Текст книги "Тренировочный День 9 (СИ)"

Автор книги: Виталий Хонихоев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

– Вы уже начали, я смотрю. – дверь в кабинет открывается, входит Светлана Кондрашова. Она в синем спортивном костюме с белыми полосами по рукавам, через плечо висит спортивная же сумка: – это тут у нас «оперативное заседание штаба» или просто собрание сплетниц и сплетников? У нас на носу самая важная игра нашей жизни, а вы сплетни про личную жизнь собираете.

– Вот! – привстает со своего места Волокитина: – спасибо, Свет. Видишь, Маслова! Даже Кондаршова понимает, что у нас оперативное заседание, а не собрание кумушек на завалинке! И нету у меня никакой шведской семьи, скажи ей, Вить!

– Нету. – кивает Виктор: – но если хочешь присоединиться – то пиши заявление в трех экземплярах, мы рассмотрим твою кандидатуру.

– Товарищ Полищук!

– А что, Маш, Алена наш человек. – разводит руками Виктор: – а если мы ее в шведскую семью возьмем, то она сплетничать перестанет. Опять-таки кто бросает товарища в беде? Мы не такие, а она – видишь, какая одинокая? Наш первостепенный долг – приютить, обогреть и накормить.

– Виктор Полищук!

– Ладно, ладно. Нету никакой шведской семьи, Ален. – вздыхает Виктор: – а жаль, конечно. Всегда мечтал в шведской семье расти. Кстати, ты знаешь откуда сам термин? После Второй Мировой войны в Швеции маловато мужского населения стало, вот государство и внедрило специальные программы по возрождению нации. В том числе и социальное принятие конструкции «один мужчина – две девушки» в качестве ячейки общества, оттуда и пошло название «шведская семья». Кстати, и порнография тогда почти на государственном уровне там поддерживалась – чтобы люди размножаться не забывали.

– Нету шведской семьи? Да ладно! Врете вы мне все. – говорит Алена: – все знают, что ты Маш у Лильки живешь, а ты Вить – к ним постоянно наведываешься. У меня сведения точные!

– Нужно будет Лизе Нарышкиной уши надрать. – туманно угрожает в пространство Виктор: – вот откуда сплетни-то ходят. Слава богу что я больше у них не преподаю, там и до беды недалеко. И вообще у нас заседание оперативного штаба, вот. Светлана! У тебя какие мысли?

– У меня? А я-то что? Понабрали в команду… – Кондрашова снимает свою сумку и садится на стул, закинув ногу на ногу и скрестив руки на груди: – Лиля моя вчера к Железновой в дом пробралась, вот. Знаете? Нет? Конечно, не знаете. Поймали бы – вышел бы скандал. Она только с виду девочка-одуванчик, а если чего в голову себе вколотила, то потом гвоздодером не вытащишь. Синицына… у Синицыной снова кризис жанра. Виктор, если она к тебе подойдет и будет предлагать с ней переспать – не вздумай соглашаться. Она мир немного по-своему воспринимает, с ней свяжешься – сам не рад будешь. И не надо мне тут… я все понимаю, ты парень молодой, а она девушка ладная, только вот у нее в голове баллистический калькулятор и встроенный механизм постоянной игры на нервах окружающих, а больше нет ничего. Это вы думаете, что Лилька безбашенная, но на самом деле если и есть кто-то совершенно не понимающий за мораль и приличия, так это Юлька Синицына. Я с ней общий язык кое-как нашла, так что делюсь наработками. Не вздумай с ней спать. И не разговаривай намеками, она намеки не понимает. Говори все прямо и четко, гляди ей в глаза и не повышай голоса, она на повышение голоса неадекватно среагировать может.

– Черте-что. – тихонько бормочет себе под нос Маслова: – не команда, а сборище неврастеников. Все ненормальные какие-то. Одна я нормальная.

– Кто бы говорил. – хмыкает Маша Волокитина: – ты, Маслова, вообще картинка из энциклопедии в статье «Вечно сует свой нос в чужие дела»! Вот у тебя своих дел нет, а? Лучше бы над защитой поработала, а то Лилька тебя всухую уделывает… даже если ей руку за спиной привязать.

– Ну извините, я не гений! Я обычная, нормальная девушка, чем и горжусь! У меня нет шведской семьи или баллистического калькулятора в голове! Зато психика устойчивая!

– Если у кого психика и устойчивая, так это у Лильки. – вздыхает Виктор: – и хватит уже тут сплетни разносить! Это…

– Оперативное заседание штаба. В курсе. – кивает Алена Маслова и поворачивается к Кондрашовой: – Свет, а ты… а чего Лилька в доме у Железновой узнала? Страсть как интересно!

– Вещественные доказательства крала. – говорит Светлана Кондрашова: – теперь целое дело как все на место вернуть…

Глава 4

Трёхкомнатная квартира в новой девятиэтажке на проспекте Металлургов встретила Виктора гулкой пустотой. Белёные стены отражали каждый звук, превращая шаги в эхо чужих шагов, словно по квартире бродил не он сам, а его призрак. Паркет, ещё пахнущий мастикой и свежим лаком, поблёскивал в лучах осеннего солнца – целое море полированного дерева, по которому можно было кататься в носках от прихожей до балкона.

В зале, самой большой комнате с двумя окнами, выходящими прямо на площадь перед театром драмы, – одиноко лежал матрац, как плот посреди паркетного океана. Подушка и одеяло были аккуратно сложены посредине. Рядом с матрацем лежал открытый чемодан черного цвета, в чемодане был его нехитрый скарб, пара футболок, запасной костюм и конечно же завернутый в тряпки «Марголин», который он все никак не сподобится завхозу вернуть. Виктор все еще не переехал сюда окончательно, все не было времени, но как-то ночевал тут, по старой традиции полагая что новое жилище все еще не твое, если ты не переспал тут хотя бы ночь.

На кухне, где по замыслу архитекторов должна была собираться счастливая советская семья, стоял единственный стул – деревянный, с облупившейся зелёной краской на спинке. Две табуретки-близнецы жались к батарее, будто грелись. На подоконнике – пустая банка из-под майонеза с ложкой внутри и пластиковое ведро для мусора, пока совершенно пустое. Еще в кухне была новехонькая газовая плита. В ванной комнате пока что не было даже зеркала или полочек для мыльно-рыльных принадлежностей, мыльница была поставлена прямо на раковину, а зубная щетка и опасная бритва торчали из стоящего тут же граненного стакана.

Квартира номер сорок семь была похожа на выставочный зал, из которого вынесли все экспонаты. Высокие потолки – два семьдесят – делали пространство ещё более необъятным. В пустых комнатах гулял сквозняк, шевеля газету «Вечерняя Правда Колокамска», забытую на полу возле входной двери. Где-то наверху, у соседей, играло радио – «Майский вальс» просачивался сквозь бетонные перекрытия приглушённым напоминанием о том, что жизнь всё-таки существует.

Виктор стоял посреди зала, и его собственная тень казалась единственным доказательством того, что квартира обитаема. Комбинат выделил ему эти хоромы авансом, в расчете что улучшенные бытовые условия помогут взять новые спортивные высоты и вывести команду в плей-офф первой лиги нынешнего сезона. Как там – голодной куме все хлеб на уме. Формирование команды первой лиги потребовало от Комбината и гормолзавода увеличение бюджетов финансирования, выделения помещений и транспорта, закрепленного только за командой. Однако этого руководству обоих предприятий показалось мало, Соломон Рудольфович, первый зам директора Колокамского Металлургического Комбината и Гектор Петрович, директор городского молокозавода – оказались людьми азартными, устроившими негласное соревнование по улучшению бытовых условий для членов команды. Виктор не знал всех подробностей, однако та же Айгуля Салчакова больше не ютилась в комнате два на два в третьем общежитии у училища, а занимала гостевые апартаменты в ведомственной гостинице Комбината, с полноразмерной ванной, с обслуживанием в номер, ежедневной влажной уборкой и прочими прелестями жизни.

Соревнование началось исподволь и развернулось всего за две недели. В понедельник Соломон Рудольфович распорядился выдать всем девушкам из сборной талоны в закрытый распределитель Комбината – тот самый, куда обычным смертным вход был заказан. Гектор Петрович не остался в долгу: уже в среду каждая волейболистка получила карточку на ежемесячный молочный набор повышенной жирности – творог, сметана, ряженка и финское масло в синей упаковке, за которым в обычных магазинах очередь занимали с пяти утра. «Все-таки мы гормолзавод, а не железки катаем! Наши девчата должны быть сытыми и довольными!» – так прокомментировал Гектор Петрович свое решение.

К четвергу противостояние набрало обороты. Комбинат организовал для команды отдельное окно в заводской столовой со спецменю где был подсчитаны все витамины, белки, жиры и углеводы, а на выезд были выделены ящики с газировкой, причем не какой-нибудь «Буратино», а самой настоящей «Пепси». Молокозавод ответил в пятницу поставками югославской колбасы и сервелата прямо на дом – завхоз команды Семён Семёныч лично развозил по адресам белые пакеты с деликатесами.

На второй неделе конфликт двух руководителей взял новые высоты. Юлия Синицына, нападающая от молокозавода, та самая «Черная Птица», в понедельник утром обнаружила у себя в комнате общежития новенький японский магнитофон «Шарп» – подарок от Соломона Рудольфовича, который посетовал что "гормолзавод только и знает, что масло да творог присылать, а как же духовные потребности собственных игроков?' К вечеру того же дня Соломон Рудольфович прислал ей польские сапоги на меху и японский же плеер «Sony», небольшой, кассетный и такой модный. Видимо он прослышал о неожиданном подарке руководства Комбината. Все же Синицына изначально была игроком «Красных Соколов», а не «Металлурга», так что Гектор Петрович был оскорблен в лучшие чувствах.

Лиля Бергштейн, либеро молокозаводской команды, во вторник получила сразу две посылки. От родного предприятия – венгерские кроссовки «Тисса» и джинсы «Монтана». От Комбината – французскую косметику «Ланком» и подписку на журнал «Работница» на три года вперёд. Нужно сказать, что саму Лилю такие подарки оставили совершенно равнодушной, потому что у нее и свои источники дефицита были.

Айгуля же Салчакова от Комбината за эти две недели получила не только апартаменты в ведомственной гостинице, но и финское пальто с песцовым воротником, югославские сапоги и абонемент в закрытый продуктовый магазин при Доме офицеров.

Алене Масловой была выделена служебная, двухкомнатная квартира, правда в ней еще ремонт шел, но ордер уже вручили, через неделю можно было въезжать.

Машу Волокитину, как капитана команды и гордость области – взяли в осаду с двух сторон, сперва Соломон Рудольфович предложил «задуматься над улучшением жилищных условий» и протянул ордер на трехкомнатную квартиру в новостройке, прибавив что на следующей неделе придет еще и чешская стенка для зала. В тот же день ее подкараулил Гектор Петрович, который выделил уже построенный домик в дачном комплекс «Пятьдесят лет Октября», сразу за чертой города, у реки.

Виктор, глядя на эти чудеса только головой качал. То, что девчонкам бытовые условия улучшают – это прекрасно, слов нет. Однако тут и переборщить можно. Как говаривал профессор Выбегалло – сатур вентур, как известно, нон студит либентур… то бишь «сытое брюхо к учению глухо». Тут нужно аккуратно по грани пройти, а то они еще даже ни одного матча в первой лиге не сыграли, а уже носы задрали, как будто профессионалы. А все эти шмотки только внимание отвлекают… тем более что заседания оперативного штаба по разрешению кризиса в команде в обычные посиделки за чашкой чая превращались. Соберутся, посплетничают, косточки друг другу перемоют, переругаются все и по домам. Чтобы завтра об этом подумать, как будто не команда, а коллективная Скарлет О’Хара.

Виктор огляделся по сторонам еще раз и вздохнул. От одиночества бегут, к уединению стремятся, верно же? Он уже осознанный человек и ему не нужны толпы людей вокруг, признающие его существование, он вполне может быть и один. В конце концов каждый умирает в одиночку. С другой стороны, странные чувства он прямо сейчас испытывает… вот вроде в коммуналке было тесно, всего одна комната, постоянно было слышно, как принцесса Алтынгуль за соседней стеной концерты давала, мешая спать и сосредоточиться, с кухни всегда тянуло прогорклым подсолнечным маслом, а в умывальнике невозможно было умыть лицо с утра, не отстояв очередь к единственному рабочему крану. Да и ванной не было, только душ, который тоже не работал и приходилось ходить в общественную баню, что на проспекте Строителей. Словом бытовые условия действительно существенно улучшились, но почему-то внутри, в душе – было пусто, точно так же, как и во всех его трех комнатах. Стол и стул в кухне, одинокий матрац в зале… и все.

– Сик транзит глория мунди… – бормочет Виктор себе под нос, оглядываясь. Действительно неуютно, надо бы мебелью обзавестись, раньше это было бы проблематично, зарплата тренера конечно намного больше, чем зарплата учителя физкультуры, однако одномоментно приобрести мебель, холодильник, кухонную утварь, телевизор, утюг… чего там еще нужно для быта? В коммуналке холодильник был общий, всегда можно было туда свою курицу или остатки обеда закинуть. Утюг можно было взять у Леопольда Велемировича, престарелого интеллигента в третьем поколении, обожающего играть в шахматы во дворе за деревянным столом. Ну или у Светы и Марины, но в этом случае девчата могли и забрать его вещи, чтобы самим погладить, не слушая его о том, что это неудобно. В самом деле он уже взрослый мужчина, уж штаны себе и сам погладить может. Кто-то у кого-то занимал фен, немного сахара, платье на «поносить» и так далее. Ты никогда не был один, вокруг тебя всегда были люди. Иногда это мешало, порой раздражало, но от постоянного присутствия людей в твоей жизни если ты живешь в коммуналке – никуда не деться. Они всегда рядом и напоминают о себе, постоянно вмешиваясь в твою жизнь.

Своя отдельная квартира на три комнаты с отдельной кухней в новостройке – это мечта каждого советского гражданина, уставшего от общественной жизни, от жизни на виду у всех и вместе со всеми. Никита Сергеевич Хрущев в свое время считал, что советский гражданин в одиночестве должен только спать, потому и понастроил «хрущевок», где в коридоре было не разминуться, а на кухне можно было руки в стороны расставить и в стены упереться. Он считал, что советские люди после работы, где все вместе строили коммунизм – шли в советские же столовые, чтобы поесть, в советские комбинаты быта, чтобы выстирать и выгладить или починить одежду, в советские кинотеатры или библиотеки и возвращались домой только чтобы упасть в кроватку и увидеть восемь часов политически выверенного сна про задачи съезда КПСС.

Однако со строительством советских комбинатов быта, советских кинотеатров, советских детских садиков и всего прочего не задалось, да и выбор в советских столовых был небогатый, так что люди все равно предпочитали свои квартиры. Свой дом – своя крепость, где за кирпичными или бетонными стенами, штукатуркой и бумажными обоями «Весна», за дверью из клееной фанеры с глазком «Пролетарий» и врезным замком часовой фабрики «Заря» – советский гражданин мог наконец расслабиться от этой кипучей общественной жизни и немного пожить своей личной. Так сказать, частной и даже немного мещанской – с неизменной стенкой из ДСП, покрытой коричневой фанерой, крашенной под «дуб», с чешским хрусталем за стеклянными дверцами, с цветным телевизором марки «Рубин» и телефоном в прихожей, с ковром из Туркмении (производства фабрики «Большевичка») на стене, с холодильником «Бирюса» на кухне и стиральной машинкой «Вятка-Автомат» в ванной комнате.

Такая, укомплектованная всем необходимым квартира вызывала у советских граждан трепет не меньший чем у захудалого барона – вид рыцарского замка с донжонами, сторожевыми башнями, рвом, наполненным водой, подъемным мостом и железной решеткой на воротах. Одним словом – богатство. И ключи от новой квартиры, что лежали сейчас на подоконнике в кухне – символизировали свободу Виктора от обязательной общественной жизни, когда придя к себе в коммуналку, даже если ты сильно устал и никого не хочешь видеть – тебе все равно приходилось улыбаться и разговаривать с людьми, выслушивать их и принимать участие в их жизни, а также позволять им – принимать участие в твоей.

Вот только почему-то на душе у него вовсе не было так уж свободно и спокойно. Наверное, нужно было к Маше с Лилей зайти в гости? Но мешать им он не хотел, хотя и знал, что ему примут там радушно и не укажут на дверь. Айгуля Салчакова сейчас в ведомственной гостинице Комбината живет, если бы он напросился к ней в гости – она бы тоже ему не отказала, но вот сколько в этом жесте будет искренности, а сколько будет от вежливости и ощущения что она ему чего-то должна за тот раз, когда он ее приютил? Выяснять не хотелось. В коммуналку свою возвращаться сейчас тоже было не очень, он и так фактически ключи Марине отдал, вдруг она там уже свою личную жизнь с Николаем выстраивает, а он такой припрется и главное – вот зачем? У него уже есть своя квартира, вот он стоит посреди зала как дурак…

– Надо бы завтра вещи перевезти. – говорит он вслух, поражаясь звуку своего собственного голоса. Голос в пустой квартире звучит как-то странно, не походим на его обычный голос. Наверное эхо, думает он, конечно же эхо, когда на стенах будут ковры, в комнате будет мебель, тогда и звуки будут совсем другие.

Ну и ладно, думает он, сегодня вот так посплю, на полу, а завтра перееду. Руководство помощь обещало при переезде, дескать и машину выделим и грузчиков от предприятия, но Виктор отказался. Соломон Рудольфович не знает, что всего имущества у Виктора – пара чемоданов и сумка. У него даже кровати нет, а матрац он купил в магазине в первый же день. Так что машина ему ни к чему, он все и на своей перевезет. Нужно же привыкать что он теперь человек с собственным автомобилем, тем более что бензин марки АИ-93 на заправке стоит десять копеек за литр. Эта цена, кстати, местными автолюбителями единогласно признана слишком высокой и большинство заправляется семьдесят шестым, по пять копеек за литр, в два раза дешевле.

– Сюда и девушку пока не привести. – вздыхает Виктор и чешет в затылке. Время еще рано, спать не хочется, а делать в пустой квартире нечего. Он со странной тоской вспомнил вечера в коммуналке, когда каждый вечер был наполнен событиями и своими местными драмами. То Глафира Семеновна снова Катьку поймает за хулиганством, то Светка с Батором поругаются, то Нурдин домой заявится на «рогах» и будет Самире в любви признаваться, то Гоги Барамович бутылку молодого вина где-то достанет и во двор позовет распивать, а там и местный алкоголик Женечка присоседится и расскажет историю о том, как он помогал Тамарке Карениной карьеру сделать, а она сейчас зазналась и даже не здоровается, нос задрала. Леопольд Велемирович предложит «партеечку по-быстрому» в шахматы сыграть, дескать научился сицилийской защите, Марина зайдет, скажет, что «эти двое меня совсем выбесили, Витька, а ты чего делаешь?». Наколотов, инженер из третьей квартиры, придет по просьбе Глафиры Семеновны и кран починит, тот что не работает, починит и вина выпьет с Гоги Барамовичем и Батором, крякнет, вытрет усы и скажет что баловство это все, сок да вода крашенная, уйдет и вернется с литровой бутылкой самогона и они дотемна будут обсуждать особенности внешней политики на Ближнем Востоке, где «англичанка гадит», да еще и дипломатов выслали… а потом из окна на них накричит Самира, у которой уже заснула принцесса Алтынгуль и они понизят голос, а Гоги Барамович засобирается, потому что завтра вставать рано…

– Ну и ладно. – сказал Виктор вслух: – как говорил Сартр, «ад – это другие», у меня тут никого нет, так что и ада никакого. Скорее… – он обвел взглядом пустую комнату: – скорее на чистилище похоже. Там, наверное, тоже скука смертная. Неет, определенно завтра нужно Жанне Владимировне позвонить, узнать, как она там… работу предложить. – он задумывается. С одной стороны Жанна Владимировна, рослая и зрелая женщина из фельдшерско-аптечного пункта села Китаевка – ему нравилась, и он искренне хотел ей работу предложить, медиком команды. Насколько он успел увидеть, она хороший специалист со стальными нервами, у нее ни один мускул не дрогнул, когда она состояние Николая увидела. И ведь предположила, что это он, Виктор так его уделал, но виду не подала, не испугалась и даже успела участкового вызвать. Итого – профессионализм, устойчивая психика и умение владеть собой в кризисных ситуациях. Такой человек им в команде пригодится. Но с другой стороны… если он ей работу предложит, то он начальником ее станет, пусть и формально. Наверное, стоит сперва с ней поговорить? До того, как работу предлагать? А с другой стороны, когда это его удерживало?

Прозвучал звонок в дверь. Виктор считал, что каждая квартира в новостройке оборудуется звонком не просто так. Казалось бы, лишние траты, тут обоев нет, а звонок установили… но на взгляд Виктора в этом был тонкий расчет. Если не ставить кнопку звонка, то пришедшие будут стучать в двери, а при том, что входные двери в квартиру состояли из клееной фанеры… уж лучше звонок установить. Иначе сразу бы обнаружилось что эти двери могут и с петель слететь после того, как гости постучатся.

– Иду-иду! – повышает голос Виктор. И кого там нелегкая принесла? Наверное какой-нибудь управдом… он ведь ключи только недавно получил. Виктор подходит к двери. А вот глазок в двери не врезали, впрочем, он всегда может открыть дверь и увидеть кто именно к нему пришел. В качестве преграды клееная фанера все равно не очень. Он возится с замком и распахивает дверь.

– Вот ты где! – говорит ему Марина, которая стоит за дверью: – а то Батор со Светкой опять поссорились, я у тебя переночую?

– А? Но я же… – Виктор моргает. Он же ей ключ от комнаты отдал, разве нет?

– Виктор, любезный, как насчет партеечки по-быстрому? – из-за Марины высовываеьтся Леопольд Велемирович: – я как раз матч Карпова и Каспарова разобрал, там такие комбинации на тридцать втором ходу!

– Витька, я тебе один умный вещь скажу, ты только не обижайся! – гремит на лестничной площадке голос Гоги Барамовича, который нянчит в руках большую бутыль с прозрачной жидкостью и с этикеткой «Кислота! Опасно! Не пить!»: – вот ты когда переехал – даже новоселья не сделал, понимаешь! Разве так поступают? Нэт, нэт, нэт, я даже прикидываться не буду что ты мне друг! – он расталкивает всех и проходит мимо оторопевшего Виктора в квартиру, останавливается посреди пустого зала и оглядывается назад: – ну что встали? Проходите все!

– Это вообще не моя идея, Вить. – проходит мимо него Батор: – я был против. Но ты Гоги знаешь…

– С новосельем! – целует его в щеку Светлана: – но подарка не жди! Пригласил бы по-человечески – подарила бы одеколон «Красный Октябрь», Батору не идет, а тебе бы в самый раз.

– Да. – кивает Марина: – мы сегодня хуже татарина! Ура! Потому что незваные гости! Давайте газетку постелим!

– Но… да у меня и нет ничего? – теряется Виктор: – я не готовился гостей принимать…

– Это оставь нам. – хлопает его по плечу Гоги Барамович: – я вон чачу принес, три литра, понимаешь! Девчонки тортик приготовили и селедку под шубой, а твоя пассия сейчас поднимется. Я же тебе говорил, Вить – женись! Срочно! Эта девушка – пэрсик! – он собирает пальцы в щепотку и издает поцелуйный звук: – муа! Пэрсик, сладкий пэрсик!

– Кто это персик? – в дверях появляется Валя Федосеева, которая тащит какой-то ящик: – осторожно, зашибу. Тут «Массандра»…

– Достать ящик «Масандры» за час. – качает головой Гоги Барамович: – да она у тебя просто дэви джи! Настоящая волшебница! Даже если бы она весила сто двадцать килограммов и была страшная как смертный грех – все равно нужно было бы жениться! А она еще и красавица, комсомолка, активистка и спортсменка! Ты чего, Вить, охренел? И на, вот чачу подержи, я пока стаканы из карманов достану… знаешь как неудобно стаканы в карманах носить? Я же представитель власти, понимаешь, а по улице с бутылкой и со стаканами в карманах…

– Ты, Витька не думай, что если у тебя квартира теперь появилась, то ты всех круче сразу стал. Я к тебе в гости приходить буду. Ключи брать. – деловито говорит Батор, подтягивая штаны: – а то у Алтынгуль зубы начали резаться, да и Светка моя знаешь какая страстная? А человеку нужен восьмичасовой здоровый сон чтобы ты знал. Мне вообще молоко нужно за вредность выдавать. За Светкину вредность, ага.

– Щас как дам по голове. Молоко ему. – говорит Светлана, которая отрывается от расстилания газет на полу, выпрямляется и упирает руки в бока: – ты чего, Кривогорницын, Ботор Маданович – охренел⁈

– В смысле за вредность, потому что она такая красивая, что глаз режет. – тут же исправляется Батор: – она же как звездочка в ночи, все мужчины мне завидуют и столько счастья в жизни я с трудом выношу.

– Они опять. – жалуется Марина: – итальянская парочка, вчера даже стакан на кухне разбили. О, кстати, вот тебе пирожков Глафира Семеновна послала, сама прийти не может, Катька же в школу пошла, вот тетю Глашу на родительское собрание вызвали, Катька там что-то не то взорвала, не то подожгла.

– Физкульт-привет! – в дверях появляется довольная Лиля, она улыбается и тащит какой-то ящик, у нее взъерошены волосы, она перемазана в чем-то белом.

– Вай, красотка, зачем сама таскаешь! – Гоги Барамович оперативно перехватывает ящик и бросает укоризненный взгляд на Виктора: – Вить! Иди девчонкам помоги все дотащить, все-таки третий этаж у тебя, а лифт не работает.

– Витька! – в квартиру заваливается Маша Волокитина, она несет какую-то кастрюлю: – котлеты приготовила. И салат. Все полезное. Имей в виду я пить не буду.

– С ним никто пить не будет. – выносит вердикт Гоги Барамович: – мы сейчас сами тут сядем, газетку расстелим, бастурму и огурчики нарежэм и вздрогнем. Потому что нас не приглашали. Потому что незваный гость хуже татарина. Вот мы все тут хуже татарина, потому что этот нехороший человек нас даже в гости не позвал. Сами будем пить!

– Почему это хуже? – обижается Нурдин: – у меня вот татарские корни есть, у бабушки.

– Ладно. – успокаивающе поднимает ладонь Гоги Барамович: – хорошо. Незваный гость – лучше татарина!

– То-то же.

– Спасибо, ребят. – говорит Виктор: – правда, спасибо. Давайте я схожу, помогу там занести… Валь я с тобой!