Текст книги "Тренировочный День 11 (СИ)"

Автор книги: Виталий Хонихоев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)

Глава 20

Кухня купеческой усадьбы была огромной – такой, какие строили в те времена, когда прислуга исчислялась дюжинами, а обеды готовились на полсотни гостей. Потолки высокие, сводчатые, с почерневшими от времени и копоти балками. Вдоль стен тянулись массивные дубовые шкафы с резными дверцами – некоторые распахнуты, некоторые и вовсе без дверец, – а в них виднелась разномастная посуда: старинные фаянсовые блюда соседствовали с алюминиевыми советскими кастрюлями и реквизитными оловянными кубками.

Печь занимала добрую четверть помещения, большая, настоящая русская печь, беленая, с широкой лежанкой наверху и закопчённым зевом. На лежанке кто-то спал, свесив ногу в дырявом носке. На ноге почему-то висел поварской фартук, повешенный как на крючок в стене.

Огромный стол – не стол даже, а настоящая столешница на толстых резных ножках, за которой когда-то могли уместиться сразу три повара или кухарки – был завален следами вчерашнего побоища. Тарелки с засохшими остатками плова, опрокинутые бокалы, пепельницы с горами окурков. Чья-то туфля с длинным каблуком. Гусарский кивер, надетый на графин с остатками клюквенного морса. Полупустая бутылка «Киндзмараули», заткнутая салфеткой. И – почему-то – справочник по анатомии, страницы уже залиты чем-то бурым.

В углу, привалившись к огромному чугунному чану, спал гусар. Он обнимал здоровенную бутыль тёмного стекла с выцветшей этикеткой: «ОСТОРОЖНО! КИСЛОТА! ЯД! НЕ ПИТЬ! ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ!» Бутыль была пуста. Гусар улыбался во сне блаженной улыбкой человека, который либо ничего не помнит, либо помнит всё и ни о чём не жалеет.

Рядом с ним на полу лежала переводчица – та самая, из посольства. Она использовала свёрнутый ментик как подушку и тихо бормотала какие-то французские ругательства, не просыпаясь.

За окном серело октябрьское утро. Туман полз по земле, цеплялся за облетевшие яблони, размывал очертания трейлеров и декораций на дальнем краю двора. Где-то за туманом угадывались силуэты «гусарских» палаток и фанерный фасад «крестьянской избы», покосившийся после вчерашнего.

Арина сидела на широком деревянном подоконнике, подтянув колени к груди и глядела на улицу через окно. Подоконник был такой, на каком в старые времена, наверное, сидели горничные – ждали, пока закипит самовар, и смотрели на барский двор. Широкий, отполированный сотнями прикосновений до тёмного блеска. Удобный.

Сзади скрипнула дверь и на кухню вошла Маша Волокитина, которая протяжно зевнула и почесала затылок. Оглянулась, нашла взглядом спящего в обнимку с бутылкой гусара и поморщилась. Молча кивнула Арине и стала шарить в кухонных ящиках, потом – нагнулась и заглянула в печку.

– Что-то ищешь? – спросила Арина, которую эта суета с утра стала раздражать.

– Спички. Или зажигалку. – отвечает Маша, выпрямляясь: – курить хочу так что аж уши опухли.

– Ты же спортсменка. Капитан команды. – говорит Арина и слова падают в пустоту, словно камни в пропасть – спортсменка, капитан… ничего не значащие слова. Она отвернулась к окну, обняла колени. За спиной продолжилось шебуршание и невнятные ругательства.

– Ага! – торжествующий вскрик. Через некоторое время на подоконник присела и Маша, благо это был широкий и длинный подоконник, так что она без труда устроилась в другом углу, щелкнула зажигалкой, поднеся ее к сигарете, затянулась и выпустила струю дыма вверх.

– О… наконец-то, – сказала она, глядя как клубы дыма над ее головой растворяются в воздухе: – я вообще-то не курю, но вот с похмелья никак без этого.

– Угу. – буркает Арина, глядя в окно: – «так наш сын еще и пьет? Ну что вы, только когда в карты сильно проиграет!».

– Что-то вроде того. – кивает Маша и тоже смотрит в окно. Повисает молчание, наступает тишина, в которой отчетливо слышно похрапывание гусара и бормотание переводчицы – «putain, on est déjà lundi⁈»

Маша молча затягивается и выпускает дым, округлив губы и пытаясь выдать кольца, но безуспешно. Арина – смотрит в окно. Молчит.

– Там у гусара бутылка кислоты. – наконец говорит она: – он не помрет случайно? Не нужно скорую вызвать?

– Неа. – отвечает Маша, пренебрежительно взмахнув рукой: – там не кислота была, а чача. Это же Семен приволок, который реквизитом заведует, дядька Левша… а надпись чтобы халявшиков отпугивать. Если бы он там честно написал, что чача, так эта бутылка бы и двух дней в тесном коллективе творческих людей не продержалась бы.

– А. Вот как. – кивает Арина и замолкает.

– Угу. – Маша потягивается: – а ты чего не спишь, именинница? Ладно я, у меня после пьянки всегда так… курить с утра хочется и бессонница.

– Да… – Арина отворачивается: – не спится.

– Ааа… ну понятно. – Маша кивает. Снова наступает молчание. Наконец Маша гасит окурок об край пустой жестяной банки из-под «бычков в томате» и сладко потягивается.

– Ну ладно, – говорит она: – пошла я баиньки… еще и Лильку найти нужно… – она встает и еще раз безудержно зевает: – хорошо посидеть, Железяка.

– … Маша?

– А?

– Слушай… а у тебя в первый раз тоже так было? – тихо спрашивает Арина. Маша некоторое время смотрит на нее, потом бросает быстрый взгляд на дверь, вздыхает и снова садится обратно на подоконник. Выбивает из пачки еще одну сигарету. Вертит ее в пальцах.

– Так – это как? – спрашивает она: – что-то не так пошло? Витька тебя обидел?

– Нет! – вскидывается Арина: – вовсе нет! Все было… хорошо. Вот только… ну я не знаю, но ничего особенного. То есть… про это столько книг написано, столько песен и стихов, даже музыку писали и все говорят, что должно быть просто невероятно, а оно… ну скучно. Мне вот гораздо больше понравилось потом лежать и просто говорить… мы почти до утра разговаривали!

– А… ясно. – Маша кивает и крутит сигарету пальцами, как будто скатывает ее: – значит тебе повезло.

– Повезло? Это еще почему?

– Обычно после такого сильно разговаривать не хочется. Если тебе интересно с человеком поговорить – значит хороший человек попался. – говорит Волокитина и вставляет сигарету в рот. Щелкает зажигалкой. Затягивается.

– В первый раз всегда не очень. – продолжает она и выдувает струю дыма вверх: – у меня вот, например все вообще отвратительно было. Я сразу же вещи собрала и ушла – прямо посреди ночи. Иду домой и плачу как дура… – она усмехается: – так что у тебя все еще нормально, раз до утра говорили. Хотя чему я удивляюсь, это ж Витька.

– В этом-то и проблема! – говорит Арина: – он мне так нравился! Вот просто так нравился! А сейчас… – она опускает голову: – как-то пусто на душе.

Наступает молчание. Маша смотрит на свою собеседницу и вздыхает.

– Ладно. – наконец нарушает молчание она: – говори.

– Что говорить?

– Все говори. Выслушаю.

– Да… ну в общем и нечего говорить-то… – теряется Арина.

– А ты – говори. – кивает Маша: – говори, как есть и все. Начни с начала.

– Да… с какого начала? Ну, я не знаю… я вот родилась в подмосковном детдоме, вот… – пожимает плечами Арина: – выросла, в садик пошла, потом в школу. Играть в ДЮСШ начала…

– Угу. И как?

– В ДЮСШ-то? Да как-то сразу пошло… В школе оценки хорошие были, даже по трудам и физкультуре. Историей увлекалась помню… еще рисовать нравилось. Математика, русский, физика… тебе что интересно про это слушать?

– Ты говори, Железяка, говори…

– Ну… да я не знаю о чем говорить. Я всегда хорошисткой была. В ДЮСШ меня тренер приметил, говорит: «Железнова, у тебя талант». А мне папа и мама всегда говорили, что у меня талант, я же на коньки ходила и на гимнастику, но там сказали, что я старая уже… представляешь в десять лет – старая!

– Ну да.

– А в волейбольную команду нашего ДЮСШ меня взяли сразу. По восемь часов в день тренировки… все говорили, что у меня талант и что я чудо-девочка, что дар. А я домой приходила и ног не чувствовала. Понимаешь, папа всегда мною гордился, а гордится особо нечем было… я хоть и училась хорошо, но не на отлично. Средненькая была. Помню, когда меня из гимнастической секции выперли – он очень расстроился. Мне говорил «ну ничего», а сам расстроился. Я еще тогда решила, что уж из следующей секции не дам себя выгнать, зубами вцеплюсь.

– Вцепилась?

– Вцепилась. Все свободное время тренировалась. С подружками как-то в стороны разошлись, потому что времени не было… да и дома почти перестала бывать. Но зато – выиграли мы область. Вышли в лигу юниоров. Затем – всероссийский чемпионат. И там выиграли. Моя команда – играли как овощи, едва ноги передвигали, но я вытащила их, понимаешь? Они тянули меня вниз своей игрой… и вот вроде в одном ДЮСШ занимаемся, но… – она качает головой: – черепахи…

– Вот как…

– Да. А тогда меня Казиева заприметила, она и подошла к родителям. Про меня в «Советском Спорте» написали. Папа очень гордился. А Сабина предложила место в «Крыльях Советов», – Арина пожимает плечами: – квартиру в Москве выделили, папе работу сыскали рядышком, с повышением, все для меня. Спорт высоких достижений, игра на уровне чемпионата страны. Тренировалась наравне со старшими, из кожи вон лезла чтобы заметили… чтобы дальше расти. Я не жалуюсь, Мария Владимировна, просто… ну просто девчонки из школы, бывшие подружки письмо написали… они на лето купались и загорали, с парнями подружились, а у меня только тренировки и соревнования. Каждый день. В раздевалке никто со мной и не разговаривал толком, они-то все взрослые, а я для них сопля еще.

– Получается у тебя друзей в команде и не было…

– Да какие там друзья… это же команда высшей лиги. Там все профессионалы, там постоянная конкуренция идет, это у вас в областной вы все с друг другом дружите, я на вас посмотрю, когда вы на уровень высшей лиги выйдете! В «Крылышках» вполне могли друг друга подсидеть, подставить, чтобы на важный матч самой выйти или еще что. А я тут такая – еще школьница, а уже в «основе». То бишь в основном составе. Конечно, меня невзлюбили… а я что сделать могла⁈ Из команды не уйдешь, столько глаз на тебя смотрят, все превозносят как «гения», да и папа на новой работе, квартира опять-таки… и машина! – Арина ударила ладонью по подоконнику: – а меня все ненавидят как выскочку!

– И в ответ ты стала стервой. – кивает Маша: – так?

– А что мне было делать? Я… я не умею в эти игры играть, когда внутри они все тебя ненавидят, а снаружи – улыбаются и удачи желают! – вскипает Арина: – что мне было делать⁈ Потренируйся-ка бок о бок с людьми, которые тебе то и дело норовят палку в колеса вставить, изо дня в день!

– Вот почему ты с такой радостью к нам ускакала.

– Казиева сказала, что еще немного и меня в раздевалке прибьют. Сказала, чтобы я отдохнула немного… – опускает голову Арина: – чтобы потом вернулась как в норму себя приведу и перестану на людей кидаться. Ну и потом… я с Лилькой встретилась. Она… ну сперва я натурально ее убить хотела. А потом… потом… ты же ее знаешь!

– Знаю. – кивает Маша: – еще как знаю. Сама до сих пор периодически ее убить хочу. Это чувство не проходит.

– Вот! Я же в «Крылышках» на хорошем счету, то есть с командой у меня отношения не очень, но все равно я лучше, чем эти старые грымзы! Некоторым почти двадцать восемь!

– Мне двадцать восемь.

– Да я не это имела в виду! В любом случае я их всех лучше! А тут какая-то Лилька-либеро из какой-то областной Тмутараканской и Мухосранской команды меня уделала! В общем… ну и Казиева разрешила, чтобы конфликт в команде не раздувать, и я согласилась… так я у вас и очутилась. Я же сперва хотела Лильку превзойти, нос ей утереть… понимаю, что это звучит неожиданно…

– Неожиданно? – бровь у Маши изгибается как степной лук в руках кочевника: – да что ты говоришь, Железяка. Тебя за версту было видно.

– Что, правда? – моргает глазами Арина.

– Точно-точно. Все сразу поняли, что ты за Лилькой носишься только потому что хочешь ее уделать. – Маша качает головой: – да ты и к Витьке только потому приставала что он с Лилькой.

– А… это что, так очевидно?

– Угу. Вот потому тебе не находится места в команде высшей лиги. Молодая ты еще. Наивная.

– Мария Владимировна!

– Ладно, продолжай, Железяка.

– А чего продолжать-то? Вы и так все знаете… я думала, что если буду лучше, чем Лилька, что если с Виктором Борисовичем у меня все получится, то что-то изменится… а ничего не изменилось. – Арина опускает голову: – и чувство такое поганое в груди. Пустота.

– Это нормально. – говорит Маша: – это хорошее чувство.

– Почему это?

– Почему… я не такая сладкоречивая как Витька, скажу проще – это не поганое чувство, Железяка. Это чувство того, что ты – достигла.

– Чего достигла?

– Победила. Как альпинист – покорила одну вершину. Я в юности в горы ходила, у меня даже разряд есть. – говорит Маша и снова гасит окурок в жестяной банке: – ну так вот, когда ты в гору идешь, то разное чувствуешь. Там и упрямство есть и радость, и страх и всякое… но когда на вершине уже стоишь… – она пожимает плечами: – если прямо трудное восхождение было, то чувствуешь… пустоту. Смотришь вниз и понимаешь, что да, ты достигла. Покорила вершину. Победила. А внутри – пустота. И еще вниз спускаться. Нет, в первые несколько секунд – ликование, восторг… но это быстро проходит. Потом – пустота.

– И… что делать?

– А что делает альпинист в таких случаях? Как правило ищет другую гору. – усмехается Маша: – пойми, Железяка эта пустота внутри говорит тебе – тут ты достигла всех своих целей, пора ставить новые. Потому что счастье – это не пункт назначения, не вершина горы. Счастье – это процесс. Это когда ты готовишь инструменты и палатку к восхождению, это когда ты разбиваешь лагерь на склоне, когда вы с друзьями сидите у костра, когда замерзаете в спальниках, когда травите анекдоты на привале…

– Но…

– Ты достигла многого, Арина. У тебя – получилось.

– Правда? – девушка шмыгнула носом и вытерла рукавом выступившие слезы: – правда получилось?

– О, да. Ты действительно гений. Но не потому, что тебе многое дано просто так, природой и боженькой, нет. Все что вокруг тебя – ты создала сама, своими руками. Это не свалилось с неба, это создано тобой. Каждодневными тренировками, слезами, потом и кровью. В нашем деле маловато одного таланта, здесь высокая конкуренция, а уж у тебя, на уровне команды высшей лиги – и подавно. Ты шла вперед несмотря на боль, несмотря на усталость, ты не сдавалась несмотря ни на что. И у тебя – получилось. Ты в команде «Крылья Советов», ты смогла обыграть Бергштейн на площадке, ты добилась своего с Виктором… все, чего ты хочешь – ты этого добиваешься. И если у тебя внутри сейчас пустота – то это только потому, что у тебя все получилось. Нужны новые цели. Чемпионат мира. Олимпиада. Ален Делон у твоих ног…

– Ты… ты правда так считаешь?

– Конечно. Я бы на твоем месте уже бежала дальше. Впереди у тебя вся жизнь, здесь ты добилась своего, поставила точку на своих условиях, вперед! – Маша наклонилась вперед и ободряюще похлопала ее по плечу: – давай, Железяка, двигай дальше. Мы всего лишь областная команда, которая едва в первую лигу вошла, а ты уже в высшей. Здесь ты доказала все что могла, не позволяй себя удержать внизу и…

– Стоп. – Арина выпрямляется, вытирает слезы с глаз и подозрительно прищуривается на свою собеседницу: – так вот чего ты добиваешься, а? Чтобы я вернулась в «Крылья Советов»⁈

– Я всего лишь хочу, чтобы тебе лучше было! Мы тут все провинциалы, а ты птица высокого полета и…

– Погоди-ка… – Арина прикусывает губу: – значит, и Виктор Борисович тоже так считает⁈

– Арина…

– Так он специально все сделал спустя рукава⁈ Чтобы я – разочаровалась⁈

– Арина!!

– Я так и знала! Все довольные и счастливые, а мне значит вот так⁈

– Господи, ты откуда такие выводы делаешь⁈

– Какой хитрый план! Какой… изуверский план! Не выйдет! – Арина решительно выпрямляется: – сейчас пойду, найду его и скажу, что все знаю!

– Ариночка, ты что такое несешь…

– Пусть перетрахивает как положено!