Текст книги "Тренировочный День 11 (СИ)"

Автор книги: Виталий Хонихоев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

– Это ты умеешь. Скандалы устраивать. – кивает Нина: – этого у тебя не отнять. Как там говорится, женщина из ничего может сделать три вещи – салат, шляпку и скандал. У тебя, кстати с салатом и шляпками не очень получается, но все остальное – мое почтение. И все же… ну и что? Ты же была лучшей! Ну устроила скандал, ну сняли этого Самсонова, тебе выговор вынесли за то, что воду мутишь…

– Его не сняли. У него папаша где-то в ЦК сидит. – мрачнеет Катя: – если кто и неприкасаемый, так это он. Это мне по шапке дали и сказали, чтобы сидела тихо, а я ему уже по роже в том ресторане дала и…

– Так ты все-таки пошла с ним в ресторан!

– Да пошла! Думала, что может… ну в общем он ко мне прямо за столиком стал приставать, вот я и психанула немного.

– Психанула? Ты? Этот Самсонов – он живой вообще остался или как? – интересуется Нина и наливает себе еще немного вина в бокал: – ты чего не пьешь, Рокотова? Решила меня напоить? Прозит!

– Прозит! – поднимает свой бокал Катя, отпивает из него и ставит на стол: – да живой он, живой… пару швов на лицо наложили и сотрясение…

– Дай-ка угадаю… – Нина откидывается на спинку стула и барабанит пальцами по столу, изучающе глядя на свою подругу: – бутылка? Нет, нет, погоди… ваза с цветами? Пепельница?

– Отвали, Нинка. В общем завелся у меня в комитете враг… – Катя аккуратно стряхнула пепел с сигареты: – так я и оказалась в той электричке…

– Эй! Ты в хронологии-то не перепрыгивай, Рокотова! За что тебя из сборной поперли?

– А… – Катя машет рукой: – какая-то сука мне в Париже в отеле подбросила в чемодан.

– Чего подбросила? Контрабанду? Тебя что за пару джинсов и блок сигарет выгнали? Да не поверю. Все же возят оттуда…

– Все возят и я возила. – кивает Катя: – и джинсы и духи и прочее. Но какая-то падла мне в чемодан прямо перед выездом положила книгу какую-то антисоветскую, про какой-то архипелаг и пару журналов.

– Плейбой?

– Хуже. Какой-то «Хастлер». Там прямо на обложке девушка ноги расшаперила во все стороны, все в подробностях… в общем как на таможне чемодан мне открыли, так я и поплыла… там же целый букет, Нин. Контрабанда – это фигня. У меня получается антисоветчина и порнография… и конечно контрабанда. Уголовное дело, три статьи, там если все вместе взять то лет на десять присесть можно. Но, конечно, скандал-скандал, как же, сама Рокотова и такой конфуз. – она горько усмехается и качает головой: – так что вылетела я из сборной как пробка из бутылки, сказали, что дело замнут, но, чтобы духу моего не было в Москве. И конечно «волчий билет» – никакая команда меня бы не взяла, ни игроком, ни даже тренером. Это Нина гражданская смерть, вот как это называется. Потому что я только и умею что играть. Кто я без игры? Куда мне устроиться? Что делать? Разве что вон… на фабрику чесальщицей за восемьдесят рублей в месяц.

– Но, но, но. Ты себя оценивай верно, Рокотова. – говорит Нина: – у нас на фабрике чесальщицами тоже не всех принимают. Тебя с твоим моральным обликом точно не взяли бы. Но зато теперь мне все понятно. Самсонов, говоришь, ты смотри какая скотина. А ты… ну пробовала извиниться?

– Ты с ума сошла⁈

– Как была дурой, так и осталась. Ладно. – вздыхает Нина: – теперь мне понятно как ты в той электричке оказалась.

– Да. – кивает Катя: – поехала за город, думала, что просто по лесу поброжу, голову проветрю, не могла дома сидеть. А там эта Дуська со своим «че, урки с кем на троих» и ножиком. Видать детдомовская, молодая да из ранних.

– И ты ее убила. – кивает Нина.

– Нинка! Ты чего⁈ Она на меня в тамбуре напала! Хотела сумочку отнять! Мы сцепились, дверь оказывается не закрыта толком была, вот мы с ней и выпали из вагона на скорости. Видела же что у меня половина лица вся порвана в клочья была!

– Прямо порвана. Синяк под глазом и губа… ну да, шрам остался. Так тебе только на руку, теперь тебя узнать сложнее. Ты лучше вот о чем подумай… откуда мне знать, что все так было? Может ехала себе Дуська Кривотяпкина, простая девчонка из деревни в Архангельской области, а ты ее выманила в тамбур, голову пробила, паспорт отобрала, а саму – выкинула на полном ходу. Потом у паспорта первую страницу испортила, с фоткой, дескать постирала штаны, а документы в карманах были – и в паспортный стол. Заменила паспорт и вуаля – нету больше Кати Рокотовой, а есть только Дуська Кривотяпкина! Опасная ты женщина. По головам идешь.

– Да тьфу на тебя. – говорит Катя: – я бы так не смогла. У меня даже мысли такой не было, я когда встала потом, после падения – так и сидела час, наверное. В себя приходила. Вдоль полотна пошла, а там она лежит. Головой об столб на ходу ударилась. И… ну из кармана там все вывалилось, немного денег, документы, ножик этот ее… я машинально паспорт подняла, зачем – сама не знаю. А там написано – Евдокия Федоровна Кривотяпкина. Такая молодая, я подумала, такая молодая, а уже все. И тут в голове что-то щелкнуло… понимаешь для меня, для Екатерины Рокотовой все закончено, у меня никакой карьеры уже нет и не будет. А вот у этой Кривотяпкиной – может быть.

– И тут ты про меня вспомнила. – кивает Нина, тут же поднимает руки ладонями вверх: – не, я тебя не упрекаю. Мы же договорились – Закон Джунглей. Ты за это уже выхватила. Но подкалывать тебя я не перестану.

– Больше извиняться я не буду! – насупилась Катя: – иди к черту, Петрова! Сама виновата в том что ни черта не достигла в жизни!

– Ауч. – картинно хватается за грудь Нина: – и снова в самое сердечко. А ты умеешь быть жестокой, девочка из провинции, Дуся Кривотяпкина. Кривотяпкина! – она качает головой: – я никогда не привыкну! Такая жалость что про это рассказывать нельзя!

– Слишком ты веселая, Нинка. – хмурится ее собеседница: – у нас все на волоске и…

– Ой, да что ты говоришь, Кривотяпкина. Посмотри на себя в зеркало. Где твоя роскошная грива? Ты же пацанка теперь, стриженная под ежика. Плюс этот вечный пластырь на переносице, плюс шрам на щеке. Кто тебя узнает? Да одна твоя фамилия в шок и трепет повергает, Кривотяпкина. Веди себя как деревенщина и все. Ах, да еще над манерой игры поработай, не играй так совершенно, начни ошибаться, с ноги на ногу переваливаться, споткнись пару раз. Хм… о! А еще – давай пустим слух что ты – девственница!

– Чего⁈

– А чего? Как раз не в духе Рокотовой, но вполне в духе Кривотяпкиной. Я бы еще предложила тебе в телогрейку одеваться, но…

– Сейчас я тебе в нос дам!

– Вот, никакого конструктива, Кривотяпкина. – Нина пододвинула свой бокал: – наливай давай. Останусь у тебя ночевать, потому как пьяной за руль не садись! У тебя есть диван, или нам вместе спать?

Глава 3

Глава 3

Оксана «Ксюша» Терехова,

Когда она открыла глаза, то сперва не поняла, где она находится. Было тепло и уютно, вставать совсем не хотелось, ей было так хорошо лежать, а еще только что снился такой интересный сон, что она снова закрыла глаза, решив, что реальный мир подождет. Во сне она вместе с Ирией Гай, инопланетянкой с планеты Вестер – спасали Алису Селезневу от злобных космических бюрократов, которые почему-то хотели отправить девочку в детский дом, потому что профессор Селезнев улетел в дальнюю экспедицию к Туманности Андромеда, все решили, что он погиб, пропал без вести, а мама Алисы стала злоупотреблять цветным порошком с планеты Эя. И сперва все было так безнадежно, а потом вдруг прилетела Ирия Гай, конечно же один в один похожая на Лилю Бергштейн – и раскидала космических бюрократов приемами инопланетного кунг-фу. Бюрократы разлетались в стороны, размахивая руками и продолжая кричать что-то про то, что «семья – это ячейка социалистического общества!» и «девочка должна жить в детском доме!».

А потом они все вместе, Алиса Селезнева, Шалтай-Болтай с лицом Виктора Борисовича и Ирия Гай – пили чай на веранде, любуясь облаками из марципана. Что такое марципан Оксана и сама не знала, но почему-то была твердо уверена, что облака были именно из марципана. Потому что такие красивые облака могли быть сделаны только из чего-то такого сладкого, что становилось грустно…

У нее защемило в сердце, и она открыла глаза. Некоторое время фокусировала взгляд. Подумала о том, что Ирия Гай когда спит, то выглядит совсем как девочка, совсем как ее ровесница, а то и помладше. Чуть пухловатые губы раскрылись во сне, ресницы что опахала в руках рабынь что стоят рядом с троном Клеопатры Египетской, глаза в которых вечно прыгают веселые искорки – закрыты. Из уголка рта вниз стекает тоненькая струйка слюны. Даже так она не смотрелась нелепо, а выглядела очень мило. Какой хороший сон, подумала Оксана, мы попили чай на веранде, где мимо пролетали облака из марципана и теплой летней грусти по вечерам в деревне, а потом Шалтай-Болтай, наверное, все-таки свалился вниз и теперь вся королевская конница, вся королевская рать не может Шалтая, не может Болтая, Шалтая-Болтая, Болтая-Шалтая… собрать? А она и Ирия Гай – как-то оказались вместе, на кровати, в обнимочку. Хорошо, что это сон. В реальности Оксана никогда бы не осмелилась обнять Ирию Гай… а во сне можно. Во сне можно даже вот так – ногу на нее положить и… вообще. Делать что хочешь. В конце концов это же сон. Интересно, а какова на ощупь обитательница планеты Вестер? Теплая? Мягкая? Чисто с научной точки зрения…

– Мммм… – пробормотала что-то во сне Ирия Гай: – отстань, Витька, не до тебя сейчас… – Оксана моргнула. Приподнялась на локте и охнула, схватилась за голову, мир вокруг закружился. Точно, вдруг вспомнила она, мы же вчера с девчонками напились, почти две бутылки вина выпили… или три. Вот у нее голова и кружится, а еще тошнота и слабость, пока лежала – не чувствовала, а стоило чуть привстать, как накатило. Она вспомнила про пьяного отчима, про то как решила было ночевать на вокзале, как встретила Яну Баринову и как потом вместе пришли к Лизе Нарышкиной и она – открыла квартиру Лили. Как они пили вино и ели конфеты, как Барыня сделала вкуснючую яичницу и как они хохотали от души весь вечер, как разглядывали глянцевые журналы с девушками в купальниках и без, как Лизка нашла фломастеры и принялась рисовать всем усы… ах да, они же нашли хомяка, прилипшего к холодильнику…

Реальность вдруг навалилась на нее всей своей тяжестью, и она поняла, что сейчас она не спит. Не может быть ей во сне так худо. Если тебе так худо, то ты точно не спишь. А значит и Ирия Гай ей не снится… она облизала пересохшие губы и опустила взгляд вниз. Ирия Гай тем временем – потянулась, протерла глаза кулачками, зевнула во весь рот, просыпаясь.

Оксана сглотнула. Это что получается… это не Ирия Гай, а самая настоящая Лиля. А значит…

– О, проснулась. – сказала Ирия Гай, проморгавшись и еще разок зевнув так, что Оксана испугалась как она себе челюсть не вывихнула: – а я тебя не знаю. Ты же подружка Лизы, да?

– Аа… – Оксана замирает. У нее жутко болит голова, все вокруг качается и кружится, а еще ее подташнивает и внутри такое ощущение будто вчера ей туда штопор ввинтили, а потом резко выдернули – так нехорошо она себя сейчас чувствует. Мысли спутались в один липкий ком и вместо понятных рассуждений у нее как будто сплошной звон в голове стоял, вот так – БЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗ! Что ей сказать? И как Ирия Гай, то если Лилия Бергштейн оказалась с ней в одной постели?

– Понятно. – кивает Ирия Гай: – нехорошо тебе? Вот был бы тут Витька он бы сказал что-то поучительное… например, – она поднимает палец вверх и Оксана с ужасом понимает, что они лежат под одним одеялом и что на ней – нету бюстгальтера.

– Например вот так… – тем временем продолжает Ирия-Лиля Гай-Бергштейн, нахмурившись и изменив голос: – алкоголизм – это древнейшая и уважаемая традиция, однако каждый юный алкоголик должен понимать простые азбучные истины, например соотношение массы тела на количество выпитого. – она весело блеснула глазами: – но я не Витька, так что скажу просто – пить надо меньше! Познакомимся! Меня зовут Лиля… и ты можешь уже отпустить меня там. У меня и груди-то толком нет, не за что хвататься. Вот лежала бы ты с Валькой Федосеевой, там знаешь, ого какие! Такие вот полусферы! – она показывает руками – какие именно. Оксана вспыхивает и поспешно убирает руку, будто обожглась. И когда она успела? Наверное, когда решила, что это сон и во сне все можно…

– Ааа… – говорит Оксана, отодвигаясь от Ирии-Лили: – аа… извините пожалуйста! Мы… мы все уберем! И деньги заплатим за вино! И конфеты… правда не сразу…

– Чего? – Лиля-Ирия садится в кровати, поджав под себя ноги по-турецки и Оксана понимает, что девушка в одних только белых, хлопчатобумажных трусиках. Она отводит взгляд в сторону и тут же ругает сама себя – чего стесняешься, ты же себя выдаешь, она же тоже девочка, это как в женской бане, подумаешь увидела ее сиськи, ты же не мальчик. С другой стороны, Лилька, наверное, даже с мальчиком стесняться не стала бы, вон у нее на стене фотка висит, где она голая вообще… хорошо хоть сейчас трусы надела. Оксана почувствовала, что ее лицо начало пылать.

Лиля-Ирия внимательно посмотрела на нее и сочувственно кивнула: – так плохо, да? Вы мадеру с портвейном смешали, конечно, будет плохо. Я как приехала так немного обалдела. Захожу в зал, а там картина «Куликовское побоище». Или «Утро стрелецкой казни». Тебя тошнит? С похмелья хорошо рассольчику выпить, да нету у меня ничего. О! Компот есть, венгерский, в банке, он кисленький, сейчас… – Лиля вскакивает с постели, подбегает к одному из многочисленных ящиков у себя в спальне, наклоняется над ним. Оксана машинально отмечает какие у нее стройные и сильные ноги и еще больше краснеет. И чего я стесняюсь, думает она, эта Лиля – она же тоже девочка… почему я как на нее ни гляну – так сразу в краску бросает? Наверное потому, что она инопланетянка… ну не может земная женщина быть такой совершенной…

– Вот! – торжествующе говорит Лиля, доставая из ящика литровую банку с компотом: – сейчас откроем тебе. – она вертит голову, оглядываясь, не находит ничего подходящего, ставит банку на прикроватную тумбочку и… бьет прямо в центр жестяной крышки локтем – сверху-вниз! Оксана только рот открывает. От удара крышка вминается внутрь, края приподнимаются и Лиля, уперевшись двумя большими пальцами – ловко снимает ее.

– На, пей, страдалица. – говорит Лиля, протягивая банку Оксана: – вот чего у меня с утра никогда не было – так это полной квартиры пьяных школьниц. Хорошо хоть вы у меня остались, а не к Витьке пошли, ему с утра такое счастье… точно бы посадили. За растление несовершеннолетних. Давай с самого начала – как тебя звать-то?

– Оксана. Терехова Оксана. – она вдруг понимает, что так и не представилась и ей становится стыдно. Приперлась тут, натворила делов, набардачила в квартире, вина с подругами выдула то ли две, то ли три бутылки, конфет точно пять коробок они вчера заточили… фотки неприличные Лилины разглядывали, а она и вовсе – у нее в кровати заснула, да еще и в одежде! И сейчас было невозможно даже сказать, что было бы хуже – если бы она все-таки разделась бы или то, что она вот прямо в школьной форме заснула… а ведь они вчера еще и джинсы меряли! Хорошо хоть переоделась обратно.

– Ага. – кивает Лиля-Ирия: – Ксюша. И что у вас тут вчера было? Я Лизку с детства знаю… с ее детства, вся эта Вальпургиева Ночь не в ее характере. Она что, из дома ушла? С мамой поругалась?

– Да. И она и… я тоже. – признается Оксана и прикладывается к банке. Венгерский сливовый компот вдруг оказывается самым вкусным питьем на свете – кисловатый, не сладкий, прохладный, он словно глоток холодного счастья в жаркий полдень, и она пьет, пьет и пьет, не в силах остановиться. Наконец – открывается от банки только для того, чтобы перевести дыхание и снова к ней прикладывается, пьет жадно, словно в последний раз.

– Тааак. – Лилька садится на кровать рядом, вытягивает свои ноги, закидывает руки за голову и прислоняется спиной к стене: – значит из дому ушли. Не, я, конечно, вас выгонять не стану, я Лизку давно знаю, но что вы дальше делать будете? Она… ну она я так понимаю на маму рассердилась, да? Из-за Витьки?

– Ага. – кивает Оксана. Она уселась, скрестив ноги и пристроила стеклянную литровую банку с компотом между ног: – все так и есть. Но вы не думайте, мы сегодня же все уберем! Подметем, полы вымоем и… может нужно ковры вытрясти? Я и стирать умею и гладить!

– Угу. Гладить ты точно умеешь, вон как с утра меня гладила… – замечает Лиля-Ирия: – какая все-таки молодежь пошла… продвинутая. Я такого от мальчика могла бы ожидать, но не от тебя. С виду – такая примерная, прямо в школьной форме спишь… пьянючая и на моей кровати. Хорошо хоть не заблевала ничего…

– И-извините!

– Да ладно, это я тебя подкалываю. – машет рукой Лиля: – а с тобой что? Почему из дома ушла?

– Ну… – она отводит глаза в сторону. Рассказывать о себе не хотелось.

– Не хочешь говорить – не надо. – Лиля встает с кровати, потягивается и зевает во весь рот: – ладно, у меня сегодня собрание в обед, будем тактику и стратегию обсуждать. Против «Текстильщика», тоже темная лошадка. Витька говорит, что они никак не могли «Буревестник» выиграть, а они выиграли. Говорят, у них там секретное оружие есть, хотя я этого никогда не понимала… ну то есть какое это секретное оружие, если о нем все знают?

– Наверное… ну наверное все знают о том, что оно есть, но никто не знает какое именно? – осторожно предполагает Оксана.

– Смотри-ка, а ты голова… – Лиля-Ирия смотрит на нее с легким удивлением: – значит ты и есть мозг вашей компашки, а? Ботаничка, книжки читаешь… ага. Такая как ты просто так из дома не уйдет, это от Лизы ожидать можно… ага. Вот, что Ксюша, давай так – вы никуда не уходите, я после собрания Витьку и Машку приведу, у них голова большая, они придумают что делать.

– Но у нас сегодня школа же!

– Школа у них… – фыркает Лиля-Ирия: – на часы посмотри, страдалица. У меня собрание через час… день уже.

– Что⁈ – Оксана вскочила было, но тут же – схватилась за голову: – ай-яй-яй!

– Воот. – удовлетворенно кивнула Лиля: – в школу она пойдет. В таком состоянии и до школы не дойдешь и там тебя спалят. Четыре школьницы с похмелья… ой, что будет! – она аж зажмуривается: – в РОНО на ушах стоять будут.

– Не хочу в детский дом. – хмурится Оксана.

– Понимаю. Никто не хочет. – снова кивает Лиля: – но и в семье у тебя не лучше, как я погляжу.

– Откуда вы…

– Мне вот часто говорят, Лилька ты поверхностная, мол. У нас в команде Наташка Маркова глазастая, все видит и выводы делает. – поясняет Лиля, направляясь к стулу, на котором была сложена ее одежда. Надевает футболку, вставляет ноги в короткие спортивные шорты, делает пару взмахов руками, разминаясь.

– Но я все же спортсменка. А в детстве меня называли Шаровая Молния. Потому что я всегда непоседой была. – продолжает говорить Лиля: – с крыши гаражей прыгала, по стройкам лазила, с тарзанки падала… в общем на мне всегда синяки были и царапины. Коленки так и вовсе всегда в зеленке… – она поворачивается к Оксане и смотрит на нее: – так что я многое про синяки знаю. Могу книгу написать.

– А… это тут при чем? – не понимает Оксана. Лиля смотрит на нее. Вздыхает. Садится рядом.

– Мне еще часто говорят, что я с мужчинами не умею себя вести и никого к себе не подпускаю. – говорит Лиля тихим голосом: – знаешь, ну… типа всех отшиваю. А я всегда раньше с мальчишками везде – на стройке, на пустыре, на речке. Наоборот, с девчонками не умела общаться, о чем с ними говорить не понимала. А потом… на стройке дело было, наших пацанов нигде не было, какой-то мужик там в одного одеколон глушил. И… понимаешь, синяки они же на коленках обычно или если на бедрах – то с внешней стороны бедра. А тогда я домой пришла и… в общем я много знаю про синяки, Ксюш. У тебя они на внутренней стороне бедер.

Оксану словно ледяной водой окатило. Горло сжалось:– Неправда! – она поджала ноги к подбородку, едва не опрокинув банку с компотом: – вы-то откуда знаете!

– С тех пор я никого и не подпускала к себе. – говорит Лиля-Ирия: – вот если прямо рядом, то только с девчонками. Я уж, и сама себя ругала, мол Бергштейн, мало ли что в детстве было, жизнь продолжается, да только без толку, едва только рядом мужчина, ну, близко… да еще если от него одеколоном пахнет – то все. Не могу.

– Но у вас же Витька… то есть Виктор Борисович есть! – не выдерживает Оксана: – неправда это все!

– Витька… я вот когда в первый раз его встретила, знаешь, чего подумала? Что он – безопасный. Надежный. Рядом с таким спокойно, надежно и… скучно. И почему-то захотелось вот так жить – спокойно и скучно. – говорит Лиля: – потому что от него вот этой волны страсти не идет, он как будто уже утомленный по жизни, такой вот старичок в теле двадцатипятилетнего парня. Так я сперва подумала. А потом выяснилось, что рядом с ним – скучно не будет. Так что… – Лиля разводит руками: – я и сама не могу понять, чего мне нужно, то ли спокойствия, надежности и скуки от этого всего, то ли безудержной веселухи… но с ним как-то возможно и то и другое. Хотя я не скажу, что уже определилась. Если отношения выстраивать, то я хотела бы шведской семьей жить – с Машей и Витькой… ну наверное еще Аринку Железнову взяла бы с нами – она такая интересная! Знаешь, что в «Советском Спорте» ее назвали гением и вундеркиндом?

– А… так разве можно? – Оксана была готова говорить на любую тему, лишь бы не говорить о синяках на ее бедрах, не вспоминать отчима…

– Конечно. Наверное. – Лиля пожимает плечами: – в конце концов отношения нужно выстраивать по любви, верно? А если я вот их всех люблю? Кстати, Вальку я люблю тоже, но она мне такую оплеуху пропишет если я к ней приставать стану… – она качает головой: – даже думать страшно. А с другой стороны живем один раз… – она задумывается.

– Как интересно… – выдавила из себя Оксана, все еще надеясь перевести тему.

– Вот что, Ксюша, сиди тут с девчонками. Ждите. Я Витьку и Машу приведу, вместе подумаем что с тобой делать. Лизка-то к матери вернется, перебесится и вон через площадку спать пойдет. А ты…

– Да все со мной в порядке!

– Я же тебе говорила, Ксюша. Я разбираюсь в синяках…