Текст книги "Тренировочный День 11 (СИ)"

Автор книги: Виталий Хонихоев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

Глава 4

Глава 4

– Продолжим наши игры, как говорил редактор юмористического журнала, открывая заседание и строго глядя на своих сотрудников. – сказал Виктор и покачался с пятки на носок.

Окинул взглядом всех собравшихся. Команда расселась вокруг новенького полированного стола в бывшей Ленинской комнате Колокамского металлургического комбината. Теперь здесь всё изменилось: вместо старых, продавленных табуреток стояли новенькие кресла, вдоль стены сияли на свету никелированные ножки спортивных стульев. На длинном столе теснилась ровная куча одинаковых новеньких спортивных сумок с яркими красными нашивками – по виду казалось, будто только что из магазина. Что в них лежит, пока никто не знал, кроме, пожалуй, Нины, но все уже строили догадки: новая форма? Экипировка? Не иначе как на турнире что-то выиграли.

В углу, вместо когда-то обязательной для такой комнаты фанерной ширмы с цитатами классиков, стоял массивный цветной телевизор – «Электроника», рядом с ним – изящный, почти футуристический по меркам 1985 года видеомагнитофон и аккуратно упакованная видеокамера для полноразмерной VHS-кассеты. У стены висела просторная белая доска с цветными маркерами, а на полке, среди свежей спортивной периодики и справочников, осталось наследие прошлой эпохи – бюст Ленина с чуть отколотым ухом и несколько пожелтевших агитационных плакатов: «Пятилетку – досрочно!», «В спорте – как в строю!», «Спорт – здоровье нации!».

В помещении ещё чувствовалась лёгкая смесь запаха новой мебели, свежести от только что вымытых полов и стоящих на подоконнике растений в горшках.

– Значит так. – продолжил Виктор: – Соломон Рудольфович выделил нам эту комнату для брифингов и собраний. Как говорится, у победы много родителей, а поражение – сирота. Были бы мы сиротами, то сейчас собирались бы в раздевалке у себя, а тут – вон, – он кивает головой: – оборудование. Доска чтобы схемы рисовать, видеомагнитофон с камерой, кстати – полезная штука на себя со стороны посмотреть и разобрать что и как неправильно делаешь. Так что теперь мы в этой комнате будем собираться. Я вахтера предупредил чтобы всем говорил куда идти, так что пока наши опаздывающие не подошли… кого еще нету? Лили Бергштейн и Айгули Салчаковой?

– Я записку в раздевалке оставила. – сказала Маша Волокитина с места: – чтобы сразу сюда дули. Уши надеру, вчера же четко всем сказали, чтобы не опаздывали, да и собираемся в обед вообще, куда они пропали?

– Выговор. – говорит Наташа Маркова, поправляя очки: – с занесением в грудную клетку. Жалко, что у нас в команде физическое насилие разрешено только во время тренировок, а то бы я развернулась, как помощник тренера. Не хватает тут плетей и кандалов, понимаешь.

– Айгуля вчера чувствовала себя не очень. – подает голос Аня Чамдар: – вроде как.

– С этим потом разберемся. – хлопает в ладоши Виктор: – да, в сумках что вон там кучей лежат – подарки от шефов. Руководство завода считает, что вы справились просто отлично и я с ним согласен. Будем расходится – по сумке в руки возьмете. Там спортивная одежда, косметика, что-то еще, я не вникал, но подарки хорошие. Потом, Маслова! – реагирует он на поднятую руку: – после собрания. Всем любопытно что там такое, потерпи. Давайте пока начнем… – он демонстрирует всем видеокассету: – вот тут у нас запись матча «Буревестник» – «Текстильщик». Соломон Рудольфович достал, у него связи по всему Союзу. О том, чтобы иметь запись матча своих соперников мы раньше и мечтать не могли, а тут – нате вам. Хотя, это же первая лига, более чем уверен, что запись нашего матча с «Автомобилистом» у «Текстильщика» тоже есть. Если помните там и местное телевиденье было и еще кто-то снимал… в общем привыкаем к тому, что нас теперь на видео снимать будут.

– У нас-то запись интересная будет. – подает голос Маслова: – как Лилька босиком бегала, а Железяка их «семерку» избивала… и откуда в ней столько злости?

– Виктор Борисович! А Маслова опять обзывается!

– В самом деле, Алена, хватит уже к Аринке приставать. – говорит Волокитина: – ей-богу когда ты ее доведешь я даже разбираться не стану. Скажу, что заслужила.

– Так. – говорит Виктор особым, «командным» голосом и все затихают: – подеретесь после собрания и под строгим надзором Жанны Владимировны, чтобы никого не покалечить. К следующему матчу вы все мне нужны живые, здоровые и на пике физической формы. Да, Жанна Владимировна?

– Масловой бы руку поберечь, чтобы восстановиться. – отвечает Жанна, которая уселась подальше от доски: – а у Железновой сотрясение мозга было, ей вообще три дня никаких тренировок.

– Вы слышали нашу нимфу медицины, – разводит руками Виктор: – увы, никаких боев в грязи со срыванием бикини. Жаль, я бы деньги поставил…

– А… а вы бы на меня поставили, да, Виктор Борисович?

– Конечно на тебя, ты ж бешеная.

– Ой, завались, Маслице!

– Так! – снова наступила тишина. Виктор включил телевизор и по экрану пошли серо-белые полосы помех. Он подключил видеомагнитофон, помехи сменились на серый фон, зеленые буквы в уголке гласили PAL-SECAM. Виктор вставил кассету и отошел в сторону. Нажал пару кнопок на пульте.

– До чего техника дошла. – покачал он головой, глядя на стоп-кадр: – ладно, давайте внимательно посмотрим, что тут для нас «Текстильщик» приготовил.

Экран мигнул, и на нём появилось изображение: спортивный зал, трибуны заполнены не полностью, но шумно. Камера дёргалась – явно снимали любители, но качество было вполне приличным. Внизу бежала строка: «Буревестник» – «Текстильщик». Первая лига.

– Вот, смотрите, – Виктор ткнул пальцем в экран. – «Буревестник» – это серьёзная команда. Они в прошлом сезоне чуть в высшую лигу не вышли, дошли до плей-офф. У них там вообще команда довольно крепкая, связующая из молодёжной сборной, диагональная – просто зверь. По всем раскладам они должны были «Текстильщик» просто раскатать. Как «Автомобилист» должен был нас в Ташкенте порвать.

– Интересно и что пошло не так? – подала голос неугомонная Маслова: – у них тоже Железяка и Кайзер нашлись вместе с Синицыной?

– Вот потому нам в комнату собраний оборудование и нужно. Как говорится лучше один раз увидеть чем…

На экране судья давал свисток. Первая подача – у «Буревестника». Мяч летит, приём, связующая «Текстильщика» выводит на удар… и тут в кадре появляется она.

Тринадцатый номер.

Девушка высокая, стройная, с очень короткой стрижкой под «площадку». Переносицу украшает полоска пластыря, на щеке – шрам. Лицо сосредоточенное, почти суровое. Она делает три быстрых шага, взлетает и… сидящие в комнате невольно напряглись, подавшись вперед в своих креслах, потому что прыжок был идеальный. Высота, траектория, удар – всё сливалось в одно безупречное движение.

– Ого! – гудит откуда-то сзади Валя Федосеева: – а девчонка-то непростая…

Мяч влетел в площадку «Буревестника» как снаряд. Защитница даже не успела среагировать.

– Неплохо. – откидывается на спинку кресла Маслова: – кто такая?

– Тринадцатый номер. Кривотяпкина Евдокия Петровна. – с места встает Наташа Маркова, открывая папку и зачитывая прямо оттуда: – в протоколе указано: первый год в команде, она даже не мастер спорта. Но вот странность – нигде раньше о ней не слышали. Ни в юношеской сборной, ни в студенческих командах. Появилась в «Текстильщике» год назад – и сразу в основной состав вошла. Дикий талант.

– Дикий талант? И-извините. – раздается голос из угла. Виктор поворачивается туда и кивает головой: – Саша! Я так рад что ты решила голос подать. Обычно скромно сидишь.

– Я… ну мне просто интересно. – Саша Изьюрева прячется за спины своих товарищей по команде.

– Дикий талант – это значит, что она Маугли. Или Тарзан. Девочка, воспитанная волками в джунглях. – говорит Наташа Маркова: – потому что нигде больше о ней ничего нет.

– И чего тут такого? – не понимает Алена Маслова: – ну нет и нет, про меня вон тоже в «Советском Спорте» не пишут, Аринка у нас одна такая.

– Виктор Борисович! А Маслова…

– Ой, завались, Железяка, нельзя быть такой мнительной! Сразу видно вундеркиндов – считаешь, что весь мир вокруг тебя вертится!

– Виктор Борисович!

– Арина, хватит. – мягко говорит Виктор, но Железнова тут же осекается и садится на место: – немного осталось. До следующего матча тебе нужно уже в Москву возвращаться, «Крылья Советов» будут играть против Киевского «Динамо», так что лучше заранее приготовится… ты же у нас на поруках пока, в качестве педагогического жеста и наказания. В политической ссылке, так сказать. Срок ты отбыла, вот тебе условно-досрочное, можешь уже завтра собираться…

– Я не хочу в Москву!

– Боги, дайте мне сил… – закатывает глаза Виктор: – при чем тут твое «хочу-не хочу»?

– А еще комсомолец…

– Хватит вам препираться, курицы! – повышает голос Маша Волокитина: – Маслова, Железнова еще раз встрянете со своими глупостями я вам лично уши надеру! Жанна Владимировна, уши-то им можно надрать?

– Уши? Уши можно. На игру влиять не будет и даже немного полезно. – рассеянно замечает Жанна со своего места: – когда уши натирают, то к ним приливает кровь. Эрго – кровь приливает к голове. Есть даже такая техника реабилитации… правда экзотическая, но все же. И если человек пьяный в дугу – тоже можно ему уши натереть до красноты, он сразу в себя придет.

– Она не натереть хочет, а именно надрать.

– Надрать тоже можно. Особенно Масловой, все равно она руку не бережет.

– Ну все, вы меня вывели! – Маша Волокитина вскакивает с места, раздаются звуки глухой борьбы, кто-то ойкает. Виктор останавливает запись и складывает руки на груди, наблюдая.

– Виктор Борисович.

– Да, Жанна Владимировна?

– Может быть… вам стоило бы вмешаться? – осторожно спрашивает Жанна. Виктор вглядывается в происходящее и отрицательно мотает головой.

– Неа. – говорит он: – у меня купальника нет чтобы в таких боях участвовать. Всегда полагал что женские поединки в грязи устраиваются не ради борьбы. Кроме того – мне кажется, что Маша вполне справляется самостоятельно.

– Но… это же непедагогично!

– Это еще почему? Ах, да, потому что уши надирают только Масловой? Уверен, что Мария как настоящий лидер команды не оставит своим вниманием и Арину. Или вы полагаете что именно я должен надрать Арине уши?

– Да, Виктор Борисович! Надерите мне уши! Я уже готова!

– Вот видите, Жанна Владимировна? Увольте, уж слишком много радости на лице этой юной девы. И потом, как говорил Остап Бендер – Уголовный Кодекс нужно уважать.

– Мне уже на этой неделе восемнадцать стукнет!

– Вот когда стукнет – тогда стукнет. – твердо говорит Виктор: – тогда вообще все сразу. – он понижает голос и бормочет себе под нос: – надеюсь к тому моменту ты уже в Москве будешь…

– Чего? Виктор Борисович!

– Железнова! А ты чего такая бодрая? А ну иди сюда!

– Ой! Мария Владимировна, я больше не буду! Молчу! Ай! Больно же! Мария Владимировна! Люди же смотрят! Как я интервью буду давать с опухшим ухом?

– Все-таки у вас весело. – говорит Марина Миронова: – так что там насчет этой Маугли? Нет про нее записей и чего?

– Вот! – тычет в нее пальцем Наташа Маркова: – вот Маринка у нас как раз Маугли тоже! Смотрите – никогда не играла, нигде не участвовала, а раз и подача у нее сильная. Вот что значит Маугли – это когда из ниоткуда появляются самородки.

– Может, из армейской команды? – предположила Аня Чамдар, наклонившись вперёд и прищурившись на экран.

– Нет. Проверяла. Нигде её нет. Давайте дальше смотреть?

На экране матч продолжался. «Буревестник» вёл 3:1, потом 5:2. Их диагональная била мощно, связующая работала грамотно. «Текстильщик» выглядел скромнее: приём не всегда чистый, на блоке ошибки, пасы иногда неточные.

Но тринадцатый номер…

Она была везде.

Когда «Буревестник» атаковал – она вставала на блок, и даже если не закрывала мяч полностью, то сбивала его траекторию, заставляя соперниц промахиваться. Когда мяч летел в защиту – она принимала его так, будто играла всю жизнь только в этой команде, хотя связь с партнёршами была явно не идеальной.

А когда ей давали пас на удар – она уничтожала.

– Посмотрите на её прыжок, – Виктор нажал паузу и перемотал назад. – Вот. Видите? Разбег – три шага, последний – мощный, толчок двумя ногами. Руки идут синхронно, корпус разворачивается точно в момент удара. Наша Марина тоже самородок… но выучки у нее нет. Она от природы хорошо одарена, но ее еще учить и учить, Марин, не обижайся.

– Да я и не обижаюсь…

– Лиля у нас тоже самородок, от природы щедро одарена, но она еще и учится быстро, она со школы в ДЮСШ, потом команда юниоров, потом областная. Арина Железнова – талант, слов нет, но она тоже училась с детства, чемпионат РСФСР среди юниоров. Что о ней, что о Бергштейн – везде записи остались. А вот про Миронову или эту Кривотяпкину – никаких сведений. Понимаете? Темная лошадка. Но в отличие от нашей Маугли – эта уже умеет бить правильно. Такие движения – это уже не дикий талант, так двигаться учат. Это школа.

– Какая школа?

– Серьезная школа. Это уровень сборной.

Девчонки переглянулись.

Виктор включил воспроизведение дальше.

К середине первой партии счёт сравнялся: 12:12. «Буревестник» начал нервничать. Их тренер взял тайм-аут, что-то быстро объяснял, показывал руками. Камера случайно выхватила лицо их капитана – растерянное, напряжённое.

Игра возобновилась. Подача – у «Текстильщика». Подавала сама тринадцатый номер.

И здесь девчонки из «Стальных Птиц» ахнули.

Потому что подача была силовая. В прыжке. С вращением. Мяч летел как пушечное ядро, чуть скручиваясь в полёте.

Принимающая «Буревестника» еле дотянулась – мяч отскочил в аут.

– Это что вообще такое⁈ – не выдержала Маслова: – даже быстрей чем у Синицыной! Так не подают!

– Подают, – спокойно ответил Виктор. – В сборной СССР подают. В сборной Кубы – тоже. А вот в первой лиге… – он развёл руками, – такого не было.

Следующая подача – снова в прыжке. Снова мимо. Либеро «Буревестника» попыталась принять – но мяч ушёл в сетку.

– Она что, автомат? – пробормотала Наташа Маркова, не отрываясь от экрана.

– Почти, – кивнул Виктор. – Смотрите дальше.

К концу первой партии счёт был 24:22 в пользу «Текстильщика». «Буревестник» отыгрался до 24:24. Нервы на пределе. Судья даёт свисток – подача у «Текстильщика».

Снова тринадцатый номер.

Она берёт мяч, отходит за линию, несколько секунд стоит неподвижно – сосредоточенная, собранная. Потом – разбег, прыжок, удар.

Мяч летит по прямой – и принимающая «Буревестника» падает на колени, пытаясь достать. Не успевает.

25:24.

Следующая подача – точно такая же. Защитница пытается закрыть – мяч отскакивает за пределы площадки.

26:24. Первая партия – за «Текстильщиком».

– Вот это да, – выдохнула Алена Маслова.

Виктор остановил запись и повернулся к команде:

– Вторую и третью партию можете не смотреть. Там то же самое. «Буревестник» пытался перестроиться, ставили тройной блок на неё, пытались выбить из игры силовыми подачами. Не вышло. Матч закончился 3:1 в пользу «Текстильщика». И знаете, что самое интересное?

Все молчали, ждали.

– Тринадцатый номер за матч набрала тридцать два очка. Это больше, чем вся остальная команда «Текстильщика» вместе взятая.

Повисла тишина.

– Это невозможно, – наконец сказала Наташа Маркова. – Одна игрок не может вытянуть всю команду. Волейбол – это командная игра. Ладно Железяка в свое время, но она же у юниоров играла, за школьную команду, там понятно, но в первой лиге…

– Невероятно, но факт. – пожимает плечами Виктор: – я бы тоже не поверил, если бы не увидел своими глазами. Эта Евдокия Кривотяпкина – совершенно точно будущая звезда. Ей дорога в высшую лигу, если не в сборную. Но вообще речь не о ней.

– Как не о ней? Она же… ну она же… нет у нас есть конечно и Синицына, которая Черная Птица и Лилька Кайзер и Волокно, но это же совсем другой уровень!

– Волейбол – командная игра. – раздается голос молчавшей до этого момента Синицыной: – нельзя играть в одного.

– Скажи что-нибудь, что мы не знаем, Юлька.

– Эта девушка явно превосходит всех своих коллег по команде в классе игры. Но… – Синицына делает несколько шагов вперед: – Виктор Борисович, можно? – она забирает у него пульт управления видеомагнитофоном: – сейчас.

Перематывает момент, останавливает кадр.

– Вот тут. – говорит она: – я заметила еще раньше, но вот тут четко видно.

– Да чего тут видно-то? Она в раздевалку идет вместе с остальными… – недоумевает Алена.

– Она идет в раздевалку, это да. Но не вместе с остальными. – говорит Юля Синицына и поправляет очки: – неужели не видите? Она идет одна. Команда сама по себе, она – сама по себе. Видите, как у нее чуть приподнята верхняя губа, вот тут – когда она на них смотрит?

– Дрожание его левой икры есть великий признак, угу. Ну приподнята губа и чего?

– Она их презирает. В этом и есть ее слабость. Волейбол – командная игра и победить можно только играя как команда. В отличие от нее все наши девочки – команда. – Юля отдает пульт Виктор и поворачивается к остальным: – благодаря мне группа разношерстных индивидов была сплавлена в единое целое, даже такие маргиналы как ты, Маслова.

– Чего⁈ Да ты сама антисоциальная, Юлька!

– Ан контрэ, Маслова. Именно, потому что я являюсь душой компании и эдаким социальным клеем, благодаря моей способности легко и непринужденно общаться с людьми, эта команда стала командой по-настоящему.

– Ты еще скажи, что это потому, что ты стихи пишешь!

– И это тоже.

– Да твои стихи без содрогания читать невозможно!

– Так, Маслова, творчество чужое не критиковать, по делу говори! И я же тебе сказала чтобы ты помолчала, мало тебе уши надрали⁈ Сперва сама хотя бы один стих написала!

– Я по натуре не Пушкин, я по натуре Белинский!

– По натуре ты кадавр, Маслова!

– О, Лилька пришла! Лиль, давай к нам!

– Вить, мне бы с тобой поговорить… – вошедшая Лиля окинула всех взглядом, кивнула, поздоровавшись: – ну потом… после собрания.

Глава 5

Глава 5

Рашид копал. Копать было тяжело, земля в этом месте была сухая, слежавшаяся, пополам с камнями. Он обильно потел, ладони скользили по гладкому, отполированному черенку малой саперной лопаты. Наконец, не в силах больше продолжать он остановился и попробовал перевести дух, краем глаза следя за человеком, который сидел неподалеку и курил сигарету. В руках у человека, который представился как Николай – блеснуло воронение. «Тульский Токарев».

– Ты копай. – сказал Николай, глядя на него и чуть шевельнул рукой с пистолетом: – копай. Знаешь, люди делятся на два сорта. Слышал, нет? У одних заряженный пистолет, а другие – копают.

– Послушай… – сглотнул пересохшим горлом Рашид: – мы можем договориться. Нет, правда. Я все понял, никто больше твою девчонку не тронет, ну ошиблись мы, с кем не бывает…

– Копай. – на этот раз рука поднялась и Рашид заглянул прямо в черный зрачок ствола: – лучше копай, дружище. Знаешь, как тяжело копать с простреленной рукой? Или ногой.

– Конечно. – Рашид опускает голову и продолжает копать. Лезвие лопаты то и дело натыкается на мелкие камни, а он думает о том, что запустить лопатой в голову Николаю он не успеет… а даже если успеет – тот уклонится и расстреляет его в ответ. Нужно что-то придумать, времени все меньше… но что? Подкупить? Не выйдет, он уже пробовал. Этот Николай… он же явно из Конторы, ну или из другой службы, специалист. По нему и не сказать, сам по себе тихий, невысокий, внимания не привлекает, как и положено специалистам скрытого профиля. Но вот же зараза…

Рашид думает, что эта авантюра по поиску спрятанных сокровищ Салимова вышла ему боком, но кто бы мог знать? С самого начала все шло хорошо, во время кампании Андропова по борьбе с коррупцией и в рамках «хлопкового дела» он отвечал за режимный объект «сорок четыре», а если проще – следственный изолятор для особо опасных преступников, подозреваемых в коррупции. Тех, у кого были связи, кто мог подкупить как людей снаружи, так и работников внутри. Следственная группа Гдляна и Иванова требовала результатов и как именно они будут достигнуты – никого не волновало. Те, кто попадал в особый, закрытый для посещения объект под номером «сорок четыре» – полностью попадали во власть Рашида и его людей. Нет, лично Рашид не участвовал в выбивании показаний, этим занимались следователи по особо важным делам. Тот же Салимов… у него было две дочери, одна незаконнорожденная, которая потом уехала и из-за которой он сейчас и роет яму. И вторая – родившаяся в браке, Зульфия. Девушке было девятнадцать, когда отца взяли и определили в «сорок четвертый объект». Салимов держался и не сдавал никого, хотя при обыске у него дома нашли и золото, и валюту в количестве достаточном чтобы вынести ему смертный приговор. Тем не менее он не спешил покупать себе жизнь, выдавая подельников, от дачи показаний отказывался, чтобы с ним не делали. Тогда следователи нашли выход – они арестовали его дочь, вынеся той подозрение в соучастии. А самому Салимову показали, как ее ведут по двору изолятора в наручниках. И сказали, что посадят на ночь в камеру с тремя десятками уголовников. Салимов сломался. Выдал всех.

После этого он стал не нужен следователям и о нем забыли. Он так и сидел в «сорок четвертом» в одиночке, однако страстно желая спасти свою дочь от дальнейшего преследования – он вышел на Рашида. Рассказал, что у него есть припрятанные ценности. Пообещал все отдать, с условием чтобы они – позаботились об обоих его дочерях. Рассказал о второй дочери, которая вместе с матерью уехала в далекий сибирский город и поменяла фамилию. Рашид пообещал, что все сделает.

Делать он, конечно, ничего не собирался. Да и не нужно было. Зульфия, которую отпустили сразу после того, как Салимов сознался – поспешно уехала в какой-то аул и скрылась с глаз. Ее мать умерла от инфаркта еще когда самого Салимова взяли… а другая дочка – жила себе в Колокамске и в ус не дула. Кому интересны члены его семьи, когда «хлопковое дело» набирало новые обороты… в этом водовороте уже и сам Салимов перестал представлять интерес, так как выдал всех, кого мог и больше от него не было никакого толку. Дальше – суд, срок в бесконечность, гарантированно являющийся приговором и забвение.

А Рашид по наводке Салимова нашел-таки припрятанные золотые монеты и драгоценности. Задумался о том, что если есть один тайник, то должны быть и другие. Однако шантажировать Салимова больше не было возможности – его перевели в Москву, в Лефортово, для показательного судебного процесса.

И тут Рашид совсем уже решил забыть про все это, но в город приехала команда из далекого сибирского города, а в одной из игроков этой команды Тимур уверенно опознал вторую дочку Салимова, Айгулю Салимову. То есть теперь уже – Салчакову.

Тут-то ему и пришла в голову мысль о том, что она сюда не просто так приехала, скорее всего в поисках сокровищ папаши. Чего бы иначе ей в Ташкент возвращаться? И судя по всему – он был прав. Потому что у обычной девушки из обычной команды не бывает таких вот как этот Николай – ни в друзьях, ни тем более – в охране. Уж больно тот спокоен и уверен в себе.

Рашид ведь ему и «корочки» красные показал и что он – майор МВД Узбекской ССР сказал и что его искать будут и что просто так ему с рук это не сойдет, а они могут договориться и все будет хорошо… даже предлагал ему золото Салимова из найденного тайника.

А в ответ получал равнодушное «копай дальше». Что именно копать? Не нужно быть десяти пядей во лбу чтобы понять, что копает он сейчас свою собственную могилу. А умирать Рашид не хотел.

– Николай. – снова делает он попытку, продолжая копать. Про себя отмечает, что когда он не останавливается, то Николай не реагирует на его слова, слушает. Это его шанс… нужно только продолжать…

– … глупо вышло. – говорит он, стараясь не прерываться и копать: – я ведь понимаю, что не туда залез. Вижу кто ты такой. Так ты мне скажи, что так и так, операция Главка или кто там за тобой стоит? Контора? Которая Глубинного Бурения? – краем глаза он отмечает, как выражение лица Николая слегка меняется.

– Так мы же не знали. Я не знал, и парни не знали. Сразу бы сказал, мы бы и оттормозились. А я… я могу быть полезен. Ты же знаешь, что я на «сорок четверке» работаю, я могу быть очень полезен! – Рашид почувствовал, что снова начинает обильно потеть: – свой человек в «сорок четверке», твоим начальникам это нужно! Свяжись с ними, скажи, что я готов к сотрудничеству, у меня информация на всех! И по «хлопковому делу», по всем фигурантам, начиная от Рашидова и до Усманходжаева! Усманов, Музафаров, Раджабов, Камалов… даже по Чурбанову, который зять Брежнева! И… есть показания на Лигачева, Гришина, Романова, Соломенцева и Капитонова! Это же гидра, товарищ! Преступный синдикат, подрывающий силу нашей родины!

– А ты у нас значит, защитник родины, а? – усмехается Николай и гасит сигарету о ботинок. Показательно убирает окурок в портсигар: – надо полагать что и золото Салимова ты прикарманил, потому что о родине думал?

– Виноват! – тут же говорит Рашид, чувствуя, как в сердце всколыхнулась надежда. Он говорит с ним! Начал говорить – уже плюс, трудно убить человека, с которым ты разговариваешь. Нужно продолжать говорить, вовлекать его в разговор, провоцировать на диалог, а там…

– Как есть виноват, Николай-джан… – продолжает Рашид, упоминая имя собеседника. Это важно, нужно повторять и его имя, и свое, так он напоминает, что они – люди. А вот так поступать с человеком – не по-людски, верно?

– И заслуживаю самую строгую кару. Как и положено – в нашем советском суде. Готов явку с повинной написать. И… пусть эта бумага у тебя будет, вот как захочешь чтобы я сел – так и отправишь бумагу в прокуратуру. И все. А пока я могу быть тебе и твоему делу полезен – я буду. Все что угодно, Николай-джан. Может есть кто из тех, кто в «сорок четверке» сидит, кому надо жизнь облегчить? Или наоборот – усложнить? Связь с теми, кто там? Наоборот? Да я даже побег могу организовать, но только один раз, меня потом оттуда снимут. Подумай, Николай-джан, это же такая власть…

– Явку с повинной, говоришь… – его собеседник прищуривается: – ты не отвлекайся, копай давай.

– Да! Явку с повинной! И золото все отдам! А перед девчонкой твоей лично извинюсь, в ноги упаду! Был неправ, как есть неправ. Сам подумай, ну зачем тебе меня стрелять? Ну кому от этого польза? Тебе потом еще эту яму закапывать… столько мороки. А я тебе полезен буду… – Рашид внимательно следит за глазами Николая, продолжая ковыряться в земле: – или… или если тебе наоборот, компромат на следовательскую группу нужен будет – так он у меня есть. Там показания выбивали как в средние века, на «растяжку» ставили и «слоника» делали, и в камере с «активистами» запирали, у меня и свидетели есть если надо…

– Я так вижу, что ты отвлекаться начал… – Николай убирает пистолет, достает портсигар и прикуривает другую сигарету. И если бы Рашид уже не видел его в деле, то сейчас он бы рванул к нему, раскроил бы череп саперной лопаткой и…

Николай взглянул на него исподлобья и Рашид осел на месте. Не смог решиться. Пистолет в руке был скорее показателем серьезности намерений. Потому что Николай до этого легко показал свое преимущество в рукопашной схватке.

Провоцирует, подумал Рашид, сжимая черенок лопатки в руках, провоцирует. Знает, что я не успею выбраться из ямы, а если кинуть лопатку, так увернется. Он опустил руки, показывая, что не собирается нападать.

– Если ты сейчас не начнешь копать, то я прострелю тебе ногу. – спокойно говорит Николай: – а потом – закопаю живьем. Сколько уже глубина? Полтора метра? Хватит.

Рашид сглотнул. Это была даже не угроза. Николай не повысил голос, не крикнул на него, его тон не изменился. Это-то и было самым страшным.

Рашид наклонился и продолжил втыкать лезвие лопаты в каменистую почву. Еще раз и еще. В голову ничего не приходило, руки начали трястись от усталости. Еще один удар и… он отворачивается в сторону от запаха гниения, его мутит и выворачивает. Смотрит вниз, под ноги. Падаль. Кошка… или собака? Но… почему так глубоко зарыта?

– Что там? – Николай глядит вниз и кивает головой: – как я и думал. Выкапывай эту падаль.

– Выкапывать? – Рашид поднимает глаза, не понимая.

– Выкатывай. – кивает Николай: – она мне не нужна. Мне нужно то, что под ней. Копай давай. Можешь ее в сторону просто убрать…

– … конечно. – Рашид наклоняется. От сладковатой вони разлагающегося тела его начинает мутить. Он вонзает штык лопатки в землю, выкапывая падаль и стараясь дышать ртом, в голову приходят мысли о медной игле, которую кочевники втыкали в разлагающееся тело, с тем чтобы потом этой иглой можно было убить человека одной царапиной. На острие иглы оседали токсины, медь и трупный яд становились смертельной комбинацией, а он сейчас прямо-таки дышит всем этим… его вырвало. Вырвало прямо в яму, прямо на падалину…

– Копай. – напоминает голос сверху и он – копает. Наконец отодвигает тело мертвой собаки в сторону, думает о том, что лежать в одной могиле с собакой – отвратительно. Вонзает штык лопаты в землю и слышит тонкий звон.

– Ага. – говорит Николай: – вот и он. Теперь выкапывай.

– Что это? – поднимает глаза Рашил, хотя все уже понял. Вот он – настоящий тайник Салимова. В безлюдной местности, так чтобы можно было приехать и выкопать даже если тебя разыскивают. Сверху – мертвая собака, для того чтобы если кто-то случайно начнет копать – наткнулся на падаль и прекратил. Кому охота с такой гадостью возиться? И он – наконец нашел этот тайник. Вот только сейчас ему не до золота, не до валюты и драгоценностей. Все, чего он хотел прямо сейчас это жить. Просто жить. Над головой раскинулось пронзительно-синее небо, в самой вышине над ними кружила темная точка, парящий беркут высматривал добычу, высоко-высоко, где чисто и прозрачно. А он – стоял в яме, грязный, обливающийся потом, рядом с разлагающимся телом и собственной рвотой, с лопатой в руках. Почему-то от этой мысли ему стало так тоскливо, что сердце сжалось в груди…

– Копай.

* * *

Альбина Николаевна сидела на краешке стула перед массивным директорским столом и нервно теребила уголок платка в кармане. Новый директор – Раиса Ивановна Строгонова – листала журнал посещаемости, время от времени постукивая по странице ногтем с аккуратным маникюром. За окном кабинета раздавались голоса школьников на перемене, где-то хлопнула дверь, прозвенел звонок на урок.

– Значит так, Альбина Николаевна, – наконец подняла глаза директор. Голос у неё был негромкий, но твёрдый, как у человека, привыкшего, чтобы его слушались с первого раза. – Четыре ученицы вашего класса сегодня отсутствуют. Без уважительных причин. Без справок. Без звонков от родителей. Это что, попытка саботажа всего класса?