Текст книги "Тренировочный День 9 (СИ)"

Автор книги: Виталий Хонихоев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Тренировочный День 9

Глава 1

В Колокамске не было места престижнее «Плакучей Ивы». Располагался ресторан в старинном купеческом особняке на берегу реки, переделанном в тридцатые годы под «образцовое предприятие общепита». К середине восьмидесятых это было единственное заведение в городе, куда невозможно было попасть с улицы – только по предварительному заказу столика через знакомых или за солидную мзду швейцару Степану Палычу.

Тяжёлая дубовая дверь с латунной табличкой вела в просторный вестибюль, где пахло французскими духами из валютного магазина и папиросным дымом. Гардеробщица тётя Клава знала всех завсегдатаев по именам и никогда не выдавала номерков – помнила каждое пальто наизусть. За её спиной, на стене цвета кофе с молоком, висело огромное зеркало в золочёной раме, а под ним – бархатная банкетка, на которой любили фотографироваться местные невесты.

Главный зал открывался через арку, задрапированную тяжёлыми портьерами горчичного цвета с кистями. Первое, что бросалось в глаза – хрустальная люстра чешского производства, трёхъярусная, на двести свечей. По вечерам её приглушали, и она отбрасывала на потолок с лепниной таинственные блики. Стены были обиты шёлковыми обоями болотно-зелёного оттенка с едва заметным растительным узором – говорили, что привезены откуда-то из-за границы, не то из ГДР, не то из Югославии.

Столы – массивные, из карельской берёзы, покрытые крахмальными скатертями – стояли на достаточном расстоянии друг от друга, чтобы разговоры не долетали до соседей. На каждом – вазочка с живыми гвоздиками (директор специально договорился с оранжереей горисполкома), тяжёлые мельхиоровые приборы и салфетки, сложенные веером. У окон располагались четыре «кабинета» – отделённые резными деревянными перегородками с матовым стеклом ниши для особо важных гостей. Попасть туда мечтал каждый уважающий себя горожанин, ведь поужинать в «Плакучей Иве» это не просто прием пищи, а статус.

В углу, на небольшом подиуме, стоял рояль «Красный Октябрь», за которым по вечерам играл Эдуард Михайлович – бывший консерваторский, спившийся, но всё ещё виртуозный. Рядом – микрофон для солистки Аллочки, которая пела «Ландыши» и «Надежду» под восторженные вздохи собравшейся публики.

Вдоль дальней стены тянулась барная стойка – невиданная роскошь для провинции. За ней возвышались ряды бутылок: армянский коньяк, «Советское шампанское», венгерский вермут, болгарская «Сливова». А в холодильнике со стеклянной дверцей – предмет особой гордости директора – всегда стояло несколько бутылок «Пепси-колы», добытой неведомыми путями.

Официантки – все как на подбор молодые, в чёрных платьях с белыми фартучками и кружевными воротничками – скользили между столами бесшумно, как тени. Знали, кому какой коньяк подавать без спроса, кто любит селёдочку «под шубой», а кто предпочитает фирменные котлеты по-киевски с вытекающим маслом. Сервис в «Плакучей Иве» разительно отличался от обычного советского общепита с неопрятными поварами в грязно-серых шапочках, повсеместным хамством и привычным картонным вкусом всех блюд.

В «Плакучей Иве» же зачастую решались судьбы: здесь договаривались о поставках дефицита, праздновали защиты диссертаций, отмечали назначения. Попасть сюда на юбилей или свадьбу означало признание твоего статуса в негласной городской иерархии. А уж если удавалось забронировать зал на новогоднюю ночь – об этом потом полгорода шептались с завистью.

Сентябрьскими вечерами, когда за высокими окнами желтели ивы, давшие название ресторану, и в воздухе уже чувствовалось прохладное дыхание осени, зал наполнялся негромким гулом голосов, звоном бокалов и ароматом духов «Красная Москва» вперемешку с запахом жареной осетрины. Это был маленький островок советской belle époque в провинциальном Колокамске – место, где можно было на несколько часов почувствовать себя причастным к чему-то большему, чем серая повседневность пятилеток и очередей за колбасой.

– Признаться не ожидала. – говорит Альбина Николаевна, давая Виктору проводить себя за столик и отодвинуть для нее стул: – чтобы такой человек как ты и пригласил даму в ресторан. Что с тобой случилось, Полищук? Заболел?

– Для начала хочу сказать, что сегодня ты выглядишь просто ослепительно. – наклоняет голову Виктор: – ты и в повседневной серости будней всегда выглядела эдаким маяком и образцом для подражания, но сегодня…

– Надо же. Комплименты научился говорить. Определенно с тобой что-то случилось. Полищук. Увольнение тебе на пользу. – Альбина окидывает его быстрым взглядом и откидывается на спинку стула: – даже костюм свой спортивный наконец в сундук убрал и надел что-то приличное в кои-то веки.

– А? – Виктор опустил взгляд вниз, оглядывая себя. Джинсы и черная водолазка, ничего особенного… вещи ему Лиля задарила, у нее какие-то там связи на кооперативной базе, вот периодически и дарит. В ресторан идти в трениках ему и самому показалось слегка неуместным, вот он и достал эти вещи из чемодана. Вообще с обзаведением связями и знакомствами многое ранее недоступное и казавшееся невозможным вдруг оказалось на расстоянии протянутой руки, так, например в «Плакучей Иве» у Айгули Салчаковой отчим работал и хотя она из дому ушла, поссорившись с мамой, с ним у нее отношения сохранились. Она без труда «выбила» ему столик в «Плакучей Иве», да еще в хорошем месте, за стеной из зеленого плюща, место откуда можно было разглядывать остальной зал, будучи невидимым для окружающих, да еще на небольшом возвышении. Руководство Комбината выделило ему отдельную квартиру неподалеку от центра, в новостройке сразу за театром драмы, оттуда и до стадиона рукой подать, в выходные можно будет переехать, ключи уже передали и акт подписали… целых три комнаты. Для одного человека явный перебор, но как сказал Соломон Рудольфович «долго ты в холостых все равно не пробегаешь, товарищ Полищук, чтобы два раза не вставать, так сказать на вырост тебе…»

И, кстати, вместо его старых «юбилейных» кроссовок с дубовой подошвой, ему выдали настоящие американские, совершенно белые и с надписями на иностранном языке. Нога в такой обуви как будто подушками была обложена, так мягко было внутри. Запястье его руки охватывал стальной браслет электронных часов «Сейко», настоящие, японские! Откуда? Зашел он в бухгалтерию гормолзавода, командировочные девчат из «Красных Соколов» подписать, а в этот момент туда заглянул директор. Обрадовался, увидев его, сказал, что им по распределению партия таких вот часов пришла, вот, товарищ Полищук, получите и распишитесь, тренер должен быть пунктуальным, а у него часов нет, как так? А тут часы электронные, видите, цифры сами появляются, есть и секундомер, и будильник и все на свете, очень полезная вещь для тренера.

Но, конечно, самым неожиданным ходом стала темно-синяя, почти новенькая «копейка» или ВАЗ-2101, говорят ее производство закончилось в прошлом году, но эта конкретная машина выглядела совершенно новой. Ключи от нее передал Николай, который извиняющимся тоном сказал, что, конечно, «Волга» или «Нива» были бы лучше, но это вопросы вызовет, а Виктору лишние вопросы не нужны, ведь так? С этой точки зрения «копейка» действительно была лучшим выбором, хорошо, что не «Запорожец». Оформлена машина была на какую-то гражданку Ковальчук Ларису Сергеевну, но все доверенности были выписаны на Виктора надлежащим образом, так что в любой момент он мог бы переписать автомобиль на себя.

В «бардачке» машины, куда порекомендовал заглянуть новый знакомый – лежал довольно пухлый конверт с наличностью. Виктор едва только туда заглянул и понял, что перед ним довольно крупная сумма, больше, чем годовая зарплата тренера это уж точно. Толстая пачка двадцатипятирублевых купюр с Владимиром Ильичом, сиренево-фиолетовые бумажки… Николай сказал, что это компенсация и что о возврате и речи быть не может, если Виктор не хочет принимать подарок – он волен делать с ним что угодно. В печке там сжечь или в окно выкинуть, его дело.

Выкидывать в окно деньги Виктор не стал, исходя из принципа «если они вам платят, значит они вам должны». Испытывать долг перед кем-либо заранее он не собирался, если вдруг Николай подойдет и скажет, что вон нужно что-то сделать, «ведь мы тебе уже заплатили» – пусть договаривается с нуля. Так что он со спокойной совестью пошел сегодня в ресторан, впервые за все это время чувствуя, что может себе позволить не смотреть на ценник в меню и не высчитывать в голове сколько же ему дней осталось до зарплаты и как же протянуть это время, экономя на всем. В коммуналке было хорошо, там его все время Глафира Семеновна подкармливала, сокрушаясь что от него «одни глаза и кости остались», да и из общего котла всегда что-то перепадало, особенно от Гоги Барамовича. А одному жить на зарплату школьного учителя было бы тяжковато… и не потому, что зарплата маленькая, а потому что накапливать капиталы и жить «в меру своих возможностей» он никогда не умел. Впрочем он никогда особо не был падок на «шмотки», это его Маша Волокитина пристыдила и вынудила одеваться получше. Так и сказала, что «парень ее девушки не должен как вахлак ходить, что про Лилю подумают!». То, что самой Лиле было глубоко фиолетово что и как про нее подумают, Маша опустила за скобками. Дескать твоя внешность, Полищук – это репутация Лили, а мне не все равно что про нее подумают, изволь нормально одеваться. Тем более что на свидание идешь со своей училкой этой, изменщик коварный, должен выглядеть на все сто. Пусть у нее там волосы вылезут от зависти, что такого мужика упустила, вот.

– Да. – признается он вслух: – действительно перемены произошли. Но вынужденные.

– Да уж конечно. – скептически поджимает губы Альбина: – надо полагать. По доброй воле ты бы нипочем нормально не оделся бы. Пришел бы в своих синих трениках, вытянутых на коленках и в мастерке, которой сто лет в обед. А тут от тебя даже одеколоном пахнет… как будто над душой стояли…

– Ничего подобного. – отрицает Виктор, вспоминая как Маша Волокитина всего его осматривала после тренировки, узнав, что он в ресторан намылился. Не поленилась, пошла к нему домой, самолично ему одежду выбрала, Лилю привлекла, одеколон у Батора взяла… вот зачем ей это нужно было? Наверное, угрызения совести испытывает, что у него девушку увела. В свою очередь Виктор угрызений совести не испытывал, опять-таки считая, что «если платят – значит должны». Разубеждать Машу в ее заблуждениях он не собирался. Два-три раза сказал и хватит.

– Ладно. – Альбина Николаевна придвигает к себе меню, настоящую книгу в кожаном переплете с тисненными буквами, выглядящими как средневековый фолиант.

Ее пепельно-русые волосы собраны в идеальный французский пучок – ни единого выбившегося волоска, даже после целого дня в школе. Виктор помнит, как девчонки из старших классов шептались, пытаясь разгадать секрет ее причёски, но конечно никто так и не узнал секрета.

Лицо у неё было той правильной славянской красоты, которую в журнале «Работница» назвали бы образцовой – высокие скулы, прямой нос, чётко очерченные губы, которые она красила неярко, но всегда безупречно ровно. Серо-голубые глаза смотрели на мир с холодноватым любопытством энтомолога, изучающего редкий вид бабочек. За это отстранённое выражение лица, за слегка надменную, всегда холодную манеру поведения и безупречный внешний вид старшеклассники и прозвали её «Мэри Поппинс» – по песне из фильма, где героиня пела что она «само совершенство».

На ней было тёмно-синее платье, сидящее по фигуре, явно не местного пошива, как и все, что было на ней. Строгое, с белым воротничком и манжетами, но сидело так, что подчёркивало стройную фигуру, не нарушая при этом границ приличия. На шее – тонкая золотая цепочка с небольшим кулоном, в ушах – скромные золотые серёжки-гвоздики. Ничего лишнего, ничего кричащего, но весь облик выдавал человека, который точно знает себе цену.

Руки у неё были красивые, с длинными пальцами пианистки. Ногти покрыты бесцветным лаком, на безымянном пальце правой руки – тонкое серебряное кольцо с небольшим камушком. Обручального кольца не было – Альбина Николаевна была той категорией советских женщин, которые считали карьеру важнее замужества. По крайней мере, на данном этапе.

Запах французских духов – не «Красная Москва», которыми благоухала половина зала, а что-то более тонкое – окутывал её едва уловимым облаком. В Колокамске такие не достать было, разве что в столице по большому блату.

– Посмотрим, что же сегодня нам может предложить этот ресторан… – задумчиво говорит она, перелистывая страницы.

В её голосе слышался лёгкий московский акцент – она нарочито чётко выговаривала все звуки, словно демонстрируя превосходство столичного образования над местным. Два года назад приехала в Колокамск по распределению после аспирантуры МГУ. Все знали, что это временно – отработает положенные три года и вернётся в Москву, возможно, уже с защищённой диссертацией о специфике преподавания английского языка в условиях провинциальной школы.

– Я взял на себя смелость и уже сделал заказ. – говорит Виктор: – чтобы ты не ждала. Ты знала что тут можно минут сорок заказ ждать?

– Ну конечно. Это же высокая кухня, а не школьная столовка, где все готово и только разогреть. – Альбина Николаевна закрывает меню: – что же, тогда я доверюсь твоему выбору, Виктор. Надеюсь, мне не придется об этом пожалеть.

– Я тоже на это надеюсь. Ты же не вегетарианка? В школе я видел, как ты ела котлеты из говядины.

– Честно говоря школьные мясные котлеты вполне могут быть вегетарианским блюдом, мясо там только для запаха. – морщит нос «англичанка»: – больше хлеба. И картона. Наверное риса. Ни одно из животных при изготовлении этих котлет не пострадало… разве что морально. Итак. – девушка отодвигает от себя меню: – вернемся к слону в комнате, Полищук. Чего тебе от меня надо?

– Мужчина приглашает женщину в ресторан, чего ему может от нее быть нужно? Только приятная компания на вечер. – пожимает плечами Виктор: – я не настолько меркантильный человек, Альбина. Неужели для того, чтобы поужинать вместе нужны какие-то особые причины? Мне приятно твое общество.

– Мое воспитание не позволяет мне ответит на эту реплику подобающе. – говорит девушка, переплетая пальцы рук между собой: – поэтому вместо того, чтобы закатить глаза и сказать «да не звезди мне Полищук!», как наверняка сделала бы твоя волейбольная пассия, та, которая белокурая бестия, я выражусь более прилично. Не верю.

– А я так старался. – сокрушается Виктор, разводя руками: – даже спортивку снял и вот это надел. И с рестораном договорился…

– Если бы это было сразу после твоего ухода из школы – я бы поверила. – говорит Альбина и слегка подается назад, так как рядом со столом появляется официант с бутылкой вина. Она смотрит как тот откупоривает бутылку и наполняет бокалы, потом, с легким поклоном – исчезает в пространстве, как будто никогда и не было.

– Красное… – она протягивает руку и поднимает бокал вверх, разглядывая жидкость на свет: – значит будет мясо. Все-таки ты мужчина до мозга костей, Виктор. Все у тебя просто, видишь, что мамонт бежит, значит по голове дубинкой и в пещеру. Видишь, что идет красивая девушка – тоже по голове и в пещеру. Надеюсь, что хоть в пещере ты не перепутаешь что делать с этими двумя. Хотя… ты же мужчина. Какая тебе разница.

– Не, ну девушку от мамонта я отличу. – говорит Виктор и задумчиво чешет подбородок: – хотя, конечно, попадаются такие девушки… вот у меня в команде есть Валя Федосеева, та любого мамонта завалит. На скаку. И в горящую избу с ним на плече… капитальная девушка. Вот ей бы мужика найти, тут наверное былинный богатырь нужен. Илья Муромец там или Добрыня Никитыч.

– Или Алеша Попович? – с лукавой улыбкой спрашивает Альбина, поднимая свой бокал: – давай, Попович, за встречу.

– Да. За встречу. – бокалы встречаются, в воздухе повисает тонкий звон.

– Неправильно ты вино пьешь. Это настоящая «Хванчкара» а ты ее глотаешь как будто водку за углом с алкашами… вино нужно прочувствовать. Сперва – вдохнуть, вот так… насладиться запахом. Потом уже – первый глоток, прокатать по нёбу, ощутить палитру вкуса… варвар ты вот ты кто.

– Да скифы мы, да азиаты мы… – кивает Виктор: – с раскосыми и жадными очами… нам внятно все и острый галльский смысл и сумрачный германский гений…

– Привычен ты, хватая под узцы, играющих коней ретивых, ломать коням тяжелые крестцы и усмирять рабынь строптивых. – продолжает стихотворение Альбина, отставив бокал в сторону и чуть подавшись вперед: – так о чем этот вечер, товарищ Полищук? Или мне стоит сказать – господин Полищук? Человек, который привычно усмиряет своих рабынь? Думаешь я не заметила, что ты со своими девушками делаешь? Коварный, хитрый, наглый Полищук. Хочешь завести еще одну в свой гарем, а? У тебя уже полно спортсменок с их упругими, подтянутыми телами, но тебе все мало? Тебе нужна скромная и интеллигентная учительница, чтобы ты мог над нею доминировать? Учти – не дождешься. Я… я благодарна тебе за помощь в тот раз. И я готова выразить тебе благодарность, но не так! У тебя и так полно тех, кто готов тебе вот так выражать… а я не такая!

– И ты не такая… – вздыхает Виктор: – а где таких взять? У тебя адреса их есть? Или телефоны? Все не такие, понимаешь…

– … тебе бы все комедию ломать. Имей в виду, Вить, я серьезно. Большое тебе спасибо за тот раз, но если ты будешь… то я пойду сейчас.

– Да нет, сиди, сиди. Никто тебя не собирается в гарем силком тащить. Колхоз дело добровольное. – машет рукой Виктор: – кроме того заявки подаются письменно в трех экземплярах через отдел кадров и с утверждения кандидатуры профсоюзом. И там очередь. В восемьдесят седьмом твоя подойдет, если сейчас заявку подашь.

– Ну ладно. Ладно. – Альбина слегка расслабляется и подается назад, опираясь на спинку стула: – извини. Просто этот Давид… он меня тоже по ресторанам водил. В этот самый и водил, между прочим. Думал что… ай, неважно.

– Извини, не подумал. – говорит Виктор и поднимает руки вверх: – у нас сегодня просто ужин. В смысле, да я хотел тебя об услуге попросить, но ничего такого. В смысле никаких матримониальных поползновений! У меня и в мыслях не было!

– Когда ты так говоришь, становится немного обидно. – Альбина качает головой: – то есть это что такое? Значит я – непривлекательна? Если и в мыслях не было?

– Почему же – очень привлекательна! – потеет Виктор.

– Но если я привлекательна, то почему же у тебя и в мыслях не было? Где-то ты мне врешь, Полищук.

– Ты привлекательна особой, платонической красотой. Красотой природы, огня, воды, космоса, красотой дикой кошки… эээ… ну то есть у тебя не возникает желания трахнуть природу, верно? Природой восхищаешься. Желательно издалека.

– Вот как ты восхищаешься этой своей Валей Федосеевой?

– Вот! Вот примерно так!

– То есть ты меня толстой назвал?

– Да когда⁈

– Вот только что.

– Альбина, бога побойся! И вообще, ты сама нелогичная и хрен поймешь чего тебе нужно! То говоришь чтобы я к тебе и не приближался с намерениями всякими, то обижаешься что не приближаюсь и что в мыслях такого не было!

– Я – женщина и могу быть нелогичной.

– Ну нет, это так не работает! Ты либо логичная, либо…

– Либо женщина.

– Ээ… ну ладно. – Виктор вздыхает и качает головой: – чего с тобой спорить. В общем я одновременно хочу тебя раздеть, связать, намазать маслом и высечь розгами чтобы неповадно было и одновременно у меня и мыслей таких нет. Довольна?

– Я-то почему должна быть довольна? Это ты извращенец.

– Боги, дайте мне силы. Альбина, слушай, давай к делу, а?

– А я тебе сколько говорила – хватит на меня пялится и похабности думать. Сразу предлагала к делу приступить. Но нет, тебе же важно мне непристойностей наговорить прямо в ресторане… – Альбина улыбается, пододвигая бокал к центру столика. Виктор спохватывается и поспешно наполняет оба бокала.

– Ну так вот. – говорит он: – ты же знаешь что успешное лечение рака почти полностью зависит от стадии на которой он был диагностирован? Так вот…

– Неожиданный поворот. – кивает Альбина: – сейчас ты будешь убеждать меня что излечить юных девушек можно только через секс с тобой?

– Что? Да с чего ты взяла⁈

– Мне просто интересно как именно ты подведешь теоретическое обоснование для того, чтобы меня в постель затащить, Полищук!

– А… ну тебя. Ладно, излечить рак может не удастся, но от депрессии точно спасает, проверено. И… я в общем не об этом. Есть у меня знакомые которые в Ленинградском НИИ онкологии и радиологии, там самые передовые методы диагностики, они предлагают в качестве пробного шара провести раннюю диагностику среди учеников. Чтобы потом, в дальнейшем такую программу на всю страну распространить. Вот я и предложил нашу школу, старшеклассников наших. Поможешь мне директора убедить? Мне к нему сейчас неудобно подходить, а ты вместе с Ритой можешь как дополнительный плюс нашей школе это выставить.

– Программа ранней диагностики рака? Интересно. – пальчики Альбины скользят по краю бокала: – а что у тебя там с твоей белокурой бестией? Правду говорят, что вы с ней и с капитаном команды Волокитиной несовершеннолетнюю школьницу из Москвы соблазнили и в качестве сексуальной рабыни в особняке держите, прикованной к батарее за ногу?

– Да кого ты слушаешь! Это же бред какой-то!

– Жаль. – вздыхает девушка: – а то я бы тебе парочку учеников отправила в рабство, потому как добром никто английский учить не хочет. Может если приковать к батарее за ногу наконец начнут неправильные глаголы запоминать и времена не путать.

– Альбина!

– Да ладно, поняла я. Поговорю с Ритой. Если ты письмо от НИИ сделаешь с предложением – я протолкну эту идею на педсовете. Но…

– Буду должен!

– Хорошо. Значит с тебя билет на ваши соревнования. Хочу своими глазами на твой гарем посмотреть!

– Да не гарем у меня, а команда! Команда, понимаешь!

– Какая разница, Полищук…