормочет Яна Баринова: – вот как оказывается жить звездой. Я так тоже хочу, чтобы своя машина и свой водитель.

Арина подняла было руку, чтобы открыть кованую дверцу сбоку от основных ворот во двор особняка, но с той стороны уже спешил Джорджи, со своей вечной извиняющейся улыбкой и глазами как у больного щенка.

– Сейчас! – сказал он, поспешно распахивая дверцу и учащенно дыша – почти бежал, запыхался: – сейчас, Арина Олеговна! Проходите!

– Не стоило так торопиться. – царственно произносит Арина: – уж дверь-то я в состоянии сама открыть.

– И-извините. – опускает голову парень. Они проходят внутрь двора.

Дом стоял перед ними, как декорация из запрещённого западного фильма: двухэтажный кирпичник начала века, с белыми колоннами по фасаду, что придавали ему вид богатой купеческой усадьбы в стиле барокко. Крыша красная, черепица блестит после недавнего дождя, а по бокам – сад, где чехлы на розах колыхались от ноябрьского ветра, как привидения в белых простынях. В воздухе пахло мокрой землёй и дымком от камина. Фасад был подновлён: свежая побелка на стенах, новые ставни на окнах – резные, крашенные, однотонные.

– Ух ты… – выдохнула Оксана, сжимая рукав куртки. – Это… дом? Настоящий? С колоннами? Я такое только в этнографическом музее видела и то там библиотека… А сад! В ноябре розы под чехлами – как в «Трёх мушкетёрах», только без дуэлей.

– И… сколько тут людей живут? – спросила Яна: – в смысле сколько квартир? Наверное, штук восемь, да? А на каком этаже ваша квартира?

– Вот что, герлы. – говорит Арина: – харэ мне «выкать», я такая же простая девчонка из народа как и вы. Давай на «ты» и все тут, а то обижусь. А насчет твоего вопроса, Барыня, я тут одна живу. Ну и «бортпроводники» канеш…

– «Бортпроводники»? – не понимает Яна.

– Да чего тут непонятного, – Арина слегка закатывает глаза: – вон, Джорджи или Серега, водитель – это «бортпроводники». Ребята что за «Крыльями Советов» обычно катаются… ну фанаты что ли… а эти вот пятеро – мои личные. Как вы там… – она поворачивается к Джорджи.

– Мы преданные друзья Арины Олеговны! – тут же отчеканивает парень, вытянувшись по стойке «смирно».

– Ну вот, как-то так. – пожимает она плечами: – давайте за мной, Виктор Борисович… в смысле Витя – попросил меня Ксюшу приютить, я и приючу. Комнату тебе выделим, у нас их валом. Если чего особенного на ужин хочешь – надо было раньше говорить, но вообще я могу Серегу в ресторан сгонять…

– Так вы тут одна живете⁈ С… какими-то мужчинами⁈

– Я же говорила не «выкать»! – хмурится Арина: – и потом что значит «с какими-то»⁈ С моими. Я тут хозяйка и все тут. Не, я и одна могу жить… но кто мне будет готовить, стирать, убираться и за расписанием следить? И кстати об этом доме тоже один из «проводников» договаривался. Это удобно.

– Офигеть. – округляет глаза Яна: – Ксюха, ты слышала⁈ У Арины свой дворец! И слуги! Или… или даже рабы!

– Круто. – произносит Оксана и в ее голосе слышится скепсис: – всегда хотела себе рабов.

– Могу одолжить. – отвечает Арина, шагая вперед: – вон, Джорджи отдать на растерзание на пару вечеров. Джорджи – справишься со школьницами?

– Вам бы все шутить, Арина Олеговна. – гудит парень, который закрывает дверь и идет вслед за ними.

– Кто тут шутит? – вздергивает бровь Арина: – вот отдам тебя и все. Пусть попользуются, они ж девочки-колокольчики еще, ни разу ни динь-динь, а ты симпатичный. Проведешь семинар, как положено с графиками и фотографиями, указку себе из палки выстругаешь. Эх, всему-то вас учить надо!

– Арина Олеговна! – на этот раз голос звучит не только укоряюще, но и обеспокоено. Девушка фыркает и идет дальше. Джорджи забегает вперед и открывает перед ней дверь в дом.

– А тут у нас гостиная. – говорит Арина, проходя вперед: – чуть дальше столовая, я попрошу, чтобы на троих накрыли.

– Лиза и Инна домой поехали. – извиняющимся тоном сказала Яна: – а я так… проводить Оксану и проведать сразу…

– Не доверяешь мне свою подругу? – прищурилась Арина и Яна – аж поперхнулась воздухом.

– Что вы! – торопливо замахала руками она: – и в мыслях не было!

– Ну-ну. В общем… – Арина нетерпеливо защелкала пальцами: – Джорджи, найди кто у нас ближний, пусть комнату для девочки приготовят, например ту с розовыми шторами на окнах. И ужин накройте на троих… а пока пусть ближний чай сообразит.

– Сделаю, Арина Олеговна! – и парень исчезает, а Арина ведет девочек за собой – в столовую.

Столовая Арины встретила их ароматом свежезаваренного чая с мятой и чем-то сладким, что таяло в воздухе, как воспоминание о лете. Комната была просторной, как зал в районном ДК, только без флагов и лозунгов: длинный дубовый стол на десять персон, отполированный до зеркального блеска, с резными ножками в виде львиных лап – подделка под антиквариат, но такая убедительная, что Яна сразу подумала: «Это ж из музея сбежало». В центре – ваза с хрустальной гранёной, полной яблок из сада, а по бокам – серебряные подсвечники с новыми свечами, которые никто не зажигал, потому что уж с чем-чем а с электричеством в Колокамске никогда перебоев не было – все-таки Комбинат.

Стулья обиты бархатом – тёмно-бордовым, мягким, как шкура медведя из сказки, с высокой спинкой. На одном конце стола – уже накрыто: белоснежная скатерть с кружевной каймой, фарфоровые тарелки и стопка салфеток. Над столом – люстра, изящная как хрустальная паутина. Пол – блестящий, навощенный паркет.

Арина бухается в кресло, закидывает ногу на ногу и жестом приглашает остальных устаиваться поудобнее. Девочки некоторое время стоят, осматриваясь и чувствуя себя неудобно, будто в музее.

– Обалдеть. – говорит Яна: – Ксюха, я тебе даже немного завидую, ты в такой роскоши жить будешь.

– Да разве то роскошь? – удивляется Арина: – видели бы вы мою хату в Москве. А тут… – она пренебрежительно поводит плечом: – провинция… ну и ты тоже можешь оставаться, если хочешь, комнат у меня хватает.

– Нет, спасибо. – отказывается Яна: – у меня мама с ума сойдет, уже звонила нашей Мэри Поппинс.

– Мэри Поппинс? Это кто?

– Да училка наша, вы… то есть ты ее видела уже, на Лилиной квартире. В бордовой юбке и с брошкой.

– Аааа… эта стерва. – кивает Арина, прищуриваясь: – я б ей втащила, если бы не Машка Волокитина. Кто это тут лишний⁈ Да еще и на Виктора Борисовича так смотрит… ууу… стерва.

– Ну… говорят, что они даже на свидание как-то раз ходили…

– Что, серьезно⁈ – Арина подается чуть вперед в своем кресле: – а Лилька где в это время была?

– Тогда вроде он еще свободный был. – отвечает Яна: – так же, Ксюш?

– Ага. – кивает Оксана: – он с Ирией Гай познакомился как раз после того, как они с англичанкой в «Плакучую Иву» сходили, это когда он еще физруком у нас в классе был. Он тогда с этой, с Казашкой познакомился. А Казашка его с Ирией познакомила.

– Казашка? А, Салчакова. – Арина прогоняет информацию в голове. Получается, что Виктор только недавно с Лилей познакомился? У нее есть шанс…их отношения непрочные, поверхностные. Наверняка он с ней просто потому, что она – легкодоступная, вон какие фотки у нее в квартире висят, да и в жизни она ничего не стесняется… хм. С одной стороны понятно, что такой быть – стыд и позор, а с другой стороны ту же Лильку это вроде как вовсе не беспокоит. И вот неохота на нее походить, но, с другой стороны, принять точку зрения динозавров что «секс только после свадьбы» – она тоже не готова. Может и правда через три дня… она чувствует что ее щеки вспыхивают вновь и поспешно отворачивается.

– А… что такое «Ближний»? – тем временем спрашивает Яна Баринова: – это имя? Вы… ты сказала «ближний».